Страница:
По той или иной причине Венарту совсем не хотелось заниматься делами. Но выбора у него не было. Надо было платить и получать деньги, следить за погрузкой, читать фрахтовые контракты и накладные, закупать провизию перед отъездом; а кроме него, заниматься этим некому.
Закон подлости гласит, что, чем больше у тебя дел и чем меньше времени, тем больше сложностей возникает в процессе их выполнения. Людей, которые должны ему деньги, не было дома, зато кредиторы преследовали повсюду. И им было невдомек, что, чем больше времени они тратят на разговоры с ним, тем позже он соберет деньги. Потом Венарт не мог найти людей, чтобы загрузить товар. Когда наконец нашлись несколько тунеядцев и бездельников, согласившихся выполнить работу, и Венарт пошел на таможню, оказалось, что глава порта отсутствует и появится неизвестно когда. Потом обнаружилась ошибка в декларации судового груза, из-за чего ее пришлось переписывать (но клерка, который это сделал, не оказалось в офисе, а все остальные были слишком заняты и не могли принять срочный заказ), у поставщиков не было изюма, а цена на шпагат волшебным образом за ночь подскочила с трех квотеров до десяти. Все указывало на то, что город, который так невзлюбил Венарта, теперь почему-то упорно не желал с ним прощаться.
— Жиропот, — пробормотал последний лавочник в городе, задумчиво почесывая подбородок. — Жиропот. Может, найдется чуть-чуть. Спрос на него небольшой.
Венарт досчитал до десяти.
— Тогда вы не могли бы посмотреть? — предложил он. — Мне нужно как минимум два галлона. Возьму три, если есть.
Лавочник пожал плечами.
— Если и есть, то только в подвале, — ответил он. По тону было непонятно, то ли он просто констатировал факт, то ли намекал на то, что подвал закрыт или что он боится идти туда из-за пауков.
— Не будете ли вы так любезны спуститься и посмотреть?
— Пожалуй, спущусь, — смилостивился лавочник. — Зайдите завтра, скажем, в полдень.
Венарт тяжело вздохнул, пытаясь подавить раздражение, которое копилось в нем последние двадцать минут.
— Хорошо. Спрошу еще у кого-нибудь.
Он развернулся, чтобы уходить, и почти вышел, когда лавочник сказал:
— Подождите. Это недолго. — И исчез, как сквозь пол провалился.
Полчаса спустя лавочник вернулся с пустыми руками.
— У меня есть оливковое масло, — благоговейно сказал он. — Несколько бочонков. Можете купить сколько хотите.
Венарт объяснил, что жиропот ему нужен, чтобы защитить корпус корабля от шашеня, а оливковое масло не только не поможет, а даже навредит.
— Вы уверены, что у вас его нет?
— Может, на чердаке, — ответил лавочник.
Венарт глубоко вздохнул, но прежде, чем успел что-нибудь ответить, за спиной раздался знакомый голос.
— Одолжу тебе немного, если хочешь, — сказала Эйтли. — Отдашь, когда вернемся домой.
Впервые за несколько дней Венарт почувствовал себя почти счастливым.
— Замечательно, — сказал он. — А что ты здесь делаешь?
— Перед тобой Коммерческий банк Зевкис, — улыбаясь, ответила Эйтли. — Ну пойдем, я дам тебе жиропот. К тому же тебе бы не помешало выпить.
— Я и не знал, что твоя фамилия Зевкис, — признался Венарт, когда они шли к причалу. — Хотя, с другой стороны, мне никогда не приходило в голову спросить.
Эйтли пожала плечами.
— Просто разговор не заходил. Ты выглядишь усталым. Много проблем?
Венарт поморщился.
— Можно сказать и так, но лучше не будем об этом. Расскажи мне о Банке.
— На острове есть шастелский филиал, — ответила Эйтли. — Вообще-то он появился совсем недавно. И, проезжая мимо, я решила остановиться здесь, чтобы заглянуть на рынок мягкой мебели на Сконе. По правде говоря, торговля не произвела на меня особого впечатления. Все эти люди кажутся мне довольно жалкими.
Венарт нахмурился.
— Не знаю, заметила ли ты, но между Сконой и Шастелом что-то вроде войны. Не думаю, что останавливаться здесь — очень хорошая идея.
Эйтли пожала плечами.
— Насколько я поняла, все не так просто. Если точнее, никакой войны нет, просто серия несчастных случаев и попыток достигнуть соглашения по некоторым спорным вопросам. Что, — добавила она, — большинство людей считают войной. Для творческой личности здесь огромное поле деятельности.
Венарт посмотрел на нее:
— Вот как?
— Да. Только подумай, Вен. Как можно заниматься бизнесом во время войны? Приходится изворачиваться и использовать воображение.
— Мне показалось, они не хотят сотрудничать друг с другом.
Эйтли усмехнулась:
— Дело не в том, хотят они или нет. На Сконе как минимум пять крупных компаний, являющихся частью совместных предприятий с шастелскими компаниями.
— Безумие, — сказал Венарт.
— Согласна. Это мне и нравится в Сконе и Шастеле. Они не позволяют войне разрушать торговлю.
Венарт не нашел, что сказать, и, пока он обдумывал ответ, Эйтли спросила о Ветриз. Он на секунду закрыл глаза. Единственным плюсом подготовки к отъезду было то, что совсем не оставалось времени на мысли о сестре.
— Она в беде. В очень серьезной беде.
— Ох! — Эйтли остановилась. — Что случилось? — Венарт беспомощно махнул рукой.
— Самое ужасное заключается в том, что я не знаю. Могу только сказать, что это как-то связано с патриархом Алексием, магией и полковником Лорданом. Но что именно произошло…
— Полковником Лорданом, — перебила Эйтли. — Имеешь в виду Горгаса Лордана?
— Нет, Бардаса. Знаешь, твоего Бардаса. На которого ты работала. Если помнишь, он брат директора, но они не ладят. Все это как-то связано с Перимадеей, хотя толком я ничего не знаю.
— Какое отношение имеет к этому Бардас Лордан? — тихо спросила Эйтли.
— Говорю же, все прошло мимо меня. Сначала нас с Триз арестовали, потом директор захотела, чтобы она ей в чем-то помогла, а потом Ветриз сказала, что согласна и хочет остаться и сделать все, что директор прикажет. А я стоял рядом, с ума сходил от беспокойства… Ты слушаешь?
— Что? Конечно, слушаю. Эй, давай что-нибудь выпьем, и ты расскажешь мне все по порядку, с самого начала. Кто знает, может, я чем-нибудь помогу.
Венарт задумался.
— Хорошо. Боюсь, у меня нет никаких догадок, так что, если ты сможешь что-нибудь прояснить, я буду безмерно рад. Боже, зачем я вообще сюда приехал? — горько добавил он. — Самое ужасное место, где я когда-либо бывал. Если бы мы только смогли отсюда выбраться и спокойно доплыть до Острова…
— Да, — нетерпеливо ответила Эйтли, — хорошо. Слушай, здесь на углу есть винный магазин, пойдем туда. Ради Бога, возьми себя в руки и расскажи все с начала.
— Шесть квотеров, — ответил старик, — платите либо уходите.
Бардас Лордан посмотрел на угря, потом на старика и снова на угря. Отруби торговцу конечности — и не отличишь от рыбы.
— Спасибо, — сказал он. — Но я лучше буду голодать. От голода хотя бы не отравишься.
Старик моргнул.
— Как вам угодно. Ничего другого не найдете.
— Это же безумие, — ответил Бардас. — Кучка солдат Шастела бродит по Острову пару дней, поджигает деревни, и вдруг на целой Сконе уже нечего есть?
— Шесть квотеров. Платите либо уходите.
— Четыре.
Старик ничего не ответил. Он умел замирать, как ящерица.
— Пять, — сказал Бардас. — И только потому, что, если я не куплю угря, вы съедите его сами, а я не хочу, чтобы ваша смерть была на моей совести.
— Шесть квотеров. Платите либо уходите.
— О, ради Бога! — Бардас порылся в карманах и достал деньги.
Старик засунул угря под колено и поднес монеты к свету. Пять из них он неохотно положил в карман после тщательной инспекции. Шестую отложил на гладкий камешек, достал зубило и небольшой молоточек из кармана и надрезал монету у самого ободка. Потом снова поднял ее и начал переворачивать под солнечным лучом, пока надрез, который он только что сделал, не сверкнул. Торговец прищелкнул языком и вернул монету.
— Фальшивая. — Бардас посмотрел сам.
— Вы правы, — признал он. — Как, черт побери, вы это заметили?
Старик продолжал смотреть на него. Бардас достал еще одну монету, которая прошла осмотр. Старик разогнул колено и передал угря.
— Иметь с вами дело — одно удовольствие, — прокряхтел он.
Бардас нашел мальчика, который сидел на деревенской площади и грыз яблоко.
— Где ты его нашел?
— Одна бабушка дала, — ответил парнишка с набитым ртом. — Хочешь?
— Что? О нет, ну что ты, — сказал Бардас, завистливо глядя на яблоко. — Никогда их не любил. У меня от яблок изжога. А вот наш ужин. Смотри.
Мальчик посмотрел на угря и инстинктивно отдернулся.
— Я не буду это есть, — твердо сказал он. — Это отвратительно.
— Не глупи. Перед тобой отличный угорь. Там, откуда я родом, такая еда считается деликатесом.
— Значит, тебе очень повезло, что ты уехал.
— Не спорь, — сказал Бардас, теряя терпение. — Или я дам тебе лук и стрелы, и пойдешь охотиться на кроликов. Выбор за тобой.
Мальчик посмотрел на угря и сглотнул слюну.
— Может, он не такой уж и противный. С шалфеем, луком и перцем.
— Никакого шалфея. Никакого лука. И уж тем более никакого перца. Если ты все-таки предпочитаешь кролика, — добавил он, — то добро пожаловать. Мы еще не тушили его, верно?
— Тушили, позавчера, — хмуро ответил мальчик. — Ну ладно, съем я твоего проклятого угря. Но завтра мы пойдем в город и купим хлеба, ладно?
Бардас покачал головой.
— Нет, я сказал тебе, что мне там не нравится. Мы поищем в районе Сойзы, там должна быть какая-нибудь еда. Помнишь, как мы купили пончики?
Мальчик пытливо посмотрел на него.
— Почему ты не хочешь пойти на Скону? — спросил он. — Намного ближе Сойзы, полно еды. И с нас не сдерут втридорога, как в этих деревнях.
— Мне там не нравится, — повторил Бардас.
— Почему?
— Потому. А теперь запрыгивай в тележку и поехали домой, пока не стемнело.
Надеждам Бардаса не суждено было сбыться. К тому времени когда они вернулись, наступила ночь, и на небе не было ни звездочки. Последние две мили пареньку пришлось идти перед тележкой с фонарем. Когда они почти дошли до дома, он вдруг резко остановился.
— Что случилось?
— В доме горит свет, — откликнулся мальчик.
Бардас задумался на мгновение, потом спрыгнул на землю и отдал поводья парнишке.
— Жди здесь. Если из дома выйдет кто-нибудь, кроме меня, сразу беги в ту старую башню, где мы были, и пережди там один день. — Он полез в карман и вытащил кошелек. — Только, ради Бога, не потеряй его. Тут хватит денег, чтобы доплыть до Острова. Найди женщину по имени Эйтли Зевкис и скажи, что тебя послал я. Хорошо?
Глаза мальчика округлились от ужаса.
— Что происходит? — спросил он. — Если что-нибудь плохое, то почему мы не можем вместе убежать и спрятаться?
Бардас пожал плечами:
— Помнишь, как брат послал за мной солдат? — Мальчик кивнул:
— Ты побил их.
— Правильно. Ну, делай выводы. Кто бы нас ни ждал, он явно не беспокоится о том, что мы можем заметить его присутствие. Выходит, воры и отбившиеся алебардщики исключаются. По той же причине я не думаю, что это солдаты моего брата. Кто остается? Большая группа алебардщиков? Возможно. Если так, я увижу часовых и вернусь. Но это маловероятно. Если бы они открыто бродили вокруг, зажигали костры, мы бы уже услышали об этом от местных жителей. По-моему, я знаю, кто там.
— Твой брат? — Бардас кивнул.
— Или кто-нибудь совершенно безвредный. В любом случае жди здесь и помни: Эйтли Зевкис. Понятно?
— Да, — ответил мальчик. — А можно мне с тобой?
— Нет. Оставайся здесь. Будь внимателен. — Он протянул руку, взял с тележки лук и колчан с короткими красными стрелами, посмотрел на них и положил назад. — К черту. Я не могу попасть в цель и при свете дня, не говоря уже о темноте, как сейчас. Так мне и надо.
Он тихонько обошел вокруг сарая и подошел к навесу для хранения дров. К счастью, Бардас знал каждый закоулок в своем дворе и мог спокойно ходить с завязанными глазами. Он осторожно открыл дверь так, чтобы петли не заскрипели. Ничего не было видно, но он нашел нужную вещь на ощупь: топорище отлично подходило к ручке топора, свисавшего с крючка.
Он не знал, почему так злится. Если незваный гость — Горгас, следовало бы радоваться предупреждению. В своем нынешнем состоянии он бы набросился на брата, не раздумывая, а учитывая, что тот наверняка намного лучше вооружен, это было бы большой ошибкой. Выигранное время совсем не изменило Бардаса, он только успел выбрать оружие, но не успел остыть. И это было странно. Он столько лет убивал за деньги, что теперь не мог представить убийство просто так, бесплатно. Такой ярости Бардас не ощущал с тех пор, как прибыл на Скону и поговорил с Горгасом и Ньессой. Он смог удержаться в рамках вежливости и ясно дал понять обоим, что хочет находиться от них как можно дальше.
С тех пор ничего особенного не случилось. Они оставили его в покое, как он и просил. Пару раз он отсылал назад гонцов с деньгами, одеждой и продуктами, Горгас понял намек и больше никого не присылал. В последнее время Бардасу удавалось несколько дней не вспоминать о существовании родственников. Он старался, очень старался не думать о них, хотя и понимал, насколько искусственно все это: его жизнь простого ремесленника, который зарабатывает на хлеб честным трудом, делает луки такого высокого качества, что закупщики оружия платят огромные деньги… Даже несмотря на иллюзорность всего происходящего, он верил, что сможет прожить, рассчитывая только на свои силы. Мозг послушно принимал требуемое положение — как лук, когда его гнут.
Интересно, как это происходит? Бардас вспомнил старую пословицу о том, что готовый лук на девять десятых сломан. Наверное, сейчас ему надо сломаться и послать все к чертям, но почему-то он не мог. Видимо, дело в том, что он понимал, насколько поверхностна иллюзия, как легко ее разрушить, достаточно лишь войти в дом и зажечь огонь. В Перимадее у многих домов не было хозяев, потому что некоторые не оставляли после себя наследников или уезжали за границу и не возвращались; чтобы показать, что именно ты являешься хозяином собственности, следовало вести себя так, как будто дом твой: покупать мебель, белить стены, стирать занавески или просто зажигать огонь в камине. Он бы ни слова не сказал, если бы незваными гостями оказались алебардщики, даже если бы они спалили весь дом, ведь они не претендовали бы на его собственность. С Горгасом все по-другому. Бардас достаточно времени провел в суде Города, чтобы знать, как поступают в таких ситуациях.
Может, просто воры?.. Боже, как я надеюсь на это.
Он знал, какой гвоздь в ставне свободно болтался, потому что был вбит в прогнившее дерево. Ручка топора между ставней и оконной рамой послужила рычагом, достаточно было осторожно нажать, чтобы гвоздь вышел легко и бесшумно. Из меня получился бы отличный вор. Взламывать запоры я умею. И уже пробираюсь сюда, как будто в чужой дом.
Когда ставня распахнулась, Бардас досчитал до десяти, прежде чем осторожно открыть ее, а потом — до двадцати, прежде чем шагнуть во тьму кладовой. Несмотря на все предосторожности, он забыл об одной вещи, но тут же вспомнил, как только наткнулся на что-то сухое, похожее на кожу. Вездесущие кролики, с которых он содрал шкуру и повесил сушиться. Бардас медленно выдохнул, постепенно успокаиваясь и пытаясь вспомнить, где именно находится дверная щеколда. Оставлять следы кроличьей крови в своем собственном доме — да, в моем, черт побери! — было не очень хорошей идеей.
Бардас еще раз досчитал до двадцати и осторожно приоткрыл дверь. Точно, бледно-оранжевый свет исходил из главного камина. Он начал чувствовать себя ужасно неудобно, словно дом предал его, словно дом оказался шпионом Горгаса, а он об этом только что узнал. Словно застукал жену с любовником. Бесполезно разыгрывать спокойствие. Особенно теперь, когда он буквально чувствовал в воздухе запах брата, подобно тому как пахнет чужое масло для волос на подушке. Во всем теле пульсировало непреодолимое желание взмахнуть топором и разрубить его череп, как старое дерево (только рубить дерево нужно, зная, где его слабое место). Бардас просто не мог выкинуть эту мысль из головы, проигнорировать, как переполненный мочевой пузырь или пустой желудок.
Тут мы и сровняемся, я наконец окажусь на одном уровне с ним. Или, может, он меня победит. Не важно. Какая разница, чем все кончится? Главное — пройти через это.
Он расслабился, выпрямился и набрал в легкие побольше воздуха. Нет на свете причины, по которой он должен крадучись идти по своему собственному дому. Бардас положил руку на дверь и толкнул ее вперед.
Горгас сидел на стуле перед камином, спиной к нему. Пару широких плеч венчал маленький лысый череп. Он развернулся и одновременно встал. Движениям Горгаса всегда была присуща особая грациозность. Он никогда не был неуклюжим или неловким, даже в детстве. Брат отошел в сторону так, чтобы огонь освещал его лицо.
— Привет. Я не слышал, как ты пришел.
— Горгас…
— Просто проходил мимо, — продолжал Горгас. — Решил зажечь огонь, если ты не возражаешь.
До этого момента топор казался естественным продолжением его руки, а теперь Бардасу казалось, что он долго на нем лежал и топор онемел. То есть Бардас ощущал, что он там, однако его не чувствовал. Он посмотрел на брата, но ничего не сказал.
— Надеюсь, я не напугал тебя, — продолжал тот. — Сейчас не самый подходящий момент, чтобы прятаться в чужих домах. Это небезопасно. Хотя я вполне уверен, что мы всех поймали, даже если парочке и удалось улизнуть, они все равно не забрались бы так далеко.
Бардас сузил глаза, озадаченный, затем понял, что брат говорит об алебардщиках. И вдруг услышал собственный голос: мол, сам несколько дней назад встретил одного на дороге.
— Отлично, — сказал Горгас. — Значит, теперь не нужно о нем беспокоиться.
Похоже, он считал, что, когда Бардас Лордан встречает солдата на дороге, он тут же его убивает, ведь именно этим он занимался всю жизнь. Лесорубы рубят деревья, угольщики добывают уголь, а Бардас Лордан убивает людей. Кому-то удалось спастись? Не волнуйтесь, Бардас с ними разберется.
— С тобой твой подмастерье? Черт, постоянно забываю, как его зовут. С ним все в порядке?
— Да, — ответил Бардас.
Горгас кивнул:
— Это ведь он дал сигнал тревоги в Бриоре. Молодец.
Всего один шаг вперед и немного влево, чтобы не споткнутся о стул, ложный выпад вправо, чтобы отвлечь внимание, если у него будет время вынуть меч, потом опустить левую руку и ударить правой прямо над ухом. Он учил этой уловке, когда руководил школой фехтования. На первый взгляд все просто и вполне очевидно, но за многие тысячелетия, пока люди убивали друг друга, никто не смог придумать, как защититься в такой ситуации. Особенно если провернуть этот трюк с безоружным человеком. То же самое, что убить сидящего кролика с пятнадцати ярдов, все, что требуется, — незаметно подкрасться, выстрел из лука является лишь неизбежным завершением. И если этим безоружным человеком является твой брат, то осечки быть не может.
— Чего ты хочешь, Горгас? — спросил Бардас. Брат робко улыбнулся.
— Тебе это не понравится, — сказал он. — Но я не буду оскорблять тебя, делая вид, что мое требование вполне естественно. Дело в том, что Ньесса послала меня за тобой. Ты должен вернуться в город.
— Ясно.
— На самом деле, — продолжал Горгас, — на это есть причины. Конфронтация обостряется, война выходит из-под контроля. Ты наш брат, живешь один на побережье. Любой корабль может проскользнуть сюда, и не успеем мы глазом моргнуть, как тебя захватят в заложники. Я бы ни за что не простил себе…
Бардас открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.
— Я знаю, что ты не желаешь ехать в Скону, — продолжал Горгас. — И, видит Бог, я тебя понимаю. Ньесса хочет, чтобы ты был в безопасности — там, где она может присмотреть за тобой. Это не навсегда, подожди только, пока все поостынет, успокоится, и мы разберемся с Шастелом. В конце концов, мы кашу заварили, нам ее и расхлебывать, а ты здесь ни при чем. Мы, кажется, нашли способ решить проблему, не разворачивая настоящей войны. Она ведь никому не нужна. А потом ты вернешься и заживешь, как прежде…
— Я не поеду в Скону, — отрезал Бардас. Горгас набрал в легкие побольше воздуха.
— Я знал, что ты так скажешь. Черт побери, ты же мой брат. Я не собираюсь приводить тебя на веревочке, как заблудшего барана. Хорошо, мы сделаем следующее. В порту стоит корабль с Острова, садись на него и уплывай, куда вздумаешь, мне все равно. Главное, чтобы тебя не нашли люди из Фонда. И ученика возьми. О деньгах не волнуйся, мы что-нибудь придумаем…
— Ты шутишь, — сказал Бардас. Ему показалось, что небо обрушилось на землю и между ним и звездами ничего нет. — Она же убьет тебя.
Горгас пожал плечами.
— Я умею ладить с Ньессой. К черту ее, братишка. Ведь ты хочешь именно этого, верно?
— Ты знаешь, что я и не собирался сюда приезжать, — сказал Бардас.
Слова текли, как вино из бурдюка. Горгас кивнул.
— Мы были ужасно эгоистичными. Думаю, мы просто считали, что сможем все исправить и притвориться, что между нами все по-прежнему. — Он развел руками. — Наивные. Казалось, все, что мы делали, только усложняло ситуацию, так что, наверное, самое лучшее — перестать пытаться. Или по крайней мере перестать думать только о себе.
Бардас не нашел, что ответить. Он сел на край стола и посмотрел на Горгаса. Тот сидел спиной к камину, такой уверенный в себе, как будто был хозяином дома. Бардас выпустил из рук топор.
Алебардщик зевнул. После всего, через что им пришлось пройти — марш от моря, битвы в деревнях, потом этот ужасный барак с прохудившейся крышей, неожиданная атака, пожар и побег, — больше всего на свете ему хотелось спать, если это вообще возможно в такой мерзкой стране.
Удалось сбежать только двоим: ему и Рамо. Почему посчастливилось им? Простое стечение обстоятельств. А теперь все шло как по маслу. Они наткнулись на пустой дом, находящийся вдали от главной дороги, остатки холодного жареного кролика и выдохшееся пиво на столе в комнате; удобный сеновал для сна, где они могли спокойно отдохнуть и набраться сил, прежде чем сдаться. Рамо настоял на том, что нужно караулить, и теперь шагал взад-вперед на улице, что-то тихонько напевая. Что ж, если предпочитает стоять на посту вместо того, чтобы спать, дело его.
Усталыми, раздраженными глазами алебардщик наблюдал за встающим солнцем. Перед тем как его приняли в вооруженные силы Фонда, он работал на поле со своим отцом-гектемором на дальневосточном полуострове Шастела. И в жаркий день, когда много работы или отец в дурном настроении, не было лучшего места спрятаться, чем сеновал. По закону природы все сеновалы выглядели и пахли одинаково, и этот не являлся исключением, поэтому впервые за много дней алебардщик был относительно спокоен, почти как дома.
Что было ошибкой с его стороны, потому что едва он положил алебарду на кучку целиков и откинулся назад, подложив под голову руки, шум, который он принял за скрежет мыши, стал громче. Он почти успел схватить оружие, опоздав всего лишь на секунду. Откуда-то сверху спрыгнул большой мужчина, схватил его алебарду и воткнул острие в горло.
Бардас Лордан прокрутил и вынул лезвие. Потом сел на корточки и прислушался. Ничего не было слышно, поэтому он позволил себе немного отдохнуть, откатился в сторону, чтобы его не было видно со стороны входа, снял с мертвого плащ и набросил себе на плечи. Колени ужасно болели, что было неудивительно, так как он два часа просидел за сеновалом на корточках, слушая фальшивое пение солдата и дожидаясь рассвета.
Бардас посмотрел на алебардщика, размышляя, придется ли ему убить еще кого-нибудь, прежде чем он сможет выбраться отсюда. Неизвестно, сколько солдат осталось. Очевидно, они скрылись во время пожара, но это всего лишь догадка. Если они все сделали как полагается, значит, часовой должен стоять у калитки, а может, поставили людей и по всему периметру. Только бы не нашли дырку в ограде сзади, через которую он мог выскользнуть и сразу же оказаться на дороге в Бриор. Но это означало пересечь двор и пройти прямо под окном мастерской, что небезопасно. Если он просто спрыгнет отсюда и пойдет вдоль сарая к калитке, у него будет больше шансов остаться незамеченным и наброситься на ничего не подозревающего часового сзади — тот даже не поймет, откуда явилась опасность. Бардас почувствовал тяжесть алебарды на своей ладони и воткнул ее в стог сена. Уж лучше быть вообще безоружным, чем ходить с этим громоздким посохом.
Он перекинул ноги через дверь сеновала, подтянулся на руках и проскользнул вперед, осторожно приземлившись на траву. Как он и надеялся, никого не было, и Лордан относительно медленно и спокойно направился к калитке. Естественно, там стоял часовой, и, естественно, он смотрел на тропинку, ведь только оттуда могла появиться опасность. Паренек даже снял шлем, чтобы немного облегчить Бардасу жизнь. Он подобрал камень, который обычно подставлял под калитку, чтобы она не закрывалась. Форма и размер идеально подходили для задуманного. Раздался треск, какой раздается, когда встаешь на толстую корку льда и она рушится под твоим весом. Часовой упал на калитку, потом соскользнул назад и растянулся на земле. Лордан оттолкнулся от его головы, чтобы перемахнуть через ограду.