Пратер Ричард С.. Тепло оружия

   Однако, среди бандитов это место популярностью не пользовалось.
   Интересно, что мог там делать человек по имени Дилли Пикл?
   Особую пикантность этой проблеме придавал тот факт, что в то время, как я понятия не имел, кто такой этот Дилли, было совершенно ясно, что он-то как раз меня знал.
   И именно поэтому, когда я проходил по деревянному мостику перекинутому через ручей, то у меня при себе были не только темные очки и шляпа, но ещё и небольшая кинокамера, извлеченная по такому случаю из багажника автомобиля. Это был портативный “Болекс”, в который была вставлена кассета шестнадцатимиллиметровой пленки — какую-то её часть я уже отснял во время последней поездки в Лагуна-Бич в обществе прелестницы по имени Тутси.
   Честно говоря, я вовсе не собирался снимать фильм о “Хидден-Вэли”. Но камера нужна была для того, чтобы загородить лицо и спокойно обозревать окрестности через видоискатель, с видом оператора, занятого поисками подходящего ракурса. Конечно, шляпа и очки и без того скрыли мои чересчур приметные волосы и брови, но только сегодня я должен был быть во всеоружии. Тем более, что голова моя продолжала нещадно болеть даже после того, как я принял сразу две таблетки аспирина, а время от времени зрение начинало меня подводить, и тогда перед глазами все двоилось.
   Но в то время, как я перешел через мост и направился к боковой двери, ведущей в огромный холл “Хидден-Вэли”, со зрением у меня все было более или менее в порядке, и это был один из тех редких моментов временного облегчения, когда головная боль немного поутихла, и череп перестал раскалываться. Я очень надеялся, что мне удалось сохранить его в целости, чему явно не способствовали мои недавние похождения в доме у Спорков.
   Десять минут спустя, переговорив предварительно с начальником службы безопасности и заручившись его разрешением на розыгрыш задуманной мною комбинации, я проверил данные регистрации, предоставленные портье. Ничего похожего на Пикл, Пекл, Пакл или даже Пикерел. За сегодняшний день и за всю последнюю неделю таких постояльцев здесь не было. Более того, в этом списке вообще не было ни одной фамилии, начинающейся на “П”. Еще минут десять я бесцельно слонялся по барам, ресторанам и прилегавшей к отелю территории — делая вид, что “снимаю” — но так и не увидел ни одного знакомого лица, после чего снова вернулся в отель.
   Я прошел через весь холл, держа руку у лица, как будто у меня были проблемы с носом, и остановился перед большим зеркальным окном, из которого открывался вид на огромный бассейн. До заката оставался всего какой-нибудь час, но в водах бассейна и вокруг него было полно беззаботных отдыхающих, которые от души веселились, резвились, плескались.
   Всего в нескольких шагах от окна, в голубом шезлонге с приподнятой спинкой сидела девица с такой потрясающей фигурой, что было трудно устоять перед искушением снова и снова смотреть на неё с той жадностью, как обыно смотрять на обнаженное женское тело.
   Она лежала на спине, вытянув руки вдоль туловища, низко надвинув соломенную шляпу с широкими полями, скрывавшую черты её лица. Но внимание проходящих мимо мужчин — да и женщин тоже — было приковано вовсе не к лицу.
   На ней был купальник, но не бикини и и даже не легкомысленные трусики с вырезами со всех сторон. Это был роскошный закрытый, облегающий купальник белого цвета с перекинутыми через плечи бретелями, похожий на трико без рукавов и сшитый, должно быть из тончайшего эластичного джерси, через ткань которого стоящий поблизости мог бы разглядеть все поры на её коже, а уж какую-ниубдь крошечную родинку смог бы разглядеть даже я, не сходя со своего места.
   Глядкая кожа на руках и ногах была покрыта ровным, глубоким загаром, и женщина выглядела такой умиротворенной, что можно было подумать, как будто она разомлела на солнце, и её сморил сон. Мне очень хотелось думать, что она прикрыла лицо шляпой исключительно потому, что ей захотелось вздремнуть на солнышке; но поддавшись внезапному пессимистическому настрою, я решил, что она прекрасно знала о том, что у неё неотразимая фигура, и, напротив, совершенно невыразительное лицо.
   Мне очень хотелось узнать, кто она такая. Знакомы мы с ней не были, в этом я был уверен.
   Аналогичные желания, похоже, одолевали не только меня, и было очень интересно наблюдать за реакцией тех, чей взгляд впервые падал на нее. Тонкое белое джерси, обтягивающее её упругую грудь и плоский живот, размеренно вздымалось и опадало в такт дыханию. И у любого из проходивших мимо мужчин, украдкой поглядывавших или же откровенно таращившихся на нее, неизменно появлялось томление во взгляде, а губы застывали в мечтательной улыбке или же трепетно подрагивали.
   Но отношение женщин к этому зрелищу было иным; совершенно противоположным.
   Первая из замеченных мною поблизости девиц окинула придирчивым взглядом плавные изгибы великолепного тела, упругую грудь, подтянутый живот и стройные бедра, достойные того, чтобы о них слагать соннеты, и поджала губки, при этом у неё был такой кислый вид, словно её заставили разжевать лемон, а презрительно щурившиеся глазки становились все меньше и меньше, пока, в конце концов, их совсем не стало видно, по крайней мере, мне так показалось. Следующая же лишь мельком взглянула и тут же демонстративно тряхнула головой, делая вид, что смотрит совсем в другую сторону, в то время, как злые глазки с недовольным прищуром продолжали пристально разглядывать прелести ненавистной соперницы, подводя итог неутешительного сравнения.
   Мимо девушки в умопомрачительном купальнике из белого джерси прошли две пары. Оба парня задержали на ней взгляд, и их лица приобрели вожделенное выражение, подобное тому, какое появляется на лице бросающего пить пьяницы, в одночасье решившего нарушить зарок и снова напиться до бесчуствия. У обоих на шеях проступили вены, мускулы напряглись, а ноздри начали раздуваться, словно у быков, почувствовавших после долгого воздержания аромат молоденькой телочки.
   Первая девушка заметила столь явное волнение своего спутника и огляделась по сторонам в поисках того чудовищного зрелища, на которое мог упасть его взор. И увидела. В тот же миг её милое личико исказила гримаса безудержной злобы. Если бы она смогла бы сохранить это выражение чуть подольше, то её голову можно было бы запросто и безо всяких изменений выставлять в музее восковых фигур, подыскав ей место в экспозиции где-нибудь рядом с кровожадным Джеком-Потрошителем, а то и вовсе, насадив на плечи этому самому Джеку.
   Но эта вспышка откровенного гнева длилась всего какое-то мгновение, и очень немногим мужчинам дано заметить этот феномен и видеть его так ясно. Что, пожалуй, и к лучшему. Затем её личико стало таким же милым, и даже ещё прекрасней, чем прежде — ура! ура! — в то время, как она снова заглянула в лицо своему приятелю, прижимаясь к нему всем телом, продолжая как ни в чем не бывало весело болтать о чем-то и увлекая его в сторону бассейна. Наверное для того, чтобы утопить.
   Со второй девицей произошло то же самое.
   Я с тоской думал о том, что, как же все-таки плохо, когда человеку приходится без передышки вкалывать с утра до вечера. Не будь этого, я мог бы стоять здесь — или там — целый день напролет, узнавая все новые и новые подробности о человеческой натуре, о жизни вообще, и об этой красотке в шикарном белом джерси, в частности.
   Но вместо этого я подозвал коридорного, сунул ему в руку приятно шуршащую купюру и попросил, чтобы по местному радио мне вызвали Дилли Пикл. Я объяснил ему, как именно должен звучать текст объявления и заверил, что начальник службы безопасности уже в курсе дела и возражать не станет. Он улыбнулся, ещё раз взглянул на зажатые в руке деньги и удалился.
   К сожалению, систему громкой связи, по которой передавались такие объявления, нельзя было использовать выборочно — то есть, только в каком-то одном ресторане, или баре или только в холле — поэтому обращение к Дилли Пикл будет услышано одновременно и в отеле, и на прилагеющей к нему территории. И также к большому моему сожалению, я сам не мог находиться одновременно повсюду, чтобы проследить за реакцией присутствуеющих; так что вряд ли в тот момент, когда мое объявление прозвучит разом изо всех громкоговорителей, мне удастся заметить как какой-нибудь маленький или высокий, худой или толстый человек, услышав свое имя, придет в крайнее волнение и непроизвольно схватится за сердце или за пистолет или ещё за что-нибудь.
   Поэтому я остался стоять там, где стоял, наблюдая за людьми в холле и за теми, кто, находясь в бассейне или вблизи него, попадал в поле моего зрения.
   И вот установленные в холле громкоговорители объявили: “Дилли Пикл, вас ожидают в бюро находок у стойки администратора. Дилли Пикл, вас ожидают…” и так далее.
   Кое-кто огляделся по сторонам; некоторые улыбались, кто-то усмехнулся и покачал головой. Обычное дело. Мне, например, это имя тоже резало слух.
   “Дилли Пикл, вас ожидают…”
   Я не возлагал на этот трюк слишком больших надежд. Но это было единственное пришедшее мне на ум решение, которое могло бы существенно ускорить поиски. Да и выбирать-то мне было особенно не из чего: либо безвылазно проторчать здесь ещё несколько часов и затем уйти ни с чем, или же плюнуть на все это и начать разрабатывать версию с других позиций.
   Красавица же с потрясающей фигурой, очевидно, действительно прежде безмятежно дремала на солнышке. Разглядывая через окно бассейн, я увидел, как она пошевелилась, как будто её только что разбудили и сладко потянулась.
   “Дилли Пикл, …”
   Грациозно выгнув спину, она сделала глубокий вдох, отчего её упругие груди оказались устремлену точно к небу, подобно ракетам, готовым оторваться от земли после окончания обратного отсчета.
   Казалось, что они даже подрагивают от нетерпения, так им хочется сорваться с места и влететь. Возможно, мне снова начинала лезть в голову всякая чушь, потому что в какой-то момент я действительно представил себе, как дикие птицы парят высоко в небе, устремляясь в даль, исчезая за горизонтом, а потом возвращаясь назад; и нет у них своего теплого гнездышка; короче говоря, мозги у меня оказались забиты всякой ерундой на птичью тему.
   Но через мгновение ото всего этого птичьего бреда не осталось и следа. Потому что совершенно внезапно произошло сразу несколько событий. Целая куча. И все они оказались даже очень примечательными.
   Красавица закончила с потягиваниями. Ее руки по-прежнему лежали вдоль туловища, но она друг разжала ладони и растопырила пальцы.
   В этот момент я услышал тяжелый топот у себя за спиной, кто-то торопливо шел через холл.
   Девушка порывисто приподнялась, садясь в шезлонге — это было резкое движение “попрыгунчика”, игрушечного чертика на пружинке, выскакивающего из коробки, как только открывается крышка.
   “Дилли Пикл, вас ожидают…”
   Тем же быстрым движением она спустила ноги на землю, оказываясь спиной ко мне, и сняла с головы соломенную шляпу. Мне не было видно её лица, но со спины она тоже выглядела просто потрясающе, и ещё у неё были длинные золотистые волосы, тяжело спадающие на плечи.
   Тем временем человек, бежавший через холл отеля, выскочил на улицу через двери, находившиеся всего в нескольких футах слева от меня. Краешком глаза я видел, как он поспешно направился к бассейну. Это был рослый мужчина в спортивной рубашке из желтого шелка, ярко-желтых шортах и сандалиях. Судя по всему, он пребывал в приподнятом настроении, смеялся, махал руками и что-то выкрикивал, очевидно желая привлечь внимание кого-то находившегося в дальнем конце бассейна.
   Девица встала со своего шезлонга и начала поворачиваться лицом к холлу.
   И тут я узнал бегущего человека.
   Это был Эдвард Уоллс. Или просто Эд — если, конечно, это было его настоящее имя.
   Я сделал шаг влево, к тем дверям, через которые он только что вышел и поглядел ему вслед — он остановился рфдом с рыжеволосой девицей, сидевший на краю бассейна и болтавшей ногами в воде и наклонился к ней.
   Но это был единственный шаг, который мне удалось сделать. Потому что в следующий момент просто застыл на месте от изумления.
   Я даже забыл про Эда Уоллса. Правда, совсем ненадолго, но я больше действительно не обращал на него никакого внимания.
   Потому взглянул в лицо красотке, как раз в тот момент, когда она взглянула в сторону холла — и тут же поспешно отвернулась.
   Это было прекрасное лицо, и мое прежнее предположение, что она скрывает его под полями шляпы лишь потому что в нем имеется какой-либо изъян, наверное было одной из главных ошибок, совершенных мною в тот день. Черты её лица были даже более безукоризненны, чем её тело, это был предел мечтаний.
   Но именно это лицо мне уже доводилось видеть и раньше. Когда обладательница его стояла среди толпы, завороженно глядя на “мой” труп на тротуаре перед “Гамильтон-Билдинг”.
   И тут я все понял. Ну, если и не все, то, по крайней мере, кое-что. Но сначала в моем мозгу возникла лишь одна-единственная мысль. Один коротенький вывод, всего три слова.
   Дилли Пикл — женщина.

Глава 16

   Она все ещё стояла рядом с шезлонгом, глядя в сторону бассейна, когда я подошел к ней со спины. Темные очки я снял, в них больше не было необходимости.
   — Привет, Дилли, — поздоровался я.
   Она обернулась, поднимая глаза и останавливая взгляд на моем лице.
   Я ждал, когда на нем отобразится удивление, когда она переменится в лице, как это было несколько часов назад.
   Глядя на меня, она ещё раз моргнула своими светло-карими глазами, и затем началась реакция. Видимо, для неё это было некоторым потрясением — или по-крайней мере, удивлением — но только ожидал я совсем другого.
   Ее томные глаза внезапно округлились. Рот приоткрылся. “О-о,” — вздохнула она, поднося руку к лицу и касаясь ей щеки. И затем снова: “О-о”.
   — Что, удивлены?
   — О-о, Шелл! То есть… мистер Скотт. Боже мой, о, боже мой. — Она заломила руки, изображая искреннее смущение, задевая при этом запястями груди, которые теперь тоже довольно смущенно покачивались.
   — Откуда вы здесь? — чуть слышно выдохнула она.
   — Прямо от самого “Гамильтон-Билдинг”, Дилли. Можешь считать, что я воскрес из мертвых.
   — Нет, не напоминайте мне об этом, Шелл… то есть, мистер Скотт.
   — Дилли, можешь называть меня просто по имени.
   — Ладно, Шелл… А почему вы называете меня Дилли? Вы ведь именно так сказали?
   — Именно так.
   — Но почему?
   — А как же мне ещё вас называть? Ведь это вы и есть. К большому сожалению для нас обоих.
   Я сказал это на полном серьезе, особо подчеркнув последюю фразу, потому что девушка была поистине великолепна, прелестна и неподражаема в своей красоте. Таких женщин, как эта, даже мне доводилось встречать весьма не часто. Так что можете себе представить, как тоскливо делалось у меня на душе лишь от одного осознания того, что между нами ничего нет и быть не может. По крайней мере, ничего хорошего.
   И что она себе возомнила? Думает, что может сначала подослать ко мне наемных убийц, а затем рассчитывать на прощение лишь по причине собственной сексапильности, соблазнительной фигуры, призывного взгляда, бархатистой кожи, с виду похожей на мед, растаявший от тепла солнечных лучей, и волнующе-полных губ…
   — Кто я? — переспросила она.
   — А? Что?
   — Кто, вы говорите, я такая?
   — Дилли. Вы Дилли Пикл.
   — Ди… как-как?
   Тем временем придурки из администрации все ещё продолжалии вызывать её по радио.
   “Дилли Пикл, вас ожидают…”
   Мне следовало бы предупредить их заранее, что одной-двух минут было бы вполне достаточно.
   — Вы имеете в виду вот это… того, кого они объявляют? — удивленно уточнила она.
   — Именно. И не пытайтесь меня провести, Ди… — и даже не помышляйте — все равно у вас ничего не выйдет.
   — Но меня зовут Бирма. Ничего не понимаю.
   — Бирма — ну да!
   — Не Бирманда. А Бирма О'Хэйр. Мой отец Рейджин О'Хэйр.
   Я озадаченно разглядывал её.
   — Вы должны знать его, Шелл. Он репортер, пишет для “Геральд-Экзаминер”. И именно от него я и узнала о вас и обо всех ваших делах. От него из из моих альбомов с вырезками.
   — Из вырезок?
   Она потупилась и отвела взгляд.
   — Послушайте, — сказал я, — если вам хочется поболтать об ерунде, то по дороге в город у вас будет такая возможность.
   — Отлично, — сказала она и улыбнулась.
   У неё были красивые зубы. Идеально ровные, они прямо-таки светились белизной, подчеркиваемой сочным цветом её соблазнительных губ…
   Почему она улыбалась?
   — У нас даже будет возможность поболтать, пока вас будут регистрировать и определять за решетку, — сказал я. — Это ещё не арест — пока еще. С этой формальностью полиция управится сама. Так что вряд ли мне стоит рассказывать вам о том, что вы не обязаны что-либо говорить, в чем-то признаваться или даже каяться, и то, что у вас есть право воспользоваться услугами адвоката, а в том случае, если вам это не по карману, мы вам его предоставим. Ну так что, пошли?
   Теперь в её взгляде угадывалось явное недоумение.
   — Полиция? — спросила она. — Какая ещё полиция?
   — Та, куда я вас сейчас отвезу. Чтобы вас засадили в тюрьму по всем правилам.
   Она прошла мимо меня, развернулась и снова уселась в свой шезлонг. Сложила руки под грудью, обхватывая локти, что приподняло её бюст ещё дюйма на три. По меньшей мере.
   Я же ещё некоторое время вспоминал о том, как она проскользнула мимо меня, обращая особое внимание на те замечательные манипуляции, которые ей удавалось проделывать с некоторыми частями своего тела. Вот это да! Действительно здорово. Они у неё совсем как живые. Птички, сидящие в уютном гнездышке и расправляющие крылья, чтобы взлететь…
   — Я не понимаю, — воскликнула она. — Что вы хотите этим сказать?
   — Обождите немного, — сказал я. — Всего полсекунды.
   Она опустила руки, а затем опять сцепила их под грудью.
   — Вы что, не можете посидеть смирно? — поинтересовался я.
   — Что вы имеете в виду?
   — Просто сидите смирно, вот и все. И не надо махать руками…
   — Но полиция! При чем тут полиция?
   В какой-то момент у меня перед глазами снова все поплыло, она как будто выпала из фокуса, изображение снова как будто начало двоиться, но затем все пришло в норму, как это бывает, когда удается навести резкость.
   Слегка тряхнув головой, я сказал:
   — Перестаньте. Я видел вас у “Гамильтон-Билдинг”. Сегодня, в начале третьего. Так что, Дилли, отпираться бессмысленно.
   — Ну разумеется — только прекратите называть меня Дилли, ладно? Зачем бы мне отпираться?
   — Вы сейчас напоминаете испуганного кролика, это во-первых — а есть ещё и во-вторых, и в-третьих. Прежде, чем я успел разглядеть мертвеца, лежащего в лужах крови…
   — Пожалуйста, не напоминайте мне об этом. Шелл… я думала, что это были вы!
   — Ага, мне тоже так показалось. Вы вместе с парочкой других…
   — И потом, когда я увидела вас — живым! — я едва не лишилась чувств.
   — Да уж, припоминаю. И как раз это и показалось мне подозрительным…
   — Сначала я глазам своим не поверила. Но когда поняла, что вы стоите рядом со мной, живой и невредимый, то я как будто очнулась ото сна, от этого кошмара. И для меня это стало таким облегчением, таким счастьем…
   — Эй, постойте-ка. Как-то нескладно получается. С чего это вам вдруг радоваться? Вы позвонили Хейзл, чтобы завлечь меня на встречу. Вам нужно было разделаться со мной, чтобы это я лежал там в лужах крови…
   — Как вы жестоки!
   — А вы нет?
   Черты её лица несколько исказились, а взгляд, похоже, стал ещё туманнее.
   — Я ни при чем, и вы должны мне поверить. Когда я увидела вас — то есть, его, но мне показалось, что это были вы — лежащим на асфальте, в крови, у меня едва сердце не разорвалось от жалости.
   — Что ж, Дилли, давайте повторим все сначала. И поподробнее.
   — Перестаньте называть меня Дилли!
   Я огляделся по сторонам. Как будто ничего необычного. Солнце клонилось к закату, и его лучи пробивались сквозь густую листву, отбрасывая на водную гладь затейливые блики. В бассейне плавали люди. Но вот Эда Уоллса нигде не было видно.
   Итак, Эд. Куда бы это он мог подеваться?
   Придется немедленно отправляться на его поиски. Но все по порядку. С этой красоткой придется тоже порядком повозиться. Похоже, ей очень не нравится, что я называю её Дилли Пикл. Что ж, это вполне объяснимо. А какой нормальный человек будет в восторге от такого имени? Но если она не Дилли, то это будет уже третий промах с моей стороны. И тогда придется начинать все заново.
   Нет, я не мог ошибиться, это Дилли. Все правильно, все очень логично — или, по крайней мере, казалось таковым некоторое время назад. Когда, стоя у окна в холле, я сделал свое маленькое открытие, когда сознание мое пронзила догадка: “Дилли Пикл — женщина!”, имевшая под собой вполне реальное обоснование, состоявшее из четырех-пяти призрачных доводов, благодаря которым становилось совершенно ясно — в тот момент, по крайней мере — что передо мной Дилли собственной персоной.
   Конечно, если это была не она, если её и в самом деле звали Рангун О'Тул, или как-нибудь еще, то это означало…
   Да, это значило, что для меня ещё не все потеряно. И между нами вполне может что-нибудь произойти, что-нибудь очень хорошее.
   Я снова посмотрел на нее, мысленно прикидывая свои шансы.
   — Мне очень не хотелось бы ссориться с вами, Шелл, — тем временем говорила она. — Но меня зовут Бирма О'Хэйр. Это хорошее имя. Во всяком случае, мне оно нравится. И если уж вам не хочется называть меня Бирмой, то уж лучше тогда совсем никак не называйте.
   — От того, что я стану вас иначе называть, суть дела не изменится, — заметил я.
   Подавшись вперед, она взяла мою правую руку в свои ладони — в левой руке я все ещё сжимал камеру, казавшуюся теперь непомерно тяжелой — и сказала:
   — Мне нужно признаться, Шелл…
   — Что ж, давно пора…
   — … какие чувства я испытывала к вам все эти годы. Сброшу камень с души, даже если вам это и безразлично.
   Она говорила довольно занятные вещи. И некоторые её поступки тоже оказались весьма оригинальными. Так, говоря о камне, который ей якобы необходимо сбросить с души, она поднялась на ноги и притянула мою руку ещё ближе таким образом, что та оказалась прижата тыльной стороной к её левой груди.
   Оказывается, её белое тонкое джерси было прозрачным не только с виду, но и на ощупь. Ощущение сродни тому, как если бы дотрагиваться рукой до голой, едва шероховатой кожи, чуть-чуть напоминающей ткань.
   Опустив вниз правую руку, другой рукой она по-прежнему удерживала мою ладонь и заглядывала мне в лицо.
   — Но, Шелл, я не могу говорить об этом здесь. Вокруг столько людей. Возможно, они прислушиваются к нашему разговору. Я буду себя очень неловко чувствовать. Может быть отойдем в сторонку?
   — Хорошо, если обещаете рассказать, к чему это все.
   Пройдя вдоль бассейна, мы вышли на посыпанную гравием дорожку, ведущую в сторону небольшого мостика через узкий ручей. За мостом виднелась узкая, проложенная наверное специально для влюбленных парочек, тропинка, петлявшая среди раскидистых деревьев и уводившая куда-то в заросли. Маленькие птички то и дело вспархивали и перелетали с ветки на ветку.
   Мы шли рядом, и Дилли тихонько объясняла мне, что, хоть нам с ней никогда и не приходилось встречаться, но только она все равно считает меня своим близким знакомым. Впервые она услышала обо мне достаточно давно, и с тех пор постоянно следила за развитием моей карьеры, читала в газетах и журналах о некоторых моих расследованиях. Похоже, она была действительно хорошо осведомлена о моей работе, включая самые громкие и удачные дела.
   Перейдя через мостик, мы продолжили путь по узенькой тропинке, подальше от посторонних глаз. Дилли все ещё сжимала мою руку. И тыльная сторона моей ладони была по-прежнему прижата к её левой груди. Я уже начал задумываться над тем, а не стоит ли сказать ей об этом. Но в конце концов решил не заострять внимание на таком пустяке. Это могло смутить её. Ведь она сама сказала, что ей неудобно говорить вслух о таких вещах.
   Бирма — или Дилли, или как там её ещё — продолжала говорить, признаваясь, что очень-очень часто думала обо мне бессоными ночами. Правда, она так и не уточнила, что именно она обо мне думала, лежа обнаженной в темноте — хотя, кажется, про наготу она тоже не упоминала; но я отчего-то представлял её себе именно в таком виде — и был уверен, что в этом нет ничего постыдного.
   Она также призналась, что собирала газетные статьи обо мне, те самые, что хранила в альбоме для вырезок: два уже заполнены целиком, а над третьим она как раз сейчас работает. Я обратил внимание, что рассказывая об этом, она то и дело оглядывалась назад и время от времени поглядывала по сторонам. Наверное, наблюдает за птичками, думал я. Мне отчего-то казалось, что такая девушка не может не любить птичек.
   Птички, думал я. Так что мне там казалось насчет птичек?
   К тому времени мы уже отошли на весьма приличное расстояние и очутились в почти дремучем лесу. Там вполне могли бы гнездиться даже орлы. У меня в голове промелькнула мысль, что, пожалуй, пора возвращаться. Но помимо всего прочего Бирма на протяжении всего пути время от времени легонько, как будто бессознательно, поворачивала мою руку, и на протяжении последних нескольких секунд, по-видимому, уже совершенно не соображала, что делает, потому что — сам не знаю, как так получилось — теперь уже вся моя ладонь целиком оказалась прижата к её мягкой груди, играя роль “уютного гнездышка”, и любой непосвященный в тонкости происходящего мог мог решить, что я нарочно ухватился за её “птичку”. И мне было очень неудобно.