Страница:
Ущербные телеги обозники разбирали на составные части, которые впоследствии можно было бы использовать при ремонте. Вчера на привале тюрки, посланные в ближайший лесок, сделали запас стволов для колесных осей, которые ломались чаще всего, и нарубили жердин для хозяйственных нужд. Так что с утра в хвосте колонны кипела напряженная работа. Кнехты, устроившись на краях повозок, обрубали жердины до нужной длины и вытесывали из них оси. Несколько человек заготавливали колья, чтобы укреплять хлипкие борта.
Все это были временные меры, даже полумеры. Любому сведущему человеку было понятно, что дальнего похода этот обоз просто не выдержит. Рыцарю из Полоцка надо было срочно придумать нечто абсолютно новое, способное кардинально поменять ситуацию.
5
6
7
Глава 5
1
Измученные переходом, а затем и бессонной ночью, потраченной на поиски глав христианского войска, русичи практически проспали подход авангарда сельджуков. И только топот и гомон поднимавшегося и собирающегося к знаменам своих командиров пешего ополчения, которое сами рыцари презрительно именовали «слугами», подняло троих из четверых представителей двадцатого века с теплых лежанок под телегами. Горовой, глава отряда и единственный среди них рыцарь, собрав всех своих людей, ускакал еще затемно к армии епископа Адемара, поручив остающимся друзьям охранять обоз и все еще запрятанную в холстину пищаль.
Русичи полагали, что христиане, предупрежденные ими об атаке, встретят войска никейского правителя на дальних подходах или постараются разбить его на марше, но действительность шла вразрез с логикой. Граф Тулузский посчитал собственные силы достаточными для того, чтобы принять бой в одиночку. Кроме того, опытный военачальник провансальского войска желал сражаться в непосредственной близости от ворот Никеи. Он решил, что командир гарнизона, видя гибель пробивающегося к нему подкрепления, не выдержит, откроет ворота и пойдет на вылазку. В этом случае отряд рыцарей, лично отобранных графом, ударит во фланг и на плечах неприятеля ворвется в крепость. В своей победе Раймунд не сомневался.
По рядам сбивавшейся в толпы пехоты тут и там бродили слухи о виденных ночью добрых предзнаменованиях: дева в белом благословляла венцом палатку Исангела, кого-то разбудил поутру глас труб ангелов и речь посланцев неба о грядущей великой победе, монахи рассказывали о видении, пришедшем самому графу Тулузскому.
– Это что же получается? – шептал товарищам Костя, быстро напяливая на толстый поддоспешник кольчугу и проверяя меч. – Тимофей Михайлович из нас – самый опытный вояка, верно? Так он теперь где-то в лагере, а мы, стало быть, врага сдерживай?
Захар молча привесил к поясу секиру и перехватил поудобнее круглый скандинавский щит.
Вся троица собиралась и экипировалась в соответствии с веяниями времени, но на поясе Малышева и Сомохова в самодельных кобурах болтались револьверы, а за спиной Пригодько вместо тула со стрелами или пары дротиков висел тупорылый автомат финского производства. Если дела станут совсем плохи, русичи не собирались добровольно подставляться под клинки опытных и охочих до рубки гулямов. [53]
По статусу и Костя, и Захар должны бы быть при своем рыцаре, но оставлять одного, без должной охраны, Сомохова Горовой не решился. Ученый был единственным человеком, способным разобраться в механизме, занесшем их в это время, и, соответственно, вернуть русичей в более привычную временную эпоху. Теперь Улугбек Карлович, облаченный в кольчугу, специально сделанную по его мерке еще в Италии, покорно сидел на небольшом бочонке, прикрытый с двух сторон щитами Марко и Антонио, также оставшихся при обозе. Эти парни составляли расчет «Адама», чье дуло теперь таращилось с повозки в сторону ближайших зарослей.
В случае, если врагу удастся сломить сопротивление христианского войска, «полочане» должны были не задумываясь применять огнестрельное оружие вплоть до пушечки и выходить из боя в сторону сицилийских норманнов, которые появились в лагере в эту же ночь.
Боэмунд, самый деятельный из предводителей похода, не только поверил предупреждениям «какого-то рыцаря из обоза», но и собрал за одним из соседних холмов не менее полутысячи рыцарей из французской, немецкой и собственной армий. Учитывая то, что за каждым из рыцарей стояло от пяти до десяти пехотинцев, силы в резерве у графа Тулузского были изрядными.
Епископ Адемар, легат папы, занял место на правом фланге выстраивавшихся навстречу врагу провансальцев. Русичи находились почти строго по центру в общем обозе. Слева и немного позади от них, прикрытые земляными валами и повозками от подходящего противника, находились приданные латинянам войска союзников: две тысячи греческих пелтастов Титакия и около тысячи лучников под командованием Циты. Еще дальше слева сгрудились плотной массой остатки некогда многочисленного крестьянского ополчения.
Как такового запланированного построения не было. Войска собирались под знамена приведших их сюда сеньоров, а они занимали места в строю вдоль оборонительного вала исключительно по собственному разумению и желанию. Таким образом, в некоторых местах появились толпы, а кое-где, как, например, напротив обоза с русичами, лишь тонкая цепочка слабо вооруженных вчерашних крестьян. Подобие порядка было лишь перед штандартом самого графа – там ровными рядами замерли пять тысяч конных рыцарей и тысяч десять тяжеловооруженных «слуг», ударная часть войска.
Лица стоявших вокруг «полочан» франков были отрешенными. Кто-то, конечно, нервно балагурил, кто-то сопел, разгоняя кровь по жилам и нагнетая ярость, но большинство молилось. Истово и с выражением. Полная уверенность в своем превосходстве разливалась вокруг.
О противнике, как уже успел вчера выяснить Костя, латиняне знали мало. Большинство сходилось во мнении, что основными силами врага будут легкие конники и плохо обученная, наскоро собранная пехота, которая и минуты не простоит против закованных в железо представителей Европы.
Понемногу, по мере того как начинала волноваться в предвкушении боя толпа вокруг, нервный мандраж пришел и к русичам. Волноваться было от чего. По словам разведчиков, быстро ставших широко известными, войско Кылыч-Арслана нисколько не уступало по численности объединенной христианской армии.
2
Все это были временные меры, даже полумеры. Любому сведущему человеку было понятно, что дальнего похода этот обоз просто не выдержит. Рыцарю из Полоцка надо было срочно придумать нечто абсолютно новое, способное кардинально поменять ситуацию.
5
– Что скажешь, Костя? Как ты спросишь у местных, где нужная тебе дорога? – Улугбек Карлович использовал вечерний отдых для того, чтобы поднатаскать своих товарищей в местных диалектах, которые сам знал уже довольно неплохо.
Собравшиеся на бесплатное шоу крещеные тюрки, приданные отряду, радостно галдели и скалились при звуках знакомой речи, часто поправляли и предлагали свои варианты слов.
– Ну а что я скажу? Ничего, наверное. – Малышев старательно морщил лоб, вспоминая, как должен звучать этот вопрос.
Сидящий сбоку Давид, паренек, перекочевавший в отряд рыцаря Тимо из дружины баронессы де Ги и выполнявший при нем функции мальчика, ответственного за все, подобрался и вытянул вверх руку.
– Что тебе? – спросил ученый.
– Это будет «Поу pax?» или «Поу дромос?», – радостно выпалил итальянец.
– Не совсем, но – близко по смыслу.
Фотограф раздраженно поморщился. Смесь тюркского, фарси и греческого, на которой разговаривали в этой части Средиземноморского побережья, была часто непонятна даже тем людям, для которых один из этих языков был родным. Что уж тут говорить о русичах?! Большинство из тех, кто взялся за обучение, а к «полочанам» присоединились еще около десятка франков, на эту науку вскоре только рукой махнуло – безнадежное дело, мол. Запомнить такое невозможно! Держались только Костя, Захар, Давид по прозвищу Пипо и молодой итальянский рыцарь из отряда легата. Изредка Сомохову, проводившему обучение, на помощь приходил Тансадис, который свободно разговаривал на полутора десятках наречий и языков, но в большинстве случаев археолог в одиночку сражался с бестолковостью учеников. Возможно, помогло бы наличие словаря или хотя бы тетрадей для записей. По крайней мере, это было бы неплохо для Малышева, привыкшего к такой методике обучения. Но с бумагой была напряженка, поэтому обучаться приходилось так, как это принято было в одиннадцатом веке, – на слух.
Костя почесал за ухом. Комары вечером и оводы днем делали путешествие из просто неприятного почти невыносимым. Солнце, с раннего утра быстро прогревавшее окрестный воздух, и пыль, которой постоянно приходилось дышать путешественникам, быстро выводили из себя даже самых стойких. А ведь, по словам туземцев, это еще цветочки. Тюрки уверяли чужеземцев, что через месяц температура поднимется и «станет жарко».
Малышев шлепнул ладонью очередного кровососа и хотел было вернуться к глаголам, но оказалось, что Улугбек Карлович решил сделать перерыв в обучении. Воспользовавшись паузой, исчез в недрах готовящегося ко сну лагеря итальянский рыцарь. Куда-то с котелком потянулся Пипо. Разбежались по делам улыбчивые тюрки-обозники. У костра остались только Малышев и Сомохов. Археолог возился с порванным краем собственного плаща, а фотограф просто устал и тупо таращился на пламя.
– Скажи, Улугбек. – Костя давно уже выпил с ученым на брудершафт, но все еще с трудом обращался к нему просто по имени, без употребления отчества. – Ты там уже говорил это, но как-то мельком… Короче… Этот поход… Он, вообще-то, будет удачным или как?
Сомохов насупился. День был изматывающим, затем последовали уроки, а теперь вот и вопросы. Он пожал плечами:
– Как кому… О таких вещах надо было раньше спрашивать. – Археолог продырявил кончиком ножа грубую ткань плаща и теперь стягивал порванные края суровой ниткой. – А сейчас? Что тут обсуждать?
Костя пошевелил угли кончиком меча. Вверх взмыл сноп искр, отчего скуластое лицо Улугбека приобрело необычные черты.
Малышев усмехнулся.
– Что так рассмешило? – Улугбек осмотрел свое творение.
Шов получился заметным, но плащ выглядел достаточно крепко.
– Да я не об этом, – отмахнулся товарищ.
Малышев ткнул пальцем в сторону суетящегося лагеря:
– Ты мог бы сейчас таким провидцем стать… Пророком почти.
Сомохов пожал плечами:
– Ты думаешь? Не знаю, не знаю… – Он отложил плащ. – Во все времена ценились люди, которые предугадывали или предсказывали удачи и победы, и всегда гнали тех, кто пророчил поражения.
– А что? Будет поражение? – подобрался Костя. – Что-то мне помнится, что первый поход был удачным до… удачным, короче… Типа всех побили и сапоги помыли в Иерусалимском море… Или как его там?
Ученый развел руками:
– Ну, если в глобальном плане? То тогда, наверное, ты прав. Поход был удачным… То есть, конечно, будет удачным.
Костя вытянул из-за пазухи бурдюк с греческим вином:
– Попробуй, друже… Фанерское… Тьфу ты! Фалернское! Хорошее!
Археолог подхватил бурдюк, отхлебнул пару глотков и благодарно кивнул.
– А что же не свой спиритус пьешь?
Костя икнул. Теперь, когда причина его флегматичного состояния была достаточно ясна, он уже не старался держаться трезвым. С утра емкость с продуктом греческого виноделия значительно потеряла в весе. А молодое вино в союзе с майским солнцем способно укатать и не таких подготовленных индивидуумов, как бывший фотограф дикой природы. Говоря человеческим языком, Костя был пьян.
– Так задрало свое… Что я его не пил, что ли? – Он хлопнул еще одного кровососа и пересел так, чтобы легкий дымок окуривал его фигуру. – Так что там с походом нашим? Давай-ка выкладывай!
Ученый отхлебнул еще вина и задумался. Пока археолог собирался с мыслями, Малышев вытянул из мешка туесок.
– Во! Глянь, что я придумал. – Он развязал тесемки и вывалил в подготовленную деревянную миску куски мяса, пересыпанные колечками лука. – Шашлык забабахал. Мяса вчера намариновал, лука добавил, вина, специй местных. А чтобы не протухло, в мешочке в бочку на дно засунул.
Он понюхал туесок.
– Вроде не смердит. – Костя подмигнул озабоченно осматривающему продукты товарища археологу. – Чичас шашлычок сварганим.
Пока фотограф стругал палочки под мясо и раскладывал над углями шампуры, ученый начал свое повествование:
– В принципе весь предстоящий поход надо отнести скорее к удачным, нежели неудачным эпизодам крестовых войн.
Малышев выдернул из рук археолога бурдюк, отхлебнул и уточнил:
– Ты давай-ка поподробней. Нам ведь здесь быть, а не студентам твоим.
Улугбек Карлович вздохнул и начал рассказ:
– Предстоящее взятие Никеи – дело практически решенное. Слишком большие силы собрались здесь. Но дальше дела похода пойдут не столь радужно.
Костя, ковырявшийся с углями, удивленно вскинулся, в это время ученый продолжил:
– После этого силы крестоносцев разделятся на три части и двинутся через Анатолию и Киликию в сторону Антиохии, одного из богатейших городов Средиземноморского побережья. На подходе к Дорилее [49]их встретят войска Кылыч-Арслана, правителя Никеи, и Гази ибн Данишмеда, правителя Каппадокии и Понта. Сражение будет длиться день, и в нем почти полностью погибнет норманнское войско, Боэмунда возьмут в плен и позже казнят, разодрав лошадьми на четыре части… Что дальше? – Он сделал паузу. – Потом крестоносцы под руководством Готфрида Бульонского и Раймунда Тулузского мусульман отбросят. Затем последует осада Антиохии войсками Раймунда и разгром христиан сельджуками. Остаткам крестоносного воинства удастся уйти из-под города и, соединившись с армией лотарингцев под командованием Гуго де Вермандуа, начать так называемый «арьергардный поход». Но это уже будет не раньше будущего февраля. В этом походе крестоносцы возьмут Антиохию и отбросят мусульман… Но и только… Иерусалим откроет ворота только третьему походу.
Улугбек Карлович задумчиво пошевелил золу ножнами сабли.
– Вот, собственно, и все… – Он еще раз осмотрел золу и угли. – Эх, картошечки бы!
Костя выглядел ошарашенным.
– Так чего же вы молчали, блин? – Он потер подбородок. – Это что же получается? Нам всем кирдык может быть под этой Антиохией или, как ее там, Дорилеей? На кой, спрашивается, мы тогда туда премся?!
Ученый пожал плечами:
– Ну, во-первых, премся, как ты выразился, мы совсем не туда, а к городу Эдессе. Просто пока нам по пути с крестоносцами. А к городу Эдессе после взятия Никеи выйдет отряд Готфрида Бульонского. И займет этот город практически без сопротивления. – Он сделал паузу. – Итак, это во-первых… Теперь во-вторых: если мы не будем рваться в первые ряды, а примкнем к лотарингцам, а граф Бульонский как раз и является предводителем этого войска, то у нас появится возможность все время оставаться на стороне победителей. Так что… – Ученый приложился к заметно похудевшему бурдюку. – Выбор всегда есть, и перспективы у нас не такие уж и безрадостные.
Малышев обвел лагерь взглядом, потом ткнул за плечо указательным пальцем:
– А с ними как?
Археолог ответил через полминуты:
– Это – война. Они знали, куда идут.
– То есть… хер с ними?
Ученый задумался:
– Получается, что так.
Малышев отобрал бурдюк и сделал пару больших глотков, после чего отбросил пустую емкость к телеге.
– Ну и блядская штука жизнь!
Ученый согласно вздохнул.
Собравшиеся на бесплатное шоу крещеные тюрки, приданные отряду, радостно галдели и скалились при звуках знакомой речи, часто поправляли и предлагали свои варианты слов.
– Ну а что я скажу? Ничего, наверное. – Малышев старательно морщил лоб, вспоминая, как должен звучать этот вопрос.
Сидящий сбоку Давид, паренек, перекочевавший в отряд рыцаря Тимо из дружины баронессы де Ги и выполнявший при нем функции мальчика, ответственного за все, подобрался и вытянул вверх руку.
– Что тебе? – спросил ученый.
– Это будет «Поу pax?» или «Поу дромос?», – радостно выпалил итальянец.
– Не совсем, но – близко по смыслу.
Фотограф раздраженно поморщился. Смесь тюркского, фарси и греческого, на которой разговаривали в этой части Средиземноморского побережья, была часто непонятна даже тем людям, для которых один из этих языков был родным. Что уж тут говорить о русичах?! Большинство из тех, кто взялся за обучение, а к «полочанам» присоединились еще около десятка франков, на эту науку вскоре только рукой махнуло – безнадежное дело, мол. Запомнить такое невозможно! Держались только Костя, Захар, Давид по прозвищу Пипо и молодой итальянский рыцарь из отряда легата. Изредка Сомохову, проводившему обучение, на помощь приходил Тансадис, который свободно разговаривал на полутора десятках наречий и языков, но в большинстве случаев археолог в одиночку сражался с бестолковостью учеников. Возможно, помогло бы наличие словаря или хотя бы тетрадей для записей. По крайней мере, это было бы неплохо для Малышева, привыкшего к такой методике обучения. Но с бумагой была напряженка, поэтому обучаться приходилось так, как это принято было в одиннадцатом веке, – на слух.
Костя почесал за ухом. Комары вечером и оводы днем делали путешествие из просто неприятного почти невыносимым. Солнце, с раннего утра быстро прогревавшее окрестный воздух, и пыль, которой постоянно приходилось дышать путешественникам, быстро выводили из себя даже самых стойких. А ведь, по словам туземцев, это еще цветочки. Тюрки уверяли чужеземцев, что через месяц температура поднимется и «станет жарко».
Малышев шлепнул ладонью очередного кровососа и хотел было вернуться к глаголам, но оказалось, что Улугбек Карлович решил сделать перерыв в обучении. Воспользовавшись паузой, исчез в недрах готовящегося ко сну лагеря итальянский рыцарь. Куда-то с котелком потянулся Пипо. Разбежались по делам улыбчивые тюрки-обозники. У костра остались только Малышев и Сомохов. Археолог возился с порванным краем собственного плаща, а фотограф просто устал и тупо таращился на пламя.
– Скажи, Улугбек. – Костя давно уже выпил с ученым на брудершафт, но все еще с трудом обращался к нему просто по имени, без употребления отчества. – Ты там уже говорил это, но как-то мельком… Короче… Этот поход… Он, вообще-то, будет удачным или как?
Сомохов насупился. День был изматывающим, затем последовали уроки, а теперь вот и вопросы. Он пожал плечами:
– Как кому… О таких вещах надо было раньше спрашивать. – Археолог продырявил кончиком ножа грубую ткань плаща и теперь стягивал порванные края суровой ниткой. – А сейчас? Что тут обсуждать?
Костя пошевелил угли кончиком меча. Вверх взмыл сноп искр, отчего скуластое лицо Улугбека приобрело необычные черты.
Малышев усмехнулся.
– Что так рассмешило? – Улугбек осмотрел свое творение.
Шов получился заметным, но плащ выглядел достаточно крепко.
– Да я не об этом, – отмахнулся товарищ.
Малышев ткнул пальцем в сторону суетящегося лагеря:
– Ты мог бы сейчас таким провидцем стать… Пророком почти.
Сомохов пожал плечами:
– Ты думаешь? Не знаю, не знаю… – Он отложил плащ. – Во все времена ценились люди, которые предугадывали или предсказывали удачи и победы, и всегда гнали тех, кто пророчил поражения.
– А что? Будет поражение? – подобрался Костя. – Что-то мне помнится, что первый поход был удачным до… удачным, короче… Типа всех побили и сапоги помыли в Иерусалимском море… Или как его там?
Ученый развел руками:
– Ну, если в глобальном плане? То тогда, наверное, ты прав. Поход был удачным… То есть, конечно, будет удачным.
Костя вытянул из-за пазухи бурдюк с греческим вином:
– Попробуй, друже… Фанерское… Тьфу ты! Фалернское! Хорошее!
Археолог подхватил бурдюк, отхлебнул пару глотков и благодарно кивнул.
– А что же не свой спиритус пьешь?
Костя икнул. Теперь, когда причина его флегматичного состояния была достаточно ясна, он уже не старался держаться трезвым. С утра емкость с продуктом греческого виноделия значительно потеряла в весе. А молодое вино в союзе с майским солнцем способно укатать и не таких подготовленных индивидуумов, как бывший фотограф дикой природы. Говоря человеческим языком, Костя был пьян.
– Так задрало свое… Что я его не пил, что ли? – Он хлопнул еще одного кровососа и пересел так, чтобы легкий дымок окуривал его фигуру. – Так что там с походом нашим? Давай-ка выкладывай!
Ученый отхлебнул еще вина и задумался. Пока археолог собирался с мыслями, Малышев вытянул из мешка туесок.
– Во! Глянь, что я придумал. – Он развязал тесемки и вывалил в подготовленную деревянную миску куски мяса, пересыпанные колечками лука. – Шашлык забабахал. Мяса вчера намариновал, лука добавил, вина, специй местных. А чтобы не протухло, в мешочке в бочку на дно засунул.
Он понюхал туесок.
– Вроде не смердит. – Костя подмигнул озабоченно осматривающему продукты товарища археологу. – Чичас шашлычок сварганим.
Пока фотограф стругал палочки под мясо и раскладывал над углями шампуры, ученый начал свое повествование:
– В принципе весь предстоящий поход надо отнести скорее к удачным, нежели неудачным эпизодам крестовых войн.
Малышев выдернул из рук археолога бурдюк, отхлебнул и уточнил:
– Ты давай-ка поподробней. Нам ведь здесь быть, а не студентам твоим.
Улугбек Карлович вздохнул и начал рассказ:
– Предстоящее взятие Никеи – дело практически решенное. Слишком большие силы собрались здесь. Но дальше дела похода пойдут не столь радужно.
Костя, ковырявшийся с углями, удивленно вскинулся, в это время ученый продолжил:
– После этого силы крестоносцев разделятся на три части и двинутся через Анатолию и Киликию в сторону Антиохии, одного из богатейших городов Средиземноморского побережья. На подходе к Дорилее [49]их встретят войска Кылыч-Арслана, правителя Никеи, и Гази ибн Данишмеда, правителя Каппадокии и Понта. Сражение будет длиться день, и в нем почти полностью погибнет норманнское войско, Боэмунда возьмут в плен и позже казнят, разодрав лошадьми на четыре части… Что дальше? – Он сделал паузу. – Потом крестоносцы под руководством Готфрида Бульонского и Раймунда Тулузского мусульман отбросят. Затем последует осада Антиохии войсками Раймунда и разгром христиан сельджуками. Остаткам крестоносного воинства удастся уйти из-под города и, соединившись с армией лотарингцев под командованием Гуго де Вермандуа, начать так называемый «арьергардный поход». Но это уже будет не раньше будущего февраля. В этом походе крестоносцы возьмут Антиохию и отбросят мусульман… Но и только… Иерусалим откроет ворота только третьему походу.
Улугбек Карлович задумчиво пошевелил золу ножнами сабли.
– Вот, собственно, и все… – Он еще раз осмотрел золу и угли. – Эх, картошечки бы!
Костя выглядел ошарашенным.
– Так чего же вы молчали, блин? – Он потер подбородок. – Это что же получается? Нам всем кирдык может быть под этой Антиохией или, как ее там, Дорилеей? На кой, спрашивается, мы тогда туда премся?!
Ученый пожал плечами:
– Ну, во-первых, премся, как ты выразился, мы совсем не туда, а к городу Эдессе. Просто пока нам по пути с крестоносцами. А к городу Эдессе после взятия Никеи выйдет отряд Готфрида Бульонского. И займет этот город практически без сопротивления. – Он сделал паузу. – Итак, это во-первых… Теперь во-вторых: если мы не будем рваться в первые ряды, а примкнем к лотарингцам, а граф Бульонский как раз и является предводителем этого войска, то у нас появится возможность все время оставаться на стороне победителей. Так что… – Ученый приложился к заметно похудевшему бурдюку. – Выбор всегда есть, и перспективы у нас не такие уж и безрадостные.
Малышев обвел лагерь взглядом, потом ткнул за плечо указательным пальцем:
– А с ними как?
Археолог ответил через полминуты:
– Это – война. Они знали, куда идут.
– То есть… хер с ними?
Ученый задумался:
– Получается, что так.
Малышев отобрал бурдюк и сделал пару больших глотков, после чего отбросил пустую емкость к телеге.
– Ну и блядская штука жизнь!
Ученый согласно вздохнул.
6
К Никее крестоносная армия дошла в четвертый день до майских нон.
[50]По крайней мере, именно так назвал Косте дату католический священник. Сами русичи давно потеряли счет дням и в определении календарных данных полностью полагались на местных экспертов.
Город был великолепен, пусть и не такой царственный, как Константинополь, но значительно более величественный, чем, допустим, Милан или Пьяченца. Никея, стоявшая на берегу одного из самых красивых и самых широких озер Вифинии [51]и окруженная внушительной крепостной стеной, казалось, была неприступной для толп латинян. Длина первой оборонительной стены составляла почти четыре с половиной километра, высота крепостных стен достигала девяти метров, а толщина – от четырех до шести метров. Через каждые сорок шагов над стеной возвышалась мощная полукруглая башня. Эта была первая серьезная преграда на пути армии воинствующих паломников.
Предводители христианских армий на некоторое время доверили руководство Готфриду Бульонскому. Войска, растянувшиеся на многие лиги, собирались несколько дней, еще пару суток крестоносцы приходили в себя при виде той громадины, которую им предстояло покорить. В разбитых вокруг города лагерях готовились осадные машины, лестницы, заготавливались фашины. [52]Боэмунд все еще оставался при дворе в Пелекане, уламывал басилевса выполнить «уговор» и присматривал за поставкой продовольствия и строительного материала для осады.
На совете крестоносцы распределили между собой стороны города, с тем чтобы окружить Никею сплошным кольцом войск и предотвратить все сношения осажденных с жителями окрестных городков, из которых к защитникам непрекращающимся потоком шло подкрепление. Эта задумка была, бесспорно, правильной. Лотарингцы Готфрида занимали северную часть, Танкред, в отсутствие дяди предводительствующий лангобардами, прикрыл восток, юг оставили провансальцам графа Тулузского, а с запада к городу примыкало Асканское озеро. Таким образом, подходы к городу по суше полностью блокировались. Проблема была в одном: провансальцы запаздывали.
Город был великолепен, пусть и не такой царственный, как Константинополь, но значительно более величественный, чем, допустим, Милан или Пьяченца. Никея, стоявшая на берегу одного из самых красивых и самых широких озер Вифинии [51]и окруженная внушительной крепостной стеной, казалось, была неприступной для толп латинян. Длина первой оборонительной стены составляла почти четыре с половиной километра, высота крепостных стен достигала девяти метров, а толщина – от четырех до шести метров. Через каждые сорок шагов над стеной возвышалась мощная полукруглая башня. Эта была первая серьезная преграда на пути армии воинствующих паломников.
Предводители христианских армий на некоторое время доверили руководство Готфриду Бульонскому. Войска, растянувшиеся на многие лиги, собирались несколько дней, еще пару суток крестоносцы приходили в себя при виде той громадины, которую им предстояло покорить. В разбитых вокруг города лагерях готовились осадные машины, лестницы, заготавливались фашины. [52]Боэмунд все еще оставался при дворе в Пелекане, уламывал басилевса выполнить «уговор» и присматривал за поставкой продовольствия и строительного материала для осады.
На совете крестоносцы распределили между собой стороны города, с тем чтобы окружить Никею сплошным кольцом войск и предотвратить все сношения осажденных с жителями окрестных городков, из которых к защитникам непрекращающимся потоком шло подкрепление. Эта задумка была, бесспорно, правильной. Лотарингцы Готфрида занимали северную часть, Танкред, в отсутствие дяди предводительствующий лангобардами, прикрыл восток, юг оставили провансальцам графа Тулузского, а с запада к городу примыкало Асканское озеро. Таким образом, подходы к городу по суше полностью блокировались. Проблема была в одном: провансальцы запаздывали.
7
К стенам крепости обоз с водой вышел уже глубокой ночью. При такой скорости он вполне мог не успеть прибыть на место и к утру, но проблема с поломками неожиданно оказалась решенной на какое-то время. По предложению одного погонщика из всех бочек на землю вылили половину содержимого, в результате повозки смогли дойти до лагеря без особых задержек.
Вечером их нагнали оборванцы с косами и раритетными копьями. Оказалось, что это остатки крестьянского войска под предводительством Петра Пустынника двигаются на соединение с главными силами христиан. Глаза людей, большинство из которых потеряли в этих землях друзей и семьи, горели огнем, а широкие мозолистые руки крепко сжимали свое немудреное оружие. За время ожидания папских войск крестьян здорово подучили греческие инструкторы, и теперь в сторону мусульман двигалась уже не разномастная толпа, а вполне сплоченная небольшая армия.
По прибытии в лагерь из обоза ускакал десяток Тансадиса. Грек посчитал необходимым доложиться присутствующему при ставке Готфрида Вутумиту. Великий дука был представителем басилевса и, кроме координационных функций, по-видимому, выполнял еще целый ряд тайных заданий.
Официально для помощи христианскому войску был придан двухтысячный отряд пелтастов из числа крещеных тюрок под руководством Титакия, одного из приближенных к кесарю военачальников, и лучники Циты. Но кроме воинов в рядах крестоносцев было множество проводников из числа живших здесь некогда византийцев, сотни обозников. Тысячи местных христиан, придя на помощь освободителям Гроба Господня, сооружали теперь вместе с кнехтами осадные валы напротив городских ворот.
За день до прихода графа Тулузского, или, как его звали сами византийцы, Исангела, Вутумит от имени императора предложил турецкому гарнизону сдать город без боя, обещая жизнь и возможность вывезти семьи из окружения. Мусульмане отказались. По озеру к ним подплывали суда с зерном и пехотой, через южные ворота один за другим прорывались небольшие отряды кавалерии, высылаемые Кылыч-Арсланом на помощь родному городу. Само воинство правителя Романии и хозяина Никеи, собранное в Мелитене, двигалось на помощь и, по слухам, было уже на расстоянии одного-двух дневных переходов. Гарнизон, несмотря на толпы христиан под стенами, помнил победы над крестьянским ополчением и посматривал на противника свысока, ожидая только подхода туркмен, для того чтобы обрушить кельтов обратно в море.
…Русичи расположились на ночевку под телегами, когда Костя заметил, что Сомохов что-то активно обсуждает с подъесаулом.
– О чем беседа, други?
Ученый обернулся к товарищу:
– Вы понимаете, Константин Павлович, пытаюсь убедить Тимофея Михайловича сообщить командованию о том, что утром на нас нападут тюрки, а он упирается.
Казак побагровел, а Малышев удивленно затряс головой:
– Не понял?
Улугбек вспыхнул:
– А что тут непонятного?! В первое же утро после того, как к лагерю крестоносцев присоединились войска графа Тулузского, на них со стороны Южных ворот напала армия местного правителя. Будет большая битва, а мы находимся как раз на переднем крае атаки мусульман.
Костя опешил от новости:
– Так в чем же загвоздка? Почему не бьем в колокола, не вызываем подкреплений?
Казак опять попробовал что-то сказать, но его перебил ученый:
– Да вот он! – Археолог кивнул в сторону мнущегося здоровяка-подъесаула. – Он требует, чтобы я не нарушал субординацию. Сначала, мол, надо обращаться к епископу Адемару, затем к графу Тулузскому и только потом, если они не среагируют, к Готфриду, командующему объединенными силами.
Наконец Горовой вставил фразу в эмоциональный спич ученого:
– Без порядку нельзя! Что ж это за поперек батьки, значит…
Ученый от возмущения топнул ногой:
– А епископ только приехал с побережья и теперь на другой стороне лагеря, у Танкреда. Тимофей Михайлович предлагает ехать за ним, а ведь через час-другой на нас напасть могут!
Костя выдал свое видение решения проблемы:
– Не! Ну так, конечно, нельзя!
Подъесаул завелся с пол-оборота:
– Я, что ль, придумал-то! Не я! – Он рубанул воздух ладонью. – При опасности надобнать попервой доложиться непосредственному командиру, потом на полк! А не лезть к начальству через головы!
Малышев отмахнулся:
– Да ну тебя! – И осекся, увидев, как наливаются кровью бешенства глаза казака. – Я лучше вот что предложу. – Костя сделал паузу, чтобы вошедшие в раж спорщики немного пришли в себя. – Тимофей Михайлович, как человек военный и подчиненный, будет действовать строго по уставу. То есть поедет к Адемару. Правильно?
Казак, подумав, кивнул.
– Так! – Бывший фотограф повернулся к ученому. – Улугбека Карловича мы пошлем предупреждать графа Тулузского.
Ученый пожал плечами. Графа так графа.
– А я сам с Захаром поеду к Готфриду… – Костя обернулся. – А где Захар, собственно?
Пока все осматривались в поисках товарища, Горовой нашел пропажу:
– Од, тэж! Дывитесь! Спить, як жыта прадав!
Утомленный жарким переходом сибиряк, не вдаваясь в споры товарищей, мирно храпел под дном соседней телеги.
Вечером их нагнали оборванцы с косами и раритетными копьями. Оказалось, что это остатки крестьянского войска под предводительством Петра Пустынника двигаются на соединение с главными силами христиан. Глаза людей, большинство из которых потеряли в этих землях друзей и семьи, горели огнем, а широкие мозолистые руки крепко сжимали свое немудреное оружие. За время ожидания папских войск крестьян здорово подучили греческие инструкторы, и теперь в сторону мусульман двигалась уже не разномастная толпа, а вполне сплоченная небольшая армия.
По прибытии в лагерь из обоза ускакал десяток Тансадиса. Грек посчитал необходимым доложиться присутствующему при ставке Готфрида Вутумиту. Великий дука был представителем басилевса и, кроме координационных функций, по-видимому, выполнял еще целый ряд тайных заданий.
Официально для помощи христианскому войску был придан двухтысячный отряд пелтастов из числа крещеных тюрок под руководством Титакия, одного из приближенных к кесарю военачальников, и лучники Циты. Но кроме воинов в рядах крестоносцев было множество проводников из числа живших здесь некогда византийцев, сотни обозников. Тысячи местных христиан, придя на помощь освободителям Гроба Господня, сооружали теперь вместе с кнехтами осадные валы напротив городских ворот.
За день до прихода графа Тулузского, или, как его звали сами византийцы, Исангела, Вутумит от имени императора предложил турецкому гарнизону сдать город без боя, обещая жизнь и возможность вывезти семьи из окружения. Мусульмане отказались. По озеру к ним подплывали суда с зерном и пехотой, через южные ворота один за другим прорывались небольшие отряды кавалерии, высылаемые Кылыч-Арсланом на помощь родному городу. Само воинство правителя Романии и хозяина Никеи, собранное в Мелитене, двигалось на помощь и, по слухам, было уже на расстоянии одного-двух дневных переходов. Гарнизон, несмотря на толпы христиан под стенами, помнил победы над крестьянским ополчением и посматривал на противника свысока, ожидая только подхода туркмен, для того чтобы обрушить кельтов обратно в море.
…Русичи расположились на ночевку под телегами, когда Костя заметил, что Сомохов что-то активно обсуждает с подъесаулом.
– О чем беседа, други?
Ученый обернулся к товарищу:
– Вы понимаете, Константин Павлович, пытаюсь убедить Тимофея Михайловича сообщить командованию о том, что утром на нас нападут тюрки, а он упирается.
Казак побагровел, а Малышев удивленно затряс головой:
– Не понял?
Улугбек вспыхнул:
– А что тут непонятного?! В первое же утро после того, как к лагерю крестоносцев присоединились войска графа Тулузского, на них со стороны Южных ворот напала армия местного правителя. Будет большая битва, а мы находимся как раз на переднем крае атаки мусульман.
Костя опешил от новости:
– Так в чем же загвоздка? Почему не бьем в колокола, не вызываем подкреплений?
Казак опять попробовал что-то сказать, но его перебил ученый:
– Да вот он! – Археолог кивнул в сторону мнущегося здоровяка-подъесаула. – Он требует, чтобы я не нарушал субординацию. Сначала, мол, надо обращаться к епископу Адемару, затем к графу Тулузскому и только потом, если они не среагируют, к Готфриду, командующему объединенными силами.
Наконец Горовой вставил фразу в эмоциональный спич ученого:
– Без порядку нельзя! Что ж это за поперек батьки, значит…
Ученый от возмущения топнул ногой:
– А епископ только приехал с побережья и теперь на другой стороне лагеря, у Танкреда. Тимофей Михайлович предлагает ехать за ним, а ведь через час-другой на нас напасть могут!
Костя выдал свое видение решения проблемы:
– Не! Ну так, конечно, нельзя!
Подъесаул завелся с пол-оборота:
– Я, что ль, придумал-то! Не я! – Он рубанул воздух ладонью. – При опасности надобнать попервой доложиться непосредственному командиру, потом на полк! А не лезть к начальству через головы!
Малышев отмахнулся:
– Да ну тебя! – И осекся, увидев, как наливаются кровью бешенства глаза казака. – Я лучше вот что предложу. – Костя сделал паузу, чтобы вошедшие в раж спорщики немного пришли в себя. – Тимофей Михайлович, как человек военный и подчиненный, будет действовать строго по уставу. То есть поедет к Адемару. Правильно?
Казак, подумав, кивнул.
– Так! – Бывший фотограф повернулся к ученому. – Улугбека Карловича мы пошлем предупреждать графа Тулузского.
Ученый пожал плечами. Графа так графа.
– А я сам с Захаром поеду к Готфриду… – Костя обернулся. – А где Захар, собственно?
Пока все осматривались в поисках товарища, Горовой нашел пропажу:
– Од, тэж! Дывитесь! Спить, як жыта прадав!
Утомленный жарким переходом сибиряк, не вдаваясь в споры товарищей, мирно храпел под дном соседней телеги.
Глава 5
ВЗЯТИЕ НИКЕИ
Окружив город разными механизмами и военными устройствами, мы попались в ловушку тюрков, которые ввели нас в заблуждение. В тот самый день, когда они обещали сдаться, Солиман и все тюрки, собравшиеся как с ближних, так и дальних регионов, внезапно напали на нас и попытались захватить лагерь. Однако граф Жиль с уцелевшими франками начал отбиваться, перешел в наступление и уничтожил неисчислимое их множество. Остальные бежали в смятении. Более того, наши воины, вернувшись с победой, несли множество голов, насаженных на пики и копья, удостоив радостного зрелища людей Господа. Это было на семнадцатый день до июньских календ.
Ансельм Рибемонский. Из письма Манасии Второму, архиепископу Реймскому
1
17 мая 1097 года
К утру пожаловали тюрки. Их ждали. Граф Тулузский, озабоченный сообщением Сомохова о неминуемом нападении мусульман, дал приказ возвести защитные земляные валы и со стороны южной дороги, то есть с тыла собственного лагеря. Кроме того, провансальцы послали разведку на ближайшие холмы с приказом следить за подходами к лагерю Один из этих отрядов и принес весть о том, что к городу приближаются значительные силы мусульман.Измученные переходом, а затем и бессонной ночью, потраченной на поиски глав христианского войска, русичи практически проспали подход авангарда сельджуков. И только топот и гомон поднимавшегося и собирающегося к знаменам своих командиров пешего ополчения, которое сами рыцари презрительно именовали «слугами», подняло троих из четверых представителей двадцатого века с теплых лежанок под телегами. Горовой, глава отряда и единственный среди них рыцарь, собрав всех своих людей, ускакал еще затемно к армии епископа Адемара, поручив остающимся друзьям охранять обоз и все еще запрятанную в холстину пищаль.
Русичи полагали, что христиане, предупрежденные ими об атаке, встретят войска никейского правителя на дальних подходах или постараются разбить его на марше, но действительность шла вразрез с логикой. Граф Тулузский посчитал собственные силы достаточными для того, чтобы принять бой в одиночку. Кроме того, опытный военачальник провансальского войска желал сражаться в непосредственной близости от ворот Никеи. Он решил, что командир гарнизона, видя гибель пробивающегося к нему подкрепления, не выдержит, откроет ворота и пойдет на вылазку. В этом случае отряд рыцарей, лично отобранных графом, ударит во фланг и на плечах неприятеля ворвется в крепость. В своей победе Раймунд не сомневался.
По рядам сбивавшейся в толпы пехоты тут и там бродили слухи о виденных ночью добрых предзнаменованиях: дева в белом благословляла венцом палатку Исангела, кого-то разбудил поутру глас труб ангелов и речь посланцев неба о грядущей великой победе, монахи рассказывали о видении, пришедшем самому графу Тулузскому.
– Это что же получается? – шептал товарищам Костя, быстро напяливая на толстый поддоспешник кольчугу и проверяя меч. – Тимофей Михайлович из нас – самый опытный вояка, верно? Так он теперь где-то в лагере, а мы, стало быть, врага сдерживай?
Захар молча привесил к поясу секиру и перехватил поудобнее круглый скандинавский щит.
Вся троица собиралась и экипировалась в соответствии с веяниями времени, но на поясе Малышева и Сомохова в самодельных кобурах болтались револьверы, а за спиной Пригодько вместо тула со стрелами или пары дротиков висел тупорылый автомат финского производства. Если дела станут совсем плохи, русичи не собирались добровольно подставляться под клинки опытных и охочих до рубки гулямов. [53]
По статусу и Костя, и Захар должны бы быть при своем рыцаре, но оставлять одного, без должной охраны, Сомохова Горовой не решился. Ученый был единственным человеком, способным разобраться в механизме, занесшем их в это время, и, соответственно, вернуть русичей в более привычную временную эпоху. Теперь Улугбек Карлович, облаченный в кольчугу, специально сделанную по его мерке еще в Италии, покорно сидел на небольшом бочонке, прикрытый с двух сторон щитами Марко и Антонио, также оставшихся при обозе. Эти парни составляли расчет «Адама», чье дуло теперь таращилось с повозки в сторону ближайших зарослей.
В случае, если врагу удастся сломить сопротивление христианского войска, «полочане» должны были не задумываясь применять огнестрельное оружие вплоть до пушечки и выходить из боя в сторону сицилийских норманнов, которые появились в лагере в эту же ночь.
Боэмунд, самый деятельный из предводителей похода, не только поверил предупреждениям «какого-то рыцаря из обоза», но и собрал за одним из соседних холмов не менее полутысячи рыцарей из французской, немецкой и собственной армий. Учитывая то, что за каждым из рыцарей стояло от пяти до десяти пехотинцев, силы в резерве у графа Тулузского были изрядными.
Епископ Адемар, легат папы, занял место на правом фланге выстраивавшихся навстречу врагу провансальцев. Русичи находились почти строго по центру в общем обозе. Слева и немного позади от них, прикрытые земляными валами и повозками от подходящего противника, находились приданные латинянам войска союзников: две тысячи греческих пелтастов Титакия и около тысячи лучников под командованием Циты. Еще дальше слева сгрудились плотной массой остатки некогда многочисленного крестьянского ополчения.
Как такового запланированного построения не было. Войска собирались под знамена приведших их сюда сеньоров, а они занимали места в строю вдоль оборонительного вала исключительно по собственному разумению и желанию. Таким образом, в некоторых местах появились толпы, а кое-где, как, например, напротив обоза с русичами, лишь тонкая цепочка слабо вооруженных вчерашних крестьян. Подобие порядка было лишь перед штандартом самого графа – там ровными рядами замерли пять тысяч конных рыцарей и тысяч десять тяжеловооруженных «слуг», ударная часть войска.
Лица стоявших вокруг «полочан» франков были отрешенными. Кто-то, конечно, нервно балагурил, кто-то сопел, разгоняя кровь по жилам и нагнетая ярость, но большинство молилось. Истово и с выражением. Полная уверенность в своем превосходстве разливалась вокруг.
О противнике, как уже успел вчера выяснить Костя, латиняне знали мало. Большинство сходилось во мнении, что основными силами врага будут легкие конники и плохо обученная, наскоро собранная пехота, которая и минуты не простоит против закованных в железо представителей Европы.
Понемногу, по мере того как начинала волноваться в предвкушении боя толпа вокруг, нервный мандраж пришел и к русичам. Волноваться было от чего. По словам разведчиков, быстро ставших широко известными, войско Кылыч-Арслана нисколько не уступало по численности объединенной христианской армии.
2
Земляные валы и раскинувшиеся палатки лагеря провансальцев окружали холмы, густо поросшие кустами. Именно из этих зарослей и появились первые две колонны воинов румийского султана.
Длинногривые крепкие лошадки бодро несли невысоких всадников на закованные в железо ряды франков.
– Мать твою, да это же монголы! Татары которые! – возмутился Костя, большой любитель исторических кинофильмов.
Всклокоченные бородки, островерхие, отороченные мехом шапки, длиннополые халаты и круглые щиты из тростника и лозы с бронзовыми или медными умбонами посередине в голове бывшего фотографа дикой природы строго ассоциировались с воинами непобедимого Чингисхана или его внука Бату-хана.
Улугбек Карлович покачал головой:
– Похожи – да! Но это не монголы.
Лавина всадников все прибывала и прибывала, выстраиваясь перед рассматривающими мусульман латинянами ровными рядами. Ученый продолжил:
– Это тюрки, основа сельджукской кавалерии.
Заиграла труба, подавая сигнал войскам графа Тулузского. Рыцарское крыло, ударная часть армии крестоносцев, начало собираться в клин, готовя атаку на степняков, замерших в отдалении.
Длинногривые крепкие лошадки бодро несли невысоких всадников на закованные в железо ряды франков.
– Мать твою, да это же монголы! Татары которые! – возмутился Костя, большой любитель исторических кинофильмов.
Всклокоченные бородки, островерхие, отороченные мехом шапки, длиннополые халаты и круглые щиты из тростника и лозы с бронзовыми или медными умбонами посередине в голове бывшего фотографа дикой природы строго ассоциировались с воинами непобедимого Чингисхана или его внука Бату-хана.
Улугбек Карлович покачал головой:
– Похожи – да! Но это не монголы.
Лавина всадников все прибывала и прибывала, выстраиваясь перед рассматривающими мусульман латинянами ровными рядами. Ученый продолжил:
– Это тюрки, основа сельджукской кавалерии.
Заиграла труба, подавая сигнал войскам графа Тулузского. Рыцарское крыло, ударная часть армии крестоносцев, начало собираться в клин, готовя атаку на степняков, замерших в отдалении.