Страница:
Нэнси дала подробные указания относительно предстоящего бала и выбрала в качестве господствующего розовый цвет. Оформление, блюда, шампанское. — все должно быть розовым. Затем, довольная проделанной работой, она лично встретила князя Феликса Заронского с его великолепным белым жеребцом. Жеребец, сопровождаемый вверх по узкой дороге от самой гавани целой толпой одетых в ливреи слуг, бил землю копытом и с пеной на губах дико вращал глазами. Нэнси решила, что коня опасно помещать рядом с голубями и павлинами, и, повосхищавшись им вместе с довольным князем, велела отвести его в роскошные, хотя не часто используемые конюшни.
Князь слишком бурно выражал свое восхищение хозяйкой. Затем не спеша окинул Нэнси взглядом с головы до ног и решил попозже расспросить о ней мужскую половину гостей отеля. Когда ему сказали, что князь Николай Васильев тоже проживает в отеле, глаза на его породистом лице зажглись каким-то особым светом. У Васильевых и Заронских была общая бабушка. Нэнси усмехнулась и подумала, не был ли один из них побочным сыном царской семьи. При упоминании о Запари князь пришел в замешательство. Это имя не имело никакого отношения к семье Романовых. Когда же он узнал, что здесь леди Бессбрук и она останется до конца месяца, князь явно оживился. Он встречался с леди Бессбрук на Адриатике в прошлом году. К сожалению, она была увлечена там каким-то ничтожеством, хотя и миллионером. Нэнси, сделав правильный вывод из такого весьма нелестного описания миллионера, поняла, что это был Регги, и вынуждена была сообщить князю, что этот джентльмен также живет в отеле, небрежно добавив, что, хотя эти двое по-прежнему остаются друзьями, в последние месяцы в их отношениях наметилось явное охлаждение.
После князя Нэнси приняла энергичную, суетливую мисс Полли Уотертайт из Бостона.
Нэнси подумала о том, какой скрытный образ жизни она вела раньше. Они жили в одном городе с мисс Уотертайт и никогда не встречались, из чего следовало, что она вела почти затворническую жизнь. В свои восемьдесят мисс Уотертайт выглядела прекрасно. Она с удовольствием выставляла напоказ свою пышную грудь и смеялась так, что, наверное, было слышно в Фанчэле.
Когда прибыла Кейт Мэрфи, Нэнси решила, что ей не обязательно лично встречать ее. Просочились слухи, что один из бывших мужей Мэрфи был также бывшим другом мисс Уотертайт. Женщины, громко смеясь, с удовольствием обсуждали недостатки, слабые стороны и эксцентричные причуды мужчин. Даже Нэнси, закаленная атмосферой злобных сплетен и острот в Вашингтоне и Нью-Йорке, краснела до корней волос, слушая воспоминания этих двух восьмидесятилетних дам, и решила удалиться под предлогом, что ей надо позаботиться о шампанском. Нэнси не возвращалась, пока обе дамы в полном дружеском согласии не удалились.
Затем Нэнси провела целый час с мисс Ниной Корелли и обнаружила, что эта сошедшая со сцены оперная звезда крайне застенчива. Посыльного отправили на поиски Монткалмов, чтобы пригласить их на предобеденный кофе глясе в компании с Нэнси и мисс Корелли.
К тому времени Нэнси потихоньку сообщили, что ей необходимо быть в другом месте. Мисс Корелли, встретившись с непринужденным дружелюбием Монткалмов, оттаяла и вскоре уже выглядела вполне довольной.
Сеньора Энрикес сообщила Нэнси, что молодая англичанка легла утром в ванну и перерезала себе вены на обеих руках. Когда Нэнси поспешно прибыла на место происшествия, прекрасная ванная комната от крови превратилась, казалось, в лавку мясника.
Девушка уже лежала на кровати, укрытая одеялом, а врач отеля быстро бинтовал второе окровавленное запястье. Лицо девушки было таким бледным, что почти не отличалось от простыней.
— Она была очень близка к тому, чтобы осуществить задуманное, — мрачно сказал врач-португалец. — Еще минут десять, и было бы уже поздно.
— И часто здесь происходит такое? — с ужасом спросила Нэнси.
Врач пожал плечами:
— Один или два раза за сезон. Обычно поздно ночью, после обильной выпивки и разрыва любовных отношений.
Раны были перевязаны. Служанки отмыли ванную. Веки девушки, встрепенувшись, приоткрылись, и она взглянула на врача тусклым взглядом.
— Что нам теперь делать? — спросила Нэнси. Девушка была не старше Верити.
— Дайте ей вот это успокоительное, — сказал доктор без всякого сочувствия. Затем приподнял голову девушки над подушкой и, положив ей на язык маленькую таблетку, поднес к ее губам стакан с водой. Она послушно проглотила лекарство.
Доктор собрал свой саквояж.
— Она больше этого не сделает. По крайней мере в ближайшие несколько месяцев. — Он почтительно поклонился Нэнси и вышел из комнаты.
— Я распоряжусь, чтобы служанка подежурила у ее постели, — сказала сеньора Энрикес, собираясь последовать за доктором.
— Да. конечно. — Нэпси продолжала стоять у кровати, разглядывая умиротворенные черты девушки. — Я должна была встретиться с миссис Хани-Смит за коктейлем. Не будете ли вы так добры передать ей мои извинения?
Экономка кивнула и прикрыла за собой дверь. Служанка, оробев в присутствии Нэнси, тихо сидела у выхода.
Глаза девушки были по-прежнему закрыты. Нэнси не спеша обошла постель и присела на краешек, осторожно протянув руку и ласково коснувшись холодной руки девушки.
Леди Хелен Бингэм-Смит, дочь графа и графини Дентли, приехала в «Санфорд» в сопровождении тетушки, особы весьма необщительной.
— Мне очень жаль, что ты так несчастна, — сказала Нэнси. Дыхание девушки едва заметно изменилось. — Я знаю, ты не поверишь мне, но что бы ни было сейчас, пусть даже самое плохое, через год все забудется.
Маленькая слезинка скатилась по детскому личику.
— Прикажи кто-нибудь тебе умереть, хочешь ты того или нет, думаю, ты до последнего вздоха стала бы бороться за жизнь независимо от того, что сейчас ты несчастна.
Веки девушки снова приоткрылись, на этот раз безразличие в ее взгляде сменилось любопытством.
— Я бы не стала бороться за свою жизнь и была бы только рада этому.
Нэнси покачала головой:
— Я умираю от болезни и ничего не могу поделать, чтобы остановить приближение смерти. Не имеет значения, как безнадежно несчастлива я была прежде, теперь же мне хочется жить и бороться со своими несчастьями, а не умирать. Многие говорят, что самоубийство — трусливый выход из положения. Я не уверена. Мне кажется, для этого нужна большая храбрость. Но пойти на это означает признать свое бессилие.
Теперь Нэнси полностью завладела вниманием девушки.
— Тебе нельзя умирать! Ты так молода!
— Да, я молода, и это отвратительно. Но будем хранить наши несчастья в тайне.
Она сжала руку Нэнси, пытаясь утешить ее. Нэнси улыбнулась:
— Думаю, что теперь ты вряд ли захочешь поменяться со мной местами, не так ли?
Девушка медленно покачала головой.
— Что же случилось? — спросила Нэнси, закончив первое сражение за жизнь юного создания. — В чем причина твоих страданий?
Невероятно красивая, неземная миссис Нэнси Ли Камерон казалась в этот момент Хелен Бингэм-Смит по-матерински ласковой и более близкой, чем ее настоящая мать.
— Моя тетя, — сказала она отрывисто. — Я приехала сюда, чтобы встретиться с Пьером. Мы с детских лет любим друг друга, но маме он не нравится. Она сказала, что было бы неплохо, если бы я уехала из Лондона на некоторое время. Она надеялась, что я забуду Пьера. — Еще одна слезинка покатилась по лицу девушки. — Естественно, я и Пьер не собирались разлучаться и решили, что я приеду сюда в сопровождении своей тетушки, а Пьер тоже будет здесь. Все получилось очень удачно.
— Так что же случилось? — спросила Нэнси, до некоторой степени сочувствуя доверчивой матери девушки.
— Это произошло вчера. Пьер уехал в Фанчэл. По крайней мере он сказал, что собирается туда поехать. Тетушка играла в бридж с леди Мид и Каррингтонами. Я же принимала солнечные ванны, когда Бобо… Вы знаете Бобо?
Нэнси кивнула.
— Так вот, Бобо спросила, не хочу ли я поиграть в теннис. Я согласилась и пошла в свою комнату переодеться, а они были там в моей постели! — Ее душили рыдания.
Нэнси почувствовала, как ею овладевает холодная, смертельная ненависть к человеку, который так бездушно обошелся с юным девичьим сердцем, и к двуличной тетке, которая взяла на себя ответственность заботиться о молодой девушке, однако не только злоупотребила доверием ее родителей, но и охотно вступила в связь с ее возлюбленным.
— Я думаю, что если не с твоей тетушкой, то он изменил бы тебе с кем-нибудь другим. Это очень похоже на мужчин. Возможно, твоя мать была права, стараясь разорвать ваши отношения.
— Но он же любил меня. Мы хотели сбежать…
Нэнси молча поблагодарила тетку.
— Тебе нравится жизнь в «Санфорде»? — неожиданно спросила она.
Хелен удивленно посмотрела на нее:
— О да, впервые я живу одна, точнее, почти одна. Окончание школы вовсе не принесло мне свободы. Мама очень религиозна и строга.
— А Бобо тебе нравится?
— Да. — Бледное лицо девушки воодушевилось. — Она очень веселая.
— А ты не хотела бы остаться здесь, если тетя и Пьер уедут?
— Но я не могу остаться без тети. Родители никогда не позволят этого. А мне совсем не хочется снова видеть ее. Я ненавижу ее. Когда я вошла и увидела их, она… она… засмеялась.
Глаза Нэнси блеснули. Тетка девушки провела последнюю ночь под крышей отеля.
— А может быть, Пьер все-таки действительно любит меня?
— Нет, но тебя по-настоящему полюбит другой молодой человек. Прекрасный юноша, которому и в голову не придет поступить с тобой так, как это сделал Пьер. Я свяжусь с твоими родителями и заверю их, что ты под надежным присмотром. Здесь находятся Монткалмы, и одного слова Джорджианы Монткалм достаточно, чтобы произвести должное впечатление на британских аристократов вплоть до короля. Твоя тетка и Пьер покинут отель через четверть часа. Я не хочу, чтобы ты из-за них плакала. Я попрошу портниху сшить тебе много красивых платьев и надеюсь видеть тебя счастливой в компании с Бобо и Монткалмами, а также с другими людьми, которым я тебя представлю. Но больше никаких слез. Договорились?
— Да, — согласилась девушка слабым голосом, — благодарю вас.
Нэнси улыбнулась. Ее материнские чувства были очень сильны, и сейчас они проявились в полной мере. Если бы только она могла иметь еще детей… Нэнся отбросила эту мысль, хотя она не раз непрошенно приходила ей в голову после разговора с доктором Лорримером. Ей казалось, что дети могли бы в какой-то степени возместить ее ранний уход из жизни. Это была нелепая мысль, а она не могла тратить время на бесплодные идеи. Надо связаться с сестрой герцога Дентли и сообщить ей, что она должна покинуть отель вместе со своим молодым человеком.
Пьер Каннингэм был юношей яркой наружности с гладкими, блестящими волосами. Судя по одежде, он должен быть джентльменом, но его манеры явно опровергали это предположение.
Сестра герцога была одного возраста с Нэнси, с изысканной прической и когда-то миловидными тонкими чертами лица. Но сейчас от ее былой красоты и репутации мало что осталось.
Она громко и пронзительно кричала от негодования. Однако резко сбавила тон, когда Нэнси невозмутимо сказала ей, что, если она не согласится немедленно и без шума покинуть отель, герцог и герцогиня Дентли будут информированы о том, что она не только потакала встречам их дочери с человеком, от которого они оберегали ее, но и стала его любовницей, из-за чего их горячо любимая дочь едва не покончила с собой.
Ни Пьер, ни его любовница, казалось, совсем не расстроились, узнав о попытке самоубийства Хелен. Никто из них даже не полюбопытствовал, как она себя чувствует.
Когда они вернулись в свои комнаты, их вещи были уже уложены. Один из шоферов отеля отвез их на пристань и благополучно доставил на борт «Аквитании».
Их отъезд прошел почти незаметно, так как в это время графиня Змитская устроила истерику. Слышались громкие рыдания и обвинения, когда она в сопровождении целой свиты шла к ожидавшему ее «бентли». Из-за густой вуали ее лицо невозможно было разглядеть. Взволнованные гости решили, что, вероятно, графине сообщили о тяжелой утрате и потому она так. одета и плачет. Но они ошибались. Странная черная шляпа с траурной драпировкой скрывала ее лицо, но не была символом горя.
Дело в том, что ночью таинственно и непостижимо исчезли вставные челюсти графини. Ни поиски, ни щедрые посулы не помогли вернуть их назад. При отеле имелось много всевозможных служб, однако зубного врача не было, по крайней мере такого, который был бы способен быстро сделать протез целой челюсти. Графиня громко кричала, лежа в полубессознательном состоянии на кровати. Затем, собравшись с силами, била себя в грудь, колотила своих служанок, но все бесполезно. Зубы, так необходимые леди в ее возрасте, пропали. Потребуется несколько недель, чтобы она добралась до Вены и своего зубного врача. Несколько недель она не сможет появляться в обществе и будет вынуждена скрываться под густой вуалью. Несколько недель не сможет иметь дело с мужчинами! Почти ничего не соображая от горя и злости, графиня уселась на заднее сиденье «бентли». Ее жалобные крики еще можно было слышать, даже когда автомобиль исчез из виду, направляясь к пристани.
После отъезда графини Мария усмехнулась и похлопала рукой по вздувшемуся карману своего платья. Она выбросит эту ужасную вещь в море. Теперь осталось убрать только виконтессу Лоземир. Однако у виконтессы были натуральные зубы. Но это не могло остановить Марию. Бог не обделил ее смекалкой.
— Я занималась костюмированным балом, встречала русского князя и его коня, а также двух очень энергичных леди.
— Значит, мисс Уотертайт и миссис Мэрфи уже прибыли?
— Да, и еще как!
Рамон засмеялся и склонился над ней, чтобы снова поцеловать. Нэнси увернулась, дразня его, и сказала:
— Я отправила из отеля двух гостей, которые не желали уезжать, и утешала восемнадцатилетнюю девушку, решившую покончить с собой, вскрыв вены.
Рамон внимательно посмотрел на нее:
— Не слишком ли много для тебя?
— Нет, ничуть. Я очень довольна собой.
— Поскольку в отеле, кажется, все идет своим чередом, давай уедем и проведем день в горах.
— Но я еще не завтракала.
— Поэтому в багажнике «даймлера» стоит корзина с провизией.
Солнце уже припекало. Шофера в автомобиле не было. Довольная Нэнси сидела рядом с Рамоном, они мчались по крутым переулкам и улицам Фанчэла, утопающим в зелени деревьев и цветах. В ярком солнечном свете мощеные тротуары отливали золотом. Сильные руки Рамона умело вели машину на крутых поворотах и захватывающих дух спусках, по дороге к скалам, где грохотал прибой. Густые заросли иудина дерева сменились горными соснами. Потом они поднимались по тропинке, где могли пройти только мулы, все выше и выше среди густой листвы.
Никто из них не упоминал о Джеке, никто не сказал ни слова о разводе. Этот день целиком принадлежал им, и не хотелось портить его неприятными мыслями. Они расположились на берегу стремительного горного потока. Нэнси скинула босоножки и, визжа как девочка, шлепала по ледяной воде. Рамон снисходительно наблюдал за ней, затем, допив вино, вскочил на ноги и бросился вдогонку, ловко перепрыгивая с камня на камень, пока не поймал ее и, смеясь, не вытащил на берег. Ноги ее блестели от воды, а юбка вся промокла.
Он повалил ее на густую, покрытую душистыми цветами траву…
— Я люблю тебя, — прошептал Рамон, а его ласки были такими нежными, что она не могла не поверить ему.
Несколько часов спустя, когда они возвращались назад, обнимая друг друга за талию, Нэнси спросила:
— Как называется этот горный поток?
— Рибейра де Джанела, — сказал он, и его рука скользнула к ее груди.
— Джанела. Прекрасное имя. — Позже Нэнси сама удивлялась, почему она спросила об этом. Почему это чудесное имя так запомнилось ей. Может быть, подсознательно она уже тогда чувствовала, какой смысл приобретет оно для нее. А сейчас она знала только, что наступают сумерки и на рассвете отплывает «Аквитания», а Джек не намерен уезжать без нее.
Нэнси была почти уверена, что он ждет в ее номере, чтобы еще раз поговорить. Но его там не было. Мария сообщила, что приходила мисс Гизон, чтобы принести свои извинения, и внезапно почувствовала себя плохо. По тону Марии можно было понять, что болезнь мисс Гизон не стоит воспринимать серьезно. Тем не менее Нэнси позвонила Джеку.
— Как чувствует себя Сайри? Мария говорит, что утром ей было плохо.
— Все в порядке. — Голос Джека звучал уверенно и твердо. Чувствовалось, что сейчас он владел собой лучше, чем в предыдущие два дня. — Полагаю, ваш последний разговор расстроил ее, но сейчас все прошло.
— Рада слышать это, — холодно произнесла Нэнси. Для того чтобы расстроить леди с таким характером, как у Сайри Гизон, надо, вероятно, сказать что-то уж слишком резкое, а не пару ничего не значащих слов.
— Я отплываю завтра и по-прежнему хочу, чтобы ты уехала со мной, Нэнси. Все встало бы на свои места. Мы могли бы договориться, если бы ты была благоразумной…
— Нет, Джек. — В его голосе звучала такая разительная перемена отношения к ней, что Нэнси была вынуждена сесть на стул. — Я остаюсь с Рамоном, но даю тебе слово, что не сделаю ничего, что могло бы повредить твоему будущему.
Последовала продолжительная пауза. Как она могла, оставив его, не повредить его карьере, оставалось для него загадкой. Джек уже начал сомневаться в ее здравомыслии. Но это не важно. Через несколько часов она будет без сознания и окажется на борту «Аквитании» в его каюте.
— Подождем с разводом хотя бы месяц, — сказал он доброжелательно. — Мы могли бы пока все сохранить в тайне от прессы?
— Да, Джек. Извини.
— Хорошо.
Раздались короткие гудки. Они даже не попрощались друг с другом.
— Кажется, наш хозяин вытеснил меня.
— Нет, Ники, все не так.
— Значит, я был не чем иным, как интерлюдией? — спросил он, принимая обиженный вид.
Нэнси засмеялась:
— Очень приятной интерлюдией.
Рамон смотрел на них чертом.
— Тот, кто прозвал его «Пантерой», был очень проницателен, — сказал Ники, кружа Нэнси в дальнем углу зала. — Чем скорее я верну тебя ему, тем лучше, по крайней мере для моей безопасности.
Вир танцевал с маленькой графиней Запари, и когда бы его взгляд ни встречался с Нэнси, в нем отражались теплые чувства. В его глазах больше не было горечи, и Нэнси вздохнула с облегчением.
— Неужели обязательно танцевать, прижимаясь так близко к этому проклятому русскому? — сердито спросил Рамон.
Нэнси лукаво улыбнулась и сказала с притворной скромностью:
— Я делаю то, о чем ты просил, дорогой. А ты говорил, что я должна общаться с людьми и заменить Зию в роли хозяйки. Зия же всегда танцевала с гостями…
— Гости моей матери не были ее любовниками, — мрачно сказал Рамон. Когда позднее появился князь Феликс и решил пригласить на фокстрот восхитительную хозяйку, Рамон так посмотрел на него, что тот замер на месте.
Лишь целомудренному Чарльзу Монткалму Рамон с большой неохотой позволил потанцевать с Нэнси. Но и за ними он непрерывно наблюдал, будто Чарльз представлял собой угрозу женскому полу и мог похитить его возлюбленную во время танца.
Нэнси все чаще и чаще задумывалась о предстоящем отъезде мужа.
— Дорогой, пожалуйста, не сердись на меня, но я думаю, мне следует повидать Джека в последний раз.
Они танцевали вальс, и Рамон плотно прижимал ее к себе.
— Конечно, любовь моя, если ты считаешь, что так надо.
Нэнси подозрительно посмотрела на пего. Такая уступчивость была несвойственна Рамону.
— Ты действительно так думаешь?
— Почему бы нет? Ты же сказала, что разводишься с ним. Кажется, он понял сложившуюся ситуацию. Я считаю, что ты должна вежливо попрощаться с ним.
— Рамон… — В его голосе и взгляде было нечто такое, чего она раньше никогда не замечала. Нэнси заколебалась. Почему он стал вдруг таким податливым? Это не похоже на Рамона. Вряд ли Джек не беспокоил его. Прозвучали последние звуки «Венского вальса».
— Ну я пойду, — с трудом произнесла Нэнси. Рамон поднес ее руки к своим губам и поцеловал их. Его улыбка была просто ангельской. Не на шутку встревоженная Нэнси быстро вышла из зала и направилась в семнадцатый номер. Джек не показывался на публике с самого прибытия. Он хотел, чтобы как можно меньше людей знало, что он живет здесь в разных номерах с женой, выполняющей роль хозяйки отеля.
Последний разговор с Джеком по телефону был для Нэнси такой же загадкой, как и разрешение Рамона увидеться с ним. В голосе Джека не было ни агрессивности, ни обвинений. Он был спокойным и сдержанным и говорил так, будто выступал перед публикой. Он надеялся, что в конце месяца она вернется в Вашингтон. Он сообщит друзьям, семье и коллегам, что она отдыхает. На какой-то момент Нэнси овладело желание сказать ему, что она никогда уже не вернется в Вашингтон, что она умирает, что это их последнее прощание. Они прожили вместе семнадцать лет, большую часть своей зрелой жизни. Казалось насмешкой то, что они расстаются, словно совершенно чужие люди после мимолетного знакомства в поезде или на корабле.
— Джек… — начала она, но он даже не повернул головы в ее сторону, продолжая укладывать свой чемодан из крокодиловой кожи. Он был далек от нее, как луна.
— Прощай, Джек.
— Прощай, Нэнси.
Она постояла еще несколько мгновений, наблюдая за безукоризненно одетым незнакомцем, укладывающим щетку для волос, расческу, запонки для манжет и заколки для галстука. Говорить было не о чем. Прощание закончилось. Нэнси повернулась и вышла из комнаты.
Когда она снова вошла в танцевальный зал, грусть в глазах Рамона сразу сменилась необычайным теплом. В конце концов, важно не сколько времени ты провела с человеком, а как ты провела это время. Нэнси довольно долго прожила с Джеком, но все эти годы теперь казались лишенными всякого смысла. С Рамоном же каждая секунда была на счету. Нэнси вернулась в его объятия, как возвращается почтовая голубка, и они были вместе, пока он не сказал:
— Пора спать, любовь моя. Я не хочу, чтобы ты переутомилась, как в прошлый раз.
— Но я совсем не устала.
— И все же пора спать.
Нэнси почувствовала, как ее горло сжалось от страстного желания, и не стала противиться.
Когда Мария собралась покинуть помер, Рамон жестом остановил ее:
— Миссис Камерон очень устала, Мария. Она хочет лечь пораньше. Может быть, ты приготовишь для нее кофе?
Нэнси с удивлением посмотрела на него:
— Но я думала…
Рамон усмехнулся:
— Я очень хорошо знаю, о чем ты подумала, но я договорился встретиться с Вильерсом и обсудить кое-какие дела.
— В такой поздний час?
— К сожалению, да. Мне не хотелось оставлять тебя на балу в окружении Васильева, Мелдона и других.
Его поцелуи успокоили ее, и она разочарованно позволила ему уйти. Впрочем, она не рассчитывала быть с ним постоянно. Он и так посвятил ей весь день и вечер. Вероятно, пока они блаженствовали в своем маленьком раю высоко в горах, Вильерс замучился с огромным количеством бумаг, которые Рамон должен был проверить и подписать.
Нэнси не спеша с наслаждением искупалась в ванной и скользнула в свою широченную кровать, с сожалением глядя на пустую подушку, где должна бы покоиться темноволосая кудрявая голова Рамона.
Мария принесла ей кофе и книгу, которую она взяла с собой в путешествие. Это был Скотт Фитцджеральд «По ту сторону рая». Нэнси улыбнулась. Подходящее название. Но она не открыла книгу. Выпив кофе по-ирландски, который Мария так превосходно готовила, Нэнси откинулась на подушки, думая о Рамоне и о его необычайных, почти мистических ласках на берегу стремительного горного потока. «Рибейра де Джанела». Веки ее отяжелели. Рамон был прав. Она действительно устала, невероятно устала. Когда Мария вернулась в спальню, Нэнси уже крепко спала.
Сайри сообщила, что Санфорд покинул номер Нэнси уже час назад, а Мария вышла совсем недавно. Чемоданы Джека были в багажнике взятого напрокат «бентли». Шелби сидел за рулем, готовый отвезти заболевшую мисс Гизон в гавань.
Джек и Сайри молча направились к Гарден-свит. Из танцевального зала и коктейль-бара доносились музыка и смех. Они прошли мимо комнаты для игры в бридж, откуда слышались приглушенные голоса. Затем незаметно подошли к Гарден-свит, хотя, если бы их даже кто-то заметил, вряд ли это могло иметь какое-то значение. Мужа, пришедшего к своей жене, ни в чем нельзя заподозрить.
Князь слишком бурно выражал свое восхищение хозяйкой. Затем не спеша окинул Нэнси взглядом с головы до ног и решил попозже расспросить о ней мужскую половину гостей отеля. Когда ему сказали, что князь Николай Васильев тоже проживает в отеле, глаза на его породистом лице зажглись каким-то особым светом. У Васильевых и Заронских была общая бабушка. Нэнси усмехнулась и подумала, не был ли один из них побочным сыном царской семьи. При упоминании о Запари князь пришел в замешательство. Это имя не имело никакого отношения к семье Романовых. Когда же он узнал, что здесь леди Бессбрук и она останется до конца месяца, князь явно оживился. Он встречался с леди Бессбрук на Адриатике в прошлом году. К сожалению, она была увлечена там каким-то ничтожеством, хотя и миллионером. Нэнси, сделав правильный вывод из такого весьма нелестного описания миллионера, поняла, что это был Регги, и вынуждена была сообщить князю, что этот джентльмен также живет в отеле, небрежно добавив, что, хотя эти двое по-прежнему остаются друзьями, в последние месяцы в их отношениях наметилось явное охлаждение.
После князя Нэнси приняла энергичную, суетливую мисс Полли Уотертайт из Бостона.
Нэнси подумала о том, какой скрытный образ жизни она вела раньше. Они жили в одном городе с мисс Уотертайт и никогда не встречались, из чего следовало, что она вела почти затворническую жизнь. В свои восемьдесят мисс Уотертайт выглядела прекрасно. Она с удовольствием выставляла напоказ свою пышную грудь и смеялась так, что, наверное, было слышно в Фанчэле.
Когда прибыла Кейт Мэрфи, Нэнси решила, что ей не обязательно лично встречать ее. Просочились слухи, что один из бывших мужей Мэрфи был также бывшим другом мисс Уотертайт. Женщины, громко смеясь, с удовольствием обсуждали недостатки, слабые стороны и эксцентричные причуды мужчин. Даже Нэнси, закаленная атмосферой злобных сплетен и острот в Вашингтоне и Нью-Йорке, краснела до корней волос, слушая воспоминания этих двух восьмидесятилетних дам, и решила удалиться под предлогом, что ей надо позаботиться о шампанском. Нэнси не возвращалась, пока обе дамы в полном дружеском согласии не удалились.
Затем Нэнси провела целый час с мисс Ниной Корелли и обнаружила, что эта сошедшая со сцены оперная звезда крайне застенчива. Посыльного отправили на поиски Монткалмов, чтобы пригласить их на предобеденный кофе глясе в компании с Нэнси и мисс Корелли.
К тому времени Нэнси потихоньку сообщили, что ей необходимо быть в другом месте. Мисс Корелли, встретившись с непринужденным дружелюбием Монткалмов, оттаяла и вскоре уже выглядела вполне довольной.
Сеньора Энрикес сообщила Нэнси, что молодая англичанка легла утром в ванну и перерезала себе вены на обеих руках. Когда Нэнси поспешно прибыла на место происшествия, прекрасная ванная комната от крови превратилась, казалось, в лавку мясника.
Девушка уже лежала на кровати, укрытая одеялом, а врач отеля быстро бинтовал второе окровавленное запястье. Лицо девушки было таким бледным, что почти не отличалось от простыней.
— Она была очень близка к тому, чтобы осуществить задуманное, — мрачно сказал врач-португалец. — Еще минут десять, и было бы уже поздно.
— И часто здесь происходит такое? — с ужасом спросила Нэнси.
Врач пожал плечами:
— Один или два раза за сезон. Обычно поздно ночью, после обильной выпивки и разрыва любовных отношений.
Раны были перевязаны. Служанки отмыли ванную. Веки девушки, встрепенувшись, приоткрылись, и она взглянула на врача тусклым взглядом.
— Что нам теперь делать? — спросила Нэнси. Девушка была не старше Верити.
— Дайте ей вот это успокоительное, — сказал доктор без всякого сочувствия. Затем приподнял голову девушки над подушкой и, положив ей на язык маленькую таблетку, поднес к ее губам стакан с водой. Она послушно проглотила лекарство.
Доктор собрал свой саквояж.
— Она больше этого не сделает. По крайней мере в ближайшие несколько месяцев. — Он почтительно поклонился Нэнси и вышел из комнаты.
— Я распоряжусь, чтобы служанка подежурила у ее постели, — сказала сеньора Энрикес, собираясь последовать за доктором.
— Да. конечно. — Нэпси продолжала стоять у кровати, разглядывая умиротворенные черты девушки. — Я должна была встретиться с миссис Хани-Смит за коктейлем. Не будете ли вы так добры передать ей мои извинения?
Экономка кивнула и прикрыла за собой дверь. Служанка, оробев в присутствии Нэнси, тихо сидела у выхода.
Глаза девушки были по-прежнему закрыты. Нэнси не спеша обошла постель и присела на краешек, осторожно протянув руку и ласково коснувшись холодной руки девушки.
Леди Хелен Бингэм-Смит, дочь графа и графини Дентли, приехала в «Санфорд» в сопровождении тетушки, особы весьма необщительной.
— Мне очень жаль, что ты так несчастна, — сказала Нэнси. Дыхание девушки едва заметно изменилось. — Я знаю, ты не поверишь мне, но что бы ни было сейчас, пусть даже самое плохое, через год все забудется.
Маленькая слезинка скатилась по детскому личику.
— Прикажи кто-нибудь тебе умереть, хочешь ты того или нет, думаю, ты до последнего вздоха стала бы бороться за жизнь независимо от того, что сейчас ты несчастна.
Веки девушки снова приоткрылись, на этот раз безразличие в ее взгляде сменилось любопытством.
— Я бы не стала бороться за свою жизнь и была бы только рада этому.
Нэнси покачала головой:
— Я умираю от болезни и ничего не могу поделать, чтобы остановить приближение смерти. Не имеет значения, как безнадежно несчастлива я была прежде, теперь же мне хочется жить и бороться со своими несчастьями, а не умирать. Многие говорят, что самоубийство — трусливый выход из положения. Я не уверена. Мне кажется, для этого нужна большая храбрость. Но пойти на это означает признать свое бессилие.
Теперь Нэнси полностью завладела вниманием девушки.
— Тебе нельзя умирать! Ты так молода!
— Да, я молода, и это отвратительно. Но будем хранить наши несчастья в тайне.
Она сжала руку Нэнси, пытаясь утешить ее. Нэнси улыбнулась:
— Думаю, что теперь ты вряд ли захочешь поменяться со мной местами, не так ли?
Девушка медленно покачала головой.
— Что же случилось? — спросила Нэнси, закончив первое сражение за жизнь юного создания. — В чем причина твоих страданий?
Невероятно красивая, неземная миссис Нэнси Ли Камерон казалась в этот момент Хелен Бингэм-Смит по-матерински ласковой и более близкой, чем ее настоящая мать.
— Моя тетя, — сказала она отрывисто. — Я приехала сюда, чтобы встретиться с Пьером. Мы с детских лет любим друг друга, но маме он не нравится. Она сказала, что было бы неплохо, если бы я уехала из Лондона на некоторое время. Она надеялась, что я забуду Пьера. — Еще одна слезинка покатилась по лицу девушки. — Естественно, я и Пьер не собирались разлучаться и решили, что я приеду сюда в сопровождении своей тетушки, а Пьер тоже будет здесь. Все получилось очень удачно.
— Так что же случилось? — спросила Нэнси, до некоторой степени сочувствуя доверчивой матери девушки.
— Это произошло вчера. Пьер уехал в Фанчэл. По крайней мере он сказал, что собирается туда поехать. Тетушка играла в бридж с леди Мид и Каррингтонами. Я же принимала солнечные ванны, когда Бобо… Вы знаете Бобо?
Нэнси кивнула.
— Так вот, Бобо спросила, не хочу ли я поиграть в теннис. Я согласилась и пошла в свою комнату переодеться, а они были там в моей постели! — Ее душили рыдания.
Нэнси почувствовала, как ею овладевает холодная, смертельная ненависть к человеку, который так бездушно обошелся с юным девичьим сердцем, и к двуличной тетке, которая взяла на себя ответственность заботиться о молодой девушке, однако не только злоупотребила доверием ее родителей, но и охотно вступила в связь с ее возлюбленным.
— Я думаю, что если не с твоей тетушкой, то он изменил бы тебе с кем-нибудь другим. Это очень похоже на мужчин. Возможно, твоя мать была права, стараясь разорвать ваши отношения.
— Но он же любил меня. Мы хотели сбежать…
Нэнси молча поблагодарила тетку.
— Тебе нравится жизнь в «Санфорде»? — неожиданно спросила она.
Хелен удивленно посмотрела на нее:
— О да, впервые я живу одна, точнее, почти одна. Окончание школы вовсе не принесло мне свободы. Мама очень религиозна и строга.
— А Бобо тебе нравится?
— Да. — Бледное лицо девушки воодушевилось. — Она очень веселая.
— А ты не хотела бы остаться здесь, если тетя и Пьер уедут?
— Но я не могу остаться без тети. Родители никогда не позволят этого. А мне совсем не хочется снова видеть ее. Я ненавижу ее. Когда я вошла и увидела их, она… она… засмеялась.
Глаза Нэнси блеснули. Тетка девушки провела последнюю ночь под крышей отеля.
— А может быть, Пьер все-таки действительно любит меня?
— Нет, но тебя по-настоящему полюбит другой молодой человек. Прекрасный юноша, которому и в голову не придет поступить с тобой так, как это сделал Пьер. Я свяжусь с твоими родителями и заверю их, что ты под надежным присмотром. Здесь находятся Монткалмы, и одного слова Джорджианы Монткалм достаточно, чтобы произвести должное впечатление на британских аристократов вплоть до короля. Твоя тетка и Пьер покинут отель через четверть часа. Я не хочу, чтобы ты из-за них плакала. Я попрошу портниху сшить тебе много красивых платьев и надеюсь видеть тебя счастливой в компании с Бобо и Монткалмами, а также с другими людьми, которым я тебя представлю. Но больше никаких слез. Договорились?
— Да, — согласилась девушка слабым голосом, — благодарю вас.
Нэнси улыбнулась. Ее материнские чувства были очень сильны, и сейчас они проявились в полной мере. Если бы только она могла иметь еще детей… Нэнся отбросила эту мысль, хотя она не раз непрошенно приходила ей в голову после разговора с доктором Лорримером. Ей казалось, что дети могли бы в какой-то степени возместить ее ранний уход из жизни. Это была нелепая мысль, а она не могла тратить время на бесплодные идеи. Надо связаться с сестрой герцога Дентли и сообщить ей, что она должна покинуть отель вместе со своим молодым человеком.
Пьер Каннингэм был юношей яркой наружности с гладкими, блестящими волосами. Судя по одежде, он должен быть джентльменом, но его манеры явно опровергали это предположение.
Сестра герцога была одного возраста с Нэнси, с изысканной прической и когда-то миловидными тонкими чертами лица. Но сейчас от ее былой красоты и репутации мало что осталось.
Она громко и пронзительно кричала от негодования. Однако резко сбавила тон, когда Нэнси невозмутимо сказала ей, что, если она не согласится немедленно и без шума покинуть отель, герцог и герцогиня Дентли будут информированы о том, что она не только потакала встречам их дочери с человеком, от которого они оберегали ее, но и стала его любовницей, из-за чего их горячо любимая дочь едва не покончила с собой.
Ни Пьер, ни его любовница, казалось, совсем не расстроились, узнав о попытке самоубийства Хелен. Никто из них даже не полюбопытствовал, как она себя чувствует.
Когда они вернулись в свои комнаты, их вещи были уже уложены. Один из шоферов отеля отвез их на пристань и благополучно доставил на борт «Аквитании».
Их отъезд прошел почти незаметно, так как в это время графиня Змитская устроила истерику. Слышались громкие рыдания и обвинения, когда она в сопровождении целой свиты шла к ожидавшему ее «бентли». Из-за густой вуали ее лицо невозможно было разглядеть. Взволнованные гости решили, что, вероятно, графине сообщили о тяжелой утрате и потому она так. одета и плачет. Но они ошибались. Странная черная шляпа с траурной драпировкой скрывала ее лицо, но не была символом горя.
Дело в том, что ночью таинственно и непостижимо исчезли вставные челюсти графини. Ни поиски, ни щедрые посулы не помогли вернуть их назад. При отеле имелось много всевозможных служб, однако зубного врача не было, по крайней мере такого, который был бы способен быстро сделать протез целой челюсти. Графиня громко кричала, лежа в полубессознательном состоянии на кровати. Затем, собравшись с силами, била себя в грудь, колотила своих служанок, но все бесполезно. Зубы, так необходимые леди в ее возрасте, пропали. Потребуется несколько недель, чтобы она добралась до Вены и своего зубного врача. Несколько недель она не сможет появляться в обществе и будет вынуждена скрываться под густой вуалью. Несколько недель не сможет иметь дело с мужчинами! Почти ничего не соображая от горя и злости, графиня уселась на заднее сиденье «бентли». Ее жалобные крики еще можно было слышать, даже когда автомобиль исчез из виду, направляясь к пристани.
После отъезда графини Мария усмехнулась и похлопала рукой по вздувшемуся карману своего платья. Она выбросит эту ужасную вещь в море. Теперь осталось убрать только виконтессу Лоземир. Однако у виконтессы были натуральные зубы. Но это не могло остановить Марию. Бог не обделил ее смекалкой.
* * *
— Где ты была, черт побери? — спросил Рамон, целуя Нэнси так неистово, что она пришла в себя только через несколько минут.— Я занималась костюмированным балом, встречала русского князя и его коня, а также двух очень энергичных леди.
— Значит, мисс Уотертайт и миссис Мэрфи уже прибыли?
— Да, и еще как!
Рамон засмеялся и склонился над ней, чтобы снова поцеловать. Нэнси увернулась, дразня его, и сказала:
— Я отправила из отеля двух гостей, которые не желали уезжать, и утешала восемнадцатилетнюю девушку, решившую покончить с собой, вскрыв вены.
Рамон внимательно посмотрел на нее:
— Не слишком ли много для тебя?
— Нет, ничуть. Я очень довольна собой.
— Поскольку в отеле, кажется, все идет своим чередом, давай уедем и проведем день в горах.
— Но я еще не завтракала.
— Поэтому в багажнике «даймлера» стоит корзина с провизией.
Солнце уже припекало. Шофера в автомобиле не было. Довольная Нэнси сидела рядом с Рамоном, они мчались по крутым переулкам и улицам Фанчэла, утопающим в зелени деревьев и цветах. В ярком солнечном свете мощеные тротуары отливали золотом. Сильные руки Рамона умело вели машину на крутых поворотах и захватывающих дух спусках, по дороге к скалам, где грохотал прибой. Густые заросли иудина дерева сменились горными соснами. Потом они поднимались по тропинке, где могли пройти только мулы, все выше и выше среди густой листвы.
Никто из них не упоминал о Джеке, никто не сказал ни слова о разводе. Этот день целиком принадлежал им, и не хотелось портить его неприятными мыслями. Они расположились на берегу стремительного горного потока. Нэнси скинула босоножки и, визжа как девочка, шлепала по ледяной воде. Рамон снисходительно наблюдал за ней, затем, допив вино, вскочил на ноги и бросился вдогонку, ловко перепрыгивая с камня на камень, пока не поймал ее и, смеясь, не вытащил на берег. Ноги ее блестели от воды, а юбка вся промокла.
Он повалил ее на густую, покрытую душистыми цветами траву…
— Я люблю тебя, — прошептал Рамон, а его ласки были такими нежными, что она не могла не поверить ему.
Несколько часов спустя, когда они возвращались назад, обнимая друг друга за талию, Нэнси спросила:
— Как называется этот горный поток?
— Рибейра де Джанела, — сказал он, и его рука скользнула к ее груди.
— Джанела. Прекрасное имя. — Позже Нэнси сама удивлялась, почему она спросила об этом. Почему это чудесное имя так запомнилось ей. Может быть, подсознательно она уже тогда чувствовала, какой смысл приобретет оно для нее. А сейчас она знала только, что наступают сумерки и на рассвете отплывает «Аквитания», а Джек не намерен уезжать без нее.
Нэнси была почти уверена, что он ждет в ее номере, чтобы еще раз поговорить. Но его там не было. Мария сообщила, что приходила мисс Гизон, чтобы принести свои извинения, и внезапно почувствовала себя плохо. По тону Марии можно было понять, что болезнь мисс Гизон не стоит воспринимать серьезно. Тем не менее Нэнси позвонила Джеку.
— Как чувствует себя Сайри? Мария говорит, что утром ей было плохо.
— Все в порядке. — Голос Джека звучал уверенно и твердо. Чувствовалось, что сейчас он владел собой лучше, чем в предыдущие два дня. — Полагаю, ваш последний разговор расстроил ее, но сейчас все прошло.
— Рада слышать это, — холодно произнесла Нэнси. Для того чтобы расстроить леди с таким характером, как у Сайри Гизон, надо, вероятно, сказать что-то уж слишком резкое, а не пару ничего не значащих слов.
— Я отплываю завтра и по-прежнему хочу, чтобы ты уехала со мной, Нэнси. Все встало бы на свои места. Мы могли бы договориться, если бы ты была благоразумной…
— Нет, Джек. — В его голосе звучала такая разительная перемена отношения к ней, что Нэнси была вынуждена сесть на стул. — Я остаюсь с Рамоном, но даю тебе слово, что не сделаю ничего, что могло бы повредить твоему будущему.
Последовала продолжительная пауза. Как она могла, оставив его, не повредить его карьере, оставалось для него загадкой. Джек уже начал сомневаться в ее здравомыслии. Но это не важно. Через несколько часов она будет без сознания и окажется на борту «Аквитании» в его каюте.
— Подождем с разводом хотя бы месяц, — сказал он доброжелательно. — Мы могли бы пока все сохранить в тайне от прессы?
— Да, Джек. Извини.
— Хорошо.
Раздались короткие гудки. Они даже не попрощались друг с другом.
* * *
Вечер обещал быть очень веселым. Появился Ники под руку с сияющей Флэр Мольер. Когда он посмотрел на Нэнси, взгляд его был лукавым и укоризненным. Позднее, танцуя с ней, в то время как Рамон пристально наблюдал за каждым их движением, Ники сказал:— Кажется, наш хозяин вытеснил меня.
— Нет, Ники, все не так.
— Значит, я был не чем иным, как интерлюдией? — спросил он, принимая обиженный вид.
Нэнси засмеялась:
— Очень приятной интерлюдией.
Рамон смотрел на них чертом.
— Тот, кто прозвал его «Пантерой», был очень проницателен, — сказал Ники, кружа Нэнси в дальнем углу зала. — Чем скорее я верну тебя ему, тем лучше, по крайней мере для моей безопасности.
Вир танцевал с маленькой графиней Запари, и когда бы его взгляд ни встречался с Нэнси, в нем отражались теплые чувства. В его глазах больше не было горечи, и Нэнси вздохнула с облегчением.
— Неужели обязательно танцевать, прижимаясь так близко к этому проклятому русскому? — сердито спросил Рамон.
Нэнси лукаво улыбнулась и сказала с притворной скромностью:
— Я делаю то, о чем ты просил, дорогой. А ты говорил, что я должна общаться с людьми и заменить Зию в роли хозяйки. Зия же всегда танцевала с гостями…
— Гости моей матери не были ее любовниками, — мрачно сказал Рамон. Когда позднее появился князь Феликс и решил пригласить на фокстрот восхитительную хозяйку, Рамон так посмотрел на него, что тот замер на месте.
Лишь целомудренному Чарльзу Монткалму Рамон с большой неохотой позволил потанцевать с Нэнси. Но и за ними он непрерывно наблюдал, будто Чарльз представлял собой угрозу женскому полу и мог похитить его возлюбленную во время танца.
Нэнси все чаще и чаще задумывалась о предстоящем отъезде мужа.
— Дорогой, пожалуйста, не сердись на меня, но я думаю, мне следует повидать Джека в последний раз.
Они танцевали вальс, и Рамон плотно прижимал ее к себе.
— Конечно, любовь моя, если ты считаешь, что так надо.
Нэнси подозрительно посмотрела на пего. Такая уступчивость была несвойственна Рамону.
— Ты действительно так думаешь?
— Почему бы нет? Ты же сказала, что разводишься с ним. Кажется, он понял сложившуюся ситуацию. Я считаю, что ты должна вежливо попрощаться с ним.
— Рамон… — В его голосе и взгляде было нечто такое, чего она раньше никогда не замечала. Нэнси заколебалась. Почему он стал вдруг таким податливым? Это не похоже на Рамона. Вряд ли Джек не беспокоил его. Прозвучали последние звуки «Венского вальса».
— Ну я пойду, — с трудом произнесла Нэнси. Рамон поднес ее руки к своим губам и поцеловал их. Его улыбка была просто ангельской. Не на шутку встревоженная Нэнси быстро вышла из зала и направилась в семнадцатый номер. Джек не показывался на публике с самого прибытия. Он хотел, чтобы как можно меньше людей знало, что он живет здесь в разных номерах с женой, выполняющей роль хозяйки отеля.
Последний разговор с Джеком по телефону был для Нэнси такой же загадкой, как и разрешение Рамона увидеться с ним. В голосе Джека не было ни агрессивности, ни обвинений. Он был спокойным и сдержанным и говорил так, будто выступал перед публикой. Он надеялся, что в конце месяца она вернется в Вашингтон. Он сообщит друзьям, семье и коллегам, что она отдыхает. На какой-то момент Нэнси овладело желание сказать ему, что она никогда уже не вернется в Вашингтон, что она умирает, что это их последнее прощание. Они прожили вместе семнадцать лет, большую часть своей зрелой жизни. Казалось насмешкой то, что они расстаются, словно совершенно чужие люди после мимолетного знакомства в поезде или на корабле.
— Джек… — начала она, но он даже не повернул головы в ее сторону, продолжая укладывать свой чемодан из крокодиловой кожи. Он был далек от нее, как луна.
— Прощай, Джек.
— Прощай, Нэнси.
Она постояла еще несколько мгновений, наблюдая за безукоризненно одетым незнакомцем, укладывающим щетку для волос, расческу, запонки для манжет и заколки для галстука. Говорить было не о чем. Прощание закончилось. Нэнси повернулась и вышла из комнаты.
Когда она снова вошла в танцевальный зал, грусть в глазах Рамона сразу сменилась необычайным теплом. В конце концов, важно не сколько времени ты провела с человеком, а как ты провела это время. Нэнси довольно долго прожила с Джеком, но все эти годы теперь казались лишенными всякого смысла. С Рамоном же каждая секунда была на счету. Нэнси вернулась в его объятия, как возвращается почтовая голубка, и они были вместе, пока он не сказал:
— Пора спать, любовь моя. Я не хочу, чтобы ты переутомилась, как в прошлый раз.
— Но я совсем не устала.
— И все же пора спать.
Нэнси почувствовала, как ее горло сжалось от страстного желания, и не стала противиться.
Когда Мария собралась покинуть помер, Рамон жестом остановил ее:
— Миссис Камерон очень устала, Мария. Она хочет лечь пораньше. Может быть, ты приготовишь для нее кофе?
Нэнси с удивлением посмотрела на него:
— Но я думала…
Рамон усмехнулся:
— Я очень хорошо знаю, о чем ты подумала, но я договорился встретиться с Вильерсом и обсудить кое-какие дела.
— В такой поздний час?
— К сожалению, да. Мне не хотелось оставлять тебя на балу в окружении Васильева, Мелдона и других.
Его поцелуи успокоили ее, и она разочарованно позволила ему уйти. Впрочем, она не рассчитывала быть с ним постоянно. Он и так посвятил ей весь день и вечер. Вероятно, пока они блаженствовали в своем маленьком раю высоко в горах, Вильерс замучился с огромным количеством бумаг, которые Рамон должен был проверить и подписать.
Нэнси не спеша с наслаждением искупалась в ванной и скользнула в свою широченную кровать, с сожалением глядя на пустую подушку, где должна бы покоиться темноволосая кудрявая голова Рамона.
Мария принесла ей кофе и книгу, которую она взяла с собой в путешествие. Это был Скотт Фитцджеральд «По ту сторону рая». Нэнси улыбнулась. Подходящее название. Но она не открыла книгу. Выпив кофе по-ирландски, который Мария так превосходно готовила, Нэнси откинулась на подушки, думая о Рамоне и о его необычайных, почти мистических ласках на берегу стремительного горного потока. «Рибейра де Джанела». Веки ее отяжелели. Рамон был прав. Она действительно устала, невероятно устала. Когда Мария вернулась в спальню, Нэнси уже крепко спала.
* * *
Джек уже позвонил администратору и сообщил, что его помощница, мисс Гизон, заболела, а поскольку они должны быть утром на борту «Аквитании», он решил, что будет лучше, если ее доставят туда сегодня вечером, чтобы о ней мог позаботиться корабельный врач. Спящую мертвым сном Нэнси, завернутую в одеяла, вынесут из отеля, и администратор будет уверен, что это мисс Гизон. При этом Сайри незаметно выйдет в другую дверь.Сайри сообщила, что Санфорд покинул номер Нэнси уже час назад, а Мария вышла совсем недавно. Чемоданы Джека были в багажнике взятого напрокат «бентли». Шелби сидел за рулем, готовый отвезти заболевшую мисс Гизон в гавань.
Джек и Сайри молча направились к Гарден-свит. Из танцевального зала и коктейль-бара доносились музыка и смех. Они прошли мимо комнаты для игры в бридж, откуда слышались приглушенные голоса. Затем незаметно подошли к Гарден-свит, хотя, если бы их даже кто-то заметил, вряд ли это могло иметь какое-то значение. Мужа, пришедшего к своей жене, ни в чем нельзя заподозрить.