Страница:
Циничные планы большевиков наталкивались в России прежде всего на противодействие толстовцев. Толстовцы, особенно такие близкие к Льву Толстому, как Чертков, Бирюков, Трегубов, считали своим долгом предупреждать крестьян-сектантов об опасности слева. В сентябре 1902 года находившиеся в эмиграции Чертков и Трегубов разослали до пятидесяти тысяч писем крестьянам, приглашая их ответить на такие, например, вопросы: "Хорошо или дурно бунтовать против притеснителей, грабить и убивать правителей?" "Что должен и чего не должен делать христианин в наше время для улучшения своей веры и общей жизни?" (Там же. От редакции "Свободного слова" к русским сектантам. Том I, стр. 11.)
Тесную связь между крестьянами-сектантами и толстовцами большевики справедливо считали для себя крайне опасной. Многие их действия носили активно антитолстовский характер. Аргументируя необходимость такой борьбы, Бонч-Бруевич говорил на Втором съезде РСДРП: "Мы должны выбить толстовцев из их позиций, а для этого есть единственный способ: дать сектантам такую небольшую газетку, которая лучше и всесторонней отвечала бы их назревшей потребности политического саморазвития"( Бонч-Бруевич. Избранные сочинения. Том I, стр. 187-188.) Газета социал-демократов (большевиков) для сектантов-крестьян начала выходить в январе 1904 года, и главной задачей ее было оторвать крестьян от толстовских идей, от толстовского влияния(Газета "Рассвет" выходила в течение 1904 года. Всего вышло 9 номеров. Редактор: Бонч-Бруевич.) Для того, чтобы "выбить толстовцев из их позиций", друзьям Ленина годились любые средства. Так, в поисках материалов для своей антитолстовской газеты, Бонч-Бруевич, нисколько не смущаясь, обращается из Женевы к Льву Толстому с просьбой прислать документы о преследовании сектантов в России. "Все это мы тщательно переплетем, - писал он, - а когда будет в России свобода, тогда вместе со всей библиотекой, перевезем в одну из столиц, где и организуем широкую библиотеку - русский Британский музей"( Бонч-Бруевич - Льву Толстому 10 августа 1904 г. Отдел рукописей Толстовского музея в Москве.)
В то время как Бонч рисовал Толстому "светлое будущее", когда каждый гражданин свободной России сможет прочитать о страданиях крестьян-сектантов, Ленин выступал с резкой критикой Толстого-мыслителя и его последователей. "Тогда только добьется русский народ освобождения, когда поймет, что не у Толстого надо ему учиться добиваться лучшей жизни, а... у пролетариата". (В.И.Ленин. ПСС. 5 изд. Том 20, стр. 70-71. "Толстой и пролетарская борьба".) Особенную злобу Ленина вызывали толстовцы. Он находит для них самые уничижительные, самые оскорбительные эпитеты. Для него толстовец - "...истасканный истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который публично бия себя в грудь, говорит: "Я скверный, я гадкий, я занимаюсь нравственным усовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками"". И еще: "Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества, и потому совсем мизерны заграничные и русские толстовцы..."
Так оно и шло все первое десятилетие XX века: большевики поочередно пытались обольс-тить религиозное, евангельски настроенное крестьянство, в котором становилось с годами все больше толстовцев, и одновременно яростно набрасывались на тех же крестьян, когда не находили в них стремления бунтовать, жечь имения и самочинно делить помещичью землю. Еще более яростно атаковали они толстовцев-интеллигентов за их непротивленчество, за попытки сблизиться с крестьянами, отвратить их от кровавых эксцессов. Но в 1914 году произошли события, после которых большевики-прагматики снова увидели для себя в толстовцах некий прок.
С первых дней мировой войны толстовцы, как и многие другие сектанты, начали отказываться от службы в царской армии. Их судили в военных трибуналах, приговаривали к дисциплинарным батальонам, тюрьме, а кое-кого и к каторге (И.Ярков получил 8 лет каторжных работ). Для последователей Льва Толстого эти действия не были акцией политической. Неприятие любого насилия лежало в основе их мировоззрения. Именно в этом пункте они наиболее решительно расходились с революционерами любого толка, именно эта сторона толстовства более всего раздражала и народовольцев, и анархистов, и эсеров, и большевиков (социал-демократов). Еще в 1897 году, за два десятка лет до большевистской революции, знаменитый анархист Петр Кропоткин, встретив в Англии эмигрировавшего толстовца В.Черткова, написал ему:
"Если бы вам (толстовцам - М.П.) удалось соединить большое количество людей - большое непременно, которые во имя общечеловеческой поруки... подняли голос против всякого насилия сверху - экономического, политического и нравственного, - тогда насилие снизу, как самоотверженный протест против насилия сверху, все менее и менее становилось бы необходимым. Пока этого нет, насилие снизу останется фактором прогресса нравственного..." (Кропоткин - Черткову 10 июня 1897 г. Цит. по кн.: М.В.Муратов. Л.Н.Толстой и В.Г.Чертков. Изд. муз.Толстого, М., 1934.)
Как личность, известная своим мужеством и благородством поведения, Петр Кропоткин был приятен и В.Г.Черткову, и Льву Толстому, с которым он также обменялся письмами. Однако этот революционер ни толстовцев, ни самого Толстого в необходимости насилия в общественной жизни не убедил. Толстой писал по этому поводу: "Его аргументы в пользу насилия мне представляются не выражением убеждения, но только верности тому знамени, под которым он честно прослужил свою жизнь" (Толстой - Черткову 19 июня 1897 года. Цит. по книге Муратова.)
Не приняв призывов к насилию со стороны анархиста Кропоткина, толстовцы не приняли и войны, в которую вступила летом 1914 года Россия. К 1916 году протест против кровопролития поддерживали уже не отдельные лица, но большая организованная группа последователей и друзей Льва Толстого. Группа эта активно распространяла по Москве антивоенные листовки. В отличие от листовок большевиков, призывы непротивленцев-толстовцев были подписаны подлинными именами. Подписавшие эти листки были схвачены и преданы военному суду.
Большевики, как известно, считали поражение России в войне благом, так как, по их расчетам, такое поражение приблизило бы вожделенную пролетарскую революцию. В этой связи выступления толстовцев и особенно начатое против них судебное преследование большевиков порадовало. Тем более, что "дело толстовцев" приобрело довольно шумный характер: на скамье подсудимых оказались люди известные и уважаемые. В защиту толстовцев выступили самые крупные адвокаты, о толстовцах много писали газеты. Большевики надеялись, что суд приговорит толстовцев к большим срокам заключения или к ссылке в Сибирь и это приведет к новой волне отказов от военной службы. Вопреки этим надеждам все непротивленцы были по суду оправданы. Так или иначе, на почве неприятия войны отношение большевистского руководства к толстовцам на пороге революции снова улучшилось. Но не надолго.
В большом архиве В.Г.Черткова (65000 листов), который был в 1961 году передан в отдел рукописей Государственной библиотеки имени Ленина в Москве, имеется много материалов, показывающих, что толстовцы уже летом 1917 года поняли, что большевики рвутся к власти и власть их будет для народа нелегкой. В своих издательствах "Единение" и "Братство народов" они опубликовали листовку, написанную крестьянином-толстовцем Тульской губернии Михаилом Новиковым. Листовка называлась "Две свободы - ложная и истинная". В своем обращении Новиков противопоставил идеал евангельский идеалу партийному, социалисти-ческому, и пришел к выводу, что: "...Во все времена и у всех народов при всяких государст-венных порядках тот, кто имел в себе больше внутренней свободы, неразрывно связанной с вытекающими из нее стремлениями к трезвости, трудолюбию, бережливости - всегда лучше всех других устраивал и свою внешнюю материальную жизнь... Но люди будто забыли об этом и... стараются примкнуть к партиям - и в последнее время даже из среды сектантов..." (Архив В.Г.Черткова в библиотеке им. Ленина в Москве. Фонд 435.)
Летом 1917 года, вскоре после неудавшейся попытки большевиков захватить власть, Чертков выступил с серией докладов, опять-таки разъясняя позицию толстовцев по отношению ко всякому насилию, как государственному, так и партийному. Наконец, 28 октября, на третий день после захвата власти большевиками, когда по всей стране начались массовые убийства и всякого рода насилия, группа толстовцев, в которую входили В.Чертков, И.Горбунов-Посадов и другие, начала прямо на улицах Москвы распространять обращение "Прекратите братоубийст-во! Товарищам, братьям". Появляться в эти дни на улицах с такими листовками было смертельно опасно. И тем не менее толстовцы, и в том числе женщины, не остановились перед выполнением своего долга. Раздача Обращения продолжалась три дня. "Остановите взаимное братоубийство, - значилось в Обращении. - Все вы, борющиеся между собой, к какой бы стороне вы ни принадлежали, вы, люди всех партий и классов, вспомните, что все вы братья, сыны единого человечества".
Из черновых карандашных пометок в блокноте жены Владимира Черткова Анны Константиновны Чертковой (блокнот хранится в архиве Черткова в библиотеке им. Ленина) видно, что листовки толстовцев подчас встречали сочувствие и даже симпатию участников вооруженного восстания. В одном случае с содержанием Обращения полностью согласился солдат, в другом рабочий. Но, как записала Черткова, попадались ей красногвардейцы, кричавшие: "Ты смотри, курсистка, - правильно говори, а если будешь за буржуев, против нас, так мы тебе всю маску сорвем, штыком в тебя пырнем". Анну Черткову поразило, насколько смутно представляли себе цели революции все эти солдаты и рабочие с винтовками. Об одной такой встрече она записала: "30-го утром понесли последнюю пачку. Дала рабочему, он взял, стал читать и говорит: "А все-таки не бросим оружие до тех пор, пока все мерзавцы (подчерк-нуто Чертковой - М.П.) не будут на нашей стороне!" - И смех и грех! Понимай как знаешь!"
Итог двадцатилетнего диалога большевиков и толстовцев перед революцией 1917 года сводится очевидно к тому, что партии, планировавшей вооруженный захват власти, не удалось поколебать христианскую позицию толстовского братства и вовлечь последователей Льва Толстого в свои планы. Но, с другой стороны, и толстовцам не удалось уберечь русское крестьянство от веры в большевистские политические лозунги о земле и мире. Прав оказался П.А.Кропоткин, который в письме к В.Г.Черткову писал: "Человечество всегда двигалось только актуальными (подчеркнуто П.Кропоткиным - М.П.) силами, которые вы и пытаетесь создать. Удастся ли вам сплотить эти силы - не знаю; думаю, что нет"( Кропоткин - Черткову 10 июня 1897 г. Цитирую по книге Муратова "Л.Н.Толстой и В.Г.Чертков". М., 1934.). Толстовские идеи любви к ближнему, личной ответственности и необходимости самоусовершенствования не оказались в первом десятилетии XX века достаточно актуальными, чтобы завоевать, увлечь русское общество. Большевистская фразеология оказалась более привлекательной, более актуальной.
Толстой как будто предвидел эту ситуацию. В одном из последних своих произведений "Христово учение" он задался вопросом: почему человечество не пошло за Христом. Он считает, что стать подлинными христианами людям всегда мешали соблазны. "Соблазны есть ловушка, в которую заманивается человек подобием добра", - писал великий моралист. Одним из таких соблазнов, по его мнению, является государство. "Он (соблазн государства - М. П.) состоит в том, что люди оправдываются в совершении ими грехов благом многих людей, народа, человечества". При любой власти руководители страны маскируют государственное насилие подобием добра. Но коммунисты сделали этот соблазн особенно массовым и всеобъемлющим. Вслед за кровопролитием, которое последует при уничтожении капиталистов и помещиков, коммунисты обещают народам "светлое будущее", всеобщий коммунистический рай. Коммуни-стическое государство есть попытка оправдать государственную идею вообще, оно является апологией насилия и принуждения. В глазах Толстого большевистское государство должно выглядеть значительно более отталкивающим, чем всякая другая власть, которая меньше камуфлирует свои подлинные неблаговидные цели. К сожалению, эту важную мысль поняли лишь очень немногие ученики Толстого. На пороге октябрьского переворота рядовые толстовцы туманно представляли себе, что означает для них и для страны в целом власть большевиков. Большевистская фразеология, включавшая лозунг о мире, представлялась им наиболее разумной и даже нравственной. Вот как описывал свое тогдашнее состояние самарский толстовец Илья Ярков:
"...Апрель-сентябрь 1917 года - поистине удивительное время. Тогда в России... все "колобродило"... ферментировалась какая-то качественно совсем иная форма жизни. Народ искал путей, по которым должно было пойти дальнейшее развитие и углубление революции. И главнейшая проблема, которая тогда волновала все без исключения умы, была проблема войны и мира: "Продолжать ли вести войну или же найти средство активно выключиться из нее?.." На чьей стороне был я? - Скажу коротко: на стороне тех, кто - тогда - не хотели продолжать войну. На стороне тех, кто главнейшим программным пунктом своей борьбы объявляли скорейшее прекращение войны: "Долой войну!" Самый лозунг "братания" на фронте был мне как нельзя более по душе. Как назывались люди, которые горой стояли за прекращение войны? Назывались они - "большевики". И за избирательный список этих самых "большевиков" (в Самаре он был под номером 1-м) мы тогда с Марьей (женой) и отдали дважды свои голоса. Ни к какой другой партии у меня не лежало сердце" (И.П.Ярков (Куйбышев). "Моя жизнь". Автобиография. Машинопись. Ок. 1000 стр. Авторский экземпляр.)
Переворот 25 декабря 1917 года толстовец Ярков также воспринял с одобрением. "...К нашему основному настроению и тогда, и возможно теперь можно с полным основанием приложить слова моего тезки Ильи Эренбурга: "Я не оплакивал ни имений, ни заводов, ни акций: я был беден и богатство сызмала презирал". Мы с писателем, стало быть, к приходу Октября находились в одинаковой имущественной позиции: нам нечего было терять" (Там же. Цит. из книги И.Эренбурга "Люди, годы, жизнь". М., 1961, стр. 338.)
Откуда было знать в 1917 году мелкому самарскому служащему, а позднее журналисту Яркову, что в следующие полвека он поплатится за свои толстовские взгляды сначала трехлет-ней (1929-1931) административной ссылкой, затем смертным приговором военного трибунала (1942) и, наконец, пребыванием в сумасшедшем доме (1951-1954), специально построенном НКВД для тех, чьи взгляды не совпадали с официальными. (Там же. Цит. из книги И.Эренбурга "Люди, годы, жизнь". М., 1961, стр. 338.)
Глава III
"ЗОЛОТОЙ ВЕК"
Большевики и толстовцы во время Гражданской войны (1918-1922)
Толстовцы, с которыми мне приходилось беседовать об истории их маленького народа, вспоминали начало 20-х годов как время для них сравнительно благополучное. А один из опрошенных мною стариков даже назвал эпоху 1918-22 годов "золотым веком толстовства". И действительно, придя к власти, большевики в первые годы не слишком беспокоились о толстов-цах. Может быть оттого, что были заняты борьбой с более опасным врагом, а возможно, полагая (вполне справедливо), что толстовцы теперь от них никуда не уйдут и с этим старинным другом-врагом рассчитаться они всегда успеют. Так или иначе, толстовцы-горожане (большинство из них жило в Москве) смогли развернуть в эти годы довольно активную деятельность. Еще при Временном правительстве 2 июня 1917 года они организовали в Москве Общество Истинной Свободы в память Л.Н.Толстого. Общество располагало большой библиотекой религиозного и философского содержания, вегетарианской столовой, которая вместе с тем служила клубом - местом постоянных лекций, бесед и публичных диспутов. При обществе же функционировало основанное еще при жизни Л.Н.Толстого издательство "Посредник", которое в первые годы после революции выпускало произведения Толстого, запрещенные царской цензурой. Во главе Общества стояли В.Чертков, В.Булгаков и П.Бирюков. В разные годы Общество объединяло от 750 до тысячи членов, в основном горожан-интеллигентов. Такие же общества начали в те годы возникать и в провинции: остались свидетельства о создании Обществ Истинной Свободы в двух деревнях Смоленской области, а также в селах Заволжья и Подмосковья ((В толстовском журнале "Истинная Свобода" № 1 за апрель 1920 года была помещена следующая заметка: "Деревня Драгуны, Смоленской губернии, Демидовского з-да, Касплянской волости. В декабре 1919 г. здесь возникло Общество Истинной Свободы в память Л.Н.Толстого. Учредители прислали в Московское ОИС письмо, в котором между прочим говорится: "Мы хотим пойти по тому пути правды, истины, добра, итти по которому так громко призывал всех людей Лев Николаевич"".)
Особенно оживилась деятельность Общества в 1920 году в связи с десятой годовщиной смерти Л.Толстого. Двадцатого ноября на вечер в Большом зале Консерватории собралось более 2000 слушателей. Доклад делал писатель Андрей Белый и один из руководителей Общества Валентин Булгаков. Оба доклада носили полемический характер, но особенно остро прозвучала речь Булгакова. Он не только изложил основные религиозно-философские идеи Толстого, но и в высшей степени критически отозвался о так называемых достижениях большевистской революции. Эти достижения бывший секретарь Льва Толстого определил как внешние, так как революция не устранила ни войн, ни казней, ни социального неравенства. Речь Булгакова сопровождалась горячими аплодисментами одной части зала и свистками и шумом со стороны другой половины слушателей. Довести речь до конца Булгакову не дали. Он лишь успел сквозь шум выкрикнуть, что в российскую действительность, в которой и прежде никогда не было привычки к свободному слову, нынешние властители внесли еще большую нетерпимость.
Толстовские торжества 1920 года показали, что внешние перемены в положении двух издавно конфликтующих сторон ничего в их взаимоотношениях не изменили. Хотя большевики пришли к власти, толстовцы Советской России остались при тех же взглядах и принципах, которые они публично высказывали и до октября 1917 года. Для распространения своих взглядов служили им не только различные торжества и диспуты, но и их собственные газеты.
По разрозненным номерам, сохраняемым в Ленинской библиотеке в Москве, можно проследить, как развивалась толстовская печать в первые годы революции. Первую толстовскую газету "Единение" Чертков начал выпускать, очевидно, еще до октября 1917 года. Как можно понять, существовала некоторое время также газета "Голос Толстого". Затем обе газеты слились в издание "Голос Толстого и Единение" с подзаголовком: "Повременное издание, посвященное обновлению жизни при свете разума и любви". Позднее власти закрыли ее и появилась газета "Обновление жизни", опять-таки выпускаемая неутомимым В.Г.Чертковым. В 1920 и 1921 годах В.Ф.Булгаков выпускал также журнал "Истинная свобода". Очевидно, в провинции были и другие толстовские издания, но существовали они недолго. Мне пришлось держать в руках лишь толстовскую газету "Братство", выходившую в Киеве в 1920. Дольше других, до 1922 года, просуществовала газета "Teristo", выходившая на языке эсперанто. Толстой в свое время приветствовал появление эсперанто как средства распространения его религиозно-философских идей. Газета эсперантистов в 1922 г. уже не была чисто толстовской, но на ее страницах толстовцы нашли свое последнее прибежище. Они писали на темы педагогики, сельского хозяйства, развивая, однако, при этом свои мысли о жизни по совести. К концу 1922 года закрылась и эта газета. В следующие 7-8 лет единственным средством публичного письменного общения между друзьями и последователями Льва Толстого оставался маленький Бюллетень, печатаемый раз в месяц на стеклографе тиражом в 200 экземпляров. Дурно напечатанные на отвратительной бумаге листки Бюллетеня мне никак не удавалось скопировать на микрофильм. Но при всем полиграфическом убожестве издание это вызывает глубокое уважение своим содержанием: от идей Льва Толстого толстовцы не отказались до последней минуты, до тех пор, пока представляли собой какое-то организационное единство.
Толстовцы пользовались коротким "золотым веком" начала 20-х годов для того, чтобы снова и снова повторять в своих газетах, журналах и бюллетенях, что к свободе и равенству каждого отдельного индивидуума может привести только нравственное усовершенствование в свете христианства. Они продолжали публично утверждать, что любая власть, независимо от социальной и экономической системы, господствующей в стране, исключает подлинное христианство, ибо христианство предполагает любовь между людьми, а государство ради своих интересов требует от гражданина насилий через участие в военной службе. Со ссылкой на Герцена, которого они цитировали особенно охотно, толстовцы писали, что спасая самого себя, человек делает больше для спасения человечества, нежели в том случае, когда он пытается спасти мир ("Истинная свобода", №1, 1920.).
Свою миссию толстовцы видели прежде всего в том, чтобы защитить российского гражданина от социалистических экспериментов, в самой сути которых таится презрение к человеку, к личности (Академик физиолог Иван Петрович Павлов, не будучи толстовцем, точно сформулировал эту же мысль в терминах своей науки: "Если то, что делают большевики с Россией, есть эксперимент, то для таких опытов я пожалел бы дать даже лягушку". (Лекция перед студентами Военно-Медицинской Академии в 1918 г. Цит по автобиографии проф. Бабкина. Чикаго, 1951.)) Они не принимали деления общества на классы и не соглашались с идеей большевиков о том, что личность имеет смысл и значение, только если она принадлежит к большинству, к классу угнетаемых. Секретарь Л.Толстого Н.Н.Гусев в статье "За кого бы был Лев Толстой" писал в разгар Гражданской войны, что Лев Николаевич, буде он жил в эпоху братоубийственной войны, не стоял бы ни на стороне красных, ни на стороне белых, но обличал бы насилие обеих сторон . ("Голос Толстого и Единение", №12, 1919. Николай Гусев. "За кого бы был Л.Толстой".). Надо ли говорить, что большевистское руководство с раздражением реагировало на подобные высказывания и постоянно закрывало толстовские издания. Впрочем, в пределах столицы в те неустойчивые для них времена власти предпочитали действовать увещевающим словом.
Начиная с декабря 1919 года по август 1920 между наркомом просвещения старым большевиком А.В.Луначарским и толстовцами, а также деятелями различных культов состоялось несколько диспутов. Дебаты происходили в большом зале Политехнического музея и собирали тысячные аудитории. В первый вечер нарком Луначарский сделал доклад, в котором объяснил точку зрения своей партии на религию. В качестве вывода он заявил, что благодетелем человечества является не Христос, а большевики как авангард рабочего класса. Спустя два месяца, 5 марта 1920 года, состоялась дискуссия, в которой кроме Луначарского принимали участие поэт-символист Вячеслав Иванов, еврейский рабби и православный священник. От толстовцев выступил В.Булгаков. Среди прочего Булгаков обратил внимание аудитории на то, что Луначарский, в силу малой своей подготовленности, не различает между собой таких понятий, как вера, религия и церковь. Для большевика Бог таков, каким его представляет православная церковь. Между тем, все растущее количество сект показывает, что образ Божий в сознании людей чрезвычайно разнообразен. Соответственно различны формы веры, различен и тот смысл, который люди, верящие по-разному, вкладывают в свою веру. Призывая народ к безверию, следовало бы прежде всего понимать, от чего именно отвращаешь людей.
В дальнейших диспутах с большевиками Валентин Булгаков и Владимир Чертков занимали наиболее непримиримую позицию. Во время встречи 7 августа 1920 года В.Чертков прямо заявил, что большевистские вожди в России надругались над самым высоким чувством народа, над его верой в Бога; отсюда проистекает недоверие народа к большевизму. Несмотря на то, что Луначарский считался наиболее интеллектуальной личностью среди большевиков, и ему ассистировали такие специалисты по проблеме атеизма, как Емельян Ярославский (будущий глава советского антирелигиозного ведомства) и профессор Рейснер, публика отмечала, что позиция толстовцев аргументирована более солидно. Толстовские ораторы показали себя людьми более образованными и просто более умными, нежели их оппоненты и даже их союзники.
Высшего накала дебаты достигли на двух последних вечерах в Политехническом музее 18 и 26 августа 1920 года. В докладе, который он озаглавил "Лев Толстой и Карл Маркс", Валентин Булгаков заявил, что всякий социализм, который обещает рай на земле, есть лишенная всякого смысла фантазия. Человеческие инстинкты не меняются от того, что в стране возникают новые формы власти. В социалистическом государстве, как и во всяком другом, основанном на насилии, не исчезнут ни корысть, ни собственничество, ни ненависть. Революция, которая сосредоточена только на внешних, экономических аспектах жизни, будет вливать новое вино в старые мехи. Обновить человека изнутри может только революция умственная, революция духа (В.Ф.Булгаков. "Лев Толстой и Карл Маркс" в кн. "Лев Толстой и современность". Стр. 55-66.).
Тесную связь между крестьянами-сектантами и толстовцами большевики справедливо считали для себя крайне опасной. Многие их действия носили активно антитолстовский характер. Аргументируя необходимость такой борьбы, Бонч-Бруевич говорил на Втором съезде РСДРП: "Мы должны выбить толстовцев из их позиций, а для этого есть единственный способ: дать сектантам такую небольшую газетку, которая лучше и всесторонней отвечала бы их назревшей потребности политического саморазвития"( Бонч-Бруевич. Избранные сочинения. Том I, стр. 187-188.) Газета социал-демократов (большевиков) для сектантов-крестьян начала выходить в январе 1904 года, и главной задачей ее было оторвать крестьян от толстовских идей, от толстовского влияния(Газета "Рассвет" выходила в течение 1904 года. Всего вышло 9 номеров. Редактор: Бонч-Бруевич.) Для того, чтобы "выбить толстовцев из их позиций", друзьям Ленина годились любые средства. Так, в поисках материалов для своей антитолстовской газеты, Бонч-Бруевич, нисколько не смущаясь, обращается из Женевы к Льву Толстому с просьбой прислать документы о преследовании сектантов в России. "Все это мы тщательно переплетем, - писал он, - а когда будет в России свобода, тогда вместе со всей библиотекой, перевезем в одну из столиц, где и организуем широкую библиотеку - русский Британский музей"( Бонч-Бруевич - Льву Толстому 10 августа 1904 г. Отдел рукописей Толстовского музея в Москве.)
В то время как Бонч рисовал Толстому "светлое будущее", когда каждый гражданин свободной России сможет прочитать о страданиях крестьян-сектантов, Ленин выступал с резкой критикой Толстого-мыслителя и его последователей. "Тогда только добьется русский народ освобождения, когда поймет, что не у Толстого надо ему учиться добиваться лучшей жизни, а... у пролетариата". (В.И.Ленин. ПСС. 5 изд. Том 20, стр. 70-71. "Толстой и пролетарская борьба".) Особенную злобу Ленина вызывали толстовцы. Он находит для них самые уничижительные, самые оскорбительные эпитеты. Для него толстовец - "...истасканный истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который публично бия себя в грудь, говорит: "Я скверный, я гадкий, я занимаюсь нравственным усовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками"". И еще: "Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества, и потому совсем мизерны заграничные и русские толстовцы..."
Так оно и шло все первое десятилетие XX века: большевики поочередно пытались обольс-тить религиозное, евангельски настроенное крестьянство, в котором становилось с годами все больше толстовцев, и одновременно яростно набрасывались на тех же крестьян, когда не находили в них стремления бунтовать, жечь имения и самочинно делить помещичью землю. Еще более яростно атаковали они толстовцев-интеллигентов за их непротивленчество, за попытки сблизиться с крестьянами, отвратить их от кровавых эксцессов. Но в 1914 году произошли события, после которых большевики-прагматики снова увидели для себя в толстовцах некий прок.
С первых дней мировой войны толстовцы, как и многие другие сектанты, начали отказываться от службы в царской армии. Их судили в военных трибуналах, приговаривали к дисциплинарным батальонам, тюрьме, а кое-кого и к каторге (И.Ярков получил 8 лет каторжных работ). Для последователей Льва Толстого эти действия не были акцией политической. Неприятие любого насилия лежало в основе их мировоззрения. Именно в этом пункте они наиболее решительно расходились с революционерами любого толка, именно эта сторона толстовства более всего раздражала и народовольцев, и анархистов, и эсеров, и большевиков (социал-демократов). Еще в 1897 году, за два десятка лет до большевистской революции, знаменитый анархист Петр Кропоткин, встретив в Англии эмигрировавшего толстовца В.Черткова, написал ему:
"Если бы вам (толстовцам - М.П.) удалось соединить большое количество людей - большое непременно, которые во имя общечеловеческой поруки... подняли голос против всякого насилия сверху - экономического, политического и нравственного, - тогда насилие снизу, как самоотверженный протест против насилия сверху, все менее и менее становилось бы необходимым. Пока этого нет, насилие снизу останется фактором прогресса нравственного..." (Кропоткин - Черткову 10 июня 1897 г. Цит. по кн.: М.В.Муратов. Л.Н.Толстой и В.Г.Чертков. Изд. муз.Толстого, М., 1934.)
Как личность, известная своим мужеством и благородством поведения, Петр Кропоткин был приятен и В.Г.Черткову, и Льву Толстому, с которым он также обменялся письмами. Однако этот революционер ни толстовцев, ни самого Толстого в необходимости насилия в общественной жизни не убедил. Толстой писал по этому поводу: "Его аргументы в пользу насилия мне представляются не выражением убеждения, но только верности тому знамени, под которым он честно прослужил свою жизнь" (Толстой - Черткову 19 июня 1897 года. Цит. по книге Муратова.)
Не приняв призывов к насилию со стороны анархиста Кропоткина, толстовцы не приняли и войны, в которую вступила летом 1914 года Россия. К 1916 году протест против кровопролития поддерживали уже не отдельные лица, но большая организованная группа последователей и друзей Льва Толстого. Группа эта активно распространяла по Москве антивоенные листовки. В отличие от листовок большевиков, призывы непротивленцев-толстовцев были подписаны подлинными именами. Подписавшие эти листки были схвачены и преданы военному суду.
Большевики, как известно, считали поражение России в войне благом, так как, по их расчетам, такое поражение приблизило бы вожделенную пролетарскую революцию. В этой связи выступления толстовцев и особенно начатое против них судебное преследование большевиков порадовало. Тем более, что "дело толстовцев" приобрело довольно шумный характер: на скамье подсудимых оказались люди известные и уважаемые. В защиту толстовцев выступили самые крупные адвокаты, о толстовцах много писали газеты. Большевики надеялись, что суд приговорит толстовцев к большим срокам заключения или к ссылке в Сибирь и это приведет к новой волне отказов от военной службы. Вопреки этим надеждам все непротивленцы были по суду оправданы. Так или иначе, на почве неприятия войны отношение большевистского руководства к толстовцам на пороге революции снова улучшилось. Но не надолго.
В большом архиве В.Г.Черткова (65000 листов), который был в 1961 году передан в отдел рукописей Государственной библиотеки имени Ленина в Москве, имеется много материалов, показывающих, что толстовцы уже летом 1917 года поняли, что большевики рвутся к власти и власть их будет для народа нелегкой. В своих издательствах "Единение" и "Братство народов" они опубликовали листовку, написанную крестьянином-толстовцем Тульской губернии Михаилом Новиковым. Листовка называлась "Две свободы - ложная и истинная". В своем обращении Новиков противопоставил идеал евангельский идеалу партийному, социалисти-ческому, и пришел к выводу, что: "...Во все времена и у всех народов при всяких государст-венных порядках тот, кто имел в себе больше внутренней свободы, неразрывно связанной с вытекающими из нее стремлениями к трезвости, трудолюбию, бережливости - всегда лучше всех других устраивал и свою внешнюю материальную жизнь... Но люди будто забыли об этом и... стараются примкнуть к партиям - и в последнее время даже из среды сектантов..." (Архив В.Г.Черткова в библиотеке им. Ленина в Москве. Фонд 435.)
Летом 1917 года, вскоре после неудавшейся попытки большевиков захватить власть, Чертков выступил с серией докладов, опять-таки разъясняя позицию толстовцев по отношению ко всякому насилию, как государственному, так и партийному. Наконец, 28 октября, на третий день после захвата власти большевиками, когда по всей стране начались массовые убийства и всякого рода насилия, группа толстовцев, в которую входили В.Чертков, И.Горбунов-Посадов и другие, начала прямо на улицах Москвы распространять обращение "Прекратите братоубийст-во! Товарищам, братьям". Появляться в эти дни на улицах с такими листовками было смертельно опасно. И тем не менее толстовцы, и в том числе женщины, не остановились перед выполнением своего долга. Раздача Обращения продолжалась три дня. "Остановите взаимное братоубийство, - значилось в Обращении. - Все вы, борющиеся между собой, к какой бы стороне вы ни принадлежали, вы, люди всех партий и классов, вспомните, что все вы братья, сыны единого человечества".
Из черновых карандашных пометок в блокноте жены Владимира Черткова Анны Константиновны Чертковой (блокнот хранится в архиве Черткова в библиотеке им. Ленина) видно, что листовки толстовцев подчас встречали сочувствие и даже симпатию участников вооруженного восстания. В одном случае с содержанием Обращения полностью согласился солдат, в другом рабочий. Но, как записала Черткова, попадались ей красногвардейцы, кричавшие: "Ты смотри, курсистка, - правильно говори, а если будешь за буржуев, против нас, так мы тебе всю маску сорвем, штыком в тебя пырнем". Анну Черткову поразило, насколько смутно представляли себе цели революции все эти солдаты и рабочие с винтовками. Об одной такой встрече она записала: "30-го утром понесли последнюю пачку. Дала рабочему, он взял, стал читать и говорит: "А все-таки не бросим оружие до тех пор, пока все мерзавцы (подчерк-нуто Чертковой - М.П.) не будут на нашей стороне!" - И смех и грех! Понимай как знаешь!"
Итог двадцатилетнего диалога большевиков и толстовцев перед революцией 1917 года сводится очевидно к тому, что партии, планировавшей вооруженный захват власти, не удалось поколебать христианскую позицию толстовского братства и вовлечь последователей Льва Толстого в свои планы. Но, с другой стороны, и толстовцам не удалось уберечь русское крестьянство от веры в большевистские политические лозунги о земле и мире. Прав оказался П.А.Кропоткин, который в письме к В.Г.Черткову писал: "Человечество всегда двигалось только актуальными (подчеркнуто П.Кропоткиным - М.П.) силами, которые вы и пытаетесь создать. Удастся ли вам сплотить эти силы - не знаю; думаю, что нет"( Кропоткин - Черткову 10 июня 1897 г. Цитирую по книге Муратова "Л.Н.Толстой и В.Г.Чертков". М., 1934.). Толстовские идеи любви к ближнему, личной ответственности и необходимости самоусовершенствования не оказались в первом десятилетии XX века достаточно актуальными, чтобы завоевать, увлечь русское общество. Большевистская фразеология оказалась более привлекательной, более актуальной.
Толстой как будто предвидел эту ситуацию. В одном из последних своих произведений "Христово учение" он задался вопросом: почему человечество не пошло за Христом. Он считает, что стать подлинными христианами людям всегда мешали соблазны. "Соблазны есть ловушка, в которую заманивается человек подобием добра", - писал великий моралист. Одним из таких соблазнов, по его мнению, является государство. "Он (соблазн государства - М. П.) состоит в том, что люди оправдываются в совершении ими грехов благом многих людей, народа, человечества". При любой власти руководители страны маскируют государственное насилие подобием добра. Но коммунисты сделали этот соблазн особенно массовым и всеобъемлющим. Вслед за кровопролитием, которое последует при уничтожении капиталистов и помещиков, коммунисты обещают народам "светлое будущее", всеобщий коммунистический рай. Коммуни-стическое государство есть попытка оправдать государственную идею вообще, оно является апологией насилия и принуждения. В глазах Толстого большевистское государство должно выглядеть значительно более отталкивающим, чем всякая другая власть, которая меньше камуфлирует свои подлинные неблаговидные цели. К сожалению, эту важную мысль поняли лишь очень немногие ученики Толстого. На пороге октябрьского переворота рядовые толстовцы туманно представляли себе, что означает для них и для страны в целом власть большевиков. Большевистская фразеология, включавшая лозунг о мире, представлялась им наиболее разумной и даже нравственной. Вот как описывал свое тогдашнее состояние самарский толстовец Илья Ярков:
"...Апрель-сентябрь 1917 года - поистине удивительное время. Тогда в России... все "колобродило"... ферментировалась какая-то качественно совсем иная форма жизни. Народ искал путей, по которым должно было пойти дальнейшее развитие и углубление революции. И главнейшая проблема, которая тогда волновала все без исключения умы, была проблема войны и мира: "Продолжать ли вести войну или же найти средство активно выключиться из нее?.." На чьей стороне был я? - Скажу коротко: на стороне тех, кто - тогда - не хотели продолжать войну. На стороне тех, кто главнейшим программным пунктом своей борьбы объявляли скорейшее прекращение войны: "Долой войну!" Самый лозунг "братания" на фронте был мне как нельзя более по душе. Как назывались люди, которые горой стояли за прекращение войны? Назывались они - "большевики". И за избирательный список этих самых "большевиков" (в Самаре он был под номером 1-м) мы тогда с Марьей (женой) и отдали дважды свои голоса. Ни к какой другой партии у меня не лежало сердце" (И.П.Ярков (Куйбышев). "Моя жизнь". Автобиография. Машинопись. Ок. 1000 стр. Авторский экземпляр.)
Переворот 25 декабря 1917 года толстовец Ярков также воспринял с одобрением. "...К нашему основному настроению и тогда, и возможно теперь можно с полным основанием приложить слова моего тезки Ильи Эренбурга: "Я не оплакивал ни имений, ни заводов, ни акций: я был беден и богатство сызмала презирал". Мы с писателем, стало быть, к приходу Октября находились в одинаковой имущественной позиции: нам нечего было терять" (Там же. Цит. из книги И.Эренбурга "Люди, годы, жизнь". М., 1961, стр. 338.)
Откуда было знать в 1917 году мелкому самарскому служащему, а позднее журналисту Яркову, что в следующие полвека он поплатится за свои толстовские взгляды сначала трехлет-ней (1929-1931) административной ссылкой, затем смертным приговором военного трибунала (1942) и, наконец, пребыванием в сумасшедшем доме (1951-1954), специально построенном НКВД для тех, чьи взгляды не совпадали с официальными. (Там же. Цит. из книги И.Эренбурга "Люди, годы, жизнь". М., 1961, стр. 338.)
Глава III
"ЗОЛОТОЙ ВЕК"
Большевики и толстовцы во время Гражданской войны (1918-1922)
Толстовцы, с которыми мне приходилось беседовать об истории их маленького народа, вспоминали начало 20-х годов как время для них сравнительно благополучное. А один из опрошенных мною стариков даже назвал эпоху 1918-22 годов "золотым веком толстовства". И действительно, придя к власти, большевики в первые годы не слишком беспокоились о толстов-цах. Может быть оттого, что были заняты борьбой с более опасным врагом, а возможно, полагая (вполне справедливо), что толстовцы теперь от них никуда не уйдут и с этим старинным другом-врагом рассчитаться они всегда успеют. Так или иначе, толстовцы-горожане (большинство из них жило в Москве) смогли развернуть в эти годы довольно активную деятельность. Еще при Временном правительстве 2 июня 1917 года они организовали в Москве Общество Истинной Свободы в память Л.Н.Толстого. Общество располагало большой библиотекой религиозного и философского содержания, вегетарианской столовой, которая вместе с тем служила клубом - местом постоянных лекций, бесед и публичных диспутов. При обществе же функционировало основанное еще при жизни Л.Н.Толстого издательство "Посредник", которое в первые годы после революции выпускало произведения Толстого, запрещенные царской цензурой. Во главе Общества стояли В.Чертков, В.Булгаков и П.Бирюков. В разные годы Общество объединяло от 750 до тысячи членов, в основном горожан-интеллигентов. Такие же общества начали в те годы возникать и в провинции: остались свидетельства о создании Обществ Истинной Свободы в двух деревнях Смоленской области, а также в селах Заволжья и Подмосковья ((В толстовском журнале "Истинная Свобода" № 1 за апрель 1920 года была помещена следующая заметка: "Деревня Драгуны, Смоленской губернии, Демидовского з-да, Касплянской волости. В декабре 1919 г. здесь возникло Общество Истинной Свободы в память Л.Н.Толстого. Учредители прислали в Московское ОИС письмо, в котором между прочим говорится: "Мы хотим пойти по тому пути правды, истины, добра, итти по которому так громко призывал всех людей Лев Николаевич"".)
Особенно оживилась деятельность Общества в 1920 году в связи с десятой годовщиной смерти Л.Толстого. Двадцатого ноября на вечер в Большом зале Консерватории собралось более 2000 слушателей. Доклад делал писатель Андрей Белый и один из руководителей Общества Валентин Булгаков. Оба доклада носили полемический характер, но особенно остро прозвучала речь Булгакова. Он не только изложил основные религиозно-философские идеи Толстого, но и в высшей степени критически отозвался о так называемых достижениях большевистской революции. Эти достижения бывший секретарь Льва Толстого определил как внешние, так как революция не устранила ни войн, ни казней, ни социального неравенства. Речь Булгакова сопровождалась горячими аплодисментами одной части зала и свистками и шумом со стороны другой половины слушателей. Довести речь до конца Булгакову не дали. Он лишь успел сквозь шум выкрикнуть, что в российскую действительность, в которой и прежде никогда не было привычки к свободному слову, нынешние властители внесли еще большую нетерпимость.
Толстовские торжества 1920 года показали, что внешние перемены в положении двух издавно конфликтующих сторон ничего в их взаимоотношениях не изменили. Хотя большевики пришли к власти, толстовцы Советской России остались при тех же взглядах и принципах, которые они публично высказывали и до октября 1917 года. Для распространения своих взглядов служили им не только различные торжества и диспуты, но и их собственные газеты.
По разрозненным номерам, сохраняемым в Ленинской библиотеке в Москве, можно проследить, как развивалась толстовская печать в первые годы революции. Первую толстовскую газету "Единение" Чертков начал выпускать, очевидно, еще до октября 1917 года. Как можно понять, существовала некоторое время также газета "Голос Толстого". Затем обе газеты слились в издание "Голос Толстого и Единение" с подзаголовком: "Повременное издание, посвященное обновлению жизни при свете разума и любви". Позднее власти закрыли ее и появилась газета "Обновление жизни", опять-таки выпускаемая неутомимым В.Г.Чертковым. В 1920 и 1921 годах В.Ф.Булгаков выпускал также журнал "Истинная свобода". Очевидно, в провинции были и другие толстовские издания, но существовали они недолго. Мне пришлось держать в руках лишь толстовскую газету "Братство", выходившую в Киеве в 1920. Дольше других, до 1922 года, просуществовала газета "Teristo", выходившая на языке эсперанто. Толстой в свое время приветствовал появление эсперанто как средства распространения его религиозно-философских идей. Газета эсперантистов в 1922 г. уже не была чисто толстовской, но на ее страницах толстовцы нашли свое последнее прибежище. Они писали на темы педагогики, сельского хозяйства, развивая, однако, при этом свои мысли о жизни по совести. К концу 1922 года закрылась и эта газета. В следующие 7-8 лет единственным средством публичного письменного общения между друзьями и последователями Льва Толстого оставался маленький Бюллетень, печатаемый раз в месяц на стеклографе тиражом в 200 экземпляров. Дурно напечатанные на отвратительной бумаге листки Бюллетеня мне никак не удавалось скопировать на микрофильм. Но при всем полиграфическом убожестве издание это вызывает глубокое уважение своим содержанием: от идей Льва Толстого толстовцы не отказались до последней минуты, до тех пор, пока представляли собой какое-то организационное единство.
Толстовцы пользовались коротким "золотым веком" начала 20-х годов для того, чтобы снова и снова повторять в своих газетах, журналах и бюллетенях, что к свободе и равенству каждого отдельного индивидуума может привести только нравственное усовершенствование в свете христианства. Они продолжали публично утверждать, что любая власть, независимо от социальной и экономической системы, господствующей в стране, исключает подлинное христианство, ибо христианство предполагает любовь между людьми, а государство ради своих интересов требует от гражданина насилий через участие в военной службе. Со ссылкой на Герцена, которого они цитировали особенно охотно, толстовцы писали, что спасая самого себя, человек делает больше для спасения человечества, нежели в том случае, когда он пытается спасти мир ("Истинная свобода", №1, 1920.).
Свою миссию толстовцы видели прежде всего в том, чтобы защитить российского гражданина от социалистических экспериментов, в самой сути которых таится презрение к человеку, к личности (Академик физиолог Иван Петрович Павлов, не будучи толстовцем, точно сформулировал эту же мысль в терминах своей науки: "Если то, что делают большевики с Россией, есть эксперимент, то для таких опытов я пожалел бы дать даже лягушку". (Лекция перед студентами Военно-Медицинской Академии в 1918 г. Цит по автобиографии проф. Бабкина. Чикаго, 1951.)) Они не принимали деления общества на классы и не соглашались с идеей большевиков о том, что личность имеет смысл и значение, только если она принадлежит к большинству, к классу угнетаемых. Секретарь Л.Толстого Н.Н.Гусев в статье "За кого бы был Лев Толстой" писал в разгар Гражданской войны, что Лев Николаевич, буде он жил в эпоху братоубийственной войны, не стоял бы ни на стороне красных, ни на стороне белых, но обличал бы насилие обеих сторон . ("Голос Толстого и Единение", №12, 1919. Николай Гусев. "За кого бы был Л.Толстой".). Надо ли говорить, что большевистское руководство с раздражением реагировало на подобные высказывания и постоянно закрывало толстовские издания. Впрочем, в пределах столицы в те неустойчивые для них времена власти предпочитали действовать увещевающим словом.
Начиная с декабря 1919 года по август 1920 между наркомом просвещения старым большевиком А.В.Луначарским и толстовцами, а также деятелями различных культов состоялось несколько диспутов. Дебаты происходили в большом зале Политехнического музея и собирали тысячные аудитории. В первый вечер нарком Луначарский сделал доклад, в котором объяснил точку зрения своей партии на религию. В качестве вывода он заявил, что благодетелем человечества является не Христос, а большевики как авангард рабочего класса. Спустя два месяца, 5 марта 1920 года, состоялась дискуссия, в которой кроме Луначарского принимали участие поэт-символист Вячеслав Иванов, еврейский рабби и православный священник. От толстовцев выступил В.Булгаков. Среди прочего Булгаков обратил внимание аудитории на то, что Луначарский, в силу малой своей подготовленности, не различает между собой таких понятий, как вера, религия и церковь. Для большевика Бог таков, каким его представляет православная церковь. Между тем, все растущее количество сект показывает, что образ Божий в сознании людей чрезвычайно разнообразен. Соответственно различны формы веры, различен и тот смысл, который люди, верящие по-разному, вкладывают в свою веру. Призывая народ к безверию, следовало бы прежде всего понимать, от чего именно отвращаешь людей.
В дальнейших диспутах с большевиками Валентин Булгаков и Владимир Чертков занимали наиболее непримиримую позицию. Во время встречи 7 августа 1920 года В.Чертков прямо заявил, что большевистские вожди в России надругались над самым высоким чувством народа, над его верой в Бога; отсюда проистекает недоверие народа к большевизму. Несмотря на то, что Луначарский считался наиболее интеллектуальной личностью среди большевиков, и ему ассистировали такие специалисты по проблеме атеизма, как Емельян Ярославский (будущий глава советского антирелигиозного ведомства) и профессор Рейснер, публика отмечала, что позиция толстовцев аргументирована более солидно. Толстовские ораторы показали себя людьми более образованными и просто более умными, нежели их оппоненты и даже их союзники.
Высшего накала дебаты достигли на двух последних вечерах в Политехническом музее 18 и 26 августа 1920 года. В докладе, который он озаглавил "Лев Толстой и Карл Маркс", Валентин Булгаков заявил, что всякий социализм, который обещает рай на земле, есть лишенная всякого смысла фантазия. Человеческие инстинкты не меняются от того, что в стране возникают новые формы власти. В социалистическом государстве, как и во всяком другом, основанном на насилии, не исчезнут ни корысть, ни собственничество, ни ненависть. Революция, которая сосредоточена только на внешних, экономических аспектах жизни, будет вливать новое вино в старые мехи. Обновить человека изнутри может только революция умственная, революция духа (В.Ф.Булгаков. "Лев Толстой и Карл Маркс" в кн. "Лев Толстой и современность". Стр. 55-66.).