Страница:
Кроме Рогозина, из политических артистов на ярмарке был и Григорий Явлинский. Он с грустным и надменным лицом надписывал желающим книжку «Я выбрал свободу». Глядя на него, свободу выбирать не очень хотелось… Невдалеке от Явлинского журналист Александр Никонов пытался хоть кого-нибудь заинтересовать огромным количеством своих актуальных книг, в том числе трактатом «Конец феминизма», убедительно доказывающим неполноценность женщины как человека. Но тогда какой любви хочет Никонов от неполноценных? Они и не проявляли к нему ни малейшего интереса, выстроившись в дикую очередь к французу, беллетристу Бернару Веберу. Тот, посверкивая лысинкой, весело надписывал свои сочинения, в которых он дам не обижает и сочинениями вся ких глупостей про феминизм не занимается… Из жалости к одинокому мужскому шовинисту пришлось взять у него автограф.
Характерной чертой нынешнего сезона является тотальная экспансия Рублевки в искусство. Не осталось в стороне и книгоиздательство: роскошная, с иллюстрациями замечательного художника Владимира Любарова, книга Марии Тимофеевой-Рисовской «Заморочки по-рублевски» может немало повеселить вдумчивого читателя. Рублевка, попершая в «духовку» - это еще смешнее, чем медведь на велосипеде. О существовании предыдущей, до-рублевской человеческой культуры, здесь не имеют никакого представления. И вот загадочная «писательница» с двойной фамилией (на Рублевке, видимо, решили, что двойная фамилия круче одинарной) пишет рассказы о том, как некая Даша не могла уснуть, потому что ей мешали крики павлинов. Лучше бы рублевские куклы подслушали, о чем треплются их благоверные, и записали для потомства - все-таки хоть какая-то польза была бы от их усохших мозгов.
Но самое неизгладимое впечатление на меня произвел журналист Владимир Шахиджанян, одно время промышлявший сексуальным просвещением народа («1001 вопрос про ЭТО», «СПИД-инфо»). Он, представляя новую книгу «Учимся говорить публично», публично демонстрировал преимущества своей методики, а потому говорил в динамик на весь павильон № 20 около полутора часов без перерыва. Говорил громко, ясно, складно, не останавливаясь, вызывая страстное желание его задушить, - но говорил! А поскольку «маньяки всегда побеждают» (обыкновенные люди не могут им противостоять), то книга Шахиджаняна расхватывалась, как горячие пирожки в зимний день.
А если серьезно, то книг издается так много, что среди них есть и хорошие. К сожалению, в книжном оформлении стала преобладать ядовитая пошлятина, бесстыдное кислотное раскрашивание, зачастую абсолютно не соответствующее содержанию книги. Книги, как женщины, - теряют скромность, достоинство, сдержанность, становятся наглыми, вульгарными, распущенными. Общий вид многих стендов неприятен - как будто идешь по улице красных фонарей, да еще по самому дешевому сегменту.
Ведь изобилие само по себе - еще не ценность. Изобилие может быть, например, дурным и бессмысленным.Но это отдельный разговор.
I ЖАЛКОПУШКИНА. ИБОНДАРЧУКТОЖЕ
ГРИША-ПОДЛЕЦ
ВЕСЕЛОЕНАДУВАТЕЛЬСТВО
ПТИЧКАБОРЯИЕЕЗВУКИ
Характерной чертой нынешнего сезона является тотальная экспансия Рублевки в искусство. Не осталось в стороне и книгоиздательство: роскошная, с иллюстрациями замечательного художника Владимира Любарова, книга Марии Тимофеевой-Рисовской «Заморочки по-рублевски» может немало повеселить вдумчивого читателя. Рублевка, попершая в «духовку» - это еще смешнее, чем медведь на велосипеде. О существовании предыдущей, до-рублевской человеческой культуры, здесь не имеют никакого представления. И вот загадочная «писательница» с двойной фамилией (на Рублевке, видимо, решили, что двойная фамилия круче одинарной) пишет рассказы о том, как некая Даша не могла уснуть, потому что ей мешали крики павлинов. Лучше бы рублевские куклы подслушали, о чем треплются их благоверные, и записали для потомства - все-таки хоть какая-то польза была бы от их усохших мозгов.
Но самое неизгладимое впечатление на меня произвел журналист Владимир Шахиджанян, одно время промышлявший сексуальным просвещением народа («1001 вопрос про ЭТО», «СПИД-инфо»). Он, представляя новую книгу «Учимся говорить публично», публично демонстрировал преимущества своей методики, а потому говорил в динамик на весь павильон № 20 около полутора часов без перерыва. Говорил громко, ясно, складно, не останавливаясь, вызывая страстное желание его задушить, - но говорил! А поскольку «маньяки всегда побеждают» (обыкновенные люди не могут им противостоять), то книга Шахиджаняна расхватывалась, как горячие пирожки в зимний день.
А если серьезно, то книг издается так много, что среди них есть и хорошие. К сожалению, в книжном оформлении стала преобладать ядовитая пошлятина, бесстыдное кислотное раскрашивание, зачастую абсолютно не соответствующее содержанию книги. Книги, как женщины, - теряют скромность, достоинство, сдержанность, становятся наглыми, вульгарными, распущенными. Общий вид многих стендов неприятен - как будто идешь по улице красных фонарей, да еще по самому дешевому сегменту.
Ведь изобилие само по себе - еще не ценность. Изобилие может быть, например, дурным и бессмысленным.Но это отдельный разговор.
I ЖАЛКОПУШКИНА. ИБОНДАРЧУКТОЖЕ
В это уже трудно поверить, но на свете жил когда-то один молодой и очень талантливый человек, Сергей Бондарчук. Спустя полвека мы находим, что под сенью его громкого имени помещается уже целый род т- с детьми, внуками и племянниками, с традициями и претензиями. Ну что ж, так всегда: кто-то начинает род, кто-то продолжает. Все дети Сергея Бондарчука имеют приятную внешность, они энергичны, толковы и артистичны. Имеют даже некоторые способности к кинорежиссуре.
Но настоящего таланта кинорежиссера ни у кого из них нет, потому что этот талант не передается ни по наследству, ни половым путем, ни воздушно капельным. Талант кинорежиссера, загадочнейшая вещь на свете, появляется каждый раз в неожиданном месте и абсолютно неизвестно, где его, как чертовы трубы отопления, вдруг прорвет. Вот дикий человек Алексей Балабанов, не имеющий никаких светских манер, странный, корявый и на первый взгляд малоприятный - он режиссер, и точка. А милейшая, почтеннейшая, добропорядочная Наталья Бондарчук, замечательная, судя по всему, жена и мать - нет, не режиссер. И это видно по ее картине «Пушкин. Последняя дуэль».
На этой картине критики уже оттоптались в прошлом году после пресс-просмотров, к вящему изумлению зрителей, которые фильма не видели и понять, почему злобные люди опять ругаются в газетах, не могли. Теперь картину показали в день смерти поэта по государственному телевидению.
Положение в искусстве дочери Сергея Бондарчука, Натальи Бондарчук, осложнилось появлением в ее судьбе Андрея Тарковского. У него она сыграла изумительно, великолепно - в гениальном фильме «Солярис». Надо заметить, многие актеры из числа работавших у Тарковского, ушли затем в попытку режиссуры - например, Бурляев, Кайдановский. Такова была сила «поцелуя демона», сила обаяния Тарковского, который заражал людей какой-то творческой тоской, стремлением к какому-то полету. Но что делать дальше, без Тарковского, самим, они не знали по-настоящему. А одна только творческая тоска, без творческих возможностей, бессильна. Это, конечно, серьезная и при этом романтическая драма. Ведь люди, тоскующие по творчеству- неплохие люди, тянущиеся ввысь. Но до звезд им никогда не достать, поэтому их тоска -навечно. Печальное зрелище!
Однако сегодня кругом уже кишат другие гомункулусы, у которых никакой тоски по творчеству нет и в помине, а любимый жанр - сумма прописью. На их фоне наивное полотно Натальи Бондарчук кажется чем-то вроде искренней и трогательной индивидуальной поделки инвалида посреди бесстыжих массовых плакатов - интересный поворот событий…
В сценарии, который написала сама Н. Бондарчук, трудно найти оригинальные художественные ходы. Все здесь сделано просто, прямо, в лоб, ясными словами. Все думают, что говорят, и говорят, что думают, без сложностей и подтекстов. Так же прямолинейно и играют, то есть играют очень плохо. Сергею Безрукову (Пушкин) сделали неплохой портретный грим, и он старается на свой лад -скрежещет зубами в припадке ярости, глядит скорбными глазами, терзаемый ревностью, ужасно кричит от предсмертных болей и вообще ищет средств выражать каждое чувство на лице и притом с такой очевидностью, чтоб даже полуслепому было ясно, что это за чувство. Анна Снаткипа (Натали) экономно распоряжается двумя выражениями лица своей героини - счастливым и несчастным. Но это еще много. У остальных персонажей вообще одно выражение-иу Дубельта (Б. Плотников), и у Галахова (В. Сухоруков), и у Николая I (Ю. Макаров), и у других. Какое-то туманно-задумчиво-не-доволыюе. Выделяется плотным станом и упитанным лицом не слишком юный Лермонтов (Евгений Стычкин), и сцена, когда он бежит за санями Дан теса, уезжающего из России, видимо, собираясь оного Дантеса догнать и съесть живым, впечатляет. Нет, такого еще не было… Вообще знакомая с детства история дуэли и смерти Пушкина сильно изменилась в новые времена. Раньше царь был виноват. А теперь он ни в чем не виноват, он лучший друг поэта и любимец всего народа, который (народ) в зипунах и платках прилежно глядит на своего царя во все гляделки. Сам же поэт - это какое-то чудо мещанской добродетели: прилежный семьянин, муж, отец и слуга царю. А погиб поэт по известной русской причине: невозможности противостоять козням иностранцев. У них, у гадов, вечно все получается!
Движущиеся картинки, иллюстрирующие историю дуэли и смерти Пушкина, настолько примитивны, что для них излишне было использовать живых артистов. Вот в чем дело! Подобно «Капитанской дочке», анимационному кукольному фильму, который показали недавно по ТВ, «Пушкина» лучше было бы сделать с помощью хороших кукол, на которые куда интереснее глядеть, чем на наших беспомощных артистов. Мера условности в анимации другая, и великий поэт, превращенный в героя мещанских добродетелей, был бы там не так ужасен. Да и вреда от тоскливой попытки заняться режиссурой без очевидных способностей к режиссуре, было бы поменьше. Вред здесь причинен не столько зрителю, который съел такое количество помоев, что его уже ничем не проймешь, - он уже только мигает, как бегемот, да разевает пасть, - сколько одаренной, яркой женщине Наталье Бондарчук. Любительнице и защитнице Пушкина, но - не режиссеру.
Но настоящего таланта кинорежиссера ни у кого из них нет, потому что этот талант не передается ни по наследству, ни половым путем, ни воздушно капельным. Талант кинорежиссера, загадочнейшая вещь на свете, появляется каждый раз в неожиданном месте и абсолютно неизвестно, где его, как чертовы трубы отопления, вдруг прорвет. Вот дикий человек Алексей Балабанов, не имеющий никаких светских манер, странный, корявый и на первый взгляд малоприятный - он режиссер, и точка. А милейшая, почтеннейшая, добропорядочная Наталья Бондарчук, замечательная, судя по всему, жена и мать - нет, не режиссер. И это видно по ее картине «Пушкин. Последняя дуэль».
На этой картине критики уже оттоптались в прошлом году после пресс-просмотров, к вящему изумлению зрителей, которые фильма не видели и понять, почему злобные люди опять ругаются в газетах, не могли. Теперь картину показали в день смерти поэта по государственному телевидению.
Положение в искусстве дочери Сергея Бондарчука, Натальи Бондарчук, осложнилось появлением в ее судьбе Андрея Тарковского. У него она сыграла изумительно, великолепно - в гениальном фильме «Солярис». Надо заметить, многие актеры из числа работавших у Тарковского, ушли затем в попытку режиссуры - например, Бурляев, Кайдановский. Такова была сила «поцелуя демона», сила обаяния Тарковского, который заражал людей какой-то творческой тоской, стремлением к какому-то полету. Но что делать дальше, без Тарковского, самим, они не знали по-настоящему. А одна только творческая тоска, без творческих возможностей, бессильна. Это, конечно, серьезная и при этом романтическая драма. Ведь люди, тоскующие по творчеству- неплохие люди, тянущиеся ввысь. Но до звезд им никогда не достать, поэтому их тоска -навечно. Печальное зрелище!
Однако сегодня кругом уже кишат другие гомункулусы, у которых никакой тоски по творчеству нет и в помине, а любимый жанр - сумма прописью. На их фоне наивное полотно Натальи Бондарчук кажется чем-то вроде искренней и трогательной индивидуальной поделки инвалида посреди бесстыжих массовых плакатов - интересный поворот событий…
В сценарии, который написала сама Н. Бондарчук, трудно найти оригинальные художественные ходы. Все здесь сделано просто, прямо, в лоб, ясными словами. Все думают, что говорят, и говорят, что думают, без сложностей и подтекстов. Так же прямолинейно и играют, то есть играют очень плохо. Сергею Безрукову (Пушкин) сделали неплохой портретный грим, и он старается на свой лад -скрежещет зубами в припадке ярости, глядит скорбными глазами, терзаемый ревностью, ужасно кричит от предсмертных болей и вообще ищет средств выражать каждое чувство на лице и притом с такой очевидностью, чтоб даже полуслепому было ясно, что это за чувство. Анна Снаткипа (Натали) экономно распоряжается двумя выражениями лица своей героини - счастливым и несчастным. Но это еще много. У остальных персонажей вообще одно выражение-иу Дубельта (Б. Плотников), и у Галахова (В. Сухоруков), и у Николая I (Ю. Макаров), и у других. Какое-то туманно-задумчиво-не-доволыюе. Выделяется плотным станом и упитанным лицом не слишком юный Лермонтов (Евгений Стычкин), и сцена, когда он бежит за санями Дан теса, уезжающего из России, видимо, собираясь оного Дантеса догнать и съесть живым, впечатляет. Нет, такого еще не было… Вообще знакомая с детства история дуэли и смерти Пушкина сильно изменилась в новые времена. Раньше царь был виноват. А теперь он ни в чем не виноват, он лучший друг поэта и любимец всего народа, который (народ) в зипунах и платках прилежно глядит на своего царя во все гляделки. Сам же поэт - это какое-то чудо мещанской добродетели: прилежный семьянин, муж, отец и слуга царю. А погиб поэт по известной русской причине: невозможности противостоять козням иностранцев. У них, у гадов, вечно все получается!
Движущиеся картинки, иллюстрирующие историю дуэли и смерти Пушкина, настолько примитивны, что для них излишне было использовать живых артистов. Вот в чем дело! Подобно «Капитанской дочке», анимационному кукольному фильму, который показали недавно по ТВ, «Пушкина» лучше было бы сделать с помощью хороших кукол, на которые куда интереснее глядеть, чем на наших беспомощных артистов. Мера условности в анимации другая, и великий поэт, превращенный в героя мещанских добродетелей, был бы там не так ужасен. Да и вреда от тоскливой попытки заняться режиссурой без очевидных способностей к режиссуре, было бы поменьше. Вред здесь причинен не столько зрителю, который съел такое количество помоев, что его уже ничем не проймешь, - он уже только мигает, как бегемот, да разевает пасть, - сколько одаренной, яркой женщине Наталье Бондарчук. Любительнице и защитнице Пушкина, но - не режиссеру.
ГРИША-ПОДЛЕЦ
•
Новый шестисерийный телевизионный фильм «Печорин» («Герой нашего времени»), сделанный по роману М. Ю. Лермонтова, Первый канал разместил в совершенно правильное время: школьники сдают экзамены. Может, они и соизволят взглянуть на экран и врубиться наконец, кто там кому княжна Мери…
Самой удачной экранизацией романа Лермонтова до сих пор был телеспектакль Анатолия Эфроса «Дневник Печорина» с Олегом Далем, Андреем Мироновым и Ольгой Яковлевой. Да, в общем, не только был, но и остался. Фильм режиссера Александра Котта по уровню актерской игры и режиссерской мысли приблизиться к тому спектаклю не может. Это современное, конъюнктурное произведение, учитывающее прежде всего интересы развращенного занимательностью телезрителя. Крупных творческих задач (к примеру, войти в творческий мир Лермонтова) оно и не ставит. A нам еще товарищ Сталин объяснял, что «только вэликая цель рождает вэликую энергию». Здесь же «вэли-ких целей» явно никаких не было.
Канва событий воспроизведена без преступных искажений. Как известно, роман Лермонтова состоит из пяти повестей. Начинается фильм с повести «Княжна Мери», куда вставлены лирическими отступлениями «Фаталист» и «Тамань». Потом следует «Бэла» и неуклюже приписанный к ней «Максим Максимыч». Но текст автора порезан, деформирован и плавает драгоценными фрагментами в море пресной болтовни, сочиненной сценаристом Ираклием Квирикадзе. Он же, видимо, отвечает за «местный кавказский колорит» в виде восточного базара, верблюдов, лукавых аборигенов и прочего безобидного вздора, наполняющего экранное время. Квирикадзе, очевидно, принадлежит и некоторое моральное раскрепощение героев Лермонтова - вроде совместного купания Печорина и Веры ночью в нарзанном источнике. Лучшая сцена фильма - дуэль Печорина и Грушницкого - в отличие от вяловатого течения картины, сделана энергично, с хорошими драматическими ритмами. Сделана точно по автору, без дешевки сценариста. Итак, «буква» Лермонтова сильно не пострадала.
«Духа» же его в картине нет совсем.
«Воздух чист и свеж» - пишет телевизионный Печорин в своем дневнике настоящим гусиным пером, с растрепанным белым хвостом. (Господа кинорежиссеры! «Гусиным пером» в XIX веке назывались не перья, непосредственно выдернутые из гуся, а письменные принадлежности, сделанные из ствола птичьих перьев, без всяких ненужных волосков. Это были просто полые трубочки, заостренные с одного конца. Когда сгинут эти мифические мохнатые перья из наших экранизаций?) Но у Лермонтова Печорин пишет: «Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка». Вместо констатации факта - благоухающее, незабываемое поэтическое сравнение. Но оно авторам картины не нужно по очень простой причине: у них нет поэтического слуха, чувства поэзии. Оттого и весь фильм так непоэтичен, лишен упругих ритмов, романтичности, внутренней музыки. Забытовлен, приземлен.
Цолодой красивый актер Игорь Петренко (Печорин) интересно сдвигает красивые прямые брони. Часто округляет красивые серо-синие глаза. Время от времени ослепительно улыбается, обнажая красивые белоснежные зубы. Он полновесно хорош собой, этот избалованный бабами мальчишка - и это, пожалуй, все, что можно сказать о новом Печорине. Этот Григорий Александрович Печорин не «русский демон», а всего лишь типичный нехороший красавчик, от скуки балующийся играми с людьми. Эдакий Гриша-подлец.
В природе Игоря Петренко нет ничего рокового, чарующего, «демонического», странного, никакой «трещинки», сложности, рефлексии. Цельный, очень здоровый, внутренне спокойный актер, Петренко и играет цельного, здорового, спокойного гада, которому подавай удовольствий побольше. Но и подлость своего персонажа Петренко играет неубедительно, потому что от него т*к и пышет простецким нравственным здоровьем парня без комплексов. Удивительным пример абсолютно загадочного назначения на роль. Вспомнишь Олега Даля с его жуткими притягательными глазищами и слабой, страшной улыбочкой и вздохнешь: исчезли из кино «роковые мужчины»! Хоть из-за границы их выписывай, но и гам сейчас сплошные Бреды Питты, смазливые пустышки, которых массы в каком-то своем кошмарном сне считают «секс-символами»…
Хорошо сыгранных ролей в «Печорине» не много. Свеж и обаятелен Юрий Колокольников (Груш-нпцкий), который полностью оправдывает своего героя, славного юношу с небольшими недостат ками, юности присущими. Точен и убедителен, как всегда, Сергей Никоненко (Максим Максимыч). И совершенно великолепен мрачный бородатый разбойник Казбич (Арслан Мурзабеков)! В пяти минутах его жизни на экране было больше энергии, остроты и романтики, чем во всем Петренко за всю картину.
Но женщины из рук вон плохи. Бэла (Наталья Горбенко) - как хорошенькая кукла, ни жизни, ни огня. Мери (Евгения Лоза) однообразна и скучна, а Вера еще и вульгарна. В сцене первой встречи с Печориным в гроте, актриса Эльвира Болгова не сыграла совсем ничего, никаких душевных движений. Вообще-то талант актрисы и оценивается по способности передавать настроения, состояния, перемены, то есть движения души, и все большие актрисы словно переливаются-волнуются, как неспокойное море. А здесь - мертвая зыбь…
Картина сделана профессионально гладко, за исключением четырех-пяти ляпов. (В «Тамани» показывают висящую над морем луну убывающую, с ущербом справа, а через минуту - ту же луну, но в фазе роста, с ущербом слева, и т. п.) Но для экранизации Лермонтова одних только профессиональных приличий недостаточно. Нужна личностная зрелость и понимание поэтического слова. А главное, в новой экранизации «Героя нашего времени» нет решительно никакой руководящей мысли! Вот для чего это снято? Да, конечно, Кавказ показан красиво, но вы попробуйте снять некрасивый Кавказ, тогда, может, еще кого-то и удивите. Может, школьники на свою троечку из фильма знаний и наскребут - но тут же забудут эту тягомотную лабуду про какого-то Гришу-подлеца.
Какое нам до него дело? Своих, что ли, оболтусов мало?
Новый шестисерийный телевизионный фильм «Печорин» («Герой нашего времени»), сделанный по роману М. Ю. Лермонтова, Первый канал разместил в совершенно правильное время: школьники сдают экзамены. Может, они и соизволят взглянуть на экран и врубиться наконец, кто там кому княжна Мери…
Самой удачной экранизацией романа Лермонтова до сих пор был телеспектакль Анатолия Эфроса «Дневник Печорина» с Олегом Далем, Андреем Мироновым и Ольгой Яковлевой. Да, в общем, не только был, но и остался. Фильм режиссера Александра Котта по уровню актерской игры и режиссерской мысли приблизиться к тому спектаклю не может. Это современное, конъюнктурное произведение, учитывающее прежде всего интересы развращенного занимательностью телезрителя. Крупных творческих задач (к примеру, войти в творческий мир Лермонтова) оно и не ставит. A нам еще товарищ Сталин объяснял, что «только вэликая цель рождает вэликую энергию». Здесь же «вэли-ких целей» явно никаких не было.
Канва событий воспроизведена без преступных искажений. Как известно, роман Лермонтова состоит из пяти повестей. Начинается фильм с повести «Княжна Мери», куда вставлены лирическими отступлениями «Фаталист» и «Тамань». Потом следует «Бэла» и неуклюже приписанный к ней «Максим Максимыч». Но текст автора порезан, деформирован и плавает драгоценными фрагментами в море пресной болтовни, сочиненной сценаристом Ираклием Квирикадзе. Он же, видимо, отвечает за «местный кавказский колорит» в виде восточного базара, верблюдов, лукавых аборигенов и прочего безобидного вздора, наполняющего экранное время. Квирикадзе, очевидно, принадлежит и некоторое моральное раскрепощение героев Лермонтова - вроде совместного купания Печорина и Веры ночью в нарзанном источнике. Лучшая сцена фильма - дуэль Печорина и Грушницкого - в отличие от вяловатого течения картины, сделана энергично, с хорошими драматическими ритмами. Сделана точно по автору, без дешевки сценариста. Итак, «буква» Лермонтова сильно не пострадала.
«Духа» же его в картине нет совсем.
«Воздух чист и свеж» - пишет телевизионный Печорин в своем дневнике настоящим гусиным пером, с растрепанным белым хвостом. (Господа кинорежиссеры! «Гусиным пером» в XIX веке назывались не перья, непосредственно выдернутые из гуся, а письменные принадлежности, сделанные из ствола птичьих перьев, без всяких ненужных волосков. Это были просто полые трубочки, заостренные с одного конца. Когда сгинут эти мифические мохнатые перья из наших экранизаций?) Но у Лермонтова Печорин пишет: «Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка». Вместо констатации факта - благоухающее, незабываемое поэтическое сравнение. Но оно авторам картины не нужно по очень простой причине: у них нет поэтического слуха, чувства поэзии. Оттого и весь фильм так непоэтичен, лишен упругих ритмов, романтичности, внутренней музыки. Забытовлен, приземлен.
Цолодой красивый актер Игорь Петренко (Печорин) интересно сдвигает красивые прямые брони. Часто округляет красивые серо-синие глаза. Время от времени ослепительно улыбается, обнажая красивые белоснежные зубы. Он полновесно хорош собой, этот избалованный бабами мальчишка - и это, пожалуй, все, что можно сказать о новом Печорине. Этот Григорий Александрович Печорин не «русский демон», а всего лишь типичный нехороший красавчик, от скуки балующийся играми с людьми. Эдакий Гриша-подлец.
В природе Игоря Петренко нет ничего рокового, чарующего, «демонического», странного, никакой «трещинки», сложности, рефлексии. Цельный, очень здоровый, внутренне спокойный актер, Петренко и играет цельного, здорового, спокойного гада, которому подавай удовольствий побольше. Но и подлость своего персонажа Петренко играет неубедительно, потому что от него т*к и пышет простецким нравственным здоровьем парня без комплексов. Удивительным пример абсолютно загадочного назначения на роль. Вспомнишь Олега Даля с его жуткими притягательными глазищами и слабой, страшной улыбочкой и вздохнешь: исчезли из кино «роковые мужчины»! Хоть из-за границы их выписывай, но и гам сейчас сплошные Бреды Питты, смазливые пустышки, которых массы в каком-то своем кошмарном сне считают «секс-символами»…
Хорошо сыгранных ролей в «Печорине» не много. Свеж и обаятелен Юрий Колокольников (Груш-нпцкий), который полностью оправдывает своего героя, славного юношу с небольшими недостат ками, юности присущими. Точен и убедителен, как всегда, Сергей Никоненко (Максим Максимыч). И совершенно великолепен мрачный бородатый разбойник Казбич (Арслан Мурзабеков)! В пяти минутах его жизни на экране было больше энергии, остроты и романтики, чем во всем Петренко за всю картину.
Но женщины из рук вон плохи. Бэла (Наталья Горбенко) - как хорошенькая кукла, ни жизни, ни огня. Мери (Евгения Лоза) однообразна и скучна, а Вера еще и вульгарна. В сцене первой встречи с Печориным в гроте, актриса Эльвира Болгова не сыграла совсем ничего, никаких душевных движений. Вообще-то талант актрисы и оценивается по способности передавать настроения, состояния, перемены, то есть движения души, и все большие актрисы словно переливаются-волнуются, как неспокойное море. А здесь - мертвая зыбь…
Картина сделана профессионально гладко, за исключением четырех-пяти ляпов. (В «Тамани» показывают висящую над морем луну убывающую, с ущербом справа, а через минуту - ту же луну, но в фазе роста, с ущербом слева, и т. п.) Но для экранизации Лермонтова одних только профессиональных приличий недостаточно. Нужна личностная зрелость и понимание поэтического слова. А главное, в новой экранизации «Героя нашего времени» нет решительно никакой руководящей мысли! Вот для чего это снято? Да, конечно, Кавказ показан красиво, но вы попробуйте снять некрасивый Кавказ, тогда, может, еще кого-то и удивите. Может, школьники на свою троечку из фильма знаний и наскребут - но тут же забудут эту тягомотную лабуду про какого-то Гришу-подлеца.
Какое нам до него дело? Своих, что ли, оболтусов мало?
ВЕСЕЛОЕНАДУВАТЕЛЬСТВО
Целый март (2006) в Москве прошумит, Вторая Московская биеннале современного искусства, занимая собою массу площадок - ЦВЗМанеж, «Виизавод», ЦУМ, башня «Федерация»… Рискнуть, что ли, проверить, появилось ли что-нибудь новенькое в грандиозной афере, именующей себя «современным искусством»? А рискнем!
Основной массив биеннале расположен на трех этажах строящейся башни «Федерация» в Деловом центре, и эту идею нельзя не признать остроумной. Лцхорадочная энергетика скоропалительного московского строительства сама по себе превращает жизнь в «современное искусство». Пробираясь сквозь стройматериалы и стаи разнонациональных рабочих к скоростному лифту, бродя по 19-21 этажам среди неоштукатуренных стен и оглядывая сверху панорамы столицы, посетители то и дело принимали остатки строительства (деревянные ящики, доски, провода, металлические конструкции) за объекты выставки. И только разобравшись, что возле объекта нет таблички с фамилией художника и названием его творения (что иделаетлюбую вещь «современнымискусством»), понимали ошибку. Ведь если в комнате с черным потолком такой таблички нет, то это одно. А если написано «Барнаби Хоскинг (Великобритания). Черный потолок» - совсем другое. Надо уважительно постоять в этой комнате и подумать, что если парень из Великобритании поперся в Рашу с идеей соорудить эту комнату, у него было много мыслей о жизни в голове!
Подписи читать надо обязательно - ведь это мадонну с младенцем старинные художники могли преспокойно и не подписывать, благо на картине с тупой тщательностью так и была изображена мадонна с младенцем. «Современное искусство», потеряв по дороге времени эпитет «изобразительное», обязано объяснять письменно, что оно произвело. Бывает, однако, что и это не помогает: обнаружив в углу большой пень, выкрашенный серебряной краской, висящий на ниточках, я долго гадала, что это - «Аутоксилопироциклоборос» Саймона Стерлинга, как было написано на табличке слева, или «Культурно-канцелярский объект "Лаиу-ту"» Михаила Косолапова, как было написано справа? И так хорошо, и эдак ничего…
Если вы видели одну выставку «современного искусства», то вы, считай, видели их все. Принцип неизменен. На любой такой выставке вы найдете и каракули, нарисованные маркером на бумаге или стекле, светящиеся трубки, предметы быта, поставленные, как экспонаты музея, за стекло, какую-нибудь вещичку, висящую одиноко на веревочке, с глубокомысленной подписью (в нашем случае висел колокольчик с тряпочкой, под названием «Вопль». Фузун Оиур, Турция). Это так везде, на всех континентах. Объект «Мемориальная "Кола"» - две бутылки в стеклянном кубе. Ион Кормелинг, Гол ландия - вы могли бы преспокойно увидеть тридцать лет назад на любой европейской или американской выставке. За это время добавились только «видеоинсталляции», то есть мониторы с лабу-дой, тоже подписанные исключительно глубокомысленно (в ЦУМе, на четвертом этаже, целый холл отдан американским «видеоинсталляциям» немилосердного идиотизма). Создать «видеоинсталляцию» проще пареной репы - включает, к примеру, человек себе «Сталкера» Тарковского, одновременно рисует в блокноте закорючки, все это снимается на видео, именуется «После "Сталкера". Саркис (Турция)» и отправляется на любую выставку «современного искусства» за милую душу как оригинальный художественный жест или еще что-нибудь. Уж кураторы знают, что написать, поверьте. Там у них, в «современном искусстве», все строго продумано. Фабрика сбоев не дает! ?B этой бодрой атмосфере веселого надувательства милая молодая публика двигалась с двумя выражениями лица: одни простодушно пытались что-то понять, другие, продвинутые, понимали, что понимать ничего и не надо. Лежит прямоугольник, на нем приклеены к черному фону клочки старой картины, все это освещено лампой, написано «Ай-дан Салахова. Инсталляция». Рукой неведомого ангела-куратора разъяснено: «Художественный лаконизм новой работы А. Салаховой таит в себе множество смыслов». Ну и что вам еще? Вам бы, пожалуй, по старинке, нужно не множество смыслов, а хотя бы один-единственный? Вот странный вы человек, вам же объяснили - лаконизм Салаховой ТАИТ множество смыслов. Смыслы Салахо вой - это великая тайна Салаховой, и она вот так просто даром, за сто рублей (стоимость билета в башню «Федерация»), вам их не отдаст. У них там, в «современном искусстве», фигурируют суммы другого порядка. Одно только Министерство культуры подпитало биеннале двумя миллионами условных единиц.
Вот что бывает, когда производители искусства договариваются с экспертами (критиками)! Пока что мы имеем только одну область, где это произошло - и вы гляньте, какие результаты. Вопросы смысла, ценности и мастерства упразднены, и легкие как воздух, свободные от всего «художники» имеют только одну задачу: удачно присоединиться к хорошей распилке каких-нибудь бюджетов. Представляю, как убивается какой-нибудь Кирилл Серебренников, которому, для того, чтобы считаться театральным режиссером, надо по старинке читать классические пьесы, воя от скуки, придумывать плохонькие, но мизансцены и т. д. А вот тут же, рядом, резвятся люди, которым давно ничего такого не надо совсем! Берешь двух человек, сажаешь в клетку, пишешь «Брокеры» (Джанни Мотти, Италия), и вот тебе оригинальный арт-жест. Или приклеиваешь рядом три кино-хлопушки - и вот тебе триптих «Съемки фильма» (Вадим Захаров, Россия). Чисто, хорошо. Когда с критиками договорятся и писатели, и театральные деятели, подобная божественная легкость наступит в искусстве повсеместно, я вас уверяю!
На все три этажа выставки - одна только работа мне поправилась, «Отражение в воде». Десятиметровый в длину белый керамический рельеф, вос производящий очертания какого-то призрачного, фантасмагорического города из рыбьих хвостов и силуэтов кораллов, отбрасывал вниз причудливую тень и делал честь изобретательности и чувству красоты художника. Конечно, это был китаец, Лю Дзяньхуа! В русской тоске я опять подумала, что китайцы победят. Даже среди кривляния «современного искусства» они отличились терпеливым мастерством и фантазией… А так - удивительное однообразие. Все те же произвольные пятна и клочки, неаккуратно приделанные к холстам. Та же игра со знаками общества потребления (рекламой и т. д.). Скучно до головной боли - и кстати, многие посетители выставки жаловались на утомление, выходя. «Веселое надувательство» веселило только самих участников.
Если бы всю эту «современную» чушь выбрасывали или раздаривали желающим после окончания выставки, то и ладно бы. Но куда там - ее сволакивают в «музеи современного искусства» (только в Москве их штук пять!), пишут о ней книги, осваивают под нее огромные деньги. И потому «современное искусство» остается неизменным сорок лет. По существу, нет ничего более старомодного и обветшавшего, чем оно. И эти произвольные корчи на что-то претендующих эгоцентристов-«художни-ков» уже находятся в вопиющем противоречии с развитием цивилизации.
Скажем, в таких местах, как башня «Федерация», символизирующих запоздалый, и оттого еще более яростный русский урбанистический раж, совершенно не место «современному искусству». Здесь место искусству высоких технологий - голографии, светописи, компьютерной графике и т. п. - которым бы занимались настоящие мастера.
А ничего не умеющих аферистов пора выметать из пафосных мест. Им нечем занять внимание зрителя - а внимание современного зрителя нынче дороже золота, его мало, и добывается оно из глубин утомленного мозга с трудом.
Основной массив биеннале расположен на трех этажах строящейся башни «Федерация» в Деловом центре, и эту идею нельзя не признать остроумной. Лцхорадочная энергетика скоропалительного московского строительства сама по себе превращает жизнь в «современное искусство». Пробираясь сквозь стройматериалы и стаи разнонациональных рабочих к скоростному лифту, бродя по 19-21 этажам среди неоштукатуренных стен и оглядывая сверху панорамы столицы, посетители то и дело принимали остатки строительства (деревянные ящики, доски, провода, металлические конструкции) за объекты выставки. И только разобравшись, что возле объекта нет таблички с фамилией художника и названием его творения (что иделаетлюбую вещь «современнымискусством»), понимали ошибку. Ведь если в комнате с черным потолком такой таблички нет, то это одно. А если написано «Барнаби Хоскинг (Великобритания). Черный потолок» - совсем другое. Надо уважительно постоять в этой комнате и подумать, что если парень из Великобритании поперся в Рашу с идеей соорудить эту комнату, у него было много мыслей о жизни в голове!
Подписи читать надо обязательно - ведь это мадонну с младенцем старинные художники могли преспокойно и не подписывать, благо на картине с тупой тщательностью так и была изображена мадонна с младенцем. «Современное искусство», потеряв по дороге времени эпитет «изобразительное», обязано объяснять письменно, что оно произвело. Бывает, однако, что и это не помогает: обнаружив в углу большой пень, выкрашенный серебряной краской, висящий на ниточках, я долго гадала, что это - «Аутоксилопироциклоборос» Саймона Стерлинга, как было написано на табличке слева, или «Культурно-канцелярский объект "Лаиу-ту"» Михаила Косолапова, как было написано справа? И так хорошо, и эдак ничего…
Если вы видели одну выставку «современного искусства», то вы, считай, видели их все. Принцип неизменен. На любой такой выставке вы найдете и каракули, нарисованные маркером на бумаге или стекле, светящиеся трубки, предметы быта, поставленные, как экспонаты музея, за стекло, какую-нибудь вещичку, висящую одиноко на веревочке, с глубокомысленной подписью (в нашем случае висел колокольчик с тряпочкой, под названием «Вопль». Фузун Оиур, Турция). Это так везде, на всех континентах. Объект «Мемориальная "Кола"» - две бутылки в стеклянном кубе. Ион Кормелинг, Гол ландия - вы могли бы преспокойно увидеть тридцать лет назад на любой европейской или американской выставке. За это время добавились только «видеоинсталляции», то есть мониторы с лабу-дой, тоже подписанные исключительно глубокомысленно (в ЦУМе, на четвертом этаже, целый холл отдан американским «видеоинсталляциям» немилосердного идиотизма). Создать «видеоинсталляцию» проще пареной репы - включает, к примеру, человек себе «Сталкера» Тарковского, одновременно рисует в блокноте закорючки, все это снимается на видео, именуется «После "Сталкера". Саркис (Турция)» и отправляется на любую выставку «современного искусства» за милую душу как оригинальный художественный жест или еще что-нибудь. Уж кураторы знают, что написать, поверьте. Там у них, в «современном искусстве», все строго продумано. Фабрика сбоев не дает! ?B этой бодрой атмосфере веселого надувательства милая молодая публика двигалась с двумя выражениями лица: одни простодушно пытались что-то понять, другие, продвинутые, понимали, что понимать ничего и не надо. Лежит прямоугольник, на нем приклеены к черному фону клочки старой картины, все это освещено лампой, написано «Ай-дан Салахова. Инсталляция». Рукой неведомого ангела-куратора разъяснено: «Художественный лаконизм новой работы А. Салаховой таит в себе множество смыслов». Ну и что вам еще? Вам бы, пожалуй, по старинке, нужно не множество смыслов, а хотя бы один-единственный? Вот странный вы человек, вам же объяснили - лаконизм Салаховой ТАИТ множество смыслов. Смыслы Салахо вой - это великая тайна Салаховой, и она вот так просто даром, за сто рублей (стоимость билета в башню «Федерация»), вам их не отдаст. У них там, в «современном искусстве», фигурируют суммы другого порядка. Одно только Министерство культуры подпитало биеннале двумя миллионами условных единиц.
Вот что бывает, когда производители искусства договариваются с экспертами (критиками)! Пока что мы имеем только одну область, где это произошло - и вы гляньте, какие результаты. Вопросы смысла, ценности и мастерства упразднены, и легкие как воздух, свободные от всего «художники» имеют только одну задачу: удачно присоединиться к хорошей распилке каких-нибудь бюджетов. Представляю, как убивается какой-нибудь Кирилл Серебренников, которому, для того, чтобы считаться театральным режиссером, надо по старинке читать классические пьесы, воя от скуки, придумывать плохонькие, но мизансцены и т. д. А вот тут же, рядом, резвятся люди, которым давно ничего такого не надо совсем! Берешь двух человек, сажаешь в клетку, пишешь «Брокеры» (Джанни Мотти, Италия), и вот тебе оригинальный арт-жест. Или приклеиваешь рядом три кино-хлопушки - и вот тебе триптих «Съемки фильма» (Вадим Захаров, Россия). Чисто, хорошо. Когда с критиками договорятся и писатели, и театральные деятели, подобная божественная легкость наступит в искусстве повсеместно, я вас уверяю!
На все три этажа выставки - одна только работа мне поправилась, «Отражение в воде». Десятиметровый в длину белый керамический рельеф, вос производящий очертания какого-то призрачного, фантасмагорического города из рыбьих хвостов и силуэтов кораллов, отбрасывал вниз причудливую тень и делал честь изобретательности и чувству красоты художника. Конечно, это был китаец, Лю Дзяньхуа! В русской тоске я опять подумала, что китайцы победят. Даже среди кривляния «современного искусства» они отличились терпеливым мастерством и фантазией… А так - удивительное однообразие. Все те же произвольные пятна и клочки, неаккуратно приделанные к холстам. Та же игра со знаками общества потребления (рекламой и т. д.). Скучно до головной боли - и кстати, многие посетители выставки жаловались на утомление, выходя. «Веселое надувательство» веселило только самих участников.
Если бы всю эту «современную» чушь выбрасывали или раздаривали желающим после окончания выставки, то и ладно бы. Но куда там - ее сволакивают в «музеи современного искусства» (только в Москве их штук пять!), пишут о ней книги, осваивают под нее огромные деньги. И потому «современное искусство» остается неизменным сорок лет. По существу, нет ничего более старомодного и обветшавшего, чем оно. И эти произвольные корчи на что-то претендующих эгоцентристов-«художни-ков» уже находятся в вопиющем противоречии с развитием цивилизации.
Скажем, в таких местах, как башня «Федерация», символизирующих запоздалый, и оттого еще более яростный русский урбанистический раж, совершенно не место «современному искусству». Здесь место искусству высоких технологий - голографии, светописи, компьютерной графике и т. п. - которым бы занимались настоящие мастера.
А ничего не умеющих аферистов пора выметать из пафосных мест. Им нечем занять внимание зрителя - а внимание современного зрителя нынче дороже золота, его мало, и добывается оно из глубин утомленного мозга с трудом.
ПТИЧКАБОРЯИЕЕЗВУКИ
Удивительным тиражом в пять тысяч экземпляров издана книга «Птичка. Живой звук», и удивителен этот тираж потому, что таким тиражом издают обычно интеллектуальную некоммерческую литературу. А перед нами нечто вроде автобиографии личности, которую трудно заподозрить как в гипертрофии интеллекта, так и в отсутствии коммерческой жилки. Уж из смутных новых времен эта личность извлекла максимум пользы для себя… Короче говоря, «Птичка» - это книга о Борисе Моисееве.
Проходит ли Борис Моисеев вообще по моему «ведомству», то есть относится ли его деятельность к области культуры - это, конечно, вопрос. Хотя в разделе «массовая культура», в рубрике «казусы» ему вполне может найтись место. Но перед нами не шоу, не эстрада - перед нами книга, с прологом и эпилогом, в триста девятнадцать страниц, и главный герой ее - заслуженный артист России. Почему ж это вдруг и не культура? Она самая, родная до боли.
Книга состоит из двух неравнозначных частей. В одной описывается, как некий литератор полу чил задание написать книгу про Бориса Моисеева и едет в Крым знакомиться со своим героем. Побывав на аншлаговых концертах, увидев, как певца обожает публика, и поговорив с ним по душам, литератор меняет свое изначально предвзятое отношение к артисту и проникается к нему сочувствием, нежностью и подобием уважения. Это написано безобразно. Однако текст «негра» прерывается роскошными вставками - монологами Бориса Моисеева. И вот это - нечто изумительное.
Вот вам на пробу - о Сергее Звереве: «Считал и считаю его очень талантливым парикмахером. Но вдруг ему кажется, что все - он стал героем! А помнишь, когда ты стоял возле кресла, сам нечесаный, немытый, непобритый, «не сделанный»? Это сейчас ты надул губы, побрился и играешь в большую поп-диву… Все это - пшик! Не забывай, что жизнь - бумеранг! Но самое страшное, что это еще не|конец его гибели. Это начало. Он этого не понимает. Потому что слабо выражены мозги. Вот та серая масса, которая у него в голове, слабо реагирует на движения людей…»
Согласитесь, это неплохо: и темпераментно, и остроумно. Таких живых местечек в книге немало. Собственно говоря, все монологи Моисеева производят впечатление большой живости, реактивности автора. Конечно, речь его по-уличному вульгарна, но крайне характерна и образна. Перед нами «сам-себя-сделавший человек», выбившийся из социальных низов, из города Могилева, из коммуналки. «Я лазил по кастрюлям и воровал жратву. Тогда я научился есть все! Вареный лук. Вареную морковь. Кусок курицы. Любой кусок. Мне было по хрен!.. Оттуда, как из жуткой трясины, не было выхода. Как я вырвался?!»
Стремительному движению активного советского мальчика-танцора, через Минск, Харьков и Каунас добравшегося до Москвы, а в Москве - до самой Аллы Пугачевой, трудно не сочувствовать. Герой, чтоб пользоваться сочувствием, должен двигаться - закон жанра. Единственная проблема подстерегает читателя этой книги - она как бы автобиографическая, а потому то и дело вызывает некоторые крупные сомнения насчет достоверности фактов.
Моисеев говорит, что мама его была еврейская красавица («Я весь в нее!»), работавшая на кожевенном заводе. Однажды мама спасала его, маленького, случайно попавшего в барабан, и ей перерубило пальцы. Но в дальнейшем пальцы вроде как отрастают. К тому же в книге помещена фотография мамы, и если так выглядят еврейские красавицы, то Моисеев - Элвис Пресли. Потом оказывается, что маму убили глухонемые, которые ошиблись квартирой…
Потом Моисеев настойчиво утверждает, что он не гей и никогда им не был. Потом сообщает ряд фактов, из которых следует, что под словом «гей» наша «птичка» подразумевает явно не то, что мы. «Я пытался создать с мужчиной семью. Были попытки. Но они заканчивались трагедией». «Да, я, так скажем, встречаюсь с молодым человеком. Уже много лет встречаюсь. Он женат, у него дети. Но мы встречаемся. Нет! Просто нет грязи в этой любви. Здесь другое - здесь нужда!» На этом месте читатель понимает, что он решительно запутался. А когда он знакомится с историей о том, как Моисе еву в Америке, прямо на улице, предложили играть П. И. Чайковского, но он, прибыв в Голливуд, подумал-подумал и отказался - наступает некоторое прозрение…
Проходит ли Борис Моисеев вообще по моему «ведомству», то есть относится ли его деятельность к области культуры - это, конечно, вопрос. Хотя в разделе «массовая культура», в рубрике «казусы» ему вполне может найтись место. Но перед нами не шоу, не эстрада - перед нами книга, с прологом и эпилогом, в триста девятнадцать страниц, и главный герой ее - заслуженный артист России. Почему ж это вдруг и не культура? Она самая, родная до боли.
Книга состоит из двух неравнозначных частей. В одной описывается, как некий литератор полу чил задание написать книгу про Бориса Моисеева и едет в Крым знакомиться со своим героем. Побывав на аншлаговых концертах, увидев, как певца обожает публика, и поговорив с ним по душам, литератор меняет свое изначально предвзятое отношение к артисту и проникается к нему сочувствием, нежностью и подобием уважения. Это написано безобразно. Однако текст «негра» прерывается роскошными вставками - монологами Бориса Моисеева. И вот это - нечто изумительное.
Вот вам на пробу - о Сергее Звереве: «Считал и считаю его очень талантливым парикмахером. Но вдруг ему кажется, что все - он стал героем! А помнишь, когда ты стоял возле кресла, сам нечесаный, немытый, непобритый, «не сделанный»? Это сейчас ты надул губы, побрился и играешь в большую поп-диву… Все это - пшик! Не забывай, что жизнь - бумеранг! Но самое страшное, что это еще не|конец его гибели. Это начало. Он этого не понимает. Потому что слабо выражены мозги. Вот та серая масса, которая у него в голове, слабо реагирует на движения людей…»
Согласитесь, это неплохо: и темпераментно, и остроумно. Таких живых местечек в книге немало. Собственно говоря, все монологи Моисеева производят впечатление большой живости, реактивности автора. Конечно, речь его по-уличному вульгарна, но крайне характерна и образна. Перед нами «сам-себя-сделавший человек», выбившийся из социальных низов, из города Могилева, из коммуналки. «Я лазил по кастрюлям и воровал жратву. Тогда я научился есть все! Вареный лук. Вареную морковь. Кусок курицы. Любой кусок. Мне было по хрен!.. Оттуда, как из жуткой трясины, не было выхода. Как я вырвался?!»
Стремительному движению активного советского мальчика-танцора, через Минск, Харьков и Каунас добравшегося до Москвы, а в Москве - до самой Аллы Пугачевой, трудно не сочувствовать. Герой, чтоб пользоваться сочувствием, должен двигаться - закон жанра. Единственная проблема подстерегает читателя этой книги - она как бы автобиографическая, а потому то и дело вызывает некоторые крупные сомнения насчет достоверности фактов.
Моисеев говорит, что мама его была еврейская красавица («Я весь в нее!»), работавшая на кожевенном заводе. Однажды мама спасала его, маленького, случайно попавшего в барабан, и ей перерубило пальцы. Но в дальнейшем пальцы вроде как отрастают. К тому же в книге помещена фотография мамы, и если так выглядят еврейские красавицы, то Моисеев - Элвис Пресли. Потом оказывается, что маму убили глухонемые, которые ошиблись квартирой…
Потом Моисеев настойчиво утверждает, что он не гей и никогда им не был. Потом сообщает ряд фактов, из которых следует, что под словом «гей» наша «птичка» подразумевает явно не то, что мы. «Я пытался создать с мужчиной семью. Были попытки. Но они заканчивались трагедией». «Да, я, так скажем, встречаюсь с молодым человеком. Уже много лет встречаюсь. Он женат, у него дети. Но мы встречаемся. Нет! Просто нет грязи в этой любви. Здесь другое - здесь нужда!» На этом месте читатель понимает, что он решительно запутался. А когда он знакомится с историей о том, как Моисе еву в Америке, прямо на улице, предложили играть П. И. Чайковского, но он, прибыв в Голливуд, подумал-подумал и отказался - наступает некоторое прозрение…