Страница:
– Так что в связи с этим вся ваша компания полностью реабилитирована.
– С возмещением убытков? – тут же внес ясность Изя.
– Да, – решительно ответил Берендей.
Что и говорить, в те времена правители порой признавали свои ошибки.
– Питерскому я выдал соответствующую грамоту и велел внести в официальный реестр энтот «Киевский централ». Кстати, а что такое централ?
– В центре всех событий, – соврал Илюха, не моргнув глазом.
Изя, услышав такую трактовку централа, скептически хмыкнул.
– Ну а вашей команде, так сказать в благодарность за успешно выполненное задание, полагается награда.
С этими словами Берендей поставил на стол внушительного размера ларец. Из него наружу были извлечены три золотых кубка, усыпанных самоцветами. Отличались они друг от друга только размером. Самый большой, конечно, достался Илюхе, средний Изе, а малый Любаве. Коллеги с удовольствием получили кубки и принялись рассматривать награду.
– Кхе, кхе, – скромно напомнил о себе Мотя, справедливо считавший, что тоже заслужил какую-нибудь мисочку, хотя бы одну на три головы.
Берендей звонко хлопнул себя по лбу.
– Чуть было не забыл! Молодец, что напомнил.
Тут князь извлек из этого же ларца и поставил на пол перед Змеем три серебряных тазика. Да, пожалуй, именно тазика, так как назвать эти емкости мисками не поворачивался язык. Мотя счастливо улыбнулся в три пасти и ненавязчиво подвинул посудины поближе к Соловейке. Мол, неплохо было бы объесть подарок.
– Хватит с тебя на сегодня, а то лопнешь, – тут же пресекла намеки Любава. – До утра потерпишь, никуда твои тазики не денутся.
Мотя только обиженно хмыкнул, выпустил струйку пара и оттащил заслуженную награду себе в уголочек.
– И еще один, так сказать, мой личный подарок, – несколько более мечтательным голосом, чем это положено самодержцу, промурлыкал Берендей.
Словно фокусник он вытащил из ларца шикарный пуховый платок и подошел к остолбеневшей Любаве.
– Самый лучший, только вчера купцы привезли. – С этими словами Берендей встал за спиной сидящей Соловейки и томными движениями набросил платок на ее плечи.
После этого, поправляя платок, как бы невзначай князь обнял младшего богатыря своей дружины.
Соловейка, и без этого красная, как китайский флаг, от смущения пополам с возмущением пошла пунцовыми пятнами. Изя с Илюхой хотя и ожидали такого поворота событий, но до последнего надеялись, что прямого заигрывания с членом их команды Берендей себе не позволит.
Компаньоны нахмурились, шагнули вперед и...
– Ах ты, козел безрогий! Так вот ты куда зачастил!
Изя чисто инстинктивно нервно провел себе по голове и вместе со всеми присутствующими с ужасом обратил свой взор к дверям, в которых, откуда ни возьмись, появилась княгиня Агриппина Иоанновна.
– Я-то думала, он сюда самогонку трескать повадился, а он вишь куда загнул! Опять по девкам шастать вздумал!
Илюха с укоризной посмотрел на того, кто по идее должен был предупредить о появлении нового гостя – на Мотю. Несчастный Змей, увлекшись созерцанием своей личной кухонной утвари, от стыда готов был расплакаться. Он сам не понимал, как это произошло, что без его предупреждения смог кто-то проникнуть в «Чумные палаты», и только, с полным раскаяния видом пожал плечами.
Между тем буря продолжала набирать обороты.
– Тебе лет-то уж сколько, а все туда же!
– Грунечка... – робко попытался вставить слово Берендей.
– Я тебе дам Грунечка! Ни одной юбки пропустить не может, всех должен облагодетельствовать! Ишь, дворца ему уже мало, так он по всему Киеву шарить стал.
Гнев княгини был страшен. Берендей стоял перед ней, вжав голову в плечи. Судя по всему, он согласился бы в этот момент вообще провалиться сквозь землю, лишь бы только оказаться подальше от грозной супруги.
– Агриппина Иоанновна, послушайте... – попыталась вставить хоть слово несчастная Любава.
– А ты вообще помолчала бы! – Княгиня перекинула свой гнев на Соловейку. – Ну с этого кобеля что взять, всю жизнь с ним мучаюсь, а ты?
– А что я?! – уже смахивая слезы со щеки, дрожащим голосом смогла спросить Любава.
– Подцепила себе такого молодца, живешь с ним в блуде, невенчанная, а еще туда же, голос подавать!
Тут настало время втянуть головы в плечи не только князю, но и всем остальным, в том числе и Моте в тройном размере. Опасения коллег оказались ненапрасными.
Любава в момент преобразилась, слезы просохли, а в голосе зазвенели стальные нотки.
– С кем это я в блуде живу? – ледяным голосом поинтересовалась она.
– Да уж почитай весь Клев знает, что ты Илюху Солнцевского окрутила, – начала было Агриппина, но была остановлена резким голосом Любавы.
– Да как же вам не стыдно, вы же княгиня, а не базарная торговка, чтобы слухи распространять!
От такой наглости Агриппина на мгновение остолбенела, но только на мгновение.
– Да как ты смеешь на меня орать, я же княгиня!
– Вы не только княгиня, но еще и просто женщина!
– Ну и что?
– А то! Я тоже женщина и не позволю марать ни мое доброе имя, ни имя моего возлю... моего друга!
Тут Агриппина раскрыла рот, чтобы высказать дерзкой выскочке все, что о ней думает, но осеклась. Княгиня словно другими глазами посмотрела на стоящую перед ней черноволосую девушку в диковинной кожаной куртке, не побоявшуюся отстаивать свое мнение перед гей. Положа руку на сердце, это вообще был первый случай, когда кто-то вздумал перечить княгине, когда она была в гневе.
Вместо продолжения сцены Агриппина вздохнула и села за стол.
– Что, кроме чая, в этом доме ничего не водится?
Изя, первым смекнувший, в какую сторону качнулось настроение княгини, в одно мгновение водрузил на стол бутыль с вишневой наливкой.
– Чего стоишь? – обратилась Агриппина к остолбеневшей Соловейке. – Садись, в ногах правды нет.
Соловейка приняла приглашение и уселась напротив. Все остальные присутствующие решили воспользоваться паузой, чтобы улизнуть из горницы, подальше от женских разборок. И только оказавшись за внушительной дубовой дверью, все смогли вздохнуть с облегчением. Первым отошел Изя.
– Ну вы, ваше благородие, и даете, – адресовал свое неудовольствие черт Берендею.
– Не забывай, с кем разговариваешь, – буркнул в ответ князь, правда, без должной уверенности в голосе.
– А я и не забываю. Вы сейчас выступаете в роли мужчины, а не князя, – осадил собеседника черт.
– Как будто князь не мужчина.
– Князь прежде всего должен быть мудрым правителем, а уж потом, в свободное от основного рабочего времени, мужчиной.
– Так вроде рабочий день уже кончился... – начал было Берендей, но в разговор вступил уже немного отошедший от услышанного Илюха.
– Слышь, Берендей, давай разрулим ситуацию по-хорошему. Ты оставляешь Любаню в покое, а я... А я, типа, продолжаю служить тебе верой и правдой.
– Мы, – уточнил Изя.
– Точно, мы, – поправился богатырь. – Ну а если еще раз рядом с ней возникнешь, то я...
– Мы, – опять уточнил Изя.
– А то мы тебя... – поправился Солнцевский и начал подбирать слово покультурнее, дабы не шокировать царственную особу.
– Вы что-то сегодня совсем обнаглели, – не стал дожидаться завершения этого процесса Берендей. – Я же как-никак самодержец, могу и казнить за такие слова.
– Не казнишь, – однозначно парировал Изя.
– Это почему это? – изумился князь.
– Потому что, когда вокруг нет ни одной юбки, ты действительно становишься мудрым. А наша «Дружина специального назначения» тебе еще пригодится.
Берендей почесал затылок, поразмыслил и улыбнулся в свою густую бороду.
– Ладно, проехали, – наконец подвел черту под всей историей князь, – будем считать, что ничего не было. Договорились?
Вместо ответа друзья просто кивнули головами.
– Только, чур, никому не рассказывать, что здесь было, – спохватился Берендей.
– Мы что, без понятия, что ли? Конечно, ничего не было, – подтвердил лояльность действующему правителю Илюха.
Мужчины пожали друг другу руки, и недоразумение оказалось исчерпанным. Вся компания уселась на широкую скамью и стала прислушиваться к тому, что происходило за дверью. Оттуда время от времени доносились какие-то звуки, но ничего членораздельного разобрать так и не удалось.
Немного поерзав на скамье, Илюха резко поднялся, подошел к закрытой двери и прислушался.
– Как вы думаете, там все в порядке?
– Будем надеяться, – философски заметил Берендей, но тут же добавил: – Хотя у меня Груня, когда в гневе, то очень даже несдержанна.
– Значит, общий язык они найдут, – заметил Изя.
Илюха пометался немного по комнате и опять остановился напротив закрытой двери. Помаявшись еще чуть-чуть, он наконец решился предложить остальным в общем-то нехитрую мысль.
– Интересно, о чем они говорят, может, в щелочку послушать?
– Мне, князю, такое предлагать! Да ты в своем уме? – взвился Берендей.
– Можно подумать, тебе не хочется узнать, что там происходит, – огрызнулся Илюха и обиженно вернулся на свое место.
Князь, которого также раздирало на части любопытство, последовал примеру Солнцевского, надулся и принялся тщательным образом изучать трещину в полу.
Изя, глядя на такой детский сад, решил взять ситуацию в свои руки.
– Подслушивать, конечно, плохо, что и говорить, – издалека начал черт. – Однако в данном конкретном случае разговор идет о здоровье... Да что там здоровье, даже о самой жизни нашей несравненной княгини Агриппины свет Иоанновны. В пылу разговора наши девочки могут натворить такого, что потом всем нам вовек не расхлебать. Отсюда вывод – получение информации о ходе беседы коронованной особы не признак любопытства, а исключительно проявление заботы о ее здоровье и о здоровье младшего богатыря дружины.
– Ну если проявление заботы... – протянул князь, – тогда конечно. Чур, я первый слушаю!
– Вот еще, это мое предложение, – не захотел уступать Илюха.
– Я же князь! – начал тихо сатанеть Берендей.
– Тебе по должности не положено у двери подслушивать, – парировал Солнцевский.
Видя, как на его глазах опять разгорается словесная перепалка, Изя про себя витиевато выругался.
– Кто сказал, что нужно слушать под дверью? – остудил пыл спорщиков черт.
– А как еще? – удивился Берендей.
– Жучков же еще не изобрели, – подхватил Илюха.
– Я таки с вас угораю, что бы вы без старого Изи делали? – буркнул черт и отправился вон из комнаты.
Несколько озадаченные таким поворотом событий Берендей с Илюхой последовали за однорогим. К их удивлению, Изя не пошел во двор (чтобы подслушать, то есть проконтролировать разговор под окном), а поднялся по лестнице на чердак. Там, как я уже говорил, у Изи была изрядно разросшаяся лаборатория. Берендей при ее виде аж рот раскрыл от восторга, однако быстро собрался и взял себя в руки.
Чердак был довольно внушительных размеров, а в центре проходила огромная печная труба. Именно к ней и направился черт, через мгновение он аккуратно вынул из трубы один из кирпичей и поманил князя с богатырем.
– Это что? – еле слышным шепотом поинтересовался богатырь.
– Да так, маленькая хитрость, Феофан показал. Кстати, можешь говорить нормально, они нас не услышат.
– А мы их? – тут же спросил нетерпеливый Берендей.
Вместо ответа черт приложил ухо к образовавшейся нише. Слышно было не очень хорошо, но достаточно, чтобы разбирать, о чем идет разговор.
А разговор оказался очень занимательным. Первое напряжение в общении осталось позади, и беседа шла уже не с позиции княгиня – младший богатырь, а просто женщины с женщиной. Тут, наверное, сыграла свою роль наливка, предусмотрительно оставленная Изей.
– Так значит, ты на меня не обижаешься? – в голосе Агриппины зазвучали мягкие, материнские нотки.
– Как можно? Конечно, нет. – Любава тоже давно оставила свой воинственный тон. – Только уж и вы не держите на меня зла.
Тут чья-то рука бесцеремонно оттащила черта от заветной дырочки.
– Изя, имей совесть, дай и мне послушать.
Рука, конечно, оказалась Илюхиной, однако на освободившееся место тут же попытался влезть Берендей.
– Я же как-никак твой князь! – привел, казалось бы, железный аргумент тот, но тут же получил достойный отпор.
– В столовой и бане все равны, – отрезал Солнцевский и, оттерев ошарашенного князя в сторону, занял слуховое место.
О том, чтобы насильно сдвинуть его в сторону, даже речи не было.
Голос княгини звучал с некоторой досадой.
– Знаешь, сколько мне крови этот ирод окаянный попортил? Всех его пассий даже не упомнишь. Думала, вот пройдут годы, уму-разуму наберется, да где там. Как где какую юбку увидит, так словно сам не свой становится. Так и прибила бы его, кобеля окаянного.
– Ну прибила это, конечно, чересчур, а вот в монастырь от него уйти можно.
Илюха даже присвистнул от такой постановки вопроса.
– Так люблю я его, Берендеищу бородатую. Он же как дитя малое, без присмотра точно пропадет. И хотела бы от него уйти, да не могу. Видно, всю жизнь мне этот крест нести, ничего уж тут не поделаешь.
Солнцевский после таких слов почувствовал себя как-то неуютно и отошел от трубы сам, без всякого вмешательства извне. Берендей тут же вцепился в него мертвой хваткой:
– Ну что там? О чем говорили? Кто говорил?
Илюха по привычке почесал стриженый затылок.
– Знаешь, Берендей, ты у нас, конечно, в авторитете и вполне меня можешь в расход пустить, но правду я тебе скажу. Тебе такая женщина прекрасная досталась, а ты ведешь себя как старый бесчувственный пень.
Даже сверхнаглый Изя только присвистнул от такого наката на правящую партию. Берендей запыхтел как закипающий самовар, но ничего не ответил богатырю, а занял его место у трубы.
– Как же я вас понимаю, Агриппина Иоанновна, а мой так ничего и не знает.
– Ну так чего же ты не скажешь ему о том, как ты к нему относишься?
– Агриппина Иоанновна, хоть вы мне душу не травите. Я же девушка! Как же я сама могу ему открыться? Кто же мог подумать, что он окажется таким непонятливым! Люблю его больше жизни, а он даже в сторону мою не глядит. Я для него, как он говорит, «боевая подруга». Более дурацкого выражения даже представить себе трудно. Подруга, и вдруг боевая! Ну не бред?
Тут и Берендей в смущении покинул свой пост. Князь внимательно посмотрел на Илюху и, не дожидаясь расспросов, вынес Солнцевскому диагноз:
– Балда ты, старший богатырь. Может, я и вправду старый пень, но ты парень не сильно от меня отстал. Таких лопухов, как ты, еще поискать надо.
Как ни странно, Илюха не стал спорить. Он только тяжело вздохнул и молча открыл первую попавшуюся бутыль из запасов Изи.
– Это выставочный экземпляр! – пытался остановить его черт, но, глядя на хмурое выражение лица Илюхи, только махнул рукой и подставил свой стакан. Третьим, конечно, оказался князь.
Вся компания прикончила этот самый экземпляр быстро и качественно, но абсолютно молча. Каждый думал о чем-то своем и разговаривать никто не был настроен.
С Берендеем все было более-менее ясно. Прожив столько лет со своей законной женой, он все равно продолжал любить ее. И только одна какая-то слишком уж закрученная извилина в мозгу вновь и вновь кидала князя во все новые и новые приключения. Сейчас он, полный раскаяния и проклинающий в сотый раз эту самую извилину, дожидался момента, когда сможет приступить к вымаливанию прощения у своей терпеливой супруги.
Изя задумался, так сказать, за компанию. Все эти любовные страдания черт вообще считал человеческой блажью, не заслуживающей большого внимания.
И только Илюха категорически не мог разобраться в тех процессах, что завертелись у него в душе. Дело было в том, что женился Солнцевский сразу после армии, и, даже очень мягко говоря, неудачно. Жена всего за полтора года сумела начисто отбить все эмоции по отношению к женскому полу. Нет, конечно, с чисто физиологической точки зрения он женщин любил, но вот в сердце места для прекрасного пола с тех пор уже не было.
Илюха вначале даже немного попереживал на этот счет, но потом рассудил, что в связи со спецификой его работы ему лучше быть одному, и закрыл эту тему, как ему казалось, навсегда.
Однако судьба рассудила иначе, и вот в далекой, почти сказочной Киевской Руси появился человек, который вдруг полюбил его. Полюбил не за квартиру, дачу, джип и акции в процветающем бизнесе, а просто так. К такому повороту событий Солнцевский был решительно не готов. Браток, который славился в бригаде умением разрулить самую сложную ситуацию, оказался бессилен перед простыми человеческими чувствами.
Наконец дамы наговорились вволю и соблаговолили выйти к терпеливо ждущим их мужчинам. Агриппина и Любава мило улыбались, и даже представить было трудно, что еще час назад они в бешенстве орали друг на друга. И уж тем более на их лицах не были заметны переживания, бушующие в их душах.
– Грунечка моя ненаглядная... – начал было Берендей заготовленную речь.
– Да знаю, знаю, – сразу же оборвала мужа княгиня. – Сколько раз уже слышала твои объяснения, что могу повторить все твои слова. Сам не знаешь, что творил, в последний раз, бес попутал и прочее и прочее. Проходили уже, и не раз.
При упоминании беса Изя в недоумении развел руками, мол, я тут совсем ни при чем и в ваши разборки никогда не влезал.
– Ладно уж, прощаю, – продолжила княгиня. – Но только в последний раз.
– В самый последний-предпоследний раз! – тут же расцвел Берендей. – Пошли во дворец, а? – При этом глаза князя горели таким огнем, что несложно было догадаться, что последующие события окончательно восстановят мир в ячейке древнерусского общества.
– Да ладно уж, пошли, – игриво мурлыкнула Агриппина, и царственная пара скорым шагом покинула «Чумные палаты».
Проводив взглядом шумных гостей, Илюха обратился к Любаве:
– Знаешь, Любава...
– Да? – Соловейка с надеждой посмотрела на богатыря.
– Я... – сам с трудом понимая, что хочет сказать, замялся Солнцевский. – В общем, это не я распускал слухи про то, что ты... про то, что мы...
– Ясно, – вздохнула Любава, – пошли-ка спать.
С этими словами Соловейка отправилась в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.
– Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, – констатировал Изя и, покрутив пальцем у виска, последовал примеру Любавы.
И только верный Мотя ткнулся носом в руку хозяина, Илюха автоматически потрепал Змея по холке.
– Устал я что-то сегодня. Пойдем-ка лучше поиграем!
Мотя не заставил себя упрашивать, и еще долго звук брошенного полена и восторженный стрекот Гореныша не давали заснуть остальным обитателям «Чумных палат».
* * *
* * *
– С возмещением убытков? – тут же внес ясность Изя.
– Да, – решительно ответил Берендей.
Что и говорить, в те времена правители порой признавали свои ошибки.
– Питерскому я выдал соответствующую грамоту и велел внести в официальный реестр энтот «Киевский централ». Кстати, а что такое централ?
– В центре всех событий, – соврал Илюха, не моргнув глазом.
Изя, услышав такую трактовку централа, скептически хмыкнул.
– Ну а вашей команде, так сказать в благодарность за успешно выполненное задание, полагается награда.
С этими словами Берендей поставил на стол внушительного размера ларец. Из него наружу были извлечены три золотых кубка, усыпанных самоцветами. Отличались они друг от друга только размером. Самый большой, конечно, достался Илюхе, средний Изе, а малый Любаве. Коллеги с удовольствием получили кубки и принялись рассматривать награду.
– Кхе, кхе, – скромно напомнил о себе Мотя, справедливо считавший, что тоже заслужил какую-нибудь мисочку, хотя бы одну на три головы.
Берендей звонко хлопнул себя по лбу.
– Чуть было не забыл! Молодец, что напомнил.
Тут князь извлек из этого же ларца и поставил на пол перед Змеем три серебряных тазика. Да, пожалуй, именно тазика, так как назвать эти емкости мисками не поворачивался язык. Мотя счастливо улыбнулся в три пасти и ненавязчиво подвинул посудины поближе к Соловейке. Мол, неплохо было бы объесть подарок.
– Хватит с тебя на сегодня, а то лопнешь, – тут же пресекла намеки Любава. – До утра потерпишь, никуда твои тазики не денутся.
Мотя только обиженно хмыкнул, выпустил струйку пара и оттащил заслуженную награду себе в уголочек.
– И еще один, так сказать, мой личный подарок, – несколько более мечтательным голосом, чем это положено самодержцу, промурлыкал Берендей.
Словно фокусник он вытащил из ларца шикарный пуховый платок и подошел к остолбеневшей Любаве.
– Самый лучший, только вчера купцы привезли. – С этими словами Берендей встал за спиной сидящей Соловейки и томными движениями набросил платок на ее плечи.
После этого, поправляя платок, как бы невзначай князь обнял младшего богатыря своей дружины.
Соловейка, и без этого красная, как китайский флаг, от смущения пополам с возмущением пошла пунцовыми пятнами. Изя с Илюхой хотя и ожидали такого поворота событий, но до последнего надеялись, что прямого заигрывания с членом их команды Берендей себе не позволит.
Компаньоны нахмурились, шагнули вперед и...
– Ах ты, козел безрогий! Так вот ты куда зачастил!
Изя чисто инстинктивно нервно провел себе по голове и вместе со всеми присутствующими с ужасом обратил свой взор к дверям, в которых, откуда ни возьмись, появилась княгиня Агриппина Иоанновна.
– Я-то думала, он сюда самогонку трескать повадился, а он вишь куда загнул! Опять по девкам шастать вздумал!
Илюха с укоризной посмотрел на того, кто по идее должен был предупредить о появлении нового гостя – на Мотю. Несчастный Змей, увлекшись созерцанием своей личной кухонной утвари, от стыда готов был расплакаться. Он сам не понимал, как это произошло, что без его предупреждения смог кто-то проникнуть в «Чумные палаты», и только, с полным раскаяния видом пожал плечами.
Между тем буря продолжала набирать обороты.
– Тебе лет-то уж сколько, а все туда же!
– Грунечка... – робко попытался вставить слово Берендей.
– Я тебе дам Грунечка! Ни одной юбки пропустить не может, всех должен облагодетельствовать! Ишь, дворца ему уже мало, так он по всему Киеву шарить стал.
Гнев княгини был страшен. Берендей стоял перед ней, вжав голову в плечи. Судя по всему, он согласился бы в этот момент вообще провалиться сквозь землю, лишь бы только оказаться подальше от грозной супруги.
– Агриппина Иоанновна, послушайте... – попыталась вставить хоть слово несчастная Любава.
– А ты вообще помолчала бы! – Княгиня перекинула свой гнев на Соловейку. – Ну с этого кобеля что взять, всю жизнь с ним мучаюсь, а ты?
– А что я?! – уже смахивая слезы со щеки, дрожащим голосом смогла спросить Любава.
– Подцепила себе такого молодца, живешь с ним в блуде, невенчанная, а еще туда же, голос подавать!
Тут настало время втянуть головы в плечи не только князю, но и всем остальным, в том числе и Моте в тройном размере. Опасения коллег оказались ненапрасными.
Любава в момент преобразилась, слезы просохли, а в голосе зазвенели стальные нотки.
– С кем это я в блуде живу? – ледяным голосом поинтересовалась она.
– Да уж почитай весь Клев знает, что ты Илюху Солнцевского окрутила, – начала было Агриппина, но была остановлена резким голосом Любавы.
– Да как же вам не стыдно, вы же княгиня, а не базарная торговка, чтобы слухи распространять!
От такой наглости Агриппина на мгновение остолбенела, но только на мгновение.
– Да как ты смеешь на меня орать, я же княгиня!
– Вы не только княгиня, но еще и просто женщина!
– Ну и что?
– А то! Я тоже женщина и не позволю марать ни мое доброе имя, ни имя моего возлю... моего друга!
Тут Агриппина раскрыла рот, чтобы высказать дерзкой выскочке все, что о ней думает, но осеклась. Княгиня словно другими глазами посмотрела на стоящую перед ней черноволосую девушку в диковинной кожаной куртке, не побоявшуюся отстаивать свое мнение перед гей. Положа руку на сердце, это вообще был первый случай, когда кто-то вздумал перечить княгине, когда она была в гневе.
Вместо продолжения сцены Агриппина вздохнула и села за стол.
– Что, кроме чая, в этом доме ничего не водится?
Изя, первым смекнувший, в какую сторону качнулось настроение княгини, в одно мгновение водрузил на стол бутыль с вишневой наливкой.
– Чего стоишь? – обратилась Агриппина к остолбеневшей Соловейке. – Садись, в ногах правды нет.
Соловейка приняла приглашение и уселась напротив. Все остальные присутствующие решили воспользоваться паузой, чтобы улизнуть из горницы, подальше от женских разборок. И только оказавшись за внушительной дубовой дверью, все смогли вздохнуть с облегчением. Первым отошел Изя.
– Ну вы, ваше благородие, и даете, – адресовал свое неудовольствие черт Берендею.
– Не забывай, с кем разговариваешь, – буркнул в ответ князь, правда, без должной уверенности в голосе.
– А я и не забываю. Вы сейчас выступаете в роли мужчины, а не князя, – осадил собеседника черт.
– Как будто князь не мужчина.
– Князь прежде всего должен быть мудрым правителем, а уж потом, в свободное от основного рабочего времени, мужчиной.
– Так вроде рабочий день уже кончился... – начал было Берендей, но в разговор вступил уже немного отошедший от услышанного Илюха.
– Слышь, Берендей, давай разрулим ситуацию по-хорошему. Ты оставляешь Любаню в покое, а я... А я, типа, продолжаю служить тебе верой и правдой.
– Мы, – уточнил Изя.
– Точно, мы, – поправился богатырь. – Ну а если еще раз рядом с ней возникнешь, то я...
– Мы, – опять уточнил Изя.
– А то мы тебя... – поправился Солнцевский и начал подбирать слово покультурнее, дабы не шокировать царственную особу.
– Вы что-то сегодня совсем обнаглели, – не стал дожидаться завершения этого процесса Берендей. – Я же как-никак самодержец, могу и казнить за такие слова.
– Не казнишь, – однозначно парировал Изя.
– Это почему это? – изумился князь.
– Потому что, когда вокруг нет ни одной юбки, ты действительно становишься мудрым. А наша «Дружина специального назначения» тебе еще пригодится.
Берендей почесал затылок, поразмыслил и улыбнулся в свою густую бороду.
– Ладно, проехали, – наконец подвел черту под всей историей князь, – будем считать, что ничего не было. Договорились?
Вместо ответа друзья просто кивнули головами.
– Только, чур, никому не рассказывать, что здесь было, – спохватился Берендей.
– Мы что, без понятия, что ли? Конечно, ничего не было, – подтвердил лояльность действующему правителю Илюха.
Мужчины пожали друг другу руки, и недоразумение оказалось исчерпанным. Вся компания уселась на широкую скамью и стала прислушиваться к тому, что происходило за дверью. Оттуда время от времени доносились какие-то звуки, но ничего членораздельного разобрать так и не удалось.
Немного поерзав на скамье, Илюха резко поднялся, подошел к закрытой двери и прислушался.
– Как вы думаете, там все в порядке?
– Будем надеяться, – философски заметил Берендей, но тут же добавил: – Хотя у меня Груня, когда в гневе, то очень даже несдержанна.
– Значит, общий язык они найдут, – заметил Изя.
Илюха пометался немного по комнате и опять остановился напротив закрытой двери. Помаявшись еще чуть-чуть, он наконец решился предложить остальным в общем-то нехитрую мысль.
– Интересно, о чем они говорят, может, в щелочку послушать?
– Мне, князю, такое предлагать! Да ты в своем уме? – взвился Берендей.
– Можно подумать, тебе не хочется узнать, что там происходит, – огрызнулся Илюха и обиженно вернулся на свое место.
Князь, которого также раздирало на части любопытство, последовал примеру Солнцевского, надулся и принялся тщательным образом изучать трещину в полу.
Изя, глядя на такой детский сад, решил взять ситуацию в свои руки.
– Подслушивать, конечно, плохо, что и говорить, – издалека начал черт. – Однако в данном конкретном случае разговор идет о здоровье... Да что там здоровье, даже о самой жизни нашей несравненной княгини Агриппины свет Иоанновны. В пылу разговора наши девочки могут натворить такого, что потом всем нам вовек не расхлебать. Отсюда вывод – получение информации о ходе беседы коронованной особы не признак любопытства, а исключительно проявление заботы о ее здоровье и о здоровье младшего богатыря дружины.
– Ну если проявление заботы... – протянул князь, – тогда конечно. Чур, я первый слушаю!
– Вот еще, это мое предложение, – не захотел уступать Илюха.
– Я же князь! – начал тихо сатанеть Берендей.
– Тебе по должности не положено у двери подслушивать, – парировал Солнцевский.
Видя, как на его глазах опять разгорается словесная перепалка, Изя про себя витиевато выругался.
– Кто сказал, что нужно слушать под дверью? – остудил пыл спорщиков черт.
– А как еще? – удивился Берендей.
– Жучков же еще не изобрели, – подхватил Илюха.
– Я таки с вас угораю, что бы вы без старого Изи делали? – буркнул черт и отправился вон из комнаты.
Несколько озадаченные таким поворотом событий Берендей с Илюхой последовали за однорогим. К их удивлению, Изя не пошел во двор (чтобы подслушать, то есть проконтролировать разговор под окном), а поднялся по лестнице на чердак. Там, как я уже говорил, у Изи была изрядно разросшаяся лаборатория. Берендей при ее виде аж рот раскрыл от восторга, однако быстро собрался и взял себя в руки.
Чердак был довольно внушительных размеров, а в центре проходила огромная печная труба. Именно к ней и направился черт, через мгновение он аккуратно вынул из трубы один из кирпичей и поманил князя с богатырем.
– Это что? – еле слышным шепотом поинтересовался богатырь.
– Да так, маленькая хитрость, Феофан показал. Кстати, можешь говорить нормально, они нас не услышат.
– А мы их? – тут же спросил нетерпеливый Берендей.
Вместо ответа черт приложил ухо к образовавшейся нише. Слышно было не очень хорошо, но достаточно, чтобы разбирать, о чем идет разговор.
А разговор оказался очень занимательным. Первое напряжение в общении осталось позади, и беседа шла уже не с позиции княгиня – младший богатырь, а просто женщины с женщиной. Тут, наверное, сыграла свою роль наливка, предусмотрительно оставленная Изей.
– Так значит, ты на меня не обижаешься? – в голосе Агриппины зазвучали мягкие, материнские нотки.
– Как можно? Конечно, нет. – Любава тоже давно оставила свой воинственный тон. – Только уж и вы не держите на меня зла.
Тут чья-то рука бесцеремонно оттащила черта от заветной дырочки.
– Изя, имей совесть, дай и мне послушать.
Рука, конечно, оказалась Илюхиной, однако на освободившееся место тут же попытался влезть Берендей.
– Я же как-никак твой князь! – привел, казалось бы, железный аргумент тот, но тут же получил достойный отпор.
– В столовой и бане все равны, – отрезал Солнцевский и, оттерев ошарашенного князя в сторону, занял слуховое место.
О том, чтобы насильно сдвинуть его в сторону, даже речи не было.
Голос княгини звучал с некоторой досадой.
– Знаешь, сколько мне крови этот ирод окаянный попортил? Всех его пассий даже не упомнишь. Думала, вот пройдут годы, уму-разуму наберется, да где там. Как где какую юбку увидит, так словно сам не свой становится. Так и прибила бы его, кобеля окаянного.
– Ну прибила это, конечно, чересчур, а вот в монастырь от него уйти можно.
Илюха даже присвистнул от такой постановки вопроса.
– Так люблю я его, Берендеищу бородатую. Он же как дитя малое, без присмотра точно пропадет. И хотела бы от него уйти, да не могу. Видно, всю жизнь мне этот крест нести, ничего уж тут не поделаешь.
Солнцевский после таких слов почувствовал себя как-то неуютно и отошел от трубы сам, без всякого вмешательства извне. Берендей тут же вцепился в него мертвой хваткой:
– Ну что там? О чем говорили? Кто говорил?
Илюха по привычке почесал стриженый затылок.
– Знаешь, Берендей, ты у нас, конечно, в авторитете и вполне меня можешь в расход пустить, но правду я тебе скажу. Тебе такая женщина прекрасная досталась, а ты ведешь себя как старый бесчувственный пень.
Даже сверхнаглый Изя только присвистнул от такого наката на правящую партию. Берендей запыхтел как закипающий самовар, но ничего не ответил богатырю, а занял его место у трубы.
– Как же я вас понимаю, Агриппина Иоанновна, а мой так ничего и не знает.
– Ну так чего же ты не скажешь ему о том, как ты к нему относишься?
– Агриппина Иоанновна, хоть вы мне душу не травите. Я же девушка! Как же я сама могу ему открыться? Кто же мог подумать, что он окажется таким непонятливым! Люблю его больше жизни, а он даже в сторону мою не глядит. Я для него, как он говорит, «боевая подруга». Более дурацкого выражения даже представить себе трудно. Подруга, и вдруг боевая! Ну не бред?
Тут и Берендей в смущении покинул свой пост. Князь внимательно посмотрел на Илюху и, не дожидаясь расспросов, вынес Солнцевскому диагноз:
– Балда ты, старший богатырь. Может, я и вправду старый пень, но ты парень не сильно от меня отстал. Таких лопухов, как ты, еще поискать надо.
Как ни странно, Илюха не стал спорить. Он только тяжело вздохнул и молча открыл первую попавшуюся бутыль из запасов Изи.
– Это выставочный экземпляр! – пытался остановить его черт, но, глядя на хмурое выражение лица Илюхи, только махнул рукой и подставил свой стакан. Третьим, конечно, оказался князь.
Вся компания прикончила этот самый экземпляр быстро и качественно, но абсолютно молча. Каждый думал о чем-то своем и разговаривать никто не был настроен.
С Берендеем все было более-менее ясно. Прожив столько лет со своей законной женой, он все равно продолжал любить ее. И только одна какая-то слишком уж закрученная извилина в мозгу вновь и вновь кидала князя во все новые и новые приключения. Сейчас он, полный раскаяния и проклинающий в сотый раз эту самую извилину, дожидался момента, когда сможет приступить к вымаливанию прощения у своей терпеливой супруги.
Изя задумался, так сказать, за компанию. Все эти любовные страдания черт вообще считал человеческой блажью, не заслуживающей большого внимания.
И только Илюха категорически не мог разобраться в тех процессах, что завертелись у него в душе. Дело было в том, что женился Солнцевский сразу после армии, и, даже очень мягко говоря, неудачно. Жена всего за полтора года сумела начисто отбить все эмоции по отношению к женскому полу. Нет, конечно, с чисто физиологической точки зрения он женщин любил, но вот в сердце места для прекрасного пола с тех пор уже не было.
Илюха вначале даже немного попереживал на этот счет, но потом рассудил, что в связи со спецификой его работы ему лучше быть одному, и закрыл эту тему, как ему казалось, навсегда.
Однако судьба рассудила иначе, и вот в далекой, почти сказочной Киевской Руси появился человек, который вдруг полюбил его. Полюбил не за квартиру, дачу, джип и акции в процветающем бизнесе, а просто так. К такому повороту событий Солнцевский был решительно не готов. Браток, который славился в бригаде умением разрулить самую сложную ситуацию, оказался бессилен перед простыми человеческими чувствами.
Наконец дамы наговорились вволю и соблаговолили выйти к терпеливо ждущим их мужчинам. Агриппина и Любава мило улыбались, и даже представить было трудно, что еще час назад они в бешенстве орали друг на друга. И уж тем более на их лицах не были заметны переживания, бушующие в их душах.
– Грунечка моя ненаглядная... – начал было Берендей заготовленную речь.
– Да знаю, знаю, – сразу же оборвала мужа княгиня. – Сколько раз уже слышала твои объяснения, что могу повторить все твои слова. Сам не знаешь, что творил, в последний раз, бес попутал и прочее и прочее. Проходили уже, и не раз.
При упоминании беса Изя в недоумении развел руками, мол, я тут совсем ни при чем и в ваши разборки никогда не влезал.
– Ладно уж, прощаю, – продолжила княгиня. – Но только в последний раз.
– В самый последний-предпоследний раз! – тут же расцвел Берендей. – Пошли во дворец, а? – При этом глаза князя горели таким огнем, что несложно было догадаться, что последующие события окончательно восстановят мир в ячейке древнерусского общества.
– Да ладно уж, пошли, – игриво мурлыкнула Агриппина, и царственная пара скорым шагом покинула «Чумные палаты».
Проводив взглядом шумных гостей, Илюха обратился к Любаве:
– Знаешь, Любава...
– Да? – Соловейка с надеждой посмотрела на богатыря.
– Я... – сам с трудом понимая, что хочет сказать, замялся Солнцевский. – В общем, это не я распускал слухи про то, что ты... про то, что мы...
– Ясно, – вздохнула Любава, – пошли-ка спать.
С этими словами Соловейка отправилась в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.
– Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, – констатировал Изя и, покрутив пальцем у виска, последовал примеру Любавы.
И только верный Мотя ткнулся носом в руку хозяина, Илюха автоматически потрепал Змея по холке.
– Устал я что-то сегодня. Пойдем-ка лучше поиграем!
Мотя не заставил себя упрашивать, и еще долго звук брошенного полена и восторженный стрекот Гореныша не давали заснуть остальным обитателям «Чумных палат».
* * *
А вот утро началось совершенно банально – со свиста Любавы. И вообще, все, не сговариваясь, сделали вид, будто вчера ничего не происходило. Надо признать, что такое, в общем-то, не очень оригинальное решение проблемы всем оказалось по душе. Судя по всему, друзьям просто был необходим тайм-аут.
Плотно позавтракав, Илюха свистнул Моте и вышел с ним во двор. Неожиданно Змей ощетинился и глухо зарычал. Такое его поведение несколько озадачило Солнцевского. Обычно Мотя предупреждал о приближении чужих менее агрессивно, тем более что в последнее время у них в амбаре, то есть в спортивном зале, побывала изрядная часть княжеской дружины. Тем не менее Мотя не только не успокоился, но и выпустил пару предупредительных струек пара. Каково же было удивление Илюхи, когда во двор зашел Мартын Лихосватский.
– Здорово, Илюха! – кинул он с порога, и Мотя встретил его выразительным пыхтением.
– И тебе не хворать!
– Чой-то твой Горыныч сегодня такой агрессивный? – поинтересовался сотник, протянув руку.
Только отменная реакция спасла Мартына, так как все три пасти Моти, отпихивая друг друга, клацнули на том месте, где только что была его рука.
– Ты чего, обалдел? – изумился Илюха, вцепившись для страховки сразу в два ошейника.
– Г-р-р-ам-ам! – отозвался Мотя и предпринял очередную попытку попробовать сотника на зуб, а если повезет, то и не на один.
Солнцевский, окончательно сбитый с толку таким странным поведением Гореныша, с огромным трудом оттащил его в дом и запер в кладовой.
– Ты извини, сам не знаю, что это на него нашло, – извинился Илюха, вернувшись к Лихосватскому.
– Может, у него живот болит? – робко предложил Мартын.
– Это всегда может! Он столько ест, что немудрено.
– Ладно, ерунда, – отмахнулся Лихосватский, усаживаясь на скамью рядом с крыльцом.
Илюха тут же последовал его примеру.
– Что-то случилось?
– Да в общем нет, – протянул сотник. – Вот сегодня с ребятами отбываю на границу. Ты слышал, хазары там озорничают, надо посмотреть, что и как.
– Хорошее дело, – хмыкнул Илюха. – Значит, и я отдохну, в зал в основном только твоя сотня и ходит.
Сотник довольно улыбнулся и, немного помявшись, продолжил:
– Давно собирался тебя спросить, но никак не получалось. А твой бывший монастырь далеко отсюда будет?
Солнцевский немного напрягся от такого вопроса, но ответил вполне искренне:
– Да вообще-то нет.
– И что, там все такие?
– Какие? – не понял Илюха.
– Ну такие, как ты.
Илюха вспомнил свою братву и улыбнулся.
– Да в общем все разные.
Мартын как-то странно хмыкнул и продолжил странный разговор:
– Ну и как тебе Киев, нравится?
– Да, – совершенно откровенно ответил Солнцевский, – и город прекрасный, и люди прикольные.
– Прикольные? Это что значит? – не понял Мартын.
– Ну в смысле веселые. А ты все это к чему спрашиваешь?
– Слушай, а тебе в голову не приходило, что свет клином на Киеве не сошелся? – задал уж совсем странный вопрос Лихосватский.
Илюха по служебным делам, да и просто отдыхая, объехавший полмира, мог только рассмеяться такой постановке вопроса.
– В общем, приходило.
– И есть места, где все твои таланты оценят по заслугам? Ведь ты со своей компанией стоишь сотни ратников, а, может, даже двух сотен.
– Что касается денег, то это лучше с Изей обсудить. В смысле золота ему равных нет.
– Я знал, что мы найдем общий язык! – почему-то очень обрадовался такому ответу Мартын. – Знаешь...
Договорить сотник не успел, так как ничего не подозревающая Соловейка за мгновение до этого случайно выпустила из кладовки Мотю. Шустрый Гореныш чуть не сшиб с ног свою спасительницу и со всех лап бросился наружу.
На этот раз Лихосватского спасла реакция Илюхи. Именно бывший борец успел схватить Мотю за хвост, тем самым не позволив завершить задуманное. В очередной раз острые зубы клацнули впустую.
– Бешеный он у тебя, что ли?! – только и смог выдавить сотник после того, как отскочил на значительное расстояние и справился с шоком.
– Честное слово, сам не понимаю, что с ним происходит, – в полных непонятках пожал плечами Илюха, мертвой хваткой вцепившись в змеиный хвост.
– Ладно, потом поговорим, – бросил сотник и в мгновение ока покинул территорию не очень гостеприимных «Чумных палат».
Самое удивительное, что, как только Лихосватский скрылся из виду, Мотя, из всех сил пытавшийся вырваться из железной хватки Солнцевского, тут же успокоился и посмотрел на хозяина взглядом, полным глубокого осуждения.
– Отпусти его, а то еще хвост оторвешь, – заметил вдруг возникший ниоткуда Изя.
Илюха хоть и с некоторым сомнением, но послушался друга. Мотя отошел на пару шагов, отряхнулся и, глядя на хозяина, недовольно заверещал. В это время в голове Илюхи вдруг, откуда ни возьмись, появились странные мысли, но смысл их сводился к такой глупости, что тот тут же решительно отмел их. К удивлению Солнцевского, при этом Гореныш выпустил сноп искр и, гордо подняв головы, скрылся в амбаре.
– Что это с ним?
– По-моему, он тобой очень недоволен, – пояснил Изя, усаживаясь рядом. – Слушай, а тебе не показалось странным, что наш Мотя всегда недолюбливал Лихосватского?
– Недолюбливал?! Да он его чуть не сожрал! – воскликнул богатырь.
– Это сегодня, но не любил он его всегда, – в отличие от Солнцевского, черт отвечал, не повышая голоса. – Кстати, что это за бред нес Мартын по поводу клина на Киеве.
Илюха внимательно посмотрел на друга:
– Ты что, подслушивал?
– Скажем так, я слышал, – уточнил черт. – Но это сейчас не главное, а главное то, что Лихосватский в последнее время ведет себя несколько странно.
Солнцевский поскрипел мозгами и честно признался.
– Нет, не кажется.
– Я и не сомневался, – сказал черт и, бурча себе что-то под нос об эпохе первичного накопления капитала, о людях, проживающих в этой самой эпохе, отправился восвояси.
Плотно позавтракав, Илюха свистнул Моте и вышел с ним во двор. Неожиданно Змей ощетинился и глухо зарычал. Такое его поведение несколько озадачило Солнцевского. Обычно Мотя предупреждал о приближении чужих менее агрессивно, тем более что в последнее время у них в амбаре, то есть в спортивном зале, побывала изрядная часть княжеской дружины. Тем не менее Мотя не только не успокоился, но и выпустил пару предупредительных струек пара. Каково же было удивление Илюхи, когда во двор зашел Мартын Лихосватский.
– Здорово, Илюха! – кинул он с порога, и Мотя встретил его выразительным пыхтением.
– И тебе не хворать!
– Чой-то твой Горыныч сегодня такой агрессивный? – поинтересовался сотник, протянув руку.
Только отменная реакция спасла Мартына, так как все три пасти Моти, отпихивая друг друга, клацнули на том месте, где только что была его рука.
– Ты чего, обалдел? – изумился Илюха, вцепившись для страховки сразу в два ошейника.
– Г-р-р-ам-ам! – отозвался Мотя и предпринял очередную попытку попробовать сотника на зуб, а если повезет, то и не на один.
Солнцевский, окончательно сбитый с толку таким странным поведением Гореныша, с огромным трудом оттащил его в дом и запер в кладовой.
– Ты извини, сам не знаю, что это на него нашло, – извинился Илюха, вернувшись к Лихосватскому.
– Может, у него живот болит? – робко предложил Мартын.
– Это всегда может! Он столько ест, что немудрено.
– Ладно, ерунда, – отмахнулся Лихосватский, усаживаясь на скамью рядом с крыльцом.
Илюха тут же последовал его примеру.
– Что-то случилось?
– Да в общем нет, – протянул сотник. – Вот сегодня с ребятами отбываю на границу. Ты слышал, хазары там озорничают, надо посмотреть, что и как.
– Хорошее дело, – хмыкнул Илюха. – Значит, и я отдохну, в зал в основном только твоя сотня и ходит.
Сотник довольно улыбнулся и, немного помявшись, продолжил:
– Давно собирался тебя спросить, но никак не получалось. А твой бывший монастырь далеко отсюда будет?
Солнцевский немного напрягся от такого вопроса, но ответил вполне искренне:
– Да вообще-то нет.
– И что, там все такие?
– Какие? – не понял Илюха.
– Ну такие, как ты.
Илюха вспомнил свою братву и улыбнулся.
– Да в общем все разные.
Мартын как-то странно хмыкнул и продолжил странный разговор:
– Ну и как тебе Киев, нравится?
– Да, – совершенно откровенно ответил Солнцевский, – и город прекрасный, и люди прикольные.
– Прикольные? Это что значит? – не понял Мартын.
– Ну в смысле веселые. А ты все это к чему спрашиваешь?
– Слушай, а тебе в голову не приходило, что свет клином на Киеве не сошелся? – задал уж совсем странный вопрос Лихосватский.
Илюха по служебным делам, да и просто отдыхая, объехавший полмира, мог только рассмеяться такой постановке вопроса.
– В общем, приходило.
– И есть места, где все твои таланты оценят по заслугам? Ведь ты со своей компанией стоишь сотни ратников, а, может, даже двух сотен.
– Что касается денег, то это лучше с Изей обсудить. В смысле золота ему равных нет.
– Я знал, что мы найдем общий язык! – почему-то очень обрадовался такому ответу Мартын. – Знаешь...
Договорить сотник не успел, так как ничего не подозревающая Соловейка за мгновение до этого случайно выпустила из кладовки Мотю. Шустрый Гореныш чуть не сшиб с ног свою спасительницу и со всех лап бросился наружу.
На этот раз Лихосватского спасла реакция Илюхи. Именно бывший борец успел схватить Мотю за хвост, тем самым не позволив завершить задуманное. В очередной раз острые зубы клацнули впустую.
– Бешеный он у тебя, что ли?! – только и смог выдавить сотник после того, как отскочил на значительное расстояние и справился с шоком.
– Честное слово, сам не понимаю, что с ним происходит, – в полных непонятках пожал плечами Илюха, мертвой хваткой вцепившись в змеиный хвост.
– Ладно, потом поговорим, – бросил сотник и в мгновение ока покинул территорию не очень гостеприимных «Чумных палат».
Самое удивительное, что, как только Лихосватский скрылся из виду, Мотя, из всех сил пытавшийся вырваться из железной хватки Солнцевского, тут же успокоился и посмотрел на хозяина взглядом, полным глубокого осуждения.
– Отпусти его, а то еще хвост оторвешь, – заметил вдруг возникший ниоткуда Изя.
Илюха хоть и с некоторым сомнением, но послушался друга. Мотя отошел на пару шагов, отряхнулся и, глядя на хозяина, недовольно заверещал. В это время в голове Илюхи вдруг, откуда ни возьмись, появились странные мысли, но смысл их сводился к такой глупости, что тот тут же решительно отмел их. К удивлению Солнцевского, при этом Гореныш выпустил сноп искр и, гордо подняв головы, скрылся в амбаре.
– Что это с ним?
– По-моему, он тобой очень недоволен, – пояснил Изя, усаживаясь рядом. – Слушай, а тебе не показалось странным, что наш Мотя всегда недолюбливал Лихосватского?
– Недолюбливал?! Да он его чуть не сожрал! – воскликнул богатырь.
– Это сегодня, но не любил он его всегда, – в отличие от Солнцевского, черт отвечал, не повышая голоса. – Кстати, что это за бред нес Мартын по поводу клина на Киеве.
Илюха внимательно посмотрел на друга:
– Ты что, подслушивал?
– Скажем так, я слышал, – уточнил черт. – Но это сейчас не главное, а главное то, что Лихосватский в последнее время ведет себя несколько странно.
Солнцевский поскрипел мозгами и честно признался.
– Нет, не кажется.
– Я и не сомневался, – сказал черт и, бурча себе что-то под нос об эпохе первичного накопления капитала, о людях, проживающих в этой самой эпохе, отправился восвояси.
* * *
Пара недель прошла абсолютно спокойно. Друзья даже стали немного хандрить от безделья, и поэтому княжеского посыльного встретили со сдержанной радостью.
Посыльный передал требование Берендея срочно прибыть во дворец и тут же удалился. Что поделаешь, «Чумные палаты» до сих пор оставались не самым популярным местом в Киеве.
Все тут же облачились в фирменные косухи, Изя напялил бандану, и вся компания выдвинулась к княжескому терему. Мотя за небольшую взятку в виде трех коровьих мослов согласился подождать дома.
Терем, который в обычное время напоминал сонное царство, на этот раз был похож на растревоженный муравейник. Вокруг сновал ратный народ, слабо разноображенный боярами и посадским людом.
Посыльный передал требование Берендея срочно прибыть во дворец и тут же удалился. Что поделаешь, «Чумные палаты» до сих пор оставались не самым популярным местом в Киеве.
Все тут же облачились в фирменные косухи, Изя напялил бандану, и вся компания выдвинулась к княжескому терему. Мотя за небольшую взятку в виде трех коровьих мослов согласился подождать дома.
Терем, который в обычное время напоминал сонное царство, на этот раз был похож на растревоженный муравейник. Вокруг сновал ратный народ, слабо разноображенный боярами и посадским людом.