- А до якого вам места?
   - До поворота, где река под горой, знаешь?
   - Чего ж не знаю! Километров двадцать по шоссе. Пешком далеко...
   Сергей Николаевич вошел в хату. Было еще слишком рано, чтобы снова звонить в райком. Он приподнял темную занавеску и стал смотреть во двор. Бездействие доводило его до отчаяния. В углу мирно тикали ходики. Стрелки медленно ползли к четырем часам. Хозяева спали.
   Сергей Николаевич взял свой рюкзак и в нерешительности пошел к дверям.
   Но Мирон Дмитриевич вдруг поднял с подушки нечесаную голову, провел ладонью по заспанному лицу и прислушался:
   - А ну, подождите!
   С дороги донесся тихий шелест и негромкий гудок.
   - Эге! За вами!
   Сергей Николаевич бросился к воротам.
   Машина была легковая. Шофер, открыв дверь, окликнул:
   - Кто тут будет товарищ учитель?
   На ходу застегивая френч, выскочил Мирон Дмитриевич. Сергей Николаевич крепко пожал ему руку:
   - Спасибо, Мирон Дмитриевич!
   - Добрый ты хлопец, а горячий, - с улыбкой сказал ему директор.
   Они обнялись.
   Хлопцы окружили шофера:
   - Ну, яки там новости?
   Шофер был хмурый, невыспавшийся.
   - Погано. Сильно напирает фашист, - хрипло сказал он.
   Люди, встревоженные его сообщением, ближе придвинулись к машине.
   Сергей Николаевич тронул шофера за плечо:
   - Поехали, поехали, товарищ! К большому лесу. По шоссе.
   Машина загудела, попятилась назад и, вырвавшись на лесную дорогу, помчалась, мягко подпрыгивая на ухабах.
   Глава 16. СНОВА В ПОХОД
   Мазин вытер губы и повторил:
   - Война!
   Ребята, тесно сдвинувшись вокруг, молча и тревожно смотрели то на него, то на Митю. Митя, ошеломленный неожиданным известием, старался сохранить спокойствие; он неестественно улыбнулся, пожал плечами.
   Мазин, прерываемый взволнованным Петькой, начал рассказывать:
   - Мы вышли на шоссе, а тут - скот гонят, люди идут...
   - Неожиданное нападение! - перебивая его, кричал Петька.
   Ребята забрасывали их вопросами:
   - А что говорят? Где сражение? Зачем скот гонят?
   Девочки прижимались друг к дружке, смотрели широко открытыми глазами на Митю:
   - Что же это, Митя? Война? Настоящая война?
   Митя поднял руку. Он чувствовал, что надо успокоить ребят, что-то сказать им, но про себя он уже спешно решал вопрос, что делать: ждать учителя или двигаться к нему навстречу?
   - Ребята! Война, конечно, является неожиданностью не только для нас, но и для всей нашей страны - Митя остановился, посмотрел на серьезные лица ребят. - Но у нас, у советских людей, у коммунистов, комсомольцев и пионеров, есть такое отличительное свойство: перестраиваться на ходу. Мы не теряемся ни при каких обстоятельствах. А потому наше дело: спокойно, стойко, как подобает пионерам, принять это известие и срочно перестрои- ться на военный лад... Трубачев, ты остаешься командиром отряда!.. - Ми- тя посмотрел на мирную полянку, на дымящуюся на костре картошку. - Сей- час лагерь снимется с места и походным порядком выйдет на шоссе. Вареную картошку разделить - съедим на ходу. Консервы, мешки с мукой, лишнюю посуду и лишние тяжести сложить в яму и замаскировать. Уладится дело - заберем. Каждый идет налегке - понятно?
   - Понятно! - серьезно ответили ребята.
   Митя взглянул на часы:
   - Полчаса на сборы.
   На поляне закипела работа.
   Снимали и связывали палатки, складывали в незаконченную землянку консервы, чугунки, удочки. Мазин и Русаков занимались маскировкой. Они искусно выложили дерном и забросали валежником яму. Синицына с Зориной раздавали горячую картошку. Кто-то из ребят потребовал соли. Синицына возмутилась:
   - Какая соль еще? Война, а он "соли"!
   Трубачев о чем-то советовался с Одинцовым. Через полчаса все было готово. Стоя посередине полянки с легкой ношей за спиной, ребята с сожалением поглядывали на изумрудную зелень, на затухший костер, на черные ямки в том месте, где так уютно стояли их палатки. Было странно, что они должны уходить отсюда потому, что на их землю пришел враг. Было непонятно и тревожно слово "война", знакомое ребятам только по книгам и рассказам.
   - Нам не страшно... Нам только самую чуточку страшно, - сознавались шепотком девочки.
   Ребята были настроены воинственно. У них появились толстые палки с острыми концами. Два кухонных ножа бесследно исчезли под чьими-то куртками.
   - Готово? - спросил Митя.
   - Готово!
   - "Если завтра война, если враг нападет..."- решительно запел Трубачев.
   - "Если темная сила нагрянет..."- звонко подхватили голоса ребят.
   Они шли, крепко ступая по земле, презирая колючки и крапиву, ломая на своем пути сухие ветки. Шли с песней, как идут бойцы.
   Когда первый боевой пыл улегся, стали решать, как быть, если Сергей Николаевич запоздает. Посыпались и другие вопросы. Ребята забеспокоились о родителях - что они думают? Мамы уже, верно, плачут. Надо послать телеграмму, успокоить их. И вообще, что будет дальше? И как это так все неожиданно случилось?
   Над головой сквозь темную зелень розовело небо, трава была еще мокрая, но в воздухе уже не чувствовалось ночной свежести.
   - А вдруг мы этих самых фашистов встретим? - тревожно оглядываясь, спросила Надя Глушкова.
   - Встретим - так будем драться! - крикнул Трубачев, с силой сбивая палкой молодые кусты.
   - Трубачев, отставить! - прикрикнул Митя. - Во-первых, мы их не встретим, во-вторых, таких вояк никому не нужно, а в-третьих, наша прямая обязанность - возможно скорей убраться восвояси, чтобы не затруднить собой взрослых.
   - Как - восвояси? Сейчас же? Домой? - разочарованно протянули ребята.
   - Да над нами все смеяться будут - скажут, что мы струсили.
   - Тут война, а мы "восвояси"! - возмущался Одинцов.
   - Ну, а куда же нам? Конечно, по домам надо, - рассудительно сказал Саша.
   - Конечно. В школу надо... - задумчиво поддержал его Сева.
   Трубачев был недоволен:
   - Что мы, маленькие, что ли? В гражданскую войну и не такие, как мы, воевали!
   - Я никуда не поеду! - решительно заявил Мазин.
   - Я тоже! - крикнул Русаков.
   Митя рассердился:
   - Кто это смеет рассуждать, поедет он или не поедет! Как старшие решат, так и будет. (А старшие - то есть он, Митя, и Сергей Николаевич, - без всякого сомнения, посадят всех в вагон и вывезут. А потом Сергей Николаевич пойдет на фронт, а может быть, и он, Митя.) И прекратить лишние разговоры! Давайте лучше слушать, не горнит ли Сергей Николаевич.
   Но горна не было слышно. Митя с каждым шагом испытывал все большее беспокойство. Что, если Сергей Николаевич не встретит их и потом будет искать в лесу? Поляна еще хранит следы пребывания лагеря. Учитель, наткнувшись на нее, вероятно, поймет, что Митя увел ребят в село. Но что будет, если, не услышав ответа на горн, учитель двинется в глубь леса и, разыскивая отряд, напрасно потеряет время? Надо было бы как-нибудь дать знать, куда снялся лагерь...
   Митя подозвал Трубачева.
   - Мы с тобой, брат, маху дали, - тихо сказал он.
   - А что? - встрепенулся Трубачев.
   - Да надо было Сергею Николаевичу какой-нибудь знак на поляне оставить, что мы ушли в село.
   - Знак? Я оставил! Мы с Одинцовым письмо в клеенку завернули и над костром к железке привязали, - сообщил Васек.
   Митя просветлел:
   - Ну, тогда все в порядке! Если и разойдемся, то он нас догонит.
   Шли долго. Дорога казалась очень длинной и незнакомой. Несколько раз останавливались, прислушивались и хором кричали:
   - Сергей Николаевич! Ау!
   Но в лесу не было слышно ни одного человеческого голоса. Мазин и Русаков то и дело забегали вперед - проверять свои дорожные знаки.
   - До шоссе осталось два километра! - сообщили они.
   Ребята заспешили.
   До них доносились какие-то смешанные звуки: неясный равномерный шум, стук колес, гудки машин. Митя сквозь деревья увидел красноармейцев. Они шли и шли ровным, широким шагом. Кое-где двигались за ними орудия, ехали грузовики, торчали вверх черные стволы винтовок. Ребята замерли.
   - Красная Армия пошла на врага! - торжественно сказала Валя Степанова.
   - Бойцы! Бойцы!
   Ребята врассыпную бросились к шоссе. Митя перепрыгнул через глубокий ров, отделявший его от дороги, и остановился, с волнением вглядываясь в суровые лица шагавших бойцов. Увидев пионеров, некоторые из них поворачивали серые от пыли лица и улыбались. Ребята радостно ловили эти улыбки.
   Сева Малютин, подняв вверх худенькую руку, махал и махал ею в воздухе. Петька схватил Мазина за плечо.
   - Пойдем за ними! - возбужденно зашептал он.
   Мазин нагнул голову, раздумывая:
   - Сейчас нельзя, не по-товарищески.
   Трубачев, Булгаков и Одинцов стояли на пригорке, освещенные лучами солнца. В немом восхищении они отдавали салют идущим в бой красноармейцам... И вдруг за сплошной движущейся массой, откуда-то с другой стороны шоссе, раздался призывный звук горна.
   - Сергей Николаевич!!!
   Митя схватил за плечо Белкина:
   - Давай! Давай!
   Тра-та-та-та! - изо всех сил забарабанил Белкин.
   Глава 17. ПЕРВАЯ РАЗЛУКА
   Учитель с горном в руках стоял по ту сторону шоссе. Он видел взволнованные лица ребят, видел Митю. Тягостное беспокойство, которое он испытывал в последние часы, сменилось в нем горячей нежностью. Он махал ребятам шляпой, время от времени подносил к губам горн и, раздувая щеки, горнил еще и еще, извещая их о том, что он здесь.
   А бойцы шли и шли, новыми рядами выступая из-за поворота, не давая возможности Сергею Николаевичу соединиться с Митей. Шофер давал гудки, мальчишки буйно волновались. Митя с трудом удерживал их.
   Машина медленно двинулась по боковой дороге, по направлению к селу. Горн стал удаляться и звать за собой. Митя поспешно направился в ту же сторону. Теперь бойцы шли им навстречу, а Сергей Николаевич и ребята двигались по обеим сторонам шоссе.
   За поворотом ребята бросились к учителю. Шофер остановил машину и, улыбаясь, смотрел, как, отталкивая друг друга, ребята обнимают учителя, тянутся к нему со всех сторон, наперебой рассказывают, как они узнали про войну, как боялись разминуться с ним на шоссе, как шли и как хорошо было бы в лагере, если б не война...
   Митя стоял в стороне, но, встречаясь с ним глазами, учитель кивал ему головой. И, когда наконец они протолкались друг к другу, Сергей Николаевич неожиданно крепко поцеловал Митю и, сжав его плечи, спросил:
   - Ну как?
   Веснушчатое лицо Мити зарделось, он смущенно улыбнулся:
   - Да ничего!
   И оба они понимали, что под этим "ничего" скрыта большая, только что пережитая тревога, а теперь им легче, потому что они вместе.
   Отойдя в сторону от ребят, Сергей Николаевич крепко сжал руку Мите и серьезно сказал:
   - Ну, теперь все в порядке. Сейчас вы поедете с ребятами прямо на станцию. Машину набьем до отказа. Кто не сядет, пойдет со мной пешком...
   - Они пойдут со мной! - перебил его Митя.
   - Подождите. По приезде на станцию вы сейчас же отправите нам машину навстречу и договоритесь с начальником станции о вагоне.
   - Сергей Николаевич, по-моему, вы это лучше сделаете! Время такое... я могу не договориться... Кроме того, большая часть ребят сейчас уедет; значит, останутся только шесть-семь человек. А вдруг поезд как раз подойдет и я не буду знать, что делать? - решительно запротестовал Митя.
   - Поезжайте, поезжайте! - уговаривал его учитель. - Если поезд как раз на станции, вывозите первую партию, а за нами посылайте машину.
   Митя спорил. Учитель сердился, доказывал, потом махнул рукой и громко сказал:
   - Хорошо! Значит, я возьму столько, сколько смогу, а вы будете ждать в селе возвращения машины.
   Ребята одолевали шофера:
   - Вы за нами приехали? А почему на легковой? Лучше бы на грузовике...
   - А откуда вы приехали - там есть уже война?
   Подошли Сергей Николаевич и Митя. Учитель открыл дверцы машины:
   - Ну, ребята, сейчас мы вас тут, как грибов в кузов, наберем! Садитесь так, чтобы как можно больше взять. Первая партия поедет со мною. Другая пойдет с Митей пешком до села и будет ждать, пока за ней вернется машина. Кто устал, кому трудно идти, поедет со мной. А ну-ка, девочки! Девочки! Ну, что же?
   Ребята застеснялись. Несколько девочек сели в машину. Митя постучал им в окно:
   - Поплотней, поплотней садитесь! На колени друг к дружке. Садитесь, садитесь! Глушкова! Белкин! Где Малютин?
   Трубачев подошел к Севе:
   - Ты с Сергеем Николаевичем?
   - Нет, я с Митей, пешком. Пусть другие... - Сева спрятался за спиной Мити.
   - Синицына Нюра! - кричал Сергей Николаевич, несмотря на то что дверцы машины уже не закрывались. - Синицына!.. Митя, давайте и ее как-нибудь посадим, - вытирая платком разгоряченное лицо, говорил учитель. - Ведь я могу уехать. Если попадем на поезд, мы вас ждать не будем... Синицына!.. Сергей Николаевич понизил голос: - Пожалуй, вам будет трудно с ней. Давайте-ка ее в кабинку... Товарищ шофер, еще одну там устроить нельзя?
   - Да некуда уже, товарищ... Одну девочку я посадил, а еще и вам где-то надо сесть.
   - Ничего, Нюра пойдет со мной. Она ведет себя хорошо, - успокоил Сергея Николаевича Митя. - Поезжайте! А мы, как только придет машина, вслед за вами. Еще, может, на станции застанем вас.
   - Давайте рассчитаем. В село вы придете к вечеру. Если машина вернется раньше, она вас будет ждать. Во всяком случае, не медлите. Если кого-нибудь удастся посадить на случайную машину, вслед за нами, - сажайте. Я на станции предупрежу... - Учитель с трудом влез в кабину. - Скажите там, чтобы не наваливались на дверцу, а то вылетят! - кричал он оглядываясь.
   - Ребята, держите дверцу, не наваливайтесь!
   - Ничего, ничего! Мы друг за дружку держимся! - кричали ребята.
   Учитель быстро сосчитал остающихся:
   - Трубачев, Одинцов, Булгаков, Мазин, Русаков, Степанова, Зорина, Синицына, Малютин... Малютин, ты почему не сел?
   - Я ничего... Я с Трубачевым хочу! Я не устал, Сергей Николаевич!
   - Ну, смотри! - Учитель махнул рукой и подозвал к себе Митю: - До свиданья, Митя! Помните - не задерживайтесь. Ну, в вагоне обо всем поговорим... Из пионерского имущества берите только самое необходимое - вряд ли мы можем рассчитывать на свободный поезд... Ну, друзья... - обратился он к кучке стоящих на дороге ребят. - Трубачев! Шагайте к селу! Слушайтесь Митю! На станции увидимся! - Он соединил в своих ладонях протянутые к нему руки: - Будьте молодцами! Не раскисайте в пути!
   Машина двинулась. Внутри нее, как в тесном гнезде, плотно прижавшись друг к дружке, сидели ребята; из окошечка высовывались руки, махали в воздухе:
   - До свиданья! До свиданья! Догоняйте нас!
   Машина загудела и, набирая скорость, помчалась по шоссе.
   Митя собрал ребят:
   - Ну, пошли!
   Маленький отряд бодро зашагал по дороге. Солнце постепенно нагревало камни на шоссе.
   Ребята сняли тапки и шли по краю леса, по узенькой утоптанной тропинке. Мимо проехала нагруженная всякой утварью телега. На ней сидела женщина, повязанная темным платком; на коленях у нее спал ребенок; сзади сидело еще трое, держась за узлы. Девочка лет десяти правила лошадью. Женщина то и дело утирала концом платка набегавшую слезу.
   - Ульяна! - окликнула ее старая бабка, выходя из лесу с мешком свежей травы. - Куда это?
   Ульяна тронула девочку за плечо. Лошадь остановилась.
   - В Макаровку. Мирон отправляет... говорит: "Эвакуируйся от меня, пока война", - уныло сказала она, поправляя на голове платок и моргая глазами. Вот... еду...
   Старуха кивнула головой на ребят:
   - А як же? Треба мужа слухаты, голубка моя, бо ты не одна, у тебя дети... Ось из-под Лукинок детский дом с малыми детьми тоже эвакуируется. Целую машину их погрузили... И заведущая и воспитателька с ними. - Старуха вытерла двумя пальцами рот и зашептала: - Кажуть люди - вороги страшной силой идут. Бьются наши крепко, а они опять напирают.
   Ульяна сердито блеснула глазами:
   - Побоялась я их! Як бы не Мирон, сроду не поехала бы никуда от своей хаты!
   Девочка, услышав про ворогов, хлестнула лошадь. Ребята с Митей остались позади. Какие-то люди догоняли их на шоссе, другие шли им навстречу. Все говорили о войне. Никто точно не знал, где немцы: близко или далеко. Митя уже слышал от Сергея Николаевича, что пограничная охрана, не ожидавшая вероломного нападения, была смята и фашисты продвинулись на несколько километров. Митя с нетерпением ждал минуты, когда он сам, своими ушами, услышит по радио сводку или, усадив в вагон ребят, обстоятельно расспросит обо всем Сергея Николаевича.
   После полудня, когда ребята присели отдохнуть и закусить, в небе снова стало неспокойно. Показались самолеты. Один из бомбардировщиков пролетел так низко над лесом, что казалось, крылья его вот-вот заденут за верхушки деревьев. Митя поднял ребят. Прибавили шагу.
   Под вечер стало легче идти. Воздух посвежел, пыль улеглась. Солнце широкими полосами ложилось на поля. Колхозники убирали хлеб.
   Навстречу вдруг выехал грузовик. Он был доверху заложен ящиками и покрыт брезентом. Два красноармейца охраняли его, сидя наверху. С ним поравнялся другой грузовик. Он обогнал Митю с ребятами. В нем ехали две женщины с детьми. На дне машины, устланной матрацами и одеялами, тесно сидели малыши в белых фартучках. Обе машины остановились. Красноармеец подошел к шоферу прикурить. Женщина, ехавшая с детьми, неумело слезла с грузовика.
   - Товарищи! Вы от Жуковки едете? Как там - не забито шоссе машинами, проедем мы?
   - Ничего, проедете гражданка! - заглядывая в машину с детьми и подмигивая какому-то малышу, ответил красноармеец. - Ишь, стронули вас проклятые гитлеровцы с гнезда! - сочувственно добавил он.
   - Что делать! Война. Нам лишь бы до станции добраться, а там в вагоне с людьми веселее как-то. Мы на Киев...
   Митя прислушался.
   - А ну, подождите, ребята! - Он быстрыми шагами направился к женщине.
   Девочки окружили грузовик и, подпрыгивая, заглядывали в машину:
   - Нянечка, это дошкольники?
   - Валя! Лида! Смотрите, какой медвежонок в белом фартучке!
   Девочки протягивали руки. Малыши, что-то лепеча на своем языке, кучкой лезли к краю машины.
   - Тетя Катя, девочки к нам пришли! - серьезно сказал беленький мальчик с большими карими глазами.
   Тетя Катя кивнула ему головой и, заметив подходившего к ней Митю, пошла ему навстречу. У нее было доброе лицо и ясные, спокойные глаза. Она выслушала Митю и сразу заговорила с ним так, как говорят с близким знакомым:
   - Послушайте! Если ваш учитель поехал с ребятами на станцию, то возможно, что мы попадем с ним на один поезд. Я могу взять с собой девочек и там передать их Сергею Николаевичу, а вы с ребятами поедете следующим поездом - вероятно, уже утром. Я бы с удовольствием взяла всех, но у меня, как видите, полным-полна коробушка, - с улыбкой закончила тетя Катя.
   - Ну что вы! И за девочек спасибо... Только вот что... - Митя сморщил лоб, забеспокоился. - Видите ли, я должен быть уверен, что в случае чего... ну, скажем, поезд подали раньше и наш Сергей Николаевич уехал...
   Тетя Катя ласково погладила Митю по плечу:
   - Я понимаю... Не брошу, не брошу! Довезу до Киева, сдам в детскую комнату, найду вашего учителя и вообще сделаю все, что нужно. Не беспокойтесь, дорогой! И решайтесь скорее, а то нам нужно ехать. Ну, спросите своих девочек!
   Заведующая пошла к машине. Красноармейцы, перекурив с шофером, осторожно объезжали грузовик с детьми. Митя позвал девочек:
   - Ну, девочки, поехали! Вот Екатерина Михайловна обещает нас доставить на станцию. Мы обо всем договорились. Садитесь, живо!
   Девочки не спорили: они были рады ехать с малышами, догнать Сергея Николаевича с ребятами.
   Митя посадил Валю Степанову, Лиду Зорину и Нюру Синицыну. Нюра, влезая в машину, зацепилась за крюк своей корзиночкой и чуть не расплакалась:
   - Митя! Тут нитки у меня... Ой, ножнички, ножнички упали!
   Ребята подобрали нитки и ножницы. Екатерина Михайловна потесней усадила своих малышей и освободила уголок:
   - Ну, так. Семейство мое прибавилось... До свиданья, товарищ Митя! Не беспокойтесь за ваших девочек!
   Машина тронулась.
   - До свиданья, девочки! Мы следом за вами! - шагая рядом с машиной, говорил Митя. - А если Сергей Николаевич уже уехал, вы от Екатерины Михайловны ни на шаг! Я вас сам разыщу, понятно? Мы встретимся в Киеве!
   - Ладно, ладно, Митя! Не беспокойся! Мы с Екатериной Михайловной будем!.. Ребята, до свиданья!
   Мальчики побежали за машиной:
   - Лида Зорина! До свиданья! Синицына, Валя!
   Девочки долго и неутомимо махали им платками. Когда грузовик скрылся из глаз, Митя вытер рукавом лоб и облегченно вздохнул:
   - Ну, все в порядке! Остались одни мужчины. Народ мужественный и твердый.
   x x x
   В село пришли поздно вечером. В небе снова зловеще гудели самолеты, глухие удары слышались то впереди, то где-то далеко позади.
   На шоссе догнал Генка. Гнедой его был в грязи и в мыле.
   - Весь лес объездил. Дядя Степан велел найти вас. Ну я, конечно, на лагерь наехал. Письмо прочитал, да и назад!
   Ребята обрадовались Генке. По очереди ехали на Гнедом. Впечатления дня и длинный путь утомили всех. Ноги болели...
   Подходя к селу, мальчики изо всех сил старались казаться бодрыми, пели боевые военные песни, выпрямляли усталые плечи; но едва вошли в теплую хату Степана Ильича, как один за другим повалились на лавку. Баба Ивга с ласковыми причитаниями кормила их варениками. Глаза у ребят закрывались, и, пока Татьяна стелила им на полу, они уже крепко спали, привалившись друг к другу. Митя не ложился долго. Он ждал машину, которая, по его расчетам, должна была скоро вернуться со станции.
   Стоя на крыльце, Митя думал о развернувшихся событиях, как о каком-то страшном и неправдоподобном сне, и даже услышанная им по радио сводка не утвердила в нем мысли, что война действительно есть, что, может быть, где-то за пятьдесят - шестьдесят километров уже второй день идут кровопролитные бои... Митя ждал Степана Ильича. Он чувствовал острую необходимость поговорить со взрослым партийным человеком. Быстрое продвижение немецких частей казалось ему тяжелым недоразумением, а то, что враг осмеливался бомбить наши города, было совершенно невероятно...
   Степана Ильича не было. Баба Ивга объяснила, что сейчас все село на уборке хлеба. Уложив ребят, ушла и Татьяна.
   Митя сходил в школу, вместе с дедом Михайлом собрал пионерское имущество, туго набил рюкзаки. Назад он шел шатаясь, отяжелевшие ноги не слушались его.
   Над пустым селом гулял месяц - небо вдруг очистилось. Наступило затишье. На поле мирно гудели тракторы; освещенные месяцем тополя как будто охраняли село... Дорога уходила далеко-далеко, ровная, белая, спокойная...
   У Степановой хаты Митя остановился, поглядел на часы: было двенадцать часов ночи. Машина могла бы уже вернуться... Митя вспомнил, что около деревни Жуковки, не доезжая станции, плохая дорога - песок и глина.
   Степана Ильича все еще не было. На полу крепко спали ребята. На кровати сладко сопел Жорка. Митя лег около Трубачева; он представил себе Сергея Николаевича, отъезжающую машину с ребятами, девочек... Потом в его усталой голове все смешалось задернулось туманом... И Митя заснул.
   Он не слышал и не видел, как над селом зловеще проплыли бомбардировщики, как где-то около Жуковки вздыбилась дорога от первых сброшенных бомб, как на железнодорожной станции тяжело ухнула земля и белый каменный вокзал, разламываясь надвое, засыпал кирпичом и известкой железнодорожные пути...
   Глава 18. КЛУБОК НИТОК
   Митю разбудил шум, доносившийся со двора: слышались плачущие голоса женщин, гневные выкрики, проклятья. Среди них выделялся старческий, дребезжащий голос; его прерывал спокойный густой бас Степана Ильича. Митя провел ладонью по своей колючей бритой голове и сел... В раскрытые двери и окна широким потоком вливалось солнце. Разогревшиеся во сне ребята закрывались от него руками, прятали головы в подушки, не в силах побороть крепкий утренний сон. Ни бабы Ивги, ни Татьяны не было в хате. Машины, видно, тоже еще не было.
   Во дворе вдруг стало совсем тихо. Говорил один Степан Ильич:
   - Одним словом, нашего колхозного хлеба фашистам не кушать! Вывезем все до единой крохи, а не вывезем - так найдем, как с ним поступить.
   Митя вышел во двор. Около сельрады собрались колхозники. Они были возбуждены, взволнованы; бабы утирали передниками глаза. Лица у всех были утомленные - видно, никто не ложился спать в эту ночь. У забора стояла мокрая, вспотевшая лошадь. Ребятишки заботливо вытирали тряпками ее запавшие бока. Около хаты на завалинке, окруженный тесной кучкой колхозниц, сидел высокий бородатый дед в пыльной, прокопченной рубахе, в старом пиджаке. Он поминутно вскакивал и, размахивая руками, кричал срывающимся голосом, перебивая Степана Ильича:
   - А як ты его вывезешь? Куда ты пассажиров распределишь? Я кажу - народ давайте! Треба станцию восстанавливать. Красная Армия с Киева подходит - на чем будем подвозить? Ведь он же, проклятый, весь вокзал разворошил! Пути все чисто перебиты, каменюгой завалены! Ой, горе, люди! - Он покрутил головой и ударил себя кулаком в грудь: - Двадцать лет сторожил! Какую новую станцию поставили! Вагоны были як те огурки зеленые. И нема, ничого нема. А людей так уж не касайся - сколько их перебил да покалечил проклятый кат за эту ночь!..
   - Ну, слухай, диду! Все, что потребуется, будет сделано. И пути починим и вагоны пригоним, - спокойно отвечал ему Степан Ильич. - Людей, конечно, убитых не вернешь... это не в нашей воле. Только ворог наш кровью своей заплатит нам за каждого человека, а за детей наших и крови его не хватит выклюет ему воронье поганые очи за детей наших!
   Бабы громко заплакали, закричали мужики, потом все стихло...