Страница:
— Анжелика, — сказал я. — Фью-фью-фью.
— Мистер Скотт. — Она улыбнулась. — Привет. А почему вы свистите?
— Разве я свистел? А мне показалось, что я просто молча думаю. Что ж, нужно будет последить за собой, в том числе и в раздумьях.
— Чем могу быть полезна на этот раз?
— Ну, хм, мне удалось выяснить кое-какие обстоятельства, имеющие непосредственное отношение к делу. Так что, мне кажется, нам лучше раскрыть карты прямо сейчас… и просто поговорить начистоту. То есть, я не это хотел сказать. Но как бы там ни было, нам все равно нужно поговорить об этом.
— Я тоже так считаю, мистер Скотт. Заходите, пожалуйста. Надеюсь, вы извините, что я появилась перед вами в таком виде. Я загорала у бассейна…
Я и сам догадывался, что она должна была заниматься чем-то в этом роде. Это было совсем не сложно, принимая во внимание её наряд. А одежды на ней было совсем не много. И я бы сказал, что для девицы с фигурой и габаритами Анжелики Берсудиан, её было явно не достаточно. Похоже, она и не собиралась ни от кого скрывать свои анатомические подробности, прикрытые лишь крохотным бикини в горошек, на узеньком треугольничке которого умещалось всего каких-нибудь три горошинки.
— Да не стойте же вы в дверях, мистер Скотт. Проходите.
Я вошел в дом, и она закрыла за мной дверь, а затем проследовала мимо меня, на ходу бросив мне через плечо:
— Вы не возражаете, если мы выйдем к бассейну?
— Как скажете. Вы просто идите, а я последую за вами.
Мы прошли через дом и вскоре вышли во внутренний дворик, над частью которого был устроен навес из бамбука, миновали по пути сложенную из камня жаровню и переносной деревянный бар, стоявший рядом. У сверкающего голубого бассейна стоял розовый шезлонг, в котором очень картинно и расположилась Анжелика. Я сел в плетеное кресло напротив и ещё какое-то время молча наблюдал за ней.
Наконец она первой нарушила затянувшееся молчание.
— Я знаю, зачем вы приехали сюда.
— Даже не знаю, как начать… или уж выложить, все как есть…
— Мне звонила Энн.
— Энн? Миссис Холстед?
— Да.
— Деятельная дамочка, вы не находите?
— Она сказала, что вы были у нее. И… о вашем с ней разговоре. Так что, полагаю, вы уже и так все знаете.
— Ну, не совсем все. Но многое.
— Надеюсь, хоть вы не считаете нас моральными уродами.
— Уродами? Разве я говорил что-то похожее? Признаюсь, ваша компания меня несколько удивила. Но, гм, эээ…
— Я рада, что вы вернулись. Мой муж сейчас на работе, а мне так скучно и совсем не с кем поговорить.
— Что ж…
— Да и совесть замучила.
— Правда? Что ж, полагаю, вы могли попытаться избавиться от этой привычки. Хоть это, пожалуй, и нелегко. Но, возможно, стоит начать с малого…
— Это потому что я кое-что утаила от вас в прошлый раз.
— Да, я знаю…
— Я не имею в виду то, о чем вы говорили с миссис Холстед. Это совсем другое, кое-что из событий вчерашнего вечера. Я не стала рассказывать вам об этом, потому что боялась, что вы узнаете о нас. Разумеется, теперь, когда вы и так уже все знаете, нет больше смысла таиться.
В её словах тоже не угадывалось большого смысла. Этот низкий, грудной голос резал слух, и я чувствовал себя псом, которому чешут за ушами. Нет, я вовсе не хочу сказать, что голос у неё был скрипучим. Просто дело в том… ну, мне просто было приятно, вот и все.
Я сказал.
— Так в чем же дело?
— Сами знаете. Все дело в сексе.
Агата говорила мне в точности то же самое, хоть и в других выражениях. Миссис Берсудиан, чей муж в данный момент находился у себя в офисе и, очевидно, был занят работой, производила впечатление женщины, которая не отказалась бы посмаковать сразу три или четыре оливки, прилагающиеся к мартини.
— Давайте все-таки кое-что уточним, — предложил я. — Вы что-то предполагаете… или знаете наверняка? Вы упомянули, что располагаете информацией, имеющей отношение к гибели мистера Холстеда, которая могла бы помочь мне в проведении расследования?
— Боже мой, как официально вы вдруг заговорили.
— Я очень стараюсь, миссис Берсудиан…
— Зовите мне просто Анжелика. Мой муж, который сейчас на работе, называет меня Ангел. Но, возможно, это уж слишком откровенно. Поэтому зовите меня Анжелика. Ну как, Шелл?
— Что “как”?
— Зовите меня Анжелика.
— Конечно. Анжелика.
— Что?
— Ничего. Я просто назвал вас по имени.
— Еще раньше вы сказали что-то о… вы можете это повторить?
— Боюсь, это невозможно.
— Ну… Но тогда мы ни до чего не договоримся, не так ли?
— Вы совершенно правы.
— Я знаю, в чем дело. Вы смущены!
— С чего вы это взяли?
— Ну потому что… из-за этого. Вы теперь все знаете о нас, и смущаетесь из-за этого. И вам неудобно говорить со мной на эту тему.
— Но с чего вы это взяли?
— Просто знаю! Хотите выпить? Будете мартини?
— А как у вас насчет оливок?
— О! У меня их полно. Из самой Италии. Такие огромные и сочные!
— Я так и знал.
— И к тому же фаршированные сладким перцем.
— Не может быть.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос. Так вы выпьете со мной?
— Не отказался бы. Возможно, мне и не следовало бы этого делать, но…
— Отлично. Я сейчас вернусь, Шелл.
— Куда вы?
— На кухню.
— Но зачем?
— За льдом.
— Нет, вы все же, наверное, шутите.
— Не понимаю.
— Вы слишком форсируете события.
— Ну должна же я принести лед. Вы ведь хотите, чтобы было похолоднее, не так ли?
— Похолоднее? — переспросил я. — Совсем холодно? А вы сами-то не замерзнете?
— Выпивка должны быть холодной. Иначе теряется весь смысл.
— Знаете, у меня такое ощущение, что мир совсем сошел с ума, если уж мы тут с вами…
— Просто оставайтесь здесь, а я сама обо всем позабочусь.
— Ладно.
— Через минуту ваша выпивка будет готова.
— А ваша?
— Вы какой любите мартини, сладкий или сухой?
— Странный вопрос.
— Но вкусы-то у всех разные. Спросите любого бармена.
— И даже не подумаю.
— Некоторые любят хорошо перемешанный коктейль, а другие наоборот, никогда ничего ни с чем не мешают.
— Мир точно сошел…
— А есть и такие, которым нравится перемешивать выпивку в шейкере с колотым льдом.
— Ну да. Конечно. Еще немного, и я поверю всему, чему угодно.
— Я лично, люблю очень сухой, слегка смешанный мартини.
— Что ж, Анжелика, я, пожалуй, заеду к вам как-нибудь в другой раз. У меня есть ещё кое-какие дела. Служба, понимаете ли…
— О, Шелл — ну давайте сначала выпьем. Всего по одному мартини. И мне действительно есть, что рассказать вам о вчерашнем вечере.
— Повторите ещё раз.
— Мне действительно есть, что рассказать…
— Нет, первую часть. — Оглянувшись назад, я сказал. — Ну да ладно. Один момент.
Встав с кресла, я направился к жаровне, остановился у бара и открыл маленькую дверцу. Там стояло несколько бутылок, и я выбрал кварту джина и бутылку с вермута, к которой я долго и придирчиво приглядывался. “Ага, — сказал я себе. — Как насчет этого?”
Затем я вернулся обратно, занял свое прежнее место и сказал:
— Что ж, Анжелика, можно начинать. Так вы принесете лед?
И уже несколько минут спустя мы сидели, попивая изысканный, холодный мартини и ели крупные, сочные оливки, фаршированные соадким перцем.
— Вот так-то лучше, — сказала Анжелика. — Так вам рассказать про вчерашний вечер?
— Конечно. С удовольствием выслушаю ваш рассказ. Наверное, было очень весело?
— Я была с мистером Холстедом. А не со своим мужем. Потому что, ну…
— Он был на работе?
— Нет, он… эээ… беседовал с миссис Уоррен. Ну в общем, я была с Джорджем, когда мы услышали, что по дороге проехала машина. Мы даже видели свет её фар. И вскоре после этого Джорджу позвонили.
— Позвонили?
— Ну да, как раз об этом я и пытаюсь вам рассказать.
— Хорошо. Давайте дальше.
— Мы, это, ну… на улице, около бассейна есть телефон. На очень длинном проводе. Вы, наверное, сами видели. Так вот, он зазвонил, а Джордж встал и начал ругаться.
Я ничего не сказал, терпеливо ожидая продолжения.
— Затем он снял трубку. Говорил недолго, минуту или около того, но очень тихо. Я сама в это время была в саду, за кустами, и не слышала, о чем разговор. Пока он разговаривал по телефону, та машина сделала круг и остановилась перед домом. А бассейн и все остальное находится за домом, сами знаете.
— Да.
— И когда Джордж вернулся обратно, он сам на себя был не похож.
— Как это?
— Насупился, стал угрюмым, скрежетал зубами — он казался очень взволнованным.
— Держу пари, что так оно и было.
— Он сказал, что должен поговорить с одним человеком — с тем, кто только что приехал на машине. Это имело какое-то отношение к тому звонку.
— А вы не знаете, кто звонил?
— Этого Джордж не говорил. Он просто сказал, что вернется сразу же, как только управится с делами. Я спросила, не лучше ли будет всем нам спрятаться где-нибудь и не выходить до поры до времени. Он ответил, что времени нет, но по пути к дому, выключил освещение в саду и у бассейна, чтобы никто… чтобы было темно. Затем повязал вокруг бедер полотенце и зашел в дом. После этого я видела его живым лишь однажды. Когда сама заходила в дом за яблоком.
— Вы что, все помешаны на яблоках? То есть, может быть это часть какого-то особого…
— Просто мне захотелось сунуть в рот яблоко.
— Вы засовываете в рот яблоки? Но зачем?
— Мне захотелось перекусить. Мы все отдаем предпочтение овощам и фруктам. Это очень полезно для здоровья.
— Правда? А как насчет мяса? Мне для крови нужно много… ну, крови, наверное. Поэтому я люблю непрожаренное, с кровью…
— Я пытаюсь рассказать вам о Джердже.
— Да-да, правильно. Так когда вы снова увидели его?
— Взяв яблоко, я вышла обратно на улицу и стояла там у двери в темноте, когда Джордж вышел из гостиной, прошел по коридору и поднялся наверх по лестнице в сопровождении какого-то человека — наверное это и был тот парень, что приехал на машине.
— Так вы его видели?
— Лишь мельком.
— И как он выглядел?
— Мужчина, как мужчина, коренастый. Ростом, пожалуй, пониже Джорджа. — Она покачала головой. — Я не успела его как следует разглядеть. Возможно, если бы он снова попался бы мне на глаза, то я его и узнала бы. Но вот описать, какой он был из себя, не смогу.
— Они поднялись наверх? Кстати, а что там находится на втором этаже? Кроме кабинета мистера Холстеда.
— Еще одна гостиная с телевизором и четыре спальни. И больше ничего.
— Значит, скорее всего, они направлялись к нему в кабинет. Думаю, мистер Холстед звонил мне именно оттуда. И там же мы должны были с ним встретиться. А потом вы так и не видели его — или того, другого человека?
— Нет.
— А тот парень вам никого не напоминал? Вы не могли с ним встречаться раньше?
— Нет, я видела его впервые в жизни. Он был… — Она прикрыла глаза, погружаясь в раздумья. — Даже не знаю, как сказать. Но только он мне почему-то не понравился. А потом, некоторое время спустя, кто-то снова включил освещение в саду. Это было незадолго до вас.
Я задумался над услышанным. Было бы очень хорошо — в случае, конечно, все рассказанное было правдой — если бы Анжелика действительно смогла бы опознать того человека при повторной встрече. Возможно, ей даже удастся узнать его по одной лишь фотографии. А это означало, что даже грамотно и с умом подобранные снимки могли стать залогом большого успеха.
И кое-что у меня уже было на примете.
Поэтому я сказал:
— Что ж, большое спасибо за информацию — и чудесный мартини. Кстати, оливки просто превосходные. Но, думаю, мне пора идти.
— Уже? Так спешите, что нет времени ни на то, чтобы выпить со мной ещё стаканчик, ни на что другое?
— Вы правы, даже выпить некогда. Меня ждут в городе, в Департаменте полиции. Но, возможно, я ещё вернусь, чтобы показать вам кое-какие фотографии.
— Вот как? — настороженно переспросила она. — Какие ещё фотографии?
— Портреты нескольких мерзких субъектов, запечатленных полицейским фотографом. Разного рода жулье и прочие проходимцы.
— Ясно. И когда вы вернетесь?
— Я предварительно позвоню, но, скорее всего, часа через два, не раньше.
— К тому времени мой муж уже вернется домой, — заметила она. — С работы. Вас это устроит?
— Я буду просто счастлив, — ответил я.
Я сказал Анжелике, что сам найду дорогу до дверей и провожать меня не надо. Я собирался просто выйти из-за дома, сесть в свой припаркованный у парадного входа “кадиллак”, быстро наведаться в департамент и тут же возвратиться назад, а если очень повезет, то, возможно, и без особых проблем закрыть дело.
Так я задумал.
И снова ошибся.
Я понял это ещё по пути к машине, и желание отправиться в центр города за какими-то там фотографиями пропало так же внезапно, как и появилось.
Глава 12
— Мистер Скотт. — Она улыбнулась. — Привет. А почему вы свистите?
— Разве я свистел? А мне показалось, что я просто молча думаю. Что ж, нужно будет последить за собой, в том числе и в раздумьях.
— Чем могу быть полезна на этот раз?
— Ну, хм, мне удалось выяснить кое-какие обстоятельства, имеющие непосредственное отношение к делу. Так что, мне кажется, нам лучше раскрыть карты прямо сейчас… и просто поговорить начистоту. То есть, я не это хотел сказать. Но как бы там ни было, нам все равно нужно поговорить об этом.
— Я тоже так считаю, мистер Скотт. Заходите, пожалуйста. Надеюсь, вы извините, что я появилась перед вами в таком виде. Я загорала у бассейна…
Я и сам догадывался, что она должна была заниматься чем-то в этом роде. Это было совсем не сложно, принимая во внимание её наряд. А одежды на ней было совсем не много. И я бы сказал, что для девицы с фигурой и габаритами Анжелики Берсудиан, её было явно не достаточно. Похоже, она и не собиралась ни от кого скрывать свои анатомические подробности, прикрытые лишь крохотным бикини в горошек, на узеньком треугольничке которого умещалось всего каких-нибудь три горошинки.
— Да не стойте же вы в дверях, мистер Скотт. Проходите.
Я вошел в дом, и она закрыла за мной дверь, а затем проследовала мимо меня, на ходу бросив мне через плечо:
— Вы не возражаете, если мы выйдем к бассейну?
— Как скажете. Вы просто идите, а я последую за вами.
Мы прошли через дом и вскоре вышли во внутренний дворик, над частью которого был устроен навес из бамбука, миновали по пути сложенную из камня жаровню и переносной деревянный бар, стоявший рядом. У сверкающего голубого бассейна стоял розовый шезлонг, в котором очень картинно и расположилась Анжелика. Я сел в плетеное кресло напротив и ещё какое-то время молча наблюдал за ней.
Наконец она первой нарушила затянувшееся молчание.
— Я знаю, зачем вы приехали сюда.
— Даже не знаю, как начать… или уж выложить, все как есть…
— Мне звонила Энн.
— Энн? Миссис Холстед?
— Да.
— Деятельная дамочка, вы не находите?
— Она сказала, что вы были у нее. И… о вашем с ней разговоре. Так что, полагаю, вы уже и так все знаете.
— Ну, не совсем все. Но многое.
— Надеюсь, хоть вы не считаете нас моральными уродами.
— Уродами? Разве я говорил что-то похожее? Признаюсь, ваша компания меня несколько удивила. Но, гм, эээ…
— Я рада, что вы вернулись. Мой муж сейчас на работе, а мне так скучно и совсем не с кем поговорить.
— Что ж…
— Да и совесть замучила.
— Правда? Что ж, полагаю, вы могли попытаться избавиться от этой привычки. Хоть это, пожалуй, и нелегко. Но, возможно, стоит начать с малого…
— Это потому что я кое-что утаила от вас в прошлый раз.
— Да, я знаю…
— Я не имею в виду то, о чем вы говорили с миссис Холстед. Это совсем другое, кое-что из событий вчерашнего вечера. Я не стала рассказывать вам об этом, потому что боялась, что вы узнаете о нас. Разумеется, теперь, когда вы и так уже все знаете, нет больше смысла таиться.
В её словах тоже не угадывалось большого смысла. Этот низкий, грудной голос резал слух, и я чувствовал себя псом, которому чешут за ушами. Нет, я вовсе не хочу сказать, что голос у неё был скрипучим. Просто дело в том… ну, мне просто было приятно, вот и все.
Я сказал.
— Так в чем же дело?
— Сами знаете. Все дело в сексе.
Агата говорила мне в точности то же самое, хоть и в других выражениях. Миссис Берсудиан, чей муж в данный момент находился у себя в офисе и, очевидно, был занят работой, производила впечатление женщины, которая не отказалась бы посмаковать сразу три или четыре оливки, прилагающиеся к мартини.
— Давайте все-таки кое-что уточним, — предложил я. — Вы что-то предполагаете… или знаете наверняка? Вы упомянули, что располагаете информацией, имеющей отношение к гибели мистера Холстеда, которая могла бы помочь мне в проведении расследования?
— Боже мой, как официально вы вдруг заговорили.
— Я очень стараюсь, миссис Берсудиан…
— Зовите мне просто Анжелика. Мой муж, который сейчас на работе, называет меня Ангел. Но, возможно, это уж слишком откровенно. Поэтому зовите меня Анжелика. Ну как, Шелл?
— Что “как”?
— Зовите меня Анжелика.
— Конечно. Анжелика.
— Что?
— Ничего. Я просто назвал вас по имени.
— Еще раньше вы сказали что-то о… вы можете это повторить?
— Боюсь, это невозможно.
— Ну… Но тогда мы ни до чего не договоримся, не так ли?
— Вы совершенно правы.
— Я знаю, в чем дело. Вы смущены!
— С чего вы это взяли?
— Ну потому что… из-за этого. Вы теперь все знаете о нас, и смущаетесь из-за этого. И вам неудобно говорить со мной на эту тему.
— Но с чего вы это взяли?
— Просто знаю! Хотите выпить? Будете мартини?
— А как у вас насчет оливок?
— О! У меня их полно. Из самой Италии. Такие огромные и сочные!
— Я так и знал.
— И к тому же фаршированные сладким перцем.
— Не может быть.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос. Так вы выпьете со мной?
— Не отказался бы. Возможно, мне и не следовало бы этого делать, но…
— Отлично. Я сейчас вернусь, Шелл.
— Куда вы?
— На кухню.
— Но зачем?
— За льдом.
— Нет, вы все же, наверное, шутите.
— Не понимаю.
— Вы слишком форсируете события.
— Ну должна же я принести лед. Вы ведь хотите, чтобы было похолоднее, не так ли?
— Похолоднее? — переспросил я. — Совсем холодно? А вы сами-то не замерзнете?
— Выпивка должны быть холодной. Иначе теряется весь смысл.
— Знаете, у меня такое ощущение, что мир совсем сошел с ума, если уж мы тут с вами…
— Просто оставайтесь здесь, а я сама обо всем позабочусь.
— Ладно.
— Через минуту ваша выпивка будет готова.
— А ваша?
— Вы какой любите мартини, сладкий или сухой?
— Странный вопрос.
— Но вкусы-то у всех разные. Спросите любого бармена.
— И даже не подумаю.
— Некоторые любят хорошо перемешанный коктейль, а другие наоборот, никогда ничего ни с чем не мешают.
— Мир точно сошел…
— А есть и такие, которым нравится перемешивать выпивку в шейкере с колотым льдом.
— Ну да. Конечно. Еще немного, и я поверю всему, чему угодно.
— Я лично, люблю очень сухой, слегка смешанный мартини.
— Что ж, Анжелика, я, пожалуй, заеду к вам как-нибудь в другой раз. У меня есть ещё кое-какие дела. Служба, понимаете ли…
— О, Шелл — ну давайте сначала выпьем. Всего по одному мартини. И мне действительно есть, что рассказать вам о вчерашнем вечере.
— Повторите ещё раз.
— Мне действительно есть, что рассказать…
— Нет, первую часть. — Оглянувшись назад, я сказал. — Ну да ладно. Один момент.
Встав с кресла, я направился к жаровне, остановился у бара и открыл маленькую дверцу. Там стояло несколько бутылок, и я выбрал кварту джина и бутылку с вермута, к которой я долго и придирчиво приглядывался. “Ага, — сказал я себе. — Как насчет этого?”
Затем я вернулся обратно, занял свое прежнее место и сказал:
— Что ж, Анжелика, можно начинать. Так вы принесете лед?
И уже несколько минут спустя мы сидели, попивая изысканный, холодный мартини и ели крупные, сочные оливки, фаршированные соадким перцем.
— Вот так-то лучше, — сказала Анжелика. — Так вам рассказать про вчерашний вечер?
— Конечно. С удовольствием выслушаю ваш рассказ. Наверное, было очень весело?
— Я была с мистером Холстедом. А не со своим мужем. Потому что, ну…
— Он был на работе?
— Нет, он… эээ… беседовал с миссис Уоррен. Ну в общем, я была с Джорджем, когда мы услышали, что по дороге проехала машина. Мы даже видели свет её фар. И вскоре после этого Джорджу позвонили.
— Позвонили?
— Ну да, как раз об этом я и пытаюсь вам рассказать.
— Хорошо. Давайте дальше.
— Мы, это, ну… на улице, около бассейна есть телефон. На очень длинном проводе. Вы, наверное, сами видели. Так вот, он зазвонил, а Джордж встал и начал ругаться.
Я ничего не сказал, терпеливо ожидая продолжения.
— Затем он снял трубку. Говорил недолго, минуту или около того, но очень тихо. Я сама в это время была в саду, за кустами, и не слышала, о чем разговор. Пока он разговаривал по телефону, та машина сделала круг и остановилась перед домом. А бассейн и все остальное находится за домом, сами знаете.
— Да.
— И когда Джордж вернулся обратно, он сам на себя был не похож.
— Как это?
— Насупился, стал угрюмым, скрежетал зубами — он казался очень взволнованным.
— Держу пари, что так оно и было.
— Он сказал, что должен поговорить с одним человеком — с тем, кто только что приехал на машине. Это имело какое-то отношение к тому звонку.
— А вы не знаете, кто звонил?
— Этого Джордж не говорил. Он просто сказал, что вернется сразу же, как только управится с делами. Я спросила, не лучше ли будет всем нам спрятаться где-нибудь и не выходить до поры до времени. Он ответил, что времени нет, но по пути к дому, выключил освещение в саду и у бассейна, чтобы никто… чтобы было темно. Затем повязал вокруг бедер полотенце и зашел в дом. После этого я видела его живым лишь однажды. Когда сама заходила в дом за яблоком.
— Вы что, все помешаны на яблоках? То есть, может быть это часть какого-то особого…
— Просто мне захотелось сунуть в рот яблоко.
— Вы засовываете в рот яблоки? Но зачем?
— Мне захотелось перекусить. Мы все отдаем предпочтение овощам и фруктам. Это очень полезно для здоровья.
— Правда? А как насчет мяса? Мне для крови нужно много… ну, крови, наверное. Поэтому я люблю непрожаренное, с кровью…
— Я пытаюсь рассказать вам о Джердже.
— Да-да, правильно. Так когда вы снова увидели его?
— Взяв яблоко, я вышла обратно на улицу и стояла там у двери в темноте, когда Джордж вышел из гостиной, прошел по коридору и поднялся наверх по лестнице в сопровождении какого-то человека — наверное это и был тот парень, что приехал на машине.
— Так вы его видели?
— Лишь мельком.
— И как он выглядел?
— Мужчина, как мужчина, коренастый. Ростом, пожалуй, пониже Джорджа. — Она покачала головой. — Я не успела его как следует разглядеть. Возможно, если бы он снова попался бы мне на глаза, то я его и узнала бы. Но вот описать, какой он был из себя, не смогу.
— Они поднялись наверх? Кстати, а что там находится на втором этаже? Кроме кабинета мистера Холстеда.
— Еще одна гостиная с телевизором и четыре спальни. И больше ничего.
— Значит, скорее всего, они направлялись к нему в кабинет. Думаю, мистер Холстед звонил мне именно оттуда. И там же мы должны были с ним встретиться. А потом вы так и не видели его — или того, другого человека?
— Нет.
— А тот парень вам никого не напоминал? Вы не могли с ним встречаться раньше?
— Нет, я видела его впервые в жизни. Он был… — Она прикрыла глаза, погружаясь в раздумья. — Даже не знаю, как сказать. Но только он мне почему-то не понравился. А потом, некоторое время спустя, кто-то снова включил освещение в саду. Это было незадолго до вас.
Я задумался над услышанным. Было бы очень хорошо — в случае, конечно, все рассказанное было правдой — если бы Анжелика действительно смогла бы опознать того человека при повторной встрече. Возможно, ей даже удастся узнать его по одной лишь фотографии. А это означало, что даже грамотно и с умом подобранные снимки могли стать залогом большого успеха.
И кое-что у меня уже было на примете.
Поэтому я сказал:
— Что ж, большое спасибо за информацию — и чудесный мартини. Кстати, оливки просто превосходные. Но, думаю, мне пора идти.
— Уже? Так спешите, что нет времени ни на то, чтобы выпить со мной ещё стаканчик, ни на что другое?
— Вы правы, даже выпить некогда. Меня ждут в городе, в Департаменте полиции. Но, возможно, я ещё вернусь, чтобы показать вам кое-какие фотографии.
— Вот как? — настороженно переспросила она. — Какие ещё фотографии?
— Портреты нескольких мерзких субъектов, запечатленных полицейским фотографом. Разного рода жулье и прочие проходимцы.
— Ясно. И когда вы вернетесь?
— Я предварительно позвоню, но, скорее всего, часа через два, не раньше.
— К тому времени мой муж уже вернется домой, — заметила она. — С работы. Вас это устроит?
— Я буду просто счастлив, — ответил я.
Я сказал Анжелике, что сам найду дорогу до дверей и провожать меня не надо. Я собирался просто выйти из-за дома, сесть в свой припаркованный у парадного входа “кадиллак”, быстро наведаться в департамент и тут же возвратиться назад, а если очень повезет, то, возможно, и без особых проблем закрыть дело.
Так я задумал.
И снова ошибся.
Я понял это ещё по пути к машине, и желание отправиться в центр города за какими-то там фотографиями пропало так же внезапно, как и появилось.
Глава 12
Мимо дома вела узкая, тенистая дорожка, по обеим сторонам которой рос кустарник и зеленела трава. Пригнув голову, я прошел под низко нависшей веткой и оказался на лужайке перед домом.
Мой “кадиллак” стоял в нескольких ярдах справа от меня, и когда я взглянул в ту сторону, то в поле моего зрения оказался близлежащий участок улицы с несколькими домами и машиной, припаркованной примерно в квартале у противоположного тротуара. Это был темный седан, “Додж Полара”.
Мгновенно обведя глазами окрестности, я резко повернул голову влево.
И тут я увидел его. Но он все-таки заметил меня раньше. И в руке у него уже был пистолет.
Сделав стремительно движение, я бросился вниз, припадая на одно колено и одновременно выхватывая “кольт” из плечевой кобуры под пиджаком. Откуда-то сзади раздался предостерегающий вопль: “Осторожно, Скико!” Крик исходил со стороны дома. А вовсе не от того невысокого роста человека, на которого был устремлен мой взгляд. В то самое мгновение, когда мое колено коснулось земли, он выстрелил в меня и промахнулся. Пуля прошла очень близко, но мимо.
Я дважды нажал на спусковой крючок своего “кольта” и оба раза промахнулся. Мой же противник развернулся и скрылся из виду, заскочив в проулок между домом соседей Берсудианов и следующим особняком.
Я бросился на землю ничком и откатился в сторону, в то время как прогремел следующий выстрел. Мне наконец-таки удалось засечь того, второго, что стрелял в меня. И хотя как следует разглядеть его было невозможно, но уже увиденного было вполне достаточно, чтобы понять, что этот сукин сын очень старался прикончить меня.
Я поспешно выстрелил в его сторону, не прицеливаясь, скорее для того, чтобы лишить его равновесия, чем в рассчете на то, что вот так удастся его уложить. Но зато два последующих выстрела оказались прицельными. И достигли своей цели. Оба.
Он успел выстрелить, возможно даже несколько раз, прежде, чем я подстрелил его. Не могу сказать точно; когда в тебя стреляют, как-то не приходит в голову подсчитывать выстрелы. Он покачнулся, но устоял. Рука, сжимавшая пистолет, дрогнула, но в следующий момент он снова наставил дуло на меня, целясь в голову.
Возможно, мне лишь казалось, что движения его были замедленными, на самом же деле все, наверное, происходило гораздо быстрее. Я все ещё стоял на коленях, одной рукой упираясь в землю, вытянув правую руку перед собой, и в очередной раз нажав на спусковой крючок, прождал, казалось, целую вечность, прежде, чем курок предательски щелкнул, попадая на пустое отверстие разряженной обоймы.
Я увидел, как из дула наведенного на меня пистолета вырывается пламя, сопровождаемое облачком порохового дыма, и в тот же момент почувствовал, как что-то меня ударило в висок. Удар оказался поистине сокрушительной силы; толчок, способный напрочь снести голову с плеч, как если бы мой череп вдруг взорвался изнутри. Я все ещё был в сознании, и в глаза мне бил ослепительный солнечный свет, заливавший зеленую лужайку и отбрасывавший яркие блики на одинокое дерево гибискуса в цвету, росшее у стены дома. Красный гибискус, качающийся на фоне розовой штукатурки.
И он продолжал качаться. Так же как и дом, земля и небо — все вокруг меня ходило ходуном. Я почувствовал, как что-то легко коснулось моего левого бока, и тут же сообразил, что я, должно быть, упал и лежу на траве. Но не отключился, не потерял сознания.
Я все ещё был в рабочем состоянии и теперь лежал, цепляясь пальцами за траву. “Кольт” я выронил. Затем заставил себя подняться встать на четвереньки, пытаясь передвигаться навстречу стоящему передо мной человека. Моя реакция была замедленной, голова болела и плохо соображала, но другого выхода у меня не было, это я знал наверняка. Оставалось либо ползти к нему, либо пропадать.
Я поднял голову, перед глазами все плыло. Но того ублюдка я все же видел. Он стоял футах в тридцати и смотрел на меня. Пока ещё стоял. Правда, на ногах держался нетвердо, и рука его безжизненно свисала вдоль туловища. Он не выпустил пистолета из слабеющей руки и шагнул в мою сторону, затем сделал ещё один шаг. Но затем покачнулся и медленно осел на землю, падая ничком, потому что занесенная для очередного шага нога подогнулась под ним, словно это был резиновый шланг.
Было слышно, как он тяжело повалился на траву и перекатился на спину. Его правая нога дернулась раза три, как если бы он пытался нащупать педаль тормоза. А потом все кончилось.
Когда мне наконец-таки удалось разыскать пистолет и подняться на ноги, я почти не сомневался в том, что второй из двух приятелей снова попытается атаковать меня. Но его нигде не было видно.
Неуверенно ступая, я подошел к тому месту, на котором видел его в последний раз. Дверь соседнего дома распахнулась, и из неё выглянула молодая женщина с перекошенным от страха лицом. Завидев меня, она отскочила назад и поспепшно захлопнула дверь. Моя голова раскалывалась от боли, но зато туман перед глазами несколько рассеялся.
Тот парень — наверное, его звали Скико; именно так назвал его подельщик — до сих пор прятался где-то между домами. Вне всякого сомнения так оно и было. Я выпустил две пули в него, затем ещё три в его дружка, что лежал теперь перед домом. Плюс к тому, ещё раньше, одна из пуль пролетела над ухом Джимми Вайолета. Итого шесть — включая тот, последний, дополнительный патрон, что был вставлен мною в револьвер не далее, как утром.
Какой же я все-таки молодец, что догадался полностью зарядить револьвер; но сейчас все шесть ячеек были пусты. И использовать “кольт-спешл” по прямому назначению у меня на данный момент не было никакой возможности. В лучшем случае его можно было бы употребить вместо булыжника. Что ж, ладно, я выйду против этого ублюдка с булыжником в руке.
Как же! Так он меня и дожидался! Очевидно, его совершенно не радовала перспектива подставлять под пули собственный живот. Что, впрочем, совсем меня не увидило. Слишком уж часто мне приходилось иметь дело с подобными проходимцами.
Затем я снова вернулся к розовому дому Берсудианов. Где-то вдалеке слышалось завывание сирены, которое с каждым мгновением становилось все ближе и ближе. На лужайке перед домом неподвижно лежал человек, неподвижный взгляд которого был устремлен вверх, на ослепительное солнце.
Рядом с ним на траве лежала Анжелика Берсудиан.
Скорее всего она вышла на шум и с перепугу потеряла сознание. Анжелика лежала на боку, и крохотный клочок яркой ткани лишь ещё больше подчеркивал плавный изгиб её округлых бедер, а одна грудь полностью вывалилась из лифчика бикини.
Наклонившись, я поправил на ней купальник, прикрывая пышную наготу и направился дальше, к мертвому человеку на земле. А в том, что он был мертв, я ни сколько не сомневался.
Еще раньше, во время перестрелки я не знал, в кого стреляю и кто стреляет в меня. Но зато теперь я узнал его. Я знал этого парня.
Это был Пень Кори.
Я почувствовал, как что-то теплое течет у меня по ноге. У меня было простреляно бедро, и пуля прошла всего на пару дюймов повыше колена. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло, но даже принимая во внимание все это, мое состояние можно было считать достаточно приличным — особенно по сравнению с Пнем.
Вынув из кармана носовой платок, я завязал им рану на ноге и стал дожидаться, когда Анжелика придет в себя.
Это случилось секунд за десять до того, как рядом с моим “кадиллаком” притормозила, заглушая сирену, полицейская машина.
Я помог ей сесть.
Она сидела молча, тупо уставившись перед собой, и теперь её глаза с поволокой казались куда более сонными, чем обычно. Затем она перевела взгляд на труп, все ещё лежавший посреди лужайки.
— Извините, — сказал я. — Не ожидал, что меня выследят и здесь. Должно быть, они разъезжали по округе, пока не заметили мою машину — а, возможно, просто догадались, что я направляюсь именно сюда. Мне следовало бы заранее убедиться, но…
Она не дала мне договорить.
— Это он, — пролепетала она, указывая на труп.
— Что?
— Это его я видела вчера вечером. Вместе с Джорджем.
Полицейская машина остановилась перед домом. Полицейский открыл переднюю правую дверцу, не сводя гляз с нашей компании.
— Потрясающе, — сказал я. — Это просто замечательно.
Анжелика недоуменно захлопала глазами.
— Что случилось?
— Так, ничего особенного. Просто я только что угрохал парня, который, несомненно, и убил Джорджа Холстеда.
С водителем машины я знаком не был, но зато знал, что другого полицейского звали Чак. Чак взглянул на мертвеца, потом на Анжелику Берсудиан. На ней его взгляд задержался гораздо дольше. В конце концов, покойников на своем веку он повидал довольно много, а такие, как Анжелика встречаются далеко не каждый день.
Наконец он обернулся ко мне, и когда его напарник тоже подошел к нам, то задал свой первый вопрос:
— Что случилось? Кори попытался наехать на тебя?
— Он и ещё один обормот. Они очень постарались. Кори окликнул его по имени. Скико. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Чак лишь покачал головой и развел руками. Его напарник тоже слышал это имя впервые. Анжелика встала с земли. Разговор прервался, в то время как полицейские, затаив дыхание, следили за каждым её движением. Не верьте пропаганде с её дурацкими стереотипами. Полицейские тоже люди.
Оглядев мою окровавленную голову и перепачканные в крови брюки, Чак спросил:
— Что, здорово зацепило?
— Не так серьезно, как кажется.
— Не может быть. Видок у тебя ещё тот… Ты выглядишь хуже, чем Пень.
Я рассказал им о случившемся. После этого мы осмотрели темный седан. Регистрация была выдана на имя Уилбера Кори. Выходит, и у Пня было человеческое имя — Уилбер. В машине имелся и радиотелефон, похожий на тот, какой я держал у себя в “кадиллаке”, под щитком.
Анжелика говорила, что когда Джорджу Холстеду позвонили вчера вечером, к дому как раз подъезжала машина. Тогда я предположил, что звонить мог либо сам человек, находившийся в машине, либо кто-то другой, кому было известно точное время, когда визитер должен прибыть на место. Теперь же можно было определенно сказать, что звонил либо сам Пень, либо тот, кто находился в салоне “доджа” вместе с ним. Я проверил фары. Так и есть. Левая фара не была отцентрована, и луч её сильно отклонялся вверх.
Труп убрали; Анжелика ушла обратно в дом, рассказав мне то немногое, что было ей известно. Я же вместе с полицейскими отправился в центр города.
Там мне наложили швы, перевязали раны и дали таблетку, после чего я составил рапорт и собрался уходить. Перед отъездом врач снова осмотрел меня, и убедившись, что пластырь надежно держит повязку, сказал:
— Что ж, на первое время сойдет. — Это был человек лет шестидесяти с добродушным лицом и жалостливым взглядом. — Отправляйтесь домой, вызовите врача и ложитесь в постель.
— В постель? Но я же нормально себя чувствую, док. У меня и прежде голова болела.
— Делайте так, как я вам сказал, молодой человек. У вас серьезная трвма черепа.
— Да, но чувствую себя я уже вполне хорошо…
— Иногда все последствия проявляются не сразу.
— Какие такие последствия?
— Трудно сказать… и именно поэтому я настаиваю на постельном режиме. Слабость, головокружение, отсутствие ясности в мыслях. Вы можете внезапно потерять сознание. Более определенно сказать нельзя; но твама есть травма, и вы…
— Со мной будет все в порядке, доктор. Спасибо, что заштопали меня. И за совет тоже.
— И будет лучше, если вы последуете этому совету, молодой человек. По крайней мере ляжете в кровать и не будете делать резких движенией.
Я не стал объяснять ему, почему не могу этого сделать; мне ещё предстояло разобраться кое с какими делами, чтобы избежать подобных неожиданностей впредь и не получить пулю в лоб, которая уж наверняка войдет на пару-тройку дюймов глубже. А в том, что недавняя попытка выбить мне мозги была далеко не последней, я нисколько не сомневался.
Поэтому в ответ я лишь снова поблагодарил его и удалился.
Вернувшись домой, приняв душ, переодевшись и перезарядив револьвер, я прибавил мощности термостату, обогревавшему большой аквариум и емкость, в которой плавал занедуживший сомик. Покормив рыбок, подошел к телефону и позвонил в Департамент полиции.
Попросил, чтобы меня соединили с Сэмсоном — к тому моменту ему уже доложили о перестрелке в Вествуде — и подробно изложил ему свою версию случившегося.
Мой “кадиллак” стоял в нескольких ярдах справа от меня, и когда я взглянул в ту сторону, то в поле моего зрения оказался близлежащий участок улицы с несколькими домами и машиной, припаркованной примерно в квартале у противоположного тротуара. Это был темный седан, “Додж Полара”.
Мгновенно обведя глазами окрестности, я резко повернул голову влево.
И тут я увидел его. Но он все-таки заметил меня раньше. И в руке у него уже был пистолет.
Сделав стремительно движение, я бросился вниз, припадая на одно колено и одновременно выхватывая “кольт” из плечевой кобуры под пиджаком. Откуда-то сзади раздался предостерегающий вопль: “Осторожно, Скико!” Крик исходил со стороны дома. А вовсе не от того невысокого роста человека, на которого был устремлен мой взгляд. В то самое мгновение, когда мое колено коснулось земли, он выстрелил в меня и промахнулся. Пуля прошла очень близко, но мимо.
Я дважды нажал на спусковой крючок своего “кольта” и оба раза промахнулся. Мой же противник развернулся и скрылся из виду, заскочив в проулок между домом соседей Берсудианов и следующим особняком.
Я бросился на землю ничком и откатился в сторону, в то время как прогремел следующий выстрел. Мне наконец-таки удалось засечь того, второго, что стрелял в меня. И хотя как следует разглядеть его было невозможно, но уже увиденного было вполне достаточно, чтобы понять, что этот сукин сын очень старался прикончить меня.
Я поспешно выстрелил в его сторону, не прицеливаясь, скорее для того, чтобы лишить его равновесия, чем в рассчете на то, что вот так удастся его уложить. Но зато два последующих выстрела оказались прицельными. И достигли своей цели. Оба.
Он успел выстрелить, возможно даже несколько раз, прежде, чем я подстрелил его. Не могу сказать точно; когда в тебя стреляют, как-то не приходит в голову подсчитывать выстрелы. Он покачнулся, но устоял. Рука, сжимавшая пистолет, дрогнула, но в следующий момент он снова наставил дуло на меня, целясь в голову.
Возможно, мне лишь казалось, что движения его были замедленными, на самом же деле все, наверное, происходило гораздо быстрее. Я все ещё стоял на коленях, одной рукой упираясь в землю, вытянув правую руку перед собой, и в очередной раз нажав на спусковой крючок, прождал, казалось, целую вечность, прежде, чем курок предательски щелкнул, попадая на пустое отверстие разряженной обоймы.
Я увидел, как из дула наведенного на меня пистолета вырывается пламя, сопровождаемое облачком порохового дыма, и в тот же момент почувствовал, как что-то меня ударило в висок. Удар оказался поистине сокрушительной силы; толчок, способный напрочь снести голову с плеч, как если бы мой череп вдруг взорвался изнутри. Я все ещё был в сознании, и в глаза мне бил ослепительный солнечный свет, заливавший зеленую лужайку и отбрасывавший яркие блики на одинокое дерево гибискуса в цвету, росшее у стены дома. Красный гибискус, качающийся на фоне розовой штукатурки.
И он продолжал качаться. Так же как и дом, земля и небо — все вокруг меня ходило ходуном. Я почувствовал, как что-то легко коснулось моего левого бока, и тут же сообразил, что я, должно быть, упал и лежу на траве. Но не отключился, не потерял сознания.
Я все ещё был в рабочем состоянии и теперь лежал, цепляясь пальцами за траву. “Кольт” я выронил. Затем заставил себя подняться встать на четвереньки, пытаясь передвигаться навстречу стоящему передо мной человека. Моя реакция была замедленной, голова болела и плохо соображала, но другого выхода у меня не было, это я знал наверняка. Оставалось либо ползти к нему, либо пропадать.
Я поднял голову, перед глазами все плыло. Но того ублюдка я все же видел. Он стоял футах в тридцати и смотрел на меня. Пока ещё стоял. Правда, на ногах держался нетвердо, и рука его безжизненно свисала вдоль туловища. Он не выпустил пистолета из слабеющей руки и шагнул в мою сторону, затем сделал ещё один шаг. Но затем покачнулся и медленно осел на землю, падая ничком, потому что занесенная для очередного шага нога подогнулась под ним, словно это был резиновый шланг.
Было слышно, как он тяжело повалился на траву и перекатился на спину. Его правая нога дернулась раза три, как если бы он пытался нащупать педаль тормоза. А потом все кончилось.
Когда мне наконец-таки удалось разыскать пистолет и подняться на ноги, я почти не сомневался в том, что второй из двух приятелей снова попытается атаковать меня. Но его нигде не было видно.
Неуверенно ступая, я подошел к тому месту, на котором видел его в последний раз. Дверь соседнего дома распахнулась, и из неё выглянула молодая женщина с перекошенным от страха лицом. Завидев меня, она отскочила назад и поспепшно захлопнула дверь. Моя голова раскалывалась от боли, но зато туман перед глазами несколько рассеялся.
Тот парень — наверное, его звали Скико; именно так назвал его подельщик — до сих пор прятался где-то между домами. Вне всякого сомнения так оно и было. Я выпустил две пули в него, затем ещё три в его дружка, что лежал теперь перед домом. Плюс к тому, ещё раньше, одна из пуль пролетела над ухом Джимми Вайолета. Итого шесть — включая тот, последний, дополнительный патрон, что был вставлен мною в револьвер не далее, как утром.
Какой же я все-таки молодец, что догадался полностью зарядить револьвер; но сейчас все шесть ячеек были пусты. И использовать “кольт-спешл” по прямому назначению у меня на данный момент не было никакой возможности. В лучшем случае его можно было бы употребить вместо булыжника. Что ж, ладно, я выйду против этого ублюдка с булыжником в руке.
Как же! Так он меня и дожидался! Очевидно, его совершенно не радовала перспектива подставлять под пули собственный живот. Что, впрочем, совсем меня не увидило. Слишком уж часто мне приходилось иметь дело с подобными проходимцами.
Затем я снова вернулся к розовому дому Берсудианов. Где-то вдалеке слышалось завывание сирены, которое с каждым мгновением становилось все ближе и ближе. На лужайке перед домом неподвижно лежал человек, неподвижный взгляд которого был устремлен вверх, на ослепительное солнце.
Рядом с ним на траве лежала Анжелика Берсудиан.
Скорее всего она вышла на шум и с перепугу потеряла сознание. Анжелика лежала на боку, и крохотный клочок яркой ткани лишь ещё больше подчеркивал плавный изгиб её округлых бедер, а одна грудь полностью вывалилась из лифчика бикини.
Наклонившись, я поправил на ней купальник, прикрывая пышную наготу и направился дальше, к мертвому человеку на земле. А в том, что он был мертв, я ни сколько не сомневался.
Еще раньше, во время перестрелки я не знал, в кого стреляю и кто стреляет в меня. Но зато теперь я узнал его. Я знал этого парня.
Это был Пень Кори.
Я почувствовал, как что-то теплое течет у меня по ноге. У меня было простреляно бедро, и пуля прошла всего на пару дюймов повыше колена. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло, но даже принимая во внимание все это, мое состояние можно было считать достаточно приличным — особенно по сравнению с Пнем.
Вынув из кармана носовой платок, я завязал им рану на ноге и стал дожидаться, когда Анжелика придет в себя.
Это случилось секунд за десять до того, как рядом с моим “кадиллаком” притормозила, заглушая сирену, полицейская машина.
Я помог ей сесть.
Она сидела молча, тупо уставившись перед собой, и теперь её глаза с поволокой казались куда более сонными, чем обычно. Затем она перевела взгляд на труп, все ещё лежавший посреди лужайки.
— Извините, — сказал я. — Не ожидал, что меня выследят и здесь. Должно быть, они разъезжали по округе, пока не заметили мою машину — а, возможно, просто догадались, что я направляюсь именно сюда. Мне следовало бы заранее убедиться, но…
Она не дала мне договорить.
— Это он, — пролепетала она, указывая на труп.
— Что?
— Это его я видела вчера вечером. Вместе с Джорджем.
Полицейская машина остановилась перед домом. Полицейский открыл переднюю правую дверцу, не сводя гляз с нашей компании.
— Потрясающе, — сказал я. — Это просто замечательно.
Анжелика недоуменно захлопала глазами.
— Что случилось?
— Так, ничего особенного. Просто я только что угрохал парня, который, несомненно, и убил Джорджа Холстеда.
С водителем машины я знаком не был, но зато знал, что другого полицейского звали Чак. Чак взглянул на мертвеца, потом на Анжелику Берсудиан. На ней его взгляд задержался гораздо дольше. В конце концов, покойников на своем веку он повидал довольно много, а такие, как Анжелика встречаются далеко не каждый день.
Наконец он обернулся ко мне, и когда его напарник тоже подошел к нам, то задал свой первый вопрос:
— Что случилось? Кори попытался наехать на тебя?
— Он и ещё один обормот. Они очень постарались. Кори окликнул его по имени. Скико. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Чак лишь покачал головой и развел руками. Его напарник тоже слышал это имя впервые. Анжелика встала с земли. Разговор прервался, в то время как полицейские, затаив дыхание, следили за каждым её движением. Не верьте пропаганде с её дурацкими стереотипами. Полицейские тоже люди.
Оглядев мою окровавленную голову и перепачканные в крови брюки, Чак спросил:
— Что, здорово зацепило?
— Не так серьезно, как кажется.
— Не может быть. Видок у тебя ещё тот… Ты выглядишь хуже, чем Пень.
Я рассказал им о случившемся. После этого мы осмотрели темный седан. Регистрация была выдана на имя Уилбера Кори. Выходит, и у Пня было человеческое имя — Уилбер. В машине имелся и радиотелефон, похожий на тот, какой я держал у себя в “кадиллаке”, под щитком.
Анжелика говорила, что когда Джорджу Холстеду позвонили вчера вечером, к дому как раз подъезжала машина. Тогда я предположил, что звонить мог либо сам человек, находившийся в машине, либо кто-то другой, кому было известно точное время, когда визитер должен прибыть на место. Теперь же можно было определенно сказать, что звонил либо сам Пень, либо тот, кто находился в салоне “доджа” вместе с ним. Я проверил фары. Так и есть. Левая фара не была отцентрована, и луч её сильно отклонялся вверх.
Труп убрали; Анжелика ушла обратно в дом, рассказав мне то немногое, что было ей известно. Я же вместе с полицейскими отправился в центр города.
Там мне наложили швы, перевязали раны и дали таблетку, после чего я составил рапорт и собрался уходить. Перед отъездом врач снова осмотрел меня, и убедившись, что пластырь надежно держит повязку, сказал:
— Что ж, на первое время сойдет. — Это был человек лет шестидесяти с добродушным лицом и жалостливым взглядом. — Отправляйтесь домой, вызовите врача и ложитесь в постель.
— В постель? Но я же нормально себя чувствую, док. У меня и прежде голова болела.
— Делайте так, как я вам сказал, молодой человек. У вас серьезная трвма черепа.
— Да, но чувствую себя я уже вполне хорошо…
— Иногда все последствия проявляются не сразу.
— Какие такие последствия?
— Трудно сказать… и именно поэтому я настаиваю на постельном режиме. Слабость, головокружение, отсутствие ясности в мыслях. Вы можете внезапно потерять сознание. Более определенно сказать нельзя; но твама есть травма, и вы…
— Со мной будет все в порядке, доктор. Спасибо, что заштопали меня. И за совет тоже.
— И будет лучше, если вы последуете этому совету, молодой человек. По крайней мере ляжете в кровать и не будете делать резких движенией.
Я не стал объяснять ему, почему не могу этого сделать; мне ещё предстояло разобраться кое с какими делами, чтобы избежать подобных неожиданностей впредь и не получить пулю в лоб, которая уж наверняка войдет на пару-тройку дюймов глубже. А в том, что недавняя попытка выбить мне мозги была далеко не последней, я нисколько не сомневался.
Поэтому в ответ я лишь снова поблагодарил его и удалился.
Вернувшись домой, приняв душ, переодевшись и перезарядив револьвер, я прибавил мощности термостату, обогревавшему большой аквариум и емкость, в которой плавал занедуживший сомик. Покормив рыбок, подошел к телефону и позвонил в Департамент полиции.
Попросил, чтобы меня соединили с Сэмсоном — к тому моменту ему уже доложили о перестрелке в Вествуде — и подробно изложил ему свою версию случившегося.