Страница:
Это будет его последний сезон. Он женится на Марии, но им потребуется много денег, чтобы начать совместную жизнь уже без того приработка, к которому он привык. В следующие несколько недель он постарается вытянуть все что можно из графини Змитской и миссис Пеквин-Пик.
Он подарит Марии колечко в знак помолвки и пообещает жениться. Она станет более сговорчивой. Он оставит свои попытки соблазнить ее. Невозможно представить, чтобы невеста Луиса Чавеза не была девственницей, стоя перед алтарем.
Довольный своими планами на будущее, Луис взбил подушку и уснул.
Мария всю ночь не могла заснуть. Она вернулась в свою комнату и, не сомкнув глаз, пролежала, размышляя, до самого рассвета. И все из-за Луиса. Надо дать ему попять, что она не очень-то думает о нем и не доставит ему удовольствия, ревнуя его к этим старым дурам, похотливо поглядывающим на его загорелое тело.
Противнее всех была чешка — старая, толстая и ужасно непристойная. Мария неподвижно смотрела в потолок. Она. должна положить конец проделкам Луиса Чавеза и начнет с чешки. Слабая улыбка тронула ее губы. Графиня Змитская долго не продержится в «Санфорде», искушая Луиса, даже если предложит ему драгоценности английской короны. И вместо того чтобы закрыть глаза и уснуть, Мария оделась и приготовилась к выполнению задуманного плана.
Вир рано ушел с бала, но никак не мог заснуть. Он все время думал о Клариссе и о своем незавидном будущем. Он попытался читать, но в отчаянии бросил Хемингуэя, не в силах сосредоточиться на тексте. В его голове постоянно крутились слова Нэнси и их здравый смысл. Вир беспокойно встал и, закурив сигарету, открыл двери на балкон. Вдали на темном фоне белели стоящие на якоре «Кезия» и «Аквитания». Гладкий силуэт «Аквитании» казался более красивым в тишине уходящей ночи. На сады легла роса. Осторожно прозвучали первые голоса птиц. Еще минут десять, и серая предрассветная мгла рассеется с первыми лучами восходящего на горизонте солнца. Вир замер, поднося сигарету к губам.
Она была одна. На ней был палевый халатик, слишком легкий для такого прохладного утра.
Вир смотрел на нее в нерешительности. Если она сидела здесь, в саду, в такой час, очевидно, ей захотелось побыть одной. В очертаниях худенькой фигурки чувствовалось уныние. Виру стало неловко от того, что он стал невольным свидетелем чужих переживаний. Порядочному человеку в таких случаях следовало бы незаметно уйти и забыть о том, что он видел. Он так и сделал, но не для того, чтобы обо всем забыть. Вир быстро надел брюки и рубашку, натянул поверх белый свитер. Затем взял с полки еще один. Графиня, должно быть, замерзла. Это была типично британская, может быть, не столь романтическая, но весьма практичная предусмотрительность.
— О! — воскликнула графиня, глядя на него глазами испуганного олененка.
Вир ободряюще улыбнулся.
— Прохладно, — сказал он и осторожно накинул ей на плечи кашемировый свитер.
— Я… Благодарю вас.
Вир сел рядом, и графиня сделала движение, намереваясь уйти. Он сдержанно коснулся ее руки:
— Пожалуйста, не уходите из-за меня.
Под его ладонью ее рука казалась совсем детской. Вир почувствовал желание защитить ее. Она испуганно огляделась.
— Нас никто не увидит, — сказал он. — Сюда выходят окна только моих комнат. Никто не посягнет на ваше уединение еще несколько часов. Даже я, если вы не хотите видеть меня.
— О, я рада видеть вас. — Она покраснела. — То есть я хотела сказать, что вы очень любезны. Спасибо вам за свитер.
Она снова расслабилась и, казалось, не замечала, что ее рука все еще лежит под ладонью Вира. Они долго молчали. Жемчужное небо окрасилось первыми лучами зари. Над их головами в густой кроне деревьев защебетали птицы, порхая среди ветвей.
Наконец Вир заговорил, все еще глядя туда, где медленно поднималось солнце, освещая горы вдали:
— Брак — отвратительная штука, не так ли?
Маленькая графиня кивнула, опустив глаза.
С трудом преодолевая свою британскую застенчивость, Вир продолжал:
— Иногда чем больше стараешься угодить, тем хуже.
Графиня посмотрела на него с серьезным выражением лица.
— Да, — сказала она удивленно. — Все именно так, как вы говорите. Откуда вы знаете так много о браке?
Вир печально усмехнулся:
— Я женат уже десять лет.
— И ваш брак тоже несчастливый?
— Мой брак подошел к концу, — сказал Вир, впервые объявив об этом как о свершившемся факте.
— Извините.
— Я тоже прошу прощения, но иногда приходится сталкиваться с ситуацией, в которой ничего нельзя изменить, если один из супругов не сделает решительного шага.
— Вы хотите… развестись? — Графиня с трудом произнесла последнее слово.
— Да, я собираюсь развестись, — твердо сказал Вир. — Это будет первый развод в нашем роду, уходящем корнями к Вильгельму Завоевателю, но не первый расторгнутый брак. Это происходило почти в каждом поколении.
— А неизбежный скандал?
— Скандал будет занимать публику всего несколько дней, и вскоре о нем забудут.
Графиня несмело улыбнулась:
— Вам легко говорить. Вы мужчина.
Наступила долгая тишина. Солнце уже поднялось над горизонтом, окрасив море в теплые нефритовые и аквамариновые тона. Вир Уинтертон успел о многом поразмыслить.
До тех пор пока он безрассудно не признался Нэнси в любви, Вир никогда не действовал импульсивно. Он был хладнокровен, рассудителен и практичен. Оглядываясь назад, он ясно понял, что слепое увлечение Нэнси было всего лишь следствием той страсти, той мечты, которая преследовала его в юношеские годы. Нэнси поняла это первой, как и многое другое. Бессонными ночами Вир думал о Клариссе. Когда она сказала ему в тот день в Молсворсе, что не может больше выполнять свои супружеские обязанности, единственным его желанием было как-то защитить ее. Во-первых, потому что он все еще любил ее, а во-вторых, потому что был верен ей, хотя любовь, если ее не пестовать, в конце концов сходит на нет и исчезает.
Так и случилось. Со временем его чувства притупились и пропали. Вир был слишком брезглив, чтобы продолжать бессмысленную связь, и, как герцог Мелдон, не мог позволить себе искать удовлетворения на стороне, по-прежнему оставаясь в браке. Нэнси, сама того не подозревая, разбудила в нем дремлющие чувства.
Нэнси была права относительно Клариссы. Развод освободит ее. В финансовом отношении она тоже не пострадает, и ей не надо будет даже ради приличия появляться дважды в год в Молсворсе и публично сопровождать его в поездках в Аскот или Каус.
Нэнси пробудила в нем те давние желания, которые он тщательно подавлял. Сидя рядом с маленькой графиней, он испытал такие чувства, которых давно уже не испытывал: нежность и стремление защитить молодую женщину. После неудачи с Нэнси Вир ужасно тосковал и страдал. Сейчас он твердо знал, что с этим покончено, и им овладели совсем иные эмоции — более глубокие, сильные и яркие.
— Вы очень несчастны? — спросил он, и когда его глаза встретились с полными слез глазами графини, Вир Уинтертон понял, что его будущее определилось. Запари бросил своих двух юных жен до того, как познакомился с третьей. Первая покончила с собой, вторая тоже умерла преждевременной смертью, злоупотребляя алкоголем и наркотиками. Но третья должна стать герцогиней Мелдон. — Пойдемте, — заботливо предложил Вир, и когда она встала, он естественным движением обнял ее за плечи.
Не надо спешить. Пока было достаточно того, что она не отшатнулась от него. До Вира доходили слухи, что Запари уже надоела его молодая жена. Если это так, может быть, все удастся уладить миром, и они договорятся как мужчина с мужчиной. Запари был довольно знатен, но Вир сомневался, что его состояние так велико, как хотелось бы графу. Существенная добавка могла бы склонить его предоставить свободу третьей жене, раз уж он мог так безжалостно бросить двух предыдущих.
Джек, как и Мария, провел бессонную ночь. Он не ошибся, предположив, что Сайри привезет все необходимое, чтобы привести Нэнси в полубессознательное состояние и потихоньку вывезти из отеля. Они обсудили все свои действия до мельчайших деталей. Если Нэнси заподозрит, что муж и его любовница усыпили ее и похитили, то отыщет ли Санфорд Нэнси или нет, уже не будет иметь никакого значения. Нэнси никогда не станет его женой. Очень важно, чтобы она поверила в то, что заболела, а когда к ней вновь вернется сознание, чтобы она не могла вспомнить о принудительной инъекции. Их план действий был довольно простым. У Нэнси была привычка пить на ночь кофе по-ирландски. Мария готовила его, и Нэнси по заведенному порядку как в Хайяннисе, так и в Вашингтоне выпивала чашечку и лежала в постели с книгой, пока не засыпала. Свежие сливки, которые требовались для приготовления кофе, всегда хранились в холодильнике вместе с шампанским и апельсиновым соком. Сайри должна пойти в Гарден-свит, чтобы извиниться перед Нэнси. Внезапно она почувствует слабость и попросит стакан воды. Затем впрыснет морфий в сливки. В эту ночь Нэнси не придется читать в ожидании сна. Через несколько минут она лишится сознания.
Ночью Джек сможет без труда незаметно подобраться ко входу в номер Нэнси в тот час, когда она обходит отель, проверяя пожарную безопасность, и когда нет ни ее, ни Марии. Он и Сайри наденут белые халаты, которые она утащила из бельевой комнаты для прислуги, и две медицинские маски, которые хранятся в походном медицинском наборе Джека. Если во время инъекции Нэнси на какое-то мгновение очнется, все, что она сможет увидеть и запомнить, это лица в масках и фигуры врача и медсестры. Камердинеру Джека дано указание пойти к шоферу и ждать, чтобы отвезти заболевшую миссис Камерон на пристань и доставить ее на борт «Аквитании», которая должна отчалить спустя несколько часов. Джек рисковал тем, что Санфорд мог обнаружить отсутствие Нэнси до отплытия корабля.
— Даже лучше, — сказал он с мрачным удовлетворением, — что здоровье Нэнси не совсем в порядке. Помнишь тот обморок в «Метрополитен-опера» и ее слабость в последние месяцы?
— Но сейчас она не чувствует себя утомленной, — холодно возразила Сайри.
Джек не слушал ее.
— Я сам поговорю с Лорримером. Может быть, будет полезно узнать, какой диагноз он поставил. Доктор настойчиво пытался связаться со мной несколько недель назад.
— Разве ты еще не разговаривал с ним? Неудивительно, что он постоянно звонит и завалил нас письмами.
— У меня были более важные дела, и я не мог тратить время на обсуждение здоровья Нэнси. А сейчас тебе пора заняться своим делом.
Он крепко обнял ее, восхищаясь хорошеньким личиком и блестящим женским умом, скрывавшимся за широко поставленными, холодными глазами. Ее брови были выщипаны в стиле Марлен Дитрих, на один глаз опускалась густая прядь волос. Хорошо, что у него есть Сайри Гизон. Она поняла, о чем он подумал, и ее губы тронула легкая улыбка. Это не Джек Камерон нашел ее, а она его. Она использовала его в своих целях и будет продолжать использовать. Сайри высвободилась из его объятий, разгладив довольно короткую юбку строгого покроя, и вышла из номера, отправившись к своей жертве с приготовленным в сумочке морфием.
— Миссис Камерон сейчас нет, — холодно сообщила Мария. Она никогда не любила секретаршу сенатора. То, что она всегда относилась к ней как к секретарше, вызывало у Сайри Гизон желание дать ей пощечину.
— Полагаю, если вы скажете ей, что я одна, она примет меня, — сдержанно настаивала Сайри.
— Она не может принять вас, — сказала Мария, — потому что ее здесь нет. Она беседует с сеньорой Энрикес.
Сайри понятия не имела, кто такая сеньора Энрикес, и не испытывала желания узнать. Тишина в комнате позади Марии свидетельствовала, что служанка говорила правду. Сайри раскрыла рот и судорожно схватилась за горло, прислонившись к раскрытой двери.
— О Господи! У меня вдруг закружилась голова.
Мария смотрела на нее в замешательстве. Она полагала, что мисс Гизон не способна на проявление какой-либо слабости.
Однако мисс Гизон никак не могла прийти в себя. Она постепенно оседала вниз с остекленевшим взглядом.
Мария быстро подхватила ее и попыталась удержать. Ничего не оставалось, как ввести Сайри в Гарден-свит и усадить на стул.
— О Боже! Кажется, мне плохо.
Мария бросилась в ванную за водой.
Сайри приметила отделанный деревом холодильник, но незаметно подойти к нему до возвращения Марии не было никакой возможности. Ей пришлось выпить предложенную воду.
— Не могли бы вы позвонить администратору и вызвать врача? — попросила Сайри слабым голосом. — Или, может быть, вы позвоните мистеру Камерону в семнадцатый номер?
В Гарден-свит было два телефона. Один в спальне миссис Камерон, другой — в гостиной, выходящей на террасу. Ни из спальни, ни из гостиной не было видно ни места, где сейчас сидела Сайри, ни холодильника, ни других предметов небольшой, но удобной кухни. Для Марии было естественным усадить Сайри там, где были ее владения. В любом другом случае Сайри посчитала бы это оскорблением, однако сейчас она была рада этому.
Мария исчезла, чтобы позвонить администратору. Ей не хотелось разговаривать с мистером Камероном.
Сайри быстро вскочила. Бутылку со сливками еще ни разу не открывали. Недрогнувшей рукой она ввела в нее треть дозы морфия. Затем энергично встряхнула бутылку и вернулась к своему стулу. Крошечная дырочка в металлической крышке была практически незаметна. Крышку выбросят и потом никогда не найдут.
— Врач сейчас придет, — холодно сказала Мария.
Сайри подавила слабую улыбку.
— Благодарю. Я чувствую себя немного лучше. Может быть, вы попросите его осмотреть меня в моей комнате номер 25?
Мария пожала плечами, и Сайри восприняла это как знак согласия. Первый этап плана был успешно выполнен.
Сайри беспокоило только одно, но она не стала говорить об этом Джеку. Не имело смысла. Если их план провалится, они придумают что-нибудь другое, вот и все. Джек был твердо уверен, что Нэнси всегда, где бы ни находилась, пьет на ночь кофе по-ирландски — с виски и сливками. Сайри верила ему, но что, если Нэнси будет спать с любовником? Она представила, как Рамон, расслабившись после любовных утех, предложит Нэнси выпить шампанского или виски со льдом, а не теплый, успокаивающий кофе со сливками. Остается только ждать и надеяться.
Сайри протянула руку к затейливой медной ручке двери в семнадцатый номер и застыла на месте. Изнутри доносились голоса Джека и Рамона Санфорда. Она медленно и тихо открыла дверь, а затем так же тихо прикрыла ее за собой. Они находились в гостиной, и Сайри на цыпочках незаметно проскользнула в спальню Джека. Она присела на край кровати и с интересом прислушалась к разговору.
— Это одно из преимуществ того, кого считают совершенно безнравственным, — медленно говорил Рамон, надменно растягивая слова, что приводило Джека в бешенство. — Я не испытываю угрызений совести, когда завожу романы. Я люблю вашу жену, а вы нет. И, полагаю, никогда не любили. Поэтому она останется со мной и разведется с вами. Все очень просто.
— Я не допущу, чтобы вы или кто-либо другой публично надсмеялись над моей женой, — заявил Джек, тяжело дыша. Он решил не отступать перед хладнокровной наглостью Сан-форда. — Да, Нэнси поступила очень опрометчиво и сожалеет об этом. Она вернется со мной на «Аквитании», и мы будем жить, как и прежде.
Рамон рассмеялся.
— Сомневаюсь, — сказал он мягким голосом, от которого, однако, по спине Сайри побежали мурашки. — Сомневаюсь, что Нэнси вернется в пустой дом в Хайяннисе, не зная, чем заняться. Кроме прогулок по побережью и бесконечных партий в гольф, пока вы будете продолжать свою карьеру общественного деятеля и искать где попало, с кем бы развлечься, ее там ничто не ждет.
Сайри не могла видеть, но чувствовала насмешливую улыбку на мужественном лице Рамона Санфорда.
— Наверное, трудно найти любовниц в своей среде. Любовниц, которые никогда не обсуждали бы свои романы с подругами или даже, не приведи Господи, более открыто. Могу себе представить этот узкий круг, состоящий из жен сенаторов и послов. — Рамон сделал паузу. — И служащих тоже.
— Черт побери! — Санфорд явно насмехался над ним, и Джек больше не мог сдержаться. — По какому праву вы пришли сюда и читаете мне мораль, когда сами ведете себя как кот?
— Потому что я не страдаю болезнью, которая поразила вас и вам подобных. Лицемерием. — В голосе Рамона звучало явное презрение. — Я холостяк и никогда не давал обета любить и лелеять только одну женщину. Но если дам такой обет, то буду свято соблюдать его.
— У вас столько же шансов быть верным одной женщине, как у Мадлен Манчини стать монахиней! — воскликнул Джек в ярости.
В голосе Рамона звучала насмешка.
— О, стало быть, вы уже приметили таланты мисс Манчини? Жаль, что вы не можете воспользоваться ими. Это весьма неудобно. Мисс Манчини вовсе не привыкла заниматься любовью украдкой и делать тайну из своих любовных связей, как женщины в Вашингтоне. Мне всегда казалось, что вы человек твердых убеждений. Теперь я вижу, что это не так. Но еще более ужасно, что есть люди, которые верят в вас как в будущего политического лидера. Но я ничуть не сомневаюсь, что очень скоро они поймут свою ошибку независимо от того, уйдет Нэнси от вас или нет. Меня удивляет ваше стремление представить дело так, будто я проведу месяц-другой или, может быть, год с вашей женой, а затем брошу ее. У меня нет таких намерений. Нэнси выйдет за меня, и ни вы, ни кто-либо другой на земле не удержит ее от этого.
Сайри почувствовала боль в затылке от властного, полного страсти, глубокого и звучного голоса Рамона.
— Она вернется со мной, — упрямо настаивал Джек, но в его словах уже не было уверенности.
— Я понимаю, что вы можете очаровать даже птиц в небесах, если захотите, — сказал Рамон, глядя на Джека как на диковинного зверя в зоопарке. — Ведь вы добились нынешнего положения благодаря своему обаянию, одаренности и неиссякаемому источнику денег. Раньше я никогда не думал, что обаяние может быть опасным качеством, но когда его можно включать и выключать с присущей вам ловкостью, я полагаю, это весьма опасное свойство. Мне хотелось бы знать, сколько людей по-настоящему знают вас, Джек Камерон? Только политические соратники? Честолюбивая и доступная мисс Гизон?
— Убирайтесь! — прошипел Джек. — Убирайтесь, пока я не вышвырнул вас вон.
На этот раз смех Рамона был совершенно искренним.
— Опять вам изменяет здравый смысл, сенатор. Вы находитесь под крышей моего отеля. Здесь распоряжаюсь я, а не вы. Если бы не Нэнси, я бы никогда не пустил вас даже на порог. А сейчас моему терпению пришел конец. «Аквитания» отплывает утром, и вы отправитесь вместе с ней.
Сайри потихоньку подошла к двери и неожиданно услышала:
— Между прочим, что вы собираетесь делать с преданной вам Сайри Гизон, когда Нэнси разведется с вами? Неужели жена без надлежащего социального происхождения может стать помехой в такой знаменитой своей сплоченностью вашингтонской клике?
— Никакая жена мне не помеха, — горячо заявил Джек. — Даже Нэнси. Если она не образумится, я выставлю вас обоих на всеобщее посмешище.
— И женитесь на мисс Гизон? — улыбаясь, спросил Рамон.
— Не говорите ерунды. Камероны не женятся на дочерях шахтеров. Если Нэнси думает, что является опорой в моей политической жизни, то она явно переоценивает себя. Если я захочу, то женюсь на более подходящей женщине, чем дочь обыкновенного мэра-ирландца, который к тому же наверняка проиграет будущие выборы.
Сайри уже не воспринимала последние слова Джека о Нэнси. Она вообще ничего не слышала после его откровенного заявления о том, что Камероны не женятся на дочерях шахтеров. Конечно, нет. Почему же тогда она верила, что однажды… придет время…
Она сидела тихо, не двигаясь, и заставила себя дышать медленно и ровно. Вдох. Выдох. Голова ее прояснилась. Вдох. Выдох. Ей казалось, что она использует Джека, и это действительно было так. Она носила дорогую одежду, у нее была квартира на Мэдисон-авеню и собственный «понтиак». Она никогда не думала о замужестве, потому что Нэнси была необходима Джеку, если он хотел добиться главного политического поста в государстве. И все же, как женщина, она подсознательно верила, что он женится на ней, если путь будет расчищен. Если бы Нэнси умерла… Но он все равно не женился бы на ней. Это ясно даже трехлетнему ребенку. Он оставался бы какое-то время вдовцом, а затем нашел бы подходящую невесту в своей среде. А ей отводилась роль любовницы и доверенного лица. Она по-прежнему держала бы в руках невидимую власть. Жена, будь то Нэнси или кто-то другой, была бы всего лишь декорацией. Каким уничижительным тоном Джек говорил о ней как о дочери шахтера! Значит, так он всегда относился к ней, так будет и в будущем. Она всего лишь дочь шахтера, которая никогда, даже через сотню лет, не сможет сесть за один обеденный стол с семьей Камеронов. Дочь шахтера с мозгами, которыми он удобно пользовался, как и ее телом.
Сайри услышала, как за Рамоном Санфордом закрылась дверь, а затем звякнул стакан о графин. Она медленно поднялась и с ужасом почувствовала, что ее ноги дрожат. С большой осторожностью она приоткрыла дверь и выскользнула из номера Джека Камерона. Санфорд уже исчез. Сайри шла, убыстряя шаг, по длинному коридору, затем миновала гостиные и вышла на свежий воздух. Ей надо было подумать. Сейчас она не должна принимать поспешных решений.
Со стороны бассейна доносился беззаботный смех. Сайри остановилась, глубоко засунув руки в карманы своего пиджака. Джорджиана Монткалм и Венеция Бессбрук принимали солнечные ванны. Джорджиана протянула вялую руку к шампанскому, охлаждающемуся в серебряном ведерке со льдом. Почти тотчас же возник одетый в белое официант и вновь почтительно наполнил ее бокал. Сайри прищурилась. Она ненавидела их и всех женщин, подобных им. Богатые и праздные, они никогда в своей жизни не работали. Там, откуда она вышла, женщины выполняли тяжелую, изнурительную работу с раннего утра до позднего вечера. Им часто приходилось драить полы, поливая их из ведер подогретой водой. В тридцать лет у них уже было много детей, много забот, а мужья уделяли им слишком мало внимания. Сайри никогда не стыдилась своего происхождения. Она была выше этого, потому что у нее была голова на плечах и честолюбивые стремления, что возвышало ее над той средой, из которой она вышла.
Сайри тяготела к политике, так как считала, что политика дает власть, а власть позволяла изменить условия жизни людей, таких как ее родители. Теперь она поняла, что заблуждалась. Джек Камерон раздавал обещания лишь для того, чтобы получить голоса избирателей, но никогда по-настоящему не интересовался жизнью сотен и тысяч американцев, ежедневно сносивших тяготы и лишения, о которых он и понятия не имел. Сайри ненавидела этих беспечных богачей, которые не позволяли войти в их круг чужаку, если их не устраивало его происхождение. Она знала, что ей делать. Это будет ее месть.
Глава 16
Он подарит Марии колечко в знак помолвки и пообещает жениться. Она станет более сговорчивой. Он оставит свои попытки соблазнить ее. Невозможно представить, чтобы невеста Луиса Чавеза не была девственницей, стоя перед алтарем.
Довольный своими планами на будущее, Луис взбил подушку и уснул.
Мария всю ночь не могла заснуть. Она вернулась в свою комнату и, не сомкнув глаз, пролежала, размышляя, до самого рассвета. И все из-за Луиса. Надо дать ему попять, что она не очень-то думает о нем и не доставит ему удовольствия, ревнуя его к этим старым дурам, похотливо поглядывающим на его загорелое тело.
Противнее всех была чешка — старая, толстая и ужасно непристойная. Мария неподвижно смотрела в потолок. Она. должна положить конец проделкам Луиса Чавеза и начнет с чешки. Слабая улыбка тронула ее губы. Графиня Змитская долго не продержится в «Санфорде», искушая Луиса, даже если предложит ему драгоценности английской короны. И вместо того чтобы закрыть глаза и уснуть, Мария оделась и приготовилась к выполнению задуманного плана.
* * *
Небо уже светлело. В саду не было ни души, только одинокая женская фигура понуро сидела на скамейке. По ее щекам безмолвно текли слезы. По утрам на Мадейре бывает довольно прохладно, а на маленькой графине Запари поверх ночной шелковой рубашки был только легкий халатик. Графиня плакала и плакала, но холод, который она ощущала, был ничто по сравнению со льдом, лежащим у нее на сердце и не желающим таять.Вир рано ушел с бала, но никак не мог заснуть. Он все время думал о Клариссе и о своем незавидном будущем. Он попытался читать, но в отчаянии бросил Хемингуэя, не в силах сосредоточиться на тексте. В его голове постоянно крутились слова Нэнси и их здравый смысл. Вир беспокойно встал и, закурив сигарету, открыл двери на балкон. Вдали на темном фоне белели стоящие на якоре «Кезия» и «Аквитания». Гладкий силуэт «Аквитании» казался более красивым в тишине уходящей ночи. На сады легла роса. Осторожно прозвучали первые голоса птиц. Еще минут десять, и серая предрассветная мгла рассеется с первыми лучами восходящего на горизонте солнца. Вир замер, поднося сигарету к губам.
Она была одна. На ней был палевый халатик, слишком легкий для такого прохладного утра.
Вир смотрел на нее в нерешительности. Если она сидела здесь, в саду, в такой час, очевидно, ей захотелось побыть одной. В очертаниях худенькой фигурки чувствовалось уныние. Виру стало неловко от того, что он стал невольным свидетелем чужих переживаний. Порядочному человеку в таких случаях следовало бы незаметно уйти и забыть о том, что он видел. Он так и сделал, но не для того, чтобы обо всем забыть. Вир быстро надел брюки и рубашку, натянул поверх белый свитер. Затем взял с полки еще один. Графиня, должно быть, замерзла. Это была типично британская, может быть, не столь романтическая, но весьма практичная предусмотрительность.
— О! — воскликнула графиня, глядя на него глазами испуганного олененка.
Вир ободряюще улыбнулся.
— Прохладно, — сказал он и осторожно накинул ей на плечи кашемировый свитер.
— Я… Благодарю вас.
Вир сел рядом, и графиня сделала движение, намереваясь уйти. Он сдержанно коснулся ее руки:
— Пожалуйста, не уходите из-за меня.
Под его ладонью ее рука казалась совсем детской. Вир почувствовал желание защитить ее. Она испуганно огляделась.
— Нас никто не увидит, — сказал он. — Сюда выходят окна только моих комнат. Никто не посягнет на ваше уединение еще несколько часов. Даже я, если вы не хотите видеть меня.
— О, я рада видеть вас. — Она покраснела. — То есть я хотела сказать, что вы очень любезны. Спасибо вам за свитер.
Она снова расслабилась и, казалось, не замечала, что ее рука все еще лежит под ладонью Вира. Они долго молчали. Жемчужное небо окрасилось первыми лучами зари. Над их головами в густой кроне деревьев защебетали птицы, порхая среди ветвей.
Наконец Вир заговорил, все еще глядя туда, где медленно поднималось солнце, освещая горы вдали:
— Брак — отвратительная штука, не так ли?
Маленькая графиня кивнула, опустив глаза.
С трудом преодолевая свою британскую застенчивость, Вир продолжал:
— Иногда чем больше стараешься угодить, тем хуже.
Графиня посмотрела на него с серьезным выражением лица.
— Да, — сказала она удивленно. — Все именно так, как вы говорите. Откуда вы знаете так много о браке?
Вир печально усмехнулся:
— Я женат уже десять лет.
— И ваш брак тоже несчастливый?
— Мой брак подошел к концу, — сказал Вир, впервые объявив об этом как о свершившемся факте.
— Извините.
— Я тоже прошу прощения, но иногда приходится сталкиваться с ситуацией, в которой ничего нельзя изменить, если один из супругов не сделает решительного шага.
— Вы хотите… развестись? — Графиня с трудом произнесла последнее слово.
— Да, я собираюсь развестись, — твердо сказал Вир. — Это будет первый развод в нашем роду, уходящем корнями к Вильгельму Завоевателю, но не первый расторгнутый брак. Это происходило почти в каждом поколении.
— А неизбежный скандал?
— Скандал будет занимать публику всего несколько дней, и вскоре о нем забудут.
Графиня несмело улыбнулась:
— Вам легко говорить. Вы мужчина.
Наступила долгая тишина. Солнце уже поднялось над горизонтом, окрасив море в теплые нефритовые и аквамариновые тона. Вир Уинтертон успел о многом поразмыслить.
До тех пор пока он безрассудно не признался Нэнси в любви, Вир никогда не действовал импульсивно. Он был хладнокровен, рассудителен и практичен. Оглядываясь назад, он ясно понял, что слепое увлечение Нэнси было всего лишь следствием той страсти, той мечты, которая преследовала его в юношеские годы. Нэнси поняла это первой, как и многое другое. Бессонными ночами Вир думал о Клариссе. Когда она сказала ему в тот день в Молсворсе, что не может больше выполнять свои супружеские обязанности, единственным его желанием было как-то защитить ее. Во-первых, потому что он все еще любил ее, а во-вторых, потому что был верен ей, хотя любовь, если ее не пестовать, в конце концов сходит на нет и исчезает.
Так и случилось. Со временем его чувства притупились и пропали. Вир был слишком брезглив, чтобы продолжать бессмысленную связь, и, как герцог Мелдон, не мог позволить себе искать удовлетворения на стороне, по-прежнему оставаясь в браке. Нэнси, сама того не подозревая, разбудила в нем дремлющие чувства.
Нэнси была права относительно Клариссы. Развод освободит ее. В финансовом отношении она тоже не пострадает, и ей не надо будет даже ради приличия появляться дважды в год в Молсворсе и публично сопровождать его в поездках в Аскот или Каус.
Нэнси пробудила в нем те давние желания, которые он тщательно подавлял. Сидя рядом с маленькой графиней, он испытал такие чувства, которых давно уже не испытывал: нежность и стремление защитить молодую женщину. После неудачи с Нэнси Вир ужасно тосковал и страдал. Сейчас он твердо знал, что с этим покончено, и им овладели совсем иные эмоции — более глубокие, сильные и яркие.
— Вы очень несчастны? — спросил он, и когда его глаза встретились с полными слез глазами графини, Вир Уинтертон понял, что его будущее определилось. Запари бросил своих двух юных жен до того, как познакомился с третьей. Первая покончила с собой, вторая тоже умерла преждевременной смертью, злоупотребляя алкоголем и наркотиками. Но третья должна стать герцогиней Мелдон. — Пойдемте, — заботливо предложил Вир, и когда она встала, он естественным движением обнял ее за плечи.
Не надо спешить. Пока было достаточно того, что она не отшатнулась от него. До Вира доходили слухи, что Запари уже надоела его молодая жена. Если это так, может быть, все удастся уладить миром, и они договорятся как мужчина с мужчиной. Запари был довольно знатен, но Вир сомневался, что его состояние так велико, как хотелось бы графу. Существенная добавка могла бы склонить его предоставить свободу третьей жене, раз уж он мог так безжалостно бросить двух предыдущих.
* * *
Тем же утром, но попозже, Нэнси начала свой первый рабочий день в качестве директрисы отеля с того, что провела полчаса, беседуя с сеньорой Энрикес, а затем обсудила важнейшие дела с главным шеф-поваром и Вильерсом. Рамон, дождавшись удобного случая, направился обманчиво ленивой походкой к номеру, где прятался сенатор Джек Камерон.Джек, как и Мария, провел бессонную ночь. Он не ошибся, предположив, что Сайри привезет все необходимое, чтобы привести Нэнси в полубессознательное состояние и потихоньку вывезти из отеля. Они обсудили все свои действия до мельчайших деталей. Если Нэнси заподозрит, что муж и его любовница усыпили ее и похитили, то отыщет ли Санфорд Нэнси или нет, уже не будет иметь никакого значения. Нэнси никогда не станет его женой. Очень важно, чтобы она поверила в то, что заболела, а когда к ней вновь вернется сознание, чтобы она не могла вспомнить о принудительной инъекции. Их план действий был довольно простым. У Нэнси была привычка пить на ночь кофе по-ирландски. Мария готовила его, и Нэнси по заведенному порядку как в Хайяннисе, так и в Вашингтоне выпивала чашечку и лежала в постели с книгой, пока не засыпала. Свежие сливки, которые требовались для приготовления кофе, всегда хранились в холодильнике вместе с шампанским и апельсиновым соком. Сайри должна пойти в Гарден-свит, чтобы извиниться перед Нэнси. Внезапно она почувствует слабость и попросит стакан воды. Затем впрыснет морфий в сливки. В эту ночь Нэнси не придется читать в ожидании сна. Через несколько минут она лишится сознания.
Ночью Джек сможет без труда незаметно подобраться ко входу в номер Нэнси в тот час, когда она обходит отель, проверяя пожарную безопасность, и когда нет ни ее, ни Марии. Он и Сайри наденут белые халаты, которые она утащила из бельевой комнаты для прислуги, и две медицинские маски, которые хранятся в походном медицинском наборе Джека. Если во время инъекции Нэнси на какое-то мгновение очнется, все, что она сможет увидеть и запомнить, это лица в масках и фигуры врача и медсестры. Камердинеру Джека дано указание пойти к шоферу и ждать, чтобы отвезти заболевшую миссис Камерон на пристань и доставить ее на борт «Аквитании», которая должна отчалить спустя несколько часов. Джек рисковал тем, что Санфорд мог обнаружить отсутствие Нэнси до отплытия корабля.
— Даже лучше, — сказал он с мрачным удовлетворением, — что здоровье Нэнси не совсем в порядке. Помнишь тот обморок в «Метрополитен-опера» и ее слабость в последние месяцы?
— Но сейчас она не чувствует себя утомленной, — холодно возразила Сайри.
Джек не слушал ее.
— Я сам поговорю с Лорримером. Может быть, будет полезно узнать, какой диагноз он поставил. Доктор настойчиво пытался связаться со мной несколько недель назад.
— Разве ты еще не разговаривал с ним? Неудивительно, что он постоянно звонит и завалил нас письмами.
— У меня были более важные дела, и я не мог тратить время на обсуждение здоровья Нэнси. А сейчас тебе пора заняться своим делом.
Он крепко обнял ее, восхищаясь хорошеньким личиком и блестящим женским умом, скрывавшимся за широко поставленными, холодными глазами. Ее брови были выщипаны в стиле Марлен Дитрих, на один глаз опускалась густая прядь волос. Хорошо, что у него есть Сайри Гизон. Она поняла, о чем он подумал, и ее губы тронула легкая улыбка. Это не Джек Камерон нашел ее, а она его. Она использовала его в своих целях и будет продолжать использовать. Сайри высвободилась из его объятий, разгладив довольно короткую юбку строгого покроя, и вышла из номера, отправившись к своей жертве с приготовленным в сумочке морфием.
— Миссис Камерон сейчас нет, — холодно сообщила Мария. Она никогда не любила секретаршу сенатора. То, что она всегда относилась к ней как к секретарше, вызывало у Сайри Гизон желание дать ей пощечину.
— Полагаю, если вы скажете ей, что я одна, она примет меня, — сдержанно настаивала Сайри.
— Она не может принять вас, — сказала Мария, — потому что ее здесь нет. Она беседует с сеньорой Энрикес.
Сайри понятия не имела, кто такая сеньора Энрикес, и не испытывала желания узнать. Тишина в комнате позади Марии свидетельствовала, что служанка говорила правду. Сайри раскрыла рот и судорожно схватилась за горло, прислонившись к раскрытой двери.
— О Господи! У меня вдруг закружилась голова.
Мария смотрела на нее в замешательстве. Она полагала, что мисс Гизон не способна на проявление какой-либо слабости.
Однако мисс Гизон никак не могла прийти в себя. Она постепенно оседала вниз с остекленевшим взглядом.
Мария быстро подхватила ее и попыталась удержать. Ничего не оставалось, как ввести Сайри в Гарден-свит и усадить на стул.
— О Боже! Кажется, мне плохо.
Мария бросилась в ванную за водой.
Сайри приметила отделанный деревом холодильник, но незаметно подойти к нему до возвращения Марии не было никакой возможности. Ей пришлось выпить предложенную воду.
— Не могли бы вы позвонить администратору и вызвать врача? — попросила Сайри слабым голосом. — Или, может быть, вы позвоните мистеру Камерону в семнадцатый номер?
В Гарден-свит было два телефона. Один в спальне миссис Камерон, другой — в гостиной, выходящей на террасу. Ни из спальни, ни из гостиной не было видно ни места, где сейчас сидела Сайри, ни холодильника, ни других предметов небольшой, но удобной кухни. Для Марии было естественным усадить Сайри там, где были ее владения. В любом другом случае Сайри посчитала бы это оскорблением, однако сейчас она была рада этому.
Мария исчезла, чтобы позвонить администратору. Ей не хотелось разговаривать с мистером Камероном.
Сайри быстро вскочила. Бутылку со сливками еще ни разу не открывали. Недрогнувшей рукой она ввела в нее треть дозы морфия. Затем энергично встряхнула бутылку и вернулась к своему стулу. Крошечная дырочка в металлической крышке была практически незаметна. Крышку выбросят и потом никогда не найдут.
— Врач сейчас придет, — холодно сказала Мария.
Сайри подавила слабую улыбку.
— Благодарю. Я чувствую себя немного лучше. Может быть, вы попросите его осмотреть меня в моей комнате номер 25?
Мария пожала плечами, и Сайри восприняла это как знак согласия. Первый этап плана был успешно выполнен.
Сайри беспокоило только одно, но она не стала говорить об этом Джеку. Не имело смысла. Если их план провалится, они придумают что-нибудь другое, вот и все. Джек был твердо уверен, что Нэнси всегда, где бы ни находилась, пьет на ночь кофе по-ирландски — с виски и сливками. Сайри верила ему, но что, если Нэнси будет спать с любовником? Она представила, как Рамон, расслабившись после любовных утех, предложит Нэнси выпить шампанского или виски со льдом, а не теплый, успокаивающий кофе со сливками. Остается только ждать и надеяться.
Сайри протянула руку к затейливой медной ручке двери в семнадцатый номер и застыла на месте. Изнутри доносились голоса Джека и Рамона Санфорда. Она медленно и тихо открыла дверь, а затем так же тихо прикрыла ее за собой. Они находились в гостиной, и Сайри на цыпочках незаметно проскользнула в спальню Джека. Она присела на край кровати и с интересом прислушалась к разговору.
— Это одно из преимуществ того, кого считают совершенно безнравственным, — медленно говорил Рамон, надменно растягивая слова, что приводило Джека в бешенство. — Я не испытываю угрызений совести, когда завожу романы. Я люблю вашу жену, а вы нет. И, полагаю, никогда не любили. Поэтому она останется со мной и разведется с вами. Все очень просто.
— Я не допущу, чтобы вы или кто-либо другой публично надсмеялись над моей женой, — заявил Джек, тяжело дыша. Он решил не отступать перед хладнокровной наглостью Сан-форда. — Да, Нэнси поступила очень опрометчиво и сожалеет об этом. Она вернется со мной на «Аквитании», и мы будем жить, как и прежде.
Рамон рассмеялся.
— Сомневаюсь, — сказал он мягким голосом, от которого, однако, по спине Сайри побежали мурашки. — Сомневаюсь, что Нэнси вернется в пустой дом в Хайяннисе, не зная, чем заняться. Кроме прогулок по побережью и бесконечных партий в гольф, пока вы будете продолжать свою карьеру общественного деятеля и искать где попало, с кем бы развлечься, ее там ничто не ждет.
Сайри не могла видеть, но чувствовала насмешливую улыбку на мужественном лице Рамона Санфорда.
— Наверное, трудно найти любовниц в своей среде. Любовниц, которые никогда не обсуждали бы свои романы с подругами или даже, не приведи Господи, более открыто. Могу себе представить этот узкий круг, состоящий из жен сенаторов и послов. — Рамон сделал паузу. — И служащих тоже.
— Черт побери! — Санфорд явно насмехался над ним, и Джек больше не мог сдержаться. — По какому праву вы пришли сюда и читаете мне мораль, когда сами ведете себя как кот?
— Потому что я не страдаю болезнью, которая поразила вас и вам подобных. Лицемерием. — В голосе Рамона звучало явное презрение. — Я холостяк и никогда не давал обета любить и лелеять только одну женщину. Но если дам такой обет, то буду свято соблюдать его.
— У вас столько же шансов быть верным одной женщине, как у Мадлен Манчини стать монахиней! — воскликнул Джек в ярости.
В голосе Рамона звучала насмешка.
— О, стало быть, вы уже приметили таланты мисс Манчини? Жаль, что вы не можете воспользоваться ими. Это весьма неудобно. Мисс Манчини вовсе не привыкла заниматься любовью украдкой и делать тайну из своих любовных связей, как женщины в Вашингтоне. Мне всегда казалось, что вы человек твердых убеждений. Теперь я вижу, что это не так. Но еще более ужасно, что есть люди, которые верят в вас как в будущего политического лидера. Но я ничуть не сомневаюсь, что очень скоро они поймут свою ошибку независимо от того, уйдет Нэнси от вас или нет. Меня удивляет ваше стремление представить дело так, будто я проведу месяц-другой или, может быть, год с вашей женой, а затем брошу ее. У меня нет таких намерений. Нэнси выйдет за меня, и ни вы, ни кто-либо другой на земле не удержит ее от этого.
Сайри почувствовала боль в затылке от властного, полного страсти, глубокого и звучного голоса Рамона.
— Она вернется со мной, — упрямо настаивал Джек, но в его словах уже не было уверенности.
— Я понимаю, что вы можете очаровать даже птиц в небесах, если захотите, — сказал Рамон, глядя на Джека как на диковинного зверя в зоопарке. — Ведь вы добились нынешнего положения благодаря своему обаянию, одаренности и неиссякаемому источнику денег. Раньше я никогда не думал, что обаяние может быть опасным качеством, но когда его можно включать и выключать с присущей вам ловкостью, я полагаю, это весьма опасное свойство. Мне хотелось бы знать, сколько людей по-настоящему знают вас, Джек Камерон? Только политические соратники? Честолюбивая и доступная мисс Гизон?
— Убирайтесь! — прошипел Джек. — Убирайтесь, пока я не вышвырнул вас вон.
На этот раз смех Рамона был совершенно искренним.
— Опять вам изменяет здравый смысл, сенатор. Вы находитесь под крышей моего отеля. Здесь распоряжаюсь я, а не вы. Если бы не Нэнси, я бы никогда не пустил вас даже на порог. А сейчас моему терпению пришел конец. «Аквитания» отплывает утром, и вы отправитесь вместе с ней.
Сайри потихоньку подошла к двери и неожиданно услышала:
— Между прочим, что вы собираетесь делать с преданной вам Сайри Гизон, когда Нэнси разведется с вами? Неужели жена без надлежащего социального происхождения может стать помехой в такой знаменитой своей сплоченностью вашингтонской клике?
— Никакая жена мне не помеха, — горячо заявил Джек. — Даже Нэнси. Если она не образумится, я выставлю вас обоих на всеобщее посмешище.
— И женитесь на мисс Гизон? — улыбаясь, спросил Рамон.
— Не говорите ерунды. Камероны не женятся на дочерях шахтеров. Если Нэнси думает, что является опорой в моей политической жизни, то она явно переоценивает себя. Если я захочу, то женюсь на более подходящей женщине, чем дочь обыкновенного мэра-ирландца, который к тому же наверняка проиграет будущие выборы.
Сайри уже не воспринимала последние слова Джека о Нэнси. Она вообще ничего не слышала после его откровенного заявления о том, что Камероны не женятся на дочерях шахтеров. Конечно, нет. Почему же тогда она верила, что однажды… придет время…
Она сидела тихо, не двигаясь, и заставила себя дышать медленно и ровно. Вдох. Выдох. Голова ее прояснилась. Вдох. Выдох. Ей казалось, что она использует Джека, и это действительно было так. Она носила дорогую одежду, у нее была квартира на Мэдисон-авеню и собственный «понтиак». Она никогда не думала о замужестве, потому что Нэнси была необходима Джеку, если он хотел добиться главного политического поста в государстве. И все же, как женщина, она подсознательно верила, что он женится на ней, если путь будет расчищен. Если бы Нэнси умерла… Но он все равно не женился бы на ней. Это ясно даже трехлетнему ребенку. Он оставался бы какое-то время вдовцом, а затем нашел бы подходящую невесту в своей среде. А ей отводилась роль любовницы и доверенного лица. Она по-прежнему держала бы в руках невидимую власть. Жена, будь то Нэнси или кто-то другой, была бы всего лишь декорацией. Каким уничижительным тоном Джек говорил о ней как о дочери шахтера! Значит, так он всегда относился к ней, так будет и в будущем. Она всего лишь дочь шахтера, которая никогда, даже через сотню лет, не сможет сесть за один обеденный стол с семьей Камеронов. Дочь шахтера с мозгами, которыми он удобно пользовался, как и ее телом.
Сайри услышала, как за Рамоном Санфордом закрылась дверь, а затем звякнул стакан о графин. Она медленно поднялась и с ужасом почувствовала, что ее ноги дрожат. С большой осторожностью она приоткрыла дверь и выскользнула из номера Джека Камерона. Санфорд уже исчез. Сайри шла, убыстряя шаг, по длинному коридору, затем миновала гостиные и вышла на свежий воздух. Ей надо было подумать. Сейчас она не должна принимать поспешных решений.
Со стороны бассейна доносился беззаботный смех. Сайри остановилась, глубоко засунув руки в карманы своего пиджака. Джорджиана Монткалм и Венеция Бессбрук принимали солнечные ванны. Джорджиана протянула вялую руку к шампанскому, охлаждающемуся в серебряном ведерке со льдом. Почти тотчас же возник одетый в белое официант и вновь почтительно наполнил ее бокал. Сайри прищурилась. Она ненавидела их и всех женщин, подобных им. Богатые и праздные, они никогда в своей жизни не работали. Там, откуда она вышла, женщины выполняли тяжелую, изнурительную работу с раннего утра до позднего вечера. Им часто приходилось драить полы, поливая их из ведер подогретой водой. В тридцать лет у них уже было много детей, много забот, а мужья уделяли им слишком мало внимания. Сайри никогда не стыдилась своего происхождения. Она была выше этого, потому что у нее была голова на плечах и честолюбивые стремления, что возвышало ее над той средой, из которой она вышла.
Сайри тяготела к политике, так как считала, что политика дает власть, а власть позволяла изменить условия жизни людей, таких как ее родители. Теперь она поняла, что заблуждалась. Джек Камерон раздавал обещания лишь для того, чтобы получить голоса избирателей, но никогда по-настоящему не интересовался жизнью сотен и тысяч американцев, ежедневно сносивших тяготы и лишения, о которых он и понятия не имел. Сайри ненавидела этих беспечных богачей, которые не позволяли войти в их круг чужаку, если их не устраивало его происхождение. Она знала, что ей делать. Это будет ее месть.
Глава 16
Это был очень насыщенный день. Утром, просмотрев с сеньорой Энрикес список вновь прибывших гостей, Нэнси провела затем несколько часов с Салли, портнихой Зии, обсуждая детали своего собственного костюма и костюмов гостей для предстоящего бала с переодеваниями. Важно было не допустить, чтобы у каких-нибудь двух леди оказались одинаковые наряды.
Бобо собиралась предстать персидской принцессой, Венеция Бессбрук в соответствии со своим именем — венецианской придворной дамой. Лавиния Мид, поразив и Салли, и Нэнси, решила нарядиться китайской императрицей. Мариса Морено не нуждалась в услугах Салли и ее помощниц. Она собиралась выступить в великолепном костюме матадора. Нэнси выбрала наряд Анны Болейн, и Салли приготовила для нее пышное платье из темно-красного бархата с жемчугом.
Бобо собиралась предстать персидской принцессой, Венеция Бессбрук в соответствии со своим именем — венецианской придворной дамой. Лавиния Мид, поразив и Салли, и Нэнси, решила нарядиться китайской императрицей. Мариса Морено не нуждалась в услугах Салли и ее помощниц. Она собиралась выступить в великолепном костюме матадора. Нэнси выбрала наряд Анны Болейн, и Салли приготовила для нее пышное платье из темно-красного бархата с жемчугом.