Человек мельком взглянул на коня, пробираясь по снегу против ветра.
   Он почти не видел пути, даже при свете звезд, из-за ветра, поднимающего снеговые вихри.
   Буран продолжался уже третий день.
   Вьющийся снег засыпал равнину Баррионуэво, или, как еще ее называли, плато Тунг. Иногда к утру снеговой покров достигал пятидесяти футов.
   На Тангаре месяц Игона обычно бывает суровым и страшным. Некогда герулы устраивали походы в этот месяц, но прошло уже немало лет после того, как они решили переправляться по льду через Лотар.
   Именно тогда они, окрыленные своей победой над отунгами, начали войну против родственного им племени, базунгов.
   С тех пор равнина Баррионуэво для большинства жителей стала платом Тунг.
   Здесь герулы, суровый, безжалостный, хорошо умеющий обращаться с рабами народ, летом пасли свои стада.
   Мужчина встал на колени в снег, рядом с упавшим конем. Он открыл глаза, которые пришлось зажмурить от сильного порыва ветра, и осмотрел животное.
   Конь еще был жив и хрипло дышал.
   Отбросив посох в сторону, мужчина взял с волокуши большой меч, такой, который приходилось держать обеими руками. Занеся меч, мужчина отсек коню голову.
   Затем, встав на колени перед еще трепещущим животным, мужчина отрезал несколько кусков парного мяса и торопливо начал глотать их, стряхивая ледяные крошки с бороды. Кровь коня замерзала на воздухе, почти немедленно превращаясь в твердые гребни и сосульки темного льда. Мужчина разрубил ребра лежащей на боку конской туши. Резко сорвав застывшие от крови рукавицы, он мечом взрезал живот коня, грубо вытаскивая оттуда внутренности, а потом заполз в опустошенную брюшную полость тела, которое должно было согреть его и обеспечить пищей и жильем до тех пор, пока не кончится буран.
   Этот способ был хорошо известен не только герулам, но и жителям деревни близ фестанга Сим-Гьядини, гнездящегося у вершин Баррионуэво.

Глава 15

   — Он уехал! Я слышала это на кухне, от одной из судомоек! — выпалила хрупкая черноволосая девушка, вбегая в комнату каменного барака для рабынь в Вениции, маленьком городишке на Тангаре, окруженном колючей проволокой с пропущенным током. Вениция считалась провинциальной столицей.
   — Кто уехал? — воскликнула блондинка, поднимаясь со своей простой, прочной металлической койки, к которой ее, подобно другим девушкам, приковывали цепью.
   Послышались возгласы изумления.
   Девушки до отказа натягивали цепи, придвигаясь поближе. Эти цепи были рассчитаны на то, чтобы девушки могли убирать не только собственные койки, но и проходы между ними.
   — Варвар! — объяснила девушка. — Он уехал!
   Блондинка повернула браслет на левой щиколотке так, что он позволил ей сделать еще один шаг от койки.
   — Не понимаю, — произнесла старшая из рабынь. Даже она в этот момент была прикована к своей койке.
   — Все они будто взбесились! — продолжала черноволосая рабыня. — Оказалось, что он уехал из Вениции до рассвета, никому не сообщив, взяв с собой только коня и сани.
   — Но зачем? — изумилась еще одна девушка.
   — Не знаю, — пожала плечами черноволосая. — Он должен был дождаться его светлости, господина Юлиана. У них была назначена какая-то дипломатическая миссия или что-то в этом роде. А он взял и уехал!
   — А как же катера и «Наркона»? — поинтересовалась одна из девушек.
   — «Наркона» пока осталась на орбите, — сообщила всезнающая брюнетка. — Катера стоят во дворе вместе с остальным снаряжением.
   — Куда же он поехал?
   — Кто его знает! — махнула рукой брюнетка.
   — Но они должны знать хотя бы направление! — настаивала рабыня.
   — Ничего они не знают, — вздохнула брюнетка. — У него свои планы.
   — Тогда надо начинать поиски, — встревоженно произнесла старшая рабыня.
   — Следов не осталось, — возразила брюнетка. — Буран стоит уже несколько дней. Катера были вынуждены вернуться.
   — В чем дело, белобрысая? — обратилась старшая рабыня к блондинке, которая напряженно замерла на месте.
   — Называй меня Филеной! — огрызнулась та. — Так меня зовут.
   — Это имя, которое дали тебе хозяева, — поправила ее соседка. — Повтори: «это имя мне дали хозяева».
   — Ладно, — пробормотала едва не плачущая блондинка, — это имя мне дали хозяева.
   — Уже лучше, белобрысая, — похвалила старшая из рабынь.
   — Я вас всех куплю и продам! — крикнула блондинка. — Посмотрю, что вы запоете, когда окажетесь рабынями зверей и ящеров!
   — Сначала стань свободной, рабыня, — посоветовала ей соседка.
   — Суки! Шлюхи! — кричала блондинка.
   — Замолчи, рабыня, — строго произнесла старшая, койка которой стояла у самой двери.
   — Да, госпожа, — неохотно ответила блондинка.
   — Так что с тобой случилось, белобрысая? — повторила ее соседка.
   — Ничего, — ответила блондинка и поджав ноги, села на койку, на простой полосатый тюфяк, положив на него руки.
   — Не понимаю, что происходит, — вздохнула одна из девушек.
   — Я тоже, — кивнула другая.
   Блондинка почувствовала, как у нее закружилась голова. Она была прикована к койке в бараке для рабынь, в маленьком городишке на внутренней планете Телнарии! Ее единственной одеждой, как и у других девушек, была простая, неприлично короткая туника. Ее прелестные ноги были обнажены. Она смотрела на кольцо на ноге, к которому была прикреплена цепь — кольцо было невозможно снять, как и кольцо любой другой рабыни в бараке.
   Все они, и все жители Вениции, и экипаж «Нарконы» считали, что она рабыня, настоящая рабыня!
   В то, что она рабыня, было довольно легко поверить, потому что, она была достаточно красива.
   Но что случится, если каким-нибудь образом про нее забудут? Если все ее заявления о том, что она свободна, сочтут ложью? Она так далеко от дома. Неужели ее просто побьют, как помешанную рабыню? Несомненно, Иаак позаботился, чтобы ей приготовили хорошие поддельные документы. Еще в Лисле ее измерили, сфотографировали, сняли отпечатки пальцев рук и ног, как поступали с любой рабыней.
   Ей дали поручение, которое предстояло выполнить на Тангаре — лучше всего в каком-нибудь пустынном лагере на равнине, но уж во всяком случае не на «Нарконе».
   «Наркону» и ее экипаж не следовало подводить.
   А теперь — как она сумеет выполнить свое поручение?
   Где находится кинжал?
   Она даже не представляла себе, как может выглядеть ее таинственный союзник.
   Она вспомнила ночь, проведенную двое суток назад на «Нарконе».
   — Вы звали меня? — спросила она тогда.
   — Почему ты стоишь? — требовательно перебил он.
   Она опустилась на колени перед молодым белобрысым офицером, Корелием.
   На ручке его кресла лежал легкий свернутый шелковый платок.
   — Сними тунику, — потребовал он. — Приказы следует выполнять сразу, не дожидаясь повторения.
   Она отшвырнула легкую тунику, стащив ее через голову и густо покраснев при этом.
   — Хорошо, что ты поняла это, Филена, — похвалил он. — Скромность не к лицу рабыне. Кстати, ты должна ответить: «Простите меня, господин. Да, господин».
   Она послушно повторила обе фразы.
   Неужели он и вправду мой связной, агент, который передаст мне кинжал, удивлялась она.
   Он бросил ей шелковый платок, и рабыня торопливо и благодарно накинула его на себя. Он доходил до ее бедер, когда она стояла на коленях, но был слишком мал, чтобы прикрыть и колени.
   — Почему вы заставили меня раздеться и почему дали мне этот платок? — спросила она.
   — А ты получила позволение говорить? — осведомился офицер.
   — Простите меня, господин, — сказала она.
   — Значит, ты любопытна?
   — Да, господин.
   — Все вы одинаковы, — произнес он. Она задохнулась от возмущения.
   — Тебя позвали сюда не просто так.
   — А для чего же?
   — Не для чего, а для кого.
   — Для кого? — испуганно спросила она.
   — Вероятно, для Квалия.
   Так звали скотника, круглолицего парня с маленькими, близко поставленными глазками, который пожалел ей даже тряпки, чтобы подстелить на пол клетки.
   Она побледнела.
   Она и представить себе не могла, что в своей погоне за богатством и положением ей придется во всех обстоятельствах сохранять маску рабыни, смириться с тем, что ее будут использовать как рабыню. Вероятно, это не агент, он даже не знает, что она свободна. Но как признаться ему, что она не рабыня?
   — Я шучу, — улыбнулся Корелий.
   Она вздрогнула, плотнее завернувшись в платок.
   — Обычно на кораблях держат рабынь, предназначенных для экипажа и офицеров.
   — А мы?
   — Странно, но вы — частная собственность.
   — Да, мы особые рабыни. Нас не заклеймили, — важно произнесла она.
   — Вы предназначены для старших офицеров, капитана и его помощников, — добавил он.
   Она вскрикнула.
   — Как и все остальные, — закончил фразу Корелий.
   — Но вы не сказали, что меня сюда позвали для вас, — дерзко отозвалась женщина.
   — Всему свое время, — усмехнулся он.
   Она отшатнулась, видя его усмешку. Женщина с беспокойством начинала понимать уязвимость рабыни. Но как она могла объяснить, что она вовсе не рабыня?
   — Так кто просил привести меня, — спросила она, — капитан?
   Она подозревала, что агентом вполне мог оказаться капитан. Наверняка он воспользовался такой возможностью, чтобы обнаружить себя, подтвердить ее инструкции или даже передать ей кинжал.
   — Нет, — покачал головой Корелий.
   — Тогда Лисис, старший офицер? Наверняка это он, тот, кто отвечает за перевозку рабынь!
   — Ты слишком высокого мнения о себе, — возразил офицер.
   Она сердито фыркнула и прижала к телу платок.
   — Конечно, твое тело, если за ним как следует ухаживать и немного поупражняться, может вызвать интерес.
   Она молчала.
   — Сейчас оно похоже на тело свободной женщины.
   — Понятно, — кивнула она.
   — В твоих движениях, — продолжал Корелий, — нет естественной, притягательной и трогательной грации прелестной, беспомощной и полной женственности рабыни. Они слишком напряжены, слишком неуклюжи и суматошны, слишком неловки. Это движения свободной женщины.
   — Понятно, — повторила она.
   — Разумеется, и твое тело, и твои движения значительно улучшатся даже за самое короткое время, которое ты пробудешь с нами.
   — Да? — воскликнула она, и тут же испугалась, не зная, что могут означать его слова.
   Вероятно, он подразумевал подчинение мужчине, умение принимать перед ним различные позы?
   Она не осмелилась строить догадки, что значит действительно быть рабыней. За последние несколько дней она часто даже не пыталась бороться с чувствами, которые поднимались в ней неожиданно и стремительно, в самые неподходящие моменты.
   — Несомненно, тебе интересно узнать, кто позвал тебя, — сказал он.
   — Да, господин! — воскликнула она и тут же изумилась тому, как легко и естественно сорвалось с ее губ слово «господин». Я настоящая актриса, попыталась убедить она себя, но беспокойство осталось: слово вылетело так же просто и легко, как дыхание.
   — Наш гость, пассажир — тот самый варвар, — произнес Корелий.
   Она вздрогнула.
   Неужели придется сделать это уже сейчас, на «Нарконе»?
   — Разумеется, сегодня твое дежурство, — продолжал офицер, — дежурство, во время которого рабынь используют для удовольствия экипажа и пассажиров, но, странное дело, до сих пор варвар не нуждался в таких услугах. Кажется, он только и делает, что упражняется с примитивным оружием, да еще целые часы проводит на наблюдательной палубе, погруженный в свои мысли. Кажется, он стремится сохранить свою силу, чтобы достичь цели.
   — Но он позвал меня, а не других, — сказала женщина.
   — Да, — кивнул Корелий.
   Она вновь запахнулась в платок. Внезапно ей показалось, что каждая частица ее тела вспыхнула жарким пламенем. Она не пыталась анализировать свои ощущения. Неужели могло случиться, что госпожа Пабления из Лисля поддалась таким примитивным чувствам, почти как настоящая рабыня?
   — Похоже, ты заинтересовала его.
   — Как рабыня?
   — Вряд ли, — покачал головой Корелий. — Тут что-то другое. Думаю, он что-то почувствовал по твоему поведению и насторожился.
   Она подавила вздох.
   — Его это занимает или тревожит.
   — Мне приходилось тревожить многих мужчин, — усмехнулась она.
   — Сбрось платок! — приказал Корелий.
   — Да, господин.
   — Я полагаю, что дело тут совсем не в твоих прелестях, — и он добавил с усмешкой, разглядывая женщину, — какими бы соблазнительными они ни были.
   — Тогда в чем же? — с трепетом спросила она.
   — Я даже не уверен, что он считает тебя рабыней… — продолжал он. — Что это? Ты выглядишь испуганной.
   — Но он послал за мной, — возразила женщина.
   — Верно, — кивнул Корелий. — Слишком часто и дерзко ты крутилась перед ним.
   — Господин! — запротестовала она.
   — Неужели ты думаешь, что ни мы, ни твои сестры по рабству ничего не заметили?
   Она надменно вскинула голову.
   — Ты настоящая рабыня, — заявил он.
   Женщина отвернулась.
   — И мы, и твои сестры по рабству можем твердо заявить об этом, даже если варвар не может.
   — Понятно, — сухо откликнулась женщина.
   Откуда он мог знать ее утонченность, ее натуру, ее замыслы?
   — Когда меня отошлют к нему?
   — Сейчас. Накройся платком и встань. Подними платок повыше, так, чтобы были видны бедра. А теперь повернись.
   Женщина встала лицом к нему.
   — Я должна остаться с варваром наедине? — спросила она.
   — Разумеется, — усмехнулся офицер.
   — Неужели вы больше ничего мне не скажете? — встревоженно спросила она. — Неужели больше ничего не дадите — никаких советов, ничего… другого?
   — Не понимаю, — пожал плечами офицер.
   — Нет, ничего, — шепнула она.
   — Я могу сказать тебе только одно…
   — Да, господин! — радостно вскричала она.
   — Помни, что ты рабыня и что тебя послали к господину.
   — Да, господин, — понурилась она.
   — Можешь идти, — разрешил Корелий. — У двери ждет матрос. Он проводит тебя в каюту пассажира.
   — Да, господин, — еле слышно ответила женщина.
   — И никто даже не догадывается, куда мог уехать варвар? — спросила одна из рабынь, привставая во всю длину цепи на тяжелой, металлической, привинченной к полу койке.
   — Таких догадок не меньше тысячи, — возразила хрупкая брюнетка, та самая, которая принесла в барак новость об исчезновении варвара, — но никто не знает, правильна ли хоть одна из них.
   — Но какое дело до этого нам? — пожала плечами одна из рабынь.
   — Разумеется, мы тут ни при чем, — добавила другая.
   — Нет, все не так просто, — беспокойно произнесла третья.
   — Кто знает, что может случиться, — поддержала ее брюнетка.
   Несколько рабынь обменялись тревожными взглядами.
   — Нас всех уже давно должны были распродать, — произнесла одна из рабынь.
   — Да, зачем нас держат в этом бараке? — спросила другая. — Почему нас держат взаперти?
   Блондинка села на тюфяке, подняла колени и обхватила руками щиколотки. На ее левой руке звенел браслет с цепью. Поза ее выглядела довольно привлекательно, она была распространена у рабынь — внезапно блондинка вспомнила об этом. Она недовольно поджала ноги, полусидя, полулежа на тюфяке, но и в этой позе она могла бы возбуждать мужчин. Слезы текли по ее лицу. Одежда рабынь, если им позволяли одеться, короткая и откровенная, хорошо обрисовывала очертания тела в любой позе. К своему ужасу, в последние несколько дней блондинка то и дело обнаруживала, что невольно и бессознательно принимает такие позы, которые она раньше с презрением и скрытой завистью считала подобающими только рабыням.
   — Значит, его перестали искать? — продолжала расспросы старшая рабыня.
   — Вряд ли, — покачала головой брюнетка.
   — Должно быть, поиски отложили до тех пор, пока не кончится буран.
   — Они могли бы выйти на поиски на лошадях и с собаками, — заметила рабыня.
   — За городской оградой — пешком или верхом? — скептически переспросила старшая рабыня.
   — Да, это слишком опасно, — подтвердила еще одна девушка.
   — Почему? — удивилась другая.
   — Из-за диких зверей, герулов и всех прочих.
   — Они и в самом деле опасны?
   — А почему, по-твоему, город обнесен такой оградой? — насмешливо переспросила более опытная рабыня.
   — Но эта планета принадлежит Империи…
   — Только викоты и другие дикие звери об этом не знают.
   Рабыни задрожали.
   — А герулы — это люди? — робко поинтересовалась младшая из девушек.
   — Не знаю, — вздохнула другая.
   — Они держат рабов?
   — Да.
   — Но разве на катерах трудно отыскать его? — вновь спросила рабыня.
   — Ты думаешь, мы на внутренней планете?
   — Здесь топливо ценится на вес золота, а расходуется оно быстро, — объяснила старшая. — Знаешь, сколько его потребуется, чтобы обыскать хотя бы одну квадратную милю, если делать это внимательно?
   Блондинка вздрогнула на своей койке.
   Варвар исчез.
   Она должна была нанести удар тонким кинжалом, оставшись наедине с варваром в его шатре, в одном из лагерей вне города, когда экспедиция отправится в горы верхом на лошадях. Затем ее должны были увезти — вероятно, на катере, доставить к шлюзу, а оттуда — на «Наркону» и на ней к одной из внутренних планет, где она окажется в числе самых знатных и богатых женщин Империи, которым все завидуют.
   И вот теперь варвар исчез!
   Вернется ли он, сумеют ли его найти?
   Что будет с планом Иаака?
   И что будет с ней, если план провалится — неужели она так и останется в одеждах рабыни, прикованной к койке в бараке захолустного провинциального городишки?
   Я должна была решиться на это еще на «Нарконе», твердила она себе. Почему мне не передали кинжал на «Нарконе»! Ведь там я оставалась с ним наедине!
   Как глупы эти мужчины, раздражалась она.
   Но кто мог подумать, что варвар ускользнет из Вениции, что он не станет ожидать его светлости, господина Юлиана Аврелия, что он покинет экспедицию, всех своих людей и груз в Вениции?
   Зачем он это сделал? Что бы это значило?
   Блондинке хотелось как можно скорее покончить со своим поручением. Она была очень умна и не могла не заметить тех тонких изменений, которые произошли внутри нее за последние несколько недель на борту корабля и здесь, в Вениции, где ей пришлось мыть посуду и заниматься стиркой. Она начала испытывать возбуждение при одном виде мужчин, входящих в барак или на кухню, вместе с другими рабынями она поспешно бросалась на колени, выражая покорность. Когда она на четвереньках скребла пол, то старалась оказаться поближе к ногам надсмотрщика и прижаться к ним головой. Неожиданно мужчины стали казаться ей возбуждающими и привлекательными. Впервые в жизни она почувствовала к ним мощное, почти неудержимое влечение. Ей становилось душно и сладко, когда ее заковывали в цепи на ночь. Она часто думала о том, что значит оказаться в руках мужчины, принадлежать ему, ощущать телом его цепи и веревки, его ласки — грубоватые или мягкие, жестокие или утонченные, постоянно жить в страхе перед его хлыстом и думать только о том, как угодить ему.
   Ночью она просыпалась в ужасе и обнаруживала, что прикована к койке.
   Она впивалась в железо койки ногтями. Я не рабыня, пыталась уверить она себя. Почему мне не передали кинжал на «Нарконе», постоянно злилась 5 и спрашивала себя женщина.
   Она боялась тысяч этих тончайших, почти незаметных превращений, которые происходили в ее сознании, в ее теле — всех этих желаний, ощущений, признаков, поднимающихся откуда-то из самой глубины.
   Пусть варвар вернется, молила она. Дайте мне кинжал, позвольте нанести удар! Дайте мне покончить со всем этим!
   Ее чувства пугали ее все сильнее.
   Долгое время она отрицала то, что способна испытывать такие чувства, но теперь это было бесполезно. Сейчас она пыталась всего лишь сдерживать себя.
   Больше всего она боялась своего рассудка, который мог убедить ее в собственной чувственности, помочь объяснить самой себе, кто она такая, и этим поставить ее на колени.
   «Ну почему мне не передали кинжал на „Нарконе!“ — чуть не застонала она вслух и тут же горько рассмеялась над собой.
   У нее было мало возможностей использовать его.
   — Входите, — сказал варвар.
   — Это рабыня, — доложил матрос, пропуская ее в дверь.
   Она опустилась на колени, чего и ждали от нее. Варвар отпустил матроса, а женщина осталась стоять перед ним, прижимая к себе платок.
   — Как тебя зовут? — спросил варвар.
   — Филена.
   Варвар пристально взглянул на нее.
   — Филена, если будет угодно господину, — поспешно поправилась она.
   Варвар сел на стул рядом с диваном. Он был одет в короткую тунику. Голубоглазый и белокурый, этот мужчина ничем не отличался от множества других варваров, разве что казался необычно рослым и мускулистым. Его мощная грудь была обнажена, ее прикрывало только простое ожерелье из львиных клыков. Этих львов он убил на охоте, в лесах Варны. Женщина испугалась, что клыки могут поцарапать ей тело, когда она окажется в руках варвара и будет прижата к его груди. В изголовье и изножье дивана помещались резные столбики, вокруг одного из них, внизу, была обмотана веревка. На стальной стене, на крюке, висел хлыст. На туалетном столике виднелась свернутая лента.
   — Ты с Майрона-VII? — спросил варвар.
   — Да, господин.
   — Свободная женщина, проданная для покрытия долгов?
   — Да, господин.
   — Какими же были твои долги?
   — Более десяти тысяч даринов, — ответила она.
   — А сколько за тебя дали на торгах?
   — Господин, должно быть, читал мои бумаги? — недовольно отозвалась она.
   — Я не умею читать, — просто ответил варвар.
   Это поразило женщину, ибо она в жизни встречалась всего с несколькими неграмотными людьми, да и то в поездках, на отдаленных планетах. Конечно, в целом население Империи было грамотным.
   — Должно быть, ты помнишь? — повторил он.
   — Намного больше десяти тысяч даринов! — выпалила она.
   — Вряд ли столько бы дали даже за сестер императора, — усмехнулся он, вспомнив белокурую принцессу Вивиану и черноволосую Аласиду, сестер Асилезия, которых он когда-то видел на летней планете. Обе сестры были весьма привлекательны.
   Тогда варвар еще представлял, какие бы рабыни получились из них.
   — Пятьдесят даринов, господин, — быстро поправилась она.
   Вероятно, он лгал, говоря, что не умеет читать, а может быть, ему прочитали или назвали цену. Предусмотрительный Иаак включил поддельную купчую в бумаги рабыни. Женщина пришла в ярость, когда он назвал ей цену в пятьдесят даринов, но ей сообщили, что это хорошая цена, что более крупная сумма вызвала бы подозрение и вряд ли могла быть уплачена за должницу с провинциальной планеты. На многих планетах Империи рабыни ценились дешево.
   — Ты тщеславна и лжива, — сказал варвар. Он взглянул на хлыст, висящий на стене.
   — Простите меня, господин, — испуганно произнесла она. Он не знал, что она свободна и действительно мог наказать ее.
   — Пятьдесят даринов — это очень много, — сказал он.
   — Спасибо, господин.
   — Сними платок.
   — Да, господин.
   — Ты очень красива, — заметил варвар. — Наверняка за тебя могли заплатить даже больше пятидесяти даринов.
   — Да, господин. Спасибо, господин, — отозвалась женщина.
   Внезапно на нее нахлынули чувства. Она знала, что как свободная женщина, она не имеет цены, а теперь всерьез обсуждала, какой цены она достойна как простая рабыня. Предполагаемая цена, пятьдесят даринов, назначенная Иааком, была слишком щедрой. Это понимание пришло к ней внезапно и стало настоящим откровением.
   — Не хотел бы я быть одним из твоих кредиторов, — произнес варвар.
   — Они отомщены, господин, — возразила она, — ведь теперь я рабыня.
   — Иногда меня удивляет, — заметил он, — почему женщины, отлично понимая, какое наказание их ждет, позволяют себе влезать в такие долги.
   — Разумеется, мы надеемся вернуть их, — объяснила женщина.
   — И все же это огромный риск. Она беспокойно пожала плечами.
   У нее самой были огромные долги на нескольких планетах, но Иаак выкупил их. Много раз ей приходилось ускользать от кредиторов. Часто она боялась услышать резкий стук в свою дверь. Иногда по ночам женщина вздрагивала и просыпалась, увидев во сне, как на нее, патрицианку, надевают ошейник и ставят клеймо.
   — Держи руки так, чтобы я мог их видеть, растопырь пальцы, — сказал он. — А теперь повернись на коленях, держа руки на затылке. Прогнись назад и поправь волосы, а потом запусти в них пальцы, медленно, перебирая ими по голове. Встань, подними руки и повернись на месте. Вставай на колени. Раздвинь их пошире. Ложись на живот.
   Женщина сердито поглядывала на него. Она чувствовала испуг.
   Если ее привели сюда нагой, заставили снять платок, поставили на колени, в позу, не позволяющую быстро подняться, заставили принимать другие позы — поворачиваться, вставать, поднимать руки — то где она могла бы спрятать кинжал?
   Разумеется, потом все может быть по-другому: кинжал спрячут прямо в шатре или передадут ей позднее.
   — Теперь можешь ползти ко мне на животе. Она легла у его ног, повернув голову и левой щекой касаясь ковра.
   — Тебе первый раз пришлось ползти к мужчине на коленях, верно? — спросил варвар.