Вчерашний день казался сном.
   Полицейским было приказано уничтожать листовки, разгонять всех, кто читает их. Но приказ остался на бумаге, полицейские сами читали листовки и возмущались не меньше других.
   Ко времени совершения намаза во дворе мечети оставались считанные фанатики. Остальные, прочитав листовки, разошлись по домам. Вдруг на дверях мечети появилось объявление:
   "Из-за болезни шейх Абуль-Азал-Муайяд не сможет сегодня присутствовать при совершении намаза".
   Боясь расправы разъяренной толпы, губернатор послал роту сарбазов окружить дом Мирза-Гасан-аги. Сам шейх больше и носа не высунул на улицу.
   * * *
   Мы собрались в доме Мешади-Кязим-аги, радуясь своему успеху. Нины еще не было, она не вернулась из консульства. Все с нетерпением ждали ее, было очень интересно, как реагирует консул на сегодняшние события. Она пришла ровно в четыре часа, веселая, оживленная.
   - Поздравляю с успехом! Замечательно, замечательно! - воскликнула она, едва переступив порог.
   - Скажи, что делается в консульстве, как смотрит на это твой начальник? - спросил я.
   - Английский консул неистовствует, не находит себе места. Он приехал к нам, обвиняет нашего консула, что тот не в состоянии воздействовать на местные власти, не может использовать свое влияние. Он кричал, как бешеный, дрожал от злости. Пошумев, излив душу, он уехал. Тогда наш консул сказал:
   - Молодцы, вот это организация! Действуют осторожно и умело. Факт остается фактом: в Тавризе существует сильная и сплоченная организация, и, пока не будет настоящей крепкой власти, уничтожить ее будет невозможно! Потом он позвонил Сардар-Рашиду и о чем-то долго говорил с ним.
   Не успела Нина кончить свой рассказ, как раздался телефонный звонок. Это был Сардар-Рашид. Он сообщил, что вечером приедет к нам пить чай.
   НАСЛЕДНЫЙ ПРИНЦ ЕДЕТ В ТАВРИЗ
   В Тавризе ожидали наследного принца. В связи с этим царский консул освободил дворец Шамсилимаре, построенный в XIII веке Аббас-Мирзой Наибуссолтане Сейчас во дворце шел капитальный ремонт, кое-что даже реставрировали.
   Приезд принца был вызван желанием иранского правительства подчеркнуть, что Азербайджан является неотъемлемой частью Ирана. Когда-то наследные принцы жили в Тавризе, который был второй столицей государства. Шахиншах хотел возродить эту традицию.
   Царский консул прекрасно понимал, что приезд принца Мохаммед-Гасан-Мирзы ущемит его власть, и поэтому всячески препятствовал этому.
   Министр иностранных дел России Сазонов в январе 1915 года в своих телеграммах русскому послу в Тегеране Эттеру и наместнику Кавказа графу Воронцову-Дашкову требовал всячески препятствовать переезду принца в Тавриз. Кроме того, он советовал отстаивать Сардар-Рашида на посту правителя Азербайджана. Подобные же ноты получало и иранское правительство, но оно стояло на своем.
   Царский консул сообщил об этом Сардар-Рашиду. Тот был чрезвычайно обрадован и вечером того же дня приехал вместе с Махру к нам. Он сиял от радости, кстати и некстати вставлял реплики о благоволении к нему царского консула.
   - Господин консул вызывал меня к себе. Он сказал, что я могу спокойно продолжать работу. Вот его слова: "Царское правительство верит только вам. Только вы можете обеспечить дружбу двух государств". Он заверил меня, что, если даже наследный принц приедет в Тавриз, бразды правления будут находиться в моих руках.
   Я поздравил Сардар-Рашида, хотя не поверил ни одному слову. По сведениям, полученным мной через мисс Ганну, дни этого проходимца были сочтены.
   Царский консул и сам великолепно знал, что отстоять Сардар-Рашида невозможно. Иранское правительство добьется, чтобы правителем был наследный принц. Русские предложили назначить Сардар-Рашида его заместителем, но в Тегеране и на это не согласились. Тогда Сазонов выдвинул на должность заместителя шах-заде Ферманфарма, верного сторонника и прислужника царского правительства. Но в Тегеране продолжали упорствовать. Там решили послать в Тавриз доверенное лицо правительства Низамульмулька, противника русских. От мисс Ганны я знал, что он уже получил назначение в Тавриз.
   Конечно, всего этого я не говорил Сардар-Рашиду. И вот почему: потеряв надежду сохранить свое пошатнувшееся положение, он мог в отчаянии выдать нас консулу, чтобы хоть как-нибудь спастись. Поэтому я сказал:
   - Я уверен, русское правительство ни в коем случае не допустит, чтобы ваше положение изменилось к худшему.
   В ответ на мои слова этот предатель глубоко вздохнул.
   - О, вы еще не знаете русских. Полагаться на них нельзя. Ради Сардар-Рашида они не станут ссориться с иранским правительством и, если это им понадобится, пожертвуют сотнями Сардар-Рашидов. Гаджи-Самед-хан в угоду русским погубил сотни иранцев, пролил море крови, заточил в тюрьмы лучших людей Тавриза, да и не только Тавриза, всего Азербайджана. А что он получил за это? И со мной может случиться то же самое. Увы, мой друг, я больше не нужен им!
   Он был прав, но я не мог и не хотел согласиться с ним. Что бы я ни сказал, тут же стало бы известно консулу, да еще с добавлениями самого Сардар-Рашида.
   - Вы, ваше превосходительство, ошибаетесь, - сказал я. - Не сравнивайте себя с Гаджи-Самед-ханом. У вас на груди царский орден Белого орла. Вы же знаете, царское правительство отнюдь не раздает его каждому встречному поперечному. Поверьте мне, кавалера этого ордена русские будут защищать всегда и везде. Этим самым они будут защищать свой авторитет. Допустим, наследный принц сегодня или завтра приедет в Тавриз. И пусть. Слава аллаху, вы от этого не потерпите материального ущерба, вы будете по-прежнему получать от царского правительства назначенную вам субсидию. Допустим, что вы даже не будете у власти. Но и без этого вы сможете жить припеваючи. Это даже к лучшему, освободитесь от тяжкого бремени, от всех передряг, интриг, бог весть, еще от чего! К тому же не забывайте: царское правительство такого дельного и испытанного сановника никогда не оставит без работы.
   Сардар-Рашид опять глубоко вздохнул.
   - Вы правы, что и говорить. Если бы все обстояло, как раньше, я жил бы припеваючи, не работая, и не нуждался бы ни в чьей помощи и подачках. Но вы же знаете, меня ограбили, лишили миллионов. А теперь у меня нет ничего, ничего...
   Я снова попытался утешить его:
   - Что поделаешь, ваше превосходительство, теперь такие времена, не знаешь, что с тобой будет завтра, а ручаться за неделю вперед и вовсе нельзя. Нет ничего прочного. Положение меняется ежедневно, ежечасно, с молниеносной быстротой. Разрешите мне дать вам совет: если наследный принц приедет в Тавриз, не вмешивайтесь ни во что, удалитесь в свои покои и терпеливо ожидайте, что будет. Время должно работать на вас.
   - Я решил то же самое. Буду сидеть дома и ждать, чем все кончится, уныло ответил он.
   Нашу беседу прервала Нина, за которой Махру посылала слугу в консульство. Увидев ее, Сардар-Рашид снова вспомнил об Ираиде.
   - О, мне показалось, что Ифтихаруссолтан вошла в. комнату. Нина-ханум всегда напоминает мне о ней... - он задумался.
   * * *
   Только слуга подал Сардар-Рашиду кальян, как его вызвали к телефону.
   - Меня вызывают в канцелярию, - сказал он, положив трубку.
   Я ему не поверил. Я понимал, что его вызывали в царское консульство в связи с провалом затеи с шейхом. Несомненно, это еще больше осложняло положение губернатора.
   Сардар-Рашид знал достаточно много о нашей организации, чтобы догадаться, что это дело наших рук. Но он не смел раскрыть эту тайну, слишком уж он был связан с нами.
   Махру и Нина сидели у моего письменного стола. В последние дни я так был занят, что даже с Ниной не находил времени поговорить. Давно не виделся я и с Махру. Сейчас мне хотелось побеседовать с ними, пошутить.
   Подруги сидели молча, тихо. Я смотрел на них и думал, как много сделали и делают они для революции, об их самоотверженности, неустрашимости. Глядя на этих кротких красавиц, кто бы мог представить себе, что они подлинные героини. Их портреты, сделанные еще в 1911 году, всегда стояли на моем письменном столе. Теперь я переводил взгляд с них на их портреты. Обе они очень изменились.
   - События хуже времени старят нас, - проговорил я в раздумье...
   Нина с недоуменной улыбкой посмотрела на меня. Махру подняла на меня большие черные глаза. Она нежно улыбалась.
   - Да, это верно. Брат мой, я читала твои мысли, когда ты переводил свой взор с наших портретов на нас. Да, мы постарели, но я не жалею об этом. Я всегда была готова, и сейчас тоже, за счастье народа пойти на любые испытания. Я не боюсь ничего. Я готова броситься в пропасть без оглядки, если это принесет хоть какую-нибудь пользу моему исстрадавшемуся народу. Для себя же я ничего не хочу и не жду. Я в плену. Униженная, оскорбленная, я ночи напролет не сплю, изнывая под тяжестью дум. Каждый вечер вселяет мне в душу ужас. Я жду, что этот изверг снова будет покушаться на мою честь. Я счастлива только тогда, когда он оставляет меня в покое, но, боже, как редко это бывает!
   Я расстроился. Сам того не желая, я задел Махру за живое. Она была взволнована, губы ее тряслись, руки дрожали. Но я видел, что ей стало немного легче, когда она излила душу. Она снова умолкла.
   Я тоже не знал, как продолжить разговор. Я смотрел на моих собеседниц. Веселые искры, так недавно сверкавшие в их глазах, угасли. Особенно изменилась Нина. Она стала похожа на мать огромного семейства, погрязшую в заботах, отчаянье и горе. В последнее время она даже перестала жаловаться на неопределенность своего положения. Вот уже семь лет мы жили вместе, все считали нас мужем и женой, и это было действительно так, но до сих пор брак наш не был оформлен. Она прекрасно понимала, что я не могу ничего изменить. С другой стороны, она была так занята, что не находила времени думать о себе, о нашей любви. Лишь, когда мне грозила опасность, она не находила себе места.
   - Только бы ничего с тобой не случилось. Я этого не переживу! - и она заливалась слезами.
   События, сменяющие друг друга, как волны, закалили ее. Эта самоотверженная неустрашимая женщина встречала все трудности с исключительной стойкостью отважного солдата революции. Это была не та Нина, которую я когда-то встретил по дороге в Тавриз. Теперь часто не я ее, а она ободряла меня. Она стала подлинным источником моего вдохновения. Глядя на нее, я делался настойчивее, смелее.
   Случалось иногда, я принимал решение прекратить борьбу и уехать из Тавриза совсем. И тогда перед моими глазами, улыбаясь, вставали Махру и Нина. Мне казалось, они упрекают меня: "Что, брат, струсил? Предаешь революцию? Боишься за свою шкуру?" И я тотчас же отказывался от этого решения, оставался на своем посту.
   Отогнав от себя все эти мысли, я поднял голову. Взяв их руки в свои, я сказал:
   - Всеми нашими достижениями, всеми нашими успехами мы обязаны стойкости народных масс. В истории нашего революционного движения рядом с именами шестидесяти азербайджанцев, погибших на баррикадах, будут вписаны имена Зейнаб, Махру и Нины. Если бы я был поэтом, я слагал бы о вас стихи, поэмы и романы. Я был свидетелем подлинного героизма наших женщин. Порою в борьбе с врагом они оказывались решительнее и бесстрашнее мужчин, отважнее их. В дни защиты Тавриза я видел мужчин, содрогавшихся от собачьего лая, и женщин, равнодушно слушавших свист пуль, рев пушек и грохот разрывающихся гранат. Они ни под какой угрозой не покидали свои боевые позиции. Это было давно, но и сейчас передо мною стоит светлый образ Зейнаб, бросающей гранату. Своей отвагой и неустрашимостью она подстегивала мужчин в самые трудные минуты схватки.
   Махру заговорила снова:
   - Они погибли с честью. Вечная им слава! А те, кто остался в живых, смогут ли до конца пройти смело, не зная страха, не чувствуя усталости?
   - Махру, в тебя я верю, ты свою жизнь проживешь честно и еще немало сделаешь для народа.
   - Ох, нет у меня надежды на это, - вздохнула Махру. - Наследник престола должен приехать в Тавриз, Сардар-Рашид собирается в Тегеран. Все это усложняет и без того тяжелую мою жизнь. Брат мой, не верь словам этого лживого человека. Он обманывает тебя, усыпляет твою бдительность. Он собирается уехать в Тегеран. Если ему не удается продать вас в Тавризе, он это сделает там.
   - Большое тебе спасибо, Махру. Я тоже боюсь этого. Надо как следует обдумать, как предотвратить это. Будь бдительна. О всех мероприятиях и приготовлениях его сообщай мне немедленно. Ты с ним никуда не поедешь! День твоего спасения близок.
   Мы попрощались, и Махру уехала, успокоенная.
   * * *
   Царские дипломаты не сумели предотвратить приезда наследного принца в Тавриз. Теперь они решили столковаться с ним, сделать его своим помощником.
   Русский посол в Тегеране Эттер в своей телеграмме на имя министра иностранных дел России Сазонова писал:
   "Наследник едет в Тавриз. Его надо склонить к дружбе с Россией. Необходимо оказать ему всякие знаки внимания и почета. Кроме того, надо учесть, что расходы у него большие, а жалованье, назначенное ему тегеранским правительством, незначительное. Надо любыми способами оказать ему материальную помощь. Если в бюджете нет средств на это, надо будет выделить ему часть доходов, получаемых от русских подданных в Иране".
   Пока в Тавризе не было заметно никаких приготовлений к предстоящему приезду принца. Никто как будто не собирался устраивать ему встречу, подобную той, какая была организована, когда вступал в Тавриз Сардар-Рашид. Купцы и аристократы ожидали указания царского консула.
   * * *
   Утром того дня, когда принц въехал в Васминдж, на казармах, занятых русскими войсковыми частями, развевались русские и иранские государственные флаги, над входом висел портрет молодого наследника, украшенный живыми цветами. Два казачьих эскадрона с музыкой и флагами были направлены в Васминдж. Это означало, что русские доброжелательно относятся к его приезду. Простой народ густыми толпами валил к Васминджу навстречу принцу. Только, когда караван его приблизился к Тавризу, появились представители аристократии и духовенства. Список их был составлен царским консулом.
   Вдоль дороги выстроились русские воинские части, готовые отдать честь наследному принцу.
   Я, Нина и Махру на новеньком фаэтоне Мешади-Кязим-аги выехали на дорогу. Сардар-Рашид и русский консул были тут. Наконец, появилась открытая машина наследного принца, окруженная царскими казаками и многочисленными нищими. Когда он проезжал мимо нас, я уловил на лице принца неудовлетворенность. Видимо, он был недоволен тем, что его встречали лишь царские казаки, да голодные нищие. Поэтому русского консула и Сардар-Рашида он встретил довольно холодно.
   Убогая процессия медленно двинулась по улицам Тавриза.
   ПОСЛЕДНЯЯ АВАНТЮРА САРДАР-РАШИДА
   Сардар-Рашид сдал дела заместителю наследного принца Низамульмульку. Он больше не был правителем Азербайджана. Если даже у него и было желание получить какую-нибудь должность, можно было не сомневаться, что ни наследный принц, ни его заместитель на это не согласятся.
   Сардар-Рашид собирался покинуть Тавриз, но почему-то медлил. Я понимал, что напоследок он хочет сделать какую-нибудь пакость. Последние дни он все время вертелся в обществе высших царских чиновников и офицеров, приглашал их к себе, сам ходил к ним в гости. Он познакомился с полковником Березовским, они вместе обедали, выпивали. Это значило, что Сардар-Рашид плетет нити заговора против нас, хочет предать нас царской жандармерии.
   Первой своей жертвой он избрал Тутунчи-оглы. Сардар-Рашид хотел увезти Махру-ханум в Тегеран, но прекрасно понимал, что пока Асад жив, она никуда не поедет. Выдав его полковнику Березовскому, смещенный правитель надеялся одним выстрелом убить двух зайцев. Во-первых, по его расчетам, после ареста Тутунчи-оглы Махру не останется ничего другого, как уехать в Тегеран. Во-вторых, он был уверен, что после некоторого нажима Тутунчи-оглы раскроет тайны подпольного Революционного комитета.
   Поэтому во время обеда с Березовским Сардар-Рашид положил перед ним на стол письмо следующего содержания:
   "Господин полковник!
   Невзирая на то, что я больше не стою у кормила власти, все же, как и раньше, я остаюсь верным слугою его императорского величества. Если по сей день я не сумел выявить членов подпольного Революционного комитета, то в этом виновно царское консульство, которое не оказало мне надлежащей помощи. Тем не менее пользуясь услугами моих друзей, занятых разведкой, я раскрыл некоторые секреты подпольной организации. По сведениям, добытым мною, ее возглавляет некий Асад Тутунчи-оглы. Если вы прикажете арестовать его и подвергнуть пытке, он раскроет все тайны. В этом можете не сомневаться".
   Сардар-Рашид все еще надеялся, что за эту услугу царские власти помогут ему спастись. Он до сих пор не понимал, что на них нельзя полагаться, они, как из лимона, выжимают сок из своих жертв, а потом выбрасывают их в сорный ящик. Ни один агент работавший в пользу царского правительства, хорошо не кончал. Такая участь ждала и не в меру ретивого Сардар-Рашида.
   С первого дня приезда в Тавриз наследного принца, русский консул перестал замечать Сардар-Рашида, избегал его, хорошо зная, что принц терпеть его не может. Консул усиленно искал новых агентов в свите принца, а старые за ненадобностью были забыты. Такова участь всех предателей. Враг, пользующийся их услугами, не может их уважать. Пока они нужны, вокруг них создают видимость почета, но стоит агенту потерять свое значение, как вчерашние хозяева, выпивавшие с ним не один бокал вина, делают вид, что не знают его. Так получилось и с Сардар-Рашидом, предававшим за гроши свой народ.
   Полковник Березовский последовал совету Сардар-Рашида и подписал приказ об аресте Тутунчи-оглы. К счастью, я узнал об этом заблаговременно и, велев Асаду не показываться на улице, бросился искать Березовского. Я знал, что в последние дни он арестовал многих противников русской ориентации, но, получив тысячу туманов, освободил их. Об этом говорил весь Тавриз. Фамилия Березовского стала до некоторой степени символом алчности и продажности. Естественно, такой человек не мог вызвать к себе уважения, но ради спасения Тутунчи-оглы я решил встретиться с этим беззастенчивым взяточником. Я попросил Мешади-Кязим-агу разнюхать в городе, на что более всего падок полковник. Джавад, ведавший снабжением русского консульства, мог встретиться с ним в любое время, но вряд ли он сумел бы дать ему взятку. Тем не менее Мешади-Кязим-ага решил поговорить с Джавадом и вечером рассказывал мне:
   - Полковник успел в короткий срок так набить кошелек золотом, что теперь мечтает только о бравом коне обязательно белой масти.
   - Почему белой, а не другой?
   - Говорят, у него был красивый белый конь. Он захворал и околел. К тому же в его полку у всех офицеров кони белые.
   Несколько дней подряд я был занят только тем, что искал повсюду белого коня, притом упитанного, хорошей породы. Наконец, мне сказали, что у некоего Мешади-Гаджи с Кавказа, известного в Тавризе по имени аробщик-Гаджи и имевшего немалые боевые заслуги во времена Саттар-хана, есть конь, такой, какой мне нужен. Я послал за ним слугу и просил прийти в гости. Он тут же пришел и предложил мне своего коня в дар.
   - Я, - пошутил он, - делаю это от всей души, а не как тавризцы: коня ни за что не отдадут, а языком болтают без конца только из показной вежливости.
   Мы все расхохотались.
   На утро он прислал коня. Действительно, во всем Тавризе равного ему нельзя было сыскать. Я не сомневался, что жандарм клюнет на эту приманку.
   * * *
   На следующий день я получил письмо от полковника Березовского. Он приглашал меня к себе в одиннадцать часов. Я поехал на фаэтоне Мешади-Кязим-аги. Денщик сообщил ему о моем приезде, и он очень быстро принял меня. Войдя, я поздоровался, снял папаху и остановился в ожидании приглашения сесть.
   Березовский окинул меня любезным взглядом и вежливо сказал:
   - Очень извиняюсь, но вынужден просить вас немного подождать. Я должен принять одного иранского купца по очень важному делу. Я быстро кончу с ним, а потом внимательно выслушаю вас.
   Выходя из его кабинета, я слышал, как он позвал денщика и приказал пригласить к нему иранского купца. Что ответил денщик, я не расслышал, но только через несколько секунд сам Березовский вышел в коридор, взял меня под руку и ввел в кабинет.
   - Пойдемте, я вам очень рад, дорогой друг.
   Он снова начал благодарить меня за помощь его семье, потом заметил:
   - Мне известны ваши героические заслуги перед родиной и императорским правительством. Я знаю, как мужественно вы вели себя, когда турки временно оккупировали Тавриз. Но мне очень жаль, что ваш брат позорит ваше имя. Он состоит членом подпольной революционной организации, и военные власти вынуждены арестовать его.
   Я попросил разрешения закурить. Березовский протянул мне свой портсигар. Я поблагодарил за любезность, закурил свою папиросу и задал ему вопрос:
   - У вас есть соответствующие доказательства о предательстве моего брата?
   - Пока нет. Нам еще не удалось задержать его.
   - По-моему, данные надо иметь до ареста и на основании их принимать решение посадить человека за решетку. Вы должны были потребовать документы, веские доказательства у тех, кто оклеветал моего брата. Поверить голословному заявлению его врага и отдать приказ об аресте? Считает ли господин полковник удобным это? Конечно, вы меня простите, не мне вас учить!
   - Нет, документов у меня не имеется. Сведения о вашем брате сообщило мне такое лицо, у которого я неправомочен требовать документы и доказательства.
   - Откуда вам известно, что сообщение это не имеет под собой личной почвы?
   - А чем вы докажете, что оно вызвано личными мотивами?
   - Никто во всем Тавризе, кроме Сардар-Рашида, не мог сочинить такую мерзкую клевету на моего брата. И это потому, что мой брат мешает ему жениться на собственной сестре.
   При этих словах полковник вскочил с кресла, потом сел обратно.
   - Он хочет жениться на своей сестре?
   - В свое время она была замужем за командиром Апшеронского полка покойным Смирновым. После его смерти она долго переживала, потом немного успокоилась и полюбила моего брата. Но Сардар-Рашид чинит всевозможные препятствия их браку и заявляет, что без нее не может жить. Она его двоюродная сестра, но весь Тавриз считает их детьми одних родителей. Сейчас Сардар-Рашид хочет насильно увезти ее в Тегеран. Она же всей душой любит моего брата и не хочет расставаться с ним. Вот уже год она отвергает все наглые попытки Сардар-Рашида насильно овладеть ею. Прошу вас, потребуйте у него доказательства. Если он сможет доказать свою наглую клевету, я обещаю вам взять брата за руку и привести сюда. Господин консул очень хорошо знает меня и, насколько мне известно, верит мне. Надеюсь, и вы мне поверите.
   Березовский задумался. Он казался злым и раздраженным.
   - Да, я вам верю, - наконец, сказал он. - Сардар-Рашид нечестный и беспринципный человек. Он пользовался покровительством царского правительства и в то же время служил всем, кто ему платил. Этот человек враг царского правительства и считает это своей заслугой перед народом, но в то же время он враг своего народа и этим хочет заслужить ваше доверие. Такие изменники, как Сардар-Рашид, продают свое отечество оптом и в розницу. Они никому и никогда верными быть не могут. Им ничего не стоит оклеветать невинного.
   - Уверяю вас, господин полковник, я не осмелился бы беспокоить вас, если бы мой брат был в чем-нибудь замешан. Это все выдумки и ложь.
   - Я вам верю, но Сардар-Рашид ничего не должен знать о нашем разговоре.
   - Об этом можете не беспокоиться, а теперь разрешите спросить, по какому делу вы изволили пригласить меня?
   - В полку, где я имею честь служить, все лошади белой масти. У меня тоже был белый конь, к сожалению, он пал. Мне сказали, что у вас как раз есть такой конь. У вас существует такой обычай: нельзя просить в дар любимого коня и законную жену. Следуя этому правилу, я не должен был просить вашу лошадь, но соблазн слишком велик, я ничего не могу с собой поделать. Если вы не очень привязаны к этому коню, продайте его мне. Я буду вам бесконечно признателен.
   - У нас, мусульман, есть еще такой обычай: для хорошего друга ничего не жаль. С этой минуты конь ваш!
   Березовский от радости не мог усидеть на месте, подбежал ко мне, схватил меня за руку:
   - Я уверен, что мы в самом деле будем хорошими друзьями. Только, пожалуйста, скажите, сколько стоит конь?
   - Господин полковник, дареное не продают. Этого коня я получил в дар от моего закадычного друга, а я в свою очередь дарю его своему другу. Разрешите, я напишу записку и сейчас же пошлем за конем, - сказав это, я достал блокнот и написал:
   "С подателем этой записки пришлите моего белого коня.
   Абульгасан-бек".
   Я отдал листок денщику полковника. В это время Березовский тоже протянул мне свою записку:
   "Донесение о брате Абульгасан-бека не подтвердилось, а потому считаю его невиновным и не подлежащим аресту и взысканиям.
   П. Березовский".
   * * *
   Прогулки Тутунчи-оглы около дома Сардар-Рашида убедили последнего в том, что его мерзкая затея не увенчалась успехом. Но не желая признавать себя побежденным, он решил выдать Махру замуж за шурина эмира Ашаир Халхаского Мукеррамиссолтана. Этим он хотел заручиться помощью матерого шпиона, чтобы с его помощью выкарабкаться из трудного положения, в котором очутился. Но Мукеррамиссолтан, узнав, что Махру помолвлена с Асадом, отказался от брака. Тогда Сардар-Рашид позвонил мне и попросил назначить час встречи. Больше нечего было с ним церемониться, и я сердито ответил: