Пытаясь найти выход из ситуации, это министерство в январе 1920 года предложило правительству начать напрямую снабжать рабочих и служащих основными продуктами питания и предметами первой необходимости (хлеб, чай, сахар, рис, бязь и т. п.) по твердым ценам, для чего при министерстве планировалось создать особое междуведомственное совещание. Проект осуществить не успели. Но даже в случае его реализации, скорее всего, ничего кроме новых коррупционных скандалов он бы не принес. Без общего изменения экономической ситуации улучшить положение рабочих не представлялось возможным.
АГРАРНЫЙ КРИЗИС.Если ухудшение положения рабочих имело своей причиной общее состояние экономики, то аграрный кризис, поразивший молодую республику, был обусловлен особенностями развития закавказской деревни в конце XIX – начале XX века. На тот момент в Бакинской и Елисаветпольской губерниях существовало два типа земельной собственности – казенные и владельческие земли. Первые из них находились в пользовании государственных крестьян, составлявших 70–75 % всего крестьянства и сосредоточенных в своей массе в Бакинской губернии.
В начале XX столетия широкое распространение среди государственных крестьян получила купля-продажа права на пользование казенными землями, причем продавались и закладывались не только усадебные, но и пахотные земли. Эта тенденция, усиленная захватами или арендой общинной земли, вела к концентрации ее в руках одних предприимчивых крестьян и постепенному обезземеливанию других. Этот процесс сопровождался серьезными конфликтами, которые обострялись в связи с отсутствием у местной администрации и самих крестьян точных данных о размерах и границах надельных земель. В 1903 году правительство наконец приступило к размежеванию земель государственных крестьян, но работы шли очень медленно. В течение первых пяти лет по всему Закавказью было размежевано всего 361 селение из 5 тыс. государственных поселений. К 1914 году в Елисаветпольской губернии было размежевано всего лишь 103 селения из 1083.
Что касается владельческих земель, принадлежавших бекам-мюлькадарам, то они делились на земли, находившиеся в наделе у владельческих крестьян, и земли в непосредственном пользовании самих беков. В 1870 году владельческие крестьяне стали лично свободными и получили право выкупа своего надела при согласии бека. Надел закреплялся за крестьянином, который до окончательного выкупа обязан был нести в пользу бека повинности за пользование землей. Хотя норма крестьянского надела определялась в 5 десятин на душу мужского пола, но на практике она составила 2–3 десятины: по закону землевладельцы, имея право сохранить 1/3 всех пригодных к распашке земель, отрезали часть крестьянских надельных земель. В результате в 1897 году более чем 600 тыс. десятин частновладельческих земель оказалось сосредоточенным в руках 2690 крупных хозяев, владевших от 300 до 1000 десятин земли.
К 1917 году число частных владельцев значительно выросло, что было напрямую связано с проведением в жизнь закона от 20 декабря 1912 года об обязательном выкупе надельных земель бывшими владельческими крестьянами. По нему с 1 января 1913 года крестьяне прекращали отбывать повинности бекам и переводились на обязательный выкуп своей земли. Однако до революции большая часть крестьян так и не смогла выплатить выкупную сумму. Что же касается земельных участков крестьян-собственников, то они были очень небольшими, достигая в среднем 2–3 десятин земли, хотя часть крестьян имела участки в 10–20 десятин. В этой ситуации масса безземельного и малоземельного крестьянства была вынуждена работать по найму или же арендовать землю у беков, к которым они, конечно, не испытывали теплых чувств. Дополнительным рычагом экономического давления крупных землевладельцев на крестьян стал вопрос орошения земель. В начале XX века большое распространение получило строительство вдоль рек водокачек, владельцы которых заключали с крестьянами окрестных селений отдельные договоры на орошение земель.
Таким образом, накануне революции крестьяне Бакинской и Елисаветпольской губерний находились в ситуации острого социально-экономического кризиса, вызванного процессом обезземеливания, а также проведением выкупных операций владельческими крестьянами. Кроме того, ситуация усугублялась неопределенностью границ частновладельческих и государственных земель, что часто приводило к попыткам их захвата со стороны беков. К этому прибавлялся фактор переселенческой политики правительства, который также обострял проблему малоземелья и вызывал острые конфликты между переселенцами и местным населением.
Революция ничуть не ослабила аграрный кризис в Восточном и Южном Закавказье, а скорее еще больше запутала его. Отменив в июне 1918 года аграрный закон, принятый ранее Закавказским сеймом, второе азербайджанское правительство мало продвинулось в деле его решения. Собственно, для правительства вопрос был практически неразрешим, поскольку оно просто не решалось на какие-либо шаги в сторону хотя бы частичного, даже за вознаграждение, отчуждения земель беков и других крупных землевладельцев, составлявших значительную часть элиты Азербайджанской Республики. Оставить все как есть правительство также не могло в силу разворачивавшегося с весны 1918 года крестьянского движения. Единственным выходом было создавать видимость активной деятельности в решении этого вопроса.
Так, сразу после открытия парламента в декабре 1918 года партия «Мусават», дабы успокоить население, поспешила огласить свою аграрную программу, где говорилось о безвозмездной передаче всех удельных, кабинетных, помещичьих и частновладельческих земель в полную собственность трудового крестьянства. В проекте все же указывалось, что лицам, вложившим в землю известный капитал, будет выдано вознаграждение из особого фонда. Но программа скорее была популистским прикрытием для правительства, которое не спешило приступать к проведению аграрной реформы. Министры снова вспомнили спасительную формулу непредрешения земельного вопроса до созыва Учредительного собрания (на этот раз азербайджанского). При этом подчеркивалось, что помещичья земельная собственность должна остаться неприкосновенной.
Разработка аграрного законопроекта велась одновременно, но без всякой координации, в рамках специально созданной парламентской комиссии и министерства земледелия. Созданная 4 февраля 1919 года парламентская комиссия во главе с меньшевиком Самед-агой Агамали-оглы состояла из девяти членов, представлявших разные фракции парламента. Пестрый политический состав комиссии привел к тому, что в качестве компромиссного варианта был принят аграрный законопроект Закавказского сейма.
Камнем преткновения для комиссии и затем для парламента стал вопрос о конфискации или выкупе частновладельческих земель. Вынесенный 23 апреля 1919 года на рассмотрение парламента, он вызвал ожесточенную полемику. Фракция «Иттихад» и беспартийные решительно настаивали на выкупе частновладельческих земель. Их поддержало правое крыло фракции «Мусават», заявившее, что конфискация может вызвать сопротивление землевладельцев и развал аграрного сектора. Социалисты единогласно выступили за безвозмездную конфискацию. Голосование решило вопрос в пользу сторонников конфискации земли без вознаграждения. Парламентская комиссия продолжила свою работу и к сентябрю 1919 года подготовила окончательный проект закона, согласно которому вся земля безвозмездно переходила в руки государства и объявлялась его собственностью. Основным владельцам оставлялась в пользование часть их прежних владений по определенным нормам в размере от 25 до 75 десятин.
Что касается самого правительства, то только в июне 1919 года при министерстве земледелия был учрежден отдел аграрных реформ, подготовивший к августу проекты двух законов – «О земельном обеспечении населения Азербайджанской республики» и «Об обращении лесов частного владения в собственность государства». Министерство, в отличие от парламентской комиссии, настаивало на отчуждении частновладельческих земель за вознаграждение. Разразившийся в это время очередной правительственный кризис не дал внести эти законопроекты в парламент, который вынужден был довольствоваться обсуждением 2 октября 1919 года проекта, подготовленного его комиссией.
Однако новое правительство поспешило заблокировать рассмотрение чрезмерно радикального, с его точки зрения, аграрного закона под предлогом необходимости совместного обсуждения парламентского и правительственного законопроектов. За немедленное рассмотрение законопроекта выступила социалистическая фракция, но встретила отпор со стороны Расул-заде, заявившего, что социалисты хотят лишь использовать аграрный вопрос «для демагогической пропаганды и агитации», а он подходит к вопросу «с целью честно его разрешить». Правда, для «честного разрешения» вопроса у правительства, с одной стороны, не было особого желания, а с другой – времени.
В деревне ситуация обострялась с каждым днем. Снова, как весной 1918 года, крестьяне перешли к тактике террора и самочинного захвата земель беков. О настроениях крестьян говорит полученная 25 февраля 1919 года в МВД телеграмма Елисаветпольского губернатора полковника Векилова: «Среди темной массы мусульман Азербайджана распространяются провокационные сведения о том, что правительство Азербайджана состоит исключительно из ханов, беков и агаларов, которые якобы оказывают покровительство только лицам бекского звания и состоятельному классу населения. Убийство на днях в селении Кавегды помещика Ахмед-бека Мамедханбекова объясняют именно тем, что он принадлежал к числу беков-землевладельцев. Говорят, что намечено еще несколько лиц землевладельцев, на которых предполагается также нападение» [58].
Правительство действительно поддерживало в возникающих с крестьянами конфликтах по большей части крупных землевладельцев. Так, в письме к генерал-губернатору Х.-б Султанову министр внутренних дел Н. Уссубеков писал: «...министерство земледелия в своей текущей работе настойчиво проводит принцип безусловного охранения впредь до проведения аграрной реформы этого земельного положения, которое существовало до настоящего времени, не допуская ни изменения наделов, ни дополнительных наделов, ни самовольных захватов казенных или частновладельческих земель» [59].
При такой позиции центрального правительства местная администрация считала своим долгом во всем выступать на стороне крупных землевладельцев, помогая им даже захватывать крестьянские земли. «Опять постигло нас несчастье, – писали в письме крестьяне, – беки селения Оксюнюзлы возобновили свои старые земельные споры. Губернатор и уездный начальник явно держат руку помещиков и нарушают силу установленной грамоты и умышленно создают для беков ложные документы» [60].
Ситуация в уездах обострялась в связи с развернувшимися вокруг земли спекуляциями. В циркуляре МВД отмечалось, что «земли, сдаваемые в аренду, попадают сначала в руки особых спекулянтов, не имеющих ничего общего с сельским хозяйством, а те в свою очередь, выгодно продают их трудящемуся населению». Чтобы как-то стабилизировать ситуацию, МВД не смогло придумать ничего лучше, чем обратиться 14 мая 1919 года к крестьянам с требованием приостановить всякие сделки, касающиеся купли-продажи, а также аренды земельных угодий. Естественно, что крестьяне, остро нуждавшиеся в земле, не захотели выполнить требование правительства.
В то же время центральная и местная власть попыталась ослабить остроту аграрного кризиса за счет остававшегося еще русского населения. Как свидетельствует Б.Л. Байков, «в северо-восточной части Шемахинского уезда населенной по преимуществу молоканами, русское население подвергалось повальному ограблению со стороны татарского населения, предводимого доморощенными администраторами из татар же, у населения отбирали хлеб, скот, земледельческие орудия, домашнее имущество. С очевидного благословения Азербайджанского правительства принимались все меры к тому, чтобы заставить коренное русское население подняться с насиженных мест. и уйти вовсе из Азербайджана» [61].
Почти сразу после изгнания русского населения правительство на местах образовывало комиссии из представителей министерств, которые начинали сдавать в аренду освободившиеся земли татарским сельским обществам. Однако практика не оправдала себя, так как доход оказался минимальным, а мусульманские крестьяне по-прежнему требовали общего передела земли.
Видя, что правительство не спешит решать земельный вопрос, крестьяне под явным влиянием большевистской пропаганды стали отказываться предоставлять рекрутов на армейскую службу. В секретном циркуляре губернатора от 2 апреля 1919 года министру сообщалось, что «на всей территории Азербайджана в настоящее время ведется усиленная пропаганда, как среди населения, так и среди войск, причем пропагандисты убеждают население не давать аскеров, а этих последних дезертировать или даже прямо разойтись по домам... Последствия такой агитации очевидны: например, в настоящее время ни один из новобранцев Нухинского уезда не остается в войсках и на другой день дезертирует. В Казахском уезде почти весь уезд теперь отказался давать новобранцев» [62]. Можно смело утверждать, что за весну и лето 1919 года правительство почти полностью потеряло поддержку со стороны основной массы крестьянства.
ВОПРОС ОБ ОБРАЗОВАНИИ.Особое место во внутренней политике Азербайджана отводилось вопросу национализации образования, основному инструменту для реализации проекта формирования азербайджанской нации. Поэтому одним из первых правительственных постановлений от 28 августа 1918 года во всех высших начальных и средних учебных заведениях Азербайджанской Демократической Республики вводилось обучение на государственном тюркском языке. Все параллельные национализированные классы средних учебных заведений, где преподавание велось исключительно на армянском и русском языках, упразднялись. С пятого класса средней школы до окончания учебного заведения обучение велось на русском языке, тюркский преподавался как обязательный предмет.
С приходом англичан правительство вынуждено было смягчить слишком жесткий закон о тюркизации начального и среднего образования. В тех городах, где имелось только одно учебное заведение, было разрешено открывать параллельные классы с преподаванием на русском языке при обязательном обучении государственному языку. На конец 1919 года были национализированы все средние учебные заведения, за исключением бакинских политехнического и коммерческого училищ, двух мужских и трех женских гимназий.
С учетом низкого уровня грамотности населения и определенной конкуренции со стороны русского образования министерство народного просвещения тщательно следило, чтобы дети азербайджанцев поступали исключительно в национализированные азбучные, подготовительные и первые классы. На это специально обращалось внимание всех работников образования в циркулярном распоряжении от 7 сентября 1919 года. Прием азербайджанских детей в те же классы с преподаванием на русском языке допускался в исключительных случаях.
Несмотря на усилия правительства, тюркизация образования проходила с большими трудностями, которые в основном сводились к отсутствию национальных образовательных программ и нехватке преподавательских кадров. В течение 1919 года созданные при министерстве специальные комиссии подготовили программы и объяснительные записки по истории тюркских народов. В мае 1919 года была создана комиссия по реформе алфавита. С учетом нехватки преподавателей министерство перенесло в Казах мусульманское отделение Горийской учительской семинарии, а в сентябре открыло в Баку еще одну. Кроме того, было решено отправить в ведущие вузы Европы около сотни азербайджанцев для подготовки специалистов в различных отраслях промышленности, науки, культуры и здравоохранения. Довольно остро стояла проблема с материальным обеспечением работников просвещения, несмотря на принятые правительством меры по повышению окладов и введению особых социальных льгот.
Другим важным событием в области национально-культурного строительства стало открытие первого в Баку университета. Идея его основания встретила возражения у части парламентариев, которые указывали на отсутствие научной базы и специалистов, а также на опасность того, что университет станет русским. В парламенте М.Э. Расул-заде заявил, что «самое главное в этом вопросе профессиональная сила, ядро которой уже налицо. Что касается того, почему у нас университет на русском языке, то вопрос ясен, потому что комплекты слушателей у нас не знают никакого другого иностранного языка, кроме русского. Профессора этого университета одновременно будут учить и изучать страну, и вокруг университета создастся научный интерес и научная работа». Азербайджанская элита вполне справедливо рассчитывала, что русский по факту университет поможет воспитать первые национальные научные кадры, которые затем смогут превратить его в азербайджанский университет. Следует отметить, что тюркизация начального, среднего и высшего образования оказалась наиболее продуманным из всех направлений деятельности правительства.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава четвертая
НАМЕРЕНИЯ СОВЕТСКОЙ РОССИИ
АГРАРНЫЙ КРИЗИС.Если ухудшение положения рабочих имело своей причиной общее состояние экономики, то аграрный кризис, поразивший молодую республику, был обусловлен особенностями развития закавказской деревни в конце XIX – начале XX века. На тот момент в Бакинской и Елисаветпольской губерниях существовало два типа земельной собственности – казенные и владельческие земли. Первые из них находились в пользовании государственных крестьян, составлявших 70–75 % всего крестьянства и сосредоточенных в своей массе в Бакинской губернии.
В начале XX столетия широкое распространение среди государственных крестьян получила купля-продажа права на пользование казенными землями, причем продавались и закладывались не только усадебные, но и пахотные земли. Эта тенденция, усиленная захватами или арендой общинной земли, вела к концентрации ее в руках одних предприимчивых крестьян и постепенному обезземеливанию других. Этот процесс сопровождался серьезными конфликтами, которые обострялись в связи с отсутствием у местной администрации и самих крестьян точных данных о размерах и границах надельных земель. В 1903 году правительство наконец приступило к размежеванию земель государственных крестьян, но работы шли очень медленно. В течение первых пяти лет по всему Закавказью было размежевано всего 361 селение из 5 тыс. государственных поселений. К 1914 году в Елисаветпольской губернии было размежевано всего лишь 103 селения из 1083.
Что касается владельческих земель, принадлежавших бекам-мюлькадарам, то они делились на земли, находившиеся в наделе у владельческих крестьян, и земли в непосредственном пользовании самих беков. В 1870 году владельческие крестьяне стали лично свободными и получили право выкупа своего надела при согласии бека. Надел закреплялся за крестьянином, который до окончательного выкупа обязан был нести в пользу бека повинности за пользование землей. Хотя норма крестьянского надела определялась в 5 десятин на душу мужского пола, но на практике она составила 2–3 десятины: по закону землевладельцы, имея право сохранить 1/3 всех пригодных к распашке земель, отрезали часть крестьянских надельных земель. В результате в 1897 году более чем 600 тыс. десятин частновладельческих земель оказалось сосредоточенным в руках 2690 крупных хозяев, владевших от 300 до 1000 десятин земли.
К 1917 году число частных владельцев значительно выросло, что было напрямую связано с проведением в жизнь закона от 20 декабря 1912 года об обязательном выкупе надельных земель бывшими владельческими крестьянами. По нему с 1 января 1913 года крестьяне прекращали отбывать повинности бекам и переводились на обязательный выкуп своей земли. Однако до революции большая часть крестьян так и не смогла выплатить выкупную сумму. Что же касается земельных участков крестьян-собственников, то они были очень небольшими, достигая в среднем 2–3 десятин земли, хотя часть крестьян имела участки в 10–20 десятин. В этой ситуации масса безземельного и малоземельного крестьянства была вынуждена работать по найму или же арендовать землю у беков, к которым они, конечно, не испытывали теплых чувств. Дополнительным рычагом экономического давления крупных землевладельцев на крестьян стал вопрос орошения земель. В начале XX века большое распространение получило строительство вдоль рек водокачек, владельцы которых заключали с крестьянами окрестных селений отдельные договоры на орошение земель.
Таким образом, накануне революции крестьяне Бакинской и Елисаветпольской губерний находились в ситуации острого социально-экономического кризиса, вызванного процессом обезземеливания, а также проведением выкупных операций владельческими крестьянами. Кроме того, ситуация усугублялась неопределенностью границ частновладельческих и государственных земель, что часто приводило к попыткам их захвата со стороны беков. К этому прибавлялся фактор переселенческой политики правительства, который также обострял проблему малоземелья и вызывал острые конфликты между переселенцами и местным населением.
Революция ничуть не ослабила аграрный кризис в Восточном и Южном Закавказье, а скорее еще больше запутала его. Отменив в июне 1918 года аграрный закон, принятый ранее Закавказским сеймом, второе азербайджанское правительство мало продвинулось в деле его решения. Собственно, для правительства вопрос был практически неразрешим, поскольку оно просто не решалось на какие-либо шаги в сторону хотя бы частичного, даже за вознаграждение, отчуждения земель беков и других крупных землевладельцев, составлявших значительную часть элиты Азербайджанской Республики. Оставить все как есть правительство также не могло в силу разворачивавшегося с весны 1918 года крестьянского движения. Единственным выходом было создавать видимость активной деятельности в решении этого вопроса.
Так, сразу после открытия парламента в декабре 1918 года партия «Мусават», дабы успокоить население, поспешила огласить свою аграрную программу, где говорилось о безвозмездной передаче всех удельных, кабинетных, помещичьих и частновладельческих земель в полную собственность трудового крестьянства. В проекте все же указывалось, что лицам, вложившим в землю известный капитал, будет выдано вознаграждение из особого фонда. Но программа скорее была популистским прикрытием для правительства, которое не спешило приступать к проведению аграрной реформы. Министры снова вспомнили спасительную формулу непредрешения земельного вопроса до созыва Учредительного собрания (на этот раз азербайджанского). При этом подчеркивалось, что помещичья земельная собственность должна остаться неприкосновенной.
Разработка аграрного законопроекта велась одновременно, но без всякой координации, в рамках специально созданной парламентской комиссии и министерства земледелия. Созданная 4 февраля 1919 года парламентская комиссия во главе с меньшевиком Самед-агой Агамали-оглы состояла из девяти членов, представлявших разные фракции парламента. Пестрый политический состав комиссии привел к тому, что в качестве компромиссного варианта был принят аграрный законопроект Закавказского сейма.
Камнем преткновения для комиссии и затем для парламента стал вопрос о конфискации или выкупе частновладельческих земель. Вынесенный 23 апреля 1919 года на рассмотрение парламента, он вызвал ожесточенную полемику. Фракция «Иттихад» и беспартийные решительно настаивали на выкупе частновладельческих земель. Их поддержало правое крыло фракции «Мусават», заявившее, что конфискация может вызвать сопротивление землевладельцев и развал аграрного сектора. Социалисты единогласно выступили за безвозмездную конфискацию. Голосование решило вопрос в пользу сторонников конфискации земли без вознаграждения. Парламентская комиссия продолжила свою работу и к сентябрю 1919 года подготовила окончательный проект закона, согласно которому вся земля безвозмездно переходила в руки государства и объявлялась его собственностью. Основным владельцам оставлялась в пользование часть их прежних владений по определенным нормам в размере от 25 до 75 десятин.
Что касается самого правительства, то только в июне 1919 года при министерстве земледелия был учрежден отдел аграрных реформ, подготовивший к августу проекты двух законов – «О земельном обеспечении населения Азербайджанской республики» и «Об обращении лесов частного владения в собственность государства». Министерство, в отличие от парламентской комиссии, настаивало на отчуждении частновладельческих земель за вознаграждение. Разразившийся в это время очередной правительственный кризис не дал внести эти законопроекты в парламент, который вынужден был довольствоваться обсуждением 2 октября 1919 года проекта, подготовленного его комиссией.
Однако новое правительство поспешило заблокировать рассмотрение чрезмерно радикального, с его точки зрения, аграрного закона под предлогом необходимости совместного обсуждения парламентского и правительственного законопроектов. За немедленное рассмотрение законопроекта выступила социалистическая фракция, но встретила отпор со стороны Расул-заде, заявившего, что социалисты хотят лишь использовать аграрный вопрос «для демагогической пропаганды и агитации», а он подходит к вопросу «с целью честно его разрешить». Правда, для «честного разрешения» вопроса у правительства, с одной стороны, не было особого желания, а с другой – времени.
В деревне ситуация обострялась с каждым днем. Снова, как весной 1918 года, крестьяне перешли к тактике террора и самочинного захвата земель беков. О настроениях крестьян говорит полученная 25 февраля 1919 года в МВД телеграмма Елисаветпольского губернатора полковника Векилова: «Среди темной массы мусульман Азербайджана распространяются провокационные сведения о том, что правительство Азербайджана состоит исключительно из ханов, беков и агаларов, которые якобы оказывают покровительство только лицам бекского звания и состоятельному классу населения. Убийство на днях в селении Кавегды помещика Ахмед-бека Мамедханбекова объясняют именно тем, что он принадлежал к числу беков-землевладельцев. Говорят, что намечено еще несколько лиц землевладельцев, на которых предполагается также нападение» [58].
Правительство действительно поддерживало в возникающих с крестьянами конфликтах по большей части крупных землевладельцев. Так, в письме к генерал-губернатору Х.-б Султанову министр внутренних дел Н. Уссубеков писал: «...министерство земледелия в своей текущей работе настойчиво проводит принцип безусловного охранения впредь до проведения аграрной реформы этого земельного положения, которое существовало до настоящего времени, не допуская ни изменения наделов, ни дополнительных наделов, ни самовольных захватов казенных или частновладельческих земель» [59].
При такой позиции центрального правительства местная администрация считала своим долгом во всем выступать на стороне крупных землевладельцев, помогая им даже захватывать крестьянские земли. «Опять постигло нас несчастье, – писали в письме крестьяне, – беки селения Оксюнюзлы возобновили свои старые земельные споры. Губернатор и уездный начальник явно держат руку помещиков и нарушают силу установленной грамоты и умышленно создают для беков ложные документы» [60].
Ситуация в уездах обострялась в связи с развернувшимися вокруг земли спекуляциями. В циркуляре МВД отмечалось, что «земли, сдаваемые в аренду, попадают сначала в руки особых спекулянтов, не имеющих ничего общего с сельским хозяйством, а те в свою очередь, выгодно продают их трудящемуся населению». Чтобы как-то стабилизировать ситуацию, МВД не смогло придумать ничего лучше, чем обратиться 14 мая 1919 года к крестьянам с требованием приостановить всякие сделки, касающиеся купли-продажи, а также аренды земельных угодий. Естественно, что крестьяне, остро нуждавшиеся в земле, не захотели выполнить требование правительства.
В то же время центральная и местная власть попыталась ослабить остроту аграрного кризиса за счет остававшегося еще русского населения. Как свидетельствует Б.Л. Байков, «в северо-восточной части Шемахинского уезда населенной по преимуществу молоканами, русское население подвергалось повальному ограблению со стороны татарского населения, предводимого доморощенными администраторами из татар же, у населения отбирали хлеб, скот, земледельческие орудия, домашнее имущество. С очевидного благословения Азербайджанского правительства принимались все меры к тому, чтобы заставить коренное русское население подняться с насиженных мест. и уйти вовсе из Азербайджана» [61].
Почти сразу после изгнания русского населения правительство на местах образовывало комиссии из представителей министерств, которые начинали сдавать в аренду освободившиеся земли татарским сельским обществам. Однако практика не оправдала себя, так как доход оказался минимальным, а мусульманские крестьяне по-прежнему требовали общего передела земли.
Видя, что правительство не спешит решать земельный вопрос, крестьяне под явным влиянием большевистской пропаганды стали отказываться предоставлять рекрутов на армейскую службу. В секретном циркуляре губернатора от 2 апреля 1919 года министру сообщалось, что «на всей территории Азербайджана в настоящее время ведется усиленная пропаганда, как среди населения, так и среди войск, причем пропагандисты убеждают население не давать аскеров, а этих последних дезертировать или даже прямо разойтись по домам... Последствия такой агитации очевидны: например, в настоящее время ни один из новобранцев Нухинского уезда не остается в войсках и на другой день дезертирует. В Казахском уезде почти весь уезд теперь отказался давать новобранцев» [62]. Можно смело утверждать, что за весну и лето 1919 года правительство почти полностью потеряло поддержку со стороны основной массы крестьянства.
ВОПРОС ОБ ОБРАЗОВАНИИ.Особое место во внутренней политике Азербайджана отводилось вопросу национализации образования, основному инструменту для реализации проекта формирования азербайджанской нации. Поэтому одним из первых правительственных постановлений от 28 августа 1918 года во всех высших начальных и средних учебных заведениях Азербайджанской Демократической Республики вводилось обучение на государственном тюркском языке. Все параллельные национализированные классы средних учебных заведений, где преподавание велось исключительно на армянском и русском языках, упразднялись. С пятого класса средней школы до окончания учебного заведения обучение велось на русском языке, тюркский преподавался как обязательный предмет.
С приходом англичан правительство вынуждено было смягчить слишком жесткий закон о тюркизации начального и среднего образования. В тех городах, где имелось только одно учебное заведение, было разрешено открывать параллельные классы с преподаванием на русском языке при обязательном обучении государственному языку. На конец 1919 года были национализированы все средние учебные заведения, за исключением бакинских политехнического и коммерческого училищ, двух мужских и трех женских гимназий.
С учетом низкого уровня грамотности населения и определенной конкуренции со стороны русского образования министерство народного просвещения тщательно следило, чтобы дети азербайджанцев поступали исключительно в национализированные азбучные, подготовительные и первые классы. На это специально обращалось внимание всех работников образования в циркулярном распоряжении от 7 сентября 1919 года. Прием азербайджанских детей в те же классы с преподаванием на русском языке допускался в исключительных случаях.
Несмотря на усилия правительства, тюркизация образования проходила с большими трудностями, которые в основном сводились к отсутствию национальных образовательных программ и нехватке преподавательских кадров. В течение 1919 года созданные при министерстве специальные комиссии подготовили программы и объяснительные записки по истории тюркских народов. В мае 1919 года была создана комиссия по реформе алфавита. С учетом нехватки преподавателей министерство перенесло в Казах мусульманское отделение Горийской учительской семинарии, а в сентябре открыло в Баку еще одну. Кроме того, было решено отправить в ведущие вузы Европы около сотни азербайджанцев для подготовки специалистов в различных отраслях промышленности, науки, культуры и здравоохранения. Довольно остро стояла проблема с материальным обеспечением работников просвещения, несмотря на принятые правительством меры по повышению окладов и введению особых социальных льгот.
Другим важным событием в области национально-культурного строительства стало открытие первого в Баку университета. Идея его основания встретила возражения у части парламентариев, которые указывали на отсутствие научной базы и специалистов, а также на опасность того, что университет станет русским. В парламенте М.Э. Расул-заде заявил, что «самое главное в этом вопросе профессиональная сила, ядро которой уже налицо. Что касается того, почему у нас университет на русском языке, то вопрос ясен, потому что комплекты слушателей у нас не знают никакого другого иностранного языка, кроме русского. Профессора этого университета одновременно будут учить и изучать страну, и вокруг университета создастся научный интерес и научная работа». Азербайджанская элита вполне справедливо рассчитывала, что русский по факту университет поможет воспитать первые национальные научные кадры, которые затем смогут превратить его в азербайджанский университет. Следует отметить, что тюркизация начального, среднего и высшего образования оказалась наиболее продуманным из всех направлений деятельности правительства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Коджаман О. Южный Кавказ в политике Турции и России в постсоветский период / Пер. с англ. И. Стамовой. – М., 2004. – С. 43.
2. Деникин А.И. Очерки русской смуты. – М., 1991. – С. 35.
3. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. – М., 1924. – Т. 2. – С. 187.
4. Денстервиль Л. Британский империализм в Баку и Персии 1917–1918 гг.: Воспоминания. – Тифлис, 1925. – С. 122.
5. Мустафа-заде Р.С. Две республики: Азербайджано-российские отношения в 1918–1922 гг. – М., 2006. – С. 42.
6. Там же. – С. 116.
7. Коджаман О. Указ. соч. – С. 48.
8. Борьба за установление и упрочнение Советской власти в Дагестане 1917–1921 гг.: Сборник документов и материалов. – М., 1958. – С. 362–364.
9. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 367.
10. Там же.
11. Мустафа-заде Р.С. Указ. соч. – С. 77.
12. Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.): Горская республика (1918–1920 гг.): Документы и материалы. – Махачкала, 1994. – С. 177–178, 205–210.
13. Мустафа-заде Р.С. Указ. соч. – С. 108.
14. Там же. – С. 109.
15. Там же. – С. 13.
16. Там же. – С. 115.
17. Дерябин А.И. Гражданская война в России 1917–1922: Национальные армии. – М., 1998. – С. 3.
18. Там же. – С. 3–4.
19. Там же. – С. 34.
20. Подробнее см.: Исмаилов э.э. георгиевские кавалеры – азербайджанцы. – М., 2005.
21. Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю. Арапов. – М., 2001. – С. 30.
22. Дерябин А.И. Указ. соч. – С. 134.
23. Дарабади П. Военные проблемы политической истории Азербайджана начала XX века. – Баку, 1991. – С. 134.
24. Дерябин А.И. Указ. соч. – С. 134.
25. Дарабади П. Указ. соч. – С. 133.
26. Мустафа-заде Р.С. Указ. соч. – С. 69.
27. Адрес-календарь Азербайджанской Республики на 1920 г. – Баку, 1920. – С. 24.
28. Там же. – С. 22.
29. Цит. по: Насиров Т.М. Борьба за власть в Азербайджане (1917–1920 гг.). – Баку, 1993. – С. 57.
30. Адрес-календарь Азербайджанской Республики на 1920 г. – Баку, 1920. – С. 23.
31. Там же.
32. Азербайджанская Демократическая Республика (1918–1920). – Баку, 1998. – С. 111.
33. Пчелин Н. Крестьянский вопрос при мусавате (1918–1920). – Баку, 1931. – С. 21–22.
34. Цит. по: Насиров Т.М. Указ. соч. – С. 60.
35. Адрес-календарь Азербайджанской Республики на 1920 г. – Баку, 1920. – С. 23.
36. Там же. – С. 24.
37. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 27–28.
38. Там же. – С. 63.
39. Документы об английской интервенции в Азербайджане в 1918–1919 гг. // Труды Института истории партии. – Баку, 1948. – Т. 12. – С. 282.
40. Там же. – С. 284.
41. Там же. – С. 269.
42. Там же. – С. 269–270.
43. Цит. по: Азербайджанская Демократическая Республика (1918–1920). – Баку, 1998. – С. 138.
44. Кафафов К.Д. Воспоминания о внутренних делах Российской империи // Вопросы истории. – 2005. – № 8. – С. 70.
45. Там же. – С. 70.
46. Цит. по: Насиров Т.М. Указ. соч. – С. 75.
47. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 127.
48. Цит. по: Насиров Т.М. Указ. соч. – С. 94.
49. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 37.
50. Там же.
51. Там же. – С. 14.
52. Там же. – С. 19.
53. Там же. – С. 341.
54. Там же. – С. 350.
55. Азербайджанская Демократическая Республика (1918–1920). – Баку, 1998. – С. 128.
56. Там же. – С. 208.
57. Там же.
58. Ратгаузер А. Борьба за советский Азербайджан: К истории апрельского переворота. – Баку, 1928. – С. 5.
59. Там же. – С. 7.
60. Там же. – С. 8.
61. Байков Б.Л. Воспоминания о революции в Закавказье // Архив русской революции. – М., 1991. – Т. 9—10. – С. 157–158.
62. Ратгаузер А. Указ. соч. – С. 13.
2. Деникин А.И. Очерки русской смуты. – М., 1991. – С. 35.
3. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. – М., 1924. – Т. 2. – С. 187.
4. Денстервиль Л. Британский империализм в Баку и Персии 1917–1918 гг.: Воспоминания. – Тифлис, 1925. – С. 122.
5. Мустафа-заде Р.С. Две республики: Азербайджано-российские отношения в 1918–1922 гг. – М., 2006. – С. 42.
6. Там же. – С. 116.
7. Коджаман О. Указ. соч. – С. 48.
8. Борьба за установление и упрочнение Советской власти в Дагестане 1917–1921 гг.: Сборник документов и материалов. – М., 1958. – С. 362–364.
9. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 367.
10. Там же.
11. Мустафа-заде Р.С. Указ. соч. – С. 77.
12. Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 гг.): Горская республика (1918–1920 гг.): Документы и материалы. – Махачкала, 1994. – С. 177–178, 205–210.
13. Мустафа-заде Р.С. Указ. соч. – С. 108.
14. Там же. – С. 109.
15. Там же. – С. 13.
16. Там же. – С. 115.
17. Дерябин А.И. Гражданская война в России 1917–1922: Национальные армии. – М., 1998. – С. 3.
18. Там же. – С. 3–4.
19. Там же. – С. 34.
20. Подробнее см.: Исмаилов э.э. георгиевские кавалеры – азербайджанцы. – М., 2005.
21. Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю. Арапов. – М., 2001. – С. 30.
22. Дерябин А.И. Указ. соч. – С. 134.
23. Дарабади П. Военные проблемы политической истории Азербайджана начала XX века. – Баку, 1991. – С. 134.
24. Дерябин А.И. Указ. соч. – С. 134.
25. Дарабади П. Указ. соч. – С. 133.
26. Мустафа-заде Р.С. Указ. соч. – С. 69.
27. Адрес-календарь Азербайджанской Республики на 1920 г. – Баку, 1920. – С. 24.
28. Там же. – С. 22.
29. Цит. по: Насиров Т.М. Борьба за власть в Азербайджане (1917–1920 гг.). – Баку, 1993. – С. 57.
30. Адрес-календарь Азербайджанской Республики на 1920 г. – Баку, 1920. – С. 23.
31. Там же.
32. Азербайджанская Демократическая Республика (1918–1920). – Баку, 1998. – С. 111.
33. Пчелин Н. Крестьянский вопрос при мусавате (1918–1920). – Баку, 1931. – С. 21–22.
34. Цит. по: Насиров Т.М. Указ. соч. – С. 60.
35. Адрес-календарь Азербайджанской Республики на 1920 г. – Баку, 1920. – С. 23.
36. Там же. – С. 24.
37. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 27–28.
38. Там же. – С. 63.
39. Документы об английской интервенции в Азербайджане в 1918–1919 гг. // Труды Института истории партии. – Баку, 1948. – Т. 12. – С. 282.
40. Там же. – С. 284.
41. Там же. – С. 269.
42. Там же. – С. 269–270.
43. Цит. по: Азербайджанская Демократическая Республика (1918–1920). – Баку, 1998. – С. 138.
44. Кафафов К.Д. Воспоминания о внутренних делах Российской империи // Вопросы истории. – 2005. – № 8. – С. 70.
45. Там же. – С. 70.
46. Цит. по: Насиров Т.М. Указ. соч. – С. 75.
47. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 127.
48. Цит. по: Насиров Т.М. Указ. соч. – С. 94.
49. Борьба за победу Советской власти в Азербайджане 1918–1920: Документы и материалы. – Баку, 1967. – С. 37.
50. Там же.
51. Там же. – С. 14.
52. Там же. – С. 19.
53. Там же. – С. 341.
54. Там же. – С. 350.
55. Азербайджанская Демократическая Республика (1918–1920). – Баку, 1998. – С. 128.
56. Там же. – С. 208.
57. Там же.
58. Ратгаузер А. Борьба за советский Азербайджан: К истории апрельского переворота. – Баку, 1928. – С. 5.
59. Там же. – С. 7.
60. Там же. – С. 8.
61. Байков Б.Л. Воспоминания о революции в Закавказье // Архив русской революции. – М., 1991. – Т. 9—10. – С. 157–158.
62. Ратгаузер А. Указ. соч. – С. 13.
Глава четвертая
СОВЕТИЗАЦИЯ АЗЕРБАЙДЖАНА: БЫСТРО И БЕЗБОЛЕЗНЕННО
НАМЕРЕНИЯ СОВЕТСКОЙ РОССИИ
ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПЕРЕПИСКА.Для Советской России потеря Бакинского района в 1918 году оказалась сильным ударом, тяжелые последствия которого остро ощущались в ходе экономической блокады. Намерение Москвы вернуть контроль над жизненно важным регионом оказалось твердым и последовательным, ради чего она готова была идти практически на любые жертвы и уступки. В частности, в том же году большевистское руководство вело секретные переговоры с Германией об оказании давления на Турцию для возврата Восточного Закавказья России, обещая взамен безвозмездное выделение четвертой части всей добываемой там нефти. Секретный протокол был подписан, однако так и остался на бумаге: терпящая тогда поражение в войне Германия не смогла повлиять на своего строптивого союзника, вынужденного вскоре освободить азербайджанскую территорию для новых визитеров – англичан.
В конце 1918 и на протяжении всего 1919 года Советская Россия вынуждена была отказаться от активных действий в отношении Азербайджана. Борьба на несколько фронтов не оставляла Москве сил и времени на работу на этом направлении. Поэтому, как справедливо отмечает Р.С. Мустафа-заде, «потерпев военное поражение в Азербайджане, большевистское правительство предприняло активные усилия для того, чтобы взять реванш на дипломатическом фронте. Оно никак не реагировало на призывы правительства АДР к установлению дипломатических отношений, так как надеялось восстановить свои позиции в нефтяном Баку, лишив АДР внешней военно-политической поддержки усилиями своей дипломатии» [1]. Изменение ситуации в самой России в пользу большевиков к началу 1920 года вернуло на повестку дня вопрос о действиях окрепшей советской власти в отношении таких традиционно находившихся в российской сфере влияния регионов, как Кавказ и Средняя Азия. Тем более что к этому времени на территории Азербайджана уже не находились британские оккупационные войска, которые покинули ее в августе 1919 года.
В 1920 году между Москвой и Баку, ранее практически не замечавших друг друга, началась дипломатическая переписка, первоначальным посылом которой было предложение военного союза против Деникина. Как уже говорилось в предыдущей главе, его завязкой стала радиограмма главы внешнеполитического ведомства Советской России Чичерина от 2 января 1920 года: «Правительство РСФСР обращается к Азербайджану с предложением вступить в немедленные переговоры с Советским правительством о заключении военного соглашения между обоими военными командованиями, имеющего целью ускорить и добить белогвардейские армии юга России», – писал Чичерин. Нарком закончил это послание очень пафосно, но в то же время в ультимативной форме: «Мы обращаемся к Азербайджану и Азербайджанскому народу с призывом начать борьбу против Деникина. Правильно понятые интересы Азербайджанского государства и социально-политические интересы его трудящихся классов должны заставить Азербайджан ответить согласием на наше предложение» [2].
Весьма метко его оценил Тадеуш Свентоховский, написавший, что нота «была залпом психологической войны против Азербайджана» и «прозвучала скорее как призыв к местному пролетариату, чем как дипломатическое послание – она была перепечатана и широко пропагандирована коммунистической прессой в Баку».
Основной мыслью ответного письма Ф. Хойского являлась идея невмешательства во внутреннюю политику другого государства. Министр иностранных дел Азербайджанской Демократической Республики заявил, что его правительство считает для себя «недопустимым вторжение в сферу борьбы русского народа в деле устроения им своей внутренней жизни», однако оно «готово путем переговоров установить между русским и азербайджанским народами добрососедские отношения, вытекающие из принципа суверенности обоих государств».
В конце 1918 и на протяжении всего 1919 года Советская Россия вынуждена была отказаться от активных действий в отношении Азербайджана. Борьба на несколько фронтов не оставляла Москве сил и времени на работу на этом направлении. Поэтому, как справедливо отмечает Р.С. Мустафа-заде, «потерпев военное поражение в Азербайджане, большевистское правительство предприняло активные усилия для того, чтобы взять реванш на дипломатическом фронте. Оно никак не реагировало на призывы правительства АДР к установлению дипломатических отношений, так как надеялось восстановить свои позиции в нефтяном Баку, лишив АДР внешней военно-политической поддержки усилиями своей дипломатии» [1]. Изменение ситуации в самой России в пользу большевиков к началу 1920 года вернуло на повестку дня вопрос о действиях окрепшей советской власти в отношении таких традиционно находившихся в российской сфере влияния регионов, как Кавказ и Средняя Азия. Тем более что к этому времени на территории Азербайджана уже не находились британские оккупационные войска, которые покинули ее в августе 1919 года.
В 1920 году между Москвой и Баку, ранее практически не замечавших друг друга, началась дипломатическая переписка, первоначальным посылом которой было предложение военного союза против Деникина. Как уже говорилось в предыдущей главе, его завязкой стала радиограмма главы внешнеполитического ведомства Советской России Чичерина от 2 января 1920 года: «Правительство РСФСР обращается к Азербайджану с предложением вступить в немедленные переговоры с Советским правительством о заключении военного соглашения между обоими военными командованиями, имеющего целью ускорить и добить белогвардейские армии юга России», – писал Чичерин. Нарком закончил это послание очень пафосно, но в то же время в ультимативной форме: «Мы обращаемся к Азербайджану и Азербайджанскому народу с призывом начать борьбу против Деникина. Правильно понятые интересы Азербайджанского государства и социально-политические интересы его трудящихся классов должны заставить Азербайджан ответить согласием на наше предложение» [2].
Весьма метко его оценил Тадеуш Свентоховский, написавший, что нота «была залпом психологической войны против Азербайджана» и «прозвучала скорее как призыв к местному пролетариату, чем как дипломатическое послание – она была перепечатана и широко пропагандирована коммунистической прессой в Баку».
Основной мыслью ответного письма Ф. Хойского являлась идея невмешательства во внутреннюю политику другого государства. Министр иностранных дел Азербайджанской Демократической Республики заявил, что его правительство считает для себя «недопустимым вторжение в сферу борьбы русского народа в деле устроения им своей внутренней жизни», однако оно «готово путем переговоров установить между русским и азербайджанским народами добрососедские отношения, вытекающие из принципа суверенности обоих государств».