Перед ними были не обычные смертные. Он как-то раз видел похожих на них личностей в Имррире. Это случилось в один из тех редких случаев, когда его отец Садрик взял его с собой в местную поездку - на старую арену, за высокими стенами которой содержались те мелнибонийцы, что потеряли свои души в поисках колдовского знания, но чьи тела продолжали жить. Они, казалось, тоже были одержимы холодной, непримиримой ненавистью ко всем, кто не был на них похож.
   Оуне вскрикнула и быстро прошмыгнула (она упала на одно колено, избегая удара меча) к одному из здоровенных заостренных столбов. Сталагмиты располагались так близко друг к другу, что воинам трудно было орудовать мечами, и какое-то время альбинос и похитительница снов ныряли, избегая ударов, но в конце концов один из мечей рассек Элрику руку, и он в изумлении увидел, как из раны потекла кров.
   Владыка Мелнибонэ понимал, что их гибель - вопрос времени; он приник спиной к одному из огромных известковых зубьев и почувствовал, как сталагмит двигается за ним. По какой-то причине зубец оторвался от своего основания. Элрик навалился на него всем своим весом, и сталагмит начал переворачиваться. Элрик быстро подхватил его и выставил вперед, уперев себе в плечо. После этого он, собрав все свои силы, со сталагмитом наперевес ринулся на ближайшего воина.
   Острие сталагмита вонзилось в грудь воина. Наемник-колдун издал короткий предсмертный крик, и необычная, неестественная кровь начала бить из его груди, она устремлялась вниз, впитываясь в кости воина, почти заново поглощаясь ими. Элрик прыгнул вперед и, прежде чем другой воин успел наброситься на него, выхватил из рук поверженного меч и кинжал. К Элрику вернулись вся его военная хитрость, все его боевые навыки. Задолго до того как в его руках оказался Буревестник, Элрик постиг искусство владения мечом и кинжалом, луком и копьем, и теперь ему не потребовалось много времени, чтобы и без заколдованного меча умелой рукой поразить второго наемника-колдуна, а потом и третьего. Он крикнул Оуне, чтобы она подобрала оружие поверженных, а сам прыгал от сталагмита к сталагмиту, поражая одного воина за другим. Теперь они двигались как-то лениво, неуверенно, но никто из них не бросился наутек.
   Скоро к нему присоединилась Оуне, тоже демонстрировавшая немалое искусство владения оружием. Он восхищался изяществом ее техники, уверенностью ее движений, когда она отражала удары и сама наносила их. Дралась она с колоссальной эффективностью, и, невзирая на всю экономичность ее движений (она напоминала кошку в крысиной норе), вокруг нее росла гора поверженных тел.
   Элрик позволил себе усмехнуться, бросив на нее взгляд через плечо.
   - Для человека, который только что воспевал преимущества слова против меча, ты слишком уж хорошо владеешь оружием, моя госпожа!
   - Прежде чем сделать выбор, нужно получить опыт и в том и другом, - ответила она, пронзая мечом очередного нападающего. - И должна признать, что бывают ситуации, принц Элрик, когда добрый кусок стали имеет определенные преимущества перед лихо закрученной фразой!
   Они сражались рука об руку, как два старых товарища. Их приемы дополняли друг друга, хотя и несхожими назвать их было нельзя. Оба дрались, как дерутся лучшие воины, - без жестокости и без удовольствия в убийстве, но с намерением победить как можно быстрее, не причиняя при этом противнику чрезмерной боли.
   Однако противник, казалось, вообще не испытывал никакой боли, просто все поверженные умирали с одинаковым тревожным и мучительным воплем, а кровь, сочившаяся из их ран, была воистину странной.
   Наконец мужчина и женщина покончили с противником и встали, опираясь на свои позаимствованные мечи. Они тяжело дышали и пытались сдержать тошноту, которая нередко является спутником сражения.
   И тут на глазах Элрика тела вокруг них стали постепенно исчезать, и наконец от них осталось лишь несколько мечей. Исчезла и кровь. Теперь ничто не свидетельствовало о схватке, только что происходившей в этой огромной пещере.
   - Куда они делись?
   Оуне подобрала ножны и вложила в них свой меч. Что бы она ни говорила, но двигаться дальше без оружия она явно не собиралась. Она засунула за пояс два кинжала.
   - Делись? - Она помедлила, потом добавила: - В ту самую лужу полуживой эктоплазмы, из которой они и появились. - Она покачала головой. - Они были почти что призраками, но не совсем. Они были тем, что оставили после себя наемники-колдуны.
   - Ты хочешь сказать, что часть их вернулась в наш мир, как вернулась и часть Алнака?
   - Именно. - Она глубоко вздохнула и сделала движение, словно собираясь продолжить путь.
   - Так почему бы нам не найти здесь Алнака? Живого?
   - Потому что мы не ищем его, - сказала она. Говорила она с прежней своей решимостью, и у Элрика почти пропало желание углубляться в этот предмет.
   - Впрочем, мы, возможно, и не найдем его здесь, в отличие от наемников-колдунов, которые оказались в земле Утраченной Веры, - тихо сказал альбинос.
   - Верно, - сказала она.
   И тут Элрик обнял ее, и несколько мгновений они стояли, прижавшись друг к другу, а потом направились дальше в поисках врат Селадора.
   Позднее, когда Элрик помогал своей спутнице перебраться через другой естественный мост, под которым текла серовато-бурая река, Оуне сказала ему:
   - Для меня это вовсе не обычное предприятие, Элрик. Поэтому-то мне и понадобился ты.
   Элрик не ответил. Слова Оуне привели его в замешательство: зачем ей понадобилось говорить то, что оба они принимали как само собой разумеющееся.
   Когда появились вооруженные пиками и сетями женщины со звериными рылами и напали на них, Элрик и Оуне быстро отогнали этих трусливых существ. Не очень их обеспокоили и лисоподобные существа, которые прыгали на задних лапах и имели когти как у птиц. Они даже обменивались шутками, быстро разделавшись со стайкой щелкавших зубами зверей, по форме напоминавших лошадей, а по размерам - собак. Эти даже знали несколько слов на человеческом языке, хотя и произносили их без всякого смысла.
   Наконец они приблизились к границе Паранора и увидели впереди неясные громады двух башен, вырезанных в скале: у них были маленькие балкончики и окошки, террасы и стены с зубцами. Все это было покрыто ползучими растениями, на ветвях которых висели ярко-желтые плоды.
   - Это врата Селадора, - сказала Оуне. Казалось, она с неохотой приближается к этому месту. Рука ее лежала на рукояти меча, а другую она переплела с рукой Элрика. Она остановилась и медленно вдохнула всей грудью. - Земля лесов.
   - Ты называла ее землей Забытой Любви, - сказал Элрик.
   - Да, такое название дали ей похитители снов. - Она невесело рассмеялась.
   Элрик, не поняв ее настроения, промолчал, чтобы не выглядеть назойливым, и перевел взгляд с Оуне на врата, а потом - снова на Оуне.
   Она протянула руку к его белому, как кость, лицу. Ее собственная шелковистая кожа была золотистой, насыщенной жизнью. Она заглянула ему в лицо, потом, вздохнув, отвернулась и, взяв его за руку, сделала шаг в направлении врат.
   Они прошли между двумя башнями, и ноздри Элрика сразу же наполнились крепкими запахами листьев и трав. Вокруг них стояли огромные дубы, клены, березы и всевозможные другие деревья, но все они, хотя и образовывали нечто вроде полога, росли не под сводом открытого неба, а под сводами странно мерцающих пород в потолке пещеры. Раньше Элрик думал, что деревья не могут расти под землей, и теперь он задумался о жизнеспособности, обыденности, обо всем, и поэтому не без удивления увидел, как из леса появилось какое-то существо и уверенно остановилось у них на пути.
   - Стойте! Я должен знать, что вас сюда привело! - Лицо его было покрыто коричневой шерстью, а зубы так странно выпячены, уши были такими большими, глаза - такими крупными и нечеловеческими, что он напоминал здоровенного кролика, хотя и был в видавших виды медных доспехах, на голове - медный шлем, а оружие (меч и пика), хотя и изготовленные из хорошей стали, тоже были отделаны медью.
   - Нам всего лишь нужно пройти через эту землю, и мы никому не желаем вреда и сами хотим остаться невредимыми, - сказала Оуне.
   Воин-кролик потряс головой.
   - Это слишком расплывчато, - сказал он и, внезапно подняв свою пику, погрузил ее в дупло дуба. Дуб издал звук боли.
   - Вот что он мне сказал. И многие другие тоже.
   - Так эти деревья были путниками?
   - Как тебя зовут, мой господин?
   - Меня зовут Элрик из Мелнибонэ, а ее - госпожа Оуне. Мы не хотим никаких неприятностей. Мы направляемся в Имадор.
   - Я не знаю никаких Элриков и никаких Оуне. Я граф Магнес-Доара, и эта земля принадлежит мне. По праву меча. По праву наследования. Вы должны вернуться через врата туда, откуда пришли.
   - Мы не можем, - сказала Оуне. - Отступление означает для нас гибель.
   - А движение вперед, моя госпожа, будет означать для вас то же самое. Ну что? Хотите навсегда остаться у входа?
   - Нет, мой господин, - сказала она и взялась за рукоять меча. - Если потребуется, мы проложим себе путь через этот лес силой оружия. У нас неотложное дело, и мы не позволим, чтобы нас задерживали.
   Воин-кролик вытащил пику из дуба, и тот прекратил свой крик. Но воин-кролик вонзил свое оружие в другой дуб, и тот тоже принялся кричать и стонать, и наконец даже граф Магнес-Доара раздраженно потряс головой и вытащил оружие из ствола.
   - Значит, вы должны драться со мной? - сказал он. В этот момент они услышали крик из-за правой башни, и оттуда появилось что-то белое, дыбящееся. Это был еще один всадник в доспехах из кости, черепашьего панциря и перламутра, его жуткие глаза горели ненавистью, копыта лошади били по барьеру, которого не было, когда во врата входили Элрик и Оуне.
   Потом барьер упал, и воин атаковал их.
   Альбинос и похитительница снов приготовились защищаться, но в этот момент вперед вышел граф Магнес-Доара и направил свою пику в тело воина. Однако сталь была отражена доспехом, который оказался прочнее, чем выглядел, после этого взметнулся меч и чуть ли не с презрением обрушился на медный шлем, разрубил его пополам и вонзился в череп воина-кролика, который, бросив меч и копье, попятился, обхватив голову руками. Его карие глаза словно стали еще больше, и он начал жалобно скулить. Потом принялся медленно вращаться вокруг своей оси и упал на колени.
   Элрик и Оуне отступили за ствол одного из дубов и приготовились защищаться.
   Лошадь снова встала на дыбы, храпя с прежней безумной яростью, как и ее хозяин. Элрик тем временем стрелой метнулся из своего укрытия, поднял пику и вонзил ее между нагрудником и латным воротником воина - точно в горло.
   Послышался хрип, перешедший вскоре в знакомое похохатывание, потом всадник развернул коня и поехал по тропинке через лес. Тело его дергалось и раскачивалось, словно в предсмертной агонии, но все еще оставалось в седле. Потом всадник и конь исчезли.
   Элрика трясло.
   - Если бы я не видел, как он умер на мосту из Саданора, я бы поклялся, что это тот же, кто напал на меня там. Уж слишком знакомая повадка.
   - Ты не видел, как он умер, - сказала Оуне. - Ты видел, как он свалился в реку.
   - Ну, теперь, после такого удара, я думаю, он мертв. Я почти отделил ему голову от туловища.
   - Сомневаюсь, - ответила Оуне. - Я думаю, он самый сильный наш враг, и по-настоящему нам придется разбираться с ним лишь у самой Крепости Жемчужины.
   - Он защищает Крепость?
   - Многие ее защищают. - Она снова легонько приобняла его, потом опустилась на одно колено, чтобы осмотреть убитого графа Магнес-Доара. Мертвый он больше походил на человека; волосы у него на груди и руках стали седеть, а его плоть пребывала в состоянии, близком к исчезновению. Медный шлем приобрел какой-то уродливый серебристый оттенок. Элрику вспомнилось, как умирал Алнак, и он отвел глаза.
   Он обнял Оуне, и ему показалось, что дрожь пробежала по ее телу. В памяти его всплыла маленькая лодка, светловолосая девочка, спящая на днище суденышка, которое плывет в открытое море, и он сам, направляющий свой ялик к лодчонке, гордый тем, что станет спасителем девочки. Но он был уверен, что никогда не знал такой девочки, хотя Оуне и напоминала ему ее, только выросшую.
   Оуне, тяжело вздохнув, отпрянула от него.
   - Я думала, ты… Словно я всегда знала тебя… - Она закрыла лицо руками. - Ах, Элрик, эта проклятая земля так точно названа!
   - Но какую опасность таит она для нас? - спросил он.
   Она покачала головой.
   - Кто это может знать? Может, опасность и невелика. А может, ее и вовсе нет. Похитители снов говорят, что именно в земле Забытой Любви принимаются самые важные решения. Решения, которые могут иметь наиболее серьезные последствия.
   - Значит, здесь ничего нельзя делать? Нельзя принимать никаких решений?
   Она разгладила рукой волосы.
   - По меньшей мере мы должны осознавать, что последствия могут проявиться очень не скоро.
   Вместе они пошли дальше под кронами деревьев, прочь от мертвого воина-кролика. Теперь Элрику стало казаться, что на него из зеленой тени смотрят какие-то лица. Один раз он мог поклясться, что видел своего покойного отца Садрика, оплакивающего мать Элрика, единственное существо, любимое им по-настоящему.
   Иллюзия была настолько реальной, что Элрик воскликнул:
   - Садрик! Отец! Это ты заточен здесь? Но Оуне тут же остановила его.
   - Нет! Не обращайся к нему. Не призывай его к себе. Не позволяй ему материализоваться! Это ловушка, Элрик! Еще одна ловушка.
   - Мой отец?
   - Ты любил его?
   - Да. Хотя это и была трудная любовь.
   - Запомни, что я говорю. Не зови его сюда. Было бы непристойно звать его в эту галерею иллюзий.
   Элрик понял ее, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы прогнать из мысленного взора тень отца.
   - Я хотел сказать ему, Оуне, как я сочувствовал ему в его утрате и скорби. - Тело Элрика сотрясали рыдания. Он думал, что давно уже освободился от этих чувств, а они, оказывается, оставались при нем. - Ах, Оуне, я был бы готов умереть сам, чтобы вернуть ему его жену. Неужели это невозможно?..
   - Такие жертвы бессмысленны, - сказал она, беря его за плечи и прижимая к себе. - В особенности здесь. Не забывай о нашей цели. Мы уже пересекли три из семи земель, отделяющих нас от Крепости Жемчужины. Мы прошли половину. А это значит, что мы уже добились большего, чем многие. Держи себя в руках, владыка Мелнибонэ. Не забывай о том, что зависит от нашего успеха.
   - Но если у меня есть возможность исправить причиненное зло?..
   - Это связано только с твоими чувствами, а не с тем, что есть или может быть. Ты бы хотел выдумать тени, чтобы они действовали в твоих снах? Принесло бы это счастье твоей бедной матери или твоему отцу?
   Элрик посмотрел над ее плечом в направлении леса. Образ его отца исчез.
   - Он казался таким реальным. Словно живая плоть!
   - Ты должен поверить, что мы с тобой - единственная живая плоть во всей этой земле. И даже мы… - Она оборвала себя. Она потянулась к Элрику и поцеловала его. - Давай отдохнем немного, нам нужно восстановить силы.
   И Оуне повлекла Элрика на мягкие листья рядом с тропинкой. И она поцеловала его, и принялась ласкать его тело своими чувственными руками, и постепенно она стала всем тем, что недоставало ему в женщинах, и он почувствовал, что и он в свой черед стал для нее всем тем, что она не позволяла себе желать в мужчине. Он без какого-либо чувства вины или сожаления знал, что их любовь не имеет прошлого и что единственное будущее этой любви простерлось за пределами их жизней, за пределами любых миров, куда они смогут попасть, и что ни он, ни она не увидят последствий этой любви.
   И, невзирая на это знание, они был беспечны и счастливы, и они дали друг другу те силы, которые им потребуются, если они еще не утратили надежду добиться своей цели и добраться до Крепости Жемчужины.
 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
 
Вмешательство штурмана

 
   Удивленный тем, что он ни в малейшей мере не испытывал замешательства, с ясной головой Элрик бок о бок с Оуне шагнул через сверкающие серебряные врата в Имадор, почему-то названный похитителями снов землей Новых Амбиций. И тут же оказался на вершине огромной лестницы, которая спускалась в долину, протянувшуюся до самого горизонта. Сам горизонт светился бледно-голубым цветом; эту голубизну можно было по ошибке принять за небо.
   Несколько мгновений ему казалось, что, кроме них с Оуне, на лестнице никого нет, но тут же он понял, что лестница забита людьми. Кто-то горячо спорил, кто-то торговался, кто-то обнимался, другие окружали каких-то святых старцев, ораторов, жриц, рассказчиков - все собравшиеся либо с интересом слушали, либо спорили.
   На ступеньках, ведущих в долину, кипела жизнь во всем своем разнообразии. Элрик увидел заклинателей змей, ловцов медведей, жонглеров и акробатов. На них были одежды, какие носят обитатели пустыни, - необъятные шелковые шаровары зеленого, синего, золотистого, ярко-красного и янтарного цветов, плащи из парчи или бархата, тюрбаны, бурнусы и головные уборы самых затейливых форм; на многих был полированный металл, а также серебро, золото, драгоценные камни разнообразных видов; тут же можно было увидеть животных, торговые лотки, корзинки с продуктами, тканями, товарами из кожи, меди, латуни.
   - Как они красивы! - заметил Элрик.
   И правда, хотя люди здесь находились самые разные, все они отличались красотой, у всех у них была здоровая кожа, блестящие глаза, двигались они легко и с достоинством. Держали они себя уверенно, вид у них был веселый, и хотя они, несомненно, заметили Оуне и Элрика, спускающихся по ступеням, но не дали себе труда ни поприветствовать их, ни спросить, что их сюда привело. В толпе бегали собаки, кошки и обезьяны, а дети играли в непонятные игры, в какие играют все дети. Воздух был теплым и ароматным, наполненным запахом фруктов, цветов и других товаров.
   - Вот бы все миры были похожи на этот, - добавил Элрик, улыбаясь молодой женщине, которая предложила ему скатерть с вышивкой.
   Оуне купила апельсины у подбежавшего к ней мальчика. Один она протянула Элрику.
   - Это и в самом деле милое царство. Я даже не предполагала, что оно настолько приятно. - Однако, откусив кусочек апельсина, она тут же выплюнула его изо рта себе на ладонь. - У него совсем нет вкуса.
   Элрик попробовал свой апельсин, и этот тоже оказался сухим и безвкусным.
   Разочарование, которое он при этом испытал, никак не соответствовало ничтожности события. Он отбросил апельсин, тот ударился о ступеньку и покатился дальше, пока не исчез из вида.
   Серо-зеленая долина оказалась безлюдной. По ней проходила дорога, широкая и хорошо вымощенная, но на ней не было видно ни одного путника, несмотря на огромную толпу на ступенях.
   - Интересно, почему эта дорога пуста, - сказал он, обращаясь к Оуне. - Эти люди что - спят по ночам на ступенях? Или, закончив здесь свои дела, уходят в иное царство?
   - Мы обязательно получим ответ на этот вопрос, мой господин, - ответила Оуне.
   Она взяла его под руку. После того как они занимались любовью в лесу, чувство симпатии и товарищества между ними укрепилось. Он не чувствовал никакой вины. В сердце своем он знал, что никого не предал, и видел: она исполнена таких же чувств. Они каким-то странным образом восстановили силы друг друга, и их соединенная энергия стала больше, чем просто сумма двух энергий. Он прежде не знал такой дружбы и был благодарен за нее. Он считал, что многому научился у Оуне, и верил, что похитители снов еще научат его многому такому, что будет ему полезно, когда он вернется в Мелнибонэ и заявит свои права на трон, на котором пока сидит Йиркун.
   Они спускались по ступеням, и Элрику казалось, что одеяния становятся все более изысканными, драгоценности, прически и оружие - богаче и экзотичнее, рост людей увеличивался, а сами они становились все красивее.
   Из любопытства он остановился послушать рассказчика, вокруг которого стояла зачарованная толпа. Однако человек говорил на незнакомом Элрику языке - резком и бесцветном. Они с Оуне остановились перед торговкой бисером, и Элрик вежливо спросил, принадлежат ли люди, собравшиеся на ступенях, одному народу.
   Женщина нахмурилась, глядя на него, и покачала головой, дав ответ на другом языке. Казалось, в этом языке всего несколько слов. Она повторила свой ответ еще раз. И только когда они остановились перед юным продавцом шербета, их вопрос был понят.
   Парень нахмурился, словно переводя их слова на свой язык.
   - Мы - народ ступеней. У каждого из нас здесь есть место, каждое следующее ниже предыдущего.
   - Чем ниже, тем богаче и важнее, так? - спросила Оуне.
   Его этот вопрос привел в недоумение.
   - У каждого из нас здесь есть место, - повторил он и, словно напуганный их вопросами, бросился в густую толпу наверху. Людей здесь стало меньше, и Элрик увидел, что их число сокращается по мере приближения ступеней к долине.
   - Это что - иллюзия? - пробормотал он, обращаясь к Оуне. - Ощущение такое, будто это сон.
   - Здесь вмешивается наше представление о том, как все должно быть, - сказала Оуне. - Оно, я думаю, и окрашивает наше восприятие этого места.
   - Значит, это не иллюзия?
   - Это не то, что называется иллюзией. - Она попыталась найти подходящие слова, но в конце концов покачала головой. - Чем больше оно нам кажется иллюзией, тем больше таковой и становится. Понимаешь?
   - Кажется.
   Наконец они достигли нижних ступеней. Им оставалось спуститься еще на две-три, когда они увидели всадника, приближающегося к ним по долине. За всадником клубился огромный столб пыли.
   Из толпы за ними послышался крик, и Элрик, повернувшись, увидел, как люди бросились вверх по ступеням. Он хотел было присоединиться к ним, но Оуне его остановила.
   - Не забывай, у нас нет пути назад, - сказала она. - Мы должны встретить эту опасность достойным образом.
   Постепенно фигура на лошади вырисовывалась все четче. Это был либо все тот же воин в доспехах из перламутра, слоновой кости и черепашьего панциря, либо очень на него похожий. У всадника в руке было белое копье с наконечником из заостренной кости, нацеленное прямо в сердце Элрика.
   Альбинос прыгнул вперед, делая движение, которое должно было сбить с толку атакующего. Он находился уже почти под копытами коня, но в последнее мгновение вытащил меч и отбил копье. Сила удара отбросила его в сторону, и в это время Оуне, реакция которой была почти телепатической, словно их движения контролировал один мозг, прыгнула и нанесла удар под поднятую левую руку - туда, где у всадника было сердце.
   Однако ее удар был отражен внезапным движением правой руки всадника в кольчужной рукавице, и Оуне оказалась отброшенной в сторону. И тут Элрик впервые разглядел его лицо - худое, бескровное, с глазами дохлой рыбы, усмехающимся в презрительной гримасе оскалом рта. Потрясенный Элрик увидел, что во всаднике было что-то от Алнака Креба. Всадник направил копье на Оуне, ударил ее в плечо, и она оказалась на земле.
   Элрик успел вернуться в схватку до того как копье нанесло новый удар. Он нацелил свой меч на конскую подпругу - старый трюк, которому он научился у вилмирских бандитов, однако удар пришелся по ноге в латах, и копье снова оказалось направлено на него, но он отскочил в сторону, отвлекая всадника на себя и давая Оуне возможность прийти в себя.
   Хотя Оуне и Элрик сражались как единое целое, их противник был настойчив и, казалось, предугадывал каждый их выпад.
   Элрик решил, что всадник - порождение сверхъестественных сил, и, делая очередной ложный выпад, устремился разумом в мир стихий, пытаясь найти там хоть какую-то помощь. Но помощи не было. У него возникло ощущение, будто все царства опустели, будто весь мир элементалей, демонов и духов разом был изгнан в Лимб. Ариох теперь не поможет ему. Здесь его колдовство стало совершенно бесполезным.
   Оуне резко вскрикнула, и Элрик увидел, что она отброшена к нижней ступени. Она попыталась подняться на ноги, но ее словно парализовало. Она едва могла шевельнуть рукой или ногой.
   Бледный всадник снова усмехнулся и устремился вперед, чтобы нанести последний удар.
   Элрик издал свой старый боевой клич и ринулся на врага, пытаясь отвлечь его. Альбинос пришел в ужас при мысли, что сейчас на его глазах может погибнуть женщина, к которой он питал чувства истинной любви и дружбы, - он был готов умереть, лишь бы спасти ее.
   - Ариох! Ариох! Кровь и души!
   Но с ним не было рунного меча - ничего, кроме его хитрости и умения.
   - Алнак Креб, это все, что от тебя осталось? Всадник нетерпеливо повернулся и швырнул копье в бегущего на него Элрика - таков был его ответ.
   Элрик не предвидел этого. Он попытался отскочить в сторону, но рукоять копья ударила его в плечо, и он тяжело свалился в пыль, а рука, непривычная к чужому мечу, выпустила его. Он ползком попытался добраться до меча, видя, что всадник извлек из ножен собственный длинный клинок и продолжает движение к Оуне. Элрик поднялся на одно колено и с точностью отчаяния швырнул свой кинжал, который прошел как раз между двух латных пластин на спине всадника. Занесенный для удара клинок внезапно опустился.
   Элрик поднял свой меч, встал на ноги и с ужасом увидел, что всадник, не обращая внимания на рану, снова воздевает свой клинок, готовясь нанести удар Оуне.
   - Алнак?
   Элрик снова попытался воззвать к той части Алнака Креба, которая была здесь, но на сей раз тот словно не услышал Элрика. Тот же самый отвратительный, нечеловеческий смешок наполнил воздух, лошадь захрапела, ее копыта готовы были опуститься на женщину, беспомощно распростертую на ступенях.