Страница:
Таким образом, вполне зримые, вещественные черты обретала убежденность президента и его сторонников, что победа на референдуме имеет не только моральное, но и правовое значение.
Никаких практических последствий ни это предложение Ельцина, ни требования демократов о том, чтобы Верховный Совет “оперативно наработал законодательную базу реформ”, не имели. Депутаты и не думали становиться тут в ряды помощников президента.
Удалить из правительства противников
реформ!
Еще одно требование демократов, адресованное Ельцину, – удалить из правительства, из аппарата властных структур явных и скрытых противников реформ. Как полагали демократы, в первую очередь следовало отправить в отставку такие одиозные фигуры, как председатель Центробанка Виктор Геращенко, секретарь Совбеза Юрий Скоков, первый вице-премьер правительства и министр экономики Олег Лобов, вице-премьер, курирующий ВПК, Георгий Хижа, министр транспорта Виталий Ефимов, председатель комитета по торговле Иван Горбачев. Вместо Геращенко предлагалось назначить последовательного сторонника радикальных экономических реформ вице-премьера Бориса Федорова.
Выполнение такого рода требований зависело от самого Ельцина, так что, в принципе, оно представлялось наиболее осуществимым.
29 апреля на расширенном заседании правительства Ельцин поставил задачу по чистке аппарата от “пятой колонны”. “У президента и правительства, – сказал он, – нет времени и сил вести борьбу с противниками реформ среди работников аппарата. Однако избавляться от тех, с кем нам не по пути, необходимо”. Навести порядок в кадрах, причем в ближайшее время, Ельцин поручил вице-премьеру Владимиру Шумейко.
Если брать в целом чиновничью массу, задача эта осталась, разумеется, в основном простой декларацией: противники реформ в этой массе как были, так и остались в изобилии, разве что затаились на время, справедливо полагая, что, как всегда в таких случаях, эта кампания продлится недолго.
Попытка осуществить чистку аппарата, естественно, вызвала бурную реакцию со стороны противников Ельцина. Сразу же начались стенания по поводу “охоты на ведьм”. Руцкой написал в “Независимой газете”:
“Не напоминает ли это вам, уважаемые читатели, знаменитые большевистские репрессии в государственном аппарате в России в 1917 – 1918 годах, а также чистки в гитлеровской Германии?.. Хочу в этой связи напомнить, что все подобного рода чистки в нашей истории приводили только к одному – состоянию хаоса, противостоянию, всеобщей подозрительности и доносам… Глубоко сомневаюсь, что референдум дал мандат кому-либо в правительстве на такие действия”.
Кого бы Ельцин с удовольствием уволил по собственному почину, без всяких напоминаний, – это как раз самого Руцкого. Однако такого права у президента не было. Ельцин решил действовать по-другому. 26 апреля появилось сообщение, что он подписал указ об освобождении Руцкого от обязанностей куратора АПК. Формально это объяснялось “введением поста заместителя председателя Совета Министров, ответственного за развитие агропромышленного комплекса”, однако всем было ясно, какова истинная причина ограничения полномочий вице-президента.
29 апреля Ельцин отстранил Руцкого и от руководства Межведомственной комиссией по борьбе с преступностью и коррупцией. Таким образом было аннулировано второе главное поручение, данное ему президентом, в результате чего Руцкой, по словам Костикова, “завис в политическом вакууме”. Однако вместо того чтобы подать в отставку (возможно, у Ельцина была такая надежда), он, напротив, почти целиком сосредоточился на борьбе со своим шефом.
Сразу же после референдума возникли разговоры, что в правительство может вернуться Егор Гайдар. В частности, Сергей Филатов сказал, что не исключает такую возможность. При этом он, правда, оговорился, что если Гайдар и вернется на Старую площадь, то не на пост премьера, который “с успехом” занимает Виктор Черномырдин.
Шило – на мыло
10 мая Ельцин освободил Юрия Скокова от должности секретаря Совета безопасности, а 11 мая – Георгия Хижу от должности вице-премьера правительства. В обоих случаях формулировка была традиционная, “советская” – “в связи с переходом на другую работу”. Это при том, что все прекрасно знали истинную причину увольнения этих деятелей. Собственно говоря, ее не считали нужным скрывать и в Кремле. Вячеслав Костиков, например, сказал журналистам, что и ту, и другую отставку следует рассматривать в рамках кадровой политики, которую начинает проводить Борис Ельцин, получивший на всероссийском референдуме высшие полномочия от народа на радикальные экономические реформы. “Для реализации мандата на их продвижение и возрождение России, – заявил пресс-секретарь Ельцина, – президент нуждается в государственных деятелях и лидерах, полностью разделяющих идеологию, нацеленную на реформы”. Что касается, в частности, Скокова, он, по словам Костикова, “во время последних депутатских съездов неоднократно прямо и косвенно демонстрировал свою отличающуюся от президентской позицию”. “Если же говорить в целом, – сказал Костиков, – в обоих случаях президент идет навстречу той части демократической общественности, которая наиболее массированно поддержала его во время подготовки к референдуму и которая, естественно, высказала Ельцину свои пожелания относительно реформирования его окружения”.
Вроде бы в кадровом вопросе действительно начиналась какая-то продуманная, последовательная политика. Но… Несколько ранее, 30 апреля, Ельцин, к общему недоумению, назначает первым вице-премьером Олега Сосковца. Недоумение было вызвано тем, что Сосковец никаким боком не входил в число сторонников реформ (а позже, в 1996-м, чуть было вообще не сыграл роковую для Ельцина роль на президентских выборах). Связку двух первых “вице” – Сосковца и Лобова (тоже назначенного незадолго перед тем), – курирующих промышленно-экономические вопросы, трудно было представить как локомотив вожделенных преобразований. Такое ощущение, что все эти слова о необходимости “избавляться от тех, с кем нам не по пути”, произносились как-то так, не всерьез.
Эту странную непоследовательность в столь серьезный, столь критический момент заметила даже зарубежная пресса.
“Вашингтон Пост”:
“Хотя президент освободил двух консерваторов, недавно он назначил двух других, которые, как представляется, выступают за сохранение централизованного планирования в экономике”.
“Вельт”:
“Перестановки, произведенные Ельциным…, не поддаются однозначной оценке, так как назначение им на должности первых вице-премьеров Лобова и Сосковца может свидетельствовать об усилении государственного контроля в экономике. Так что не стоит видеть за каждой перестановкой триумф реформистской политики”.
В целом можно сказать: вот эта непонятная, непоследовательная – чтобы не сказать бестолковая – ельцинская кадровая политика в конце концов стала одним из главных тормозов на пути реформ. Вместо того чтобы твердо держаться ясных принципов и критериев при назначении тех или иных людей на ответственные посты, Ельцин то и дело прибегал к каким-то “интуитивным”, загадочным решениям, выдвигал на первое место критерий личной преданности (причем нередко ошибался при ее оценке), вел азартную мелочную игру по построению пресловутой системы “сдержек и противовесов”.
Ельцин идет на риск потери темпа
Наконец в числе требований демократов, обращенных к Ельцину, был скорейший созыв Конституционного совещания с целью подготовки и принятия новой конституции. Это требование полностью отвечало планам самого Ельцина. Он с энтузиазмом принялся за это дело, поставил его в центр своего внимания.
Правильное ли это было решение? Многие предупреждали президента, что попытка принять новую конституцию в обход Съезда не приведет к успеху. Во всяком случае, такая попытка связана с чрезмерным риском. Риском потери темпа, неоправданной растраты политических преимуществ, полученных в результате референдума. Наверное, Ельцин и сам об этом догадывался. Однако, судя по его речам, по его настроению, он был уверен, что риск в данном случае оправдан, что новый Основной закон, который четко зафиксирует разделение властей, положит конец депутатскому законодательному беспределу, удастся принять, причем в достаточно короткие сроки.
На чем основывалась такая уверенность, не очень понятно. Однако человек действия менее подвержен колебаниям и сомнениям, чем человек рефлексирующий. Первый убежден: успех любого дела во многом зависит от самой веры в успех. Затевая любое серьезное дело, надо по-настоящему в него поверить, и – вперед. Ельцин был человеком действия.
Существовал, правда, еще один, – пожалуй, самый радикальный, – способ закрепления победы на референдуме – тот, к которому президент прибег пять месяцев спустя, в сентябре, и который заключался в приостановке деятельности Верховного Совета и Съезда. Такого рода советы Ельцину, без сомнения, тоже тогда давались. Да он и сам об этом, по-видимому, в то время думал. С одной стороны, в апреле – мае, после референдума, момент для этого был, разумеется, значительно более удобный, чем в сентябре, когда эффект от победы на плебисците практически затух. С другой… Ельцин вроде бы все еще верил, что уломать оппозицию удастся менее радикальными мерами, – постоянно ссылаясь на результаты апрельского голосования. К тому же на памяти у всех еще была мартовская неудача с введением особого порядка управления…
Так или иначе, Указ № 1400, которым 21 сентября президент приостановил деятельность ВС и Съезда, ни в конце апреля, ни в мае не вышел.
IV. В ПРЕДДВЕРИИ МЯТЕЖА
Готовы к немедленной войне
Ясно было, что оппозиция попытается использовать приближающиеся “красные дни” – 1 и 9 мая, – чтобы продемонстрировать: она вовсе не смирилась, результаты референдума ей нипочем. Предвидя такой ход событий, Ельцин 28 апреля издал распоряжение прекратить проведение шествий, демонстраций, пикетирования и манифестаций на Красной, Старой и Новой площадях Москвы, а также в некоторых других местах в центре столицы. В документе говорилось, что эти ограничения действуют до принятия закона о статусе российской столицы, где должны быть четко определены границы участков вокруг зданий, занимаемых высшими органами власти, на которых не допускается проведение массовых мероприятий.
Однако эта мера не предотвратила “праздничных” эксцессов. Скорее наоборот – еще больше распалила оппозицию, прежде всего наиболее экстремистскую ее часть. Так, в ответ на распоряжение президента исполком ФНС распространил заявление, в котором расценил ельцинский документ как “грубое нарушение конституционного права граждан и политическую провокацию, имеющую целью сорвать празднование дня Международной солидарности трудящихся 1 мая”. Исполком предупредил, что первомайская манифестация состоится в соответствии с поданным уведомлением, то есть будет предпринята попытка пройти на Красную площадь (сбор участников демонстрации был намечен на Октябрьской площади на 10 утра).
Стало ясно: события в Москве 1 мая действительно могут обрести весьма драматический поворот.
В соответствии с распоряжением президента поход на Красную площадь, намеченный его организаторами, не был санкционирован московскими властями, которые отвели для митинга площадку на Крымском валу возле Центрального дома художника. Видимо, осознав, что до Красной площади им не добраться, манифестанты числом около семи тысяч по призыву Анпилова двинулись в противоположную сторону – к университету на Воробьевых горах. Довольно непонятный маршрут: демонстрации здесь наблюдаются исключительно редко. Но организаторы шествия, вероятно, решили, что куда-то идти все же лучше, чем стоять на месте.
Столкновения между демонстрантами и ОМОНом начались примерно в половине двенадцатого в районе площади Гагарина. Здесь милиция попыталась блокировать движение колонны, в том числе и с помощью выставленных в ряд грузовиков, однако манифестанты прорвали заслоны. В ход шли металлические прутья, палки, древки флагов, камни, облицовочная плитка, отколотая в подземных переходах. Несколько грузовиков и автобусов были разгромлены, две машины подожжены…
Колонну, которая пришла в район площади Гагарина, возглавляли депутаты Михаил Астафьев, Илья Константинов, лидер “Трудовой России” Виктор Анпилов, а также недавно освобожденные из СИЗО бывшие вице-президент СССР Геннадий Янаев и председатель КГБ Владимир Крючков. Транспаранты “Вся власть Советам!”, портреты Ленина и Сталина причудливо сочетались у демонстрантов с императорским флагом.
Получив подкрепление, ОМОН все-таки остановил толпу и развернул ее в обратном направлении.
Первомайский праздник вышел кровавым. Причем со стороны стражей порядка пострадавших оказалось больше. Всего в результате столкновений различные раны и травмы получили более 200 сотрудников милиции и около 70 демонстрантов. 27 милиционеров и 12 человек с противоположной стороны попали в больницу.
Вся страна видела по телевизору, как был раздавлен омоновец Владимир Толокнеев. Какой-то мерзавец, вынырнувший из толпы, вскочил в кабину оставленного без присмотра грузовика (машина стояла поперек улицы в ряду других) и дал задний ход, приплюснув оказавшегося там старшего сержанта милиции к соседнему грузовику. После этого убийца выскочил из машины и растворился в толпе. Несмотря на все попытки врачей спасти Толокнеева, через несколько дней он скончался в больнице. Подонок, совершивший убийство во имя “власти Советов”, так и не был найден.
Лидеры непримиримой оппозиции, организовавшие несанкционированную демонстрацию, – Астафьев, Исаков, Константинов и другие – на следующий день выступили с обращением к международной общественности и иностранным журналистам. В нем выражался “решительный протест против грубых актов насилия и произвола, учиненных во время праздничного шествия 1 мая в Москве”. Авторы обращения утверждали, что столкновение ОМОНа с “беззащитными людьми” было заранее спланировано и спровоцировано властями. Но вот как описывает начало столкновения и его ход один из демонстрантов, человек вроде бы заинтересованный в том, чтобы своим рассказом подтвердить обвинения оппозиционных вожаков в адрес властей:
– Первые три шеренги демонстрантов были готовы к немедленной войне. В основном они состояли из дружинников, выделенных организаторами шествия для поддержания порядка из представителей Офицерского собрания. По своему настрою они заметно отличались от основной массы митингующих, представленной главным образом пожилыми людьми. Но даже и они поначалу намеревались сойтись с омоновцами “на кулачках”, не пуская в ход подручные средства. И сошлись. Дальше началась такая буча, что мы свои свидетельские показания можем представить только фрагментарно. Большинство митингующих предпочли рукопашному бою войну камней. Камни подбирались на строительной площадке в ближайшем дворе. Даже выстроилась цепочка женщин, поставляющая их в месту боя. Многие также использовали облицовочную плитку, которую отдирали в подземном переходе. Милиция в ответ булыжников не бросала, но тем не менее у немалого числа демонстрантов оказались ранения, нанесенные как раз камнями: их, а также осколки стекол, кидали из окон и с крыш близлежащих домов, надо думать, иначе политически настроенные жители. Передвижным арсеналом митингующих довольно неожиданно стал грузовик Анпилова, который в считанные минуты женщины набили булыжниками. На борту грузовика был транспарант, призывающий рабочего человека к диктатуре, сам Анпилов стоял с гордым лицом нравственного победителя, а несколько верных соратников палками хищно били милиционеров. Люди службы в долгу, естественно, не остались…
Нет, не получается свидетельского подтверждения, что омоновцы избивали невинных овечек. Что касается “дружинников”, точнее боевиков, которые шли в первых шеренгах демонстрантов, готовые к “немедленной войне”, и которые затеяли побоище, нетрудно предположить, что именно они стали его инициаторами и спустя несколько месяцев, 3 октября.
Большое число пострадавших с обеих сторон не угомонило и не образумило оппозицию.
– С сегодняшнего дня, – заявил Илья Константинов в интервью 1 мая после побоища, – началось настоящее сопротивление. Я не удивлюсь, если 9 мая ОМОН будет встречен совсем по-другому.
Как же по-другому? Не одного омоновца раздавят, а целый взвод или роту?
Выступая в этот же день позднее на вновь собравшемся митинге на Октябрьской площади, Константинов опять заявил: “Мы будем стоять насмерть”, – и призвал всех 9 мая “вымыться, одеться во все чистое и идти вперед, не обращая внимания на противодействие властей”. “Родина или смерть!” – резюмировал он, совсем как Фидель Кастро.
В таком же духе, даже еще более грозно, выступил и другой пламенный революционер – Виктор Анпилов.
– 9 мая начинается сегодня, когда пуль еще не было, – сказал он, – но завтра пули полетят. Момент сегодня решающий: или мы заставим государственную машину, Съезд работать на нас, или мы будем бегать, а нас будут гонять.
Удивительное дело, но для президентских структур такой поворот событий оказался неожиданным. “Такой вариант не просчитывался”, – признался заместитель главы администрации президента Вячеслав Волков в интервью “Интерфаксу”. Сам Ельцин в этот день был на даче, хотя, наверное, мог бы в столь тревожный момент находиться и в Кремле. Поразительная беспечность главы государства вновь будет явлена через несколько месяцев, в октябре, и едва не окажется для него роковой.
Смерть Толокнеева
Омоновец Владимир Толокнеев скончался в больнице 5 мая. Ельцин направил его родственникам телеграмму, где, в частности, говорилось: “Потрясен страшной вестью. Разделяю вашу безмерную скорбь. Гибель Владимира Толокнеева – не только невосполнимая потеря вашей семьи. Это потеря всей России. Прошлое не уходит без сопротивления… Одно можно сказать с уверенностью – Владимир погиб за новую Россию. Встав на пути озверевших бандитов, он защитил всех нас…”.
Президент не только послал телеграмму соболезнования, но и принял участие в церемонии прощания с погибшим омоновцем. Как и троим жертвам августа 1991-го, Толокнееву были отданы соответствующие почести на высшем уровне. Пока число жертв исчислялось единицами, это еще можно было делать. В октябре 1993-го, когда погибли сотни, трогательных слов о потере для всей России уже никто не произносил.
Тревоги перед Днем Победы
4 мая было распространено совместное заявление Ельцина и Черномырдина, в котором президент и премьер дали оценку первомайскому побоищу. “События 1 мая, происшедшие на Калужской заставе в Москве, – говорилось в заявлении, – вызывают серьезную озабоченность и тревогу… Речь идет об откровенной попытке экстремистского коммунистического меньшинства столкнуть российское общество с мирного пути реформ, навязать стране методы политического насилия. В действиях экстремистских партий и группировок просматривается стремление перечеркнуть путем насилия результаты всенародного референдума, сказавшего “да” реформам и социальному миру. События 1 мая показывают, что в обществе существуют силы, которые не хотят и не способны действовать законным, демократическим путем, предпочитая методы демагогии и подстрекательства к террору. Фактически часть коммунистического меньшинства общества сделала попытку скомпрометировать волю народа. К сожалению, находятся лица, в том числе и из депутатского корпуса, пытающиеся оправдать насильственные методы политической борьбы. Мы заявляем о своем твердом и непреклонном намерении сохранить в стране социальный мир. Хулиганским выходкам экстремистов будут противопоставлены решительные действия властей”.
А вечером того же дня по Российскому телевидению выступил Хасбулатов. Он заявил, что 1 мая, по существу, произошло столкновение между “широким союзом антимафиозных сил” (естественно, имелись в виду демонстранты) и “мафиозными представителями власти и их высокими покровителями”. Спикер утверждал, что инцидент был нужен тем, кто хочет отвлечь правоохранительные органы от расследования дел, связанных с коррупцией, – тех, о которых говорил Руцкой на сессии ВС. Так же, как и Ельцин со своими сторонниками, Хасбулатов не преминул упомянуть итоги референдума, толкуя их, естественно, в свою пользу: по его словам, первомайское столкновение – это политическая провокация, организованная теми силами, которые рвутся к диктатуре “вопреки результатам референдума”.
Все готовились к тому, что 9 мая в той или иной форме повторятся трагические первомайские события. Правда, Ельцин предупредил: “9 мая мы не допустим никаких провокаций со стороны национал-коммунистов”. Со своей стороны, Хасбулатов в упомянутом телевизионном выступлении заявил, что и ВС не допустит, чтобы “российские парни избивали по приказу коррумпированных муниципальных боссов и их высоких покровителей своих же отцов, отстоявших в великой войне независимость нашего отечества”.
Все говорило о том, что повторение первомайских событий в День победы более чем вероятно. Соответственно, надежда на то, что после референдума в стране может наконец воцариться мир, таяла на глазах.
Телевыступление Ельцина
Вечером 6 мая, в преддверии Дня Победы, Ельцин выступил по Российскому телевидению. Он заявил, что считает главным итогом референдума 25 апреля “поддержку, которую граждане России оказали президенту, правительству и той политике, которую они проводят”: “Референдум подтвердил – россияне действительно хотят радикальных изменений в стране… Люди поняли и почувствовали главное: только через реформы, как бы они ни были тяжелы, Россия сможет выйти на путь возрождения”. По словам президента, первомайская трагедия в Москве подтвердила, что “непримиримая оппозиция, опираясь на поддержку Верховного Совета, не остановится ни перед чем”. “Необольшевики готовы еще раз принести в жертву народ, ввергнуть страну в пучину насилия и произвола, лишь бы вновь захватить власть”, – сказал Ельцин. При этом, однако, он заверил, что у него и правительства хватит сил защитить стабильность и спокойствие в России: “Второй гражданской войны мы не допустим. Те, кто пытается разжечь ее, ответят по всей строгости закона”. Ельцин призвал депутатов определиться: принимают они выбор народа или по-прежнему будут отвергать курс президента и правительства, поддержанный россиянами? “От этого и будет зависеть их политическое будущее”, – заявил президент.
Одним из ключевых в телевыступлении Ельцина опять-таки стал тезис, который он и его сторонники будут упорно отстаивать в течение всех месяцев, отделявших страну от октябрьских событий: “Воля народа, воля большинства избирателей выше воли Верховного Совета, Съезда и любого другого органа или руководителя. Именно поэтому должны быть отменены и не приниматься впредь решения, которые препятствуют проведению реформ, дестабилизируют обстановку в стране. И Съезд, и Верховный Совет уже приняли немало таких решений”.
В свою очередь, противники Ельцина столь же упорно станут возражать против этого тезиса.
Особо остановился Ельцин на своих отношениях с Руцким. Он сказал, что референдум стал поражением вице-президента.
– В последнее время, – заявил президент, – от критики некоторых направлений деятельности правительства, отдельных его действий он перешел к огульному отрицанию всего, что делают президент и исполнительная власть. Во время подготовки к референдуму вице-президент фактически стал одним из лидеров противников реформ. Ситуация, когда вице-президент вступает в политическую борьбу с президентом и его курсом, – уникальна. На такой случай ни в одной стране, в том числе и в России, даже не выработаны юридические механизмы. Но как президент я обязан принять меры. Я утратил доверие к Руцкому и освободил его от всех поручений, даваемых президентом. Причина проста: их выполнение используется в личных политических целях, в ущерб делу и тому курсу на преобразования, который проводят президент и правительство.
На другой день последовала и реакция Руцкого. На встрече с ветеранами войны он заявил, что его “совершенно не волнует” то, о чем вчера говорил в его адрес президент. “Я настолько привык к этой грязи и гадости, – сказал Руцкой, – что вывести меня из равновесия уже невозможно, я стал толстошкурым”. Более того, выступление Ельцина, по словам вице-президента, заставило его принять решение, как он будет действовать в перспективе: до сих пор он не собирался выставлять свою кандидатуру на пост главы государства, однако “теперь, после вчерашнего выступления президента, после того, что делает президент и его окружение”, он обязательно будет баллотироваться на очередных президентских выборах. Пока же он не собирается уходить в отставку: работы у него много.
Никаких практических последствий ни это предложение Ельцина, ни требования демократов о том, чтобы Верховный Совет “оперативно наработал законодательную базу реформ”, не имели. Депутаты и не думали становиться тут в ряды помощников президента.
Удалить из правительства противников
реформ!
Еще одно требование демократов, адресованное Ельцину, – удалить из правительства, из аппарата властных структур явных и скрытых противников реформ. Как полагали демократы, в первую очередь следовало отправить в отставку такие одиозные фигуры, как председатель Центробанка Виктор Геращенко, секретарь Совбеза Юрий Скоков, первый вице-премьер правительства и министр экономики Олег Лобов, вице-премьер, курирующий ВПК, Георгий Хижа, министр транспорта Виталий Ефимов, председатель комитета по торговле Иван Горбачев. Вместо Геращенко предлагалось назначить последовательного сторонника радикальных экономических реформ вице-премьера Бориса Федорова.
Выполнение такого рода требований зависело от самого Ельцина, так что, в принципе, оно представлялось наиболее осуществимым.
29 апреля на расширенном заседании правительства Ельцин поставил задачу по чистке аппарата от “пятой колонны”. “У президента и правительства, – сказал он, – нет времени и сил вести борьбу с противниками реформ среди работников аппарата. Однако избавляться от тех, с кем нам не по пути, необходимо”. Навести порядок в кадрах, причем в ближайшее время, Ельцин поручил вице-премьеру Владимиру Шумейко.
Если брать в целом чиновничью массу, задача эта осталась, разумеется, в основном простой декларацией: противники реформ в этой массе как были, так и остались в изобилии, разве что затаились на время, справедливо полагая, что, как всегда в таких случаях, эта кампания продлится недолго.
Попытка осуществить чистку аппарата, естественно, вызвала бурную реакцию со стороны противников Ельцина. Сразу же начались стенания по поводу “охоты на ведьм”. Руцкой написал в “Независимой газете”:
“Не напоминает ли это вам, уважаемые читатели, знаменитые большевистские репрессии в государственном аппарате в России в 1917 – 1918 годах, а также чистки в гитлеровской Германии?.. Хочу в этой связи напомнить, что все подобного рода чистки в нашей истории приводили только к одному – состоянию хаоса, противостоянию, всеобщей подозрительности и доносам… Глубоко сомневаюсь, что референдум дал мандат кому-либо в правительстве на такие действия”.
Кого бы Ельцин с удовольствием уволил по собственному почину, без всяких напоминаний, – это как раз самого Руцкого. Однако такого права у президента не было. Ельцин решил действовать по-другому. 26 апреля появилось сообщение, что он подписал указ об освобождении Руцкого от обязанностей куратора АПК. Формально это объяснялось “введением поста заместителя председателя Совета Министров, ответственного за развитие агропромышленного комплекса”, однако всем было ясно, какова истинная причина ограничения полномочий вице-президента.
29 апреля Ельцин отстранил Руцкого и от руководства Межведомственной комиссией по борьбе с преступностью и коррупцией. Таким образом было аннулировано второе главное поручение, данное ему президентом, в результате чего Руцкой, по словам Костикова, “завис в политическом вакууме”. Однако вместо того чтобы подать в отставку (возможно, у Ельцина была такая надежда), он, напротив, почти целиком сосредоточился на борьбе со своим шефом.
Сразу же после референдума возникли разговоры, что в правительство может вернуться Егор Гайдар. В частности, Сергей Филатов сказал, что не исключает такую возможность. При этом он, правда, оговорился, что если Гайдар и вернется на Старую площадь, то не на пост премьера, который “с успехом” занимает Виктор Черномырдин.
Шило – на мыло
10 мая Ельцин освободил Юрия Скокова от должности секретаря Совета безопасности, а 11 мая – Георгия Хижу от должности вице-премьера правительства. В обоих случаях формулировка была традиционная, “советская” – “в связи с переходом на другую работу”. Это при том, что все прекрасно знали истинную причину увольнения этих деятелей. Собственно говоря, ее не считали нужным скрывать и в Кремле. Вячеслав Костиков, например, сказал журналистам, что и ту, и другую отставку следует рассматривать в рамках кадровой политики, которую начинает проводить Борис Ельцин, получивший на всероссийском референдуме высшие полномочия от народа на радикальные экономические реформы. “Для реализации мандата на их продвижение и возрождение России, – заявил пресс-секретарь Ельцина, – президент нуждается в государственных деятелях и лидерах, полностью разделяющих идеологию, нацеленную на реформы”. Что касается, в частности, Скокова, он, по словам Костикова, “во время последних депутатских съездов неоднократно прямо и косвенно демонстрировал свою отличающуюся от президентской позицию”. “Если же говорить в целом, – сказал Костиков, – в обоих случаях президент идет навстречу той части демократической общественности, которая наиболее массированно поддержала его во время подготовки к референдуму и которая, естественно, высказала Ельцину свои пожелания относительно реформирования его окружения”.
Вроде бы в кадровом вопросе действительно начиналась какая-то продуманная, последовательная политика. Но… Несколько ранее, 30 апреля, Ельцин, к общему недоумению, назначает первым вице-премьером Олега Сосковца. Недоумение было вызвано тем, что Сосковец никаким боком не входил в число сторонников реформ (а позже, в 1996-м, чуть было вообще не сыграл роковую для Ельцина роль на президентских выборах). Связку двух первых “вице” – Сосковца и Лобова (тоже назначенного незадолго перед тем), – курирующих промышленно-экономические вопросы, трудно было представить как локомотив вожделенных преобразований. Такое ощущение, что все эти слова о необходимости “избавляться от тех, с кем нам не по пути”, произносились как-то так, не всерьез.
Эту странную непоследовательность в столь серьезный, столь критический момент заметила даже зарубежная пресса.
“Вашингтон Пост”:
“Хотя президент освободил двух консерваторов, недавно он назначил двух других, которые, как представляется, выступают за сохранение централизованного планирования в экономике”.
“Вельт”:
“Перестановки, произведенные Ельциным…, не поддаются однозначной оценке, так как назначение им на должности первых вице-премьеров Лобова и Сосковца может свидетельствовать об усилении государственного контроля в экономике. Так что не стоит видеть за каждой перестановкой триумф реформистской политики”.
В целом можно сказать: вот эта непонятная, непоследовательная – чтобы не сказать бестолковая – ельцинская кадровая политика в конце концов стала одним из главных тормозов на пути реформ. Вместо того чтобы твердо держаться ясных принципов и критериев при назначении тех или иных людей на ответственные посты, Ельцин то и дело прибегал к каким-то “интуитивным”, загадочным решениям, выдвигал на первое место критерий личной преданности (причем нередко ошибался при ее оценке), вел азартную мелочную игру по построению пресловутой системы “сдержек и противовесов”.
Ельцин идет на риск потери темпа
Наконец в числе требований демократов, обращенных к Ельцину, был скорейший созыв Конституционного совещания с целью подготовки и принятия новой конституции. Это требование полностью отвечало планам самого Ельцина. Он с энтузиазмом принялся за это дело, поставил его в центр своего внимания.
Правильное ли это было решение? Многие предупреждали президента, что попытка принять новую конституцию в обход Съезда не приведет к успеху. Во всяком случае, такая попытка связана с чрезмерным риском. Риском потери темпа, неоправданной растраты политических преимуществ, полученных в результате референдума. Наверное, Ельцин и сам об этом догадывался. Однако, судя по его речам, по его настроению, он был уверен, что риск в данном случае оправдан, что новый Основной закон, который четко зафиксирует разделение властей, положит конец депутатскому законодательному беспределу, удастся принять, причем в достаточно короткие сроки.
На чем основывалась такая уверенность, не очень понятно. Однако человек действия менее подвержен колебаниям и сомнениям, чем человек рефлексирующий. Первый убежден: успех любого дела во многом зависит от самой веры в успех. Затевая любое серьезное дело, надо по-настоящему в него поверить, и – вперед. Ельцин был человеком действия.
Существовал, правда, еще один, – пожалуй, самый радикальный, – способ закрепления победы на референдуме – тот, к которому президент прибег пять месяцев спустя, в сентябре, и который заключался в приостановке деятельности Верховного Совета и Съезда. Такого рода советы Ельцину, без сомнения, тоже тогда давались. Да он и сам об этом, по-видимому, в то время думал. С одной стороны, в апреле – мае, после референдума, момент для этого был, разумеется, значительно более удобный, чем в сентябре, когда эффект от победы на плебисците практически затух. С другой… Ельцин вроде бы все еще верил, что уломать оппозицию удастся менее радикальными мерами, – постоянно ссылаясь на результаты апрельского голосования. К тому же на памяти у всех еще была мартовская неудача с введением особого порядка управления…
Так или иначе, Указ № 1400, которым 21 сентября президент приостановил деятельность ВС и Съезда, ни в конце апреля, ни в мае не вышел.
IV. В ПРЕДДВЕРИИ МЯТЕЖА
КРОВАВЫЙ ПРАЗДНИК
Готовы к немедленной войне
Ясно было, что оппозиция попытается использовать приближающиеся “красные дни” – 1 и 9 мая, – чтобы продемонстрировать: она вовсе не смирилась, результаты референдума ей нипочем. Предвидя такой ход событий, Ельцин 28 апреля издал распоряжение прекратить проведение шествий, демонстраций, пикетирования и манифестаций на Красной, Старой и Новой площадях Москвы, а также в некоторых других местах в центре столицы. В документе говорилось, что эти ограничения действуют до принятия закона о статусе российской столицы, где должны быть четко определены границы участков вокруг зданий, занимаемых высшими органами власти, на которых не допускается проведение массовых мероприятий.
Однако эта мера не предотвратила “праздничных” эксцессов. Скорее наоборот – еще больше распалила оппозицию, прежде всего наиболее экстремистскую ее часть. Так, в ответ на распоряжение президента исполком ФНС распространил заявление, в котором расценил ельцинский документ как “грубое нарушение конституционного права граждан и политическую провокацию, имеющую целью сорвать празднование дня Международной солидарности трудящихся 1 мая”. Исполком предупредил, что первомайская манифестация состоится в соответствии с поданным уведомлением, то есть будет предпринята попытка пройти на Красную площадь (сбор участников демонстрации был намечен на Октябрьской площади на 10 утра).
Стало ясно: события в Москве 1 мая действительно могут обрести весьма драматический поворот.
В соответствии с распоряжением президента поход на Красную площадь, намеченный его организаторами, не был санкционирован московскими властями, которые отвели для митинга площадку на Крымском валу возле Центрального дома художника. Видимо, осознав, что до Красной площади им не добраться, манифестанты числом около семи тысяч по призыву Анпилова двинулись в противоположную сторону – к университету на Воробьевых горах. Довольно непонятный маршрут: демонстрации здесь наблюдаются исключительно редко. Но организаторы шествия, вероятно, решили, что куда-то идти все же лучше, чем стоять на месте.
Столкновения между демонстрантами и ОМОНом начались примерно в половине двенадцатого в районе площади Гагарина. Здесь милиция попыталась блокировать движение колонны, в том числе и с помощью выставленных в ряд грузовиков, однако манифестанты прорвали заслоны. В ход шли металлические прутья, палки, древки флагов, камни, облицовочная плитка, отколотая в подземных переходах. Несколько грузовиков и автобусов были разгромлены, две машины подожжены…
Колонну, которая пришла в район площади Гагарина, возглавляли депутаты Михаил Астафьев, Илья Константинов, лидер “Трудовой России” Виктор Анпилов, а также недавно освобожденные из СИЗО бывшие вице-президент СССР Геннадий Янаев и председатель КГБ Владимир Крючков. Транспаранты “Вся власть Советам!”, портреты Ленина и Сталина причудливо сочетались у демонстрантов с императорским флагом.
Получив подкрепление, ОМОН все-таки остановил толпу и развернул ее в обратном направлении.
Первомайский праздник вышел кровавым. Причем со стороны стражей порядка пострадавших оказалось больше. Всего в результате столкновений различные раны и травмы получили более 200 сотрудников милиции и около 70 демонстрантов. 27 милиционеров и 12 человек с противоположной стороны попали в больницу.
Вся страна видела по телевизору, как был раздавлен омоновец Владимир Толокнеев. Какой-то мерзавец, вынырнувший из толпы, вскочил в кабину оставленного без присмотра грузовика (машина стояла поперек улицы в ряду других) и дал задний ход, приплюснув оказавшегося там старшего сержанта милиции к соседнему грузовику. После этого убийца выскочил из машины и растворился в толпе. Несмотря на все попытки врачей спасти Толокнеева, через несколько дней он скончался в больнице. Подонок, совершивший убийство во имя “власти Советов”, так и не был найден.
Лидеры непримиримой оппозиции, организовавшие несанкционированную демонстрацию, – Астафьев, Исаков, Константинов и другие – на следующий день выступили с обращением к международной общественности и иностранным журналистам. В нем выражался “решительный протест против грубых актов насилия и произвола, учиненных во время праздничного шествия 1 мая в Москве”. Авторы обращения утверждали, что столкновение ОМОНа с “беззащитными людьми” было заранее спланировано и спровоцировано властями. Но вот как описывает начало столкновения и его ход один из демонстрантов, человек вроде бы заинтересованный в том, чтобы своим рассказом подтвердить обвинения оппозиционных вожаков в адрес властей:
– Первые три шеренги демонстрантов были готовы к немедленной войне. В основном они состояли из дружинников, выделенных организаторами шествия для поддержания порядка из представителей Офицерского собрания. По своему настрою они заметно отличались от основной массы митингующих, представленной главным образом пожилыми людьми. Но даже и они поначалу намеревались сойтись с омоновцами “на кулачках”, не пуская в ход подручные средства. И сошлись. Дальше началась такая буча, что мы свои свидетельские показания можем представить только фрагментарно. Большинство митингующих предпочли рукопашному бою войну камней. Камни подбирались на строительной площадке в ближайшем дворе. Даже выстроилась цепочка женщин, поставляющая их в месту боя. Многие также использовали облицовочную плитку, которую отдирали в подземном переходе. Милиция в ответ булыжников не бросала, но тем не менее у немалого числа демонстрантов оказались ранения, нанесенные как раз камнями: их, а также осколки стекол, кидали из окон и с крыш близлежащих домов, надо думать, иначе политически настроенные жители. Передвижным арсеналом митингующих довольно неожиданно стал грузовик Анпилова, который в считанные минуты женщины набили булыжниками. На борту грузовика был транспарант, призывающий рабочего человека к диктатуре, сам Анпилов стоял с гордым лицом нравственного победителя, а несколько верных соратников палками хищно били милиционеров. Люди службы в долгу, естественно, не остались…
Нет, не получается свидетельского подтверждения, что омоновцы избивали невинных овечек. Что касается “дружинников”, точнее боевиков, которые шли в первых шеренгах демонстрантов, готовые к “немедленной войне”, и которые затеяли побоище, нетрудно предположить, что именно они стали его инициаторами и спустя несколько месяцев, 3 октября.
Большое число пострадавших с обеих сторон не угомонило и не образумило оппозицию.
– С сегодняшнего дня, – заявил Илья Константинов в интервью 1 мая после побоища, – началось настоящее сопротивление. Я не удивлюсь, если 9 мая ОМОН будет встречен совсем по-другому.
Как же по-другому? Не одного омоновца раздавят, а целый взвод или роту?
Выступая в этот же день позднее на вновь собравшемся митинге на Октябрьской площади, Константинов опять заявил: “Мы будем стоять насмерть”, – и призвал всех 9 мая “вымыться, одеться во все чистое и идти вперед, не обращая внимания на противодействие властей”. “Родина или смерть!” – резюмировал он, совсем как Фидель Кастро.
В таком же духе, даже еще более грозно, выступил и другой пламенный революционер – Виктор Анпилов.
– 9 мая начинается сегодня, когда пуль еще не было, – сказал он, – но завтра пули полетят. Момент сегодня решающий: или мы заставим государственную машину, Съезд работать на нас, или мы будем бегать, а нас будут гонять.
Удивительное дело, но для президентских структур такой поворот событий оказался неожиданным. “Такой вариант не просчитывался”, – признался заместитель главы администрации президента Вячеслав Волков в интервью “Интерфаксу”. Сам Ельцин в этот день был на даче, хотя, наверное, мог бы в столь тревожный момент находиться и в Кремле. Поразительная беспечность главы государства вновь будет явлена через несколько месяцев, в октябре, и едва не окажется для него роковой.
Смерть Толокнеева
Омоновец Владимир Толокнеев скончался в больнице 5 мая. Ельцин направил его родственникам телеграмму, где, в частности, говорилось: “Потрясен страшной вестью. Разделяю вашу безмерную скорбь. Гибель Владимира Толокнеева – не только невосполнимая потеря вашей семьи. Это потеря всей России. Прошлое не уходит без сопротивления… Одно можно сказать с уверенностью – Владимир погиб за новую Россию. Встав на пути озверевших бандитов, он защитил всех нас…”.
Президент не только послал телеграмму соболезнования, но и принял участие в церемонии прощания с погибшим омоновцем. Как и троим жертвам августа 1991-го, Толокнееву были отданы соответствующие почести на высшем уровне. Пока число жертв исчислялось единицами, это еще можно было делать. В октябре 1993-го, когда погибли сотни, трогательных слов о потере для всей России уже никто не произносил.
Тревоги перед Днем Победы
4 мая было распространено совместное заявление Ельцина и Черномырдина, в котором президент и премьер дали оценку первомайскому побоищу. “События 1 мая, происшедшие на Калужской заставе в Москве, – говорилось в заявлении, – вызывают серьезную озабоченность и тревогу… Речь идет об откровенной попытке экстремистского коммунистического меньшинства столкнуть российское общество с мирного пути реформ, навязать стране методы политического насилия. В действиях экстремистских партий и группировок просматривается стремление перечеркнуть путем насилия результаты всенародного референдума, сказавшего “да” реформам и социальному миру. События 1 мая показывают, что в обществе существуют силы, которые не хотят и не способны действовать законным, демократическим путем, предпочитая методы демагогии и подстрекательства к террору. Фактически часть коммунистического меньшинства общества сделала попытку скомпрометировать волю народа. К сожалению, находятся лица, в том числе и из депутатского корпуса, пытающиеся оправдать насильственные методы политической борьбы. Мы заявляем о своем твердом и непреклонном намерении сохранить в стране социальный мир. Хулиганским выходкам экстремистов будут противопоставлены решительные действия властей”.
А вечером того же дня по Российскому телевидению выступил Хасбулатов. Он заявил, что 1 мая, по существу, произошло столкновение между “широким союзом антимафиозных сил” (естественно, имелись в виду демонстранты) и “мафиозными представителями власти и их высокими покровителями”. Спикер утверждал, что инцидент был нужен тем, кто хочет отвлечь правоохранительные органы от расследования дел, связанных с коррупцией, – тех, о которых говорил Руцкой на сессии ВС. Так же, как и Ельцин со своими сторонниками, Хасбулатов не преминул упомянуть итоги референдума, толкуя их, естественно, в свою пользу: по его словам, первомайское столкновение – это политическая провокация, организованная теми силами, которые рвутся к диктатуре “вопреки результатам референдума”.
Все готовились к тому, что 9 мая в той или иной форме повторятся трагические первомайские события. Правда, Ельцин предупредил: “9 мая мы не допустим никаких провокаций со стороны национал-коммунистов”. Со своей стороны, Хасбулатов в упомянутом телевизионном выступлении заявил, что и ВС не допустит, чтобы “российские парни избивали по приказу коррумпированных муниципальных боссов и их высоких покровителей своих же отцов, отстоявших в великой войне независимость нашего отечества”.
Все говорило о том, что повторение первомайских событий в День победы более чем вероятно. Соответственно, надежда на то, что после референдума в стране может наконец воцариться мир, таяла на глазах.
Телевыступление Ельцина
Вечером 6 мая, в преддверии Дня Победы, Ельцин выступил по Российскому телевидению. Он заявил, что считает главным итогом референдума 25 апреля “поддержку, которую граждане России оказали президенту, правительству и той политике, которую они проводят”: “Референдум подтвердил – россияне действительно хотят радикальных изменений в стране… Люди поняли и почувствовали главное: только через реформы, как бы они ни были тяжелы, Россия сможет выйти на путь возрождения”. По словам президента, первомайская трагедия в Москве подтвердила, что “непримиримая оппозиция, опираясь на поддержку Верховного Совета, не остановится ни перед чем”. “Необольшевики готовы еще раз принести в жертву народ, ввергнуть страну в пучину насилия и произвола, лишь бы вновь захватить власть”, – сказал Ельцин. При этом, однако, он заверил, что у него и правительства хватит сил защитить стабильность и спокойствие в России: “Второй гражданской войны мы не допустим. Те, кто пытается разжечь ее, ответят по всей строгости закона”. Ельцин призвал депутатов определиться: принимают они выбор народа или по-прежнему будут отвергать курс президента и правительства, поддержанный россиянами? “От этого и будет зависеть их политическое будущее”, – заявил президент.
Одним из ключевых в телевыступлении Ельцина опять-таки стал тезис, который он и его сторонники будут упорно отстаивать в течение всех месяцев, отделявших страну от октябрьских событий: “Воля народа, воля большинства избирателей выше воли Верховного Совета, Съезда и любого другого органа или руководителя. Именно поэтому должны быть отменены и не приниматься впредь решения, которые препятствуют проведению реформ, дестабилизируют обстановку в стране. И Съезд, и Верховный Совет уже приняли немало таких решений”.
В свою очередь, противники Ельцина столь же упорно станут возражать против этого тезиса.
Особо остановился Ельцин на своих отношениях с Руцким. Он сказал, что референдум стал поражением вице-президента.
– В последнее время, – заявил президент, – от критики некоторых направлений деятельности правительства, отдельных его действий он перешел к огульному отрицанию всего, что делают президент и исполнительная власть. Во время подготовки к референдуму вице-президент фактически стал одним из лидеров противников реформ. Ситуация, когда вице-президент вступает в политическую борьбу с президентом и его курсом, – уникальна. На такой случай ни в одной стране, в том числе и в России, даже не выработаны юридические механизмы. Но как президент я обязан принять меры. Я утратил доверие к Руцкому и освободил его от всех поручений, даваемых президентом. Причина проста: их выполнение используется в личных политических целях, в ущерб делу и тому курсу на преобразования, который проводят президент и правительство.
На другой день последовала и реакция Руцкого. На встрече с ветеранами войны он заявил, что его “совершенно не волнует” то, о чем вчера говорил в его адрес президент. “Я настолько привык к этой грязи и гадости, – сказал Руцкой, – что вывести меня из равновесия уже невозможно, я стал толстошкурым”. Более того, выступление Ельцина, по словам вице-президента, заставило его принять решение, как он будет действовать в перспективе: до сих пор он не собирался выставлять свою кандидатуру на пост главы государства, однако “теперь, после вчерашнего выступления президента, после того, что делает президент и его окружение”, он обязательно будет баллотироваться на очередных президентских выборах. Пока же он не собирается уходить в отставку: работы у него много.