Страница:
– Это только временно, – пояснил наш лидер.
– Просто мы мужчины, а мужчины не должны кормить детей своим молоком, – добавил Сева.
– Земные мужчины, – тихо поправила я, глядя в спину удаляющимся парням.
Подавив вздох, я вернулась к своим. Ужасно, если группа развалится из-за такого пустяка. Хотя это для меня пустяк, а для них… Похоже, керели не потрудились подготовить мужскую психику к лактации. Ничего, они должны смириться. Смирилась же я со своей необычностью.
– Думаю, они вернутся, – как будто в подтверждение моим мыслям сказал Илья. – Просто надо время, чтобы привыкнуть.
– Полагаю, ты прав. Надо подождать, – кивнула я.
Вечер 132 – 143 День 1 Года. Река – Степь Вечером наш караван совершил незапланированную остановку, причиной которой послужил показавшийся на закате уже знакомый, огромный желто-зеленоватый диск.
По этому поводу решили устроить небольшой праздник: высадились на берег, разожгли костры и удобно устроились вокруг, беседуя и перекусывая, обсуждая произошедшие за это время события. Я узнала, что после отделения свободных в первые несколько дней случилось две кражи и одно нападение; к счастью, жертва выжила, но случайные свидетели оказались смелыми и принципиальными личностями, в результате всех преступников казнили. С тех пор никаких проблем не возникало: то ли преступники убедились, что законы по-прежнему действуют, то ли людей такого склада просто не осталось.
Совершенно неожиданным событием оказалось то, что в этот же вечер Сева решил вернуться к нам на плот. Он сообщил об этом немного резковато, деловым тоном, после чего заявил:
– Мы должны дать нормальные названия нашим расам… ну, то есть нашим видам.
Нормальные, научные названия.
– А чем тебе "люди" не нравятся? – удивился Игорь.
– Какое право мы имеем называть себя "людьми", а их, – инженер указал на меня, – "оборотнями"? Какое право мы имеем называть "троллей" – "троллями", если сами являемся людьми не больше, чем они? Нет уж, давайте называть вещи своими именами.
Или "людьми" являются все наши виды, или уж никто.
Его эмоциональная речь вызвала у меня улыбку. Хотя мне и пришлось смириться с общепринятым названием моего вида, тем не менее, оно до сих пор вызывало внутреннее недовольство.
– Спасибо, – я вздохнула. – Но всех не переделать.
– Всех и не надо, – решительно возразил Сева. – Но нашу группу – вполне возможно.
Хотя бы латинские термины ввести, "Homo какой-нибудь-там".
– Не пойдет, – возразила я. – По-моему мы относимся к разным родам, так что родовое название тоже должно быть разным.
Сева смерил меня яростным взглядом.
– Только из-за того, что мы далеки друг от друга, ты готова лишить кого-то права называться человеком?
– Нет, но… – я замолчала, не в силах придумать достойного аргумента. Ну, правда, не говорить же теперь, что в биологии так не принято.
– А почему бы и нет, – поддержал Севину идею Игорь. – Что в этом такого страшного?
– В крайнем случае, можно дать сложное, двойное, родовое название каждому, – развила мысль Надя. – Тогда и "человек" в каждом названии будет присутствовать, и путаться не начнут.
– Ну, не знаю, – недовольно пробурчала я. – Все равно простое видовое название – лучше.
Однако большинство высказалось за двойную терминологию, после чего приступили к ее обсуждению. В конце приняли решение троллям и их здоровым сородичам присвоить уже известное в сети название Homo alterus – человек измененный. Особенно за этот вариант ратовали мы с Ильей, а Росс, Маркус и Сева активно возражали, желая, чтобы он достался их виду. После долгих споров "людей" назвали Homo oculeus.
Идею подал Росс, вспомнив, что у его вида в лобной части, между полушариями мозга, выступает округлое образование, по форме отдаленно напоминающее глаз. А вот на дословный перевод никто не согласился, в результате бытовым русским (а, точнее, керельским) названием назначили – человек лесной. Я яростно отстояла право на красивое латинское название своего вида – Homo nebulosus – человек туманный, но вот на бытовое запала уже не хватило, в результате перевод звучал гораздо примитивнее – человеко-зверь.
После того, как мы определились с терминологией, все вернулось на круги своя, даже Игорь продолжал говорить о моем виде, как об "оборотнях", и лишь Сева непреклонно соблюдал установленные им самим правила. Причем когда он говорил о каком-то конкретном виде, то использовал латинское название, а в других случаях отзывался о всех одинаково, как о людях. Мало того, в разговоре он пытался и других приучить к этим терминам, но, быстро убедившись в бесплодности увещеваний, начал делать вид, что не понимает, о ком речь, стоило кому-то сказать про оборотня или тролля.
Вообще, поведение инженера после возвращения кардинально изменилось. Проснувшись, он разворачивал бурную деятельность: добровольно ломал хворост для костра, сделал два стеллажа и низкий столик на второй этаж, набрав на привале лозы, учился плести корзины, что-то старательно вырезал из дерева и бамбука и даже затеял ремонт крыши, хотя, на мой взгляд, она в этом еще не нуждалась. Выбившись из сил, Сева смывал пот речной водой и отправлялся на заслуженный отдых, но, как только у него появлялись силы, все начиналось сначала. Наконец, через три дня, за завтраком он торжественно объявил:
– А у меня молоко пропало! – и взглядом призвал оценить его достижение.
– Поздравляю, – неуверенно сказала я.
– Ты ради этого все время вкалывал? – поразился Росс. – Да я лучше детей кормить буду, чем так надрываться!
Остальные промолчали, но на их лицах отразилось согласие с зеленокожим.
– Теперь все как раньше будет? – с надеждой предположил Игорь.
– Почти, – улыбнулся Сева.
– Как думаешь, у него от того, что он надрывается, молоко пропало? – обеспокоенно спросила я Надю, когда мы остались наедине. – Он себе-то не навредит?
– Или от этого, или от стресса, – вздохнула собеседница. – Но его, похоже, не остановить.
И действительно, инженер продолжал вести очень активный образ жизни, начав даже, когда появлялось свободное время, выполнять разные физические упражнения. Только через неделю Маркусу удалось вернуть Севу к исконному роду занятий посвященных.
Оказалось, что наш инженер очень увлекающийся и азартный человек: занимаясь тем, что его действительно интересовало, он легко забывал даже о сне и пище, так что приходилось каждый раз отвлекать его, заслуживая обиженные комментарии.
Увлекшись творческим заданием, Сева расслабился, и молоко вновь появилось, но инженер настолько погрузился в мир идей, что его это не взволновало.
Джунгли остались позади, теперь вокруг простиралось зеленое море травы, в котором изредка встречались небольшие рощицы и отдельные деревья. Большую часть побережья покрывали заросли кустов, в том числе несколько видов с гибкими, хорошо подходящими для плетения прутьями. Папортошка в этих местах не росла, впрочем, как и большинство знакомых продуктов, зато мы каждый день обнаруживали что-то новое, так что в пищевом плане ситуация не ухудшилась. Непривычно яркий из-за отсутствия зеленой защиты свет наступающей "лунной ночи" причинял дискомфорт, поэтому многие раньше не прикрытые плоты обзавелись шалашами или плетеными навесами.
С помощью Нади мы смогли наконец обнаружить, чего не хватает в нашем молоке полукровкам – сахаров. Регулярно подкармливая сиропом из сладких ягод или фруктов, когда их удавалось найти, мы добились того, что дети перестали слабеть.
Спали они по-прежнему мало, впрочем, этим отличались все полукровки, которых матери решили оставить в живых. По молчаливой договоренности мы с Лилей часто клали их рядом, и они с интересом наблюдали за повседневной жизнью на плоту.
Почти не капризничая, двое мальчиков быстро заслужили симпатию всех мужчин, Игорь даже выразил готовность помогать за ними ухаживать и кормить, чем и занимался иногда, если мы хотели отдохнуть. Его помощь очень меня порадовала, потому что по мере того, как к Диме возвращались силы, увеличивался его аппетит, и я начала опасаться, что молока на двоих у меня все же не хватит.
Вера, Вероника и Света за это время разродились здоровыми чистокровными девочками. Чистокровные дети оказались гораздо капризнее полукровок, чуть что их не устраивало – начинались слезы и крики. Когда я находилась рядом, Рысь тоже могла покапризничать, но стоило ее оставить одну – сразу затихала и засыпала.
Честно говоря, иногда, сильно устав, я пользовалась этим приемом, хотя обычно старалась не злоупотреблять и не лишать дочь материнского общества. На тринадцатый день жизни у Рыси открылись уши, а на пятнадцатый – глаза. В тот день она впервые подарила мне улыбку. Малышка по-прежнему большую часть времени спала, но в краткие периоды бодрствования начала ориентироваться, например, узнавать меня еще до того, как я брала ее на руки.
Греясь в лучах утреннего солнца, я наблюдала за зеленокожим, который все еще не отказался от идеи изучить наш внутренний животный мир, и размышляла. У Росса живет тот же вид червей, который минимум два раза вызвал серьезное, угрожающее жизни заболевание. У других "людей" нашего плота – тоже. Можно предположить, что большинство сплавляющихся заражены этим паразитом. Тогда почему дней через двадцать после отплытия все, имеющие некоторые, не слишком сильные, признаки болезни, поправились? Да, кстати, и цитадельские тоже перед разделением уже выглядели гораздо здоровее. Почему сейчас среди окружающих меня людей нет больных? Факт, конечно, радостный, но он означает, что одних глистов недостаточно для возникновения непроходимости кишечника. И у цитадельских, и в том лагере, к которому я присоединилась, наблюдалась нехватка продуктов питания.
Голод вызывает ослабление организма, оно – болезнь. Это хорошо сочетается с тем фактом, что в нашем лагере голодание не вступило в полную силу, тогда как цитадельские действительно серьезно от него пострадали – соответственно, и больных у них больше. Стоп, не получается. Насколько я помню, в нашем лагере были отдельные группы, пораженные сильнее остальных, и посвященные в них не входили! Зато болели почти все махаоны и еще кто-то.
– Игорь, а ты случайно не знаешь, как махаоны жили до начала сплава?
– Нормально, а что?
– Нет, мне конкретно интересно: голодали ли, чем питались, какой лагерь устроили, болели ли…
– Да нет, они совсем не голодали, потому что рыболовы отменные. И лагерь хороший был, чистый… – я махнула рукой, показывая что можно не продолжать.
Отменные рыболовы! Поскольку в лагере было не до разносолов, наверняка они питались преимущественно рыбой, как и цитадельские. И так же, как и цитадельские, страдали непроходимостью…
– Росс! – от моего вопля зеленокожий вздрогнул и, оторвавшись от микроскопа, одарил меня недовольным взглядом. – Тот человек, которого ты оперировал первым…
Вы были знакомы?
– Да, и что?
– У меня такой вопрос: он случайно не отличался какими-то особыми пристрастиями в питании? – любую гипотезу лучше надо подтвердить, а только потом высказывать.
– Да, был у него заскок: он почти растительной пищи не ел. Все мясо да рыба, рыба да мясо… как только не надоело.
– Рыба! И махаоны, и цитадельские, и твой знакомый питались преимущественно рыбой! – радостно заявила я. – Так может дело не в глистах, а в рыбе? Или в несбалансированном питании. Ведь мы тоже рыбу едим и ничего, здоровы.
– Ну знаешь, ты осторожней с выражениями, а то я вообще ее есть перестану, – честно предупредила меня прислушивающаяся к нашему разговору Юля.
– Кстати, у меня есть идея насчет репеллента, дурацкая, правда… – окрыленная успехом, высказала предположение я.
– И? – заинтересовался Игорь.
– Меня мухи не кусают. Если взять, например, немного моего пота и намазаться…
– Мне кажется, это не выход, – неодобрительно покачала головой Надя.
– А я согласен быть подопытным кроликом! – поддержал мою инициативу Игорь.
Собрав немного пота, математик размазал его по своей ноге. От кровососов мой пот действительно помог отлично, вот только сам вызвал сильную аллергическую реакцию: уже через час кожа на ноге Игоря воспалилась и покрылась многочисленными мелкими пузырьками с прозрачной жидкостью.
– Прости, я должна была думать раньше, что если мухи меня не едят, для этого должны быть весомые причины, – покаялась я.
– Я сам вызвался, – утешил меня Игорь. – Жаль, но этот вариант репеллента нам однозначно не подходит.
– Будем искать другие возможности, – закончила разговор Надя, обрабатывая ногу математика. 144 День 1 Года. Река – Степь Удобно устроившись на краю плота и подстерегая неосторожную рыбину, я с удивлением отметила, что количество пираний в реке существенно снизилось. Раньше они плавали целыми группами, а теперь встречались исключительно одиночки, и то редко. Если так и дальше пойдет, то скоро не только я, но и обычный народ спокойно купаться сможет. Это плюс. А вот то, что лесной ландшафт исчез, мне не нравится.
– Посмотри, что у меня есть! – прервал мои мысли Маркус. Вздохнув, я погрозила уплывшей добыче кулаком и повернулась к физику. Он с гордостью продемонстрировал мне отрезок толстого стебля бамбука.
– Ну и?
Маркус зачерпнул стеблем воду:
– Не протекает!
– Стоп, перемычки ведь не герметичные… Мне нравится, – одобрила я, разглядывая дно из плотного пробкового слоя какой-то коры. – Как вам так заткнуть удалось, чтобы щелей не было?
– Сначала как следует высушили дно, вырезав чуть большего, чем надо, размера, потом вставили и залили водой. Так что сильно высушивать этот сосуд не рекомендую. Жаль, такую кору мы только в джунглях видели, а здесь пока не нашли.
Но ничего, у нас еще на несколько труб хватит, – удостоверившись, что я достаточно оценила их труды, Маркус пошел хвастаться остальным.
На привале, после пополнения запасов, я отправилась поискать деликатесы и вскоре вышла на муравьиную тропу. Красновато-рыжие насекомые размером с таракана-прусака деловито бежали в одну сторону и возвращались с добычей в другую. К моему разочарованию, они оказались ядовитыми. Зато пройдя вдоль их тропы, я добралась до небольшого оврага, заросшего мелкими кустарничками с черными сладкими, слегка терпкими ягодами. К сожалению, большая их часть еще не дозрела, поэтому я потратила немало времени, выбирая экземпляры покрупнее и послаще. Часть, более плотных, сьела сама, а часть оставила, чтобы приготовить из них подкормку для Димы.
На обратном пути заметила Надю, которая сидела у муравьиной тропы, ловила бегающих насекомых и с явным удовольствием ими лакомилась. Везет ей: для меня они, значит, ядовиты, а для нее так съедобны… На всякий случай я переключила кольцо-анализатор на вид Homo oculeus и, проверив пойманного насекомого, охнула.
Ядовито! Не смертельно, но…
– Ты что делаешь?! Выплюнь немедленно, они же ядовитые!
– Чего кричишь? – даже не подумала избавляться от очередной жертвы Надя. – Все в порядке.
– Но они ведь ядовитые.
– Не больше, чем многое другое, – синеглазка улыбнулась. – Пантера, ты слышала на Земле, что можно отравиться ну, например, шоколадом?
– Некачественным – конечно, – я еще раз проверила насекомых на съедобность.
Результаты остались прежними.
– Даже качественным, смотря сколько съесть, – будто подтверждая свои слова, Надя аппетитно захрустела хитином муравья.
– Ну, там ведь это "сколько" килограммами измеряется… Погоди, ты хочешь сказать, что красный цвет камня означает, что продукт практически не ядовит?
– Нет, не это, – засмеялась Надя. – Что ты знаешь о кольце-анализаторе?
– Оно позволяет разделить продукты на неядовитые, ядовитые, но не смертельные, и смертельно ядовитые, – не понимая, к чему такой странный вопрос, ответила я. – А еще оно самоподзаряжающееся и с гарантией должно работать больше тысячи местных лет…
– Ух ты, а я и не знала, – заинтересовалась Надя. – Спросить забыла, а сами керели не сообщили. А от чего оно заряжается? А то я уже пару месяцев боюсь, что вот-вот батарейка сядет, пореже пользоваться стараюсь.
– Не смогла выяснить, как именно, но точно знаю, что просто носить кольцо с собой вполне достаточно для сохранения работоспособности, если, конечно, оно не будет уничтожено физически, – я улыбнулась. – Когда я керелям вопросы задавала, то у меня такая паранойя нашла, везде второе дно мерещилось. А тебе?
– Иногда, – кивнула Надя. – Тем более, что кое о чем они точно нам не сказали.
Меня как будто окатили ледяной водой, по спине пробежали мурашки. Неужели она знает?
– О чем? – осторожно уточнила я.
– Ты знаешь, что кольцо-анализатор имеет два режима работы, о втором из которых керели скромно умолчали?
– Два? – облегченно вздохнув, я растерянно посмотрела на кольцо. Странно, а в инструкциях о втором режиме ничего написано не было. Впрочем, как и о первом.
Точно, в заказанных мной инструкциях указывалось, как использовать только дополнительные надстройки к моему кольцу, а об основной функции вообще ничего не упоминалось. Тогда это мне не показалось странным, но теперь…
– Так вот, к чему я про шоколад говорила. Многие отравляющие вещества в небольшой дозе безопасны. На Земле мы часто ели продукты, содержащие яды, главное чтобы не передозировать, и чтобы яд не накопился в организме. На первом, общем, режиме кольцо работает так: продукты, которые можно потреблять в любых количествах и как хочешь, часто относятся к неядовитым, к ядовитым керели отнесли те, что могут вызвать нарушение жизнедеятельности, но вряд ли приведут к смерти, и к смертельным – все остальные. То есть, в этом режиме кольцо, например, посчитает ядовитой Земную петрушку, укроп, шоколад, кофе и вино. А водку, соль, горький миндаль и многие приправы кольцо посчитало бы вообще смертельно опасными продуктами.
– Соль?
– Да. В чистом виде смертельную дозу соли съесть не так трудно, как может показаться. Поэтому хлеб, например, кольцо посчитало бы съедобным, а соль – жутким ядом.
– Обалдеть, – я схватилась за голову. То-то мне казалось странным, что почти не встречается съедобных пряных травок. Выходит, многое из того, что я брезгливо отбрасывала, годится в пищу. – Почему ты раньше не сказала?
– Лучше спроси, почему сейчас не скрыла. Думаю, чем меньше будет тайн внутри наших маленьких групп, там лучше мы сможем доверять друг другу. Честно говоря, я уверена, что не только я уточняла эту деталь, но, как видишь, ни здесь, ни в Интернете слух о втором режиме еще не прошел.
– И правда, – я задумалась, но потом вернулась к разговору. – Так чем отличается второй режим?
– Переключается так, – Надя медленно продемонстрировала определенную серию надавливаний на металл рядом с камнем. – А теперь смотри, – она поймала муравья и на мгновение прикоснулась к нему камнем кольца. После мгновенного потемнения камень окрасился, но не как обычно: ярко-зеленый центр окружало фиолетовое кольцо. – Керели использовали радужную шкалу: центр от фиолетового – безвредного, до красного – смертельно ядовитого, и окружность тоже от фиолетового, при котором даже присутствующие в продукте яды совсем не накапливаются в организме, до красного – когда они практически не выводятся. В простом режиме считаются съедобными только те продукты, которые при полном анализе ни по одной шкале не выходят за синюю грань. То есть уже голубые по съедобности считаются ядовитыми.
А на самом деле спокойно есть можно до зеленого цвета, хотя лучше, конечно, уже не объедаться. А чай я себе иногда заваривала вообще до желтых по ядовитости, – Надя замолчала, задумчиво глядя на муравьев. – Все равно я собиралась рассказать об этом в ближайшее время, так почему бы и не сейчас, – добавила она себе под нос.
Переключив свое кольцо, я снова проанализировала муравьев и выяснив, что для меня они вообще голубые по съедобности, присоединилась к трапезе.
Возвращались мы вместе и, подойдя к плоту, обнаружили на нем наших мужчин, которые стояли кругом и о чем-то увлеченно спорили.
– У меня – длиннее! – категорично заявил Сева.
– Зато у меня – толще, – возразил Илья.
– Ну, это как посмотреть, – ехидно потянул зеленокожий.
Я остановилась: может не стоит смущать мужчин своим присутствием? Хотя о каком смущении может идти речь, если мы целыми днями щеголяем друг перед другом голыми телами.
– Нет, так нечестно, если уж меряться, так в одних местах, я тоже могу утолщение найти! – вмешался Маркус. – Зато у меня в бугорках, а у вас гладкие!
– А у меня… – Игорь на мгновение задумался. – А у меня зато красивее. И блестит сильнее. О, девочки, идите сюда. Вот скажите, у меня красивее, чем у них?
Мы с нездоровым любопытством присоединилась к мужчинам. Оказалось, что они обсуждают не свое мужское достоинство, как я сначала подумала, а добытых на стоянке змей. Не выдержав, рассмеялась: как все-таки важен для мужского пола элемент игры.
– Ну, так красивее? – настойчиво повторил математик, демонстрируя изящный экземпляр рептилии с зеленой чешуей с синими вкраплениями и металлическим блеском.
– Красивее, красивее, – хором сказали мы и снова прыснули, вызвав недоумение и даже обиду на мужских лицах. Но уже вскоре, поняв, что нас так рассмешило, они присоединились к общему веселью. 145 – 159 День 1 Года. Река – Степь – Река Узнав о существовании второго режима кольца-анализатора, я стала пользоваться исключительно им. Если раньше огромное количество ядовитых растений и животных вызывало удивление, то теперь, наоборот, оказалось, что практически все является съедобным. Вскоре выяснилась еще одна особенность кольца – оно всегда анализировало продукт целиком: ткнув камнем в лист, я получала оценку ядовитости не отдельного листа, а всего, что к нему крепится, то есть целого куста вместе с древесиной и корнями. Открытие произошло случайно: проверив фрукт, упавший с одиночного дерева и убедившись в его съедобности, я залезла наверх и, заполняя корзину, случайно прикоснулась камнем к еще не сорванному плоду. Прибор просигналил о желтой ядовитости растения, а когда я, спустившись, принялась проверять собранные фрукты, чтобы рассортировать на хорошие и несъедобные, то все они отразились на кольце, как качественные синие продукты. Подробная проверка показала, что листья дерева тоже съедобны, хотя и хуже, а вот оторванная и очищенная от листьев веточка – аж оранжевая. Подумав, что эти сведения не очень тайные и легко выводятся эмпирическим путем, я сообщила об открытии всем посвященным, ну, кроме Детовских жен, разумеется. А чуть позже Росс проговорился, что он уже знал об этой особенности кольца-анализатора, но не соизволил просветить остальных.
Однажды, вспомнив о первой подруге, я попробовала связаться с Николаем, чтобы распросить, не слышно ли новостей об Алле. К моему удивлению, хотя его аська оказалась включена, он не отвечал. После нескольких безуспешных попыток пришла мысль, что ситуация очень напоминает ту, когда знакомые Аллы пытались измерить глубину озера. Неужели полученный урок их ничему не научил, и все началось сначала? Идея фикс у них там, что ли? Я продолжала изредка стучать Николаю, но пока безуспешно.
В другой день во время остановки к нашему плоту подошел Марк.
– Привет, – поздоровался он, с интересом наблюдая, как я обмываю обкакавшегося Диму. – Это чей?
– Мой.
Оборотень с сомнением посмотрел на него, потом на меня, потом снова на ребенка.
– Ты уверена?
– Да, а что?
– Ну, он похож на человека-мутанта, – пояснил свое недоумение Марк.
Я рассмеялась.
– Дима и есть полукровка. Я его усыновила.
– Ааа, – разочарованно потянул оборотень. – Тогда понятно. А я слышал, что у тебя свой есть, посмотреть хотел.
– Есть, Рысь, – обтерев Диму пучком травы, я уложила его в корзинку и указала на соседнюю.
Марк заглянул и на его лице отразилась целая гамма чувств: любопытство переходящее в удивление, которое в свою очередь трансформировалось в нежность.
– Она прелесть, – тихо сказал Марк. – У меня на Земле тоже дочка маленькая осталась. Кажется, я ее очень любил.
– Кажется? – не поняла я.
– Не помню. Думаю, что любил. Можно подержать?
Я недовольно пожала плечами, но возражать не стала. В конце концов, если мы когда-нибудь собираемся строить семью, то лучше заранее знать, умеет ли он обращаться с маленькими детьми. Наклонившись, Марк осторожно, поддерживая головку, вынул Рысь из импровизированной люльки. Тепло улыбнулся ей и начал баюкать малышку на руках, пока я поправляла подстилку в корзине.
Обернулась я как раз вовремя, чтобы заметить, как глаза оборотня наливаются кровью и большая рука сжимается на шее моей дочери. Забыв обо всем одним прыжком подскочила к Марку.
– Отдай! – и, поскольку он не отреагировал, изо всех сил вцепилась зубами в предплечье оборотня. Взвыв, он дернулся и на мгновение ослабил хватку, но мне хватило времени, чтобы вырвать дочь из смертельных объятий и пуститься наутек.
Незаметно для себя я забралась на самый верх крыши второго этажа, и только после этого обернулась. Мне показалось, что Марк не остановится ни перед чем, чтобы добраться до меня, настолько страшно он выглядел, но тут он перевел взгляд на свои руки и застыл, а уже через минуту на лице оборотня отразился ужас, он схватился за голову и бросился прочь от нашего плота.
– Просто мы мужчины, а мужчины не должны кормить детей своим молоком, – добавил Сева.
– Земные мужчины, – тихо поправила я, глядя в спину удаляющимся парням.
Подавив вздох, я вернулась к своим. Ужасно, если группа развалится из-за такого пустяка. Хотя это для меня пустяк, а для них… Похоже, керели не потрудились подготовить мужскую психику к лактации. Ничего, они должны смириться. Смирилась же я со своей необычностью.
– Думаю, они вернутся, – как будто в подтверждение моим мыслям сказал Илья. – Просто надо время, чтобы привыкнуть.
– Полагаю, ты прав. Надо подождать, – кивнула я.
Вечер 132 – 143 День 1 Года. Река – Степь Вечером наш караван совершил незапланированную остановку, причиной которой послужил показавшийся на закате уже знакомый, огромный желто-зеленоватый диск.
По этому поводу решили устроить небольшой праздник: высадились на берег, разожгли костры и удобно устроились вокруг, беседуя и перекусывая, обсуждая произошедшие за это время события. Я узнала, что после отделения свободных в первые несколько дней случилось две кражи и одно нападение; к счастью, жертва выжила, но случайные свидетели оказались смелыми и принципиальными личностями, в результате всех преступников казнили. С тех пор никаких проблем не возникало: то ли преступники убедились, что законы по-прежнему действуют, то ли людей такого склада просто не осталось.
Совершенно неожиданным событием оказалось то, что в этот же вечер Сева решил вернуться к нам на плот. Он сообщил об этом немного резковато, деловым тоном, после чего заявил:
– Мы должны дать нормальные названия нашим расам… ну, то есть нашим видам.
Нормальные, научные названия.
– А чем тебе "люди" не нравятся? – удивился Игорь.
– Какое право мы имеем называть себя "людьми", а их, – инженер указал на меня, – "оборотнями"? Какое право мы имеем называть "троллей" – "троллями", если сами являемся людьми не больше, чем они? Нет уж, давайте называть вещи своими именами.
Или "людьми" являются все наши виды, или уж никто.
Его эмоциональная речь вызвала у меня улыбку. Хотя мне и пришлось смириться с общепринятым названием моего вида, тем не менее, оно до сих пор вызывало внутреннее недовольство.
– Спасибо, – я вздохнула. – Но всех не переделать.
– Всех и не надо, – решительно возразил Сева. – Но нашу группу – вполне возможно.
Хотя бы латинские термины ввести, "Homo какой-нибудь-там".
– Не пойдет, – возразила я. – По-моему мы относимся к разным родам, так что родовое название тоже должно быть разным.
Сева смерил меня яростным взглядом.
– Только из-за того, что мы далеки друг от друга, ты готова лишить кого-то права называться человеком?
– Нет, но… – я замолчала, не в силах придумать достойного аргумента. Ну, правда, не говорить же теперь, что в биологии так не принято.
– А почему бы и нет, – поддержал Севину идею Игорь. – Что в этом такого страшного?
– В крайнем случае, можно дать сложное, двойное, родовое название каждому, – развила мысль Надя. – Тогда и "человек" в каждом названии будет присутствовать, и путаться не начнут.
– Ну, не знаю, – недовольно пробурчала я. – Все равно простое видовое название – лучше.
Однако большинство высказалось за двойную терминологию, после чего приступили к ее обсуждению. В конце приняли решение троллям и их здоровым сородичам присвоить уже известное в сети название Homo alterus – человек измененный. Особенно за этот вариант ратовали мы с Ильей, а Росс, Маркус и Сева активно возражали, желая, чтобы он достался их виду. После долгих споров "людей" назвали Homo oculeus.
Идею подал Росс, вспомнив, что у его вида в лобной части, между полушариями мозга, выступает округлое образование, по форме отдаленно напоминающее глаз. А вот на дословный перевод никто не согласился, в результате бытовым русским (а, точнее, керельским) названием назначили – человек лесной. Я яростно отстояла право на красивое латинское название своего вида – Homo nebulosus – человек туманный, но вот на бытовое запала уже не хватило, в результате перевод звучал гораздо примитивнее – человеко-зверь.
После того, как мы определились с терминологией, все вернулось на круги своя, даже Игорь продолжал говорить о моем виде, как об "оборотнях", и лишь Сева непреклонно соблюдал установленные им самим правила. Причем когда он говорил о каком-то конкретном виде, то использовал латинское название, а в других случаях отзывался о всех одинаково, как о людях. Мало того, в разговоре он пытался и других приучить к этим терминам, но, быстро убедившись в бесплодности увещеваний, начал делать вид, что не понимает, о ком речь, стоило кому-то сказать про оборотня или тролля.
Вообще, поведение инженера после возвращения кардинально изменилось. Проснувшись, он разворачивал бурную деятельность: добровольно ломал хворост для костра, сделал два стеллажа и низкий столик на второй этаж, набрав на привале лозы, учился плести корзины, что-то старательно вырезал из дерева и бамбука и даже затеял ремонт крыши, хотя, на мой взгляд, она в этом еще не нуждалась. Выбившись из сил, Сева смывал пот речной водой и отправлялся на заслуженный отдых, но, как только у него появлялись силы, все начиналось сначала. Наконец, через три дня, за завтраком он торжественно объявил:
– А у меня молоко пропало! – и взглядом призвал оценить его достижение.
– Поздравляю, – неуверенно сказала я.
– Ты ради этого все время вкалывал? – поразился Росс. – Да я лучше детей кормить буду, чем так надрываться!
Остальные промолчали, но на их лицах отразилось согласие с зеленокожим.
– Теперь все как раньше будет? – с надеждой предположил Игорь.
– Почти, – улыбнулся Сева.
– Как думаешь, у него от того, что он надрывается, молоко пропало? – обеспокоенно спросила я Надю, когда мы остались наедине. – Он себе-то не навредит?
– Или от этого, или от стресса, – вздохнула собеседница. – Но его, похоже, не остановить.
И действительно, инженер продолжал вести очень активный образ жизни, начав даже, когда появлялось свободное время, выполнять разные физические упражнения. Только через неделю Маркусу удалось вернуть Севу к исконному роду занятий посвященных.
Оказалось, что наш инженер очень увлекающийся и азартный человек: занимаясь тем, что его действительно интересовало, он легко забывал даже о сне и пище, так что приходилось каждый раз отвлекать его, заслуживая обиженные комментарии.
Увлекшись творческим заданием, Сева расслабился, и молоко вновь появилось, но инженер настолько погрузился в мир идей, что его это не взволновало.
Джунгли остались позади, теперь вокруг простиралось зеленое море травы, в котором изредка встречались небольшие рощицы и отдельные деревья. Большую часть побережья покрывали заросли кустов, в том числе несколько видов с гибкими, хорошо подходящими для плетения прутьями. Папортошка в этих местах не росла, впрочем, как и большинство знакомых продуктов, зато мы каждый день обнаруживали что-то новое, так что в пищевом плане ситуация не ухудшилась. Непривычно яркий из-за отсутствия зеленой защиты свет наступающей "лунной ночи" причинял дискомфорт, поэтому многие раньше не прикрытые плоты обзавелись шалашами или плетеными навесами.
С помощью Нади мы смогли наконец обнаружить, чего не хватает в нашем молоке полукровкам – сахаров. Регулярно подкармливая сиропом из сладких ягод или фруктов, когда их удавалось найти, мы добились того, что дети перестали слабеть.
Спали они по-прежнему мало, впрочем, этим отличались все полукровки, которых матери решили оставить в живых. По молчаливой договоренности мы с Лилей часто клали их рядом, и они с интересом наблюдали за повседневной жизнью на плоту.
Почти не капризничая, двое мальчиков быстро заслужили симпатию всех мужчин, Игорь даже выразил готовность помогать за ними ухаживать и кормить, чем и занимался иногда, если мы хотели отдохнуть. Его помощь очень меня порадовала, потому что по мере того, как к Диме возвращались силы, увеличивался его аппетит, и я начала опасаться, что молока на двоих у меня все же не хватит.
Вера, Вероника и Света за это время разродились здоровыми чистокровными девочками. Чистокровные дети оказались гораздо капризнее полукровок, чуть что их не устраивало – начинались слезы и крики. Когда я находилась рядом, Рысь тоже могла покапризничать, но стоило ее оставить одну – сразу затихала и засыпала.
Честно говоря, иногда, сильно устав, я пользовалась этим приемом, хотя обычно старалась не злоупотреблять и не лишать дочь материнского общества. На тринадцатый день жизни у Рыси открылись уши, а на пятнадцатый – глаза. В тот день она впервые подарила мне улыбку. Малышка по-прежнему большую часть времени спала, но в краткие периоды бодрствования начала ориентироваться, например, узнавать меня еще до того, как я брала ее на руки.
Греясь в лучах утреннего солнца, я наблюдала за зеленокожим, который все еще не отказался от идеи изучить наш внутренний животный мир, и размышляла. У Росса живет тот же вид червей, который минимум два раза вызвал серьезное, угрожающее жизни заболевание. У других "людей" нашего плота – тоже. Можно предположить, что большинство сплавляющихся заражены этим паразитом. Тогда почему дней через двадцать после отплытия все, имеющие некоторые, не слишком сильные, признаки болезни, поправились? Да, кстати, и цитадельские тоже перед разделением уже выглядели гораздо здоровее. Почему сейчас среди окружающих меня людей нет больных? Факт, конечно, радостный, но он означает, что одних глистов недостаточно для возникновения непроходимости кишечника. И у цитадельских, и в том лагере, к которому я присоединилась, наблюдалась нехватка продуктов питания.
Голод вызывает ослабление организма, оно – болезнь. Это хорошо сочетается с тем фактом, что в нашем лагере голодание не вступило в полную силу, тогда как цитадельские действительно серьезно от него пострадали – соответственно, и больных у них больше. Стоп, не получается. Насколько я помню, в нашем лагере были отдельные группы, пораженные сильнее остальных, и посвященные в них не входили! Зато болели почти все махаоны и еще кто-то.
– Игорь, а ты случайно не знаешь, как махаоны жили до начала сплава?
– Нормально, а что?
– Нет, мне конкретно интересно: голодали ли, чем питались, какой лагерь устроили, болели ли…
– Да нет, они совсем не голодали, потому что рыболовы отменные. И лагерь хороший был, чистый… – я махнула рукой, показывая что можно не продолжать.
Отменные рыболовы! Поскольку в лагере было не до разносолов, наверняка они питались преимущественно рыбой, как и цитадельские. И так же, как и цитадельские, страдали непроходимостью…
– Росс! – от моего вопля зеленокожий вздрогнул и, оторвавшись от микроскопа, одарил меня недовольным взглядом. – Тот человек, которого ты оперировал первым…
Вы были знакомы?
– Да, и что?
– У меня такой вопрос: он случайно не отличался какими-то особыми пристрастиями в питании? – любую гипотезу лучше надо подтвердить, а только потом высказывать.
– Да, был у него заскок: он почти растительной пищи не ел. Все мясо да рыба, рыба да мясо… как только не надоело.
– Рыба! И махаоны, и цитадельские, и твой знакомый питались преимущественно рыбой! – радостно заявила я. – Так может дело не в глистах, а в рыбе? Или в несбалансированном питании. Ведь мы тоже рыбу едим и ничего, здоровы.
– Ну знаешь, ты осторожней с выражениями, а то я вообще ее есть перестану, – честно предупредила меня прислушивающаяся к нашему разговору Юля.
– Кстати, у меня есть идея насчет репеллента, дурацкая, правда… – окрыленная успехом, высказала предположение я.
– И? – заинтересовался Игорь.
– Меня мухи не кусают. Если взять, например, немного моего пота и намазаться…
– Мне кажется, это не выход, – неодобрительно покачала головой Надя.
– А я согласен быть подопытным кроликом! – поддержал мою инициативу Игорь.
Собрав немного пота, математик размазал его по своей ноге. От кровососов мой пот действительно помог отлично, вот только сам вызвал сильную аллергическую реакцию: уже через час кожа на ноге Игоря воспалилась и покрылась многочисленными мелкими пузырьками с прозрачной жидкостью.
– Прости, я должна была думать раньше, что если мухи меня не едят, для этого должны быть весомые причины, – покаялась я.
– Я сам вызвался, – утешил меня Игорь. – Жаль, но этот вариант репеллента нам однозначно не подходит.
– Будем искать другие возможности, – закончила разговор Надя, обрабатывая ногу математика. 144 День 1 Года. Река – Степь Удобно устроившись на краю плота и подстерегая неосторожную рыбину, я с удивлением отметила, что количество пираний в реке существенно снизилось. Раньше они плавали целыми группами, а теперь встречались исключительно одиночки, и то редко. Если так и дальше пойдет, то скоро не только я, но и обычный народ спокойно купаться сможет. Это плюс. А вот то, что лесной ландшафт исчез, мне не нравится.
– Посмотри, что у меня есть! – прервал мои мысли Маркус. Вздохнув, я погрозила уплывшей добыче кулаком и повернулась к физику. Он с гордостью продемонстрировал мне отрезок толстого стебля бамбука.
– Ну и?
Маркус зачерпнул стеблем воду:
– Не протекает!
– Стоп, перемычки ведь не герметичные… Мне нравится, – одобрила я, разглядывая дно из плотного пробкового слоя какой-то коры. – Как вам так заткнуть удалось, чтобы щелей не было?
– Сначала как следует высушили дно, вырезав чуть большего, чем надо, размера, потом вставили и залили водой. Так что сильно высушивать этот сосуд не рекомендую. Жаль, такую кору мы только в джунглях видели, а здесь пока не нашли.
Но ничего, у нас еще на несколько труб хватит, – удостоверившись, что я достаточно оценила их труды, Маркус пошел хвастаться остальным.
На привале, после пополнения запасов, я отправилась поискать деликатесы и вскоре вышла на муравьиную тропу. Красновато-рыжие насекомые размером с таракана-прусака деловито бежали в одну сторону и возвращались с добычей в другую. К моему разочарованию, они оказались ядовитыми. Зато пройдя вдоль их тропы, я добралась до небольшого оврага, заросшего мелкими кустарничками с черными сладкими, слегка терпкими ягодами. К сожалению, большая их часть еще не дозрела, поэтому я потратила немало времени, выбирая экземпляры покрупнее и послаще. Часть, более плотных, сьела сама, а часть оставила, чтобы приготовить из них подкормку для Димы.
На обратном пути заметила Надю, которая сидела у муравьиной тропы, ловила бегающих насекомых и с явным удовольствием ими лакомилась. Везет ей: для меня они, значит, ядовиты, а для нее так съедобны… На всякий случай я переключила кольцо-анализатор на вид Homo oculeus и, проверив пойманного насекомого, охнула.
Ядовито! Не смертельно, но…
– Ты что делаешь?! Выплюнь немедленно, они же ядовитые!
– Чего кричишь? – даже не подумала избавляться от очередной жертвы Надя. – Все в порядке.
– Но они ведь ядовитые.
– Не больше, чем многое другое, – синеглазка улыбнулась. – Пантера, ты слышала на Земле, что можно отравиться ну, например, шоколадом?
– Некачественным – конечно, – я еще раз проверила насекомых на съедобность.
Результаты остались прежними.
– Даже качественным, смотря сколько съесть, – будто подтверждая свои слова, Надя аппетитно захрустела хитином муравья.
– Ну, там ведь это "сколько" килограммами измеряется… Погоди, ты хочешь сказать, что красный цвет камня означает, что продукт практически не ядовит?
– Нет, не это, – засмеялась Надя. – Что ты знаешь о кольце-анализаторе?
– Оно позволяет разделить продукты на неядовитые, ядовитые, но не смертельные, и смертельно ядовитые, – не понимая, к чему такой странный вопрос, ответила я. – А еще оно самоподзаряжающееся и с гарантией должно работать больше тысячи местных лет…
– Ух ты, а я и не знала, – заинтересовалась Надя. – Спросить забыла, а сами керели не сообщили. А от чего оно заряжается? А то я уже пару месяцев боюсь, что вот-вот батарейка сядет, пореже пользоваться стараюсь.
– Не смогла выяснить, как именно, но точно знаю, что просто носить кольцо с собой вполне достаточно для сохранения работоспособности, если, конечно, оно не будет уничтожено физически, – я улыбнулась. – Когда я керелям вопросы задавала, то у меня такая паранойя нашла, везде второе дно мерещилось. А тебе?
– Иногда, – кивнула Надя. – Тем более, что кое о чем они точно нам не сказали.
Меня как будто окатили ледяной водой, по спине пробежали мурашки. Неужели она знает?
– О чем? – осторожно уточнила я.
– Ты знаешь, что кольцо-анализатор имеет два режима работы, о втором из которых керели скромно умолчали?
– Два? – облегченно вздохнув, я растерянно посмотрела на кольцо. Странно, а в инструкциях о втором режиме ничего написано не было. Впрочем, как и о первом.
Точно, в заказанных мной инструкциях указывалось, как использовать только дополнительные надстройки к моему кольцу, а об основной функции вообще ничего не упоминалось. Тогда это мне не показалось странным, но теперь…
– Так вот, к чему я про шоколад говорила. Многие отравляющие вещества в небольшой дозе безопасны. На Земле мы часто ели продукты, содержащие яды, главное чтобы не передозировать, и чтобы яд не накопился в организме. На первом, общем, режиме кольцо работает так: продукты, которые можно потреблять в любых количествах и как хочешь, часто относятся к неядовитым, к ядовитым керели отнесли те, что могут вызвать нарушение жизнедеятельности, но вряд ли приведут к смерти, и к смертельным – все остальные. То есть, в этом режиме кольцо, например, посчитает ядовитой Земную петрушку, укроп, шоколад, кофе и вино. А водку, соль, горький миндаль и многие приправы кольцо посчитало бы вообще смертельно опасными продуктами.
– Соль?
– Да. В чистом виде смертельную дозу соли съесть не так трудно, как может показаться. Поэтому хлеб, например, кольцо посчитало бы съедобным, а соль – жутким ядом.
– Обалдеть, – я схватилась за голову. То-то мне казалось странным, что почти не встречается съедобных пряных травок. Выходит, многое из того, что я брезгливо отбрасывала, годится в пищу. – Почему ты раньше не сказала?
– Лучше спроси, почему сейчас не скрыла. Думаю, чем меньше будет тайн внутри наших маленьких групп, там лучше мы сможем доверять друг другу. Честно говоря, я уверена, что не только я уточняла эту деталь, но, как видишь, ни здесь, ни в Интернете слух о втором режиме еще не прошел.
– И правда, – я задумалась, но потом вернулась к разговору. – Так чем отличается второй режим?
– Переключается так, – Надя медленно продемонстрировала определенную серию надавливаний на металл рядом с камнем. – А теперь смотри, – она поймала муравья и на мгновение прикоснулась к нему камнем кольца. После мгновенного потемнения камень окрасился, но не как обычно: ярко-зеленый центр окружало фиолетовое кольцо. – Керели использовали радужную шкалу: центр от фиолетового – безвредного, до красного – смертельно ядовитого, и окружность тоже от фиолетового, при котором даже присутствующие в продукте яды совсем не накапливаются в организме, до красного – когда они практически не выводятся. В простом режиме считаются съедобными только те продукты, которые при полном анализе ни по одной шкале не выходят за синюю грань. То есть уже голубые по съедобности считаются ядовитыми.
А на самом деле спокойно есть можно до зеленого цвета, хотя лучше, конечно, уже не объедаться. А чай я себе иногда заваривала вообще до желтых по ядовитости, – Надя замолчала, задумчиво глядя на муравьев. – Все равно я собиралась рассказать об этом в ближайшее время, так почему бы и не сейчас, – добавила она себе под нос.
Переключив свое кольцо, я снова проанализировала муравьев и выяснив, что для меня они вообще голубые по съедобности, присоединилась к трапезе.
Возвращались мы вместе и, подойдя к плоту, обнаружили на нем наших мужчин, которые стояли кругом и о чем-то увлеченно спорили.
– У меня – длиннее! – категорично заявил Сева.
– Зато у меня – толще, – возразил Илья.
– Ну, это как посмотреть, – ехидно потянул зеленокожий.
Я остановилась: может не стоит смущать мужчин своим присутствием? Хотя о каком смущении может идти речь, если мы целыми днями щеголяем друг перед другом голыми телами.
– Нет, так нечестно, если уж меряться, так в одних местах, я тоже могу утолщение найти! – вмешался Маркус. – Зато у меня в бугорках, а у вас гладкие!
– А у меня… – Игорь на мгновение задумался. – А у меня зато красивее. И блестит сильнее. О, девочки, идите сюда. Вот скажите, у меня красивее, чем у них?
Мы с нездоровым любопытством присоединилась к мужчинам. Оказалось, что они обсуждают не свое мужское достоинство, как я сначала подумала, а добытых на стоянке змей. Не выдержав, рассмеялась: как все-таки важен для мужского пола элемент игры.
– Ну, так красивее? – настойчиво повторил математик, демонстрируя изящный экземпляр рептилии с зеленой чешуей с синими вкраплениями и металлическим блеском.
– Красивее, красивее, – хором сказали мы и снова прыснули, вызвав недоумение и даже обиду на мужских лицах. Но уже вскоре, поняв, что нас так рассмешило, они присоединились к общему веселью. 145 – 159 День 1 Года. Река – Степь – Река Узнав о существовании второго режима кольца-анализатора, я стала пользоваться исключительно им. Если раньше огромное количество ядовитых растений и животных вызывало удивление, то теперь, наоборот, оказалось, что практически все является съедобным. Вскоре выяснилась еще одна особенность кольца – оно всегда анализировало продукт целиком: ткнув камнем в лист, я получала оценку ядовитости не отдельного листа, а всего, что к нему крепится, то есть целого куста вместе с древесиной и корнями. Открытие произошло случайно: проверив фрукт, упавший с одиночного дерева и убедившись в его съедобности, я залезла наверх и, заполняя корзину, случайно прикоснулась камнем к еще не сорванному плоду. Прибор просигналил о желтой ядовитости растения, а когда я, спустившись, принялась проверять собранные фрукты, чтобы рассортировать на хорошие и несъедобные, то все они отразились на кольце, как качественные синие продукты. Подробная проверка показала, что листья дерева тоже съедобны, хотя и хуже, а вот оторванная и очищенная от листьев веточка – аж оранжевая. Подумав, что эти сведения не очень тайные и легко выводятся эмпирическим путем, я сообщила об открытии всем посвященным, ну, кроме Детовских жен, разумеется. А чуть позже Росс проговорился, что он уже знал об этой особенности кольца-анализатора, но не соизволил просветить остальных.
Однажды, вспомнив о первой подруге, я попробовала связаться с Николаем, чтобы распросить, не слышно ли новостей об Алле. К моему удивлению, хотя его аська оказалась включена, он не отвечал. После нескольких безуспешных попыток пришла мысль, что ситуация очень напоминает ту, когда знакомые Аллы пытались измерить глубину озера. Неужели полученный урок их ничему не научил, и все началось сначала? Идея фикс у них там, что ли? Я продолжала изредка стучать Николаю, но пока безуспешно.
В другой день во время остановки к нашему плоту подошел Марк.
– Привет, – поздоровался он, с интересом наблюдая, как я обмываю обкакавшегося Диму. – Это чей?
– Мой.
Оборотень с сомнением посмотрел на него, потом на меня, потом снова на ребенка.
– Ты уверена?
– Да, а что?
– Ну, он похож на человека-мутанта, – пояснил свое недоумение Марк.
Я рассмеялась.
– Дима и есть полукровка. Я его усыновила.
– Ааа, – разочарованно потянул оборотень. – Тогда понятно. А я слышал, что у тебя свой есть, посмотреть хотел.
– Есть, Рысь, – обтерев Диму пучком травы, я уложила его в корзинку и указала на соседнюю.
Марк заглянул и на его лице отразилась целая гамма чувств: любопытство переходящее в удивление, которое в свою очередь трансформировалось в нежность.
– Она прелесть, – тихо сказал Марк. – У меня на Земле тоже дочка маленькая осталась. Кажется, я ее очень любил.
– Кажется? – не поняла я.
– Не помню. Думаю, что любил. Можно подержать?
Я недовольно пожала плечами, но возражать не стала. В конце концов, если мы когда-нибудь собираемся строить семью, то лучше заранее знать, умеет ли он обращаться с маленькими детьми. Наклонившись, Марк осторожно, поддерживая головку, вынул Рысь из импровизированной люльки. Тепло улыбнулся ей и начал баюкать малышку на руках, пока я поправляла подстилку в корзине.
Обернулась я как раз вовремя, чтобы заметить, как глаза оборотня наливаются кровью и большая рука сжимается на шее моей дочери. Забыв обо всем одним прыжком подскочила к Марку.
– Отдай! – и, поскольку он не отреагировал, изо всех сил вцепилась зубами в предплечье оборотня. Взвыв, он дернулся и на мгновение ослабил хватку, но мне хватило времени, чтобы вырвать дочь из смертельных объятий и пуститься наутек.
Незаметно для себя я забралась на самый верх крыши второго этажа, и только после этого обернулась. Мне показалось, что Марк не остановится ни перед чем, чтобы добраться до меня, настолько страшно он выглядел, но тут он перевел взгляд на свои руки и застыл, а уже через минуту на лице оборотня отразился ужас, он схватился за голову и бросился прочь от нашего плота.