Осеева Валентина. Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)

   В комнате Одинцов еще раз официально поздравил Ирину Николаевну "от лица знакомых ей пионеров" и пожелал всяческих успехов.
   Лидина мама, веселая, добрая, такая же быстрая и живая, как Лида, всегда нравилась ребятам. Бывая у подруги, они чувствовали себя просто, без стеснения. Но сегодня они были к ней особенно внимательны: когда Лидина мама входила в комнату. все сразу вскакивали, уступая ей место.
   - Сидите, сидите! Сейчас будем пить чай... Вот какие гости у меня сегодня неожиданные! - говорила Ирина Николаевна, расставляя на столе стаканы.
   Мальчики быстро освоились и сели играть в шашки. Лида и Нюра, присев на корточки около этажерки с книгами, оживленно разговаривали. Потом Нюра спросила:
   - Ирина Николаевна, правда, что вы по всем этим книгам учились?
   - По некоторым училась, а другие просто прочитала. Нюра остановила долгий, внимательный взгляд на книгах. За столом ребята весело болтали, рассказывали Лидиной маме о последних событиях в школе, о Васе, о новой учительнице Елене Александровне и о том, что они с ее помощью обязательно перейдут в шестой класс.
   Нюра слушала, рассеянно улыбаясь и думая о своей матери. С тех пор как Мария Ивановна стала бывать в школе, отношения ее с дочерью изменились. Мария Ивановна на все теперь смотрела глазами Леонида Тимофеевича.
   "Выдержат - так выдержат экзамен, а не выдержат - так будут учиться в пятом классе", - сказал ей однажды директор.
   Мария Ивановна была рада переложить хоть часть своих забот на Леонида Тимофеевича и молоденькую учительницу. Кроме того, увлекшись работой в школе и ближе познакомившись с товарищами Нюры, она вдруг поняла, что страхи ее были напрасны, и, как бы заглаживая свою вину перед дочерью, часто говорила:
   "Расстроенный человек бывает и несправедлив, ищет виновников своего горя и попадает на невиноватых. Так и я на ребят твоих думала".
   Помирившись с матерью, Нюра тоже постепенно успокоилась, мать снова вызывала в ней чувство нежности и любви. Глядя, как старательно и серьезно она помогает Федосье Григорьевне шить занавески для школы, как, окруженная ребятами, кроит мешочки для подарков бойцам, Нюра радовалась, что ее мать уже не сидит дома, а участвует в общей школьной работе. Даже внешне Мария Ивановна очень изменилась. Она ходила теперь в темном платье и убирала волосы под скромную косыночку. И, когда однажды Нютка, прыгая через веревочку, нашла моток ниток и наивно спросила, какой учительнице их отдать - Федосье Григорьевне или Марин Ивановне, Нюра крепко поцеловала девочку и тихо шепнула:
   - Отдай Марии Ивановне!
   Теперь, празднуя радостное событие в доме подруги, она невольно сравнивала мать Лиды со своей матерью и снова чувствовала щемящую жалость в сердце при мысли о том, что ее маме, может быть, никогда не суждено стать в один ряд с такими людьми, как Лидина мама. И от этих мыслей в душе Нюры поднималось горячее желание помочь своей матери стать равной с другими. Сидя за столом и медленно отхлебывая из чашки остывший чай, она, забывшись, смотрела на полку с книгами, по которым училась Лидина мама.
   А когда ребята собрались уходить и Ирина Николаевна на минутку замешкалась в комнате, Нюра, смущаясь до слез, тихонько попросила:
   - Дайте мне для мамы одну книжку... вот из этих, что на полке.
   Глава 68. ТАНЯ
   Было уже поздно, и Васек, выйдя от Лиды, решил забежать за тетей Дуней.
   - Скоро начнутся темные вечера. Тебе придется каждый день тетю Дуню встречать, - предупреждал его когда-то Саша, - она в темноте плохо видит.
   - Я один не смогу каждый вечер, придется нам всем по очереди, серьезно отвечал Васек.
   - Ну что ж, будем по очереди, -соглашались товарищи. Заботиться о тете Дуне каждый считал своим долгом
   ведь это она первая приняла их, когда они вернулись с Украины. Сегодня, выйдя из освещенной комнаты Лиды, Васек словно
   ослеп в темноте и сразу сильно забеспокоился:
   - Побегу, ребята! Прощайте! До завтра!
   Тетю Дуню он встретил по дороге. Она шла посреди мостовой, неуверенно переставляя ноги в тяжелых башмаках. Васек бросился к ней, радуясь, что они пойдут вместе по темной, неприветливой улице, что вместе откроют дверь запертого дома и войдут в свой теплый, уютный угол.
   - Осенью я всегда тебя встречать буду. А когда не смогу, то ребята по очереди, - сказал он, беря ее за руку. По тетя Дуня вдруг запротестовала:
   - Это что еще удумали? За руку будут водить! Нашлись умники!
   - Да ведь ты поздно с работы идешь, - растерялся Васек.
   - Когда полагается, тогда и иду. Скакать не скачу, и опрометью бежать мне нечего. А у вас занятий и без меня хватает... Какие провожатые нашлись!
   Васек засмеялся:
   - Храбрая ты, тетя Дуня!
   - Закалилась. Не время себя распускать. Вот и насчет слез тоже. Правильно отец твой пишет: слеза не помощник, против нее тоже закалку надо иметь!
   - Ну вот! - обрадовался Васек. - Значит, не будешь больше плакать?
   - Нипочем не буду. Ни к чему это. Характер у меня твердый, трубачевский! - с гордостью сказала тетя Дуня.
   Васек улыбался и, поддерживая тетку, незаметно направлял в темноте ее неуверенные шаги. Они подошли к дому. Васек нагнулся, чтобы взять под крыльцом ключ, но ключа не было.
   - Никак не найду ключа, - сказал он, шаря в темноте руками.
   - Ищи, он на своем месте должен быть, - забеспокоилась тетя Дуня.
   - Может быть, мы забыли его в двери? - предположил Васек и взбежал на крыльцо.
   Дверь оказалась запертой изнутри.
   - Батюшки! Ведь, кроме своих, никто не знает, где мы ключ кладем. Кто же это? - прошептала тетя Дуня.
   Васек крепко подергал ручку. Наверху раздался скрип отворяемой двери, и по ступенькам дробно застучали, чьи-то шаги. Дверь широко распахнулась, и на пороге стала девушка. Она была в шинели, без шапки, короткие волосы пушистыми прядями покрывали жесткий воротник.
   - Таня! - вскрикнул Васек.
   - Родные мои, милые!.. - зазвенел знакомый девичий голос.
   Тетя Дуня прижалась лицом к Таниной шинели:
   - Доченька!..
   Таня обнимала тетю Дуню, целовала ее волосы, морщинистые щеки... Потом прижала к себе Васька.
   В маленькой кухоньке ярко загорелась лампа, зашумел чайник. Таня, похожая на молоденького красноармейца, сидела за столом в военной гимнастерке. Васек глядел в ее карие глаза с золотистым блеском и не узнавал прежнюю Таню.
   В глубине этих знакомых с детства глаз таилась непривычная суровость, около румяных губ залегла глубокая складка. Васек не знал, откуда Таня пришла, где живет и как борется с врагами.
   - В землянке живешь, Таня? - шепотом спросил он, припоминая все, что слышал о другой девушке-партизанке, о подвиге которой прочитал им однажды Костя. - В лесу?
   Таня кивнула головой, сузила глаза:
   - Огромные леса у нас, Васек! И не знала я, что есть такие чащобы на свете.
   Тетя Дуня тревожно взглянула на нее:
   - Батюшки! В чаще и волк заесть может! Васек и Таня улыбнулись.
   - Фашисты хуже волков, - обнимая ее за плечи, сказала Таня.
   - А фашисты где ж там тебе встречаются? Поодиночке ходят или скопом? - испуганно спросила тетя Дуня, силясь понять, что делает Таня в густом лесу, где воют волки и бродят двуногие звери - фашисты.
   - Да не они мне встречаются, я сама их встречаю, - блеснув глазами, усмехнулась Таня.
   - Батюшки!.. - прошептала тетя Дуня, вытирая платком покрасневшие глаза. - Какой задор в тебе развился! Девчонка ты молодая... убьют ведь, искалечат...
   - Мы их больше побили!
   Пухлые губы Тани вдруг крепко сжались и стали тонкими, твердыми, брови сошлись на переносье, усиливая то новое выражение суровости, которое Васек с первого взгляда уловил в ее глазах.
   Тетя Дуня замолчала.
   - Страшно тебе, Таня? - крепко пожимая Танину руку, спросил Васек.
   - Бывает и страшно. Выйдешь ночью - лес, глухомань. Будто наугад идешь, ничего не видишь. Цепляешься за кусты, за траву, где ползком, где на корточках, и все кажется - рядом кто-то валежником шебаршит, вот-вот схватит... А потом обвыкнутся глаза - и ничего... Ненависть сильнее страха - она куда хочешь поведет.
   "А куда ты ходишь, Таня?" - хочет спросить Васек, но не спрашивает-может быть, она это не должна говорить.
   - Много таких, как ты? Товарищей с тобой много?
   - Пять человек нас спустили, а сейчас мы с партизанами соединились, там нас много.
   Васек жадно раскрывает глаза.
   - Как спустили? С парашютом? - шепчет он.
   Таня кивает головой. Приподнимает светлую прядь коротких волос и показывает Ваську длинную, глубокую царапину около уха.
   - В первый раз я спускалась. Вот как протащил меня парашют... по кочкам, по болоту... Дай-ка зеркальце, я погляжу - сильно изуродовал? совсем по-девичьи беспокоится она, вглядываясь в свой шрам на щеке.
   - Да нет, ничего не видно под волосами! - торопится уверить ее Васек.
   - Ишь ты! - удивляется тетя Дуня. - О смерти не думаешь, а за красоту боишься.
   Таня краснеет, и милое смущенное лицо ее прежней, веселой девочки вызывает у Васька яркое воспоминание о том времени, когда ему приходилось защищать ее от тетки.
   - Конечно, тетя, что ж тут такого? Никому не хочется, чтобы на щеке шрам был, - неумело вступается он за свою подругу. - Таня у нас красивая...
   - "Красивая, красивая"... - ворчит тетя Дуня. Ей чудится в девушке легкомысленный задор юности, слепое безрассудство, никому не нужная смелость, с которой
   она сама суется в логово врага.
   - Кто у вас старший-то хоть? Командир, что ли? Или все такие молоденькие? - со вздохом спрашивает она.
   - Есть и старшие. Командир наш - тоже комсомолец, хоть и старше всех, - задумчиво говорит Таня, и лицо ее вдруг светлеет. - Недавно мы у фашистов много своих людей отбили. В Германию они их хотели отправить, а мы по дороге отбили.
   - Как же это? Расскажи, Таня, - просит Васек.
   Тетя Дуня присаживается к столу:
   - Отбили, говоришь?
   - Ну да... Мальчонка из села прибежал, плачет: половину, говорит, деревни фашисты забрали - молодых и старых, женщин и девушек, повели к станции в вагоны грузить. Ну, мы и побежали к дороге. Спрятались во рву. Пять человек нас было. Видим - правда, ведут. Всех вместе, друг с дружкой, связали рядами... Командир и говорит одному нашему комсомольцу... Сережа его звали, славный такой был...
   - Убит? - с испугом спросил Васек.
   - Нет, ранен сильно... Привезли мы его... Ну вот, командир ему велел в охрану стрелять, когда подойдут ближе, чтобы панику сделать... - Глаза Тани презрительно сощурились. - Весь конвой за спины наших людей спрятался, как заслышал выстрелы. Ведь фашисты подлые и трусливые. Связанные люди сбились на дороге, а конвой из-за их спин отстреливается...
   - Батюшки!.. - слабея, прошептала тетя Дуня.
   - Женщины кричат... Страшно! - глядя в широко раскрытые глаза Васька, продолжала Таня.
   - И как же вы?
   - Мы к переднему ряду бросились, давай людей развязывать... Не глядя, веревки перерезали. Кого освободим, те с нами на конвой нападают, кто с чем... Конвой растерялся, палит куда попало, а мы на него со всех сторон напираем. Не забыть мне одну старуху. И откуда она взялась? Видно, лесом за внуком шла. Мальчишку у нее в селе взяли. Черная, глаза как угли... Выскочила из кустов с дубинкой - и на конвой. Мы к ней. "Бабка, кричим, - отойди!" А она и слушать не хочет. Что ты с ней сделаешь! мягко улыбнулась Таня.
   - Всех освободили? - спросил Васек.
   - Всех. С нами в лесу живут.
   Тетя Дуня встала, обхватила руками Танину голову:
   - Спасибо, доченька! А я-то, глупая, ничего в ваших делах не разбираюсь, думала - один задор в тебе.
   Сидели долго. Таня расспрашивала Васька и тетю Дуню об их делах, читала письма Павла Васильевича...
   На рассвете Таня ушла. Тетя Дуня и Васек стояли на крыльце. Гулкие девичьи шаги долго раздавались в тишине пустой улицы. Тетя Дуня плакала.
   - Ведь вот. Паша свои замечания насчет слез делает, а ведь тут, поди-ка, случай какой... Таня пришла... жива-невредима... - Заметив расстроенный взгляд Васька, оправдывалась она.
   Глава 69. НА НОВОЕ ХОЗЯЙСТВО
   Прошло седьмое августа. Это был торжественный день для [всей школы: государственная комиссия приняла новое здание, отстроенное руками школьного коллектива.
   Секретарь райкома вместе с приезжими незнакомыми людьми снова обходил весь дом, внимательно оглядывая потолки, стены, полы и крышу. Юные строители издали наблюдали за приезжими и волновались до тех пор, пока секретарь райкома торжественно не объявил, что здание принято. Тепло поздравив директора и ребят с восстановлением школы, он пожелал успехов в учебе и, пообещав еще не раз навестить их в будущем учебном году, уехал. Вместе с ним уехали и незнакомые люди, принимавшие здание. Ребята бросились к директору.
   - Ур-ра! Ур-ра! - хором кричали они, тесной толпой сгрузившись на лестнице перед учительской. -Ур-ра! Ур-ра Леониду Тимофеевичу!..
   Леонид Тимофеевич вышел к ним растроганный и радостный.
   Еще раз поздравив их и себя с благополучным завершением работы, он поднял руку и сказал:
   - Но дело наше не кончено! Не кончено! И самое главное - впереди!
   Ребята мгновенно смолкли и переглянулись. Глаза у директора смеялись, но он не шутил:
   - Что, задумались? А загадка, по-моему, совсем не трудная. Ну-ка, подумайте, что главное у нас впереди?
   Елена Александровна невольно выступила вперед и, покраснев, отошла.
   - Вот я вижу, что Елена Александровна уже отгадала, но я ее не спрошу, - засмеялся директор, лукаво поглядывая на смущенную учительницу. - Я хочу, чтобы мне школьники ответили, что еще впереди самое главное.
   Ребята начали отгадывать:
   - Убрать классы!
   - Парты перевезти!
   - Пригласить учителей!
   - Перевезти из старой школы имущество!
   - Все это верно: убрать классы, перебраться из старой школы на новое хозяйство, пригласить учителей, - все это верно и совершенно необходимо. Но главное все равно остается впереди, - поддразнивал школьников Леонид Тимофеевич.
   Ребята вдруг догадались все сразу.
   - Главное - хорошо учиться! Учиться! Учиться на "отлично"! - весело выкрикивали они.
   - Ну вот наконец-то вспомнили, зачем школу строили! - смеялся над ними директор.
   Васек, стоя среди школьников, обменялся со своими товарищами тревожными взглядами,
   "А мы-то... а мы-то как?" - думалось каждому. Елена Александровна заметила их волнение и, подняв голову, стояла решительная и непоколебимая, глядя перед собой упрямыми синими глазами. Только пальцы ее рук, заложенных за спину, крепко сжались.
   Решено было немедленно начать перебираться из старой школы.
   Ребята забегали по лестнице, зашумели. Елена Александровна оторвалась от своих мыслей.
   - Выйдите все во двор! - скомандовала она. - Я сама распределю. Вы переполошите весь госпиталь! Постройтесь во дворе... Иван Васильевич, вы пойдете с двумя девочками. Они помогут вам перенести ваши пожитки. Еще двое пойдут со мной. Остальные, в полном порядке и совершенно тихо, будут ждать у ворот госпиталя. Мы вынесем им парты и все, что можно перенести на руках, - объясняла Елена Александровна. - Толя Соколов, бери первую партию ребят...
   На помощь Елене Александровне вышел директор. Когда все утихло и наступил полный порядок, первая партия ребят двинулась к госпиталю.
   В этот день жители городка с удивлением смотрели, как по улице весело шествовали школьники, перетаскивая на руках столы, парты и учебные пособия. Младшие несли стулья и, продев головы через спинки, весело барабанили пальцами по сиденью и пели кем-то наспех сочиненную незатейливую песенку:
   Шагаем мы по улице
   И в барабаны бьем!
   Назло проклятым гитлерам
   Учиться мы идем!
   Мазин тащил из бывшей учительской огромное кожаное кресло: Он останавливался на улице, ставил кресло и, развалившись в нем, отдыхал посреди дороги, перебрасываясь веселыми шутками с прохожими.
   В госпитале ребята вели себя тихо. Осторожно вытаскивали из сарая сложенную там школьную мебель, разговаривали шепотом, с опаской поглядывая на окна палат. Школьный сторож, собирая пожитки, кряхтел и, стоя посреди своей бывшей каморки, задумывался. Девочки, помогавшие ему перебираться на новую квартиру, почтительно стояли на пороге и ждали.
   - - Вы того... тут вот ящик у меня с приборами из физического кабинета - вещи тонкие, поосторожнее надо... - бормотал старик.
   - Давайте, давайте! Мы донесем! - уверяли его девочки. Старик передавал ящик и снова задумывался, глядя на
   старые, знакомые стены своей каморки, где уютно и мирно
   прошли двадцать лет его жизни.
   - Эх, привык я, ребята, к этому дому... Вот тут, у окошечка, сколько мыслей перевернул в своей голове, скольких ребят встречал и провожал на этом крыльце! Эх-хе-хе... Сколько всякого разного было в жизни, все добром вспоминаешь. А вот тот день, когда войну объявили, как крючок в памяти! Будь они прокляты, живодеры эти, фашисты! - вздыхал школьный сторож, прикрывая за собой дверь опустевшей каморки.
   В госпитале переезд тоже вызвал оживление. Нина Игнатьевна радовалась освобождению лишней комнаты и загруженных школьной мебелью сараев. Комната бывшего сторожа была нужна сестре-хозяйке под кладовую. Санитарки спешно мыли и чистили ее, не обращая внимания на старика.
   - Ну, ну, заторопились! Еще человек ноги не унес, а они уже раз-два! - живо тряпок понакидали, ручьи распустили по всему полу... сердился Грозный, никогда не допускавший и мысли, что кто-нибудь может хозяйничать в его комнате, хотя бы и опустевшей.
   Ключи от классов и от сарая он долго не хотел отдавать.
   - Да зачем они вам, Иван Васильевич? У вас теперь в новой школе еще больше ключей будет, - мягко уговаривала старика Нина Игнатьевна и тут же, уступая ему, как упрямому ребенку, снисходительно говорила: - Ну, оставьте, оставьте себе от классов - мы палаты не запираем. Но вот от своей комнаты и от сарая, уж пожалуйста, отдайте. Ведь у вас почти все перевезено...
   Грозный со вздохом отдавал ключи, строго предупреждая:
   - Не потеряйте, я двадцать лет хранил!..
   Уходя, он потребовал халат, прошелся по всем коридорам, и, забывая, что из госпиталя уже давно выписались те бойцы, которые помнили строгого старика, жившего под лестницей в маленькой каморке, Грозный осторожно открывал двери палат и растроганно кланялся:
   - До свиданьица!
   - До свиданья, отец! - хором отвечали ему бойцы.
   - Что, уезжаешь, что ли, куда? - удивленно спрашивали некоторые, разглядывая незнакомого старика.
   - До свиданьица... двадцать лет тут работал... - качал головой старик.
   Нюра и Лида, прощаясь со старшей сестрой, просили поберечь Валину березку.
   - Мы ее осенью обязательно пересадим, - говорили они. - Это наша. Она тоже пойдет с нами в новую школу.
   - Ну конечно, конечно! Да ведь вы и сами прибежите не раз. Разве мы расстаемся навеки? - улыбалась Нина Игнатьевна. - Вы здесь помощницы!
   Васек на одну минуту заглянул к Васе. Тот обнял его за плечи и быстро шепнул:
   - Уезжаю, браток! Скоро к вам в школу прощаться приду. Потащив Васька в палату, он отвернул на койке край матраца и добавил с лукавым озорством:
   - Вот она, шинель-то! Выдали. Донял я их тут... Не моя ведь шинель командира... Ты потрогай... А вот тут, гляди... - Глаза его стали озабоченными, он вытащил один рукав и показал Ваську опаленную огнем дырку у обшлага. - Осколком пробило. Руку, видать, ему задело. Может, и кровь тут была, да дезинфекцией вывели.
   Васек с трепетом взял жесткий рукав, осторожно потрогал дырку от осколка.
   - А больше-то нигде ничего нет, я все осмотрел, - переворачивая шинель, говорил Вася и, радостно вскинув брови, вдруг спросил: - Может, этот осколок в меня попал, а? Когда я под шинелью его лежал... У меня в ногах-то сколько осколков было! Может, и этот вынули? Как думаешь?
   Васек не знал. С нежностью гладя жесткое сукно шинели, он думал об отце, об учителе и о неизвестном раненом командире...
   Перевозка кончилась поздно. Завтра предстояло красить и обновлять парты. Елена Александровна торопила ребят расходиться по домам. Васек вспомнил, что он еще не читал дневника, который без него дописывал Одинцов.
   "Надо взять на вечер домой, почитать", - подумал он и побежал в пионерскую комнату.
   Около круглого столика стоял Алеша Кудрявцев. Углубившись в чтение, он не слышал, как скрипнула дверь. Но, почувствовав на себе чей-то взгляд, быстро закрыл дневник и обернулся. На пороге стоял Трубачев.
   Глава 70. ЛИЦОМ К ЛИЦУ
   Весь этот день Алеша мучился желанием дочитать дневник. Остановившись на описании того, как Трубачев и его товарищи скитаются в лесу, Кудрявцев вынужден был отнести дневник и положить на место, чтобы ребята не заметили его исчезновения.
   Помогая в перевозке мебели, складывая на дворе парты, он вдруг задумывался о прочитанном, отвечал на вопросы невпопад и с нетерпением ожидал вечера, когда ребята начнут расходиться по домам. Постепенно сутолока в доме и во дворе утихла. Алеша незаметно пробрался в пионерскую комнату. Как раз в этот день в пионерской комнате было проведено электричество, и на радостях там все время горел свет. Алеша осторожно прикрыл за собой дверь, задернул занавески и, найдя страницу, на которой он остановился, углубился в чтение.
   Шаг за шагом вместе с голодными и измученными ребятами добрался он до Макаровки; в его ушах шумел лес, во рту пересыхало от жажды; ему казалось, что вокруг носится запах хвои и мяты...
   Алеша забыл, что он находится в пионерской комнате, куда каждую минуту может кто-нибудь войти.
   Он вместе с ребятами подходил к Макаровке, волнуясь и радуясь предстоящему свиданию с девочками. Смерть Вали Степановой потрясла его. Черные строчки, старательно выписанные разборчивым почерком Одинцова, запрыгали перед глазами, горячий комок сдавил горло. В комнату кто-то вошел.
   Алеша закрыл дневник, испуганно оглянулся и встретился с удивленным взглядом Трубачева. Секунду они стояли друг против друга, лицом к лицу. Васек видел широко открытые глаза Кудрявцева. Только что пережитое волнение оставило в них теплый, влажный блеск.
   - Алеша... - тихо окликнул Трубачев.
   Кудрявцев шагнул вперед и без слов протянул товарищу руку.
   Васек крепко сжал его пальцы.
   За дверью вдруг раздались легкие шаги, и в комнату заглянула Елена Александровна.
   Два мальчика, держа друг друга за руки, стояли около круглого столика.
   - Мы уже уходим, - сказал Трубачев и, потянув за собой Алешу, вышел в коридор.
   Они молча миновали классы, закрыли за собой парадную дверь и пошли по двору. Белеющий в сумерках забор живо напомнил обоим их недавнее соперничество и вражду. Алеша еще крепче сжал руку Трубачева. Васек, улыбаясь, взглянул в лицо товарищу и просто сказал:
   - Я всегда хотел с тобой дружить.
   - Я тоже... - волнуясь, прошептал Алеша. - Но я сделал много плохого...
   - Об этом не вспоминают, когда мирятся, - быстро перебил его Васек. И после ссоры дружба бывает еще крепче.
   Мальчики пошли вместе домой. По дороге они говорили много и торопливо, забрасывая друг друга вопросами, как люди, встретившиеся после долгой разлуки. Васек с дружеской откровенностью рассказал о своей тревоге за отца, рассказал, как он и его товарищи всю зиму занимались с Костей, с Анатолием Александровичем, с Екатериной Алексеевной, как теперь к ним на помощь пришла Елена Александровна, какая она замечательная учительница!
   - И все-таки нам очень страшно: ведь нам предстоит экзамен! Можно не ответить на какой-нибудь вопрос - и тогда конец, сесть на второй год! Мы об этом даже думать не можем! - говорил Васек.
   - Как бы Елена Александровна вас не подвела! Ведь она все-таки печник, - заволновался Алеша.
   Васек остановился, серьезно поглядел ему в глаза:
   - Елена Александровна - очень хорошая учительница, и она настоящий друг ребятам! Алеша молчал.
   - Я хочу, чтобы ты знал это. Алеша! - настойчиво повторил Васек и снова горячо начал рассказывать, как в самый трудный момент их жизни пришла к ним на помощь Елена Александровна, как она изо всех сил старается подогнать их по арифметике, какая она строгая и справедливая, - Не ее вина будет, если мы все-таки останемся на второй год, - грустно закончил Васек.
   - Вы не должны остаться, Трубачев! Мы будем из класса в класс переходить вместе. У меня никогда не было настоящего друга... Я прочел ваш дневник и многое понял... Послушай, Трубачев! Может быть, вас переведут без экзамена? Ведь директор знает, что вы пропустили год, что вам трудно... - заволновался Алеша.
   Васек засмеялся:
   - Чудак ты, Алеша! Ведь это учеба - тут уж поблажки ждать нечего!
   Мальчики проговорили до позднего вечера. Сначала Алеша провожал Трубачева, потом Трубачев - Алешу. Во дворе своего дома Кудрявцев увидел отца. Накинув на плечи китель, генерал вместе с шофером возился около машины.
   - Подожди! Я только скажу отцу и опять провожу тебя, - быстро шепнул Ваську Алеша. Генерал вышел к воротам сам.
   - Я сердечно рад! - сказал он, крепко пожимая руку Ваську.
   Глава 71. ЗАВЕРШЕННЫЙ ТРУД
   Был теплый, солнечный день. Во дворе школы, поблескивая свежим лаком, как черные паровозики, стояли ряды обновленных парт. Около них вертелись школьники с кистями и консервными банками, наполненными лаком. Это была веселая работа - каждому хотелось красить парты для своего класса. Тут же, на дворе, оба Мироныча занимались починкой отсыревшей в сарае мебели. Грозный со старшими ребятами приводил в окончательный порядок весь дом. Толя Соколов вместе со своими семиклассниками заканчивал проводку электричества.
   В зале впервые заговорило радио. Теперь уже можно было всем вместе послушать сводку. Леонид Тимофеевич смотрел, как просторный, сверкающий белизной школьный зал наполнялся будущими учениками, как, чинно рассаживаясь на стульях, они приготавливались слушать сообщение.