Паджев Михаил. Через всю войну

   - А где сейчас находится Каминский?
   - Точно не знаю, но последнее время он был в Польше.
   Это соответствовало, действительности. Немцы вывели бригаду Каминского в Польшу и бросили наряду со своими частями на подавление варшавского восстания. Это они сделали в чисто провокационных целях. Гитлеровцам было выгодно использовать русских против поляков. Подразделения бригады не играли главной роли в усмирении варшавян, они выполняли свою провокаторскую задачу, участвуя в бойне.
   Долго длился допрос. Мы получили немало ценных сведений о других агентах врага, которые обучались в Кошице вместе с задержанным, о месте их переброски, примерных заданиях. А вот местопребывание Каминского так и не выяснили. Лишь спустя некоторое время узнали, что немцы сами расстреляли Каминского. Так закончился путь бывшего обер-бургомистра, а точнее, обер-предателя и бандита.
   К концу ноября 1944 года противник никак не ожидал, что широкая болотистая равнина к юго-западу от Ужгорода станет ареной ожесточенного боя. Сюда на правый берег реки Ондавы по железнодорожному мосту были переправлены передовые части 24-й стрелковой дивизии. Часть подразделений форсировала реку с помощью подручных средств. После захвата плацдарма на Ондаве дивизия во взаимодействии с другими соединениями 18-й армии начала развивать наступление на город Требишов. Враг оказывал слабое сопротивление и отходил в горы. Преследуя его, наши войска 26 ноября освободили чехословацкий город Требишов. Зато в горах завязались тяжелые бои. Наше наступление приостановилось. Войска 4-го Украинского фронта закрепились на достигнутых рубежах и стали готовиться к новым наступательным операциям.
   В Требишов наш батальон вошел незадолго до нового года. Военный комендант города сообщил, когда мы разместились, что к нему обратились руководители Требишова с просьбой встретить Новый год с представителями частей Красной Армии, освободивших город.
   Встреча Нового года проходила в самом большом здании. В просторном зале стояли столы, накрытые белыми скатертями. В центре была установлена украшенная игрушками елка. С потолка падал яркий свет электрических ламп. Звучала музыка. Стрелка часов приблизилась к полуночи. Секретарь райкома КПЧ - женщина пригласила всех занять места. Музыка стихла. Из приемника донесся голос родной Москвы. Ударили куранты, зазвучал гимн нашей Родины. Выступал М. И. Калинин. А потом слово взяла секретарь райкома КПЧ и председатель городского самоуправления - тоже женщина. Они произнесли здравицу в честь нашего Советского правительства, Коммунистической партии и советского народа, горячо поблагодарили представителей Красной Армии за освобождение от фашистских захватчиков.
   Тогда я не спросил имен этих женщин, которые, как мне сказали, отважно сражались с гитлеровскими захватчиками в партизанских отрядах. Но вот спустя много лет мне пришло письмо из Чехословакии. Его написал председатель городского национального комитета в Требишове Ян Хованец: "Мы прочитали в Вашей книге о встрече Нового 1945 года в нашем городе и о том, что Вы не помните имена женщин, принимавших участие в торжествах. Одной из них была Роза Зарембова, которая, к сожалению, умерла три года тому назад, а второй - Йолана Сачекова, вышедшая замуж вскоре за командира Ковальчука и с ним выехавшая в Советский Союз. Теперь бы Вы с трудом узнали наш город. За годы, истекшие со дня освобождения, он сильно изменился. Он меняется и сейчас благодаря большому строительству, которое мы осуществляем. Мы были бы рады, если бы Вы приехали к нам в Требишов".
   А тогда мы разошлись уже на рассвете. Было тихое утро. Первый день января 1945 года - последнего года ожесточенной войны. В 6 часов заговорили наши орудия. Войска 18-й армии продолжали наступать в направлении города Кошице.
   В первых числах января от командира полка по рации был получен приказ: "По решению Военного совета фронта вашему батальону в город Кошице приказано войти с передовыми частями армии и обеспечить надлежащий порядок. Свяжитесь с представителем штаба фронта полковником Вироном. До особого распоряжения поступаете в его подчинение".
   Начало января 1945 года в Словакии было слякотным. Зато в горах мороз доходил до 25 градусов. На пути к Кошице нам предстояло преодолеть горный хребет Хедьял. Единственная дорога, по которой могли свободно продвигаться все рода войск, проходила по берегу реки Горнад. Сойти с нее было нельзя. Противник очень плотно минировал всю пойму реки. По дороге же соорудил множество завалов. Дорога все время находилась под обстрелом вражеской дальнобойной артиллерии.
   Все же, следуя прямо за боевыми порядками наступающих войск, мы удачно проделали большую часть пути. Лишь на подступах к Кошице произошла заминка. Оказался взорванным мост. Стрелка указателя показывала обход вправо. Мы перешли реку вброд, с большим трудом перетянув через нее свои повозки и автомашины. Берега реки были буквально размяты гусеницами танков и превратились в глинистую жижу. Такой же была объездная дорога - сплошное земляное месиво, проложенное по целине вдоль реки. Только к вечеру мы выбрались на каменистое мелководье, снова перешли реку и оказались на шоссе.
   Оно поднималось в гору. Это и был хребет Хедьял. Вначале подъем казался почти неощутимым. Потом идти стало тяжелей. Натруженно скрипели повозки. С надрывом гудели моторы машин. Стало холодно. Дорога покрылась льдом. Машины начали буксовать. Казалось, что совсем немного остается до перевала, а его все не было.
   Вдруг головная автомашина, на которой была установлена радиостанция, остановилась, хотя мотор ее работал на полную мощь, а затем медленно поползла назад. За ней поползла и другая. Люди сошли с дороги. С трепетом наблюдали мы, как наши водители проявляли выдержку и хладнокровие, находясь буквально на грани катастрофы. Каким-то чудом водители Новик и Антонов вырулили на площадку, выдолбленную в горе. Наткнувшись на кучи щебня и песка, машины остановились. Мы облегченно вздохнули.
   Из кабин выскочили командир взвода связи батальона лейтенант Буринов и капитан Чуханов.
   - Ну, я думал, нам крышка, - сознался Чуханов. - Смотрел, как Антонов крутил баранку, и не верил, что все обойдется. Мотор работает, скорость включена, а машина скользит, как сани.
   Надо было что-то предпринимать. Чуханов предложил оставить машины, идти пешком, а с рассветом водители попробуют одолеть подъем. Но это нас не устраивало. Машины могли понадобиться в любую минуту. Да и лед под утро на дороге не стает, разве только будет его еще больше. Кто-то осветил фонариком кучи песка. А что, если дорогу посыпать песком? Пройдут, наверно, машины.
   Освободили две повозки, загрузили их песком. Повозки выехали вперед. За ними тронулась батальонная колонна. Бойцы обильно посыпали песком обледеневшее шоссе. Так шли всю ночь. Мы буквально штурмовали перевал. Подвозили песок, посыпали шоссе, снова возвращались за песком, подкладывали под колеса машин бревна, опять тянули в гору груженные песком повозки вместе с выбившимися из сил лошадьми. Мытарства закончились только утром. Одолев перевал, батальон спустился на равнину.
   19 января передовые части 18-й армии выбили противника из Кошице и продолжали теснить его на запад. Вместе с этими частями вошел в Кошице и наш батальон. С близлежащих высот фашисты еще обстреливали город. Горел вокзал. На путях стояли составы, до отказа забитые мебелью. Было такое впечатление, что гитлеровцы свезли сюда мебель из всех разграбленных ими городов Европы. Полковник Вирон, вошедший в город с одной из частей 18-й армии, показал мне пустовавший замок, принадлежавший венгерскому барону, и велел там разместить пограничников. В первый же час пребывания в Кошице мы организовали комендантскую службу. Въезды в город и выезды из него закрыли контрольно-пропускными пунктами, на улицы выслали патрулей, прочесали ближайшие лощины и рощи.
   На другой день после освобождения Кошице от гитлеровцев в городе нормально работали все учреждения местного самоуправления. Владельцы магазинов открыли торговлю. Улицы города приводились в порядок. Стало известно, что в Кошице должно прибыть чехословацкое правительство.
   В день приезда правительства мы были на центральной площади. Начальник почетного караула капитан чехословацкой армии отдал рапорт прибывшим. Все поднялись на балкон одного из домов. Будущий председатель правительства, чехословацкий посол в Москве З. Фирлингер обратился с краткой речью к собравшимся. Вечером торжественная встреча правительства продолжалась в городском театре.
   Батальон получил приказ следовать на север в город Прешов и продолжать охрану тыла 18-й армии. Когда мы оказались в Прешове, я вспомнил большую группу беженцев из Прешова, тех самых студентов, кто в 1940 году, спасаясь от нового гитлеровского порядка, покинул родной город и, перейдя советскую границу, оказался на десятой заставе. По их рассказам я и запомнил город Прешов.
   Командование фронтом производило перегруппировку войск. Части 18-й. армии, а за ними и наш полк продвигались все дальше и дальше на северо-запад. В конце февраля или начале марта мы перешли чехословацкую границу в районе Новы-Тарга - Закопане и оказались на территории Польши. Вспоминая, как нас радушно встречали в Чехословакии, мы удивились, когда, вступив в Закопане, не увидели на улицах этого небольшого города ни одной живой души. Словно пронеслась эпидемия по городу и все вымерло.
   Проверив одно из пустующих зданий и убедившись, что оно не минировано, мы расположились в нем. Для поддержания порядка в городе организовали патрульную службу. Бойцы и командиры Красной Армии, вступившие в Закопане, безукоризненно выполняли постановление Военного совета о нормах поведения наших воинов на территории иностранного государства.
   Вечером в наше расположение пришли две женщины. Робко поздоровавшись, они рассказали, что раньше работали у владельца этого здания. Имен женщин не запомнил, одна из них была уроженкой польского города Гдыни. Я спросил, почему в городе не видно людей.
   - Богачи бежали, - ответили женщины, - а рабочий люд есть, только попрятался.
   - От кого же попрятался? - удивился я. - Ведь боев за ваш город не было. Кого ваши люди боятся?
   - Знаете, - признались женщины, - фашистское радио днем и ночью кричало, что русские поголовно всех забирают и угоняют в Сибирь. Не отставали от немцев и наши польские коллаборационисты. Когда части Красной Армии приблизились, немцы стали ловить людей и уводить с собой. Вот народ и попрятался.
   На следующий день городок постепенно ожил. Безупречное поведение наших бойцов воочию убеждало в лживости фашистской пропаганды. К пограничникам батальона пришла целая делегация. Несколько пожилых мужчин наперебой рассказывали о том, что в их городе и в соседнем Поронине жил Владимир Ильич Ленин. Все они охотно брались показать нам исторические места, проводить к ленинскому домику. Мы были тронуты тем, что поляки с такой любовью и уважением говорили о Ленине.
   Конечно, очень хотелось пройти по тем местам, где когда-то был всем нам дорогой Владимир Ильич. Но войска фронта непрерывно наступали. Связанные с ними неразрывно, мы повернули на юго-запад. Вновь преодолели горный хребет и вступили на чехословацкую землю.
   Вот тут мы впервые столкнулись с отрядом немецких "фольксштурмистов". Примерно с осени 1944 года фашистское руководство Германии стало принимать чрезвычайные меры, чтобы любой ценой увеличить численность немецко-фашистских вооруженных сил и расширить военное производство. 25 сентября 1944 года было опубликовано распоряжение о создании так называемого "фольксштурма". Указ требовал от "всех немецких мужчин, способных носить оружие, включиться в борьбу". В "фольксштурм" мобилизовывалось все мужское население страны в возрасте от 16 до 60 лет. Эти необученные и плохо вооруженные части направлялись на фронт. С февраля 1945 года в дополнение к "фольксштурму" стали создаваться так называемые "батальоны Гнейзенау" и части "Валькирия", предназначенные для "обороны" населенных пунктов.
   С одним из таких "фольксштурмистских" формирований мы и столкнулись, когда снова оказались в Чехословакии, в районах, где проживали судетские немцы. Конечно, серьезного сопротивления "фольксштурмисты" не оказали нам, хотя пытались стрелять с чердаков домов и из подвалов. Пограничники быстро выловили всех, обезоружили, собрали на городской площади. В основном это были мальчишки, которые с любопытством смотрели на нас, ожидая решения своей судьбы. Но были и такие, кто оказался раздосадованным неудачей. Эти посматривали зло, как молодые волчата, - укусил бы, да зубы слабоваты.
   Проведя соответствующую беседу с молодыми немцами и предупредив их, что в случае повторения подобного они будут нести ответственность по законам военного времени, мы распустили их по домам. А руководителей отвели в пустовавший дом и допросили. Впервые тогда столкнувшись с "фольксштурмом", мы хотели узнать, что же это за формирование. Не бандиты ли, пришедшие откуда-нибудь? Командир батальона, немец лет тридцати, бывший эсэсовец, получивший ранение на Восточном фронте, заявил, что "фольксштурм" не банда, а "народное ополчение". Несмотря на то, что войско его оказалось небоеспособным, он говорил о том, что "народное ополчение" еще сыграет свою роль в войне. Думаю, он и сам плохо верил в это и говорил не столько для нас, сколько для тех, кто оказались под его началом, а теперь были нашими пленниками, дабы они не усомнились в его верности рейху.
   Мы отправили командиров "фольксштурма" в лагерь военнопленных, а сами занялись другими делами.,Вскоре перед нами сидел чешский гражданин, о котором рассказывали, что он то ли служил в гестапо, то ли был взят за что-то, а потом выпущен фашистами. Ему было лет сорок, он хорошо говорил по-русски, поэтому не понять или неправильно истолковать его мы не могли.
   - В Советском Союзе готовится крупное убийство, - сказал он.
   Сначала мы подумали, что он немножко не в себе. Но речь его была связной, мысли логичны. Он довольно подробно изложил план подготовки покушения на одного из представителей Ставки Верховного Главнокомандования.
   О сообщении чешского гражданина мы немедленно доложили в штаб полка. Оттуда приехал капитан Игнатов. Поначалу он к нашему сообщению отнесся с недоверием, но, поговорив с задержанным, запротоколировал его показания и быстро уехал обратно. Кого потом проинформировал капитан Игнатов, мне неизвестно. Но после войны я прочитал, как советские контрразведчики предотвратили террористическую операцию фашистского органа "Цеппелин" по уничтожению руководителей Ставки Верховного Главнокомандования. Все детали операции, о которой мы сообщили по команде с рассказа чешского гражданина, совпадали.
   Из города Спишска Нова-Вес батальону приказали выйти в район села Смаковцы и до подхода наших войск обеспечить сохранность находившихся там чехословацких курортов, разбросанных по лесным склонам гор. Одновременно от заместителя начальника контрразведки фронта полковника Вирона мы получили данные о том, что немецкое командование через горные хребты Татр готовит на этом направлении заброску в наш тыл диверсионной группы в количестве 20-30 человек. Эта группа, по имевшимся сведениям, должна была воспользоваться пустовавшими зданиями курорта на одной из самых высоких гор.
   В Смаковцы была послана седьмая застава лейтенанта Морковкина. Вместе с Морковкиным пошли также начальник штаба батальона капитан Василий Анисимов и парторг батальона Владимир Белов. Бойцы сноровисто преодолевали заснеженные кручи, отчаянно штурмовали двухкилометровую высоту, хотя ни у кого из них не было альпинистской практики. Пограничники изрядно выбились из сил, но вышли к курорту заблаговременно. Наутро они перехватили диверсантов и в завязавшемся бою полностью уничтожили их, сами не потеряв ни одного человека.
   А несколькими днями позже мы передали здания курорта представителям штаба генерала Людвика Свободы. Этот эпизод запечатлели на пленку фронтовые кинооператоры.
   Перемещаясь по чехословацкой земле за наступавшими войсками, мы ликвидировали вражескую агентуру, тем самым ослабляя деятельность антикоммунистического, контрреволюционного подполья, которое пытались создать в стране фашисты. По одному, по два, а то и группами вылавливали гитлеровских агентов, затаившихся в тылу советских войск. "Пограничники 7-й заставы задержали неизвестного в форме офицера Красной Армии, вооруженного двумя пистолетами чехословацкого образца, - говорится в одном из архивных документов. - На предварительном расследовании задержанный показал, что он учился в школе гитлеровской военной разведки "Абвер". В связи с успешным продвижением Красной Армии руководство школы из числа курсантов-разведчиков срочно создало диверсионные группы и стало забрасывать их в советский тыл или оставлять в селах и городах при отходе гитлеровских войск. Такие группы оставлены в районе Радова и Ново-Место".
   Для поиска и задержания диверсантов в Ново-Месте мы выслали поисковую группу во главе с лейтенантом Чайкой, начальником заставы старшим лейтенантом Дударенко и его помощником лейтенантом Вороненко. С помощью местных жителей лейтенант Чайка установил, где скрываются диверсанты Кравчек и Фридерих, и задержал их. Они рассказали, что учились в диверсионной школе, расположенной в туристическом доме "Тухубайде" в 10 километрах восточнее Зайтенберга, а потом были заброшены в тыл Красной Армии. Остальных членов этой группы выловили близ сел Яблуново и Древохостице.
   Не могу не рассказать еще об одном задержании вражеского агента пограничниками нашего полка. Об этом я уже после войны узнал от капитана Игнатова. Дело было в Попраде. Наши войска только освободили город. Вслед за ними вошли и пограничники. Не успели, как говорится, прийти, как получили заявление от местной жительницы, что она встретила на улице женщину, которая работала в гестапо в Прешове.
   - Как давно вы ее видели? - спросил Игнатов.
   - Зараз, зараз, - ответила словачка.
   Капитан Игнатов попросил как можно подробнее описать внешность и приметы сотрудницы гестапо, Пограничники быстро перекрыли все выходы из города. Начался поиск. На одной из окраин города старшим контрольного пункта был сержант Переводчиков. К нему подошла женщина и, улыбаясь, попросила:
   - Мальчики, помогите мне сесть на попутную машину.
   - А вам куда? - спросил сержант.
   - В село Габи, - женщина держалась свободно, игриво улыбалась, но во взгляде, брошенном на безлюдное шоссе, сержант уловил беспокойство. Переводчикову показалось, что незнакомка похожа на ту, о которой ему сообщили на КПП. Он внимательно посмотрел на женщину.
   - Что поглядываешь? Или нравлюсь? - незнакомка стала откровенно заигрывать.
   - Пойдемте со мной, - сухо ответил сержант.
   - Куда это еще? - встрепенулась женщина, сразу изменив тон.
   - В нашу часть.
   - Ты что, сдурел? Мне ехать надо, я и так опаздываю! Переводчиков взял автомат на изготовку, приказал:
   - Идите прямо.
   В штабе отряда она предъявила справку на имя Гузеевой Зои Сергеевны, которая с 24 января по 5 февраля 1945 года находилась в партизанском отряде подполковника Величко.
   - Это все? - спросил женщину капитан Игнатов.
   - А что еще может быть у партизанки?
   Действительно, что может иметь партизан или партизанка, отряд которых только что соединился с частями Красной Армии? Но Игнатов решил не торопиться. Была сделана очная ставка с женщиной, которая описала сотрудницу гестапо. Словачка подтвердила свое заявление. Выдававшая себя за Гузееву пыталась даже наступать:
   - Эта женщина меня с кем-то путает. Я никогда не встречалась с ней. Это провокация!
   Нашлись еще люди, подтвердившие заявление местной жительницы, и задержанной пришлось назвать себя. Оказалось, что еще с апреля 1943 года она была причастна к разведотделу одной из немецких армий. Вначале служила переводчицей в тюрьме СД в Дрогобыче и Львове, а затем оказалась в Катовице и в Прешове, где с декабря 1944 года выполняла задание начальника СД по установлению дислокации партизанского отряда Ахматдулина. Она обошла много горных сел, но партизанского отряда не обнаружила. Зато нашла другой партизанский отряд, о чем и сообщила в СД.
   - Что стало с этим партизанским отрядом? - спросил Игнатов.
   - Это в мои функции не входило. Вероятно, в этот район были направлены войска СС.
   - Что еще вы делали по заданию СД?
   - По заданию начальника отдела я несколько раз посещала лагеря советских военнопленных, где агитировала пленных идти служить в так называемую "Русскую освободительную армию" Власова и в войска СС.
   - Где в последний раз виделись с начальником отдела?
   - В городе Жилине.
   - Чем занимался отдел и лично вы в этом городе?
   - Что делали сотрудники отдела и какова их дальнейшая судьба, мне неизвестно, так как я находилась в Жилине всего два дня. Меня вызвал начальник отдела, велел быстро собраться. Мы сели в машину и выехали из города. Он дал мне задание под видом советской парашютистки пробраться в отряд подполковника Величко и выяснить некоторые данные. Так как штаб партизанского отряда, где находилась Гузеева, по словам моего начальника, полностью уничтожен, мне не следовало опасаться свидетелей.
   Гестаповка лишь частично выполнила задание, ей удалось разыскать партизанский отряд и даже получит справку о том, что она пробыла в нем десять дней, но все остальные замыслы остались неосуществленными. Пограничники с помощью словацких патриотов обезвредили вражеского агента.
   Войска 4-го Украинского фронта, в составе которого сражались и воины 1-го Чехословацкого армейского корпуса, продолжали наступление. Успешно действовали и вошедшие в Чехословакию 1-й и 2-й Украинские фронты. К середине апреля после серьезных боев были освобождены важные промышленные центры страны - Острава и Брно. Своим наступлением 4-й и 2-й Украинские фронты сковали главные силы почти миллионной группировки немецких армий "Центр" и не позволили гитлеровскому командованию перебрасывать отсюда подкрепления в Германию, к Берлину. Это значительно облегчило борьбу наших войск против берлинской группировки врага.
   Отходя все дальше на запад, противник продолжал подрывать мосты, виадуки, даже взрывал полотно шоссе. Нередко приходилось идти по бездорожью. Помню, однажды мы целый день продвигались по берегу горной реки, несколько раз переходя по мелководью то на один, то на другой берег. Стемнело, когда мы в последний раз перешли речку и оказались на небольшой равнине. Впереди виднелось несколько домишек. Решили сделать привал.
   У крайнего строения остановилась головная застава. Кто-то из командиров постучал в дверь. Она чуточку приоткрылась. И нас спросили на непонятном языке. Пограничник-молдаванин перевел мне:
   - Товарищ капитан, здесь цыгане.
   Включили электрофонарь, вошли в дом. Желто-черные прокопченные стены от курной топки печи были сплошь покрыты капельками воды. На полу, застланном толстым слоем мятой соломы, плотно прижавшись друг к другу, лежали старики, женщины, дети, юноши, мужчины. С большим трудом нашли место, где бы можно было стать. Спросили, как называется эта деревня. Поднявшийся с пола широкоплечий, с густой бородой цыган ответил:
   - Это не деревня.
   - А что же?
   - Зимний цыганский табор, таких кибиток здесь всего десять.
   Его сообщение меня озадачило. Продолжать марш в кромешной темноте по бездорожью, не зная местности, когда вздулись от вешних вод горные реки... Да если и выберемся на хорошую дорогу, все равно остается опасность: ее могли минировать. По-видимому, цыган догадался, о чем я думаю. Он что-то громко сказал, на полу все пришло в движение, как в большом муравейнике. Бородатый цыган-великан шумно раскрыл дверь, и все куда-то ушли. Через несколько минут цыган вернулся, подвел нас ко второй кибитке, потом к третьей, рукой показал: занимайте.
   - А как же вы?
   - Мы потеснились и разместились по остальным стоянкам.
   - Ну спасибо вам.
   Мы заняли "хаты", вокруг расположили обоз. Не очень уютны были наши "хоромы", но это все же не хлюпающая холодная вода под ногами. Бойцы и командиры немного отдохнули.
   С рассветом мы покинули цыганский табор, приютивший нас. Несмотря на ранний час, цыгане все были на улице. Они весело о чем-то говорили, смеялись, пели. Когда мы миновали последнюю кибитку, они еще долго махали нам вслед руками.
   Расставаясь с этой веселой, пестро одетой толпой, с босоногими малышами, я невольно вспомнил пушкинские строки: "Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют". Оказывается, они кочуют и здесь, в Чехословакии. Просохнет земля, и они оставят свое зимнее пристанище.
   Нам не повезло. Протекавшая здесь река так разлилась, что вода поднялась выше моста сантиметров на тридцать. Пришлось идти через бурлящий поток. Мы почти благополучно преодолели его, да застряла одна из наших трофейных машин. Решили не купаться из-за нее в холодной воде - бросить. И тут словно из-под земли к нам на помощь прибыли на лошадях те же цыгане. Они привезли бревна, канаты и помогли вытащить из воды автомашину. Видно, и этим вечно кочующим людям была небезразлична судьба их родины. И они помогли нам ускорить день и час изгнания фашистских завоевателей из Чехословакии.
   2 мая 1945 года пала столица фашистского рейха Берлин. Незадолго до этого командование войск по охране тыла 1-го Белорусского фронта обратилось к бойцам и командирам пограничных войск. В обращении говорилось: