Страница:
– Оставь два десятка всадников, я дам проводников, большую часть лошадей – пускай их увозят. Есть тут пара мест надежных… Раненых увезут, а мы… – Он мечтательно закатил глаза. Ноздри исмаилита раздувались, как будто он скакал и старался вдохнуть все ароматы степных трав. – Мы… пойдем на храм. Возьмем его наездом, атакой, одной смелой атакой!
Гассан ухватил казака за край куртки, заглядывая в лицо. Над ястребиным носом полыхали черные глаза.
– Сейчас – лучшее время. День для исполнения желаний… Моих желаний, палаван, [92]и твоих тоже!
Подъесаул молчал.
– Ну?!
Казак чертыхнулся:
– Не нукай – не запряг!
Шейх отпустил куртку и отступил на пару шагов.
– Так что?!
Горовой резко ответил:
– Мне надо с остальными посовещаться. Как скажут… Сейчас я им указ слабый.
Шейх презрительно скривил холеные губы, но слова упрека сдержал.
– Хорошо… Совещаться так совещаться. – Он махнул плеткой через левое плечо. – Я буду ждать вашего решения на холме.
4
5
6
Гассан ухватил казака за край куртки, заглядывая в лицо. Над ястребиным носом полыхали черные глаза.
– Сейчас – лучшее время. День для исполнения желаний… Моих желаний, палаван, [92]и твоих тоже!
Подъесаул молчал.
– Ну?!
Казак чертыхнулся:
– Не нукай – не запряг!
Шейх отпустил куртку и отступил на пару шагов.
– Так что?!
Горовой резко ответил:
– Мне надо с остальными посовещаться. Как скажут… Сейчас я им указ слабый.
Шейх презрительно скривил холеные губы, но слова упрека сдержал.
– Хорошо… Совещаться так совещаться. – Он махнул плеткой через левое плечо. – Я буду ждать вашего решения на холме.
4
К удивлению Малышева, идти в бой пожелали практически все.
Ужас, сковавший воинов Христовых в последние ночи, ярость боя, горечь потерь, когда каждый из них потерял друга или родственника, прошедшего с ним от самой Европы, оказались лучшими агитаторами. Те, кто мог держать меч в руках, рвались на врага. Днем… Пока твари не могут проявить свою дьявольскую сущность. Когда правит Бог, а не демоны. Когда человек с верой в сердце может один противостоять легионам тьмы.
Так орали крестоносцы – от рыцарей до кнехтов. Даже Костя, сжимая зубы от боли, пробовал подняться.
Deus! Господь! Он помог им этой ночью, Он привел их сюда, Он направил их оружие. Возможно, все, что они сделали до этого, – всего лишь первый шаг к тому, чтобы сокрушить чертово отродье, живущее в этих адских горах.
В бой рвались все, но взяли не каждого.
Двадцать человек повели обоз в соседнюю долину. Пятеро проводников клялись, что вокруг на многие лиги нет ни мусульман, ни каких-либо других врагов, но Горовой приказал быть настороже всем, кто оставался. Мало ли что.
Остальные шли на врага.
Капище, по словам шейха, находилось в другой стороне от лагеря, но тоже в горах. Путь к нему не был таким сложным – по тропам легко проходили лошади, так что за пару часов до заката отряд должен быть в пределах храма посвященных. И напасть первым, обрушив коридоры, ведущие в глубокие подземелья, откуда народы гор могли получать подкрепления.
Ибн-Саббах верил в победу. И в нее верили остальные.
Крестоносцы шли в бой с песнями – кто-то шепча религиозные гимны, ну а кто-то с частушками или скабрезными песенками. Зато все – с поднятой головой.
Им предстояло победить, разбить страшного врага в его логове, задушить ту змею, которая, по словам папы Урбана, пославшего их сюда, отравляла жизнь всему христианскому миру. Эти фразу вспомнил один из двух уцелевших монахов. Так что обитель языческой богини стала не просто очередной целью очередного христианского барона или графа. Это была теперь одна из целей похода. Иерусалим… и капище.
– Не надо бояться давить змею в гнезде.
Воины повторяли друг другу эти слова своего предводителя, который служил не герцогу или графу, а самому папскому легату. Ему доверяли. За ним шли.
Костя не мог поверить своим глазам. Страх, оставленный чудовищами, уходил из христианского войска. Будто они все разом забыли, на что способны палицы врага, как грозно выглядит хирд [93]гагиинаров, на какой тонкой ниточке висели их судьбы еще сегодня ночью.
– Чудеса! – шепнул он Сомохову, но ученому, человеку далекому, по его словам, от дел военных, было не до того.
Улугбек Карлович быстро просматривал свои записи, которые он вел с того момента, когда оказался в прошлом.
К капищу, как и обещал шейх, христиане вышли ближе к вечеру.
Небольшой подъем, по словам исмаилита, был началом дороги, ведущей к храму богини. Недалеко от тропинки виднелись развалины древней башни, где несли стражу пятеро лучников. Несколько лошадок, привязанных поодаль, связка копий, сваленная в углу, – все это говорило о крайней нерадивости.
Горовой сокрушенно покачал головой, когда бойцы шейха, пробравшись по скалам, одним залпом сняли всю заставу. Метровые стрелы буквально пришпилили стражников к земле, лишив их возможности не только подать знак, но и просто двинуться с места.
– Слишком просто.
Ибн-Саббах довольно ухмыльнулся:
– Это у меня люди хороши, а не они – плохие. Впрочем, это только начало дороги. Дальше нас ждут настоящие посты. А этот – так… Для случайных прохожих.
И верно. За перевалом обнаружилась первая серьезная преграда: дорогу перегораживала стена из сложенных камней, из-за которой в сторону прохода смотрели наконечники стрел. Их заметили и на этот раз были готовы.
Тут снова проявились знания шейха. Вперед выдвинулась старая телега, которую подручные Гассана волокли по всем кручам и тропам. Теперь на повозке были установлены щиты, вся она походила на передвижную стену. Похожую конструкцию делали люди покойного бароне де Виля. Но там было стихийное решение, экспромт, а здесь все походило на заранее припасенную тактическую уловку.
– Скажи своим людям, что они должны помочь мне. Пускай станут за щит.
Тимофей Михайлович сам возглавил штурмовую группу.
Под шквалом стрел, утыкавших щиты, крестоносцы приблизились к заставе на десяток шагов и с ревом бросились в атаку.
Рыцари в кольчугах, будто бумажные самолетики, перемахивали каменную преграду, обрушиваясь на сгрудившихся за стеной стражников. Спустя десяток секунд там был выбит плацдарм, еще через десяток – очищена площадка, через минуту же бой был закончен. Полусотня, пробовавшая закрыть путь в долину, лежала порубленная на куски. Лишь некоторые успели сбежать. Ветераны крестового похода, профессиональные воины, прошедшие огонь и воду, разметали стражников так же легко, как волки ягнят.
Не останавливаясь, отряд двинулся дальше.
– А теперь – время для ваших громовых утех. – Шейх указал рукой на открывавшийся вид.
Выход в долину пересекала река. Горная, несущаяся вниз, грохочущая валунами и перекатами, способная измочалить и выбросить бездыханным самого подготовленного воина. И имевшая только один мост. Крепкий, каменный, закрытый мощными воротами, над которыми нависала галерея сторожевой башни. Все высокое, толстое, построенное давно и на века.
– Они уже подняли тревогу, но завалить ворота еще не успели. Если вышибить их быстро, то мы прорвемся к храму.
Шейх приплясывал в седле. Горячий жеребец под ним крутился, приседал, нервно раздувал ноздри. Чувства всадника передались и лошади.
Улугбек уже разворачивал холстину, прикрывавшую ствол пушки.
– Ближе! Надо подъехать ближе.
Телегу с пушкой крестоносцы прикрыли щитами и поволокли к воротам. Их встретила туча стрел и яростные крики осажденных. Не надо было быть полиглотом, чтобы понять, что им обещают кару, жестокую медленную смерть… Им и их союзникам.
Шейх демонстративно развернул широкое полотнище, усеянное арабской вязью, свое личное знамя. Рядом Костя держал баннер рыцаря Тимо, рисунок на котором был прост: красный крест на белом фоне и ничего больше. Знак похода.
Видно было, что к стражникам, собравшимся за стенами, постоянно подходят подкрепления.
Грохнула пушка. Ядро, пущенное с полусотни метров, выбило пару досок в створках ворот и выломало одну из стальных полос, скреплявшую их.
Сомохов выругался и начал перезаряжать «Адама».
Внезапно над верхним краем башни раздался скрежет, звук удара, и толстенный валун врезался в один из щитов, прикрывающих телегу с пушкой. Двух кнехтов за ним раскидало почти на десяток шагов. Их тут же нашпиговали стрелами. Над башней пронесся торжествующий рев.
– Твоему приятелю неплохо бы поторопиться, – ухмыляясь, заметил шейх напрягшемуся подъесаулу.
– Ты знал?
Ибн-Саббах пожал плечами:
– На все воля Аллаха.
Казак сжал кулаки, но встревать в перепалку не стал.
Второй выстрел пушки оказался удачней. Ядро разворотила одну из стоек, вывернув правую створку ворот.
– Deus lo volt!
Крестоносцы, прикрывшись щитами, бросились в узкий проход. Стрелы полетели в них еще чаще.
Костя пошатываясь подошел к Горовому и протянул винтовку:
– Стреляй, Тимофей!
Подъесаул перевел слегка безумный взгляд с протянутой ему винтовки на Малышева, оттолкнул винтовку… И, выхватив саблю, помчался в глубь схватки.
Костя сквозь зубы выругался. Чудит товарищ! Он намотал на руку ремень. Слегка шатало, но если собраться…
В тесноте сторожевой воротной башни защелкали револьверные выстрелы. Это Улугбек Карлович довел своих людей до пролома, в который уже хлынули рыцари Венегора. Последними к воротам устремились бунтующие посвященные и те христиане, которые до этого момента держались в резерве рядом с Горовым.
Костя, опершись на оставленную телегу с ранеными, выстрелами сносил всех, кто пробовал руководить обороной со стен башни. Получалось плохо, стрелял он даже хуже ученого. Но зато сумятицы добавлял.
Бой, так же как и на перевале, закончился быстро.
Ярость нападавших была почти осязаемой.
Выбив стражу из нижнего яруса, спешенные рыцари и кнехты прошлись бушующим потоком до самой крыши, рубя всех, кто оказывался на дороге, и скидывая вниз тех, кто пробовал сопротивляться.
– Быстрее! Скоро солнце садится! – Ибн-Саббах уже вел свой отряд к массиву, возвышающемуся в нескольких полетах стрелы. Храму богини.
Ужас, сковавший воинов Христовых в последние ночи, ярость боя, горечь потерь, когда каждый из них потерял друга или родственника, прошедшего с ним от самой Европы, оказались лучшими агитаторами. Те, кто мог держать меч в руках, рвались на врага. Днем… Пока твари не могут проявить свою дьявольскую сущность. Когда правит Бог, а не демоны. Когда человек с верой в сердце может один противостоять легионам тьмы.
Так орали крестоносцы – от рыцарей до кнехтов. Даже Костя, сжимая зубы от боли, пробовал подняться.
Deus! Господь! Он помог им этой ночью, Он привел их сюда, Он направил их оружие. Возможно, все, что они сделали до этого, – всего лишь первый шаг к тому, чтобы сокрушить чертово отродье, живущее в этих адских горах.
В бой рвались все, но взяли не каждого.
Двадцать человек повели обоз в соседнюю долину. Пятеро проводников клялись, что вокруг на многие лиги нет ни мусульман, ни каких-либо других врагов, но Горовой приказал быть настороже всем, кто оставался. Мало ли что.
Остальные шли на врага.
Капище, по словам шейха, находилось в другой стороне от лагеря, но тоже в горах. Путь к нему не был таким сложным – по тропам легко проходили лошади, так что за пару часов до заката отряд должен быть в пределах храма посвященных. И напасть первым, обрушив коридоры, ведущие в глубокие подземелья, откуда народы гор могли получать подкрепления.
Ибн-Саббах верил в победу. И в нее верили остальные.
Крестоносцы шли в бой с песнями – кто-то шепча религиозные гимны, ну а кто-то с частушками или скабрезными песенками. Зато все – с поднятой головой.
Им предстояло победить, разбить страшного врага в его логове, задушить ту змею, которая, по словам папы Урбана, пославшего их сюда, отравляла жизнь всему христианскому миру. Эти фразу вспомнил один из двух уцелевших монахов. Так что обитель языческой богини стала не просто очередной целью очередного христианского барона или графа. Это была теперь одна из целей похода. Иерусалим… и капище.
– Не надо бояться давить змею в гнезде.
Воины повторяли друг другу эти слова своего предводителя, который служил не герцогу или графу, а самому папскому легату. Ему доверяли. За ним шли.
Костя не мог поверить своим глазам. Страх, оставленный чудовищами, уходил из христианского войска. Будто они все разом забыли, на что способны палицы врага, как грозно выглядит хирд [93]гагиинаров, на какой тонкой ниточке висели их судьбы еще сегодня ночью.
– Чудеса! – шепнул он Сомохову, но ученому, человеку далекому, по его словам, от дел военных, было не до того.
Улугбек Карлович быстро просматривал свои записи, которые он вел с того момента, когда оказался в прошлом.
К капищу, как и обещал шейх, христиане вышли ближе к вечеру.
Небольшой подъем, по словам исмаилита, был началом дороги, ведущей к храму богини. Недалеко от тропинки виднелись развалины древней башни, где несли стражу пятеро лучников. Несколько лошадок, привязанных поодаль, связка копий, сваленная в углу, – все это говорило о крайней нерадивости.
Горовой сокрушенно покачал головой, когда бойцы шейха, пробравшись по скалам, одним залпом сняли всю заставу. Метровые стрелы буквально пришпилили стражников к земле, лишив их возможности не только подать знак, но и просто двинуться с места.
– Слишком просто.
Ибн-Саббах довольно ухмыльнулся:
– Это у меня люди хороши, а не они – плохие. Впрочем, это только начало дороги. Дальше нас ждут настоящие посты. А этот – так… Для случайных прохожих.
И верно. За перевалом обнаружилась первая серьезная преграда: дорогу перегораживала стена из сложенных камней, из-за которой в сторону прохода смотрели наконечники стрел. Их заметили и на этот раз были готовы.
Тут снова проявились знания шейха. Вперед выдвинулась старая телега, которую подручные Гассана волокли по всем кручам и тропам. Теперь на повозке были установлены щиты, вся она походила на передвижную стену. Похожую конструкцию делали люди покойного бароне де Виля. Но там было стихийное решение, экспромт, а здесь все походило на заранее припасенную тактическую уловку.
– Скажи своим людям, что они должны помочь мне. Пускай станут за щит.
Тимофей Михайлович сам возглавил штурмовую группу.
Под шквалом стрел, утыкавших щиты, крестоносцы приблизились к заставе на десяток шагов и с ревом бросились в атаку.
Рыцари в кольчугах, будто бумажные самолетики, перемахивали каменную преграду, обрушиваясь на сгрудившихся за стеной стражников. Спустя десяток секунд там был выбит плацдарм, еще через десяток – очищена площадка, через минуту же бой был закончен. Полусотня, пробовавшая закрыть путь в долину, лежала порубленная на куски. Лишь некоторые успели сбежать. Ветераны крестового похода, профессиональные воины, прошедшие огонь и воду, разметали стражников так же легко, как волки ягнят.
Не останавливаясь, отряд двинулся дальше.
– А теперь – время для ваших громовых утех. – Шейх указал рукой на открывавшийся вид.
Выход в долину пересекала река. Горная, несущаяся вниз, грохочущая валунами и перекатами, способная измочалить и выбросить бездыханным самого подготовленного воина. И имевшая только один мост. Крепкий, каменный, закрытый мощными воротами, над которыми нависала галерея сторожевой башни. Все высокое, толстое, построенное давно и на века.
– Они уже подняли тревогу, но завалить ворота еще не успели. Если вышибить их быстро, то мы прорвемся к храму.
Шейх приплясывал в седле. Горячий жеребец под ним крутился, приседал, нервно раздувал ноздри. Чувства всадника передались и лошади.
Улугбек уже разворачивал холстину, прикрывавшую ствол пушки.
– Ближе! Надо подъехать ближе.
Телегу с пушкой крестоносцы прикрыли щитами и поволокли к воротам. Их встретила туча стрел и яростные крики осажденных. Не надо было быть полиглотом, чтобы понять, что им обещают кару, жестокую медленную смерть… Им и их союзникам.
Шейх демонстративно развернул широкое полотнище, усеянное арабской вязью, свое личное знамя. Рядом Костя держал баннер рыцаря Тимо, рисунок на котором был прост: красный крест на белом фоне и ничего больше. Знак похода.
Видно было, что к стражникам, собравшимся за стенами, постоянно подходят подкрепления.
Грохнула пушка. Ядро, пущенное с полусотни метров, выбило пару досок в створках ворот и выломало одну из стальных полос, скреплявшую их.
Сомохов выругался и начал перезаряжать «Адама».
Внезапно над верхним краем башни раздался скрежет, звук удара, и толстенный валун врезался в один из щитов, прикрывающих телегу с пушкой. Двух кнехтов за ним раскидало почти на десяток шагов. Их тут же нашпиговали стрелами. Над башней пронесся торжествующий рев.
– Твоему приятелю неплохо бы поторопиться, – ухмыляясь, заметил шейх напрягшемуся подъесаулу.
– Ты знал?
Ибн-Саббах пожал плечами:
– На все воля Аллаха.
Казак сжал кулаки, но встревать в перепалку не стал.
Второй выстрел пушки оказался удачней. Ядро разворотила одну из стоек, вывернув правую створку ворот.
– Deus lo volt!
Крестоносцы, прикрывшись щитами, бросились в узкий проход. Стрелы полетели в них еще чаще.
Костя пошатываясь подошел к Горовому и протянул винтовку:
– Стреляй, Тимофей!
Подъесаул перевел слегка безумный взгляд с протянутой ему винтовки на Малышева, оттолкнул винтовку… И, выхватив саблю, помчался в глубь схватки.
Костя сквозь зубы выругался. Чудит товарищ! Он намотал на руку ремень. Слегка шатало, но если собраться…
В тесноте сторожевой воротной башни защелкали револьверные выстрелы. Это Улугбек Карлович довел своих людей до пролома, в который уже хлынули рыцари Венегора. Последними к воротам устремились бунтующие посвященные и те христиане, которые до этого момента держались в резерве рядом с Горовым.
Костя, опершись на оставленную телегу с ранеными, выстрелами сносил всех, кто пробовал руководить обороной со стен башни. Получалось плохо, стрелял он даже хуже ученого. Но зато сумятицы добавлял.
Бой, так же как и на перевале, закончился быстро.
Ярость нападавших была почти осязаемой.
Выбив стражу из нижнего яруса, спешенные рыцари и кнехты прошлись бушующим потоком до самой крыши, рубя всех, кто оказывался на дороге, и скидывая вниз тех, кто пробовал сопротивляться.
– Быстрее! Скоро солнце садится! – Ибн-Саббах уже вел свой отряд к массиву, возвышающемуся в нескольких полетах стрелы. Храму богини.
5
Долина была невелика. От укрепления, закрывавшего вход, до основания храма – не больше пятисот шагов. И все-таки они опаздывали. Когда ревущая масса крестоносцев добралась до храма, солнце уже коснулась края гор.
– Быстрее!
Пушку установили напротив входа. Сомохов ночью сжег большую часть серы. Так что это был последний выстрел.
…Гигантская каменная пирамида, двумя краями упершаяся в отвесные склоны гор. Каждая ступень – уровень обороны, стена с зубцами, выдвинутые галереи по краям. Захватив один уровень, попадаешь под выстрелы защитников следующего. Идеальная крепость! Но последние защитники медали их не на пирамиде, а у ее основания. Полторы сотни стражников.
Их снесли одной атакой. Крестоносцам было уже все равно, кто перед ними. Те, кто дошел, с одинаковой яростью шли бы и на всю армию Востока. Копейщики охраны разлетались под ударами мечей и боевых молотов, пока не дрогнули. Бегущих не преследовали. Как устало пошутил кто-то: «В драке злость даже лучше, чем храбрость».
А злобы воинам Христа сейчас было не занимать. Из всего отряда осталось человек сорок плюс десяток мятежных посвященных. Почти все ранены, но у каждого в глазах один вопрос: «Когда же доберемся до горла врага, того, кто в этом виноват?» В смерти приятелей, товарищей, друзей. В собственных ранах.
Так стайер в конце дистанции держится на воле и желании завершить нескончаемый бег. Ленточкой финиша или собственной смертью.
…Вход. Толстенные ворота, закрытые листами стали.
Выстрел. Ядро, пущенное с полусотни шагов, срикошетило, оставив только вмятину. Вздох разочарования прокатился по толпе.
Подлетел шейх:
– Не туда! Эти мы никогда не пробьем! С обратной стороны есть еще один вход.
Горовой рыкнул:
– Надеюсь, гактам?!
Ибн-Саббах удивленно глянул на казака:
– Иначе зачем все это?!
Он хлестнул лошадь.
– Быстрее! Видите те постройки?
В двухстах шагах у основания горы виднелись небольшие домики.
– Там выходы шахт младших. Если не займем Э-Кур до заката, нам придется туго! При солнце они беззащитны, как выброшенные на берег рыбы, но в темноте… от нас мокрого места…
Тимофей Михайлович перебил:
– Где вход?
Шейх повел их.
У северной части пирамиды, которую исмаилит именовал «Экур Мамми», один из блоков поворачивался, открывая проход. Для этого всего-то и надо было – прикоснуться к медной пластине. По словам ибн-Саббаха, сделать это должен был кто-то из русичей.
К камню приложил ладонь Улугбек. Пирамида подумала пару мгновений, и камень скользнул вбок. За спиной шумно выдохнул мятежный посвященный. По изменившемуся выражению лица их проводника Костя понял, что попытка проникнуть внутрь для претендента могла обернуться чем-то значительно более опасным, чем просто неоткрытая дверь. Арабы и крестоносцы загомонили.
Узкий тоннель шириной в полтора метра вел в глубь священного капища. Первым в темноту бросился сам исмаилит. За ним двинулись остальные. Ход опускался ниже уровня земли и заканчивался широкой комнатой с круглым колодцем посередине и десятком дверей вдоль стен.
– Сюда!
Шейх уверенно вел всех дальше.
Сзади послышался возмущенный гул: проход закрылся через несколько мгновений после того, как последний из отряда вступил под своды пирамиды. Сработала чудесная автоматика или магия неизвестных мастеров.
Пройдя большую комнату и поднявшись по длинному коридору, люди попали на развилку. Влево шла большая галерея, уводившая еще дальше вверх. Справа начинался горизонтальный проход в большую залу с высокими сводчатыми потолками. Проводник повел их именно туда.
Помещение было около сорока шагов в диаметре. В центре его на высокой подставке пульсировал багровый камень странного вида размером с голову человека.
– Шам! [94]
Ибн-Саббах выдохнул слово, как будто коснулся чего-то запретного.
Костя присмотрелся к проводнику. Щеки немолодого посвященного розовели, глаза горели нездоровым блеском. Обстановка изменила холеного и всегда уравновешенного араба.
– Где установка? – тихо спросил Горовой.
– Где идолы?! – проревел Венегор.
Фламандец был залит своей и чужой кровью, но не потерял огня в глазах. То один, то другой воин отставал от общей массы, чтобы заглянуть в открывающиеся по ходу движения комнаты. Врага не было, значит, наступала самая приятная часть войны – сбор добычи.
Ибн-Саббах махнул рукой в сторону галереи, и большая часть крестоносцев устремилась туда. Через несколько секунд топот ног сменился шумом короткой схватки. Лязганье железа затихло, послышались торжествующие вопли. В залу вбежали несколько кнехтов с золотыми брусками в руках:
– Там сокровищница! Идолы! Блюда и каменья!
Почти всех, кто еще оставался рядом с предводителями, вмиг как ветром сдуло. Лишь русичи, пара рыцарей и несколько выживших мятежных посвященных остались рядом с шейхом, пока тот споро нажимал значки, выбитые на постаменте пульсирующего камня. Араб тихо бормотал что-то себе под нос, будто считалку или детскую песенку. После очередного тычка раздался скрежет и часть стены отошла в сторону.
Первым в открывшийся проход пошел сам ибн-Саббах, затем русичи и горстка воинов, оставшихся при них. Последними преодолели дверной проем выжившие твари и арабы. Даже встав на путь сопротивления, они все еще почитали своих богов и их заветы. Было видно, что идти вперед им физически тяжело.
В комнате был только стол, на котором стояла какая-то тумба с характерным металлическим отливом.
– Подставка под статую!
– Гак!
Возгласы вылетели одновременно. Русичи и воины шейха потянули руки к желанному трофею и остановились.
Улугбек повернулся к исмаилиту:
– У нас договор… – Ученый ткнул стволом дымящегося револьвера в сторону постамента. – Мы шли за этим…
Шейх успел привести свои эмоции в порядок:
– Конечно, дорогой друг… Я помню все, о чем мы условились. И ваше право для меня священно.
Казак погладил постамент, исписанный клинописью:
– Мой!
Ученый повернулся к шейху:
– А то, что статуи нет, – это поправимо?
Ибн-Саббах легкомысленно пожал плечами:
– Главное – есть инициатор!
Он поднял со столешницы жезл, увитый медными лепестками. Маленький камешек, вделанный в его навершие, загорелся.
– Не думала, что ты решишься…
На голос все обернулись. Толстая неповоротливая старуха, неизвестно откуда появившаяся в проходе, укоризненно качала головой.
Дальше события развивались стремительно.
Посвященные, включая шейха, и крестоносцы, обнажив оружие, рванулись на безобидную фигурку женщины, но через мгновение рухнули с широко открытыми ртами, так и не добравшись до цели… от одного взмаха руки старухи. А та все так же стояла в проходе, опираясь одной рукой на клюку, а вторую подняв над головой. Маленький кулачок замер в воздухе, а вокруг нее лежали… куклы, у которых кукловод обрезал веревочки. Именно такая картинка мелькнула в сознании Малышева при взгляде на скорчившиеся тела людей.
Если одна старушка может так вот запросто управиться с десятком вооруженных мужчин, то понятно, почему внутри так мало стражи.
Горовой вскинул руку с револьвером, прицелился в бабульку, спокойно стоящую под дулом, скрежетнул зубами, но так и не выстрелил.
– Мне объяснит кто-нибудь, что тут происходит?! – Голос Улугбека Карловича был спокоен.
Старуха усмехнулась и опустила кулак. Она разглядывала русичей с таким же удивлением, как и они ее.
Малышев скосил глаза на одного из людей шейха, лежащего у его ног. Тот дышал, глаза были открыты, но пусты и безжизненны.
– Что с ними?
Женщина устало присела на невесть откуда появившийся табурет.
– Так вот оно что… А я все думала, зачем тебе гаки? – Она потерла старческие кисти с набухшими венами, перевела взгляд на русичей. – У вас, наверное, много вопросов. Так он сейчас на все и ответит. – Она ткнула пальцем в подъесаула.
Тот дернулся, как от удара, тело Горового свела судорога, боль исказила лицо до неузнаваемости.
Бабушка закончила растирать руки и недовольно топнула ногой. Фигура казака подернулась пеленой, воздух вокруг тела затрепетал, искажая картину. Костя и Улугбек удивленно таращились на происходящее.
Кубанец упал на колени. Его сотряс спазм, еще один, потом, после коротких судорог, с пола поднялась незнакомая фигура. Вместо грузного подъесаула на середине залы стоял невысокий стройный юноша. Черные курчавые волосы струились по покатым плечам, из-под густых бровей яростно блестели глаза.
– Убейте старую каргу – она меня заколдовала! – Голос был чужим.
Малышев вскинул руку с револьвером и спустил курок. В тесноте зала даже выстрел спортивного оружия показался громом.
Ярко вспыхнул воздух вокруг бабушки. И все…
– Фарр! [95]Проклятый фарр!
Юноша, бывший минуту назад Горовым, выругался на неизвестном языке.
Тут же выстрелил Сомохов, но с тем же эффектом. Вспышка и никакого вреда.
– Это же мой Э-Кур, малыш. – Голос старушки был сух. – Ты будешь говорить? Или мне сжечь тебя и рассказывать самой?
– Бейте ее мечами, саблей, ножом! – Голос паренька сорвался на крик, но и Сомохов и Малышев остались на месте.
– Где Тимофей?
Ствол винтовки ученого смотрел теперь в грудь тому, кто совсем недавно выдавал себя за подъесаула. Юноша сглотнул слюну:
– Право же, Улугбек Карлович, это все она, проклятая ведьма, заколдовала меня. Я же ваш друг! Мы же с вами…
Он волновался, руки хаотично двигались, тонкие нервные пальцы буквально танцевали по поверхности поясной пряжки. Большой палец паренька упорно жал малоприметную кнопку. Лицо его подернулось пеленой, на мгновение через марево проступили знакомые черты подъесаула.
Старушка хихикнула:
– Это мой Э-Кур, малыш. Не тяни… Лулуволнуются, а для тебя это сейчас намного опасней, чем для меня.
Гримасы одна за другой сменялись на лице паренька, пока не уступили место выражению дружеского участия.
– Ребята, вы поймите, последнее, чего я желал это принести вам вред. Я за вас…
Костя заревел:
– Где Горовой?! Ты кто?!
Раздался щелчок взводимого курка, и ствол «Смит-и-Вессона» уперся в грудь незнакомца. Тот поспешно отступил, зачарованно следя за тем, как пистолет, ходящий ходуном в дрожащих руках Малышева, следует за каждым его движением.
По лицу паренька побежали крупные капли пота.
– Я сам… Все скажу сам…
Бабушка улыбнулась широкой добродушной улыбкой. Эффект портили черные, подпиленные зубы.
– Я сам…
– Быстрее!
Пушку установили напротив входа. Сомохов ночью сжег большую часть серы. Так что это был последний выстрел.
…Гигантская каменная пирамида, двумя краями упершаяся в отвесные склоны гор. Каждая ступень – уровень обороны, стена с зубцами, выдвинутые галереи по краям. Захватив один уровень, попадаешь под выстрелы защитников следующего. Идеальная крепость! Но последние защитники медали их не на пирамиде, а у ее основания. Полторы сотни стражников.
Их снесли одной атакой. Крестоносцам было уже все равно, кто перед ними. Те, кто дошел, с одинаковой яростью шли бы и на всю армию Востока. Копейщики охраны разлетались под ударами мечей и боевых молотов, пока не дрогнули. Бегущих не преследовали. Как устало пошутил кто-то: «В драке злость даже лучше, чем храбрость».
А злобы воинам Христа сейчас было не занимать. Из всего отряда осталось человек сорок плюс десяток мятежных посвященных. Почти все ранены, но у каждого в глазах один вопрос: «Когда же доберемся до горла врага, того, кто в этом виноват?» В смерти приятелей, товарищей, друзей. В собственных ранах.
Так стайер в конце дистанции держится на воле и желании завершить нескончаемый бег. Ленточкой финиша или собственной смертью.
…Вход. Толстенные ворота, закрытые листами стали.
Выстрел. Ядро, пущенное с полусотни шагов, срикошетило, оставив только вмятину. Вздох разочарования прокатился по толпе.
Подлетел шейх:
– Не туда! Эти мы никогда не пробьем! С обратной стороны есть еще один вход.
Горовой рыкнул:
– Надеюсь, гактам?!
Ибн-Саббах удивленно глянул на казака:
– Иначе зачем все это?!
Он хлестнул лошадь.
– Быстрее! Видите те постройки?
В двухстах шагах у основания горы виднелись небольшие домики.
– Там выходы шахт младших. Если не займем Э-Кур до заката, нам придется туго! При солнце они беззащитны, как выброшенные на берег рыбы, но в темноте… от нас мокрого места…
Тимофей Михайлович перебил:
– Где вход?
Шейх повел их.
У северной части пирамиды, которую исмаилит именовал «Экур Мамми», один из блоков поворачивался, открывая проход. Для этого всего-то и надо было – прикоснуться к медной пластине. По словам ибн-Саббаха, сделать это должен был кто-то из русичей.
К камню приложил ладонь Улугбек. Пирамида подумала пару мгновений, и камень скользнул вбок. За спиной шумно выдохнул мятежный посвященный. По изменившемуся выражению лица их проводника Костя понял, что попытка проникнуть внутрь для претендента могла обернуться чем-то значительно более опасным, чем просто неоткрытая дверь. Арабы и крестоносцы загомонили.
Узкий тоннель шириной в полтора метра вел в глубь священного капища. Первым в темноту бросился сам исмаилит. За ним двинулись остальные. Ход опускался ниже уровня земли и заканчивался широкой комнатой с круглым колодцем посередине и десятком дверей вдоль стен.
– Сюда!
Шейх уверенно вел всех дальше.
Сзади послышался возмущенный гул: проход закрылся через несколько мгновений после того, как последний из отряда вступил под своды пирамиды. Сработала чудесная автоматика или магия неизвестных мастеров.
Пройдя большую комнату и поднявшись по длинному коридору, люди попали на развилку. Влево шла большая галерея, уводившая еще дальше вверх. Справа начинался горизонтальный проход в большую залу с высокими сводчатыми потолками. Проводник повел их именно туда.
Помещение было около сорока шагов в диаметре. В центре его на высокой подставке пульсировал багровый камень странного вида размером с голову человека.
– Шам! [94]
Ибн-Саббах выдохнул слово, как будто коснулся чего-то запретного.
Костя присмотрелся к проводнику. Щеки немолодого посвященного розовели, глаза горели нездоровым блеском. Обстановка изменила холеного и всегда уравновешенного араба.
– Где установка? – тихо спросил Горовой.
– Где идолы?! – проревел Венегор.
Фламандец был залит своей и чужой кровью, но не потерял огня в глазах. То один, то другой воин отставал от общей массы, чтобы заглянуть в открывающиеся по ходу движения комнаты. Врага не было, значит, наступала самая приятная часть войны – сбор добычи.
Ибн-Саббах махнул рукой в сторону галереи, и большая часть крестоносцев устремилась туда. Через несколько секунд топот ног сменился шумом короткой схватки. Лязганье железа затихло, послышались торжествующие вопли. В залу вбежали несколько кнехтов с золотыми брусками в руках:
– Там сокровищница! Идолы! Блюда и каменья!
Почти всех, кто еще оставался рядом с предводителями, вмиг как ветром сдуло. Лишь русичи, пара рыцарей и несколько выживших мятежных посвященных остались рядом с шейхом, пока тот споро нажимал значки, выбитые на постаменте пульсирующего камня. Араб тихо бормотал что-то себе под нос, будто считалку или детскую песенку. После очередного тычка раздался скрежет и часть стены отошла в сторону.
Первым в открывшийся проход пошел сам ибн-Саббах, затем русичи и горстка воинов, оставшихся при них. Последними преодолели дверной проем выжившие твари и арабы. Даже встав на путь сопротивления, они все еще почитали своих богов и их заветы. Было видно, что идти вперед им физически тяжело.
В комнате был только стол, на котором стояла какая-то тумба с характерным металлическим отливом.
– Подставка под статую!
– Гак!
Возгласы вылетели одновременно. Русичи и воины шейха потянули руки к желанному трофею и остановились.
Улугбек повернулся к исмаилиту:
– У нас договор… – Ученый ткнул стволом дымящегося револьвера в сторону постамента. – Мы шли за этим…
Шейх успел привести свои эмоции в порядок:
– Конечно, дорогой друг… Я помню все, о чем мы условились. И ваше право для меня священно.
Казак погладил постамент, исписанный клинописью:
– Мой!
Ученый повернулся к шейху:
– А то, что статуи нет, – это поправимо?
Ибн-Саббах легкомысленно пожал плечами:
– Главное – есть инициатор!
Он поднял со столешницы жезл, увитый медными лепестками. Маленький камешек, вделанный в его навершие, загорелся.
– Не думала, что ты решишься…
На голос все обернулись. Толстая неповоротливая старуха, неизвестно откуда появившаяся в проходе, укоризненно качала головой.
Дальше события развивались стремительно.
Посвященные, включая шейха, и крестоносцы, обнажив оружие, рванулись на безобидную фигурку женщины, но через мгновение рухнули с широко открытыми ртами, так и не добравшись до цели… от одного взмаха руки старухи. А та все так же стояла в проходе, опираясь одной рукой на клюку, а вторую подняв над головой. Маленький кулачок замер в воздухе, а вокруг нее лежали… куклы, у которых кукловод обрезал веревочки. Именно такая картинка мелькнула в сознании Малышева при взгляде на скорчившиеся тела людей.
Если одна старушка может так вот запросто управиться с десятком вооруженных мужчин, то понятно, почему внутри так мало стражи.
Горовой вскинул руку с револьвером, прицелился в бабульку, спокойно стоящую под дулом, скрежетнул зубами, но так и не выстрелил.
– Мне объяснит кто-нибудь, что тут происходит?! – Голос Улугбека Карловича был спокоен.
Старуха усмехнулась и опустила кулак. Она разглядывала русичей с таким же удивлением, как и они ее.
Малышев скосил глаза на одного из людей шейха, лежащего у его ног. Тот дышал, глаза были открыты, но пусты и безжизненны.
– Что с ними?
Женщина устало присела на невесть откуда появившийся табурет.
– Так вот оно что… А я все думала, зачем тебе гаки? – Она потерла старческие кисти с набухшими венами, перевела взгляд на русичей. – У вас, наверное, много вопросов. Так он сейчас на все и ответит. – Она ткнула пальцем в подъесаула.
Тот дернулся, как от удара, тело Горового свела судорога, боль исказила лицо до неузнаваемости.
Бабушка закончила растирать руки и недовольно топнула ногой. Фигура казака подернулась пеленой, воздух вокруг тела затрепетал, искажая картину. Костя и Улугбек удивленно таращились на происходящее.
Кубанец упал на колени. Его сотряс спазм, еще один, потом, после коротких судорог, с пола поднялась незнакомая фигура. Вместо грузного подъесаула на середине залы стоял невысокий стройный юноша. Черные курчавые волосы струились по покатым плечам, из-под густых бровей яростно блестели глаза.
– Убейте старую каргу – она меня заколдовала! – Голос был чужим.
Малышев вскинул руку с револьвером и спустил курок. В тесноте зала даже выстрел спортивного оружия показался громом.
Ярко вспыхнул воздух вокруг бабушки. И все…
– Фарр! [95]Проклятый фарр!
Юноша, бывший минуту назад Горовым, выругался на неизвестном языке.
Тут же выстрелил Сомохов, но с тем же эффектом. Вспышка и никакого вреда.
– Это же мой Э-Кур, малыш. – Голос старушки был сух. – Ты будешь говорить? Или мне сжечь тебя и рассказывать самой?
– Бейте ее мечами, саблей, ножом! – Голос паренька сорвался на крик, но и Сомохов и Малышев остались на месте.
– Где Тимофей?
Ствол винтовки ученого смотрел теперь в грудь тому, кто совсем недавно выдавал себя за подъесаула. Юноша сглотнул слюну:
– Право же, Улугбек Карлович, это все она, проклятая ведьма, заколдовала меня. Я же ваш друг! Мы же с вами…
Он волновался, руки хаотично двигались, тонкие нервные пальцы буквально танцевали по поверхности поясной пряжки. Большой палец паренька упорно жал малоприметную кнопку. Лицо его подернулось пеленой, на мгновение через марево проступили знакомые черты подъесаула.
Старушка хихикнула:
– Это мой Э-Кур, малыш. Не тяни… Лулуволнуются, а для тебя это сейчас намного опасней, чем для меня.
Гримасы одна за другой сменялись на лице паренька, пока не уступили место выражению дружеского участия.
– Ребята, вы поймите, последнее, чего я желал это принести вам вред. Я за вас…
Костя заревел:
– Где Горовой?! Ты кто?!
Раздался щелчок взводимого курка, и ствол «Смит-и-Вессона» уперся в грудь незнакомца. Тот поспешно отступил, зачарованно следя за тем, как пистолет, ходящий ходуном в дрожащих руках Малышева, следует за каждым его движением.
По лицу паренька побежали крупные капли пота.
– Я сам… Все скажу сам…
Бабушка улыбнулась широкой добродушной улыбкой. Эффект портили черные, подпиленные зубы.
– Я сам…
6
– Давным-давно мы прилетели на эту планету. Вернее, меня еще не было. Но мои предки были… Мы прилетели с одной целью – ресурсы. Наша раса стара, окрестные источники выработаны, а для синтеза энергии надо много металла… Того самого, что вы зовете золотом… Вот мы и прибыли туда, где его можно добыть.
Он испуганно следил за каждым движением револьвера и винтовки, все так же нацеленных в его грудь.
– И добывали… Многие тысячи ваших лет мы копали руду, обогащали ее и отправляли на родину один контейнер за другим. Набиру подходит к Земле раз в несколько тысяч лет, так что посылки из дома приходили крайне редко, а ваша планета, на наш вкус, слишком суха, и те, кто работал тут, не слишком радовались жизни. Но потом в чью-то голову пришла идея создать помощников…
Улугбек удивленно опустил оружие:
– Нас?
– Пока нет. Первые эксперименты были… не совсем удачными. Твари, которых мы создавали, мерли без остановки и не приносили пользы… Кто-то из них остался при лабах, часть расползлась по земле, но эффекта все не было… И тогда, отчаявшись, мы создали лулу…урезанные подобия себя… Первых людей.
– Нас?!
Незнакомец замахал руками:
– Нет же! Пока еще не вас. Мы делали почти точные копии себя… Слишком подобных… Чтобы не упускать нити, мы ограничили лишь использование мозга и… длительность жизни. Маленький штришок – и процесс возмужания и произведения потомства стал занимать весь жизненный цикл… Для большинства… Кроме посвященных. Личных… рабов… Галла…
Он пнул носком араба, валяющегося на полу:
– Их…
– Я что-то не понимаю, где Горовой?! И кто этот хрен?!
Голос Кости звенел от напряжения, но и Улугбек и незнакомец, казалось, не обратили на реплику внимания. Только старушка недобро усмехнулась.
– Я расскажу… Только закончу с предысторией… – Он опять пробежался пальцами по пряжке под саркастическим взором бабушки.
Костя рявкнул:
– Что ты там ищешь, урод?!
Старушка расплылась в улыбке, обнажая свои чудовищные зубы, и ответила за боязливо дернувшегося паренька:
– То, что не работает в чужих Экурах.
Чернявый лже-Горовой продолжил свое повествование:
– Итак… Им поручили весь цикл работ, многое в администрации, почти все управление в рудниках… Пока не выяснилось, что слуги не прочь сами решать свою судьбу… Мы заметили свою ошибку слишком поздно… С нашими навыками, способностями они унаследовали и наши черты. Когда их попробовали укоротить, посвященные сами сыграли в свою игру. Выбросили две шестерки и побили нас.
– Чего?!
Он скривился:
– Как же… Ни один посвященный не мог поднять руку на перворожденного… Если же он вдруг и решится на такое, то осадить его легко. Сами видели – одна старушка легко остановит тысячу капиларов, толпу мятежников. Они не могут убить нас и сейчас… – Он пнул ибн-Саббаха. – Крючкотворы… Оказалось, что это только тогда, когда дело касается непосредственно причинения вреда… А взорвать энергоблок – это не то же самое. Даже если при этом и снесет в пучину сотню Богов.
– Ваши котики и собачки взбунтовались? – Улугбек Карлович ухватил нить бессвязного повествования.
Паренек еще раз ткнул носком тело ибн-Саббаха:
– Они и сейчас бунтуют, только уже меньше…
Костя не выдержал:
– Горовой где, мля?! Я тебя…
– Погоди, Костя… Он все сам скажет.
Паренек кивнул:
– После этого мы даже собрались поставить крест на экспериментах. Но удавка привычки оказалась слишком заманчивой… Все вернулось. Только теперь лулуне проходили обряда посвящения. Так вы начали заполнять планету… Вы, люди… Возделывая наши рудники, собирая наше золото, воспевая и поднося дары нам. Всегда одно и то же. С той только разницей, что теперь тот, кто контролирует определенную церковь, получает и все то золото, что она несет… Всю ту власть, что дает этот металл. Мы ведь все так же зависим от этих брусков.
Подала голос старушка:
– Ты забыл рассказать, зачем ты впутал в дело малышей!
– Они уже не дети, уважаемая.
– Маленькие, заблудшие дети…
– Кто?!
– Вы не просто прошли обряд инициации. Вас пропустили через гак, дур-ан-ан из лаб,установку, на которой не прошит код защиты, как на всех аппаратах для посвящения смертных. Там вообще нет кодов. Гак предназначен для проведения экспериментов. Вас разобрали и впихнули ваше тщедушное сознание в тело, лишенное всех стопоров остального мира. У вас нет ограничений на развитие, на срок жизни. Это вам уже сказали, а может, вы и сами догадались. Но самое главное в том, что у вас нет той черной коробки, благодаря которой я или она можем щелчком пальцев превратить вас в слюнявое подобие гриба. Вы – почти что мы…
– Ты не сказал главного…
– Конечно… Мамми… – Он повернулся к русичам. – И еще вы – оружие. То самое, с которым можно выйти на большого зверя… Я ведь тоже… неполноценен… – Он развел руками.
Русичи молчали.
– Много лет назад мы погрязли в жестокой войне. Братья не могли поделить Землю… Власть… Один клан резал другой. Цивилизация была на грани вымирания. Если бы выиграл Эн-ки, то мы потеряли бы большую часть транспортников, в случае победы Эн-лиля погибли бы наши лучшие инженеры. Тогда был заключен мир. Странный мир. Эту Землю, место космодрома и Экуров, центров по передаче материала, отдали под контроль этой карге, тогда еще вполне молодой… Инанна… Иштар… Мамми. И зашили нам один маленький код. Мы не можем убивать друг друга… Но можем портить друг другу нервы и перехватывать источники золота. Больше золота – больше власти. Простая аксиома… и старейшая игра на планете.
Он испуганно следил за каждым движением револьвера и винтовки, все так же нацеленных в его грудь.
– И добывали… Многие тысячи ваших лет мы копали руду, обогащали ее и отправляли на родину один контейнер за другим. Набиру подходит к Земле раз в несколько тысяч лет, так что посылки из дома приходили крайне редко, а ваша планета, на наш вкус, слишком суха, и те, кто работал тут, не слишком радовались жизни. Но потом в чью-то голову пришла идея создать помощников…
Улугбек удивленно опустил оружие:
– Нас?
– Пока нет. Первые эксперименты были… не совсем удачными. Твари, которых мы создавали, мерли без остановки и не приносили пользы… Кто-то из них остался при лабах, часть расползлась по земле, но эффекта все не было… И тогда, отчаявшись, мы создали лулу…урезанные подобия себя… Первых людей.
– Нас?!
Незнакомец замахал руками:
– Нет же! Пока еще не вас. Мы делали почти точные копии себя… Слишком подобных… Чтобы не упускать нити, мы ограничили лишь использование мозга и… длительность жизни. Маленький штришок – и процесс возмужания и произведения потомства стал занимать весь жизненный цикл… Для большинства… Кроме посвященных. Личных… рабов… Галла…
Он пнул носком араба, валяющегося на полу:
– Их…
– Я что-то не понимаю, где Горовой?! И кто этот хрен?!
Голос Кости звенел от напряжения, но и Улугбек и незнакомец, казалось, не обратили на реплику внимания. Только старушка недобро усмехнулась.
– Я расскажу… Только закончу с предысторией… – Он опять пробежался пальцами по пряжке под саркастическим взором бабушки.
Костя рявкнул:
– Что ты там ищешь, урод?!
Старушка расплылась в улыбке, обнажая свои чудовищные зубы, и ответила за боязливо дернувшегося паренька:
– То, что не работает в чужих Экурах.
Чернявый лже-Горовой продолжил свое повествование:
– Итак… Им поручили весь цикл работ, многое в администрации, почти все управление в рудниках… Пока не выяснилось, что слуги не прочь сами решать свою судьбу… Мы заметили свою ошибку слишком поздно… С нашими навыками, способностями они унаследовали и наши черты. Когда их попробовали укоротить, посвященные сами сыграли в свою игру. Выбросили две шестерки и побили нас.
– Чего?!
Он скривился:
– Как же… Ни один посвященный не мог поднять руку на перворожденного… Если же он вдруг и решится на такое, то осадить его легко. Сами видели – одна старушка легко остановит тысячу капиларов, толпу мятежников. Они не могут убить нас и сейчас… – Он пнул ибн-Саббаха. – Крючкотворы… Оказалось, что это только тогда, когда дело касается непосредственно причинения вреда… А взорвать энергоблок – это не то же самое. Даже если при этом и снесет в пучину сотню Богов.
– Ваши котики и собачки взбунтовались? – Улугбек Карлович ухватил нить бессвязного повествования.
Паренек еще раз ткнул носком тело ибн-Саббаха:
– Они и сейчас бунтуют, только уже меньше…
Костя не выдержал:
– Горовой где, мля?! Я тебя…
– Погоди, Костя… Он все сам скажет.
Паренек кивнул:
– После этого мы даже собрались поставить крест на экспериментах. Но удавка привычки оказалась слишком заманчивой… Все вернулось. Только теперь лулуне проходили обряда посвящения. Так вы начали заполнять планету… Вы, люди… Возделывая наши рудники, собирая наше золото, воспевая и поднося дары нам. Всегда одно и то же. С той только разницей, что теперь тот, кто контролирует определенную церковь, получает и все то золото, что она несет… Всю ту власть, что дает этот металл. Мы ведь все так же зависим от этих брусков.
Подала голос старушка:
– Ты забыл рассказать, зачем ты впутал в дело малышей!
– Они уже не дети, уважаемая.
– Маленькие, заблудшие дети…
– Кто?!
– Вы не просто прошли обряд инициации. Вас пропустили через гак, дур-ан-ан из лаб,установку, на которой не прошит код защиты, как на всех аппаратах для посвящения смертных. Там вообще нет кодов. Гак предназначен для проведения экспериментов. Вас разобрали и впихнули ваше тщедушное сознание в тело, лишенное всех стопоров остального мира. У вас нет ограничений на развитие, на срок жизни. Это вам уже сказали, а может, вы и сами догадались. Но самое главное в том, что у вас нет той черной коробки, благодаря которой я или она можем щелчком пальцев превратить вас в слюнявое подобие гриба. Вы – почти что мы…
– Ты не сказал главного…
– Конечно… Мамми… – Он повернулся к русичам. – И еще вы – оружие. То самое, с которым можно выйти на большого зверя… Я ведь тоже… неполноценен… – Он развел руками.
Русичи молчали.
– Много лет назад мы погрязли в жестокой войне. Братья не могли поделить Землю… Власть… Один клан резал другой. Цивилизация была на грани вымирания. Если бы выиграл Эн-ки, то мы потеряли бы большую часть транспортников, в случае победы Эн-лиля погибли бы наши лучшие инженеры. Тогда был заключен мир. Странный мир. Эту Землю, место космодрома и Экуров, центров по передаче материала, отдали под контроль этой карге, тогда еще вполне молодой… Инанна… Иштар… Мамми. И зашили нам один маленький код. Мы не можем убивать друг друга… Но можем портить друг другу нервы и перехватывать источники золота. Больше золота – больше власти. Простая аксиома… и старейшая игра на планете.