Таким образом, политическое признание Азербайджана в Париже нельзя оценивать «как результат успешной дипломатической деятельности азербайджанских делегатов, возглавляемых А. Топчибашевым», как пишут местные авторы, а скорее как результат серьезного изменения кавказской политики союзников, направленной на поиск или создание новых, пусть временных, преград на пути большевиков. Просто поворот оказался благоприятным для закавказских республик, не предполагавших скорого конца. Тем более что в отношении Азербайджана было принято только половинчатое решение, не сделавшее его субъектом международного права, что не позволяет говорить об огромном, прорывном успехе. Скорее это событие, на которое уходили все усилия, как человеческие, так и крупные финансовые, можно занести в актив делегации, но не как ее главную заслугу.
Кроме того, в актив делегации следует занести налаживание связей с индийскими мусульманами и нормализацию дипломатических контактов с Ираном. Топчибашев в конце 1919 года с восторгом писал, что «как и остальные персидские представители, Фируз Мирза (министр иностранных дел Ирана. – Примеч. авт.) подчеркивал необходимость существования независимого Азербайджана на Кавказе и категорически подтвердил заявление членов персидской делегации о том, что Иран не имеет никаких посягательств на какую бы то ни было часть Кавказского Азербайджана, которому они, персы, готовы помочь всячески во имя общих интересов.».
У делегации, судя по письмам Топчибашева, постоянно возникали проблемы материально-организационного характера, чувствовалась нехватка денежных средств для реализации всех проектов и задумок делегации (особенно в рамках пиар-направления), частенько отсутствовала регулярная связь с Баку, откуда приходили небрежно оформленные документы, не позволявшие публиковать их в таком неприглядном виде в европейской прессе, да и просто демонстрировать представителям других дипмиссий. В нескольких посланиях из Франции Топчибашев повторяет, что «к сожалению, мы совершенно не осведомлены о положении дел в Азербайджане». Все это позволяет говорить о крайней неразберихе в деятельности азербайджанского МИДа и слабой, еще незрелой организации всей внешнеполитической линии молодой республики. Надо признать, что МИД, в отличие от военного министерства, где находился целый ряд кадровых военных старой школы, не мог похвастаться наличием в своих рядах профессиональных дипломатов, имевших опыт работы в различных странах Европы и тесного сотрудничества с зарубежными коллегами. Бесспорно, что это не могло не сказаться на результатах активной, но часто не выверенной и даже самостоятельной деятельности дипработников Азербайджана.
ОТНОШЕНИЯ С СОВЕТСКОЙ РОССИЕЙ.Помимо проблемы международного признания республики перед ней стоял вопрос установления дипломатических и экономических отношений с бывшей метрополией, являвшейся одним из основных игроков в регионе, главным потребителем и одновременно традиционным поставщиком Закавказья. Сложность решения заключалась в диаметрально противоположных позициях сторон, которых в этом вопросе было явно не две, а как минимум три. Имеется в виду шедшая в России ожесточенная борьба за власть между Советской Россией и Белым движением. Априори азербайджанские лидеры не могли симпатизировать лидерам Белого движения, выступавшим за воссоздание «единой и неделимой России» и не признававшим новые государственные образования на территории бывшей империи.
Действительно, отношения с Добровольческой армией, соприкасавшейся с границами Азербайджанской Демократической Республики, были далеки от идеала, скорее гораздо ближе к открытой конфронтации, однако помощь союзников и ухудшение ситуации на фронте заставила руководство Добровольческой армии, в частности Деникина, согласиться на временное перемирие и признание де-факто независимого Азербайджана, дабы иметь безопасный тыл. Это было прямо сказано на единственной личной встрече Деникина с дипломатическим представителем Азербайджана на Кубани Дж. Рустамбековым, организованной британской военной миссией в Екатеринодаре. «Можете заверить свое правительство, что у меня никаких агрессивных намерений против Азербайджана нет и не может быть. Меня интересует всецело вопрос борьбы с большевиками», – заявил главнокомандующий Вооруженными силами юга России.
Правительство Азербайджана под британским давлением вынуждено было пойти на переговоры с Деникиным и подписать 11 сентября 1919 года акт предварительного соглашения с ним. По нему предусматривалось открытие регулярного почтового, телеграфного и радиосообщения между Ростовом и Баку вместе с восстановлением железнодорожного и водного сообщений. Добровольческая армия обязывалась вывести свои войска из Дагестана, который превращался в нейтральную зону, а азербайджанское правительство начинало подготовку торгового и финансового соглашений с Вооруженными силами юга России, заинтересованными в материальной помощи из Баку.
Тем не менее угроза вторжения Добровольческой армии существовала на всем протяжении 1919 года. Ликвидация Горской республики, являвшейся основным буфером между пылающей Россией и мирным Азербайджаном, передача судов Каспийской военной флотилии Деникину и регулярная материально-техническая помощь приближавшейся Добровольческой армии не могли не настораживать лидеров Азербайджана и не добавляли симпатий в отношении Белого движения.
Изменение ситуации произошло в конце 1919 – начале 1920 года, когда Красная армия нанесла ряд серьезных поражений Деникину, что заставило пересмотреть нейтральную позицию Азербайджана. В начале 1920 года в военных кругах республики разрабатывался план совместного удара по Деникину вместе с отрядами Нури-паши и большевиками [8], однако руководство страны, реально оценив свои силы, решило не рисковать, тем более что аскеры срочно понадобились в разгоравшемся вооруженном конфликте с Арменией.
Аналогичное отношение складывалось и к Советской России, столкновение с которой еще при рождении республики чуть не стоило ей существования. Напомним, что Бакинский Совнарком прямо позиционировался как представительство советской центральной власти, которое проводило в жизнь «все декреты и распоряжения рабоче-крестьянского правительства России – Верховного Совета Народных Комиссаров». Ликвидация Бакинского Совнаркома и захват Баку в сентябре 1918 года не могли добавить теплоты во взаимоотношениях между новыми властями – советской и азербайджанской.
Советская Россия продолжала считать этот регион неотъемлемой частью России, что в этом вопросе сближало с ее принципиальным противником – лидерами Белого движения. Однако в отличие от Деникина большевики смогли проявить некую политическую гибкость, что и позволило им одержать убедительную стратегическую победу – к 1921 году все Закавказье оказалось под жестким контролем Москвы и вскоре вошло в состав единого союзного государства.
Советская дипломатия стояла на позиции непризнания закавказских республик, однако в начале 1920 года в связи с изменением ситуации на фронтах она решила использовать сходное отношение азербайджанского руководства к Добровольческой армии, предложив ей и Грузии совместно с Красной армией добить общего врага. Первым приглашением к диалогу стала радиограмма главы внешнеполитического ведомства Советской России Чичерина от 2 января 1920 года [9]. «Правительство РСФСР обращается к Азербайджану с предложением вступить в немедленные переговоры с Советским правительством о заключении военного соглашения между обоими военными командованиями, имеющего целью ускорить и добить белогвардейские армии юга России» [10], – писал Чичерин.
Аналогичное послание было направлено и в грузинский МИД. Как справедливо отмечает Р.С. Мустафа-заде, «важным и неожиданным результатом данного обращения стало то, что занятая НКИД позиция привела к крайне выгодному для АДР политическому эффекту. Ужесточение военного и дипломатического давления Советской России на АДР, связанная с ним угроза оккупации Азербайджана и выхода Красной армии к передовым рубежам зоны европейских интересов (Ближний и Средний Восток) – все это стало последним аргументом, склонившим заседавших в Париже западных лидеров и дипломатов к признанию Азербайджана. 11 января Верховный Совет Антанты признал АДР де-факто» [11].
Надо отдать должное руководству республики и лично министру иностранных дел Фатали-хану Хойскому, ставшему на весьма жесткую позицию и отстаивавшему ее всеми силами, дабы не быть втянутым в войну. Хойский и его коллеги требовали для начала переговоров установления четкого статуса обеих сторон, а именно признания суверенитета и независимого существования Азербайджана, то есть равноправных переговоров. Советская сторона в лице Чичерина в 1920 году могла уже не заигрывать с азербайджанцами, поэтому отказалась вести переговоры на предложенных условиях. С другой стороны, такая жесткая позиция не давала даже надежды на компромисс, а ведь это, если задуматься, был единственный шанс азербайджанских лидеров в ходе прямых контактов с Советским правительством хоть как-то оттянуть скорый конец. Тем более что у них имелся весомый аргумент – нефть. Важно, что советские торговые представители активно искали контактные ходы даже для временного получения нефтепродуктов из республики, забитой в тот период нефтью под завязку.
Именно это стало одной из главной причин падения Азербайджанской Демократической Республики: экономический кризис был только приглушен, но он уже стоял в дверях, так как долгосрочных контрактов на реализацию нефтепродуктов не существовало. Отношения же с главным потребителем, Россией, находились в подвешенном состоянии, что не добавляло оптимизма при анализе перспектив существования республики. В результате наладить хоть какие-то отношения не удалось, азербайджанские лидеры так и не смогли заинтересовать советское руководство. Последнее же давно выбрало для себя наиболее приемлемый вариант развития событий – советизация Азербайджана при дальнейшем включении его в состав единого государства.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ГРУЗИЕЙ И АРМЕНИЕЙ.Другим важным аспектом внешнеполитической деятельности молодой республики стало выстраивание политических и экономических отношений со своими ближайшими соседями, другими малышами-ровесниками – новоиспеченными государственными образованиями на Кавказе. Напомним, что буквально с разницей в день в ходе развала Закавказской федерации возникли Грузинская и Армянская республики. Кроме того, 11 мая 1918 года на Северном Кавказе появилось во многом родственное Азербайджану государственное образование – Горская республика. Она шла по аналогичному пути: занималась решением вопроса о признании независимости республики. На Батумской мирной конференции, где было объявлено о создании Горской республики, последовало ее признание, пусть и формальное, со стороны Германии и Турции. Тогда же лидеры Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, входившие в состав Горского правительства, договорились с турками и немцами о предоставлении военной помощи в случае появления внешней опасности, под которой подразумевалась Советская Россия. Россия, разумеется, не признала независимость Северного Кавказа и прислала ноту протеста германскому послу в Москве графу В. Мирбаху.
Турки не могли не воспользоваться столь благоприятно складывавшейся для них ситуацией в регионе, что выразилось в незамедлительной передислокации войск «на помощь» новоиспеченной республике, так что летом 1918 года турецкие части появились не только в Азербайджане, но и на Северном Кавказе. Именно это позволило лидерам горцев получить под свой контроль часть территории Северного Кавказа во главе с Дербентом. Еще в конце мая того же года генерал Юсуф-Иззет-паша был назначен командующим войсками республики, которые обеспечивались со стороны своего могущественного партнера техникой, транспортом и вооружением.
Для координации своих частей, разбросанных по всему Кавказу, турецкое командование рекомендовало своим подшефным создание единого Министерства вооруженных сил, что и было исполнено в рамках двухстороннего соглашения в сентябре 1918 года. Естественно, что военное ведомство подчинялась высшим чинам турецкой армии и находилась под их полным контролем. Именно это не позволяет говорить о самостоятельной политике как Горской республики, так и Азербайджана в деле строительства собственных вооруженных сил. Деятельность в данном направлении стала возможной для Азербайджанской Республики только в 1919 году, после создания обособленного военного министерства под руководством генерала С.С. Мехмандарова.
С горским правительством были налажены тесная связь и весьма доверительные отношения. С начала 1919 года при правительстве действовал постоянный дипломатический представитель Азербайджана А. Ахвердов. В свою очередь дипмиссия Горской республики на Парижской мирной конференции по большинству вопросов блокировалась с делегацией Азербайджана. В ответ азербайджанское руководство оказывало соседней республике различную дипломатическую и финансовую помощь. В частности, осенью 1918 года горскому правительству был предоставлен беспроцентный заем в размере 10 млн. рублей, а в январе 1919 года еще один – на сумму в 50 миллионов [12].
Азербайджанское руководство отлично понимало всю важность существования Горской республики в качестве буфера между Россией и Азербайджаном. Еще в конце 1918 года М. Расул-заде, выступая в парламенте, произнес такие слова, ставшие во многом пророческими: «Мы должны быть в более тесном контакте с нашими братьями горцами, вследствие своего географического положения принимающими первыми удар надвигающейся с Севера опасности... Не надо упускать из вида, что большевики, „позавтракав“ у них, могут явиться к нам на „обед“».
Однако большую опасность для горцев представляла тогда Добровольческая армия, командование которой отказалось признать факт независимости этой республики. В азербайджанском руководстве не было единства по вопросу помощи соседям. Некоторые члены правительства выступали за военную помощь Горской республике, часть считала это слишком рискованным шагом, который может поставить под угрозу существование самого Азербайджана. В результате обсуждения на заседании правительства победила вторая группа, ограничившая помощь горцам только рядом дипломатических шагов, не способных уже изменить ситуацию. Ноты азербайджанского и грузинского правительства по поводу вторжения Добровольческой армии на территорию Горской республики и захвата власти, неоднократно направленные британскому командованию в регионе, оказались безрезультатными. К маю 1919 года белогвардейцы заняли Дербент и Петровск, 24-го числа по требованию Деникина парламент республики был распущен, а власть перешла к генералу М. Халилову, ставшему временным правителем Дагестана. Фактически это означало прекращение существования Горской республики. Часть членов ее правительства и парламента эмигрировали в Тифлис, где сформировали Союзный меджлис для борьбы против Деникина и большевиков, однако он практически не имел никакого влияния на ситуацию на Северном Кавказе.
Это означало исчезновение барьера между Азербайджаном и враждебной ей Добровольческой армией, стоявшей на границе страны. Тем не менее жесткая позиция британского командования, заинтересованного в сохранении формально независимых государств в Закавказье, не позволила продолжить экспансию Деникина на восток. Провал же наступления Добровольческой армии на Советскую Россию заставил вообще забыть о Закавказье как потенциальном театре военных действий. Весной 1920 года территория бывшей Горской республики была занята частями 11-й Красной армии, вошедшей в соприкосновение с Азербайджаном. Захват Дагестана открывал дверь на Южный Кавказ, в первую очередь в Азербайджан, и последующие события только подтвердили правоту слов Расул-заде.
Отношения с соседями по Закавказью азербайджанское правительство старалось развивать по направлению к конфедерации кавказских республик, что могло серьезно увеличить международный вес и обеспечить безопасность от внешних врагов. По словам Р.С. Мустафа-заде, конфедерация «должна была выполнять как минимум две функции. Во-первых, объединительно-защитную (отсюда тезис о „спасительном союзе“) в условиях нараставшей большевистской угрозы, а во-вторых, политико-дипломатическую, призванную облегчить для Грузии, Армении и Азербайджана совместное решение задачи признания их независимости союзными державами на Парижской мирной конференции» [13]. Однако эта мечта не имела под собой реальной почвы – слишком серьезны и глубоки оказались противоречия соседей по закавказской «коммуналке».
Территориальные споры быстро привели к вооруженным конфликтам (грузино-армянскому и армяно-азербайджанскому), что сделало «практически невозможными не только попытки конфедеративного объединения трех кавказских республик, но и выработки совместных дипломатических действий между ними на международной арене, прежде всего в области признания их независимости» [14].
Тем не менее азербайджанские дипломаты активно работали над созданием ряда альянсов. В 1919 году им удалось подписать и ратифицировать договор об оборонительном союзе с Грузией. Правда, альянс, как и большинство азербайджанских документов, остался только на бумаге. Грузия не оказала своему партнеру никакой помощи и в конфликте с Арменией, и при вторжении Красной армии. Даже в спорном Закатальском районе грузинские части отказались воевать с красноармейцами и были отведены своим командованием. Таким образом, неудача в создании единого кавказского фронта стала еще одной причиной падения Азербайджанской Республики, не сумевшей ни получить официальное международное признание, ни обеспечить свою безопасность.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ТУРЦИЕЙ И ИРАНОМ.Претерпели значительные изменения и взаимоотношения с Турцией. Как отмечает Мустафа-заде, «даже Турция, несмотря на подписание с правительством АДР Договора о мире и дружбе от 4 июня 1918 г., официально не ратифицировала его и до конца сентября не признавала Азербайджан независимым государством. Младотурки рассматривали появление АДР на том этапе как фактор, содействующий реализации их долгосрочной пантуранистской политики» [15]. Тем не менее турецкие лидеры в течение 1918 года рассматривали Азербайджан как дружественную им силу, если хотите, в качестве младшего и еще слабого брата...
Однако в 1919–1920 годах в связи с резким изменением внешнеполитического вектора Турции Азербайджан превратился для нее в своеобразную разменную монету в ходе крупного торга с большевиками. Турецкие лидеры пожертвовали Азербайджанской Республикой ради общей борьбы с Антантой и были вознаграждены солидной материально-технической помощью из Советской России.
Как непростые можно охарактеризовать и взаимоотношения с Ираном. Как уже говорилось выше, эта страна неоднократно заявляла о своих претензиях на весь Азербайджан и долгое время не считалась с фактом появления Азербайджанской Республики. Однако в силу серьезного внутриполитического кризиса Иран не мог активизировать работу в этом направлении. Действительно, на Парижской конференции иранская делегация подавала меморандум с претензиями на весь Азербайджан, однако, не получив поддержки стран Антанты, этим и ограничилась. С осени 1919 года можно говорить о некоем потеплении двухсторонних отношений, которое подтверждается начавшимися в декабре переговорами в Баку. Завершились они только 20 марта, но их результаты оказались вторым после Парижа значительным внешнеполитическим успехом молодой республики: Иран объявил о юридическом признании республики.
Вероятно, первый успех – январское признание Азербайджана де-факто странами Антанты – оказал серьезное влияние на ход переговоров с Тегераном. Азербайджано-Иранская конференция закончилась подписанием целого ряда документов, главным из которых стал Договор о дружбе. Но, как справедливо замечает Мустафа-заде, «несмотря на созданный персидской дипломатией прецедент, для азербайджанской политической элиты данное событие имело, как признавали ее представители, скорее „моральное значение“ – оно не повлияло, да и не могло повлиять на упрочнение внешнеполитических позиций азербайджанской власти» [16].
В общем-то основные внешнеполитические задачи остались нерешенными. То, что не удалось добиться широкого международного признания и установить прочные дипломатические отношения с соседями, в первую очередь с Россией, стало одной из главных причин падения Азербайджанской Демократической Республики.
ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Кроме того, в актив делегации следует занести налаживание связей с индийскими мусульманами и нормализацию дипломатических контактов с Ираном. Топчибашев в конце 1919 года с восторгом писал, что «как и остальные персидские представители, Фируз Мирза (министр иностранных дел Ирана. – Примеч. авт.) подчеркивал необходимость существования независимого Азербайджана на Кавказе и категорически подтвердил заявление членов персидской делегации о том, что Иран не имеет никаких посягательств на какую бы то ни было часть Кавказского Азербайджана, которому они, персы, готовы помочь всячески во имя общих интересов.».
У делегации, судя по письмам Топчибашева, постоянно возникали проблемы материально-организационного характера, чувствовалась нехватка денежных средств для реализации всех проектов и задумок делегации (особенно в рамках пиар-направления), частенько отсутствовала регулярная связь с Баку, откуда приходили небрежно оформленные документы, не позволявшие публиковать их в таком неприглядном виде в европейской прессе, да и просто демонстрировать представителям других дипмиссий. В нескольких посланиях из Франции Топчибашев повторяет, что «к сожалению, мы совершенно не осведомлены о положении дел в Азербайджане». Все это позволяет говорить о крайней неразберихе в деятельности азербайджанского МИДа и слабой, еще незрелой организации всей внешнеполитической линии молодой республики. Надо признать, что МИД, в отличие от военного министерства, где находился целый ряд кадровых военных старой школы, не мог похвастаться наличием в своих рядах профессиональных дипломатов, имевших опыт работы в различных странах Европы и тесного сотрудничества с зарубежными коллегами. Бесспорно, что это не могло не сказаться на результатах активной, но часто не выверенной и даже самостоятельной деятельности дипработников Азербайджана.
ОТНОШЕНИЯ С СОВЕТСКОЙ РОССИЕЙ.Помимо проблемы международного признания республики перед ней стоял вопрос установления дипломатических и экономических отношений с бывшей метрополией, являвшейся одним из основных игроков в регионе, главным потребителем и одновременно традиционным поставщиком Закавказья. Сложность решения заключалась в диаметрально противоположных позициях сторон, которых в этом вопросе было явно не две, а как минимум три. Имеется в виду шедшая в России ожесточенная борьба за власть между Советской Россией и Белым движением. Априори азербайджанские лидеры не могли симпатизировать лидерам Белого движения, выступавшим за воссоздание «единой и неделимой России» и не признававшим новые государственные образования на территории бывшей империи.
Действительно, отношения с Добровольческой армией, соприкасавшейся с границами Азербайджанской Демократической Республики, были далеки от идеала, скорее гораздо ближе к открытой конфронтации, однако помощь союзников и ухудшение ситуации на фронте заставила руководство Добровольческой армии, в частности Деникина, согласиться на временное перемирие и признание де-факто независимого Азербайджана, дабы иметь безопасный тыл. Это было прямо сказано на единственной личной встрече Деникина с дипломатическим представителем Азербайджана на Кубани Дж. Рустамбековым, организованной британской военной миссией в Екатеринодаре. «Можете заверить свое правительство, что у меня никаких агрессивных намерений против Азербайджана нет и не может быть. Меня интересует всецело вопрос борьбы с большевиками», – заявил главнокомандующий Вооруженными силами юга России.
Правительство Азербайджана под британским давлением вынуждено было пойти на переговоры с Деникиным и подписать 11 сентября 1919 года акт предварительного соглашения с ним. По нему предусматривалось открытие регулярного почтового, телеграфного и радиосообщения между Ростовом и Баку вместе с восстановлением железнодорожного и водного сообщений. Добровольческая армия обязывалась вывести свои войска из Дагестана, который превращался в нейтральную зону, а азербайджанское правительство начинало подготовку торгового и финансового соглашений с Вооруженными силами юга России, заинтересованными в материальной помощи из Баку.
Тем не менее угроза вторжения Добровольческой армии существовала на всем протяжении 1919 года. Ликвидация Горской республики, являвшейся основным буфером между пылающей Россией и мирным Азербайджаном, передача судов Каспийской военной флотилии Деникину и регулярная материально-техническая помощь приближавшейся Добровольческой армии не могли не настораживать лидеров Азербайджана и не добавляли симпатий в отношении Белого движения.
Изменение ситуации произошло в конце 1919 – начале 1920 года, когда Красная армия нанесла ряд серьезных поражений Деникину, что заставило пересмотреть нейтральную позицию Азербайджана. В начале 1920 года в военных кругах республики разрабатывался план совместного удара по Деникину вместе с отрядами Нури-паши и большевиками [8], однако руководство страны, реально оценив свои силы, решило не рисковать, тем более что аскеры срочно понадобились в разгоравшемся вооруженном конфликте с Арменией.
Аналогичное отношение складывалось и к Советской России, столкновение с которой еще при рождении республики чуть не стоило ей существования. Напомним, что Бакинский Совнарком прямо позиционировался как представительство советской центральной власти, которое проводило в жизнь «все декреты и распоряжения рабоче-крестьянского правительства России – Верховного Совета Народных Комиссаров». Ликвидация Бакинского Совнаркома и захват Баку в сентябре 1918 года не могли добавить теплоты во взаимоотношениях между новыми властями – советской и азербайджанской.
Советская Россия продолжала считать этот регион неотъемлемой частью России, что в этом вопросе сближало с ее принципиальным противником – лидерами Белого движения. Однако в отличие от Деникина большевики смогли проявить некую политическую гибкость, что и позволило им одержать убедительную стратегическую победу – к 1921 году все Закавказье оказалось под жестким контролем Москвы и вскоре вошло в состав единого союзного государства.
Советская дипломатия стояла на позиции непризнания закавказских республик, однако в начале 1920 года в связи с изменением ситуации на фронтах она решила использовать сходное отношение азербайджанского руководства к Добровольческой армии, предложив ей и Грузии совместно с Красной армией добить общего врага. Первым приглашением к диалогу стала радиограмма главы внешнеполитического ведомства Советской России Чичерина от 2 января 1920 года [9]. «Правительство РСФСР обращается к Азербайджану с предложением вступить в немедленные переговоры с Советским правительством о заключении военного соглашения между обоими военными командованиями, имеющего целью ускорить и добить белогвардейские армии юга России» [10], – писал Чичерин.
Аналогичное послание было направлено и в грузинский МИД. Как справедливо отмечает Р.С. Мустафа-заде, «важным и неожиданным результатом данного обращения стало то, что занятая НКИД позиция привела к крайне выгодному для АДР политическому эффекту. Ужесточение военного и дипломатического давления Советской России на АДР, связанная с ним угроза оккупации Азербайджана и выхода Красной армии к передовым рубежам зоны европейских интересов (Ближний и Средний Восток) – все это стало последним аргументом, склонившим заседавших в Париже западных лидеров и дипломатов к признанию Азербайджана. 11 января Верховный Совет Антанты признал АДР де-факто» [11].
Надо отдать должное руководству республики и лично министру иностранных дел Фатали-хану Хойскому, ставшему на весьма жесткую позицию и отстаивавшему ее всеми силами, дабы не быть втянутым в войну. Хойский и его коллеги требовали для начала переговоров установления четкого статуса обеих сторон, а именно признания суверенитета и независимого существования Азербайджана, то есть равноправных переговоров. Советская сторона в лице Чичерина в 1920 году могла уже не заигрывать с азербайджанцами, поэтому отказалась вести переговоры на предложенных условиях. С другой стороны, такая жесткая позиция не давала даже надежды на компромисс, а ведь это, если задуматься, был единственный шанс азербайджанских лидеров в ходе прямых контактов с Советским правительством хоть как-то оттянуть скорый конец. Тем более что у них имелся весомый аргумент – нефть. Важно, что советские торговые представители активно искали контактные ходы даже для временного получения нефтепродуктов из республики, забитой в тот период нефтью под завязку.
Именно это стало одной из главной причин падения Азербайджанской Демократической Республики: экономический кризис был только приглушен, но он уже стоял в дверях, так как долгосрочных контрактов на реализацию нефтепродуктов не существовало. Отношения же с главным потребителем, Россией, находились в подвешенном состоянии, что не добавляло оптимизма при анализе перспектив существования республики. В результате наладить хоть какие-то отношения не удалось, азербайджанские лидеры так и не смогли заинтересовать советское руководство. Последнее же давно выбрало для себя наиболее приемлемый вариант развития событий – советизация Азербайджана при дальнейшем включении его в состав единого государства.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ГРУЗИЕЙ И АРМЕНИЕЙ.Другим важным аспектом внешнеполитической деятельности молодой республики стало выстраивание политических и экономических отношений со своими ближайшими соседями, другими малышами-ровесниками – новоиспеченными государственными образованиями на Кавказе. Напомним, что буквально с разницей в день в ходе развала Закавказской федерации возникли Грузинская и Армянская республики. Кроме того, 11 мая 1918 года на Северном Кавказе появилось во многом родственное Азербайджану государственное образование – Горская республика. Она шла по аналогичному пути: занималась решением вопроса о признании независимости республики. На Батумской мирной конференции, где было объявлено о создании Горской республики, последовало ее признание, пусть и формальное, со стороны Германии и Турции. Тогда же лидеры Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, входившие в состав Горского правительства, договорились с турками и немцами о предоставлении военной помощи в случае появления внешней опасности, под которой подразумевалась Советская Россия. Россия, разумеется, не признала независимость Северного Кавказа и прислала ноту протеста германскому послу в Москве графу В. Мирбаху.
Турки не могли не воспользоваться столь благоприятно складывавшейся для них ситуацией в регионе, что выразилось в незамедлительной передислокации войск «на помощь» новоиспеченной республике, так что летом 1918 года турецкие части появились не только в Азербайджане, но и на Северном Кавказе. Именно это позволило лидерам горцев получить под свой контроль часть территории Северного Кавказа во главе с Дербентом. Еще в конце мая того же года генерал Юсуф-Иззет-паша был назначен командующим войсками республики, которые обеспечивались со стороны своего могущественного партнера техникой, транспортом и вооружением.
Для координации своих частей, разбросанных по всему Кавказу, турецкое командование рекомендовало своим подшефным создание единого Министерства вооруженных сил, что и было исполнено в рамках двухстороннего соглашения в сентябре 1918 года. Естественно, что военное ведомство подчинялась высшим чинам турецкой армии и находилась под их полным контролем. Именно это не позволяет говорить о самостоятельной политике как Горской республики, так и Азербайджана в деле строительства собственных вооруженных сил. Деятельность в данном направлении стала возможной для Азербайджанской Республики только в 1919 году, после создания обособленного военного министерства под руководством генерала С.С. Мехмандарова.
С горским правительством были налажены тесная связь и весьма доверительные отношения. С начала 1919 года при правительстве действовал постоянный дипломатический представитель Азербайджана А. Ахвердов. В свою очередь дипмиссия Горской республики на Парижской мирной конференции по большинству вопросов блокировалась с делегацией Азербайджана. В ответ азербайджанское руководство оказывало соседней республике различную дипломатическую и финансовую помощь. В частности, осенью 1918 года горскому правительству был предоставлен беспроцентный заем в размере 10 млн. рублей, а в январе 1919 года еще один – на сумму в 50 миллионов [12].
Азербайджанское руководство отлично понимало всю важность существования Горской республики в качестве буфера между Россией и Азербайджаном. Еще в конце 1918 года М. Расул-заде, выступая в парламенте, произнес такие слова, ставшие во многом пророческими: «Мы должны быть в более тесном контакте с нашими братьями горцами, вследствие своего географического положения принимающими первыми удар надвигающейся с Севера опасности... Не надо упускать из вида, что большевики, „позавтракав“ у них, могут явиться к нам на „обед“».
Однако большую опасность для горцев представляла тогда Добровольческая армия, командование которой отказалось признать факт независимости этой республики. В азербайджанском руководстве не было единства по вопросу помощи соседям. Некоторые члены правительства выступали за военную помощь Горской республике, часть считала это слишком рискованным шагом, который может поставить под угрозу существование самого Азербайджана. В результате обсуждения на заседании правительства победила вторая группа, ограничившая помощь горцам только рядом дипломатических шагов, не способных уже изменить ситуацию. Ноты азербайджанского и грузинского правительства по поводу вторжения Добровольческой армии на территорию Горской республики и захвата власти, неоднократно направленные британскому командованию в регионе, оказались безрезультатными. К маю 1919 года белогвардейцы заняли Дербент и Петровск, 24-го числа по требованию Деникина парламент республики был распущен, а власть перешла к генералу М. Халилову, ставшему временным правителем Дагестана. Фактически это означало прекращение существования Горской республики. Часть членов ее правительства и парламента эмигрировали в Тифлис, где сформировали Союзный меджлис для борьбы против Деникина и большевиков, однако он практически не имел никакого влияния на ситуацию на Северном Кавказе.
Это означало исчезновение барьера между Азербайджаном и враждебной ей Добровольческой армией, стоявшей на границе страны. Тем не менее жесткая позиция британского командования, заинтересованного в сохранении формально независимых государств в Закавказье, не позволила продолжить экспансию Деникина на восток. Провал же наступления Добровольческой армии на Советскую Россию заставил вообще забыть о Закавказье как потенциальном театре военных действий. Весной 1920 года территория бывшей Горской республики была занята частями 11-й Красной армии, вошедшей в соприкосновение с Азербайджаном. Захват Дагестана открывал дверь на Южный Кавказ, в первую очередь в Азербайджан, и последующие события только подтвердили правоту слов Расул-заде.
Отношения с соседями по Закавказью азербайджанское правительство старалось развивать по направлению к конфедерации кавказских республик, что могло серьезно увеличить международный вес и обеспечить безопасность от внешних врагов. По словам Р.С. Мустафа-заде, конфедерация «должна была выполнять как минимум две функции. Во-первых, объединительно-защитную (отсюда тезис о „спасительном союзе“) в условиях нараставшей большевистской угрозы, а во-вторых, политико-дипломатическую, призванную облегчить для Грузии, Армении и Азербайджана совместное решение задачи признания их независимости союзными державами на Парижской мирной конференции» [13]. Однако эта мечта не имела под собой реальной почвы – слишком серьезны и глубоки оказались противоречия соседей по закавказской «коммуналке».
Территориальные споры быстро привели к вооруженным конфликтам (грузино-армянскому и армяно-азербайджанскому), что сделало «практически невозможными не только попытки конфедеративного объединения трех кавказских республик, но и выработки совместных дипломатических действий между ними на международной арене, прежде всего в области признания их независимости» [14].
Тем не менее азербайджанские дипломаты активно работали над созданием ряда альянсов. В 1919 году им удалось подписать и ратифицировать договор об оборонительном союзе с Грузией. Правда, альянс, как и большинство азербайджанских документов, остался только на бумаге. Грузия не оказала своему партнеру никакой помощи и в конфликте с Арменией, и при вторжении Красной армии. Даже в спорном Закатальском районе грузинские части отказались воевать с красноармейцами и были отведены своим командованием. Таким образом, неудача в создании единого кавказского фронта стала еще одной причиной падения Азербайджанской Республики, не сумевшей ни получить официальное международное признание, ни обеспечить свою безопасность.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ТУРЦИЕЙ И ИРАНОМ.Претерпели значительные изменения и взаимоотношения с Турцией. Как отмечает Мустафа-заде, «даже Турция, несмотря на подписание с правительством АДР Договора о мире и дружбе от 4 июня 1918 г., официально не ратифицировала его и до конца сентября не признавала Азербайджан независимым государством. Младотурки рассматривали появление АДР на том этапе как фактор, содействующий реализации их долгосрочной пантуранистской политики» [15]. Тем не менее турецкие лидеры в течение 1918 года рассматривали Азербайджан как дружественную им силу, если хотите, в качестве младшего и еще слабого брата...
Однако в 1919–1920 годах в связи с резким изменением внешнеполитического вектора Турции Азербайджан превратился для нее в своеобразную разменную монету в ходе крупного торга с большевиками. Турецкие лидеры пожертвовали Азербайджанской Республикой ради общей борьбы с Антантой и были вознаграждены солидной материально-технической помощью из Советской России.
Как непростые можно охарактеризовать и взаимоотношения с Ираном. Как уже говорилось выше, эта страна неоднократно заявляла о своих претензиях на весь Азербайджан и долгое время не считалась с фактом появления Азербайджанской Республики. Однако в силу серьезного внутриполитического кризиса Иран не мог активизировать работу в этом направлении. Действительно, на Парижской конференции иранская делегация подавала меморандум с претензиями на весь Азербайджан, однако, не получив поддержки стран Антанты, этим и ограничилась. С осени 1919 года можно говорить о некоем потеплении двухсторонних отношений, которое подтверждается начавшимися в декабре переговорами в Баку. Завершились они только 20 марта, но их результаты оказались вторым после Парижа значительным внешнеполитическим успехом молодой республики: Иран объявил о юридическом признании республики.
Вероятно, первый успех – январское признание Азербайджана де-факто странами Антанты – оказал серьезное влияние на ход переговоров с Тегераном. Азербайджано-Иранская конференция закончилась подписанием целого ряда документов, главным из которых стал Договор о дружбе. Но, как справедливо замечает Мустафа-заде, «несмотря на созданный персидской дипломатией прецедент, для азербайджанской политической элиты данное событие имело, как признавали ее представители, скорее „моральное значение“ – оно не повлияло, да и не могло повлиять на упрочнение внешнеполитических позиций азербайджанской власти» [16].
В общем-то основные внешнеполитические задачи остались нерешенными. То, что не удалось добиться широкого международного признания и установить прочные дипломатические отношения с соседями, в первую очередь с Россией, стало одной из главных причин падения Азербайджанской Демократической Республики.
ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
РОЖДЕНИЕ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ АРМИИ.Вопрос обеспечения обороноспособности государства стал одним из основных для молодой республики. Начинать приходилось с нуля, поэтому на начальном этапе существования очень пригодилась помощь Турции, которая предоставила столь необходимые военные силы для борьбы с большевиками.
Рождение азербайджанской армии состоялось даже раньше появления самой республики. Напомним, что по инициативе Закавказского комиссариата был поднят вопрос о формировании в составе тогда еще русской армии на Кавказе национальных частей, объединенных в отдельные корпуса. Фактически вооруженные силы закавказских республик формировались на базе регулярных частей русской армии, имевших тогда богатый практический опыт, полученный в ходе Первой мировой и Русско-японской войн, и при помощи представителей русского офицерского корпуса.
Важно отметить, что сразу после создания Закавказского комиссариата одним из главных вопросов, требовавших безотлагательного решения, стал вопрос о защите территорий от внешних врагов, первым из которых традиционно являлись турки. Поэтому было незамедлительно начато создание национальных корпусов, разделенных по этническому принципу, приведшее к быстрому развалу Закавказской федерации. Возникли Грузинский и Армянский корпуса, вслед за ними стал формироваться Мусульманский, позднее переименованный в Азербайджанский. Во главе каждого из них встали люди, принадлежащие к той или иной национальности, в генеральских чинах. Они стали активно привлекать к делу формирования национальных частей своих коллег и единомышленников еще по единой русской армии. Необходимо отметить, что именно офицеры русской армии стали костяком вооруженных сил закавказских республик. Позднее некоторые из них влились в ряды Красной армии после присоединения этих государственных образований к Советской России.
Формирование Мусульманского корпуса из мусульман Закавказья было начато согласно приказу № 155 от 19 декабря 1917 года главнокомандующего войсками Кавказского фронта генерала от инфантерии М.А. Пржевальского. Командиром корпуса был назначен известный артиллерист, генерал-лейтенант Али-ага Шихлинский. Предполагалось сформировать управление самого корпуса, в который должны были входить 1-я и 2-я Мусульманские стрелковые дивизии, 1-я и 2-я артиллерийские бригады, две мортирные и одна конная батарея, Отдельная Мусульманская конная бригада в составе 1-го и 2-го конных полков, саперный батальон и другие вспомогательные подразделения.
Как пишет А.И. Дерябин, «вооруженные силы национальных правительств в различных регионах страны в своем развитии проходили один и тот же путь. Первоначально они создавались на добровольческой основе, затем усиливались мобилизованными из числа военнообязанных. Формирование национальных армий велось без какого-либо плана, стихийно, в зависимости от наличия подходящего контингента и вооружения. Однако уже в 1919 году практически все национальные вооруженные силы имели более или менее четкую организационную структуру, были сведены в дивизии, корпуса и армии, а управление ими осуществляли штабы различных уровней. Командный состав вооруженных сил национальных правительств в целом отличался весьма высоким уровнем профессиональной подготовки и имел опыт участия в Первой мировой войне. В командном составе преобладали национальные кадры, но было много и русских офицеров. В органах военного управления, штабах и войсковых частях и соединениях служили также бывшие офицеры германской (Прибалтика), австрийской (Западная Украина) и турецкой (Азербайджан) армий» [17].
По мнению российского специалиста, «сильными сторонами национальных армий являлись отличная выучка тактического звена командного состава, умелое использование кавалерийских и пехотных частей и соединений, высокая маневренность артиллерии (в том числе бронепоездной), сочетание совместных боевых действий различных родов оружия и видов вооруженных сил. К слабым сторонам национальных армий можно отнести организационную громоздкость и сложность в управлении. Части формировались повсеместно и разновременно, в основном без определенного плана, хаотично; это затрудняло их укомплектование, вооружение и снабжение. Боевая выучка частей и соединений из добровольцев и мобилизованных была неодинаковой. Тыл отличался невысокой мобилизационной готовностью и отсутствием подготовленных оперативных резервов. Интендантская и медицинская службы функционировали в целом неудовлетворительно, и это негативно отражалось на моральном духе солдат на фронте. В войсках национальных правительств широкое распространение получил местнический сепаратизм, усугублявший доставшиеся по наследству от Российской Императорской армии кастовость, коррупцию и интриганство. Неповиновение в оперативном звене управления стало обычным и повсеместным явлением. Идеологическая работа в частях практически отсутствовала, и это давало возможность большевистской агентуре свободно вести агитацию в частях и соединениях. Таким образом, вооруженные силы национальных правительств (кроме прибалтийских) не отличались высокой степенью боеспособности, были немногочисленны (за исключением украинских формирований) и без серьезной поддержки белых армий и войск интервентов не представляли серьезной опасности для Красной армии. Кроме того, практически все национальные армии из-за окраинного географического расположения были вынуждены основывать свою снабженческую деятельность на иностранных поставках вооружения и снаряжения, не отличавшихся ни качеством, ни точностью по срокам поступления. Таким образом, в вооружении и боевой технике национальных армий, как и в их организационной структуре, единообразия не было»
Рождение азербайджанской армии состоялось даже раньше появления самой республики. Напомним, что по инициативе Закавказского комиссариата был поднят вопрос о формировании в составе тогда еще русской армии на Кавказе национальных частей, объединенных в отдельные корпуса. Фактически вооруженные силы закавказских республик формировались на базе регулярных частей русской армии, имевших тогда богатый практический опыт, полученный в ходе Первой мировой и Русско-японской войн, и при помощи представителей русского офицерского корпуса.
Важно отметить, что сразу после создания Закавказского комиссариата одним из главных вопросов, требовавших безотлагательного решения, стал вопрос о защите территорий от внешних врагов, первым из которых традиционно являлись турки. Поэтому было незамедлительно начато создание национальных корпусов, разделенных по этническому принципу, приведшее к быстрому развалу Закавказской федерации. Возникли Грузинский и Армянский корпуса, вслед за ними стал формироваться Мусульманский, позднее переименованный в Азербайджанский. Во главе каждого из них встали люди, принадлежащие к той или иной национальности, в генеральских чинах. Они стали активно привлекать к делу формирования национальных частей своих коллег и единомышленников еще по единой русской армии. Необходимо отметить, что именно офицеры русской армии стали костяком вооруженных сил закавказских республик. Позднее некоторые из них влились в ряды Красной армии после присоединения этих государственных образований к Советской России.
Формирование Мусульманского корпуса из мусульман Закавказья было начато согласно приказу № 155 от 19 декабря 1917 года главнокомандующего войсками Кавказского фронта генерала от инфантерии М.А. Пржевальского. Командиром корпуса был назначен известный артиллерист, генерал-лейтенант Али-ага Шихлинский. Предполагалось сформировать управление самого корпуса, в который должны были входить 1-я и 2-я Мусульманские стрелковые дивизии, 1-я и 2-я артиллерийские бригады, две мортирные и одна конная батарея, Отдельная Мусульманская конная бригада в составе 1-го и 2-го конных полков, саперный батальон и другие вспомогательные подразделения.
Как пишет А.И. Дерябин, «вооруженные силы национальных правительств в различных регионах страны в своем развитии проходили один и тот же путь. Первоначально они создавались на добровольческой основе, затем усиливались мобилизованными из числа военнообязанных. Формирование национальных армий велось без какого-либо плана, стихийно, в зависимости от наличия подходящего контингента и вооружения. Однако уже в 1919 году практически все национальные вооруженные силы имели более или менее четкую организационную структуру, были сведены в дивизии, корпуса и армии, а управление ими осуществляли штабы различных уровней. Командный состав вооруженных сил национальных правительств в целом отличался весьма высоким уровнем профессиональной подготовки и имел опыт участия в Первой мировой войне. В командном составе преобладали национальные кадры, но было много и русских офицеров. В органах военного управления, штабах и войсковых частях и соединениях служили также бывшие офицеры германской (Прибалтика), австрийской (Западная Украина) и турецкой (Азербайджан) армий» [17].
По мнению российского специалиста, «сильными сторонами национальных армий являлись отличная выучка тактического звена командного состава, умелое использование кавалерийских и пехотных частей и соединений, высокая маневренность артиллерии (в том числе бронепоездной), сочетание совместных боевых действий различных родов оружия и видов вооруженных сил. К слабым сторонам национальных армий можно отнести организационную громоздкость и сложность в управлении. Части формировались повсеместно и разновременно, в основном без определенного плана, хаотично; это затрудняло их укомплектование, вооружение и снабжение. Боевая выучка частей и соединений из добровольцев и мобилизованных была неодинаковой. Тыл отличался невысокой мобилизационной готовностью и отсутствием подготовленных оперативных резервов. Интендантская и медицинская службы функционировали в целом неудовлетворительно, и это негативно отражалось на моральном духе солдат на фронте. В войсках национальных правительств широкое распространение получил местнический сепаратизм, усугублявший доставшиеся по наследству от Российской Императорской армии кастовость, коррупцию и интриганство. Неповиновение в оперативном звене управления стало обычным и повсеместным явлением. Идеологическая работа в частях практически отсутствовала, и это давало возможность большевистской агентуре свободно вести агитацию в частях и соединениях. Таким образом, вооруженные силы национальных правительств (кроме прибалтийских) не отличались высокой степенью боеспособности, были немногочисленны (за исключением украинских формирований) и без серьезной поддержки белых армий и войск интервентов не представляли серьезной опасности для Красной армии. Кроме того, практически все национальные армии из-за окраинного географического расположения были вынуждены основывать свою снабженческую деятельность на иностранных поставках вооружения и снаряжения, не отличавшихся ни качеством, ни точностью по срокам поступления. Таким образом, в вооружении и боевой технике национальных армий, как и в их организационной структуре, единообразия не было»