Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   Это обращение было встречено всем прогрессивным населением Тавриза с большим возмущением. Но многие забитые и невежественные мусульмане запретили своим женам посещать кино. Многие кинотеатры были закрыты. Только те, что принадлежали русским подданным, пока продолжали функционировать, но туда не допускалась ни одна женщина. У входа в каждый зал стояли агенты губернатора, тщательно следившие за соблюдением этого запрета.
   Эти события убедили нас, что бороться с фанатизмом и мракобесием при помощи культурных мероприятий в Иране невозможно. Необходимо было выработать другую тактику, тем более, что религиозная пропаганда развернулась еще шире. Для разведки мы решили направить на женские траурные собрания Тахмину-ханум.
   Через несколько дней она рассказала, что новоявленные женщины марсияхане, собранные со всего города, не довольствуясь платой, получаемой ими от губернатора и царского консула, принимают в подарок от посетительниц траурных собраний поношенную одежду и другое старье. Собранные веши они продают на рынке или сбывают через знакомых маклеров. Они не гнушаются и маленькими подачками, которые, в надежде обеспечить себе место в раю бросали им верующие.
   По приказу Гаджи-Самед-хана история событий, совершившихся некогда в Кербале и кончившихся убийством имама Гусейна и его приближенных, преподавалась в школах Тавриза, как обязательный предмет. Марсии в память имама Гусейна читали даже в женских банях
   Самым отвратительным было то, что марсияханами на женских траурных собраниях были в подавляющем большинстве цыганки и бывшие проститутки, состарившиеся в притонах. Раньше они зарабатывали, торгуя собой и вербуя молодых девушек, теперь, замаливая прошлые грехи читали марсии. Наиболее известными среди них были Тахналы-Касум-кызы, Паянлы-Мешади-Сакина и другие.
   Прежде всего, необходимо было разоблачить в глазах простых людей этих развратниц. С этой целью мы расклеили на стенах домов обращение к населению Тавриза, в котором писали:
   "Граждане Тавриза! Для спасения ваших жен и дочерей от притонов, где их заставляли вступать в сийга, для того чтобы избавить их от посещений мавзолеев и святых мест, чтобы приобщить их к культуре, мы открыли кинотеатры. Мы хотели, чтобы и ниши женщины, подобно представительницам других народов, увидели мир, увидели жизнь. Мы сделали лишь первый шаг, но Гаджи-Самед-хан Шулжауддовле сразу же преградил нам путь. Театры он заменил траурными собраниями для женщин. Да это и понятно. В расчеты его хозяина царского правительства, не входит просвещение женщин, их участие в революционном движении, их борьба за свою свободу. Пусть лучше, как и прежде, прячутся на задворках, пусть на веки вечные погрязнут в суеверии, фанатизме, невежестве.
   Граждане! Знаете ли вы, кто читает мярсии вашим женим? Кто они? Вот их список: Тейба Алякчи-кызы, Тахнали Касум-кызы, дочь продавца веников Дильдар, Паянлы-Мешади-Сакина, Кербалай-Зейнаб и другие, подобные им. Кто же из вас их не знает? И вот кто воспитывает наших жен и дочерей!
   Тавризцы! Стыдитесь! Остерегайтесь проклятий грядущих поколений! Не слушайте святош, продающихся в своих выгодах любому правительству!"
   Обращение возымело свое действие. Женшин-марсияхан стало значительно меньше, места траурных собраний пустовали. Но нельзя было успокаиваться на этом. Необходимо было продолжать борьбу. Подпольный комитет поручил дальнейшее разоблачение религиозной пропаганды Багиру Гаджи-оглы, Гаджи-Аге Авез-оглы, Явару Халил-оглы, Алекперу Кязим-оглы.
   Сумерки сгущались. Только что закончились траурные собрания. Женщины группами расходились по домам, обмениваясь впечатлениями. Тут и там можно было услышать:
   - Молла Салма единственная в Тавризе.
   - Да, да. Я много раз слышала эту трагическую историю, но никто не мог взволновать меня так, как она. У меня слезы лились ручьем.
   - Уметь читать марсию - великое дело.
   - Таких, как молла Салма, немного.
   - Я ей обещала шелковый платок с золотой каймой. Живы будем, завтра услышим, как она будет петь о свадьбе Фатимейиз-Захры.
   - А по-моему, Кербалай-Зейнаб читает не хуже. Ничье пение не вызывает у меня слезы, только ее.
   - А что ты скажешь о молле Саба?
   - И она неплоха. Но ее конек женитьба святого Касима.
   Совсем стемнело. Женщины сбросили с лиц покрывала, все равно никто их теперь не сможет разглядеть. Чуть поодаль собрались кучками мужчины. Не спуская глаз с проходивших мимо женщин, они перебрасывались репликами.
   - Вон там жена Гаджи-Мохаммед-аги Гевгани, - говорил один. - Такой старик, а жена в самом соку. Жаль только, слишком застенчива. У входа я с ней два раза поздоровался, а она даже не улыбнулась.
   - А вот жена Мешади-Аббас-аги Кисачи, - перебил другой. - Посмотрим, что сделает молла Садыг... Обещал устроить сийга с ней в ближайшие дни. Пожелайте мне удачи.
   - Сестра Салман-хана, Зулейха, негодница такая, исчезла, как невидимка. Дала слово, что приведет ее к себе и меня позовет.
   - Э-э, ее тебе больше не видать. Пиши пропало...
   - Почему?
   - Разве ты не слыхал о том, что случилось с Кязимом-Даватгяр-оглы и Салах-Сулейманом?
   - Нет, а что?
   - Как же ты не знаешь? Обоим отрезали усы и чубы.
   - Кто же это? Вот храбрецы!
   - Таджи-кызы тоже остригли косы.
   - А молла Курбан, заключавший в притонах сийга, что с ним?
   - Ему сбрили бороду и усы, переодели в платье Таджи-кызы и привязали к дереву.
   - Да неужели?
   - Клянусь твоим здоровьем, я видел все собственными глазами. И не я один. Чуть не половина Тавриза сбежалась поглазеть на это любопытное зрелище.
   - Говорят, Кязим-Даватгяр-оглы и Салах-Сулейман сбежали в Тегеран.
   - Еще бы! Не пережить им такого позора.
   - Слава богу, наконец-то избавились от этих негодяев.
   Из переулка показались две женщины, до бровей закутанные в черные покрывала, и приблизились к небольшой группе мусульманок, которые только что вышли из дома моллы Селмы. Багир-Гаджи-оглы и Гаджи-ага Авез-оглы, до сих пор стоявшие в стороне, словно дожидаясь этих двух незнакомок, тоже подошли. Несколько минут они прислушивались к завязавшемуся разговору. Вдруг, сорвав с одной из них чадру, Багир-Гаджи-оглы громко закричал:
   - Ах ты, негодяй такой! Сукин сын! Обнаглел до того, что, переодевшись в женское платье, выслеживаешь чужих жен! Мусульмане, посмотрите, это все проделки Селмы-Гарачи-кызы. Это она дает им одежду, наживается на нашем позоре.
   Тем временем чадра была сорвана и со второй незнакомки. Это тоже оказался мужчина. Оба поспешили скрыться. Багир-Гаджи-оглы и Гаджи ага Авез-оглы бросились за ними, будто хотели задержать их. На улице поднялся невообразимый шум. Обозленные женщины кидали камни в окна моллы Селмы.
   Весть об этом происшествии с быстротой молнии облетела весь город. Возмущенные мусульмане разоряли дома, где устраивались траурные собрания. Тут и там раздавались гневные возгласы:
   - Бейте распутных цыганок!
   - Смерть всем, кто превращает траурные собрания в память имама Гусейна в дома терпимости!
   Суматоха продолжалась два дня. На улицах ловили цыганок, брили им головы, сажали на ослов лицом к хвосту и возили по базарам и площадям. По дороге их осыпали ругательствами, забрасывали камнями.
   Чтобы успокоить народ, губернатор выслал из Тавриза несколько цыганок, содержательниц притонов.
   Постепенно все затихло. Траурных собраний больше не было. Разработанный с такой тщательностью царским консулом и его прислужником Гаджи-Самед-ханом план провалился. Но организованная ими партия "Интизариюн" продолжала свою гнусную деятельность.
   Почти ежедневно в Кербалу отправлялись караваны паломников, снаряженные царским консулом. В большинстве это были шпионы губернатора.
   Однако, кроме них, на поклонение гробнице имама потянулись сотни верующих. Среди них было множество бедняков. Продавая свое жалкое имущество, отнимая у семей последние гроши, они собирались в путь. Оборванные, голодные, брели они по дорогам.
   Видя, какой размах приобретает паломничество к святым местам и как губительно отражается оно на без того разоренном народе, революционный комитет выпустил воззвание:
   "Граждане Тавриза!
   Никогда не забудется героизм, проявленный лучшими сынами нашего народа в боях революции. Азербайджанцы всегда шли и будут идти в авангарде. Никто и ничто не в состоянии уничтожить ваши революционные традиции, сломить ваш боевой дух.
   В царствование Насреддин-шаха, Музафереддин-шаха и его сына Мохаммед-Али-шаха вы, тавризцы, диктовали свою волю правительству, победоносно боролись за счастье народа.
   Пусть не пугает вас оккупация города царскими войсками. Это временное явление. Не сомневайтесь в торжестве ваших идей, в успехе борьбы за свободу и независимость. Будьте стойкими и мужественными, как ваши отцы и деды.
   Граждане! Гаджи-Самед-хан и царский консул замышляют новую провокацию против народа, готовят вам новую ловушку. Они задались целью затуманить ваши головы суеверием, притупить ваше революционное сознание. Они хотят повернуть колесо истории вспять, возродить порядки и законы проклятого прошлого.
   Вы уже знаете, какие цели преследовали они, открывая дома для заключения сийга, вы поняли, в какой омут тянули они тавризских женщин. Вам так же ясно, что организованные ими женские траурные собрания - не что иное, как дома терпимости.
   Но им мало было этого. Они хотят приучить ваших детей с малых лет беспрекословно повиноваться правительству, не сметь поднять голос против него. В школах чуть ли не целый день распеваются марсии, вместо науки ученикам вбивают в голову историю убийства имама Гусейна в Кербале.
   Вы же знаете, что события эти произошли в Аравии, во время борьбы за халифат, ничего общего не имеют с историей азербайджанского народа. Почему же слезы должны проливать вы, азербайджанцы?
   Кто эти люди, которые по ночам кричат на тавризских улицах: "Помоги нам, властелин подлунного мира"? Все они шпионы и доносчики.
   Кого царский консул и Гаджи-Самед-хан посылают на поклонение в Кербалу? Тоже шпионов, которым поручено собирать политические сведения для царского консульства и английской контрразведки
   Почему Гаджи-Самед-хан приказал закрыть кинотеатры для женщин? Да потому, что кинотеатры отвлекали их внимание от религии и разврата, открывали им глаза на их бесправие, а этого правители наши боятся, как огня.
   Почему Гаджи-Самед-хан приказал уволить с фабрик всех женщин? Да потому, что там они добывали себе кусок хлеба и не были вынуждены продавать свое тело в тайных притонах.
   Тавризцы! Это ваших жен в гнезде разврата, скрывающемся под благочестивой вывеской молельни Сеид-Ибрагима, лишают чести.
   Слышали ли вы о безобразиях, совершившихся в мечети Сахи-буль-амр? Это там моллы заключали сийга с женщинами, находящимися в законном браке.
   Вот почему народ разгромил тайные притоны - сийгахана.
   Гаджи-Самед-хан своей гнусной политикой хочет ввергнуть вас в омут бесчестья и безнравственности, хочет утопить вас в пороках.
   Тавризцы! Опомнитесь, смотрите на творящиеся вокруг безобразия открытыми глазами. Не записывайтесь сами в шпионские организации и не давайте другим делать это.
   Ведите решительную борьбу с предателями нашего народа смелей! В этой борьбе вы не одиноки.
   Революционный комитет".
   ПИСЬМО ИЗ ТУРЦИИ
   В это время, пользуясь конфликтом с Россией, турки решили захватить Тавриз. Это было выгодно им потому, что отвлекало внимание русского командования от армии Эхсан-паши, наступавшей на Сарыкамыш.
   Стремясь придать новому наступлению национально-освободительный характер и обеспечить турецким войскам помощь демократов в самом Тавризе, Энвер-паша решил привлечь на свою сторону иранских политических эмигрантов.
   Об этом предполагающемся походе сообщили нам Кербалай-Гусейн Фишенкчи и Гаджи-Мирза-ага Биллури, которые в 1911 году, после поражения восстания Амир Хешемета, эмигрировали в Турцию. Сейчас они вербовали добровольцев в отряды, направлявшиеся в Азербайджан.
   Спустя некоторое время мы получили от них еще одно письмо, в котором они откровенно писали о своих, замыслах.
   "Дорогие друзья! Из ваших писем нам стало известно, что вы живы и здоровы, за что благодарим всевышнего. Мы уверены, что создавшееся положение даст нам возможность в скором времени встретиться. Надеемся, что избавление Азербайджана от царской оккупации будем праздновать вместе. Однако своих сил для этого у нас нет, их даст нам оттоманское правительство. Такое решение приняли руководители партии "Соединение и прогресс". Кроме того, Иран должен непременно присоединиться к союзу Австрии, Германии и Турции.
   Ваша задача - подготовить население Тавриза к нашему приходу с иностранными войсками и популяризировать идею необходимости присоединения Ирана к оттоманскому блоку.
   Дорогие друзья! Излишне давать вам уроки. И нам, и вам одинаково хорошо известно, что освобождение нашей страны от русской и английской оккупации возможно лишь с помощью турецкого и немецкого оружия. Потому мы, иранские демократы, должны всемерно использовать создавшееся положение, иначе на нас падет тяжелая вина перед народом.
   Мы хотели бы довести до сведения наших дорогих друзей еще и то, что все, кто будет чинить препятствия осуществлению этой задачи, а также выступать против армии Оттоманской империи и Германии, будут наказаны беспощадно. Мы будем считать их предателями народов Востока, изнывающих под пятой чужеземцев.
   В настоящее время все колониальные народы устремляют свои взоры на турецко-германский союз и ждут от него освобождения, только с его помощью обретут они независимость, другого пути нет. Ни в коем случае нельзя упускать эту возможность, другой такой не будет никогда.
   Преданные азербайджанскому народу Гаджи-Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн Фишенкчи"
   Это письмо мы обсудили на совещании революционного комитета. Помимо того, что мы никогда не верили в победу турецко-германского блока, нам было совершенно очевидно, что эта победа, будь она даже возможна, не сулила нам ничего хорошего. Какой смысл менять хозяина, ведь ярмо все равно остается ярмом, независимо от того, как оно называется. Присоединение Ирана к Оттоманской империи только ухудшило бы положение страны, углубило бы колониальную зависимость.
   Мы это прекрасно понимали.
   - Что ж, в добрый час! Разводимся с одним тираном - выходим замуж за другого. Славное решение, - усмехнулся кто-то из членов комитета.
   Все засмеялись.
   - Выходит так.
   Совещание приняло решение препятствовать присоединению Ирана к Турции, прекратить связь со сторонниками его Гаджи-Мирза-агой Биллури и Кербалай-Гусейном Фишенкчи.
   Не было сомнения, что наши противники и все сторонники турецко-германской ориентации обвиняют нас в пристрастии к России и будут всячески чернить в глазах народа, чтобы восстановить его против нас. Мы это хорошо знали. Не менее ясно сознавали мы, что если турки займут Тавриз, членов демократической партии ждет виселица. Мы оказались между двух огней, поэтому так ничего и не ответили Гаджи-Мирза-аге Биллури, хотя со времени получения его письма прошло уже почти три дня.
   Вечером я сидел у письменного стола, погрузившись в раздумье. Меджид стоял рядом со мной. Занятый своими мыслями, я отвечал невпопад на его вопросы. Удивленный моей рассеянностью, он вопросительно посмотрел на Нину.
   Она постаралась отвлечь мальчика, но видя, что это не удается, обняв его рукой, обратилась ко мне:
   - Видно, ты чем-то озадачен, а поделиться со мною не можешь? Это секрет?
   - Мне сдается, Нина, что решение наших задач в Тавризе мы так и не доведем до конца, - ответил я. - Надо хорошенько подумать. Необходимо найти выход из положения.
   - Думать можно сколько угодно, но суметь претворить эти задачи в жизнь трудно, - сказала Нина.
   - Нет, мой друг, в мире нет ничего, чего бы человек не смог. Но положение сейчас очень тяжелое. Ты знаешь все о восстании Амир Хешемета. Некоторые его сподвижники, вместе с ним нашедшие убежище в Турции, примкнули там к партии "Единение и прогресс" Теперь они хотят склонить и нас к этому. Они предлагают нам, опираясь на турецкие войска, которые придут вместе с ними в Иран, поднять восстание против царского правительства. Но ты ведь сама понимаешь, что нам не к лицу в союзе с одними империалистами бороться против других. Какая разница между белой и черной змеей, у той, и у другой жало. В то же время, если мы отвергнем их предложение, вступив в Тавриз, они обвинят нас в русофильстве, назовут изменниками, предателями и беспощадно расправятся со всеми демократами. Существует и еще одна опасность. Их предложение может стать причиной раскола партии на два лагеря. Многие верят, будто присоединение к турецко-германскому блоку принесет свободу и независимость Востоку. Но мы-то знаем: если турецко-германское оружие победит, положение иранского народа не изменится к лучшему, он по-прежнему будет изнывать в нищете и бесправии. А может быть, ему станет еще хуже. В этом случае Иран превратится в колонию Германии, которая будет беспощадно грабить нашу несчастную страну. Теперь тебе ясно, что мы не можем согласиться с предложением Гаджи-Мирза-аги Биллури и Кербалай Гусейна Фишенкчи. Три дня ломаю себе голову, что ответить им. Ума не приложу.
   Выслушав меня внимательно, Нина попросила меня уступить ей место у письменного стола. Было далеко за полночь, когда она принесла мне составленный ею ответ.
   "Уважаемые товарищи!
   Ваше письмо мы получили. Прежде всего мы рады тому, что вы живы и здоровы. Мы зачитали письмо на партийном собрании. Было много споров, товарищи высказывали различные мнения. Но все говорили о том, что принять ваши предложения мы в настоящее время не можем.
   Прежде всего, заключение союза с Турцией или какой-нибудь другой страной не входит в компетенцию демократов Азербайджана. Это дело правительства. Если мы, игнорируя его, заключим с турками сепаратный союз, мы подорвем свой авторитет в массах и встанем на путь, по которому идет Гаджи-Самед-хан.
   Мы не только не знаем о намерении правительства заключать союз с какой-нибудь страной, но нам неизвестна также позиция тегеранских демократов в этом вопросе. Может быть, они не согласятся с таким решением. Тогда мы своими сепаратными действиями внесем раскол в партию и ослабим ее.
   Поэтому мы просили бы вас обратиться с вашим предложением в Тегеран и поставить нас в известность о результатах переговоров. Мы сами это сделать не можем, с Тегераном связь прервана, восстановить ее невозможно. Наше положение вам известно, подробно останавливаться на этом считаем излишним. В настоящее время хаос и неразбериха в Азербайджане невообразимы. Царское правительство принимает против народа драконовские меры. Тем более невозможно самостоятельное выступление тавризских демократов.
   Гаджи-Самед-хан доживает последние дни. Царское правительство готовит на его место Сардар-Рашида, который сейчас в Баба-баге дожидается момента, когда сможет затрать власть в свои руки.
   Тавризские демократы в большой опасности, при первой возможности им следовало бы уехать, дабы избежать верной гибели, но, к великому сожалению, эта возможность не представляется. Все пути из Тавриза для нас закрыты.
   Если сможете, просим сообщить ваше решение. Будем с нетерпением ждать следующее письмо от вас.
   Революционный комитет".
   Кончив читать, Нина протянула письмо мне и, широко улыбаясь, сказала:
   - Русские по поводу таких писем говорят: "Ни уму, ни сердцу". Пусть сами поймут нашу позицию. В этом письме мы не принимаем и не отвергаем их предложения.
   МЕЧЕТЬ ОСТРОТ
   В мечети, где читал проповеди ахунд Мир-Муфид-ага, всегда было очень много прихожан. Может быть, потому, что она расположена в самом людном месте Тавриза - рядом с базарами Эмир и Халладис. Мешади-Кязим-ага столько рассказывал мне об этой мечети, получившей в народе название "Мечеть остряков", что как-то я решил пойти туда вместе с ним.
   Мы пришли часа в четыре дня. Народу было очень много.
   - Говорите тихо, - предупредил меня мой проводник, - здесь запрещено разговаривать. Люди объясняются друг с другом при помощи жестов. Глаза, брови, нос, даже уши, - все в ходу, только не язык.
   - И это доставляет вам удовольствие?
   - Да если бы не это, в Тавризе нельзя было бы жить. Скука гложет. Где развлечься? Куда пойти? Некуда больше, не так ли? А ведь отдыхать надо. Вот и приходится ходить в мечеть, шутить и острить тут.
   - А почему никто не заходит, толпятся у дверей?
   - Ждут ахунда. Потерпите немного и увидите интересное зрелище.
   Подходили все новые люди, здоровались друг с другом, но при этом не произносилось ни слова. Я еле удерживался от смеха, видя как пожилые солидные люди комично двигают руками, шевелят ушами, бровями, бородой. Невольно спрашивал я себя: сколько надо потратить времени, чтобы научиться этой мимике. Удивляло меня и то, что ни один человек здесь не смеялся. Все были серьезны, но в то же время было очевидно, что разыгрывающаяся комедия забавляет их.
   Тут были люди разных сословий. Было здесь несколько известных богачей, на пальцах которых сверкали драгоценные кольца. Почти все они перебирали яхонтовые четки. Недалеко от меня стоял молла в чалме, он поздоровался о Мешади-Кязим-агой движением ушей.
   - Это молла Абдулали, один из известных остряков, - шепнул мне мой спутник.
   Несколько минут я не отрывал взгляда от этого смешного человека, который одновременно шевелил ушами, усами и даже зрачками.
   Мешади-Кязим-ага снова наклонился ко мне и шепнул:
   - Самое интересное начнется, когда ахунд взойдет на минбар. Только очень прошу вас: постарайтесь сдержать смех.
   Часов около пяти появилось несколько сарбазов с винтовками. Они вошли в мечеть и встали около колонн.
   - Зачем тут вооруженные сарбазы? - обратился я к Мешади-Кязим-аге.
   - Их присылает Гаджи-Самед-хан, чтобы они следили за порядком.
   Издали донеслись возгласы: "Да здравствует Магомет, да будут счастливы его последователи!" Все, как один, обернулись в ту сторону, откуда слышались крики.
   Мешади-Кязим-ага шепнул мне:
   - Ведут благочестивого ахунда.
   Было еще совсем светло, но ахунда сопровождали человек двадцать с горящими факелами в руках. Это меня очень удивило, я толкнул Мешади-Кязим-агу в бок.
   - Почему они несут факелы, ведь еще рано?
   - Этим они выражают свое уважение благочестивому ахунду
   - Но помилуйте, при чем тут факелы средь бела дня?
   Мешади-Кязим-ага едва слышно ответил:
   - Когда нужно воздать почет, нельзя жадничать.
   Сидя на дорогом ковровом седле, благочестивый ахунд медленно двигался вперед, с важностью кивая направо и налево. Издали было похоже, что он кусает себе плечи. На шутников, окруживших его тесным кольцом, он не обратил никакого внимания. А они, засучив рукава и ухватившись за стремена, угодливо согнулись перед благочестивым. То и дело они обращались к толпе:
   - Приветствуйте ахунда, творите салават!*
   ______________ * Салават - молитвенный жест.
   Как только осел остановился напротив мечети, народ хлынул к ахунду, чтобы помочь ему сойти. Потом его на руках внесли внутрь, поставили в самом центре. Стало так тихо, что слышно было, как дышит благочестивый.
   Я внимательно следил за всеми его действиями. Он подошел к минбару, прильнул губами к парчовым перильцам, но вдруг встрепенулся, быстро поднял голову и стал, испуганно озираясь, вытирать усы и бороду. Мешади-Кязим-ага шепнул мне:
   - Так, так. Одну свинью благочестивому уже подложили.
   - В чем дело? - полюбопытствовал я.
   - Неужели ты не понял? Перила минбара смазали клеем, и усы ахунда прилипли к бороде.
   Едва сдерживая смех, я еще пристальней посмотрел на ахунда. Рот его был открыт, как у рыбы, выброшенной на берег. Он боялся сомкнуть губы, чтобы борода и усы не слиплись. Потом он медленно, словно опасаясь нового подвоха, опустился на коврик. Не прошло и двух минут, как он беспокойно задергался то вставал, то снова садился, шарил рукой под собой. Мешади-Кязим-ага поспешил удовлетворить мое любопытство:
   - В его коврике не меньше сотни иголок. Здорово мы сегодня посмеялись над ним. Ха-ха!
   Ахунд крутился и ерзал на коврике минут десять, потом, не выдержав, отбросил его в сторону и сел прямо на голые доски. Лишь после этого он смог посмотреть на прихожан, все время кричавших: "Йа Али!". Видимо, он уже не мог ни на что реагировать, потому что, не обращая ни малейшего внимания на искаженные, как в кривом зеркале, лица прихожан, начал читать хутбу*, которую не понимал не только никто из присутствующих, но и он сам. Тем не менее все сидели спокойно.
   ______________ * Xутба - молитва о царствующем государе.
   Чтение хутбы продолжалось недолго. Ахунду было не по себе. Очевидно, несколько иголок все-таки вонзилось ему в тело. То и дело он хватался рукой за ногу, потирал больное место. Не меньше мучений причиняли ему и усы с бородой, при каждом слове прилипавшие друг к другу.
   Скомкав повествование о благах, которыми всевышний одарил человечество, он наскоро пробормотал все тысячу и одно имя бога и провозгласил:
   - Воздадим же хвалу создателю вселенной!..
   Не успел затихнуть его голос, как все присутствующие разом запели, будто только и дожидались этого момента.