- Мы знаем, за что боремся. А ради чего идут под пули японские солдаты?
   - Темный народ, обманутый и забитый офицерами, вот и все. Когда-нибудь придет в разум, - убежденно заявляет тов. Зверинец.
   - Правильно, - поддерживаю я, - возьми, скажем, нас: из пяти человек у трех среднее образование, остальные окончили 6-7 групп. И все это дала нам коммунистическая партия.
   - В нашей стране все наше! - говорит командир отделения тов. Бондарев.
   Сотрясая землю, мимо нас с грохотом промчались громадные танки. Мы провожаем их возгласами восхищения. Несокрушима броня нашей великой родины!
   ...Это было 6 августа. Самураи получили уже сильный удар; еще один напор - и они будут изгнаны с сопки Заозерной. Всюду идет подготовка к решающему бою. Солнце, безжалостно жегшее днем слегка побуревшие сопки и загорелые лица бойцов, шло к закату. Мы находились на командном пункте, обстреливавшемся японской артиллерией. Нам нужно было дать связь к полку, наступавшему на сопку Заозерную. Для этого необходимо было спуститься с командного пункта по склону, совершенно открытому для глаз противника. Как только мы начали спуск, противник сразу же заметил нас, и совсем близко разорвался один снаряд, за ним - другой. Мы скрылись в окопе. Но времени терять нельзя.
   Чувство ответственности за возложенную на нас задачу побеждает все, и вот мы снова, согнувшись в три погибели, спускаемся по склону. Курсант тов. Цвяк впереди, он разматывает первую катушку, за ним я с катушкой в руках. Тяжелый барабан не позволяет продвигаться быстро. А связь нужна сейчас же, немедленно. Это заставляет мысль упорно работать.
   Я преднамеренно выпустил катушку из рук, она покатилась, пригибая к земле высокую траву. Внимательно слежу за ее движением. Она остановилась в 30-35 метрах. Я подползаю к ней. Битер, Паламарчук и другие связисты следуют моему примеру. Так работа идет успешней и маскироваться лучше. Несмотря на то, что мы тщательно маскируемся, по нас стреляют; мы пользуемся короткими перерывами в стрельбе и продолжаем вести линии. Катушка, ударяясь в своем движении о неровность поверхности, кувыркается, а иногда отклоняется от заданного ей направления. Вот она нагнала впереди ползущего тов. Цвяка. Слышу его сдержанный голос:
   - Чорт бы ее забрал, твою катушку!
   Я принял ее за снаряд и ждал разрыва.
   Мы оба смеемся.
   - Как чувствуешь себя? - спрашиваю.
   - Отлично, - с улыбкой отвечает тов. Цвяк.
   Одолев склон, мы наткнулись на сплошное вязкое болото с кочками, камышами. В камышах нужно было держать ухо остро. В них, как запуганные овцы, бродили одиночные японские стрелки, а иногда умышленно оставались белобандиты, переодевшиеся в наше обмундирование.
   Осторожно пробираемся вперед, ноги иногда соскальзывают с кочки и вязнут в болоте.
   Грохот орудийных выстрелов и разрывающихся снарядов, треск винтовок и пулеметов так заглушали все другие звуки, что нельзя было услышать даже собственное дыхание.
   Подходим к небольшой речушке. Чтобы обойти ее, нужно затратить не менее 10-15 минут. Но время дорого. Не задумываясь, лезем в воду. Она поднимается все выше и выше, достигает колен, груди и вот уже подступает к подбородку. У каждого из нас над головой катушка и винтовка. Речку прошли благополучно, связь восстановили вовремя. Подразделения пошли в атаку.
   * * *
   ...Агитатор должен служить примером в бою, стараясь быть всегда впереди, на самых ответственных и опасных местах. Именно такой агитатор завоевывает огромный авторитет, и каждый его призыв, каждое слово получает неотразимую силу убеждения. Я, комсомолец, всегда это помнил.
   Нам необходимо было доставить пищу связистам, находившимся на одной из контрольных станций. Нужно было пройти лощину, которую японцы обстреливали пулеметным огнем. Когда мы подошли к лощине, командир стрелковой роты не разрешил нам идти дальше до тех пор, пока рота не уничтожит японские пулеметные гнезда.
   Завязалась пулеметная перестрелка. Японцы сидели в прочных укреплениях. Огню наших стрелков мешали наступившие сумерки. Мы решили, не дожидаясь прекращения стрельбы японцами, воспользоваться темнотой и пройти лощину. Я поднялся первым с термосом на спине и тронулся в опасный путь. За мной последовали остальные. Двигаться пришлось с двойной осторожностью, так как можно было наткнуться на японцев. Я бесшумно и смело шел вперед с винтовкой наготове, а сзади меня цепочкой, в 3-5 метрах друг от друга, шли остальные три бойца. Они были уверены во мне. Задание мы выполнили. Связисты поблагодарили нас за хороший ужин.
   Мне часто приходилось с группой бойцов в три-четыре человека выполнять задания без командира, и когда какой-нибудь из встречающихся нам начальников спрашивал, кто из нас командир, бойцы указывали на меня. Это неофициальное присвоение мне звания командира вызывало у меня чувство гордости за то доверие, которое мне оказывали мои товарищи.
   ...10 августа курсанты Кияновскмй, Мухомедяров, Загоруйко и я очутились под обстрелом с трех сторон; идти в сторону, свободную от обстрела, нельзя было, так как путь преграждало озеро Хасан. Мы решили выждать. Вдруг слышим, летят самолеты. Все задрали вверх головы, на крыльях - красные звезды. В грозной песне моторов - суровое предостережение фашистским провокаторам войны.
   Самолеты мгновенно очутились над правым краем Заозерной и начали бомбардировку. Сопки заволокло дымом. Земля задрожала от взрывов. "От такой бомбежки на японских островах, наверное, землетрясение", - пошутил кто-то.
   Огонь японцев после бомбежки стал слабее. Мы решили пройти лощину и продвигаться дальше. Залезли в камыши, ползем по трясине, она пружинит под нашей тяжестью. В некоторых местах со свистом выскакивает воздух. Японцы, по-видимому, заметили наше движение в камышах: они открыли огонь из пулемета.
   - Стрелять не умеют, - замечает кто-то.
   - Наверно, с пьяных глаз ничего не видят. - Сдержанный смех прошел в камышах. Когда мы вылезли из воды, нас спрашивали, нет ли раненых.
   - Им только карасей глушить в озере, - ответил один из бойцов.
   Я и курсант Амир Мухомедяров получили новую задачу. Идем с ним мокрые, в сапогах хлюпает вода.
   Амиру хочется курить, но спички его и махорка отсырели.
   По дороге встретился майор, предложивший нам папиросы.
   Мухомедяров закурил, глубоко и вкусно затягиваясь.
   - А вы не курите? - обратился ко мне майор, протягивая портсигар.
   - Спасибо, товарищ майор, я этим баловством не занимаюсь. Майор улыбнулся, спросил, откуда, куда и зачем мы идем. Мы ответили, простились и пошли дальше.
   - Ты ничего не заметил? - спросил я у Амира.
   - А что? - недоумевая, сказал Амир.
   - Слушай, Амир, а если; бы ты рассказал японским солдатам, что у нас боец может свободно закурить у самого большого командира?
   - Не поверили бы, конечно, - отвечает Амир. Его широкое казахское лицо светится заразительно веселой улыбкой...
   Красноармеец А. Унчиков
   Сигнальная труба
   В район боевых действий я вышел сигналистом части. Моя обязанность - в определенное время, по указанию, давать сигналы музыкальной трубой. Откровенно говоря, дело это очень скучное. Особенно скучным оно мне показалось, когда товарищи ушли и атаку, а я остался со своей сигнальной трубой.
   Выбрав поудобнее момент, я обратился к командиру части:
   - Товарищ командир, разрешите мне пойти в атаку. Там все мои товарищи, все будут драться, а я.
   Командир не дал мне докончить, он понял меня:
   - Хорошо, пойдемте со взводом.
   Обрадовался я: красота, думаю. Значит и я покажу японцам силу советского штыка.
   Вооружился как следует и собрался идти. Но тут возник вопрос: что делать с трубой. Труба - это тоже мое боевое снаряжение. Хоть я и в бой иду, но все же сигналист. А какой же сигналист без сигнальной трубы?! И стал я думать, как примостить ее. Снял ремень, привязал трубу покрепче, потуже натянул ремень и пошел. Так труба не потеряется.
   Командиром взвода был тов. Зырянов. Проверив нашу вооруженность, он рассказал нам, куда и зачем направляемся, и напомнил, что надо быть волевым, смелым, но спокойным.
   Японцы укрепились на Пулеметной горке, и нам предстояло атаковать их. Быстрыми перебежками мы бросились к высоте. Впереди бежал Зырянов и подавал команду:
   - Приготовиться, бросать гранаты!
   Только мы успели вынуть из сумок гранаты, слышим новую команду:
   - Бей гранатами самурайскую сволочь!
   Гранаты наши полетели прямо в окопы к японцам. Те, как мыши, забегали по высоте, засуетились.
   Подходившее к японцам подкрепление открыло сильный пулеметный огонь. Мы залегли в лощине. Тов. Зырянов стрелял из ручного пулемета, а мы - из винтовок. Сколько ни пытались японцы приблизиться к нам, ничего у них не выходило. Меткий огонь пулеметчика Зырянова уничтожал японцев.
   Но вот внезапно пулемет смолк. Мы подбежали и увидели картину, которой просто не хотелось верить: командир был убит.
   Я готов был плакать, видя храброго командира мертвым. Сердце наполнилось жгучей ненавистью к врагам.
   Ночью самураи решили вновь атаковать нас. Мы их подпустили близко, а потом стали бить и огнем и штыками.
   В непрерывных схватках мы провели всю ночь на Пулеметной горке.
   Утром вновь атаковали японцев. На этот раз они побросали оружие, убитых, раненых и в беспорядке бежали к реке Тумень-Ула.
   Мы прочно укрепились на Пулеметной горке.
   Вышел я из боя невредимым. Уцелела и моя сигнальная труба. Она была по-прежнему прочно привязана к поясу.
   В бою я вступил в комсомол.
   Красноармеец Н. Чеканов
   Младший командир Быченков
   С утра поднялась артиллерийская канонада. Снаряды с визгом пролегали над головой, рвались в окопах противника. Японская артиллерия отвечала беглым огнем. Поминутно то там, то здесь с грохотом рвались снаряды, поднимая черные клубы дыма и фонтаны земли.
   Под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня стрелковые части подтягивались к исходному положению.
   Перед отделением Быченкова была поставлена задача продвинуться на северо-западные скаты высоты Заозерной и обстреливать Безымянную, где японские бандиты хорошо укрепили свои позиции.
   Два пулеметных расчета наводчиков Черноусова я Красовского поочередно передвигались вперед. Остальные красноармейцы шли за ними, прокладывая себе путь гранатами, винтовочными выстрелами. Враг в беспорядке отступал.
   Отделение Быченкова на скате высоты установило свои пулеметы. Японцы пошли в контратаку. Подпустив их на расстояние 7-8 метров, отделение открыло огонь и забросало японцев гранатами. Мало кому из захватчиков удалось удрать обратно.
   Японцы подбросили подкрепление и предприняли вторую контратаку. Гранатами им удалось вывести из строя пулеметный расчет комсомольца Черноусова. Быченков, недолго думая, принял решение.
   - Красноармеец Иванов, за пулемет!
   - Есть за пулемет!
   И комсомолец Иванов открыл огонь по врагам, которые находились в семи метрах от него. Враг дрогнул, но сдаваться не хотел. Завидя пулемет Иванова, японцы обрушились на него. Иванов, раненный двумя пулями, но уверенный в победе, продолжал вести огонь. Только после того, как японцы были отброшены, Иванов согласился идти на пункт медицинской помощи.
   Утром 9 августа командир отделения Быченков заметил блеск японских штыков.
   - Видимо, опять атаку хотят предпринять, - проговорил он и не ошибся. Японцы старались скрытно перейти границу и ударять с тыла. Быченков начал готовить непрошенному гостю достойную встречу. Взяв два пулемета, он начал пробираться навстречу атакующему взводу японцев.
   У японского взвода было пять пулеметов. Однако Быченков не растерялся. Он быстро установил свои пулеметы и открыл из них огонь. Внезапность действий Быченкова застала врага врасплох. Вражеский взвод был отброшен. Наша пехота стремглав двинулась вперед. Комсомолец Быченков бросился к бездействующим японским пулеметам, чтобы не дать врагу унести их с собой.
   Так блестяще была отбита еще одна атака японцев.
   Во всех боях с японцами боевой командир комсомолец Илья Быченков шел впереди своего отделения, увлекая за собой красноармейцев; ведя их туда, где носилась смерть, где ураганный огонь клонил к земле все живое, он умело избегал потерь.
   Старший политрук М. Дивненко
   "Карманная артиллерия" Галимова
   В 1932 году в военкомат города Уфы пришел студент третьего курса техникума искусств Галки Галимович Галимов. До призыва ему надо было ждать еще два года. Галимов просил принять его в ряды Красной Армии, добровольцем.
   - Я хочу посвятить службе в Красной Армии всю свою жизнь, - сказал студент.
   Я встретился с бывшим студентом Галимовым, когда он уже командовал ротой. Встреча произошла на песчаных холмах у озера Хасан 7 августа 1938 года.
   Батальон, в состав которого входила рота Галимова, после ожесточенных боев с японцами, укрепился на позициях у озера и после обеда должен был возобновить наступление и занять высоту Безымянную, уничтожив засевших там японцев.
   По указанию комиссара соединения я пришел в этот батальон, чтобы помочь в руководстве боем.
   Перед боем мы провели митинг. После моего кратенького выступления попросил слово лейтенант Галимов, раненный в бою 6 августа. Одна рука его была перевязана. Чуть прихрамывая, он вышел на середину, говорил сдержанно, скупо, но в каждом его слове звучали ненависть к врагам, призыв к беспощадной расправе с зарвавшимися захватчиками.
   Батальон пошел в наступление. Огонь минометов, пулеметов и артиллерии японцев не мог остановить нашего стремительного продвижения вперед. Когда до вражеских окопов осталось метров пятьдесят, бойцы взялись за гранаты.
   Галимов со связкой гранат куда-то пополз и скрылся в высокой траве. Вдруг на южном скате высоты Безымянной, там, где стоял японский миномет, мешавший нам овладеть окопом, раздался оглушительный взрыв. Вражеский миномет был выведен из строя. Галимов вернулся назад. Я подполз к нему. Он взял у меня еще одну гранату и бросил ее в окоп.
   Бойцы, бросая гранаты, подползали к окопам все ближе и ближе. Японцы в панике разбегались. Секретарь комсомольского бюро Товарищ Дмитриев, поднявшись во весь рост, начал стрелять из пистолета.
   В это время на нас обрушился сильный вражеский огонь со скатов соседней высоты. Дмитриев упал, сраженный пулей насмерть. Мы залегли и укрепились.
   Галимов решил пробраться в тыл японцев и забросать гранатами их огневые точки. Он берет с собой больше десятка гранат и исчезает в траве.
   Галимова не видно, но бойцы следят за ним по взрывам гранат в тылу японцев. Вот японцы выкатывают на позицию пулемет. Из травы летят две гранаты. Пулемет опрокинут, исковеркан. Прислуга уничтожена. Японцы выкатывают второй пулемет. Его постигает та же участь. Обнаружив отважного лейтенанта замаскировавшимся в траве, японцы тоже пускают в ход гранаты. Они летят одна за другой, но, долетев до Галимова, почему-то отскакивают в сторону. В чем дело? Секрет выяснился, когда Галимов невредимый приполз назад.
   - Я вижу, что она летит прямо на меня, подставляю лопату, и граната отлетает в сторону, - смеясь, рассказывает лейтенант.
   Политрук В. Колыбельников
   Концерт лейтенанта Левченко
   Вблизи пограничной заставы Быховцева расположилась рота лейтенанта Левченко, прибывшая сюда для проведения полевых учений. Вечерами, когда на сопки, утопающие в зелени, спускалась прохлада, бойцы отдыхали. Одни группами или в одиночку читали газеты, другие уходили к озеру, чтобы постирать воротнички и портянки, третьи, удобно расположившись на мягкой траве, играли в домино.
   Как-то после ужина дневальный доложил командиру роты, что его вызывает к телефону начальник заставы Быховцев.
   - Я у телефона, слушаю...
   - Здравствуй, товарищ Левченко. У меня к тебе небольшая просьба: не сможешь ли ты сегодня дать нам концерт?
   - Что? - удивленно спрашивает лейтенант и, догадываясь в чем дело, расплывается в улыбке.
   - Не скромничай, Левченко, - говорит начальник заставы, - ты же певец-Солист. Это все знают.
   - Какой я певец, - отнекивается Левченко. Но начальник заставы настойчиво просит его выступить, и лейтенант в конце концов, конечно, соглашается.
   - Только за "концерт" обязательно плата - свежие газеты, - смеется Левченко.
   И через 10 минут на импровизированной эстраде среди темневшей в сумерках зелени сопок начался концерт. Вечернюю тишину огласили переливистые звуки гармошки комсомольца Иртегова и ровный приятный тенор лейтенанта Левченко.
   Много песен знает лейтенант Левченко. Но у него есть свои, любимые, которые он поет с каким-то особенно приподнятым чувством, - это боевые пески о гражданской войне, о Сталине и о Ворошилове, о дорогой родине.
   После выступления Левченко по обыкновению "сверх программы" начались хоровые песни и пляски, в которых приняли участие все бойцы.
   Так прошел вечер. Это был последний вечер перед выступлением роты по боевой тревоге. На следующий день Левченко, увешанный походной амуницией, быстрым маршем вел свою роту кратчайшей дорогой: через ложбины, поросшие кустарником и высокой травой, болота, ручьи и сопки, к. границе, к озеру Хасан.
   О подвигах Левченко знает вся страна. В боях у озера Хасан молодой лейтенант завоевал вечную славу. Он водил бойцов в атаку с тем же приподнятым, гордым чувством, с каким пел накануне свои любимые песни о родине, о Сталине, о Ворошилове. Подняв над головой гранату, он с призывом: "За Сталина!", увлекал за собой крепко сколоченную, хорошо обученную роту. "Умрем, так умрем героями!" - крикнул он, бросаясь во главе роты в рукопашный бой с японцами. Трижды раненый, он отказался идти в лазарет и говорил: "У меня еще хватит сил".
   Старший политрук Д. Лысяк
   Танкисты
   Перед нами стояла задача - совершить длительный и трудный марш без единой аварии и поломки. Задача сложная. Я, как комиссар части, понимал, что осуществить ее нельзя без правильно поставленной партийно-политической работы.
   С чего я начал? Вместе с командиром мы собрали всех начальников и политруков, и поставили перед ними задачи:
   - довести до сведения бойцов приказ о сроке выступления и о темпах;
   - собрать водительский состав и рассказать ему, что представляет собой дорога, по которой будет совершаться марш, рассказать о крутых подъемах и спусках, о крутых поворотах, о том, что марш совершается в ночных условиях;
   - не иметь ни одной аварии и захватить с собой все, что необходимо.
   Поскольку водительский состав был сильно утомлен за день, я дал указание, что сидящий в танке рядом с водителем боец должен в равной степени с водителем нести ответственность за движение танка, и поэтому он обязан постоянно помогать работе водителя.
   Перед самым наступлением я собрал на несколько минут весь личный состав. Бойцы горели одним желанием - быстрее выступить, быстрее прибыть, куда приказали партия, правительство, родной Сталин. Красноармеец Князев сказал:
   - Давайте быстрее двигаться на то место, где нужно бить японцев. Я никак не дождусь этой минуты.
   На первом привале я проверил, на месте ли политработники, всюду ли есть партийные и комсомольские организаторы. Когда я обнаруживал, что где-нибудь нет комсорга или чтеца, то тут же назначал их и инструктировал.
   Самой распространенной формой партийно-политической работы на марше была беседа с красноармейцами и читка газет.
   Проводили также политинформации и красноармейские собрания. На собраниях разбирали недочеты прошедшего этапа марша, давали правильную политическую оценку.
   Большую роль сыграла на марше красноармейская печать. Боевые листки выходили регулярно и освещали все положительные и отрицательные стороны.
   При совершении марша мы обратили; исключительное внимание на организацию питания и отдыха водительского состава.
   Во время марша красноармейцев больше всего интересовала обстановка на фронте. Поэтому в беседах и на политинформациях по газетным материалам и по информации политотдела рассказывали им о положении в районе озера Хасан.
   Я в армии уже много лет, но такого подъема у красноармейцев еще не видал. Все были заражены ненавистью к японским фашистам. Красноармейцы и командиры просились с транспортных машин на боевые, чтобы идти в бой. Они подавали заявления о вступлении в комсомол и партию, чтобы идти в бой комсомольцами и коммунистами.
   Часть совершила марш в район боевых действий без единой аварии и поломки.
   Политрук Н. Огнев
   Перед боем
   В 10.00 мы должны были идти в атаку. В нашем распоряжении оставалось 2 часа. Все было проверено, направление и задачи ясны. Мы решили пока заняться веселой красноармейской самодеятельностью.
   Командир танка Малявин, забравшись на переднюю броню, репетирует речь, которую он намерен произнести, прорвавшись в тыл врата, перед маньчжурскими крестьянами. Он говорит о счастливой жизни в Советском Союзе. Товарищи аплодируют ему. После Малявина выступает ряд других товарищей. Комсомолец Гильфанд мастерски напевает песенки: "Мой любимый старый дед", "Метелицу", "Улицу" и другие. Механик-водитель Калинин, как обычно, поет "Капитана" из кинофильма.
   В прекрасно оборудованной ленинской палатке-блиндаже художники пишут масляными красками на полотне портреты вождей народа и своих товарищей танкистов, отличившихся в предыдущих боях.
   Редактор газеты "За родину" комсомолец Молчанов с группой товарищей работает над выпуском очередного номера. Он озадачен:
   - Товарищ политрук, формат газеты очень мал. Столько получил материала, что одной газетой не обойдешься.
   - Придется сегодня выпустить внеочередной номер, - отвечаю ему.
   Один номер "За родину" уже вывешен на рации радиотанка. Это постоянное место газеты. Танкисты жадно читают заметки! и здесь же вслух обсуждают их.
   Наступает момент выхода в атаку. Затихают песни, разговоры. Спокойно, в полной уверенности в победе танкисты разбегаются по своим машинам, чтобы идти в. бой с ненавистным врагом.
   С башни танка провозглашаю лозунги: "За родного Сталина", "За великий советский народ", "За Сталинскую Конституцию", "За мать-родину - вперед, товарищи!"
   Ревут моторы и закрываются люки.
   Старший политрук Я. Ефимов
   Готовы на все
   В бою успех во многом зависит от партийно-политической работы как в мирное время, так перед боем и в боевой обстановке. От того, как работал и работает партийно-политический аппарат, партийная и комсомольская организации любого подразделения и части, зависят и боевые результаты.
   Опыт партполитработы в бою имеется у многих старых политработников участников гражданской войны и конфликта на КВЖД (1929 год). Но этот опыт не все молодые политработники еще восприняли и не все о нем знают.
   Мне, молодому политработнику, особенно пришлось почувствовать это в период боев в районе озера Хасан. Я был комиссаром танкового батальона. С чем пришлось встретиться? С малочисленностью политаппарата, раздробленностью людей, разбросанных по машинам, как на марше, так и в атаке.
   Выше я упомянул о значении партполитработы в мирное время. И это мне кажется совершенно понятным, ибо немыслимо отрывать работу мирного времени от боевой. Основа работы в бою закладывается в мирное время, особенно на тактических учениях.
   Писать о чем-то новом и особенном я не собираюсь, и лучше того, как написано в уставах, не напишешь, ибо формы партполитработы всем известны и многие из них были применены в бою. Но я хочу отметить лишь некоторые особенности, вытекающие из боевой обстановки и задач.
   Расстановка сил партолитаппарата. На марше все мы находились в подразделениях. Я в голове колонны с 1-й ротой. Инструктор пропаганды тов. Бевько - в тылу с парковой ротой и специальными подразделениями. Отсекр партбюро тов. Суслов - в. 3-й роте. Отсекр комсомола тов. Сойко - во 2-й роте, где был молодой и неопытный еще комсорг тов. Гетто. На всех больших привалах мы собирались, обменивались опытом, мнениями и всегда были в курсе всех задач и работали по одному плану.
   Такая расстановка сил помогла нам глубже изучить отдельных товарищей непосредственно перед боем. Когда мы подошли" к месту боев, мы уже были уверены во всех и знали весь личный состав части. Вот почему, когда комиссар корпуса тов. Семеновский спросил меня: "А на все ли готов батальон?", я ответил: "Готовы на все, как один человек". Этот вопрос не простой, и отвечать на него надо было не только словами, но и делом.
   В бою в расстановке и распределении сил исходили исключительно из обстановки и, задачи. Так, например, в первом бою из партполитаппарата части в атаку пошел я один, так как в бою участвовало только одно подразделение. Незачем было посылать с одним подразделением весь партполитаппарат: основная его часть должна быть там, где большинство подразделений.
   Другое дело было во втором бою 6 августа, когда в атаку пошел весь батальон. Наносился решающий удар, и обстановка требовала примера от партполитработника и каждого руководителя. Обстановка и задача требовали не шаблонного, равномерного распределения сил, а концентрации этих сил на основном и решающем участке. Я пошел с отсекром партбюро в одно подразделение на правом фланге части. На другом участке вместо выбывшего из строя командора взвода пошел в атаку отсекр комсомола.
   Другим ответственным участком в этот период являлась эвакуация застрявших и подбитых танков с поля боя. Надо было, не дожидаясь исхода боя, возглавить бригаду по эвакуации танков; бригада открыто работала под ураганным огнем противника. Нужны были стойкие и крепкие большевики. Эту бригаду возглавили инструктор пропаганды тов. Бенько и член партбюро тов. Климко. Бригада блестяще справилась со своей задачей.