Страница:
В правой руке Морозов сжимал наган, в левой — палку, которой он отодвигал в сторону ветки.
— Перебежками, слушай мины, за мной! — крикнул он.
И все побежали. Белые силуэты замелькали меж деревьев.
Услышав приближающуюся мину, все упали в снег. Звягинцев упал на Морозова. Тот промолчал, укоризненно посмотрев на него. А когда Звягинцев вторично прикрыл собой командира, Морозов строго сказал:
— Не смей этого делать!
— Есть не делать этого! — с улыбкой ответил Звягинцев, зная, что он не выполнит этого приказа командира.
Снова все побежали.
— Эй! — окликнул Морозов и дотронулся палкой до снежной кочки под елью.
То, что казалось кочкой, зашевелилось, и мы увидели бородатого бойца, засыпанного снегом.
— Немецкие автоматчики, — показал он влево, где рвались разрывные пули.
— А ты им не кланяйся, вперед?
— Ур-ра! — раздавалось кругом.
Справа бежали бойцы соседней части, и едва ли не первым несся наш связной. И хотя было еще далеко, он метнул гранату прямо в дыру, под дом, откуда торчало дуло пулемета. Удар потряс дом и выворотил пулемет наружу. Связной завернул за угол дома и увидел наведенный на себя пистолет. Удар прикладом — и фашист опрокинут навзничь. Боец повернул пулемет и разрядил его в убегавших врагов. Выхватив из сумки еще одну гранату, он бросился через улицу к избе напротив. Что-то его толкнуло, ожгло, и он очутился на земле, но вскочил, и тут же его снова бросило наземь.
— Скорее, скорее! — звал он, протянув дважды раненную руку бежавшим навстречу.
Взрыв мины — и он падает снова, из перебитой ноги течет кровь…
— Я сам, теперь я сам себя перевяжу, — говорил он. — А вы бегите, бегите, добейте его, гада!
Он метался и кричал, а санитары, подхватив его, спешили укрыться за углом развороченного минами, изрешеченного пулями дома.
Трещали и рушились в огне избы. Ветер выметал из развороченного дома, в котором помещался немецкий штаб, бумаги, гнал их по улице.
— Еще одна деревня наша, — говорил Морозов бойцам, тащившим немецкие минометы. — И следующую с ходу возьмем!
— Возьмем! — раздались голоса и тут же смолкли — так потряс бойцов своей неожиданностью невесть откуда зазвучавший мирный штраусовский вальс.
Все обернулись: Тюрин стоял на коленях, поддерживая патефон, и лицо его расплылось в улыбке.
— Слушай команду! — закричал Морозов. — Деревня наша. Будем наступать дальше. Молодцы, ребята!
Из леса, описывая в темном небе красную полудугу, вылетел один снаряд, за ним второй, потом где-то впереди загрохотали разрывы. Сражение продолжалось.
Владимир Казаков
Контракт подписан
Шаг в преисподнюю
— Перебежками, слушай мины, за мной! — крикнул он.
И все побежали. Белые силуэты замелькали меж деревьев.
Услышав приближающуюся мину, все упали в снег. Звягинцев упал на Морозова. Тот промолчал, укоризненно посмотрев на него. А когда Звягинцев вторично прикрыл собой командира, Морозов строго сказал:
— Не смей этого делать!
— Есть не делать этого! — с улыбкой ответил Звягинцев, зная, что он не выполнит этого приказа командира.
Снова все побежали.
— Эй! — окликнул Морозов и дотронулся палкой до снежной кочки под елью.
То, что казалось кочкой, зашевелилось, и мы увидели бородатого бойца, засыпанного снегом.
— Немецкие автоматчики, — показал он влево, где рвались разрывные пули.
— А ты им не кланяйся, вперед?
— Ур-ра! — раздавалось кругом.
Справа бежали бойцы соседней части, и едва ли не первым несся наш связной. И хотя было еще далеко, он метнул гранату прямо в дыру, под дом, откуда торчало дуло пулемета. Удар потряс дом и выворотил пулемет наружу. Связной завернул за угол дома и увидел наведенный на себя пистолет. Удар прикладом — и фашист опрокинут навзничь. Боец повернул пулемет и разрядил его в убегавших врагов. Выхватив из сумки еще одну гранату, он бросился через улицу к избе напротив. Что-то его толкнуло, ожгло, и он очутился на земле, но вскочил, и тут же его снова бросило наземь.
— Скорее, скорее! — звал он, протянув дважды раненную руку бежавшим навстречу.
Взрыв мины — и он падает снова, из перебитой ноги течет кровь…
— Я сам, теперь я сам себя перевяжу, — говорил он. — А вы бегите, бегите, добейте его, гада!
Он метался и кричал, а санитары, подхватив его, спешили укрыться за углом развороченного минами, изрешеченного пулями дома.
Трещали и рушились в огне избы. Ветер выметал из развороченного дома, в котором помещался немецкий штаб, бумаги, гнал их по улице.
— Еще одна деревня наша, — говорил Морозов бойцам, тащившим немецкие минометы. — И следующую с ходу возьмем!
— Возьмем! — раздались голоса и тут же смолкли — так потряс бойцов своей неожиданностью невесть откуда зазвучавший мирный штраусовский вальс.
Все обернулись: Тюрин стоял на коленях, поддерживая патефон, и лицо его расплылось в улыбке.
— Слушай команду! — закричал Морозов. — Деревня наша. Будем наступать дальше. Молодцы, ребята!
Из леса, описывая в темном небе красную полудугу, вылетел один снаряд, за ним второй, потом где-то впереди загрохотали разрывы. Сражение продолжалось.
Владимир Казаков
ЗА ЧАС ДО ВЫЛЕТА
После двухнедельного обмена опытом, деловых встреч и прощального банкета мы покидали Америку. Младший директор авиафирмы «Боинг» предоставил в наше распоряжение вместительный лимузин и конверт с билетами на трассу «Голубая лента», связывающую Соединенные Штаты с Европой.
Машина почти беззвучно скользила по мокрому асфальту, пожирая сотню километров, отделявшую нас от аэропорта. Тонко посвистывал ветер в полуоткрытых форточках; стеклоочистители, лениво покачиваясь, стирали водяную сыпь. Разговаривать не хотелось. Обволакивала приятная дремота, глаза, уставшие от ярких дорожных реклам, закрывались. Я сидел за спиной шофера, остановив безразличный взгляд на его упругом, подстриженном под скобку затылке, и мысли становились все более вялыми.
Шофер повернул голову, блеснул загорелой лысиной, обрамленной кружком жестких волос, и неожиданно сказал по-русски:
— Так я усну за рулем. Может, анекдотик?.. Впервые встречаю летчиков-молчунов!
— А вам часто приходится иметь с ними дело?
— Я же шофер фирмы, да и сам пилот.
— Вы пилот? А почему же крутите баранку?
— Чтобы водить самолет авиакомпании, нужно положить в ее сейфы кругленькую сумму, почти равную стоимости машины, на которой собираешься летать…
Это мы знали. Оберегая себя от убытков в случае аварии по вине пилотов, авиакомпании допускали за штурвал только состоятельных людей.
— Такой суммы у меня нет, — продолжал шофер, — да и моя прошлая карьера стоит закрытым шлагбаумом на пути в воздух.
Долго просить не пришлось, и он рассказал нам историю своей жизни. Сон прошел. Слушая, мы перенеслись в мир, где воспитывается человек, готовый пойти на любую мерзость, в мир, где звериные повадки ценятся превыше всего…
Давно промелькнула стальная арка аэровокзала, остановился автомобиль, а мы сидели в клубах едкого сигаретного дыма, дослушивая рассказ бывшего летчика ВВС США Рокуэлла Смита…
Машина почти беззвучно скользила по мокрому асфальту, пожирая сотню километров, отделявшую нас от аэропорта. Тонко посвистывал ветер в полуоткрытых форточках; стеклоочистители, лениво покачиваясь, стирали водяную сыпь. Разговаривать не хотелось. Обволакивала приятная дремота, глаза, уставшие от ярких дорожных реклам, закрывались. Я сидел за спиной шофера, остановив безразличный взгляд на его упругом, подстриженном под скобку затылке, и мысли становились все более вялыми.
Шофер повернул голову, блеснул загорелой лысиной, обрамленной кружком жестких волос, и неожиданно сказал по-русски:
— Так я усну за рулем. Может, анекдотик?.. Впервые встречаю летчиков-молчунов!
— А вам часто приходится иметь с ними дело?
— Я же шофер фирмы, да и сам пилот.
— Вы пилот? А почему же крутите баранку?
— Чтобы водить самолет авиакомпании, нужно положить в ее сейфы кругленькую сумму, почти равную стоимости машины, на которой собираешься летать…
Это мы знали. Оберегая себя от убытков в случае аварии по вине пилотов, авиакомпании допускали за штурвал только состоятельных людей.
— Такой суммы у меня нет, — продолжал шофер, — да и моя прошлая карьера стоит закрытым шлагбаумом на пути в воздух.
Долго просить не пришлось, и он рассказал нам историю своей жизни. Сон прошел. Слушая, мы перенеслись в мир, где воспитывается человек, готовый пойти на любую мерзость, в мир, где звериные повадки ценятся превыше всего…
Давно промелькнула стальная арка аэровокзала, остановился автомобиль, а мы сидели в клубах едкого сигаретного дыма, дослушивая рассказ бывшего летчика ВВС США Рокуэлла Смита…
Контракт подписан
Рокуэлла разбудило радио. Густой баритон бодро рявкнул песенку «Наш Билли».
[21]Это было необычное начало передачи для радиоцентра провинциального городка.
Быстро поднявшись, Рокуэлл выключил динамик и начал делать утреннюю гимнастику. Тренированное тело спортсмена быстро обрело бодрость, и, прервав упражнение, он двумя легкими прыжками оказался у письменного стола и взял с него лист плотной глянцевой бумаги. Левой рукой толкнул раму окна. Озорной ветерок перегнул лист, но Рокуэлл бережно его расправил и улыбнулся. Сияющие глаза в который раз перечитывали аттестат об окончании колледжа. С листом в руках он прошел к кровати, лег и закрыл глаза.
Неслышно открылась дверь комнаты, и через порог ступил черноволосый, почти квадратный парень с залепленной пластырем бровью. Черты лица его были правильны, но странно безжизненны. Маленькие, близко расположенные друг к другу глаза с черными большими зрачками ярко блестели, а между тем в них не было заметно теплоты. Без оттенков, только блестящий взгляд казался до предела напряженным и внимательным. Голос его звучал глухо и монотонно.
— Вставай, Рок! Сколько можно жить зажмурившись? А ну, вставай… вставай, ходячая формула!
Рокуэлл сел на кровати.
— Доброе утро, Джо!
— У тебя такой вид, будто во сне ты откопал клад или нашел работу.
— Крепкий сон и пять долларов в придачу я получил за ящики с лимонами, которые вчера таскал на станции. А как твои дела на ринге?
Джо Кинг взял у Рокуэлла из рук аттестат,
— Орешек по моим зубам… прокатился, — мрачно сострил Кинг, рассматривая аттестат. — Ты еще веришь, что эта красивая бумажка даст тебе возможность копаться в формулах и выковыривать мясо из зубов?
— Не остри, Джо! Он трудно мне достался… а особенно маме. Центы, которые я получал, она выжимала из чужого грязного белья. А ведь у нее на руках еще и Нелли.
— Красивая у тебя сестра! Наверняка выскочит замуж.
— Кто возьмет уборщицу туалета ночного кафе?
— Да хоть бы я!.. Поедем к ним. Они будут рады ученой родне.
— С пустыми руками? Нахлебником? — Рокуэлл встал. — Не могу!
— Значит, нужны деньги?
— Работа по специальности.
— Любая работа — это прежде всего деньги, — проворчал Кинг.
— Хотелось бы по специальности. А в общем…
— Есть бизнес, Рок! — почти закричал Кинг. Он вынул из кармана и взмахнул толстой пачкой денег. — Вот! Смотри! Любуйся!
Рокуэлл, натянув на одну ногу брюки, застыл от изумления.
— Где ты взял? Где ты столько взял, Джо?
Кинг бросился к репродуктору и включил его.
— Ты записался в армию?
— И с большим удовольствием!
— Зачем?
— Вопрос, недостойный математика. Да затем, чтобы мне не били морду за восемь долларов в неделю. Чтобы дать своим предкам приличный угол и кусок паштета для их беззубых ртов. Чтобы увидеть, как живут люди на белом свете, а не тухнуть в нашем старом городишке… Одевай вторую штанину, и пошли! Сам увидишь, что игра стоит свеч!
— Но, Джо…
— Собирайся! Все возражения буду принимать там, а здесь, считай, у меня нет ушей и языка для разговора.
Улица встретила их большим оживлением. Люди в одиночку и группами спешили на площадь. Оттуда доносилась джазовая музыка. Две молоденькие модистки, взявшись за руки, пробежали мимо, весело смеясь. Одна из них призывно махнула рукой.
— Не торопитесь, красавицы. Честное слово, мы холостяки! — крикнул вслед Кинг.
На площади полоскалось огромное голубое полотнище транспаранта. Золотились буквы: «Вступайте в ряды военно-воздушных сил, и вы увидите мир!»
Друзья остановились в стороне и задымили сигаретами.
Толпа бурлила около красочных макетов. На небольшой деревянной подставке отливал серебром тупорылый макет реактивного истребителя. Двухметровая электромодель вертолета висела над головами людей, и когда джаз на минуту смолкал, слышался свист его винта. Но самое значительное высилось в середине площади. Подняв игловидный нос к облакам, сверкал стеклом и никелем сказочный ракетоплан. Из его дюз вырывались пучки пламени, и он, поворачиваясь на треугольной штанге, бросал вызов солнцу своей величественной красотой. Мальчишки, вопя от восторга, кидали вверх бумагу и щепки, стараясь попасть в огонь.
Площадь постепенно пустела — приближался рабочий час. Убежали веселые модистки, стрельнув лукавыми глазами в сторону Рокуэлла и Кинга. Осталось несколько десятков человек. Мелькали помятые шляпы безработных, претендующие на моду костюмы студентов, форма бойскаутов.
Кинг выплюнул сигарету.
— Это все мишура, игрушки. Пойдем вон к тому щиту, откуда нам заманчиво подмигивают цифры.
Они подошли к фотовитрине — главному козырю выездной вербовочной станции ВВС, прибывшей в городок ночью.
Внимание Рокуэлла привлекла диаграмма «бизнеса» в центре витрины. На площадках изломанной красной чертой нарисованы фигурки рабочего, учителя, летчика, а внизу подписи — сколько получает каждый из них.
— Взгляни, взгляни, Рок… Вот стоимость твоего диплома, если будешь работать. А вот доходы супермена с кокардой воздушных сил. А ну, включи свою белобрысую счетно-решающую машину.
— Разница пять тысяч в год, — подсчитал Рокуэлл.
— Это значит, дружище, он может кормить своего пса бифштексами, курить гаванны и щедро давать на чай. Жизнь! Читай, осмысливай, решай!
К витрине подошел юный бойскаут и, тесня Рокуэлла плечом, уставился на диаграмму. Скользя глазами по цифрам, он шевелил губами, и щеки его постепенно заливались румянцем. Он повернулся к Рокуэллу, хотел что-то сказать, но его схватил за руку пожилой господин в клетчатой паре и прошипел на ухо:
— Домой, щенок! Я тебе покажу, как опаздывать на уроки! Я тебе покажу армию!
Перед взором Рокуэлла встали натруженные руки матери и бледное, худое лицо сестры в ярком свете туалетной комнаты ночного кафе.
— Но это кабала, Джо, — сказал он тихо.
— Дур-рак! Всего на пять лет, а там стриги купоны, корми мамочку куриным бульоном и занимайся математикой от души.
— Н-да-а… Пять, конечно… Но все же. Нет, я не согласен, Джо, — сказал Рокуэлл.
— Пойдем в бар, промочим горло перед завтраком, — предложил Кинг.
— Я не хочу тратиться.
— Младенец! Они поят бесплатно всех, кому меньше тридцати, а на наших лбах еще ни одной морщинки.
Бар «Г. Вашингтон» празднично убран и почти пуст. На столиках бутылки с виски и содовой водой. Закусок нет. Хотя утром танцевать не принято, под звуки маленького негритянского оркестра топчутся несколько пар.
У буфетной стойки за столом с флажком ВВС США, воткнутом в бутылку, сидят тощий военный капеллан и здоровенный майор с эмблемой летчика на рукаве. При входе парней капеллан встал и поднял руку. Смолк оркестр.
— Вы к нам, друзья? — Широкая добродушная улыбка играет на лице капеллана.
— Да, сэр! — кивает Кинг. — Мой товарищ хочет послушать ваш приятный голос. Но сначала мы примем несколько капель вот этого лекарства.
Капеллан поощрительно кивает.
Через стекло третьей рюмки Рокуэлл уже смелее взглянул на стол у стойки. Капеллан заметил это и перемигнулся с Кингом.
— Ну, Рок, шагнем в сторону неизведанного, — подтолкнул тот Рокуэлла к членам вербовочной комиссии.
— Ваша фамилия? — быстро спросил капеллан.
— Рокуэлл Смит. Но я еще не…
— Перед вами откроется удивительная жизнь, парни, — перебил его майор. — Вы увидите белокурых красавиц Севера, смелых парижанок и страстных итальянок. Ваши возлюбленные и сестры будут радоваться редким подаркам. Под крыльями проплывут моря и океаны. Отцы и матери будут гордиться вами, когда вы, закаленные и богатые, со славой вернетесь домой…
— Для того и живем, майор! — вставил Кинг. — Решайся, Рок!
— Решайтесь, молодой человек! — И майор проглотил рюмку коньяка. — Клянусь честью — не пожалеете!
— На сколько лет? — спросил Рокуэлл.
— Пятнадцать, — сказал капеллан поспешно.
— Нет!
— Десять!
— Нет… Пять.
— Молодец, Смит! Было бы начало! — воскликнул капеллан. — Подойди и распишись вот на этом контракте.
— Смелее, солдат! — Майор протянул самопишущую ручку.
Рокуэлл пододвинул к себе разграфленный лист бумаги, расписался и, почувствовав за своей спиной чье-то дыхание, быстро обернулся.
— Будешь летчиком, Смит! — захохотал незаметна подошедший сзади майор. — У тебя отличная реакция и чувства к нападению с хвоста.
Быстро поднявшись, Рокуэлл выключил динамик и начал делать утреннюю гимнастику. Тренированное тело спортсмена быстро обрело бодрость, и, прервав упражнение, он двумя легкими прыжками оказался у письменного стола и взял с него лист плотной глянцевой бумаги. Левой рукой толкнул раму окна. Озорной ветерок перегнул лист, но Рокуэлл бережно его расправил и улыбнулся. Сияющие глаза в который раз перечитывали аттестат об окончании колледжа. С листом в руках он прошел к кровати, лег и закрыл глаза.
Неслышно открылась дверь комнаты, и через порог ступил черноволосый, почти квадратный парень с залепленной пластырем бровью. Черты лица его были правильны, но странно безжизненны. Маленькие, близко расположенные друг к другу глаза с черными большими зрачками ярко блестели, а между тем в них не было заметно теплоты. Без оттенков, только блестящий взгляд казался до предела напряженным и внимательным. Голос его звучал глухо и монотонно.
— Вставай, Рок! Сколько можно жить зажмурившись? А ну, вставай… вставай, ходячая формула!
Рокуэлл сел на кровати.
— Доброе утро, Джо!
— У тебя такой вид, будто во сне ты откопал клад или нашел работу.
— Крепкий сон и пять долларов в придачу я получил за ящики с лимонами, которые вчера таскал на станции. А как твои дела на ринге?
Джо Кинг взял у Рокуэлла из рук аттестат,
— Орешек по моим зубам… прокатился, — мрачно сострил Кинг, рассматривая аттестат. — Ты еще веришь, что эта красивая бумажка даст тебе возможность копаться в формулах и выковыривать мясо из зубов?
— Не остри, Джо! Он трудно мне достался… а особенно маме. Центы, которые я получал, она выжимала из чужого грязного белья. А ведь у нее на руках еще и Нелли.
— Красивая у тебя сестра! Наверняка выскочит замуж.
— Кто возьмет уборщицу туалета ночного кафе?
— Да хоть бы я!.. Поедем к ним. Они будут рады ученой родне.
— С пустыми руками? Нахлебником? — Рокуэлл встал. — Не могу!
— Значит, нужны деньги?
— Работа по специальности.
— Любая работа — это прежде всего деньги, — проворчал Кинг.
— Хотелось бы по специальности. А в общем…
— Есть бизнес, Рок! — почти закричал Кинг. Он вынул из кармана и взмахнул толстой пачкой денег. — Вот! Смотри! Любуйся!
Рокуэлл, натянув на одну ногу брюки, застыл от изумления.
— Где ты взял? Где ты столько взял, Джо?
Кинг бросился к репродуктору и включил его.
«…ание! Внимание! — заголосил динамик. — Говорит вербовочная станция ВВС США. Спешите к нам в бар «Вашингтон». Бросайте ваши дела и…»— Слышишь? — поднял палец Кинг. — Я только что там продал душу за кучку этих банкнот.
— Ты записался в армию?
— И с большим удовольствием!
— Зачем?
— Вопрос, недостойный математика. Да затем, чтобы мне не били морду за восемь долларов в неделю. Чтобы дать своим предкам приличный угол и кусок паштета для их беззубых ртов. Чтобы увидеть, как живут люди на белом свете, а не тухнуть в нашем старом городишке… Одевай вторую штанину, и пошли! Сам увидишь, что игра стоит свеч!
— Но, Джо…
— Собирайся! Все возражения буду принимать там, а здесь, считай, у меня нет ушей и языка для разговора.
Улица встретила их большим оживлением. Люди в одиночку и группами спешили на площадь. Оттуда доносилась джазовая музыка. Две молоденькие модистки, взявшись за руки, пробежали мимо, весело смеясь. Одна из них призывно махнула рукой.
— Не торопитесь, красавицы. Честное слово, мы холостяки! — крикнул вслед Кинг.
На площади полоскалось огромное голубое полотнище транспаранта. Золотились буквы: «Вступайте в ряды военно-воздушных сил, и вы увидите мир!»
Друзья остановились в стороне и задымили сигаретами.
Толпа бурлила около красочных макетов. На небольшой деревянной подставке отливал серебром тупорылый макет реактивного истребителя. Двухметровая электромодель вертолета висела над головами людей, и когда джаз на минуту смолкал, слышался свист его винта. Но самое значительное высилось в середине площади. Подняв игловидный нос к облакам, сверкал стеклом и никелем сказочный ракетоплан. Из его дюз вырывались пучки пламени, и он, поворачиваясь на треугольной штанге, бросал вызов солнцу своей величественной красотой. Мальчишки, вопя от восторга, кидали вверх бумагу и щепки, стараясь попасть в огонь.
Площадь постепенно пустела — приближался рабочий час. Убежали веселые модистки, стрельнув лукавыми глазами в сторону Рокуэлла и Кинга. Осталось несколько десятков человек. Мелькали помятые шляпы безработных, претендующие на моду костюмы студентов, форма бойскаутов.
Кинг выплюнул сигарету.
— Это все мишура, игрушки. Пойдем вон к тому щиту, откуда нам заманчиво подмигивают цифры.
Они подошли к фотовитрине — главному козырю выездной вербовочной станции ВВС, прибывшей в городок ночью.
Внимание Рокуэлла привлекла диаграмма «бизнеса» в центре витрины. На площадках изломанной красной чертой нарисованы фигурки рабочего, учителя, летчика, а внизу подписи — сколько получает каждый из них.
— Взгляни, взгляни, Рок… Вот стоимость твоего диплома, если будешь работать. А вот доходы супермена с кокардой воздушных сил. А ну, включи свою белобрысую счетно-решающую машину.
— Разница пять тысяч в год, — подсчитал Рокуэлл.
— Это значит, дружище, он может кормить своего пса бифштексами, курить гаванны и щедро давать на чай. Жизнь! Читай, осмысливай, решай!
К витрине подошел юный бойскаут и, тесня Рокуэлла плечом, уставился на диаграмму. Скользя глазами по цифрам, он шевелил губами, и щеки его постепенно заливались румянцем. Он повернулся к Рокуэллу, хотел что-то сказать, но его схватил за руку пожилой господин в клетчатой паре и прошипел на ухо:
— Домой, щенок! Я тебе покажу, как опаздывать на уроки! Я тебе покажу армию!
Перед взором Рокуэлла встали натруженные руки матери и бледное, худое лицо сестры в ярком свете туалетной комнаты ночного кафе.
— Но это кабала, Джо, — сказал он тихо.
— Дур-рак! Всего на пять лет, а там стриги купоны, корми мамочку куриным бульоном и занимайся математикой от души.
— Н-да-а… Пять, конечно… Но все же. Нет, я не согласен, Джо, — сказал Рокуэлл.
— Пойдем в бар, промочим горло перед завтраком, — предложил Кинг.
— Я не хочу тратиться.
— Младенец! Они поят бесплатно всех, кому меньше тридцати, а на наших лбах еще ни одной морщинки.
Бар «Г. Вашингтон» празднично убран и почти пуст. На столиках бутылки с виски и содовой водой. Закусок нет. Хотя утром танцевать не принято, под звуки маленького негритянского оркестра топчутся несколько пар.
У буфетной стойки за столом с флажком ВВС США, воткнутом в бутылку, сидят тощий военный капеллан и здоровенный майор с эмблемой летчика на рукаве. При входе парней капеллан встал и поднял руку. Смолк оркестр.
— Вы к нам, друзья? — Широкая добродушная улыбка играет на лице капеллана.
— Да, сэр! — кивает Кинг. — Мой товарищ хочет послушать ваш приятный голос. Но сначала мы примем несколько капель вот этого лекарства.
Капеллан поощрительно кивает.
Через стекло третьей рюмки Рокуэлл уже смелее взглянул на стол у стойки. Капеллан заметил это и перемигнулся с Кингом.
— Ну, Рок, шагнем в сторону неизведанного, — подтолкнул тот Рокуэлла к членам вербовочной комиссии.
— Ваша фамилия? — быстро спросил капеллан.
— Рокуэлл Смит. Но я еще не…
— Перед вами откроется удивительная жизнь, парни, — перебил его майор. — Вы увидите белокурых красавиц Севера, смелых парижанок и страстных итальянок. Ваши возлюбленные и сестры будут радоваться редким подаркам. Под крыльями проплывут моря и океаны. Отцы и матери будут гордиться вами, когда вы, закаленные и богатые, со славой вернетесь домой…
— Для того и живем, майор! — вставил Кинг. — Решайся, Рок!
— Решайтесь, молодой человек! — И майор проглотил рюмку коньяка. — Клянусь честью — не пожалеете!
— На сколько лет? — спросил Рокуэлл.
— Пятнадцать, — сказал капеллан поспешно.
— Нет!
— Десять!
— Нет… Пять.
— Молодец, Смит! Было бы начало! — воскликнул капеллан. — Подойди и распишись вот на этом контракте.
— Смелее, солдат! — Майор протянул самопишущую ручку.
Рокуэлл пододвинул к себе разграфленный лист бумаги, расписался и, почувствовав за своей спиной чье-то дыхание, быстро обернулся.
— Будешь летчиком, Смит! — захохотал незаметна подошедший сзади майор. — У тебя отличная реакция и чувства к нападению с хвоста.
Шаг в преисподнюю
Рокуэлл с отличием закончил летную школу. Ему все больше нравилась жизнь. Даже сложные полеты в сером, неуютном небе Исландии, где стояла его часть, доставляли удовольствие. Бок о бок с Джо Кингом он рьяно выполнял задания командования и готовился к первому шагу по служебной лестнице. Мать почему-то редко отвечала на письма, зато Нелли осыпала его тысячами поцелуев за денежные переводы. Она в короткий срок организовала свое «дело»: открыла шляпную мастерскую.
Однажды Джо Кинг не явился к завтраку.
— Хелло, Герберт! — окликнул Рокуэлл знакомого офицера. — Ты не знаешь, где лейтенант Кинг?
— Говорят, ему поручили выполнить срочное задание, и он ночью отбыл в командировку.
После еды Рокуэлл пошел в штаб и перечитал все приказы, висевшие на специальных щитах. Приказа о выезде Кинга не было. Расспросы сослуживцев и командиров тоже ничего нового не дали.
Прошло три дня.
Вечером, просидев около часа в аэродромном варьете, Рокуэлл ушел в свою комнату и лег спать.
Сон приходил медленно. Когда начали затухать мысли и расплываться картины воспоминаний, резкий продолжительный стук в дверь полоснул, как пулеметная очередь.
— Кто? — недовольно спросил Рокуэлл.
— Дежурный по гарнизону!
Рокуэлл в одном белье подошел к двери и повернул ключ. В комнату вошел офицер с голубой повязкой на рукаве.
— Вот вам пакет, лейтенант. — Он протянул письмо, скрепленное сургучной печатью. — На аэродроме ждет самолет. Пакет передадите начальнику штаба ВВС наших войск в Южной Корее. Сведения совершенно секретные.
— Чей приказ?
— Посмотрите на подпись в сопроводительной… Теперь понятно? Распишитесь сами в получении пакета. Машина у подъезда. Вылет через тридцать минут.
— К чему такая спешка? — удивился Рокуэлл. — Я еще должен получить оружие.
— Не надо. Вас будут охранять. Машина ждет, лейтенант!
Через полчаса двухмоторный транспортный «Боинг» взял старт. В грузовой кабине, забитой ящиками и бочками, сидели Рокуэлл и сержант, здоровый рыжий малый в веснушках. На коленях он держал автомат.
Самолет летел плавно, слегка покачиваясь с крыла на крыло. Оба пассажира подремывали.
— Кажется, светает! — первым очнулся сержант. — Хотите сигарету?
— Курить бросил, — отмахнулся Рокуэлл и посмотрел в бортовое окно.
В матовом свете утра тонкой полоской на горизонте темнел берег. Минут через десять стало совсем светло.
И вдруг тонкий слух Рокуэлла различил сквозь гул моторов посторонний свист. Рядом с самолетом проскочила какая-то тень. Рокуэлл лицом прижался к окну и сразу отпрянул.
— К нам пристраиваются истребители!
— Вижу! — ответил сержант.
— На их бортах красные звезды… Берут в «клещи»! — Рокуэлл вскочил и шагнул к кабине пилотов.
Но дверь в кабину была заперта. Рокуэлл застучал кулаком, и почти в такт его ударам послышалась дробь автоматических пушек.
— Самолет разворачивается! — закричал сержант. — Они ведут нас к себе!
Пилоты дверь не открывали, и Рокуэлл отступил.
— Нет, так просто я не дамся! — Он подошел к бортовому окну и выбил вентиляционную пробку. Свернув трубкой секретный пакет, он просунул его в отверстие. Ветер зло вырвал бумагу и унес в море. — Теперь они не получат главного! Дай автомат, сержант!
— И не подумаю, — меланхолично ответил рыжий и сжал кулачищи на прикладе. — Предпочитаю глотать кислород, а не землю.
— Трус!
— Нет, просто у меня есть голова на плечах… Идем вниз! Не подумайте вырывать, лейтенант! Оружие вам уже ни к чему.
«Боинг» резко пошел на снижение и плавно «прилип» к посадочной полосе.
Рокуэлл с гордо поднятой головой шагнул в открытую дверь самолета.
С двух сторон к нему подошли солдаты с красными звездами на пилотках, взяли за руки и привычным движением защелкнули стальные браслеты на кистях. Потом молча и невежливо толкнули в закрытый кузов автомашины с запахом карболки. Автомобиль рванулся с места. Рокуэлл упал со скамейки и ударился головой о стенку.
Через несколько минут, бледный и злой, он очутился в большой светлой комнате. За массивным столом сидели два офицера в форме Советской Армии.
— Ваша фамилия, лейтенант? — поднялся из-за стола статный полковник. Его седые жидкие волосы были тщательно приглажены.
— Это вам знать не обязательно! — с вызовом ответил Рокуэлл.
— Прошу садиться!
Рокуэлл продолжал стоять. Полковник наклонился к капитану и что-то негромко сказал по-русски. Капитан неторопливо сунул горящую сигарету в пепельницу, встал, подошел и снял с Рокуэлла наручники.
— Садитесь! — повторил полковник. — Мы все уже знаем от вашего спутника… Садитесь, Смит, и помните, что вы не у себя дома!
— Трем истребителям захватить безоружный самолет не так уж трудно.
— Легко, если пилоты не хотят умирать, — улыбнулся полковник. — Возьмите и прочитайте вот эту бумагу, ответьте на три вопроса. Берите… Не хотите? Ну что же, я прочитаю ее вам…
— Первый вопрос, — продолжал полковник. — «Сообщите тактико-технические данные самолетов вашей части, фамилии и краткую характеристику руководящих офицеров».Ну, Смит?.. Ладно, слушайте второй. «Расскажите о системе радарных установок базы»…И последний: «Какие задачи поставлены вашей части на ближайший месяц?»Отвечайте!
— Вы склоняете меня к нарушению присяги. Не знаю, как вас величать…
— Зовите просто полковник.
— Хотя вы и говорите отлично на нашем языке, язык у нас разный! Я все забыл, полковник, такого страху нагнали на меня ваши истребители.
— Предупреждаю — не упрямьтесь! Будьте благоразумны. Если ответите, завтра же обменяем вас у южнокорейцев на нашего пленного.
— Прекратим глупый разговор, — сказал он устало.
— Ну что же. — Полковник начал говорить сухо и отрывистое: — Капитан, уведите… Пусть подумает в тишине. Все! Ведите!
За дверью комнаты молчаливый капитан сдал Рокуэлла автоматчику. Через длинный коридор, через дверь черного хода его вывели во двор. Двор похож на большой асфальтированный плац. Низкие деревянные бараки на восточной стороне отбрасывают длинные негустые тени. Весь городок и высокое здание, похожее на немецкую кирку, огорожены колючей проволокой. По углам торчат сторожевые вышки.
Рокуэлл все время слышит за спиной цокот подков автоматчика, чавканье рта, жующего резинку.
— Поворачивай! — Солдат ткнул Рокуэлла стволом в бок, и по щербатым ступеням они спустились в сухой бетонный каземат.
В камере стоял топчан, покрытый циновкой. Под маленьким решетчатым окном — помойное ведро.
После ухода автоматчика Рокуэлл решил спать. Он знал, что ему пригодятся душевные и физические силы. Но сон не приходил. Не утихало возбуждение, в мозгу витали странные, расплывчатые картины, какие-то детали его пленения заставляли сомневаться, что он в стане врага.
Весь день и ночь его не беспокоили.
Утром солдат принес рисовую похлебку; в ней плавали две рыбьи головы. Рядом с миской он бросил сухую, обглоданную корку хлеба.
— Забери свою жвачку! — Рокуэлл плюнул в миску и столкнул ее с топчана.
— Зря бесишься, — сказал солдат равнодушно. — Не ты первый, не ты последний.
В полдень его привели к полковнику на допрос.
— Будешь отвечать?
— Нет! — твердо ответил Рокуэлл.
— На маршировку его!
Час вокруг кирки с поднятыми руками по раскаленному асфальтовому плацу. Голова кажется жужжащей и хрупкой, готовой треснуть от малейшего толчка. Солдат толкает его стволом автомата.
— Выше руки!
Но они опускаются сами. И он не хочет их больше держать. Прямо над его ухом солдат разряжает автомат. Выстрелы бьют по мозгам кувалдой. Но Рокуэлл упрямо закусил губу и не поднимает рук.
— Черт с тобой! — говорит солдат.
Через несколько минут его сменяет другой.
И еще час…
Руки висят вдоль туловища плетьми. Горбится спина от тяжелых, налитых свинцом плеч. На лице свербящая корка из пыли и липкого пота.
И еще час…
Колени обмякли, крупно дрожат и складываются. Рокуэлла охватывает тяжелая апатия; ему безразлично, что с ним будет дальше, и, протащив ноги еще несколько метров, он садится на горячий асфальт.
На крыльцо дома, обмахиваясь веером, вышел полковник. Он внимательно поглядел на пленника и закричал:
— Будешь отвечать?
— Нет! Нет! — ворочает языком Рокуэлл.
— Ему жарковато. Пусть освежится под душем! — засмеялся полковник.
Кирка оказалась мокрым бункером. В отделении, куда втолкнули Рокуэлла, — тьма. Цепляясь за осклизлую стену, он опустился в лужу. После раскаленной сковороды плаца это приятно. Остывает голова, и он уже может мыслить. Вспоминает училище, проповеди капеллана, рассказы офицеров-пропагандистов о коммунистических застенках. Все правда! Все так, как говорили! Да, красные — не люди. Варвары! Но не на такого напали! Он больше не откроет рта!
Через ногу прокатилось что-то мягкое. Швырнул ногой — писк. Крысы! Рокуэлл вздрогнул от омерзения и вскочил. Два шага вперед, два в сторону. И вдруг он замечает, что на голову с равными промежутками падают капли. Начинает надоедать.
Захлюпали ботинки. Писк! Рокуэлл махнул ногой, будто бил по мячу. Раз. Другой. Крысы метались, но не исчезали. Что-то острое царапнуло кожу ноги. Рокуэлл прыгнул в угол и замер. С каждого сантиметра потолка падают медленные тяжелые холодные капли. Носком ботинка, а потом — с отвращением — руками провел по плинтусу бункера — нор не было. Крысы и он! Он, капли, доводящие мозг до исступления, и крысы! Затошнило. Задрожали губы. Пусть лучше бьют! Он до судороги сжал пальцы и всей тяжестью тела кинулся на железную дверь…
Но его не били, а через темный двор провели в кабинет полковника. Здесь же сидит и капитан с отекшим лицом и длинными узловатыми руками. Капитан подошел к Рокуэллу, нагнулся и задрал штанину его брюк. На белой коже ноги краснели пятнышки укусов. Капитан схватил руку Рокуэлла, быстрым движением вывернул ее за спину и крикнул по-русски:
— Санитар! Противочумный…
Вошел санитар со шприцем и сделал укол в руку Рокуэллу.
Капитан отпустил пленного и махнул рукой санитару. Тот вышел.
— Ну как, поговорим? — спросил полковник.
— Пусть лучше я проглочу язык, и будьте вы прокляты! — истерически закричал Рокуэлл.
— Возьмите себя в руки, Смит. — Полковник искоса взглянул на настороженного капитана. — Сейчас я вам устрою приятное свидание. Товарищ капитан…
— Слушаю!
— Введите.
За капитаном закрылась дверь и сейчас же открылась. В комнату вошел… Джо Кинг.
— Доброй ночи, Рок! Здравствуй, старина!
Рокуэлл остолбенел.
— Джо! Ты? Здесь?
— Так же, как и ты, дружище. Честное слово, я соскучился по тебе! — Искренняя радость Кинга меркнет, когда он встречается взглядом с полковником, но подобие улыбки остается на вялых губах. — Зря противишься, Рок. Я был в такой же переделке, а сейчас обменен — и уже вольная птица. Лечу обратно в Кефлавик. Все в порядке, старина!
Почерневшее, худое лицо и тусклый взор Кинга говорят другое. Потрепанный мундир висит мешком на когда-то мощных плечах боксера. Он прикуривает, не попадая кончиком сигареты в огонь.
Удивление Рокуэлла проходит.
— Летишь обратно? — говорит он. — Ты врешь! Значит, ты им все рассказал? Почему у тебя дрожат пальцы? И ты вроде стал меньше ростом! Не прячь глаза! Смотри на меня! Смотри!
— Но, Рок…
— Не можешь? — закричал Рокуэлл. — Это он, вот этот то-ва-а-рищ, сделал из тебя подлеца и провокатора! У-у, иезуитская морда!
Ненависть, переполнившая душу Рокуэлла, толкнула его к тяжелому стулу. Дубовые ножки взвиваются над головой полковника.
— Кинг! — властно крикнул полковник.
И в тот же миг Джо Кинг коротким ударом в живот свалил Рокуэлла на пол. Стул рассыпался на паркете.
Однажды Джо Кинг не явился к завтраку.
— Хелло, Герберт! — окликнул Рокуэлл знакомого офицера. — Ты не знаешь, где лейтенант Кинг?
— Говорят, ему поручили выполнить срочное задание, и он ночью отбыл в командировку.
После еды Рокуэлл пошел в штаб и перечитал все приказы, висевшие на специальных щитах. Приказа о выезде Кинга не было. Расспросы сослуживцев и командиров тоже ничего нового не дали.
Прошло три дня.
Вечером, просидев около часа в аэродромном варьете, Рокуэлл ушел в свою комнату и лег спать.
Сон приходил медленно. Когда начали затухать мысли и расплываться картины воспоминаний, резкий продолжительный стук в дверь полоснул, как пулеметная очередь.
— Кто? — недовольно спросил Рокуэлл.
— Дежурный по гарнизону!
Рокуэлл в одном белье подошел к двери и повернул ключ. В комнату вошел офицер с голубой повязкой на рукаве.
— Вот вам пакет, лейтенант. — Он протянул письмо, скрепленное сургучной печатью. — На аэродроме ждет самолет. Пакет передадите начальнику штаба ВВС наших войск в Южной Корее. Сведения совершенно секретные.
— Чей приказ?
— Посмотрите на подпись в сопроводительной… Теперь понятно? Распишитесь сами в получении пакета. Машина у подъезда. Вылет через тридцать минут.
— К чему такая спешка? — удивился Рокуэлл. — Я еще должен получить оружие.
— Не надо. Вас будут охранять. Машина ждет, лейтенант!
Через полчаса двухмоторный транспортный «Боинг» взял старт. В грузовой кабине, забитой ящиками и бочками, сидели Рокуэлл и сержант, здоровый рыжий малый в веснушках. На коленях он держал автомат.
Самолет летел плавно, слегка покачиваясь с крыла на крыло. Оба пассажира подремывали.
— Кажется, светает! — первым очнулся сержант. — Хотите сигарету?
— Курить бросил, — отмахнулся Рокуэлл и посмотрел в бортовое окно.
В матовом свете утра тонкой полоской на горизонте темнел берег. Минут через десять стало совсем светло.
И вдруг тонкий слух Рокуэлла различил сквозь гул моторов посторонний свист. Рядом с самолетом проскочила какая-то тень. Рокуэлл лицом прижался к окну и сразу отпрянул.
— К нам пристраиваются истребители!
— Вижу! — ответил сержант.
— На их бортах красные звезды… Берут в «клещи»! — Рокуэлл вскочил и шагнул к кабине пилотов.
Но дверь в кабину была заперта. Рокуэлл застучал кулаком, и почти в такт его ударам послышалась дробь автоматических пушек.
— Самолет разворачивается! — закричал сержант. — Они ведут нас к себе!
Пилоты дверь не открывали, и Рокуэлл отступил.
— Нет, так просто я не дамся! — Он подошел к бортовому окну и выбил вентиляционную пробку. Свернув трубкой секретный пакет, он просунул его в отверстие. Ветер зло вырвал бумагу и унес в море. — Теперь они не получат главного! Дай автомат, сержант!
— И не подумаю, — меланхолично ответил рыжий и сжал кулачищи на прикладе. — Предпочитаю глотать кислород, а не землю.
— Трус!
— Нет, просто у меня есть голова на плечах… Идем вниз! Не подумайте вырывать, лейтенант! Оружие вам уже ни к чему.
«Боинг» резко пошел на снижение и плавно «прилип» к посадочной полосе.
Рокуэлл с гордо поднятой головой шагнул в открытую дверь самолета.
С двух сторон к нему подошли солдаты с красными звездами на пилотках, взяли за руки и привычным движением защелкнули стальные браслеты на кистях. Потом молча и невежливо толкнули в закрытый кузов автомашины с запахом карболки. Автомобиль рванулся с места. Рокуэлл упал со скамейки и ударился головой о стенку.
Через несколько минут, бледный и злой, он очутился в большой светлой комнате. За массивным столом сидели два офицера в форме Советской Армии.
— Ваша фамилия, лейтенант? — поднялся из-за стола статный полковник. Его седые жидкие волосы были тщательно приглажены.
— Это вам знать не обязательно! — с вызовом ответил Рокуэлл.
— Прошу садиться!
Рокуэлл продолжал стоять. Полковник наклонился к капитану и что-то негромко сказал по-русски. Капитан неторопливо сунул горящую сигарету в пепельницу, встал, подошел и снял с Рокуэлла наручники.
— Садитесь! — повторил полковник. — Мы все уже знаем от вашего спутника… Садитесь, Смит, и помните, что вы не у себя дома!
— Трем истребителям захватить безоружный самолет не так уж трудно.
— Легко, если пилоты не хотят умирать, — улыбнулся полковник. — Возьмите и прочитайте вот эту бумагу, ответьте на три вопроса. Берите… Не хотите? Ну что же, я прочитаю ее вам…
«Я, бывший лейтенант ВВС США Рокуэлл Смит, отвечаю на заданные мне вопросы без принуждения и клянусь в правдивости сказанного…»Рокуэлл скривился в усмешке.
— Первый вопрос, — продолжал полковник. — «Сообщите тактико-технические данные самолетов вашей части, фамилии и краткую характеристику руководящих офицеров».Ну, Смит?.. Ладно, слушайте второй. «Расскажите о системе радарных установок базы»…И последний: «Какие задачи поставлены вашей части на ближайший месяц?»Отвечайте!
— Вы склоняете меня к нарушению присяги. Не знаю, как вас величать…
— Зовите просто полковник.
— Хотя вы и говорите отлично на нашем языке, язык у нас разный! Я все забыл, полковник, такого страху нагнали на меня ваши истребители.
— Предупреждаю — не упрямьтесь! Будьте благоразумны. Если ответите, завтра же обменяем вас у южнокорейцев на нашего пленного.
— Прекратим глупый разговор, — сказал он устало.
— Ну что же. — Полковник начал говорить сухо и отрывистое: — Капитан, уведите… Пусть подумает в тишине. Все! Ведите!
За дверью комнаты молчаливый капитан сдал Рокуэлла автоматчику. Через длинный коридор, через дверь черного хода его вывели во двор. Двор похож на большой асфальтированный плац. Низкие деревянные бараки на восточной стороне отбрасывают длинные негустые тени. Весь городок и высокое здание, похожее на немецкую кирку, огорожены колючей проволокой. По углам торчат сторожевые вышки.
Рокуэлл все время слышит за спиной цокот подков автоматчика, чавканье рта, жующего резинку.
— Поворачивай! — Солдат ткнул Рокуэлла стволом в бок, и по щербатым ступеням они спустились в сухой бетонный каземат.
В камере стоял топчан, покрытый циновкой. Под маленьким решетчатым окном — помойное ведро.
После ухода автоматчика Рокуэлл решил спать. Он знал, что ему пригодятся душевные и физические силы. Но сон не приходил. Не утихало возбуждение, в мозгу витали странные, расплывчатые картины, какие-то детали его пленения заставляли сомневаться, что он в стане врага.
Весь день и ночь его не беспокоили.
Утром солдат принес рисовую похлебку; в ней плавали две рыбьи головы. Рядом с миской он бросил сухую, обглоданную корку хлеба.
— Забери свою жвачку! — Рокуэлл плюнул в миску и столкнул ее с топчана.
— Зря бесишься, — сказал солдат равнодушно. — Не ты первый, не ты последний.
В полдень его привели к полковнику на допрос.
— Будешь отвечать?
— Нет! — твердо ответил Рокуэлл.
— На маршировку его!
Час вокруг кирки с поднятыми руками по раскаленному асфальтовому плацу. Голова кажется жужжащей и хрупкой, готовой треснуть от малейшего толчка. Солдат толкает его стволом автомата.
— Выше руки!
Но они опускаются сами. И он не хочет их больше держать. Прямо над его ухом солдат разряжает автомат. Выстрелы бьют по мозгам кувалдой. Но Рокуэлл упрямо закусил губу и не поднимает рук.
— Черт с тобой! — говорит солдат.
Через несколько минут его сменяет другой.
И еще час…
Руки висят вдоль туловища плетьми. Горбится спина от тяжелых, налитых свинцом плеч. На лице свербящая корка из пыли и липкого пота.
И еще час…
Колени обмякли, крупно дрожат и складываются. Рокуэлла охватывает тяжелая апатия; ему безразлично, что с ним будет дальше, и, протащив ноги еще несколько метров, он садится на горячий асфальт.
На крыльцо дома, обмахиваясь веером, вышел полковник. Он внимательно поглядел на пленника и закричал:
— Будешь отвечать?
— Нет! Нет! — ворочает языком Рокуэлл.
— Ему жарковато. Пусть освежится под душем! — засмеялся полковник.
Кирка оказалась мокрым бункером. В отделении, куда втолкнули Рокуэлла, — тьма. Цепляясь за осклизлую стену, он опустился в лужу. После раскаленной сковороды плаца это приятно. Остывает голова, и он уже может мыслить. Вспоминает училище, проповеди капеллана, рассказы офицеров-пропагандистов о коммунистических застенках. Все правда! Все так, как говорили! Да, красные — не люди. Варвары! Но не на такого напали! Он больше не откроет рта!
Через ногу прокатилось что-то мягкое. Швырнул ногой — писк. Крысы! Рокуэлл вздрогнул от омерзения и вскочил. Два шага вперед, два в сторону. И вдруг он замечает, что на голову с равными промежутками падают капли. Начинает надоедать.
Захлюпали ботинки. Писк! Рокуэлл махнул ногой, будто бил по мячу. Раз. Другой. Крысы метались, но не исчезали. Что-то острое царапнуло кожу ноги. Рокуэлл прыгнул в угол и замер. С каждого сантиметра потолка падают медленные тяжелые холодные капли. Носком ботинка, а потом — с отвращением — руками провел по плинтусу бункера — нор не было. Крысы и он! Он, капли, доводящие мозг до исступления, и крысы! Затошнило. Задрожали губы. Пусть лучше бьют! Он до судороги сжал пальцы и всей тяжестью тела кинулся на железную дверь…
Но его не били, а через темный двор провели в кабинет полковника. Здесь же сидит и капитан с отекшим лицом и длинными узловатыми руками. Капитан подошел к Рокуэллу, нагнулся и задрал штанину его брюк. На белой коже ноги краснели пятнышки укусов. Капитан схватил руку Рокуэлла, быстрым движением вывернул ее за спину и крикнул по-русски:
— Санитар! Противочумный…
Вошел санитар со шприцем и сделал укол в руку Рокуэллу.
Капитан отпустил пленного и махнул рукой санитару. Тот вышел.
— Ну как, поговорим? — спросил полковник.
— Пусть лучше я проглочу язык, и будьте вы прокляты! — истерически закричал Рокуэлл.
— Возьмите себя в руки, Смит. — Полковник искоса взглянул на настороженного капитана. — Сейчас я вам устрою приятное свидание. Товарищ капитан…
— Слушаю!
— Введите.
За капитаном закрылась дверь и сейчас же открылась. В комнату вошел… Джо Кинг.
— Доброй ночи, Рок! Здравствуй, старина!
Рокуэлл остолбенел.
— Джо! Ты? Здесь?
— Так же, как и ты, дружище. Честное слово, я соскучился по тебе! — Искренняя радость Кинга меркнет, когда он встречается взглядом с полковником, но подобие улыбки остается на вялых губах. — Зря противишься, Рок. Я был в такой же переделке, а сейчас обменен — и уже вольная птица. Лечу обратно в Кефлавик. Все в порядке, старина!
Почерневшее, худое лицо и тусклый взор Кинга говорят другое. Потрепанный мундир висит мешком на когда-то мощных плечах боксера. Он прикуривает, не попадая кончиком сигареты в огонь.
Удивление Рокуэлла проходит.
— Летишь обратно? — говорит он. — Ты врешь! Значит, ты им все рассказал? Почему у тебя дрожат пальцы? И ты вроде стал меньше ростом! Не прячь глаза! Смотри на меня! Смотри!
— Но, Рок…
— Не можешь? — закричал Рокуэлл. — Это он, вот этот то-ва-а-рищ, сделал из тебя подлеца и провокатора! У-у, иезуитская морда!
Ненависть, переполнившая душу Рокуэлла, толкнула его к тяжелому стулу. Дубовые ножки взвиваются над головой полковника.
— Кинг! — властно крикнул полковник.
И в тот же миг Джо Кинг коротким ударом в живот свалил Рокуэлла на пол. Стул рассыпался на паркете.