Страница:
— Все в порядке, — мягко сказала Исъют. — Ты можешь говорить со мной о вещах, о которых больше никому нельзя рассказать, ведь мы так похожи. Правда?
Горгас посмотрел на нее.
— Не обижайся, но я так не думаю. Кроме того, что я убил отца, а ты хочешь убить дядю, между нами нет ничего общего.
Девушка покачала головой:
— Ты забыл еще кое о чем. О моей матери.
— Прошу не путать, — зевнул Горгас. — Учти, я знаю ее всю жизнь, а ты с ней почти не знакома. Представляю, что ты себе насочиняла, пока сидела здесь, но я бы искренне удивился, если бы ты хоть что-нибудь о ней знала.
Она нахмурилась:
— Ты ведь ненавидишь ее. Из-за того, как она использует тебя, заставляет делать вещи, которые ты не хочешь делать… Она разрушила твою жизнь.
— Не говори так, — перебил Горгас. — Я люблю сестру. Бог знает, что стало бы с моей жизнью, если бы не она. Все эти годы Ньесса была моей единственной опорой. Посмотри, чего она добилась…
Исъют засмеялась:
— Ты правда так думаешь? Действительно во все это веришь? Странный ты, дядя Горгас.
Горгас наклонился вперед и выпрямился.
— Кажется, ты не понимаешь меня. Наверное, я лучше знаю, что чувствую. А ты просто умничаешь.
— Может быть. — Она убрала руки за спину и встала на носочки, как ребенок, ожидающий лакомства. — А теперь? Куда мне идти?
— Куда хочешь. Мы…
— Я серьезно. Денег у меня нет, идти некуда, заработать на жизнь негде. Я буду жить с матерью, или она сплавит меня на корабле на какой-нибудь остров? Я думала, вы все уже решили.
Горгас покачал головой.
— Ты имеешь в виду домашний арест? Собираешься строить из себя послушную, ответственную дочь, выполняющую домашнюю работу и улыбающуюся гостям? Вряд ли.
— Почему? — Она хитро ухмыльнулась. — Именно этим занимаются все нормальные дочери.
Горгас задумался.
— Хорошо, — наконец сказал он. — У меня к тебе предложение. Можешь пожить у меня, сколько захочешь. Главное, чтобы ты чувствовала, что у тебя есть свой дом, где тебе всегда рады. Это очень важно. Ну как?
Она уставилась на него, пытаясь рассмеяться.
— Боже, ты правда во все это веришь. Счастливая семья, радость от того, что близкие рядом с тобой… В странном мире ты живешь, дядя Горгас. Он, должно быть, несколько похож на те медные тарелки из Коллеона, про которые все думали, что они сделаны в Городе. Помнишь, когда посмотришь на них первый раз, тебе кажется, будто ты видишь обычные надписи на боку: кем сделано и когда, но, присмотревшись, замечаешь, что это вовсе не надписи, просто рисунки, похожие на буквы, потому что люди в Коллеоне не умели читать и писать. Я думаю, твоя жизнь тоже была создана кем-то, кто никогда не жил, но думает, что знает, как это должно выглядеть. — Горгас вздохнул.
— Это значит «да» или «нет»? — спросил он. — Разговаривать с тобой, конечно, крайне увлекательно, но у меня есть дела поважнее, например, вести войну.
— Почему бы и нет? — ответила Исъют, пожимая плечами. — Не то чтобы у меня был большой выбор. И кстати, очень мило с твоей стороны сделать такое предложение. Конечно, — добавила она, — тебе, вероятно, все равно, учитывая, что дома ты нечасто бываешь, и именно твоей жене и детям придется терпеть сумасшедшую женщину. Вряд ли такая мысль приходила тебе в голову.
— Ты права, — признался Горгас. — Но с ними все будет в порядке. В конце концов, ты — моя семья.
— Я член семейства Лорданов, — ответила Исъют, улыбаясь. — Одного этого достаточно, чтобы любой здравомыслящий человек запер двери на засовы и поджег дом. Мы зловещая компания, правда, дядя Горгас?
— Да, — согласился он. — Но мы наша зловещая компания.
— Не заключенные, — возразил Алексий, — а гости, дорогие и уважаемые гости. — Он неуверенно поерзал на каменной скамье. — Будь я лет на шестьдесят моложе, непременно вырезал бы свое имя на скамье, как в детстве в кабинете наставника, когда попадал в неприятности и меня вызывали в его кабинет. Довольно много времени провел я на каменной скамье в комнате, не сильно отличающейся от этой, и чувство неясной, но от того не менее страшной опасности мне тоже удивительно знакомо. Надеялся, что, когда вырасту, мне не придется больше этого терпеть. Видимо, я ошибался.
Ветриз улыбнулась.
— Когда я была маленькая, у нас происходило то же самое, — сказала она. — Мать всегда говорила: «Вот подождите, приедет отец…», потому что он, разумеется, большую часть времени отсутствовал, а когда приезжал, мы были тише воды ниже травы. Но когда после нескольких месяцев отсутствия отца мы слышали, что скоро он должен приехать, нас охватывал ужас, потому что дома его всегда ждал огромный список наших проделок и шалостей. Не успевал бедняга снять шляпу, как мать уже толкала нас вперед. Конечно, — продолжала она, ухмыльнувшись, — мне все сходило с рук, ведь я девочка, достаточно было опустить голову и зашмыгать носом, чтобы отец поверил всему, что я говорю. Так что я всегда спихивала вину на бедного Вена, а он об этом не догадывался и сильно расстраивался, когда его наказывали за мои проступки. Он искренне верил, что достаточно сказать правду, и Добро победит. Знаешь, в глубине души он, наверное, до сих пор так думает.
Алексий задумался.
— Но это же хорошо, верно? Может, не самый подходящий образ мышления для купца, тем не менее вызывает восхищение. — Он вздохнул и снова поерзал. — Ты слышала что-нибудь о войне? Человек, который продал мне завтрак, сказал, что Шастел хочет заключить сделку с пиратами, чтобы они перевезли алебардщиков на Скону, а взамен получат город. С другой стороны, он также полагает, что Горгас Лордан отправит их обратно в море, а Ньесса призовет своих послушных колдунов, и они потопят все корабли. Я что-то не очень доверяю такому источнику информации.
Ветриз пожала худенькими плечиками.
— Эта война похожа на драку, которую я как-то видела на танцах во время свадьбы. Два парня здорово набрались и поспорили из-за девушки. Все ожидали, что они начнут драться, ну они и решили не разочаровывать окружающих и начали прыгать друг вокруг друга, размахивая в воздухе кулаками. Совершенно случайно один из них сделал резкое движение и попал по такой медной лампе, думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. В общем, лампа упала и довольно сильно стукнула второго по плечу, тот сел на пол и начал ругаться, потирая ушиб и называя другого парня неуклюжим идиотом. Первый засмущался и начал извиняться, потому что решил, что сломал второму ключицу. Он скакал вокруг и кричал: «Позовите доктора», а потом кто-то попытался его заткнуть, он замахнулся на другого мужчину и ударил его в нос, из которого тут же потекла кровь. Все вокруг, конечно, смеялись, как сумасшедшие, а потом невеста расплакалась, потому что вся эта суматоха испортила ее свадебный танец, жених рассердился на парня, который все это устроил, и замахнулся кулаком сам, но, естественно, промазал, угодил в стену и сломал запястье…
Алексий кивнул.
— Большинство войн начинаются из-за того, что кто-то совершает ошибку, а большинство баталий проигрываются из-за поражения побежденных, а не из-за победы победителей. Не знаю, лучше это или хуже. Полагаю, все зависит от того, что тебе противнее: злоба или глупость. — Он потер правую лодыжку, которая совсем затекла. — Похоже, она забыла о нас. Интересно, если мы просто встанем и уйдем, нас кто-нибудь попытается остановить?
— Можно попробовать, — начала было Ветриз, когда дверь распахнулась и из нее вылетел слуга с кипой карт в руках.
— Директор готова вас принять. Но я бы на вашем месте был осторожен, она не в духе.
Алексий встал, покачнулся и схватился за Ветриз, чтобы не упасть.
— Ногу колет. Замечательно, теперь я буду шататься, как пьяный.
В кабинете Ньессы появилась обновка: столик на трех ножках, стоящий между двумя стульями для посетителей, на нем красовались кувшин со слабым сладким вином и два прекрасных рога с серебряными ободочками и на маленьких серебряных подставочках. Ветриз поняла, что они сделаны в Городе. Интересно, а сколько такого старья хранится у Ньессы: подарки от послов, глав иностранных государств, лизоблюдов и подхалимов, взяткодателей? Рога совершенно не вписывались в обстановку кабинета. Интересно, зачем она это сделала? Может, чтобы смутить их? Третье правило переговоров: путай и смущай. Ветриз села, старательно делая вид, что ничего не заметила.
— Мой брат Бардас, — сказала Ньесса Лордан, — покинул Скону. Я не хотела, чтобы он уезжал, и не знаю, где он теперь. Вам это уже известно?
Ветриз посмотрела на Алексия, который покачал головой.
— Первый раз слышу, — сказал он.
— Я вам верю. — Ньесса встала, подошла к столику и налила вино в оба рога. — С корицей и медом, как тебе нравится, — сказала она Ветриз.
Девушка слабо улыбнулась.
— Очень мило с вашей стороны, — промолвила она, забирая чашку. — Пожалуйста, не поймите меня неправильно, но если он уехал, то зачем мы вам? Я хочу сказать, нет никакого смысла…
— Напротив. — Ньесса наливала воду из глиняного горшочка в простую деревянную кружку. — Это именно тот случай, когда мне нужна ваша помощь. Вы же не будете доставлять мне много проблем, правда?
— Чего вы от нас хотите? — спросил Алексий. Ньесса села и скрестила руки.
— Во-первых, выясните, где он и чем занимается. Потом привезите назад. Не волнуйтесь, я знаю, как это провернуть, и расскажу вам, когда наступит время. Все просто, как…
…и они втроем оказались на берегу реки, глядя на двух молодых людей и девушку. У девушки в руках была плетеная корзинка с бельем, а мужчины пытались схватить ее. Она отпрянула, стараясь не уронить белье, и тут один из них выхватил ношу из ее рук и бросил в воду. Девушка выругалась, он только рассмеялся и потянул ее платье на уровне плеча.
— Я забыла об этом, — сказала Ньесса.
Ткань порвалась, и девушка чуть не упала. Другой мужчина подошел сзади, вытянул руку, но она успела схватить камень и ударить его в нос. Раздался треск.
— Смотрите, — сказала Ньесса, указывая пальцем. — Вон Горгас, вон там.
Она показала на высокого молодого человека, стоящего поодаль под единственным кипарисом. Он не наблюдал за происходящим у реки; он смотрел через плечо, на его лице застыла паника. Ветриз не знала, на что он смотрит, потому что вид закрывал горный хребет, но она заметила, как он достал из чехла у седла маленький лук. Горгас согнул его и надел тетиву. Движение было грациозным, плавным и неторопливым, как отточенное до совершенства па профессионального танцора.
— Я часто сюда прихожу, — сказала Ньесса как бы между прочим. — И каждый раз замечаю что-то новое. Вы видели? Он сделал это, даже не глядя.
Горгас вытащил несколько стрел из колчана на шее лошади, нагнулся и спрятался между двумя валунами. Раздался чуть слышный щелчок, когда он натянул тетиву.
— Он действительно был привязан к этому луку, — сказала Ньесса, — работы Бардаса. Я очень удивилась, когда Горгас одолжил его Фериану, прежде он никогда никому его не давал. Наверное, из-за того, что это подарок Бардаса.
Теперь Ветриз поняла, на что он смотрел: на трех мужчин с мотыгами.
По крайней мере я думаю, что это мотыги, — сказал себе Алексий. — Там, откуда я родом, их называли стропила, но больше я нигде не слышал этого слова. Я думал, мотыга больше похожа на тяпку, Горгас говорил мне, что это мотыги, когда рассказывал историю.
Теперь девушка около реки кричала, оба мужчины запаниковали и начали извиняться, пытаясь заставить ее замолчать; один вопил, что ему очень жаль, он не хотел, это была просто шутка; второй так сильно стукнул ее по лицу, что убегающие люди услышали это, один из них споткнулся, упал, попытался подняться, дернулся и затих. Самый старший, казалось, ничего не заметил, но третий резко развернулся, чуть не упав, посмотрел вверх в том направлении, откуда прилетела стрела, и что-то прокричал. Потом он тоже упал; стрела попала ему прямо в грудь и вышла чуть ниже лопатки.
— Я бы сказала, сорок ярдов, — прокомментировала Ньесса. — И двое из трех убиты. На состязании лучников он получил бы двух быков, а это уже тянет на серебро.
Потом Горгас встал, вытащил еще пару стрел из колчана и подошел к тому месту, где обрыв нависал над рекой. Мужчины забыли про девушку и смотрели на тела, девушка колотила одного из них по спине кулаками, но тот ничего не замечал. Стрелок быстро натянул лук и прицелился, потом опустил лук; один из мужчин уронил что-то вроде камешка в воду, и лучник потянулся к поясу за стрелой. Другой мужчина побежал, не оглядываясь, девушка начала было что-то говорить, потом стрела попала и в нее. Она опустилась на колени…
— Эту часть мне хотелось бы рассмотреть подробнее, — заметила Ньесса, — но все случилось так быстро, я ничего не могу сказать с уверенностью. Он специально или нечаянно опустил стрелу так низко? Хотите — верьте, хотите — нет, мне было совсем не больно.
— Нам обязательно смотреть остальное? — перебил Алексий.
— Хорошо, — сказала Ньесса с ноткой недовольства в голосе. — На самом деле осталось недолго. Он бежит за Хедином, у него были красивые глаза, у Хедина, но отвратительные зубы; самое смешное, что задолго до этого мы тайком начали развлекаться вместе, деньги просто перекочевали в другие руки, так что совершенно не нужно было его впутывать, основной целью был молодой Фериан, однако Горгас об этом не знал.
…Они снова оказались в офисе, а вино в руке Ветриз было все таким же приятно теплым.
— В общем, он поймает молодого Хедина и вышибет ему мозги, а потом, когда вернется, увидит, как Клефас и Зонарас бегут по тропинке и что мы с Бардасом остались живы, и решит, что затея провалилась. Дальше будут одни крики и вопросы «Что делать?», Зонараса начнет тошнить от вида крови, но Клефас сохранит спокойствие духа. Он вообще крепкий орешек, ничего не могло вывести его из равновесия. Типичный фермер.
Наступила полная тишина. Потом Алексий прочистил горло.
— Простите, я все еще не понимаю. Зачем нам надо было на это смотреть?
Ньесса мило улыбнулась.
— Вы просто помогли мне ответить на вопрос. Теперь я знаю, где Бардас, — он уехал домой.
— Эта река, — сказал Бардас, — раньше служила границей; с той стороны наша земля, до тех еловых зарослей. Брод прямо за излучиной реки.
Он остановился и взял лошадей под уздцы. С противоположного берега реки приближались два человека, они как раз выходили из тени высокого кипариса. Оба были в широкополых кожаных шляпах и несли на плечах мотыги.
— Вот, — сказал Бардас, выпрыгивая из тележки. — Наконец я дома.
Он поднял руки и помахал двум незнакомцам, которые остановились и посмотрели на него.
Глава тринадцатая
Горгас посмотрел на нее.
— Не обижайся, но я так не думаю. Кроме того, что я убил отца, а ты хочешь убить дядю, между нами нет ничего общего.
Девушка покачала головой:
— Ты забыл еще кое о чем. О моей матери.
— Прошу не путать, — зевнул Горгас. — Учти, я знаю ее всю жизнь, а ты с ней почти не знакома. Представляю, что ты себе насочиняла, пока сидела здесь, но я бы искренне удивился, если бы ты хоть что-нибудь о ней знала.
Она нахмурилась:
— Ты ведь ненавидишь ее. Из-за того, как она использует тебя, заставляет делать вещи, которые ты не хочешь делать… Она разрушила твою жизнь.
— Не говори так, — перебил Горгас. — Я люблю сестру. Бог знает, что стало бы с моей жизнью, если бы не она. Все эти годы Ньесса была моей единственной опорой. Посмотри, чего она добилась…
Исъют засмеялась:
— Ты правда так думаешь? Действительно во все это веришь? Странный ты, дядя Горгас.
Горгас наклонился вперед и выпрямился.
— Кажется, ты не понимаешь меня. Наверное, я лучше знаю, что чувствую. А ты просто умничаешь.
— Может быть. — Она убрала руки за спину и встала на носочки, как ребенок, ожидающий лакомства. — А теперь? Куда мне идти?
— Куда хочешь. Мы…
— Я серьезно. Денег у меня нет, идти некуда, заработать на жизнь негде. Я буду жить с матерью, или она сплавит меня на корабле на какой-нибудь остров? Я думала, вы все уже решили.
Горгас покачал головой.
— Ты имеешь в виду домашний арест? Собираешься строить из себя послушную, ответственную дочь, выполняющую домашнюю работу и улыбающуюся гостям? Вряд ли.
— Почему? — Она хитро ухмыльнулась. — Именно этим занимаются все нормальные дочери.
Горгас задумался.
— Хорошо, — наконец сказал он. — У меня к тебе предложение. Можешь пожить у меня, сколько захочешь. Главное, чтобы ты чувствовала, что у тебя есть свой дом, где тебе всегда рады. Это очень важно. Ну как?
Она уставилась на него, пытаясь рассмеяться.
— Боже, ты правда во все это веришь. Счастливая семья, радость от того, что близкие рядом с тобой… В странном мире ты живешь, дядя Горгас. Он, должно быть, несколько похож на те медные тарелки из Коллеона, про которые все думали, что они сделаны в Городе. Помнишь, когда посмотришь на них первый раз, тебе кажется, будто ты видишь обычные надписи на боку: кем сделано и когда, но, присмотревшись, замечаешь, что это вовсе не надписи, просто рисунки, похожие на буквы, потому что люди в Коллеоне не умели читать и писать. Я думаю, твоя жизнь тоже была создана кем-то, кто никогда не жил, но думает, что знает, как это должно выглядеть. — Горгас вздохнул.
— Это значит «да» или «нет»? — спросил он. — Разговаривать с тобой, конечно, крайне увлекательно, но у меня есть дела поважнее, например, вести войну.
— Почему бы и нет? — ответила Исъют, пожимая плечами. — Не то чтобы у меня был большой выбор. И кстати, очень мило с твоей стороны сделать такое предложение. Конечно, — добавила она, — тебе, вероятно, все равно, учитывая, что дома ты нечасто бываешь, и именно твоей жене и детям придется терпеть сумасшедшую женщину. Вряд ли такая мысль приходила тебе в голову.
— Ты права, — признался Горгас. — Но с ними все будет в порядке. В конце концов, ты — моя семья.
— Я член семейства Лорданов, — ответила Исъют, улыбаясь. — Одного этого достаточно, чтобы любой здравомыслящий человек запер двери на засовы и поджег дом. Мы зловещая компания, правда, дядя Горгас?
— Да, — согласился он. — Но мы наша зловещая компания.
— Не заключенные, — возразил Алексий, — а гости, дорогие и уважаемые гости. — Он неуверенно поерзал на каменной скамье. — Будь я лет на шестьдесят моложе, непременно вырезал бы свое имя на скамье, как в детстве в кабинете наставника, когда попадал в неприятности и меня вызывали в его кабинет. Довольно много времени провел я на каменной скамье в комнате, не сильно отличающейся от этой, и чувство неясной, но от того не менее страшной опасности мне тоже удивительно знакомо. Надеялся, что, когда вырасту, мне не придется больше этого терпеть. Видимо, я ошибался.
Ветриз улыбнулась.
— Когда я была маленькая, у нас происходило то же самое, — сказала она. — Мать всегда говорила: «Вот подождите, приедет отец…», потому что он, разумеется, большую часть времени отсутствовал, а когда приезжал, мы были тише воды ниже травы. Но когда после нескольких месяцев отсутствия отца мы слышали, что скоро он должен приехать, нас охватывал ужас, потому что дома его всегда ждал огромный список наших проделок и шалостей. Не успевал бедняга снять шляпу, как мать уже толкала нас вперед. Конечно, — продолжала она, ухмыльнувшись, — мне все сходило с рук, ведь я девочка, достаточно было опустить голову и зашмыгать носом, чтобы отец поверил всему, что я говорю. Так что я всегда спихивала вину на бедного Вена, а он об этом не догадывался и сильно расстраивался, когда его наказывали за мои проступки. Он искренне верил, что достаточно сказать правду, и Добро победит. Знаешь, в глубине души он, наверное, до сих пор так думает.
Алексий задумался.
— Но это же хорошо, верно? Может, не самый подходящий образ мышления для купца, тем не менее вызывает восхищение. — Он вздохнул и снова поерзал. — Ты слышала что-нибудь о войне? Человек, который продал мне завтрак, сказал, что Шастел хочет заключить сделку с пиратами, чтобы они перевезли алебардщиков на Скону, а взамен получат город. С другой стороны, он также полагает, что Горгас Лордан отправит их обратно в море, а Ньесса призовет своих послушных колдунов, и они потопят все корабли. Я что-то не очень доверяю такому источнику информации.
Ветриз пожала худенькими плечиками.
— Эта война похожа на драку, которую я как-то видела на танцах во время свадьбы. Два парня здорово набрались и поспорили из-за девушки. Все ожидали, что они начнут драться, ну они и решили не разочаровывать окружающих и начали прыгать друг вокруг друга, размахивая в воздухе кулаками. Совершенно случайно один из них сделал резкое движение и попал по такой медной лампе, думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. В общем, лампа упала и довольно сильно стукнула второго по плечу, тот сел на пол и начал ругаться, потирая ушиб и называя другого парня неуклюжим идиотом. Первый засмущался и начал извиняться, потому что решил, что сломал второму ключицу. Он скакал вокруг и кричал: «Позовите доктора», а потом кто-то попытался его заткнуть, он замахнулся на другого мужчину и ударил его в нос, из которого тут же потекла кровь. Все вокруг, конечно, смеялись, как сумасшедшие, а потом невеста расплакалась, потому что вся эта суматоха испортила ее свадебный танец, жених рассердился на парня, который все это устроил, и замахнулся кулаком сам, но, естественно, промазал, угодил в стену и сломал запястье…
Алексий кивнул.
— Большинство войн начинаются из-за того, что кто-то совершает ошибку, а большинство баталий проигрываются из-за поражения побежденных, а не из-за победы победителей. Не знаю, лучше это или хуже. Полагаю, все зависит от того, что тебе противнее: злоба или глупость. — Он потер правую лодыжку, которая совсем затекла. — Похоже, она забыла о нас. Интересно, если мы просто встанем и уйдем, нас кто-нибудь попытается остановить?
— Можно попробовать, — начала было Ветриз, когда дверь распахнулась и из нее вылетел слуга с кипой карт в руках.
— Директор готова вас принять. Но я бы на вашем месте был осторожен, она не в духе.
Алексий встал, покачнулся и схватился за Ветриз, чтобы не упасть.
— Ногу колет. Замечательно, теперь я буду шататься, как пьяный.
В кабинете Ньессы появилась обновка: столик на трех ножках, стоящий между двумя стульями для посетителей, на нем красовались кувшин со слабым сладким вином и два прекрасных рога с серебряными ободочками и на маленьких серебряных подставочках. Ветриз поняла, что они сделаны в Городе. Интересно, а сколько такого старья хранится у Ньессы: подарки от послов, глав иностранных государств, лизоблюдов и подхалимов, взяткодателей? Рога совершенно не вписывались в обстановку кабинета. Интересно, зачем она это сделала? Может, чтобы смутить их? Третье правило переговоров: путай и смущай. Ветриз села, старательно делая вид, что ничего не заметила.
— Мой брат Бардас, — сказала Ньесса Лордан, — покинул Скону. Я не хотела, чтобы он уезжал, и не знаю, где он теперь. Вам это уже известно?
Ветриз посмотрела на Алексия, который покачал головой.
— Первый раз слышу, — сказал он.
— Я вам верю. — Ньесса встала, подошла к столику и налила вино в оба рога. — С корицей и медом, как тебе нравится, — сказала она Ветриз.
Девушка слабо улыбнулась.
— Очень мило с вашей стороны, — промолвила она, забирая чашку. — Пожалуйста, не поймите меня неправильно, но если он уехал, то зачем мы вам? Я хочу сказать, нет никакого смысла…
— Напротив. — Ньесса наливала воду из глиняного горшочка в простую деревянную кружку. — Это именно тот случай, когда мне нужна ваша помощь. Вы же не будете доставлять мне много проблем, правда?
— Чего вы от нас хотите? — спросил Алексий. Ньесса села и скрестила руки.
— Во-первых, выясните, где он и чем занимается. Потом привезите назад. Не волнуйтесь, я знаю, как это провернуть, и расскажу вам, когда наступит время. Все просто, как…
…и они втроем оказались на берегу реки, глядя на двух молодых людей и девушку. У девушки в руках была плетеная корзинка с бельем, а мужчины пытались схватить ее. Она отпрянула, стараясь не уронить белье, и тут один из них выхватил ношу из ее рук и бросил в воду. Девушка выругалась, он только рассмеялся и потянул ее платье на уровне плеча.
— Я забыла об этом, — сказала Ньесса.
Ткань порвалась, и девушка чуть не упала. Другой мужчина подошел сзади, вытянул руку, но она успела схватить камень и ударить его в нос. Раздался треск.
— Смотрите, — сказала Ньесса, указывая пальцем. — Вон Горгас, вон там.
Она показала на высокого молодого человека, стоящего поодаль под единственным кипарисом. Он не наблюдал за происходящим у реки; он смотрел через плечо, на его лице застыла паника. Ветриз не знала, на что он смотрит, потому что вид закрывал горный хребет, но она заметила, как он достал из чехла у седла маленький лук. Горгас согнул его и надел тетиву. Движение было грациозным, плавным и неторопливым, как отточенное до совершенства па профессионального танцора.
— Я часто сюда прихожу, — сказала Ньесса как бы между прочим. — И каждый раз замечаю что-то новое. Вы видели? Он сделал это, даже не глядя.
Горгас вытащил несколько стрел из колчана на шее лошади, нагнулся и спрятался между двумя валунами. Раздался чуть слышный щелчок, когда он натянул тетиву.
— Он действительно был привязан к этому луку, — сказала Ньесса, — работы Бардаса. Я очень удивилась, когда Горгас одолжил его Фериану, прежде он никогда никому его не давал. Наверное, из-за того, что это подарок Бардаса.
Теперь Ветриз поняла, на что он смотрел: на трех мужчин с мотыгами.
По крайней мере я думаю, что это мотыги, — сказал себе Алексий. — Там, откуда я родом, их называли стропила, но больше я нигде не слышал этого слова. Я думал, мотыга больше похожа на тяпку, Горгас говорил мне, что это мотыги, когда рассказывал историю.
Теперь девушка около реки кричала, оба мужчины запаниковали и начали извиняться, пытаясь заставить ее замолчать; один вопил, что ему очень жаль, он не хотел, это была просто шутка; второй так сильно стукнул ее по лицу, что убегающие люди услышали это, один из них споткнулся, упал, попытался подняться, дернулся и затих. Самый старший, казалось, ничего не заметил, но третий резко развернулся, чуть не упав, посмотрел вверх в том направлении, откуда прилетела стрела, и что-то прокричал. Потом он тоже упал; стрела попала ему прямо в грудь и вышла чуть ниже лопатки.
— Я бы сказала, сорок ярдов, — прокомментировала Ньесса. — И двое из трех убиты. На состязании лучников он получил бы двух быков, а это уже тянет на серебро.
Потом Горгас встал, вытащил еще пару стрел из колчана и подошел к тому месту, где обрыв нависал над рекой. Мужчины забыли про девушку и смотрели на тела, девушка колотила одного из них по спине кулаками, но тот ничего не замечал. Стрелок быстро натянул лук и прицелился, потом опустил лук; один из мужчин уронил что-то вроде камешка в воду, и лучник потянулся к поясу за стрелой. Другой мужчина побежал, не оглядываясь, девушка начала было что-то говорить, потом стрела попала и в нее. Она опустилась на колени…
— Эту часть мне хотелось бы рассмотреть подробнее, — заметила Ньесса, — но все случилось так быстро, я ничего не могу сказать с уверенностью. Он специально или нечаянно опустил стрелу так низко? Хотите — верьте, хотите — нет, мне было совсем не больно.
— Нам обязательно смотреть остальное? — перебил Алексий.
— Хорошо, — сказала Ньесса с ноткой недовольства в голосе. — На самом деле осталось недолго. Он бежит за Хедином, у него были красивые глаза, у Хедина, но отвратительные зубы; самое смешное, что задолго до этого мы тайком начали развлекаться вместе, деньги просто перекочевали в другие руки, так что совершенно не нужно было его впутывать, основной целью был молодой Фериан, однако Горгас об этом не знал.
…Они снова оказались в офисе, а вино в руке Ветриз было все таким же приятно теплым.
— В общем, он поймает молодого Хедина и вышибет ему мозги, а потом, когда вернется, увидит, как Клефас и Зонарас бегут по тропинке и что мы с Бардасом остались живы, и решит, что затея провалилась. Дальше будут одни крики и вопросы «Что делать?», Зонараса начнет тошнить от вида крови, но Клефас сохранит спокойствие духа. Он вообще крепкий орешек, ничего не могло вывести его из равновесия. Типичный фермер.
Наступила полная тишина. Потом Алексий прочистил горло.
— Простите, я все еще не понимаю. Зачем нам надо было на это смотреть?
Ньесса мило улыбнулась.
— Вы просто помогли мне ответить на вопрос. Теперь я знаю, где Бардас, — он уехал домой.
— Эта река, — сказал Бардас, — раньше служила границей; с той стороны наша земля, до тех еловых зарослей. Брод прямо за излучиной реки.
Он остановился и взял лошадей под уздцы. С противоположного берега реки приближались два человека, они как раз выходили из тени высокого кипариса. Оба были в широкополых кожаных шляпах и несли на плечах мотыги.
— Вот, — сказал Бардас, выпрыгивая из тележки. — Наконец я дома.
Он поднял руки и помахал двум незнакомцам, которые остановились и посмотрели на него.
Глава тринадцатая
— Бардас, — сказал тот, что пониже.
— Привет, Клефас, — ответил Бардас. — Привет, Зонарас. Приятно вас снова видеть.
Мужчины молча его разглядывали, не проявляя никаких эмоций. Ритуал узнавания в Месоге, размышляла Эйтли; впрочем, ничего другого ожидать было нельзя. Эйтли украдкой оглядела незнакомцев. Между ними определенно наблюдалось семейное сходство, особая округлость подбородка и челюсти, и у Зонараса, более высокого, были глаза Бардаса. Удивительно видеть черты Бардаса, отраженные в этих безликих, неотесанных фермерах; все равно что на базаре в Инагоа или Зигме, в какой-нибудь занюханной дыре, где по сей день используют ракушки вместо денег, обнаружить трофей, захваченный пиратами у островитян, какое-нибудь инкрустированное серебром зеркальце или кружку из слоновой кости среди неуклюже вырезанных простых деревянных чашек и глиняных горшков.
Клефас, пониже ростом, с округлым брюшком и толстыми щеками, выглядел лет на десять старше Бардаса, хотя Эйтли знала, что он самый младший из братьев. Второй, Зонарас, казался ниже, чем был на самом деле, из-за своей сутулости и редеющих волос на макушке. Уши Зонараса торчали в стороны, а борода была странным образом редкой посередине и густой с боков.
— Это Эйтли Зевкис, — продолжил Бардас, — моя подруга с Острова. Она занимается торговлей.
Братья посмотрели на Эйтли так, словно она была занавесом на кукольном шоу. Ни один из них ничего не сказал, но в этом не было нужды. На их лицах буквально было написано: «Значит, ее зовут Эйтли Зевкис, и что с того? » Так неловко она никогда еще себя не чувствовала. Прошла минута, все трое продолжали молчать. Она покосилась на Бардаса и с удивлением увидела, что тот смущен так же, как и она. Ей пришло в голову, что Бардас даже не попытался представить мальчика, но здесь это, кажется, было нормой. Дети постоянно болтались под ногами или дрались на заднем дворе, пока взрослые занимались разговорами или просто стояли в кучке, и никто даже не замечал их присутствия.
Когда Эйтли почувствовала, что сейчас или закричит, или заснет, Клефас вздохнул и спросил:
— Ты к нам надолго? — Бардас моргнул.
— Не знаю. У меня пока нет никаких планов.
— Пойдем лучше в дом, — пробормотал Зонарас тоном человека, который наткнулся на дороге на раненого.
Полное отсутствие эмоций перешло в агрессию, он выглядел как человек, опасающийся самого страшного.
Странно, — подумала Эйтли, — ведь это я совершенно чужой человек для этих сумасшедших.
Дом, стоящий неподалеку, оказался продолговатым соломенным сооружением с неровной крышей и маленькими окошками. Во дворе валялся мусор, поломанные, влажные бочонки, зарастающие мхом, дырявые, ржавые железные ведра, позеленевший остов тележки, с которой сняли почти все доски и детали, как с тюленя, с которого местные жители срезали все лучшее мясо, бочка для дождевой воды с дырой в боку и зеленая дорожка из мха в том месте, где стекала вода; кучка костей, сваленных у стены, как дрова; засохшие скелет и шкура крысы, подвешенные на ручку сарая для хранения дров; череп овцы на шесте, использовавшийся в качестве мишени много лет назад; тонкое проржавевшее лезвие косы, вставленное в щель между выпадающими камнями в стене. Толстая, слепая, старая овца обгладывала лишайник со стены сарая.
— О, ради Бога, — пробормотала Эйтли, — неужели нельзя убирать хотя бы раз в семьдесят пять лет?
— Уютно, — шепнула она на ухо Бардасу, пока Зонарас старательно отгонял кур от бокового входа и отодвигал доску.
— Лично мне больше нравится беспорядок, — откликнулся Бардас. — Не забудь вытереть ноги.
В доме было темно, поэтому прежде всего Эйтли обратила внимание на запах: странная смесь сыра, дыма и яблок. Крепкий, сочный и вкусный, совсем не то, чего она ожидала. Еще в доме царила приятная прохлада из-за толстых каменных стен. Когда глаза привыкли к полумраку, она увидела длинную комнату с огромным камином на одном конце, почти незаметным за огромным вертелом, а рядом глубокую печь для хлеба; с обеих сторон комнаты имелись альковы со ступенями. С поперечных балок свисали связки лука — Бардасу с братьями пришлось нагнуться, чтобы пройти, — и поразительная коллекция инструментов и приборов, большая часть которых выглядела так, будто ими не пользовались как минимум последние сто пятьдесят лет.
— Где кресло отца? — спросил Бардас.
— Сломано, — ответил Клефас. — Мы убрали его на сеновал.
— Жаль, — сказал Бардас. — Посмотрим, можно ли починить. — Он сел на лавку и поставил локти на стол. — И крючок для подвешивания котелка, — добавил он. — Вижу, никто не пытался его отремонтировать, пока я отсутствовал.
Клефас и Зонарас посмотрели друг на друга, потом сели напротив Бардаса. Это напомнило Эйтли момент в напряженных переговорах, когда участники перестают осторожничать и переходят к делу. Она пристроилась на дальнем конце стола, а мальчик подтащил трехногий стул и, ссутулившись, сел.
Клефас глубоко вздохнул.
— Если ты за деньгами, то тебе не повезло. — Бардас нахмурился.
— Я сам посылал их вам, хотя пока не вижу, как вы ими воспользовались.
— Они все кончились, — сказал Зонарас.
Это сообщение совершенно сбило Бардаса с толку.
— Что ты имеешь в виду, все кончились? Ну же, не говори глупости.
Зонарас пожал плечами:
— Кончились. Ничего не осталось. Что может быть проще? — Эйтли знала, что означало это выражение лица: Бардас пытается сдержать ярость.
— Не будем ругаться, — проговорил он с напускной веселостью. — За те деньги, которые я вам послал, можно выкупить всю эту проклятую долину. Что, я полагаю, вы и сделали, верно?
Клефас и Зонарас посмотрели друг на друга.
— Мы купили ферму, — сказал Клефас.
— И?.. — Бардас склонился к нему через стол. — Ну же, я вам послал деньги на это еще в первый год. Что вы сделали с остальными?
Так вот оно что, — сказала себе Эйтли, — вот что он делал с деньгами. Посылал их домой. Все время, что она знала Бардаса в Городе, когда он зарабатывал огромные суммы как адвокат-фехтовальщик, он жил в спартанской, жалкой квартирке и ел черствый хлеб с дешевым сыром; все остальное отсылал братьям в Месогу. Эйтли оторопела, ведь она была его помощницей и приблизительно знала, сколько денег они получали, сама Эйтли жила припеваючи на пять процентов от общей прибыли. С такими доходами братья Лордан должны иметь замок в центре искусственного озера, с отстроенной небольшой деревенькой на заднем плане для прислуги. Каждый бой, каждая капля пролитой крови, каждое утро, когда он просыпался, смотрел на небо в маленькое окошко, осознавая, что это может быть его последним утром… на что все это ушло, если его братья до сих пор прозябают в сарае?
— Мы купили мельницу, — помолчав, сообщил Зонарас. — Она сгорела.
— Мы снова ее построили, — добавил Клефас, — а потом Люкас Мюзин построил свою мельницу и начал брать меньшую плату за аренду, так что мы бросили это дело.
— Хорошо, — сказал Лордан. — Значит, вы совершили одну ошибку. Но это капля в океане. А что с остальными деньгами?
И тут начался длинный, занудный рассказ, слушая нелепые детали которого, Эйтли готова была завыть от смеха. Не забыть бы, когда вернется на Остров. Можно представить, как островитяне будут кататься по полу от хохота, особенно если попробовать изобразить их акцент и манеру перебивать друг друга. Началось с корабля со скотом, который должен был отплыть в Перимадею и принести огромный куш, однако наткнулся на подводный камень и затонул. Они построили плотину на Блэкуотере, чтобы ловить лосося; но возникли проблемы, и на постройку ушел не месяц, а целый год, потому что использовались специальные камни, доставлявшиеся из Баслеена на специально сконструированных для этого кораблях. И плотина работала так хорошо в первый год, что лосось в Блэкуотере вымер, в плотину что-то попало, и произошло наводнение, из-за чего им пришлось заплатить соседям за причиненный ущерб. На болотах кто-то обнаружил жилу чистого олова, целое состояние, буквально умолявшее забрать его… доставка хорошего белого песка в дюны под Торнойсом, где планировалось построить стекольный завод… бриллиантовая шахта, апельсиновая плантация, синдикат по изготовлению ковров, ну и конечно, банк Месоги.
— Но зачем? — перебил Бардас. — Ради Бога, Клефас, почему ты просто не купил землю, как я тебе сказал?
Клефас нахмурился.
— Мы больше не хотели быть фермерами. Мы хотели… хотели заработать состояние и стать богачами.
— Хотели быть как Ньесса, — мягко сказал Бардас. — Если она смогла, значит, и вы тоже смогли бы.
Зонарас хлопнул по столу своей широкой ладонью.
— Это нечестно. Она управляет Банком и купается в деньгах, хотя вышла замуж за Галласа и по справедливости должна была стать обычным человеком. Если у нее все это было, то чем мы хуже? Думаю, нам просто не повезло. А теперь Город пал, — горько добавил он. — Денег больше нет, а мы, черт побери, здесь!
В этот момент больше всего на свете Эйтли захотелось, чтобы Бардас схватил Зонараса за шиворот и ударил его в лицо. Но тот не двигался. Спустя несколько минут он откинул волосы со лба и сказал:
— Сколько-нибудь у вас осталось? Хоть чуть-чуть? — Клефас кивнул.
— У нас есть ферма, как я говорил. И мы купили владения Паласа Рафенина, когда он умер. И еще плантация розового дерева, конечно, хотя она ничего не стоит в ближайшие пятьдесят лет…
— Замечательно, — констатировал Бардас. — Я во всем себе отказывал, а мои братья до сих пор гоняют овец и косят луг. — Он провел пальцами от лба до подбородка. — Вы — идиоты, я пытался заботиться о вас, обо всех нас. Я хотел, чтобы ни один из нас больше ни в чем не нуждался, а вы, как сказал Зонарас, черт побери, здесь! Прямо там, где начали.
— Херис, — позвал Горгас Лордан, — я дома.
— Мы в крытой аркаде, — ответила жена.
Он улыбнулся, бросил тяжелую сумку, которую нес, и бодро зашагал во внутренний двор.
Какое приятное зрелище. Жена сидит в любимом кресле из кедрового дерева, шьет. У ее ног дочь Ньесса играет с деревянной лошадкой. Позади сын Луха лежит на животе на траве, подперев голову руками, и читает книгу; а справа, сгорбившись на стуле из черного дерева, сидит последнее прибавление в семье, племянница. Волосы девушки аккуратно расчесаны служанкой, и выглядит она совсем неплохо. Конечно, красавицей ее назвать нельзя, скорее она была обычной, только немного странноватой со своими худыми руками и ввалившимися глазами. Но по крайней мере девушка вымыта и прилично одета.
— Привет, Клефас, — ответил Бардас. — Привет, Зонарас. Приятно вас снова видеть.
Мужчины молча его разглядывали, не проявляя никаких эмоций. Ритуал узнавания в Месоге, размышляла Эйтли; впрочем, ничего другого ожидать было нельзя. Эйтли украдкой оглядела незнакомцев. Между ними определенно наблюдалось семейное сходство, особая округлость подбородка и челюсти, и у Зонараса, более высокого, были глаза Бардаса. Удивительно видеть черты Бардаса, отраженные в этих безликих, неотесанных фермерах; все равно что на базаре в Инагоа или Зигме, в какой-нибудь занюханной дыре, где по сей день используют ракушки вместо денег, обнаружить трофей, захваченный пиратами у островитян, какое-нибудь инкрустированное серебром зеркальце или кружку из слоновой кости среди неуклюже вырезанных простых деревянных чашек и глиняных горшков.
Клефас, пониже ростом, с округлым брюшком и толстыми щеками, выглядел лет на десять старше Бардаса, хотя Эйтли знала, что он самый младший из братьев. Второй, Зонарас, казался ниже, чем был на самом деле, из-за своей сутулости и редеющих волос на макушке. Уши Зонараса торчали в стороны, а борода была странным образом редкой посередине и густой с боков.
— Это Эйтли Зевкис, — продолжил Бардас, — моя подруга с Острова. Она занимается торговлей.
Братья посмотрели на Эйтли так, словно она была занавесом на кукольном шоу. Ни один из них ничего не сказал, но в этом не было нужды. На их лицах буквально было написано: «Значит, ее зовут Эйтли Зевкис, и что с того? » Так неловко она никогда еще себя не чувствовала. Прошла минута, все трое продолжали молчать. Она покосилась на Бардаса и с удивлением увидела, что тот смущен так же, как и она. Ей пришло в голову, что Бардас даже не попытался представить мальчика, но здесь это, кажется, было нормой. Дети постоянно болтались под ногами или дрались на заднем дворе, пока взрослые занимались разговорами или просто стояли в кучке, и никто даже не замечал их присутствия.
Когда Эйтли почувствовала, что сейчас или закричит, или заснет, Клефас вздохнул и спросил:
— Ты к нам надолго? — Бардас моргнул.
— Не знаю. У меня пока нет никаких планов.
— Пойдем лучше в дом, — пробормотал Зонарас тоном человека, который наткнулся на дороге на раненого.
Полное отсутствие эмоций перешло в агрессию, он выглядел как человек, опасающийся самого страшного.
Странно, — подумала Эйтли, — ведь это я совершенно чужой человек для этих сумасшедших.
Дом, стоящий неподалеку, оказался продолговатым соломенным сооружением с неровной крышей и маленькими окошками. Во дворе валялся мусор, поломанные, влажные бочонки, зарастающие мхом, дырявые, ржавые железные ведра, позеленевший остов тележки, с которой сняли почти все доски и детали, как с тюленя, с которого местные жители срезали все лучшее мясо, бочка для дождевой воды с дырой в боку и зеленая дорожка из мха в том месте, где стекала вода; кучка костей, сваленных у стены, как дрова; засохшие скелет и шкура крысы, подвешенные на ручку сарая для хранения дров; череп овцы на шесте, использовавшийся в качестве мишени много лет назад; тонкое проржавевшее лезвие косы, вставленное в щель между выпадающими камнями в стене. Толстая, слепая, старая овца обгладывала лишайник со стены сарая.
— О, ради Бога, — пробормотала Эйтли, — неужели нельзя убирать хотя бы раз в семьдесят пять лет?
— Уютно, — шепнула она на ухо Бардасу, пока Зонарас старательно отгонял кур от бокового входа и отодвигал доску.
— Лично мне больше нравится беспорядок, — откликнулся Бардас. — Не забудь вытереть ноги.
В доме было темно, поэтому прежде всего Эйтли обратила внимание на запах: странная смесь сыра, дыма и яблок. Крепкий, сочный и вкусный, совсем не то, чего она ожидала. Еще в доме царила приятная прохлада из-за толстых каменных стен. Когда глаза привыкли к полумраку, она увидела длинную комнату с огромным камином на одном конце, почти незаметным за огромным вертелом, а рядом глубокую печь для хлеба; с обеих сторон комнаты имелись альковы со ступенями. С поперечных балок свисали связки лука — Бардасу с братьями пришлось нагнуться, чтобы пройти, — и поразительная коллекция инструментов и приборов, большая часть которых выглядела так, будто ими не пользовались как минимум последние сто пятьдесят лет.
— Где кресло отца? — спросил Бардас.
— Сломано, — ответил Клефас. — Мы убрали его на сеновал.
— Жаль, — сказал Бардас. — Посмотрим, можно ли починить. — Он сел на лавку и поставил локти на стол. — И крючок для подвешивания котелка, — добавил он. — Вижу, никто не пытался его отремонтировать, пока я отсутствовал.
Клефас и Зонарас посмотрели друг на друга, потом сели напротив Бардаса. Это напомнило Эйтли момент в напряженных переговорах, когда участники перестают осторожничать и переходят к делу. Она пристроилась на дальнем конце стола, а мальчик подтащил трехногий стул и, ссутулившись, сел.
Клефас глубоко вздохнул.
— Если ты за деньгами, то тебе не повезло. — Бардас нахмурился.
— Я сам посылал их вам, хотя пока не вижу, как вы ими воспользовались.
— Они все кончились, — сказал Зонарас.
Это сообщение совершенно сбило Бардаса с толку.
— Что ты имеешь в виду, все кончились? Ну же, не говори глупости.
Зонарас пожал плечами:
— Кончились. Ничего не осталось. Что может быть проще? — Эйтли знала, что означало это выражение лица: Бардас пытается сдержать ярость.
— Не будем ругаться, — проговорил он с напускной веселостью. — За те деньги, которые я вам послал, можно выкупить всю эту проклятую долину. Что, я полагаю, вы и сделали, верно?
Клефас и Зонарас посмотрели друг на друга.
— Мы купили ферму, — сказал Клефас.
— И?.. — Бардас склонился к нему через стол. — Ну же, я вам послал деньги на это еще в первый год. Что вы сделали с остальными?
Так вот оно что, — сказала себе Эйтли, — вот что он делал с деньгами. Посылал их домой. Все время, что она знала Бардаса в Городе, когда он зарабатывал огромные суммы как адвокат-фехтовальщик, он жил в спартанской, жалкой квартирке и ел черствый хлеб с дешевым сыром; все остальное отсылал братьям в Месогу. Эйтли оторопела, ведь она была его помощницей и приблизительно знала, сколько денег они получали, сама Эйтли жила припеваючи на пять процентов от общей прибыли. С такими доходами братья Лордан должны иметь замок в центре искусственного озера, с отстроенной небольшой деревенькой на заднем плане для прислуги. Каждый бой, каждая капля пролитой крови, каждое утро, когда он просыпался, смотрел на небо в маленькое окошко, осознавая, что это может быть его последним утром… на что все это ушло, если его братья до сих пор прозябают в сарае?
— Мы купили мельницу, — помолчав, сообщил Зонарас. — Она сгорела.
— Мы снова ее построили, — добавил Клефас, — а потом Люкас Мюзин построил свою мельницу и начал брать меньшую плату за аренду, так что мы бросили это дело.
— Хорошо, — сказал Лордан. — Значит, вы совершили одну ошибку. Но это капля в океане. А что с остальными деньгами?
И тут начался длинный, занудный рассказ, слушая нелепые детали которого, Эйтли готова была завыть от смеха. Не забыть бы, когда вернется на Остров. Можно представить, как островитяне будут кататься по полу от хохота, особенно если попробовать изобразить их акцент и манеру перебивать друг друга. Началось с корабля со скотом, который должен был отплыть в Перимадею и принести огромный куш, однако наткнулся на подводный камень и затонул. Они построили плотину на Блэкуотере, чтобы ловить лосося; но возникли проблемы, и на постройку ушел не месяц, а целый год, потому что использовались специальные камни, доставлявшиеся из Баслеена на специально сконструированных для этого кораблях. И плотина работала так хорошо в первый год, что лосось в Блэкуотере вымер, в плотину что-то попало, и произошло наводнение, из-за чего им пришлось заплатить соседям за причиненный ущерб. На болотах кто-то обнаружил жилу чистого олова, целое состояние, буквально умолявшее забрать его… доставка хорошего белого песка в дюны под Торнойсом, где планировалось построить стекольный завод… бриллиантовая шахта, апельсиновая плантация, синдикат по изготовлению ковров, ну и конечно, банк Месоги.
— Но зачем? — перебил Бардас. — Ради Бога, Клефас, почему ты просто не купил землю, как я тебе сказал?
Клефас нахмурился.
— Мы больше не хотели быть фермерами. Мы хотели… хотели заработать состояние и стать богачами.
— Хотели быть как Ньесса, — мягко сказал Бардас. — Если она смогла, значит, и вы тоже смогли бы.
Зонарас хлопнул по столу своей широкой ладонью.
— Это нечестно. Она управляет Банком и купается в деньгах, хотя вышла замуж за Галласа и по справедливости должна была стать обычным человеком. Если у нее все это было, то чем мы хуже? Думаю, нам просто не повезло. А теперь Город пал, — горько добавил он. — Денег больше нет, а мы, черт побери, здесь!
В этот момент больше всего на свете Эйтли захотелось, чтобы Бардас схватил Зонараса за шиворот и ударил его в лицо. Но тот не двигался. Спустя несколько минут он откинул волосы со лба и сказал:
— Сколько-нибудь у вас осталось? Хоть чуть-чуть? — Клефас кивнул.
— У нас есть ферма, как я говорил. И мы купили владения Паласа Рафенина, когда он умер. И еще плантация розового дерева, конечно, хотя она ничего не стоит в ближайшие пятьдесят лет…
— Замечательно, — констатировал Бардас. — Я во всем себе отказывал, а мои братья до сих пор гоняют овец и косят луг. — Он провел пальцами от лба до подбородка. — Вы — идиоты, я пытался заботиться о вас, обо всех нас. Я хотел, чтобы ни один из нас больше ни в чем не нуждался, а вы, как сказал Зонарас, черт побери, здесь! Прямо там, где начали.
— Херис, — позвал Горгас Лордан, — я дома.
— Мы в крытой аркаде, — ответила жена.
Он улыбнулся, бросил тяжелую сумку, которую нес, и бодро зашагал во внутренний двор.
Какое приятное зрелище. Жена сидит в любимом кресле из кедрового дерева, шьет. У ее ног дочь Ньесса играет с деревянной лошадкой. Позади сын Луха лежит на животе на траве, подперев голову руками, и читает книгу; а справа, сгорбившись на стуле из черного дерева, сидит последнее прибавление в семье, племянница. Волосы девушки аккуратно расчесаны служанкой, и выглядит она совсем неплохо. Конечно, красавицей ее назвать нельзя, скорее она была обычной, только немного странноватой со своими худыми руками и ввалившимися глазами. Но по крайней мере девушка вымыта и прилично одета.