Страница:
За успехами Гитлера с завистью следил итальянский диктатор. Не близится ли время, размышлял "дуче", "вернуть" Италии наследие древнего Рима? Муссолини принялся за разработку экспансионистской программы, которой дал броское название "Марш к океану". Она предусматривала превращение Средиземного моря в "итальянское озеро", захват государств Северной и Центральной Африки, создание обширной колониальной империи от Красного моря до Атлантического океана. Итальянские монополисты претендовали получить в наследство от Англии и Франции их заморские владения и рынки сбыта.
4 февраля Муссолини созвал в "Палаццо Венеция" секретное заседание Большого фашистского совета. По характеру и значению для последующей политики Италии его можно сравнить с совещанием у Гитлера 5 ноября 1937 г.
"Я пригласил вас, - заявил "дуче" фашистским иерархам, - для того, чтобы сообщить мои намерения и ориентировать вас на ближайшее время или, возможно, на длительный период, может быть, на очень длительный... Италия омывается внутренним морем, сообщающимся с океаном при помощи Суэцкого канала, который легко может быть перекрыт, и Гибралтарского пролива, контролируемого Англией. Таким образом, Италия не имеет свободного выхода в океан. Она заперта в Средиземном море. Чем больше будут расти ее население и мощь, тем больший ущерб будет приносить ее заточение. Брусьями решетки ее тюрьмы служат Корсика, Тунис, Мальта и Кипр. Ее сторожами являются Гибралтар и Суэц.
Задача итальянской политики заключается прежде всего в том, чтобы взломать решетку ее тюрьмы. После этого у нее будет одна цель - марш к океану. Но к какому океану? К Индийскому, через Судан, который связывает Ливию с Абиссинией? Или к океану Атлантическому, через французскую Северную Африку? И в том и в другом случае мы встретим, сопротивление как англичан, так и французов".
Италия, разумеется, пока слишком слаба, чтобы выступить сразу против обоих противников. Англия располагает в Средиземном море сильным флотом, который в случае конфликта может сразу же наделать немало неприятностей. С этим приходится считаться. Более уязвима позиция Франции - ее внимание целиком поглощено событиями за Рейном.
"Дуче" делает соответствующие выводы. Он идет навстречу стремлениям Чемберлена "умиротворить" Италию. 16 апреля 1938 г. состоялось подписание "джентльменского соглашения" с Англией. Британское правительство признало итальянский суверенитет над Эфиопией, за что Муссолини обещал вывести своих "добровольцев" из Испании после окончания гражданской войны. Тем самым. Англия признала законным разбой в отношении Эфиопии.
16 ноября 1938 г. англо-итальянское соглашение вступило в силу, явившись своего рода параллелью англогерманской декларации от 30 сентября того же года. Ступенька за ступенькой английская дипломатия прокладывала путь к "Пакту четырех".
Французские правящие круги последовали английскому примеру. Они предложили Италии заключить подобное же соглашение. В мае 1938 г. Муссолини ответил отказом. Тогда, заискивая перед ним, французское правительство направило вскоре после Мюнхена нового посла в Рим. До этого Франсуа-Понсе представлял Францию в Берлине и оказал весьма ценные услуги Бонне при подготовке мюнхенского предательства. В Риме он вручил верительные грамоты, адресованные "королю Италии и императору Эфиопии". Но французских мюнхенцев ожидало глубокое разочарование. Узнав о намечавшемся подписании в Париже 6 декабря франко-германской декларации (сближение Франции и Германии мало импонировало "дуче"), Муссолини устроил антифранцузскую демонстрацию. Когда 30 ноября 1938 г. министр иностранных дел Чиано упомянул в парламенте о "естественных притязаниях Италии", депутаты вскочили с мест и принялись кричать: "Тунис! Корсика! Ницца! Савойя!" Спектакль разыграли специально для присутствовавшего на заседании посла Франции. 17 декабря МИД Италии официально информировал Кэ д'Орсе, что правительство не считает более имеющими силу соглашения, подписанные в Риме 8 января 1935 г., и, следовательно, "уже не существует более какой-либо основы для итало-французской дружбы". Заискивания французской дипломатии перед "дуче", таким образом, давали обратные результаты.
При попустительстве западных держав Муссолини все более наглел. Используя аппарат принуждения фашистского государства, монополистический капитал вовлекал народ Италии в чуждые ему захватнические авантюры. "Чтобы сделать народ великим, - заявил Муссолини в одной из бесед с Чиано, - надо послать его на битву, хотя бы даже пинком ноги в зад. Именно так я и сделаю..."
Испытывая личную неприязнь к Франции (в ее архивах хранились компрометирующие его документы{91}), Муссолини рисовал себе картины победоносного похода войск под его руководством и поражения ненавистного врага. Тогда он покажет итальянцам, как следует устраивать мир в Европе! "Он не потребует никакой компенсации, - записал Чиано слова "дуче", - но он уничтожит все и многие города сотрет, как губкой". Но прежде он рассчитывал упрочить европейские позиции Италии с помощью третьего рейха. "Было бы глупо пытаться разрешить эту проблему, - указывал Муссолини, говоря о "походе к океану", - не обеспечив наши тылы на континенте. Политика оси Рим - Берлин отвечает исторической необходимости первостепенного значения".
Несмотря на шумные заявления о солидарности двух фашистских империй, взаимоотношения партнеров по "оси" были далеко не безоблачными. Бескровные "победы" Гитлера отодвинули "дуче" на второй план и глубоко задевали его самолюбие. К этому добавлялись соображения более реалистического порядка. Муссолини не возражал против продвижения фашистского рейха на Восток, в сторону СССР, но с беспокойством наблюдал за быстрым усилением германского влияния в районе дунайского бассейна.
Характерный эпизод произошел в марте 1939 г. Оккупация Праги, осуществленная Гитлером без уведомления своего партнера, была встречена в Риме с неудовольствием. Она подрывала престиж "дуче", всерьез уверовавшего в то, что он выступал в Мюнхене в роли "арбитра".
Одновременно стало известно о деятельности нацистской агентуры в Югославии. Кроатия, как сообщалось, была намерена объявить "независимость" и просить рейх взять ее под свою "защиту". Муссолини и его окружение негодовали. 18 марта итальянский посол в Берлине Аттолико предложил Чиано "обстоятельно выяснить" у Гитлера - существует ли равенство прав и обязанностей между державами "оси" и во что превратили немцы элементарную обязанность информации и консультации с партнером? Намереваются ли они изгнать Италию с Балкан, "оставив за ней лишь воды Средиземного моря"?
За день до этого Чиано пригласил германского посла Макензена и сделал ему решительное заявление: условием создания "оси" служит признание Германией незаинтересованности в районе Средиземного моря; ее вмешательство в дела кроатов будет автоматически означать ликвидацию "оси".
19 марта Муссолини отдал приказ сосредоточить войска в Венеции. "Если в Кроатии произойдет революция, - записал Чиано в своем дневнике, - мы вмешаемся. И если немцы попытаются нас остановить, мы будем в них стрелять. Я все более убеждаюсь, что это могло бы произойти. События последних дней изменили мое мнение о фюрере и Германии; о" коварен и вероломен, и никакую политику нельзя проводить с ним совместно".
На следующий день поступил успокоительный ответ из Берлина. Средиземное море "не является, не может и не должно быть германским морем". Муссолини воспринял это заверение с известным скептицизмом. Так выглядела "дружба" двух фашистских хищников, объединившихся для разбоя.
Давним объектом вожделений империалистов Италии являлась Албания. Еще в годы первой мировой войны, торгуясь в отношении платы за выступление на стороне Антанты, дипломатия Рима добилась согласия Англии и Франции на установление итальянского протектората над Албанией. Это условие было зафиксировано в Лондонском договоре 1915 г. По решению Версальской конференции Италия получила мандат на Албанию. Подъем национально-освободительной борьбы в стране заставил итальянских империалистов отказаться от него в 1920 г. Но они не отказались от своих агрессивных замыслов. В последующие годы Италия навязала ряд договоров, которые обеспечили ей решающие позиции в экономической и политической жизни Албании.
Активную роль в подготовке агрессии против Албании сыграл Чиано. Молодой министр иностранных дел был весьма характерной для фашистской Италии фигурой. Знакомство с его портретом поможет понять, что в действительности скрывалось за высокопарными выражениями "дуче" о стремлении страны "вырваться из тюрьмы".
Сын адмирала Констанцо Чиано, графа Кортелаццо, председателя Палаты корпораций и личного друга "дуче", одного из богатейших людей Италии, Галеаццо Чиано сначала подвизался на поприще журналистики, а затем занимал скромные дипломатические посты. Брак с дочерью диктатора - Эддой Муссолини положил начало его феерической карьере. Поставленный во главе министерства пропаганды, он искусно руководил хором похвал в адрес тестя. В 1936 г. Чиано занял кресло министра иностранных дел.
Несмотря на отсутствие серьезного образования и поверхностность суждений, Чиано был полон честолюбивых замыслов. Необычайно тщеславный, он не упускал ни одного случая, чтобы показаться рядом с тестем. Выставляя грудь, украшенную орденами и знаками отличия, выпячивая по примеру Муссолини нижнюю челюсть, Чиано быстро приобрел прозвище "маленький дуче".
Как пишет в своих мемуарах один из главарей фашистской политической полиции Лето, Чиано надеялся стать наследником тестя и занять его место. Ловко используя покровительство диктатора, Чиано сколотил колоссальное состояние, пожалуй, самое крупное в Италии, и занял одну из ключевых позиций в государственном аппарате.
Правящая клика Италии непосредственно участвовала в ограблении захваченных стран. Поэтому Чиано и его группировка, куда входили крупные чиновники, был" лично заинтересованы в разбойничьем нападении на соседнюю маленькую страну. Используя свое положение, Чиано установил абсолютный и безоговорочный запрет полиции заниматься любыми, касающимися Албании делами. "Албания, - сказал однажды начальник полиции Боккини, - вотчина Чиано, и я не хочу с ним ссориться".
Это свидетельство помогает раскрыть значение некоторых записей в дневнике Чиано относительно его участия в подготовке агрессии.
"Подготовка в Албании быстро продвигается вперед, - отметил он 27 октября 1938 г. - Акция начинает ясно вырисовываться: убийство короля (вероятно, Кочи возьмется осуществить это за вознаграждение в 10 млн.); уличные беспорядки; войска, верные нам (практически все начальники и в том числе Кмиа), спускаются с гор; обращение к Италии с просьбой политического и, в случае необходимости, военного вмешательства; предложение короны Королю-Императору (титул, присвоенный Виктору-Эммануилу III после захвата Эфиопии и провозглашения Италии империей. - Авт.) и в дальнейшем аннексия. Яакомони{92} гарантирует, что все может быть точно выполнено с предупреждением за месяц".
После оккупации гитлеровскими войсками всей Чехословакии Муссолини решил ускорить операцию против Албании.
"Чемберлен прислал дуче письмо, - записал Чиано 23 марта. - Он излагает свою озабоченность в связи с международным положением и предлагает ему содействовать восстановлению доверия и сохранению мира, Муссолини даст ответ после удара в Албании: это письмо поощряет его к действию, так как он видит в нем новое доказательство инертности демократий".
Ранним утром 7 апреля итальянские войска начали вторжение в Албанию с моря. Чиано наблюдал за высадкой войск с самолета. "Великолепный спектакль", - отметил он.
Убедившись в своей безнаказанности, агрессоры окончательно сбросили маску. 22 мая в Берлине состоялось подписание военного союза между Германией и Италией. Муссолини, с его пристрастием к риторике, предложил назвать договор "Пактом крови". Остановились на более "спокойном" наименовании "Стальной пакт".
Это был откровенный разбойничий союз двух империалистических хищников, которые заявляли о своем намерении "бок о бок и объединив силы отстаивать сферу своих жизненных интересов".
Первая и вторая статьи предусматривали постоянный контакт между сторонами по затрагивающим их вопросам и немедленные консультации, если бы возникла какая-либо угроза.
Статья третья говорила об условиях оказания взаимопомощи. Отброшена была "оборонительная" маскировка, к которой обычно прибегает буржуазная дипломатия. Откровенно шла речь не о взаимной обороне, а о совместном участии в войне, когда одна из сторон окажется "вовлеченной" в конфликт. Повод для такого "вовлечения" каждый из агрессоров мог выбрать по своему вкусу.
Текст "Стального пакта" был разработан в Берлине. "Я никогда не видел подобного договора, - записал Чиано, ознакомившись с германским проектом, это подлинный динамит".
Подписав договор, Италия предоставила Гитлеру возможность в любую минуту, по его усмотрению, спровоцировать мировой пожар{*37}.
"Вычеркнуть Польшу из истории!"
Судьба польского народа в те годы складывалась чрезвычайно трагично.
Неужели нельзя было предотвратить сентябрьскую катастрофу 1939 г.? Ставшие известными в последнее время секретные документы гитлеровского рейха приводят к выводу: Германия не рискнула бы в 1939 г. напасть на Польшу, если бы знала, что на границе встретит не только польские, но и советские войска. Что же помешало этому?
Гитлеровцы понимали, что сближение Польши и СССР создало бы непреодолимую преграду на пути осуществления их замыслов. Маневры нацистской дипломатии преследовали цель заставить польское правительство "вырыть ров" в отношениях с Советским Союзом. Эту работу выполнила находившаяся у власти клика пилсудчиков во главе с маршалом Рыдз-Смиглы, президентом Мосьцицким и министром иностранных дел Беком.
Насколько грубо велась игра, свидетельствуют документы, связанные, например, с визитом Геринга в Польшу в январе - феврале 1935 г. Приглашение на охоту в Беловежской пуще он использовал для того, чтобы с необычной откровенностью "поделиться своими мыслями".
"В своих беседах Геринг проявил себя значительно более откровенным, чем принято, - записал в дневнике заместитель польского министра иностранных дел граф Шембек. - Особенно это относится к его беседам с генералами, и в частности с генералом Соснковским. Он зашел настолько далеко, что почти предложил нам антирусский союз и совместный поход на Москву. При этом он высказал мнение, что Украина стала бы зоной влияния Польши, а северо-запад России - зоной Германии".
Большие куски советской территории, которые гитлеровцы предлагали польским панам, стали дежурным блюдом германской дипломатической кухни в отношениях с Польшей. Так, Геринг, беседуя в августе 1938 г. с Липским, опять сделал ряд провокационных антисоветских намеков.
"Относительно русской проблемы, - сообщал польский посол в Варшаву, он в общих чертах сказал, что она, после решения чешского вопроса, станет актуальной. Он вернулся к своей мысли, что в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной, не предоставив помощи Польше... Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине".
Коварные речи гитлеровцев находили в Варшаве благожелательный отклик. Польские санационные круги, проводя политику антикоммунизма, искали сближения с фашистской Германией.
Буржуазная Польша тем самым копала себе собственную могилу.
На внешнеполитический курс, диктовавшийся кучкой крупных магнатов и помещиков, большое влияние оказывала внутриполитическая обстановка. Несмотря на введение в 1935 г. конституции, которая узаконила жестокие репрессии против трудящихся и широкое использование шовинистической пропаганды в отношении нацменьшинств, режим "санации" переживал глубокий кризис. В стране росло демократическое движение. Прогрессивные силы во главе с коммунистами призывали к свержению правящей клики, разрыву с реакционным курсом и заключению союза с СССР.
Не имея опоры внутри страны, группа "полковников", захвативших власть, искала выхода во внешнеполитических авантюрах. В дни Мюнхена польские руководители приняли участие в гитлеровской агрессии против Чехословакии и захватили Тешинскую Силезию. Немалые надежды они связывали и с походом нацистов на восток, против СССР.
"Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией, - объяснял Шембек польскому послу в Москве Гржибовскому 10 декабря 1938 г. - Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии".
Не желая раскрывать свое подлинное лицо во взаимоотношениях с СССР и боясь собственного народа, польская клика не рискнула пойти на прямой сговор с фашистской Германией. Она строила авантюристические планы, намереваясь при случае воспользоваться обстановкой и захватить советские земли.
Когда политические стратеги Запада усиленно обсуждали после Мюнхена различные варианты расчленения СССР, гитлеровцы не упускали случая, чтобы подогреть у своих "друзей" в Варшаве антисоветские настроения. Так, в ноябре 1938 г. они намекнули о желании узнать, "не имеет ли Польша проектов в отношении кавказской нефти и вообще существует ли у Польши план экономического проникновения в Россию".
Наряду с этим, осенью 1938 г. нацистская дипломатия стала заблаговременно готовить предлог для провоцирования кризиса в германо-польских отношениях и "оправдания" агрессии. 24 октября Риббентроп пригласил Липского на завтрак и сообщил о намерении в строго доверительном порядке, включив в число информированных лиц еще Бека, обсудить "проблему общего характера". Риббентроп высказал мысль, что пришло время найти "общее решение" для устранения спорных вопросов в отношениях двух стран. Он предложил, чтобы Польша передала Германии Гданьск (Данциг) и в Поморье (так называемом польском "коридоре") экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги, которая соединила бы Восточную Пруссию с Германией. Чтобы позолотить пилюлю, Риббентроп добавил: рейх будет согласен гарантировать германо-польскую границу и продлить на 25 лет договор 1934 г. В заключение Польше предложили выработать общую с Германией позицию в отношении СССР и присоединиться к "Антикоминтерновскому пакту".
Поднимая вопрос о Гданьске и "коридоре", гитлеровцы заранее рассчитывали, что польское правительство не примет их предложения. Экономика послеверсальской Польши, созданной как одно из звеньев в "санитарном" кордоне против СССР, умышленно была ориентирована на Запад. Около 70% ее торгового оборота проходило через Гданьск и расположенный рядом порт Гдыню. Захватив устье Вислы, а тем более отрезав Поморье от Балтики, гитлеровцы поставили бы под свой контроль экономику страны.
Польское правительство сообщило о готовности пойти на ряд уступок: признать Гданьск чисто немецким городом, обеспечить связь между Восточной Пруссией и рейхом. Но, сославшись на внутриполитические причины, оно отклонило идею включить Гданьск в состав Германии. Это и требовалось гитлеровцам. Предлог для провоцирования кризиса в отношениях с Польшей был обеспечен.
Еще несколько месяцев в официальных заявлениях гитлеровцев продолжали звучать лицемерные заверения в дружественных чувствах к Польше. Но после захвата Праги они резко изменили тактику.
21 марта 1939 г. Риббентроп вновь пригласил Липского. Теперь тон беседы был иным. Министр иностранных дел брюзжал и выговаривал за имевшие место в Польше антифашистские демонстрации студентов, за тон польской прессы и т. д. Как заявил он, Гитлер недоволен тем, что еще нет позитивного ответа на его предложения. "Фюрер всегда стремился к урегулированию взаимоотношений и взаимопониманию с Польшей. Фюрер и теперь продолжает желать этого. Однако его все более удивляет позиция Польши".
Польша должна ясно осознать, продолжал рейхсминистр, что не может проводить "средний" курс между Германией и СССР. "Как он подчеркнул, доносил Липский в Варшаву, - соглашение между нами должно, само собой разумеется, иметь определенную антисоветскую направленность".
Обратив внимание, насколько необходимо в сложившейся в Европе обстановке "окончательное урегулирование" взаимоотношений между двумя странами, Риббентроп выразил пожелание, чтобы Бек явился на переговоры к Гитлеру. На этот раз германские предложения прозвучали как ультиматум. У всех еще свежи были в памяти недавние визиты в Берлин Шушнига и Гахи. Тогда "дружеские" беседы завершились вступлением гитлеровских войск в Вену и затем в Прагу. Санационной клике, строившей свою политику на дружбе с Германией, было над чем призадуматься.
Окруженная с севера, запада и, после вступления германских войск в Чехословакию, с юга, Польша становилась легкой добычей фашистского хищника. "Мы оказались в пасти, аппетиты которой безграничны", - писал один из польских журналов в марте 1939 г. В Гданьске участились нацистские провокации. Напряженность в отношениях между двумя государствами быстро нарастала. Мало-мальски трезвая оценка обстановки должна была заставить польских правителей одуматься. Еще имелась возможность вступить на путь сотрудничества с СССР и опереться на его помощь. Но клика пилсудчиков не отказалась от своих авантюристических и антисоветских замыслов и продолжала делать ставку на агрессию Германии против Советского государства. Они тешили себя надеждой, что Гитлер не захочет ослаблять рейх войной с Польшей и даже привлечет ее к "походу на Восток". Такие расчеты определили внешние неполитические маневры Бека. Имея договор 1925 г. о взаимопомощи с Францией и поспешив получить в марте 1939 г. "гарантию" от Англии, "санация" категорически отказалась от сотрудничества с Советским Союзом. Именно этого и желал Гитлер.
О намерении напасть на Польшу "фюрер" сообщил своим генералам 23 мая 1939 г., на следующий день после подписания с Италией "Стального пакта". В им перекую канцелярию пригласили руководителей вермахта - Геринга, Редера, Браухича, Гальдера, Кейтеля, Варлимонта и др. Протокол этого секретного совещания раскрывает всю алчность и авантюризм германского империализма{93}.
"За период 1933 - 1939 гг. достигнут прогресс во всех областях, заявил Гитлер. - Наше военное положение в огромной степени улучшилось... 80-миллионный народ разрешил свои идеологические проблемы. Должны быть разрешены и экономические проблемы. От создания для этого экономических предпосылок не может уйти ни один немец. Для решения проблем требуется мужество. Принцип ухода от их решения путем приспособления к существующим условиям неприемлем. Наоборот, надо условия приспособить к требованиям. Сделать это без вторжения в чужие государства... невозможно".
Обосновав приведенными фразами "необходимость" агрессии, "фюрер" стал излагать план войны. Его тактический замысел был весьма прост. Используя политику попустительства со стороны западных держав, в максимальной степени упрочить позиции рейха путем захватов в Центральной и Юго-Восточной Европе и потом обернуться для нанесения удара на западе. Очередным шагом после присоединения Австрии и Чехословакии должно быть уничтожение Польши.
"Данциг - отнюдь не тот объект, из-за которого все предпринимается, продолжал Гитлер. - Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке и об обеспечении продовольствием, а также о решении балтийской проблемы...
Никакой иной возможности в Европе не видно.
Колонии: следует остерегаться принимать подачки в виде колониальных владений. Это - не решение продовольственной проблемы. Блокада!
...Внутренняя прочность Польши в борьбе с большевизмом сомнительна. Поэтому Польша - тоже сомнительный барьер против России... В победе Германии над Западом Польша видит для себя опасность и постарается нас этой победы лишить.
Таким образом, вопрос о том, чтобы пощадить Польшу, отпадает и остается решение: при первом же подходящем случае напасть на Польшу".
Подготавливая захват Польши, гитлеровцы исходили из того, что на этот раз дело не обойдется без вооруженного столкновения. "О повторении Чехии нечего и думать, - заявил Гитлер. - Дело дойдет до военных действий".
Не исключая возможности вовлечения в конфликт Англии и Франции, Гитлер, однако, рассчитывал, что благодаря английским и французским мюнхенцам ему снова удастся бить противников поодиночке, начиная с более слабого.
"...Столкновение с Польшей, начатое нападением на нее, - указывал "фюрер", - приведет к успеху только в том случае, если Запад останется вне игры.
Если это невозможно, тогда лучше напасть на Запад и при этом одновременно покончить с Польшей".
Главным противником Германии на рассматриваемом этапе борьбы за мировую гегемонию Гитлер считал Англию. "Фюрер сомневается в возможности мирного урегулирования с Англией, - говорится в цитируемом документе. - Необходимо подготовиться к столкновению с нею. Англия видит в нашем развитии закладку основ той гегемонии, которая лишит ее силы. Поэтому Англия - наш враг и столкновение с ней будет не на жизнь, а на смерть".
4 февраля Муссолини созвал в "Палаццо Венеция" секретное заседание Большого фашистского совета. По характеру и значению для последующей политики Италии его можно сравнить с совещанием у Гитлера 5 ноября 1937 г.
"Я пригласил вас, - заявил "дуче" фашистским иерархам, - для того, чтобы сообщить мои намерения и ориентировать вас на ближайшее время или, возможно, на длительный период, может быть, на очень длительный... Италия омывается внутренним морем, сообщающимся с океаном при помощи Суэцкого канала, который легко может быть перекрыт, и Гибралтарского пролива, контролируемого Англией. Таким образом, Италия не имеет свободного выхода в океан. Она заперта в Средиземном море. Чем больше будут расти ее население и мощь, тем больший ущерб будет приносить ее заточение. Брусьями решетки ее тюрьмы служат Корсика, Тунис, Мальта и Кипр. Ее сторожами являются Гибралтар и Суэц.
Задача итальянской политики заключается прежде всего в том, чтобы взломать решетку ее тюрьмы. После этого у нее будет одна цель - марш к океану. Но к какому океану? К Индийскому, через Судан, который связывает Ливию с Абиссинией? Или к океану Атлантическому, через французскую Северную Африку? И в том и в другом случае мы встретим, сопротивление как англичан, так и французов".
Италия, разумеется, пока слишком слаба, чтобы выступить сразу против обоих противников. Англия располагает в Средиземном море сильным флотом, который в случае конфликта может сразу же наделать немало неприятностей. С этим приходится считаться. Более уязвима позиция Франции - ее внимание целиком поглощено событиями за Рейном.
"Дуче" делает соответствующие выводы. Он идет навстречу стремлениям Чемберлена "умиротворить" Италию. 16 апреля 1938 г. состоялось подписание "джентльменского соглашения" с Англией. Британское правительство признало итальянский суверенитет над Эфиопией, за что Муссолини обещал вывести своих "добровольцев" из Испании после окончания гражданской войны. Тем самым. Англия признала законным разбой в отношении Эфиопии.
16 ноября 1938 г. англо-итальянское соглашение вступило в силу, явившись своего рода параллелью англогерманской декларации от 30 сентября того же года. Ступенька за ступенькой английская дипломатия прокладывала путь к "Пакту четырех".
Французские правящие круги последовали английскому примеру. Они предложили Италии заключить подобное же соглашение. В мае 1938 г. Муссолини ответил отказом. Тогда, заискивая перед ним, французское правительство направило вскоре после Мюнхена нового посла в Рим. До этого Франсуа-Понсе представлял Францию в Берлине и оказал весьма ценные услуги Бонне при подготовке мюнхенского предательства. В Риме он вручил верительные грамоты, адресованные "королю Италии и императору Эфиопии". Но французских мюнхенцев ожидало глубокое разочарование. Узнав о намечавшемся подписании в Париже 6 декабря франко-германской декларации (сближение Франции и Германии мало импонировало "дуче"), Муссолини устроил антифранцузскую демонстрацию. Когда 30 ноября 1938 г. министр иностранных дел Чиано упомянул в парламенте о "естественных притязаниях Италии", депутаты вскочили с мест и принялись кричать: "Тунис! Корсика! Ницца! Савойя!" Спектакль разыграли специально для присутствовавшего на заседании посла Франции. 17 декабря МИД Италии официально информировал Кэ д'Орсе, что правительство не считает более имеющими силу соглашения, подписанные в Риме 8 января 1935 г., и, следовательно, "уже не существует более какой-либо основы для итало-французской дружбы". Заискивания французской дипломатии перед "дуче", таким образом, давали обратные результаты.
При попустительстве западных держав Муссолини все более наглел. Используя аппарат принуждения фашистского государства, монополистический капитал вовлекал народ Италии в чуждые ему захватнические авантюры. "Чтобы сделать народ великим, - заявил Муссолини в одной из бесед с Чиано, - надо послать его на битву, хотя бы даже пинком ноги в зад. Именно так я и сделаю..."
Испытывая личную неприязнь к Франции (в ее архивах хранились компрометирующие его документы{91}), Муссолини рисовал себе картины победоносного похода войск под его руководством и поражения ненавистного врага. Тогда он покажет итальянцам, как следует устраивать мир в Европе! "Он не потребует никакой компенсации, - записал Чиано слова "дуче", - но он уничтожит все и многие города сотрет, как губкой". Но прежде он рассчитывал упрочить европейские позиции Италии с помощью третьего рейха. "Было бы глупо пытаться разрешить эту проблему, - указывал Муссолини, говоря о "походе к океану", - не обеспечив наши тылы на континенте. Политика оси Рим - Берлин отвечает исторической необходимости первостепенного значения".
Несмотря на шумные заявления о солидарности двух фашистских империй, взаимоотношения партнеров по "оси" были далеко не безоблачными. Бескровные "победы" Гитлера отодвинули "дуче" на второй план и глубоко задевали его самолюбие. К этому добавлялись соображения более реалистического порядка. Муссолини не возражал против продвижения фашистского рейха на Восток, в сторону СССР, но с беспокойством наблюдал за быстрым усилением германского влияния в районе дунайского бассейна.
Характерный эпизод произошел в марте 1939 г. Оккупация Праги, осуществленная Гитлером без уведомления своего партнера, была встречена в Риме с неудовольствием. Она подрывала престиж "дуче", всерьез уверовавшего в то, что он выступал в Мюнхене в роли "арбитра".
Одновременно стало известно о деятельности нацистской агентуры в Югославии. Кроатия, как сообщалось, была намерена объявить "независимость" и просить рейх взять ее под свою "защиту". Муссолини и его окружение негодовали. 18 марта итальянский посол в Берлине Аттолико предложил Чиано "обстоятельно выяснить" у Гитлера - существует ли равенство прав и обязанностей между державами "оси" и во что превратили немцы элементарную обязанность информации и консультации с партнером? Намереваются ли они изгнать Италию с Балкан, "оставив за ней лишь воды Средиземного моря"?
За день до этого Чиано пригласил германского посла Макензена и сделал ему решительное заявление: условием создания "оси" служит признание Германией незаинтересованности в районе Средиземного моря; ее вмешательство в дела кроатов будет автоматически означать ликвидацию "оси".
19 марта Муссолини отдал приказ сосредоточить войска в Венеции. "Если в Кроатии произойдет революция, - записал Чиано в своем дневнике, - мы вмешаемся. И если немцы попытаются нас остановить, мы будем в них стрелять. Я все более убеждаюсь, что это могло бы произойти. События последних дней изменили мое мнение о фюрере и Германии; о" коварен и вероломен, и никакую политику нельзя проводить с ним совместно".
На следующий день поступил успокоительный ответ из Берлина. Средиземное море "не является, не может и не должно быть германским морем". Муссолини воспринял это заверение с известным скептицизмом. Так выглядела "дружба" двух фашистских хищников, объединившихся для разбоя.
Давним объектом вожделений империалистов Италии являлась Албания. Еще в годы первой мировой войны, торгуясь в отношении платы за выступление на стороне Антанты, дипломатия Рима добилась согласия Англии и Франции на установление итальянского протектората над Албанией. Это условие было зафиксировано в Лондонском договоре 1915 г. По решению Версальской конференции Италия получила мандат на Албанию. Подъем национально-освободительной борьбы в стране заставил итальянских империалистов отказаться от него в 1920 г. Но они не отказались от своих агрессивных замыслов. В последующие годы Италия навязала ряд договоров, которые обеспечили ей решающие позиции в экономической и политической жизни Албании.
Активную роль в подготовке агрессии против Албании сыграл Чиано. Молодой министр иностранных дел был весьма характерной для фашистской Италии фигурой. Знакомство с его портретом поможет понять, что в действительности скрывалось за высокопарными выражениями "дуче" о стремлении страны "вырваться из тюрьмы".
Сын адмирала Констанцо Чиано, графа Кортелаццо, председателя Палаты корпораций и личного друга "дуче", одного из богатейших людей Италии, Галеаццо Чиано сначала подвизался на поприще журналистики, а затем занимал скромные дипломатические посты. Брак с дочерью диктатора - Эддой Муссолини положил начало его феерической карьере. Поставленный во главе министерства пропаганды, он искусно руководил хором похвал в адрес тестя. В 1936 г. Чиано занял кресло министра иностранных дел.
Несмотря на отсутствие серьезного образования и поверхностность суждений, Чиано был полон честолюбивых замыслов. Необычайно тщеславный, он не упускал ни одного случая, чтобы показаться рядом с тестем. Выставляя грудь, украшенную орденами и знаками отличия, выпячивая по примеру Муссолини нижнюю челюсть, Чиано быстро приобрел прозвище "маленький дуче".
Как пишет в своих мемуарах один из главарей фашистской политической полиции Лето, Чиано надеялся стать наследником тестя и занять его место. Ловко используя покровительство диктатора, Чиано сколотил колоссальное состояние, пожалуй, самое крупное в Италии, и занял одну из ключевых позиций в государственном аппарате.
Правящая клика Италии непосредственно участвовала в ограблении захваченных стран. Поэтому Чиано и его группировка, куда входили крупные чиновники, был" лично заинтересованы в разбойничьем нападении на соседнюю маленькую страну. Используя свое положение, Чиано установил абсолютный и безоговорочный запрет полиции заниматься любыми, касающимися Албании делами. "Албания, - сказал однажды начальник полиции Боккини, - вотчина Чиано, и я не хочу с ним ссориться".
Это свидетельство помогает раскрыть значение некоторых записей в дневнике Чиано относительно его участия в подготовке агрессии.
"Подготовка в Албании быстро продвигается вперед, - отметил он 27 октября 1938 г. - Акция начинает ясно вырисовываться: убийство короля (вероятно, Кочи возьмется осуществить это за вознаграждение в 10 млн.); уличные беспорядки; войска, верные нам (практически все начальники и в том числе Кмиа), спускаются с гор; обращение к Италии с просьбой политического и, в случае необходимости, военного вмешательства; предложение короны Королю-Императору (титул, присвоенный Виктору-Эммануилу III после захвата Эфиопии и провозглашения Италии империей. - Авт.) и в дальнейшем аннексия. Яакомони{92} гарантирует, что все может быть точно выполнено с предупреждением за месяц".
После оккупации гитлеровскими войсками всей Чехословакии Муссолини решил ускорить операцию против Албании.
"Чемберлен прислал дуче письмо, - записал Чиано 23 марта. - Он излагает свою озабоченность в связи с международным положением и предлагает ему содействовать восстановлению доверия и сохранению мира, Муссолини даст ответ после удара в Албании: это письмо поощряет его к действию, так как он видит в нем новое доказательство инертности демократий".
Ранним утром 7 апреля итальянские войска начали вторжение в Албанию с моря. Чиано наблюдал за высадкой войск с самолета. "Великолепный спектакль", - отметил он.
Убедившись в своей безнаказанности, агрессоры окончательно сбросили маску. 22 мая в Берлине состоялось подписание военного союза между Германией и Италией. Муссолини, с его пристрастием к риторике, предложил назвать договор "Пактом крови". Остановились на более "спокойном" наименовании "Стальной пакт".
Это был откровенный разбойничий союз двух империалистических хищников, которые заявляли о своем намерении "бок о бок и объединив силы отстаивать сферу своих жизненных интересов".
Первая и вторая статьи предусматривали постоянный контакт между сторонами по затрагивающим их вопросам и немедленные консультации, если бы возникла какая-либо угроза.
Статья третья говорила об условиях оказания взаимопомощи. Отброшена была "оборонительная" маскировка, к которой обычно прибегает буржуазная дипломатия. Откровенно шла речь не о взаимной обороне, а о совместном участии в войне, когда одна из сторон окажется "вовлеченной" в конфликт. Повод для такого "вовлечения" каждый из агрессоров мог выбрать по своему вкусу.
Текст "Стального пакта" был разработан в Берлине. "Я никогда не видел подобного договора, - записал Чиано, ознакомившись с германским проектом, это подлинный динамит".
Подписав договор, Италия предоставила Гитлеру возможность в любую минуту, по его усмотрению, спровоцировать мировой пожар{*37}.
"Вычеркнуть Польшу из истории!"
Судьба польского народа в те годы складывалась чрезвычайно трагично.
Неужели нельзя было предотвратить сентябрьскую катастрофу 1939 г.? Ставшие известными в последнее время секретные документы гитлеровского рейха приводят к выводу: Германия не рискнула бы в 1939 г. напасть на Польшу, если бы знала, что на границе встретит не только польские, но и советские войска. Что же помешало этому?
Гитлеровцы понимали, что сближение Польши и СССР создало бы непреодолимую преграду на пути осуществления их замыслов. Маневры нацистской дипломатии преследовали цель заставить польское правительство "вырыть ров" в отношениях с Советским Союзом. Эту работу выполнила находившаяся у власти клика пилсудчиков во главе с маршалом Рыдз-Смиглы, президентом Мосьцицким и министром иностранных дел Беком.
Насколько грубо велась игра, свидетельствуют документы, связанные, например, с визитом Геринга в Польшу в январе - феврале 1935 г. Приглашение на охоту в Беловежской пуще он использовал для того, чтобы с необычной откровенностью "поделиться своими мыслями".
"В своих беседах Геринг проявил себя значительно более откровенным, чем принято, - записал в дневнике заместитель польского министра иностранных дел граф Шембек. - Особенно это относится к его беседам с генералами, и в частности с генералом Соснковским. Он зашел настолько далеко, что почти предложил нам антирусский союз и совместный поход на Москву. При этом он высказал мнение, что Украина стала бы зоной влияния Польши, а северо-запад России - зоной Германии".
Большие куски советской территории, которые гитлеровцы предлагали польским панам, стали дежурным блюдом германской дипломатической кухни в отношениях с Польшей. Так, Геринг, беседуя в августе 1938 г. с Липским, опять сделал ряд провокационных антисоветских намеков.
"Относительно русской проблемы, - сообщал польский посол в Варшаву, он в общих чертах сказал, что она, после решения чешского вопроса, станет актуальной. Он вернулся к своей мысли, что в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной, не предоставив помощи Польше... Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине".
Коварные речи гитлеровцев находили в Варшаве благожелательный отклик. Польские санационные круги, проводя политику антикоммунизма, искали сближения с фашистской Германией.
Буржуазная Польша тем самым копала себе собственную могилу.
На внешнеполитический курс, диктовавшийся кучкой крупных магнатов и помещиков, большое влияние оказывала внутриполитическая обстановка. Несмотря на введение в 1935 г. конституции, которая узаконила жестокие репрессии против трудящихся и широкое использование шовинистической пропаганды в отношении нацменьшинств, режим "санации" переживал глубокий кризис. В стране росло демократическое движение. Прогрессивные силы во главе с коммунистами призывали к свержению правящей клики, разрыву с реакционным курсом и заключению союза с СССР.
Не имея опоры внутри страны, группа "полковников", захвативших власть, искала выхода во внешнеполитических авантюрах. В дни Мюнхена польские руководители приняли участие в гитлеровской агрессии против Чехословакии и захватили Тешинскую Силезию. Немалые надежды они связывали и с походом нацистов на восток, против СССР.
"Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией, - объяснял Шембек польскому послу в Москве Гржибовскому 10 декабря 1938 г. - Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии".
Не желая раскрывать свое подлинное лицо во взаимоотношениях с СССР и боясь собственного народа, польская клика не рискнула пойти на прямой сговор с фашистской Германией. Она строила авантюристические планы, намереваясь при случае воспользоваться обстановкой и захватить советские земли.
Когда политические стратеги Запада усиленно обсуждали после Мюнхена различные варианты расчленения СССР, гитлеровцы не упускали случая, чтобы подогреть у своих "друзей" в Варшаве антисоветские настроения. Так, в ноябре 1938 г. они намекнули о желании узнать, "не имеет ли Польша проектов в отношении кавказской нефти и вообще существует ли у Польши план экономического проникновения в Россию".
Наряду с этим, осенью 1938 г. нацистская дипломатия стала заблаговременно готовить предлог для провоцирования кризиса в германо-польских отношениях и "оправдания" агрессии. 24 октября Риббентроп пригласил Липского на завтрак и сообщил о намерении в строго доверительном порядке, включив в число информированных лиц еще Бека, обсудить "проблему общего характера". Риббентроп высказал мысль, что пришло время найти "общее решение" для устранения спорных вопросов в отношениях двух стран. Он предложил, чтобы Польша передала Германии Гданьск (Данциг) и в Поморье (так называемом польском "коридоре") экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги, которая соединила бы Восточную Пруссию с Германией. Чтобы позолотить пилюлю, Риббентроп добавил: рейх будет согласен гарантировать германо-польскую границу и продлить на 25 лет договор 1934 г. В заключение Польше предложили выработать общую с Германией позицию в отношении СССР и присоединиться к "Антикоминтерновскому пакту".
Поднимая вопрос о Гданьске и "коридоре", гитлеровцы заранее рассчитывали, что польское правительство не примет их предложения. Экономика послеверсальской Польши, созданной как одно из звеньев в "санитарном" кордоне против СССР, умышленно была ориентирована на Запад. Около 70% ее торгового оборота проходило через Гданьск и расположенный рядом порт Гдыню. Захватив устье Вислы, а тем более отрезав Поморье от Балтики, гитлеровцы поставили бы под свой контроль экономику страны.
Польское правительство сообщило о готовности пойти на ряд уступок: признать Гданьск чисто немецким городом, обеспечить связь между Восточной Пруссией и рейхом. Но, сославшись на внутриполитические причины, оно отклонило идею включить Гданьск в состав Германии. Это и требовалось гитлеровцам. Предлог для провоцирования кризиса в отношениях с Польшей был обеспечен.
Еще несколько месяцев в официальных заявлениях гитлеровцев продолжали звучать лицемерные заверения в дружественных чувствах к Польше. Но после захвата Праги они резко изменили тактику.
21 марта 1939 г. Риббентроп вновь пригласил Липского. Теперь тон беседы был иным. Министр иностранных дел брюзжал и выговаривал за имевшие место в Польше антифашистские демонстрации студентов, за тон польской прессы и т. д. Как заявил он, Гитлер недоволен тем, что еще нет позитивного ответа на его предложения. "Фюрер всегда стремился к урегулированию взаимоотношений и взаимопониманию с Польшей. Фюрер и теперь продолжает желать этого. Однако его все более удивляет позиция Польши".
Польша должна ясно осознать, продолжал рейхсминистр, что не может проводить "средний" курс между Германией и СССР. "Как он подчеркнул, доносил Липский в Варшаву, - соглашение между нами должно, само собой разумеется, иметь определенную антисоветскую направленность".
Обратив внимание, насколько необходимо в сложившейся в Европе обстановке "окончательное урегулирование" взаимоотношений между двумя странами, Риббентроп выразил пожелание, чтобы Бек явился на переговоры к Гитлеру. На этот раз германские предложения прозвучали как ультиматум. У всех еще свежи были в памяти недавние визиты в Берлин Шушнига и Гахи. Тогда "дружеские" беседы завершились вступлением гитлеровских войск в Вену и затем в Прагу. Санационной клике, строившей свою политику на дружбе с Германией, было над чем призадуматься.
Окруженная с севера, запада и, после вступления германских войск в Чехословакию, с юга, Польша становилась легкой добычей фашистского хищника. "Мы оказались в пасти, аппетиты которой безграничны", - писал один из польских журналов в марте 1939 г. В Гданьске участились нацистские провокации. Напряженность в отношениях между двумя государствами быстро нарастала. Мало-мальски трезвая оценка обстановки должна была заставить польских правителей одуматься. Еще имелась возможность вступить на путь сотрудничества с СССР и опереться на его помощь. Но клика пилсудчиков не отказалась от своих авантюристических и антисоветских замыслов и продолжала делать ставку на агрессию Германии против Советского государства. Они тешили себя надеждой, что Гитлер не захочет ослаблять рейх войной с Польшей и даже привлечет ее к "походу на Восток". Такие расчеты определили внешние неполитические маневры Бека. Имея договор 1925 г. о взаимопомощи с Францией и поспешив получить в марте 1939 г. "гарантию" от Англии, "санация" категорически отказалась от сотрудничества с Советским Союзом. Именно этого и желал Гитлер.
О намерении напасть на Польшу "фюрер" сообщил своим генералам 23 мая 1939 г., на следующий день после подписания с Италией "Стального пакта". В им перекую канцелярию пригласили руководителей вермахта - Геринга, Редера, Браухича, Гальдера, Кейтеля, Варлимонта и др. Протокол этого секретного совещания раскрывает всю алчность и авантюризм германского империализма{93}.
"За период 1933 - 1939 гг. достигнут прогресс во всех областях, заявил Гитлер. - Наше военное положение в огромной степени улучшилось... 80-миллионный народ разрешил свои идеологические проблемы. Должны быть разрешены и экономические проблемы. От создания для этого экономических предпосылок не может уйти ни один немец. Для решения проблем требуется мужество. Принцип ухода от их решения путем приспособления к существующим условиям неприемлем. Наоборот, надо условия приспособить к требованиям. Сделать это без вторжения в чужие государства... невозможно".
Обосновав приведенными фразами "необходимость" агрессии, "фюрер" стал излагать план войны. Его тактический замысел был весьма прост. Используя политику попустительства со стороны западных держав, в максимальной степени упрочить позиции рейха путем захватов в Центральной и Юго-Восточной Европе и потом обернуться для нанесения удара на западе. Очередным шагом после присоединения Австрии и Чехословакии должно быть уничтожение Польши.
"Данциг - отнюдь не тот объект, из-за которого все предпринимается, продолжал Гитлер. - Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке и об обеспечении продовольствием, а также о решении балтийской проблемы...
Никакой иной возможности в Европе не видно.
Колонии: следует остерегаться принимать подачки в виде колониальных владений. Это - не решение продовольственной проблемы. Блокада!
...Внутренняя прочность Польши в борьбе с большевизмом сомнительна. Поэтому Польша - тоже сомнительный барьер против России... В победе Германии над Западом Польша видит для себя опасность и постарается нас этой победы лишить.
Таким образом, вопрос о том, чтобы пощадить Польшу, отпадает и остается решение: при первом же подходящем случае напасть на Польшу".
Подготавливая захват Польши, гитлеровцы исходили из того, что на этот раз дело не обойдется без вооруженного столкновения. "О повторении Чехии нечего и думать, - заявил Гитлер. - Дело дойдет до военных действий".
Не исключая возможности вовлечения в конфликт Англии и Франции, Гитлер, однако, рассчитывал, что благодаря английским и французским мюнхенцам ему снова удастся бить противников поодиночке, начиная с более слабого.
"...Столкновение с Польшей, начатое нападением на нее, - указывал "фюрер", - приведет к успеху только в том случае, если Запад останется вне игры.
Если это невозможно, тогда лучше напасть на Запад и при этом одновременно покончить с Польшей".
Главным противником Германии на рассматриваемом этапе борьбы за мировую гегемонию Гитлер считал Англию. "Фюрер сомневается в возможности мирного урегулирования с Англией, - говорится в цитируемом документе. - Необходимо подготовиться к столкновению с нею. Англия видит в нашем развитии закладку основ той гегемонии, которая лишит ее силы. Поэтому Англия - наш враг и столкновение с ней будет не на жизнь, а на смерть".