Прикли Нэт. Подводник

   Первым делом Найл, естественно, припал к воде. Наверху она, может, и была слегка подпорченной — но здесь казалась чистой и свежей. Едва не задохнувшись от жадности, Посланник Богини пил не меньше минуты, после чего натянул на лицо маску, выдохнул, протянул бурдюк Нефтис. Затем его отдали Скользкому Плавнику. Дикарка сделала глоток…
   Вода!
   Потрясение подводной жительницы было столь же велико, как у Найла, когда он впервые попал в Белую Башню. Дикарка прекрасно видела, что небольшой предмет опустился сверху в руки вождя. Это ее не удивило — подобные случаи, когда сверху, из мглы, опускаются чьи-то кости, растерзанные рыбьи тела или какие-то странные предметы случались, и нередко. Но целый мешок с водой?!
   Такого чуда ни разу не сотворил даже хозяин темного мира! В легендах про него ничего такого не рассказывалось.
   Тем временем Найл забрал из свертка мясо, разделил его между путниками, засунул в рот и принялся мерно жевать. Он прекрасно знал, что напоминающие по жесткости хитиновую подошву вяленые скорпионьи спинки нужно жевать очень долго. Зачастую их можно мучить целый день, без остановки, и только к позднему вечеру угощение наконец-то без остатка разойдется во рту.
   Скользкий Плавник этого не знала. Она вообще не знала, что такое мясо насекомых. И хотя вкус ей понравился, дикарка поняла, что в окружающем мире стало происходить что-то не то. Нечто совершенно невероятное, неправдоподобное. А значит, она в лучшем случае спит. В худшем — уже умерла.
   — Хорошая мысль, — направленно ответил ей Найл, чем только подкрепил в самых страшных предположениях. — Давайте устраиваться спать. Двинемся дальше после отдыха.
   Только сон спас рассудок несчастной дикарки. Очнувшись после долгого отдыха, с больными ногами и грудью, она поняла, что все привидевшееся всего лишь померещилось. А вот теперь вокруг настоящий мир: мрак, холод. В желудке сосет от голода, но есть пока нечего. Зато оба спутника рядом. Вместе, может быть, люди не пропадут.
   Ей хотелось сказать, что ходить в мертвые земли не стоит — там почти нет рыбы, совсем нет пещер и иных укрытий. Человеку нечего делать в этих местах. Но говорить, когда вокруг нет воздуха, невозможно, а вождь решительно двинулся вперед — и Скользкий Плавник потянулась следом.
   — Назия, — поинтересовался Найл, оставив в покое мысли дикарки. — Как далеко еще нам идти до Семени?
   — Мы одолели две трети пути, мой господин.
   — Хорошо. Надеюсь, теперь дорога станет легче.
   Под ноги людям теперь ложилась однообразная каменистая пустыня с очень тонкой илистой прослойкой. Почему-то море поленилось загладить свое дно с этой стороны от горного массива, и часто встречающиеся валуны встречали прохожих острыми ребристыми гранями. По счастью, все движения под водой получались плавными, медлительными, и о камни никто не поранился. Хотя несколько раз и Нефтис, и правитель спотыкались и даже падали.
   Но в любом случае, для движения по здешним местам требовалось только терпение и внимательность — никакой ловкости, никакой отваги проявлять было негде. Только иди и иди, поглядывая на проплывающие в черной толще белые и желтые огоньки. Живущие в мертвых землях существа не превышали размером мокрицу, были несказанно медлительны — но каким-то образом иногда ухитрялись хватать друг друга и жадно пожирать.
   Через день Назия скинула им еще мешок с водой и мясом.
   На этот раз посылка не вызвала у дикарки столь ярких эмоций — хотя она опять заподозрила, что умерла и видит потусторонние чудеса. И очень огорчилась, что мир мертвых мало отличается от реального.
   Еще через день правителю не удалось установить с Назией мысленный контакт. Разумеется, когда в дело вступили смертоносцы, он опять смог отдавать морячке приказы — но стало ясно, что дно продолжает понижаться, и каждый день пути погружает путников на все большую и большую глубину.
   — Нам еще далеко до Семени, Назия?
   — Еще четверть пути, мой господин.
   Больше всего Посланник Богини опасался того, что около Семени, благодаря жизненным излучениям зародыша будущей Богини, людям встретятся какие-нибудь монстры. Достаточно вспомнить обитающих в Дельте тварей: земляные фунгусы — хищные растения, выскакивающие из земли, хватающие жертву и утаскивающие ее в темноту; полуразумные люди-лягушки, плюющиеся ядом; невидимые гигантские ящеры; поющие цветы и деревья, испускающие сонный газ; норные крокодилы, шипастые кусты с шевелящимися ветвями. И это только то, что Найл мог припомнить с ходу. Столкнуться хоть с одним из подобных порождений избыточной жизненной энергии здесь, в полной темноте, не имея возможности быстро двигаться, могло означать только мучительную неминуемую смерть.
   Кто знает — может, вон тот рачок вблизи Семени вырастет до размеров Белой Башни и станет жрать морских змеев, как обычных червяков, а вот та рыбка с большой пастью и светлячком на длинном усике станет маскироваться под горный отрог с уютной пещерой, а потом пожирать всех, кто остановится у нее в пасти на ночлег.
   Но своим спутницам правитель никаких опасений не высказывал. Бойся, не бойся — а они все равно обязаны выполнить просьбу Великой Богини и найти малютку из ее рода. Слишком многое зависит в жизни всей страны, в жизни сотен тысяч людей от воли, настроения и благожелательницы хозяйки Дельты.
   Однако пока все происходило неправильно. С каждым днем плавающих вокруг в водной толще светлячков становилось все меньше и меньше, уродливые рыбешки сокращались в размерах, слой ила под ногами напоминал просто тонкую пленку слизи, налипшую на камни. Одновременно все труднее и труднее становилось установить ментальный контакт с сопровождающими путников кораблями. Теперь о прямом разговоре с морячкой пришлось забыть, и даже контакт с Первым получался трудным и часто разрывался. Смертоносцам приходилось объединять свои ментальные поля в единое целое, чтобы пробить водную толщу и услышать очередной приказ Посланника Богини.
   — Еще долго, Назия?
   — Мы находимся где-то вблизи того места, над которым вы услышали зов Семени в прошлый раз, мой господин…
   Это означало, что помощи морячки в определении направления пути ждать больше не приходилось. Теперь требовалось найти Семя. Самому.
   Найл вспомнил, как примерно год назад где-то на поверхности опускался на колени, смыкал веки, и раскрывал сознание, впуская в себя невидимые вибрации окружающего мира, позволял разуму расшириться, растечься во все стороны, накрывая собою море… Теперь этот серый, бесцветный, однообразный мир ментального плана стал для него единственным, и ауры двух женщин, да проблески мелких глубинных животных — единственное, что разбавляло безжизненность окружающих просторов.
   Невозможность побыть на воздухе хоть немного, высказаться, задать вопросы стала тяготить даже выросшую в море дикарку, а уж для Найла и его телохранительницы это превратилось в подлинную муку. Но мертвые земли не собирались давать своим гостям шансов на отдых. Спать приходилось на земле, в масках, поминутно рискуя неосторожным движением сбить дыхательный прибор с лица. А тогда достаточно одного вдоха и…
   И все-таки, получив сверху очередную посылку и подкрепив силы, Посланник Богини решил начать поиски Семени, двигаясь теперь не по прямой, а широким зигзагом: два дня пути в одну сторону, два дня пути в другую, под острым углом к предыдущему направлению.
   Опять потянулась однообразная пустыня: каменистые россыпи, узкие трещины, шириной в полшага и присыпанные песком, новые россыпи, новые трещины. Найл помнил, что в прошлый раз Семя выдало себя голубоватым светом на краю ментального восприятия — но пока не замечал ничего похожего.
   В очередной раз поспав на камнях без крыши над головой, Скользкий Плавник начала сильно сожалеть, что рискнула бросить родной дом и отправиться со странным чужаком непонятно куда — но здесь она не могла даже высказать своего неудовольствия. Мысленно она уже не называла Найла вождем — он снова стал для дикарки иноплеменцем. Нефтис начала всерьез опасаться того, что вообще забудет, как нужно смотреть глазами и навсегда останется слепой.
   Да и сам Посланник Богини стал подумывать о мудрости Ямиссы, что пыталась его остановить, не пустить в долгий опасный поход. Правитель должен сидеть на троне и посылать на опасные задания других.
   И почему Богине нужно обязательно потакать? Может быть, наоборот, попытаться обойтись без нее? Поддерживать разумных пауков она не перестанет — ведь это ее порождения, а не Найла. Что касается остального: как-нибудь не пропадут…
   Его разума достиг импульс удивления со стороны дикарки. Она опустилась на колени возле крохотного ростка водорослей, и старательно ощупывала дно вокруг. Каменистый грунт казался холодным, как и везде — но травинка росла! Скользкий Плавник воровато оглянулась и, решив, что во мраке ее все равно никто не видит, сорвала растение и сунула его в рот.
   — Кажется, мы приближаемся к цели! — послал мысленный импульс Посланник Богини, в надежде, что его услышат не только женщины, но и смертоносцы наверху. — Появляются первые признаки.
   Найл был совершенно уверен, что заставить растение появиться на дикой, холодной, темной глубине могло только одно: жизненная энергия Семени.
   Он опять старательно присмотрелся к миру вокруг, пытаясь заметить свет жизни. Нет, все серо и уныло. Но если есть жизнь — должно быть и Семя.
   Путники двинулись дальше, и вскоре наткнулись еще на один росток, потом на целую плеть, а вскоре уже шли через доходящие до пояса заросли колышущихся в воде трав. Найлу начало мерещиться, что там, впереди, он различает свет. Причем не на ментальном плане — в самой настоящей реальности. Правитель понимал, что этого не может быть, но… Но свет становился все ярче и ярче.
   Его спутницы заметно ускорили шаг, завороженные странным зрелищем, и все никак не хотели останавливаться на ночлег. Горизонт разгорался, словно там, впереди, в предутреннюю дымку поднимается яркое солнце. Теперь люди не догадывались о существовании водорослей потому, что те задевали листьями руки или путались под ногами — они их видели. Видели собственными глазами!
   В конце концов усталость взяла свое, и путники остановились поспать. Но к этому времени светился уже не горизонт далеко впереди, а небо над головой. Прямо из толщи воды изливался чуть голубоватый, ровный и яркий свет — не слепящий, но без труда заглушающий свечение аур вокруг человеческих тел.
   «Чудо! Это истинное чудо! — буквально кричала Скользкий Плавник на мысленном уровне. — Мир умерших прекрасен! Как хорошо, что я умерла и перешла через мрак, отделяющий нас от страны мертвых!»
   Она ощипывала листья ближних водорослей и совала их в рот, нимало не заботясь о том, что могла отравиться. Да и чего ей бояться, если она считала себя мертвой? Хорошо хоть, маску не выбросила. Дикарка настолько свыклась с этой деталью одежды, что не могла представить себя без нее даже в потустороннем мире.
   Найл улегся на спину, глядя на мерно колышущиеся над лицом водоросли, на прекрасное светлое небо. Небо, как ни странно, тоже колыхалось. Свет наверху не выглядел однородным, он дробился на яркие облака с темными промежутками вокруг. Отдельные световые пятна смещались относительно друг друга, закручивались в вихре, расширялись, делились и соединялись. Правитель начал понимать, что имеет дело не с каким-то сверхъестественным явлением, а с банальным свечением планктона и других мелких организмов. Но главным было не то, откуда взялся свет. Главным было то, что привлекло несчетное количество существ в эту часть моря и заставляет кружить на одном месте.
   Правитель закрыл глаза, возвращаясь в серый ментальный мир. Здесь, в мире разумов, крохотные безмозглые существа оставляли не больший след, нежели растения или ил, а потому казались просто серым слоем, слегка затуманивающим черную толщу воды. Голубого сияния будущей Богини он нигде не различал — но совершенно точно знал, что оно где-то здесь, где-то рядом. А потому обратил внимание на странное пятно, больше похожее не на живой организм, а на пустоту. Пустоту, почему-то просвечивающую сквозь плотный серый слой жизни. Это было странно и необъяснимо. А именно странность всегда и является главным признаком близости Семени.
   Сон мгновенно пропал. Посланник Богини вскочил на ноги и быстрым шагом двинулся в том направлении, безжалостно выдирая встречающиеся на пути водоросли, спотыкаясь о камни, падая, снова вскакивая и опять двигаясь вперед. От пустоты его отделяло всего ничего — последние три сотни шагов. И когда он пришел к цели, то был уже совершенно уверен, что не ошибся: здесь, над засыпанной песком и заросшей морской травой трещиной в грунте, среди буйства света и красок во все стороны излучалась такая огромная, безнадежная, непередаваемая предсмертная тоска, испытывать которую могла только одно-единственное существо. Семя!

ГЛАВА 9
СЕМЯ

   Найл опустился на колени, испустив в направлении Семени волну нежности и дружелюбия, нежно пригладил песок рукой. В ответ зародыш изумленно замер — а потом выстрелил таким импульсом радости, что человека откинуло на спину, в ушах зазвенело, а глаза защипало, как в первые дни путешествия по дну.
   — Я пришел, — мысленно повторил для малыша правитель. — Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда. Ты больше не одинок.
   Разумеется, пришелец из космоса не мог разговаривать — ведь это было всего лишь семечко, а не развившаяся Богиня. Но в нем уже начинали пробуждаться зачатки разумного существа, и он ответил достаточно внятно и понятно, окатив человека эмоцией страха смерти и одиночества. Ему было плохо здесь — под чудовищным давлением, в соленой воде, без света, среди жестких мертвых камней.
   Он чувствовал, что не может вырасти. А значит — он умирал. Окружающие существа больше черпали из него энергию, нежели отдавали свою, других источников для развития он не имел, и постепенно истощался, утрачивая последние силы.
   — Не бойся, малыш, — повторил Найл. — Мы любим тебя. Самое страшное позади. Теперь ты будешь жить.
   Он начал торопливо разрывать песок, добираясь до источника живительного для планктона и водорослей излучения, быстро углубился примерно на полметра — но тут края образовавшейся ямы начали осыпаться, и половина трудов пошла насмарку.
   Приблизились женщины. Нефтис коснулась пальцами его плеча, приложила к щеке сложенные ладони.
   Она была права — день получился слишком долгим. Следовало хоть немного отдохнуть, подумать. Тем более, что пустыми руками все равно много не накопаешь. Правитель сдался, и вместе со спутницами улегся спать, мгновенно провалившись в мир грез.
   Во сне к нему явился худощавый, гладко выбритый и вкусно пахнущий, с прилизанными волосами и тщательно отутюженным костюмом в стиле Англии начала девятнадцатого века джентльмен, уселся за невесть откуда взявшийся на дне тяжелый письменный стол, вставил в глазницу монокль, и принялся мерно перечислять, постукивая по столу перстнем с большой печаткой:
   — Если вы чувствуете в себе избыток сил, бодрость и радость, это есть явный признак кислородного отравления. Чувство сытости и спокойствие сопровождает болезни желудка и тяжелый запор. Стремление к труду, к служению обществу и своей родине являются явными признаками шизофрении и раздвоения личности. Приятная усталость и легкость в мышцах сопровождают атрофию суставов и нехватку молочной кислоты. Желание защитить семью и близких может считаться паранойей в запущенной форме, острое зрение — не поддающейся излечению дальнозоркостью, ежедневная потенция — нездоровой нимфоманией, излишняя рассудительность — имбецильностью, а живость ума — неврастенией. Хороший нюх считается гиперасмией, выносливость — атонией…
   Когда англичанин попытался ему доказать, что отсутствие тромбов в кровеносной системе является первейшим признаком алкоголизма, Посланник Богини не выдержал и проснулся.
   За время его отдыха водоросли вокруг заметно подросли, свет стал ярче — да и сам он чувствовал себя бодрым, сильным и веселым. Нефтис и Скользкий Плавник, все еще посапывающие в маски, выпуская мелкие пузырьки, заметно порозовели и чувствовали себя явно неплохо.
   «Полицитемия, — неожиданно всплыло в его памяти. — Хроническое заболевание кроветворной системы человека из группы лейкозов с преимущественным нарушением эритропоэза, повышением содержания гемоглобина и эритроцитов в крови, вишнево-красной окраской лица и другими признаками».
   Найл недовольно тряхнул головой, отгоняя энциклопедический бред. Какое может быть кислородное опьянение или «полицитемия», если они находятся рядом с Семенем? Просто зародыш еще не окончательно потерял силы и помогает им всем, чем может.
   — Назия, ты меня слышишь? — послал правитель наверх мысленный импульс. — Первый, а ты?
   — Да, Посланник Богини, мы слышим тебя… — отозвались, судя по обращению, пауки.
   — Пусть морячка сбросит мне еду на пару дней и лопату. Я нашел Семя!
   Смертоносцы ответили ярким импульсом радости, после чего контакт оборвался. Найл попытался вспомнить, имеются ли среди корабельных припасов лопаты. Наверное, да — иначе как окапывать судно, если оно застрянет на мели или не встретит у берега место для стоянки?
   Мешок опустился на дно неподалеку, еще до того, как женщины проснулись. Поэтому Найл в одиночку на скорую руку перекусил, после чего взялся за лопату — толстую и тяжелую, отлитую из расплавленного песка, с короткой рукоятью из грубо ошкуренной ивы. Ничего не поделаешь — стальные лопаты дороги, а флоту их нужно, наверняка, много. Приходится экономить.
   Правитель с ходу зарылся на глубину метра — яма опять осыпалась. Тогда он отступил в сторону, и принялся откидывать песок, лежащий дальше по трещине с обоих сторон. Потом его сменила Нефтис, потом Скользкий Плавник, затем опять взялся за работу он сам. До сна им удалось вычистить трещину на участке длиной в двадцать шагов — но углубились они всего по пояс, причем вода постоянно норовила снести выкопанный песок обратно в яму. Стало ясно, что дело извлечения Семени из трещины явно затягивается. Причем не на один день…
   Посланник Богини задумался, а затем опять вызвал флотилию наверху.
   В свое время ему уже довелось прожить несколько недель вместе с восьмилапыми в их, паучьем, подводном мире. Сейчас на кораблях находятся целых пятеро смертоносцев. Почему бы не воспользоваться их помощью?
   Сверток упал в середине следующего дня — как по привычке называли Найл и Нефтис время между снами. Отогнав от него женщин, правитель самолично отнес длинный рулон с камнями на обоих концах к трещине над Семенем и стал осторожно его раскатывать.
   Поначалу казалось, что это просто куча мусора, от которого избавились на идущих через море кораблях. Тут были старые, поношенные туники, обрывки старых веревок, подгнившие листья капусты, рыбья чешуя, плавники и широкие лопасти хвостов, осколки ломаных лопат и весельных лопастей. Но Найл знал, что под этой грязью и дрянью скрывается белоснежная и невероятно прочная паутинная сеть. Просто, если ее не проложить хоть чем-нибудь, нити слипнуться между собой и вместо упругой тканой сети диаметром в двадцать шагов они получат ком бесполезного липкого вещества.
   — Нефтис, помоги, — мысленно попросил он и стал подтаскивать к паутине тяжелые камни, что в избытке валялись вокруг. Когда края облепленного мусором круга оказались прочно прижаты к грунту, правитель по трещине заполз под него и взялся за лопату. Телохранительница забралась с другой стороны, отгребая песок руками. Скользкий Плавник, после некоторого колебания — с другой.
   Люди дружно принялись за работу, потихонечку зарываясь все глубже и глубже в трещину, — а от краев их маски после каждого выдоха вырывалась цепочка пузырьков, собираясь на нижней стороне паутины.
   Ошибся Найл только в одном — потребовал сплести слишком широкий круг. Поэтому к времени сна под паутиной набрался слой воздуха всего в полторы ладони толщиной. Но зато проснувшись, путники обнаружили, что под круто выгибающимся над их головами куполом можно спокойно сидеть!
   — Я знала, чужак, — высунув голову в воздушную прослойку и сорвав маску наконец-то выплеснула свою догадку Скользкий Плавник. — Ты хозяин земли мертвых, да?
   — Нет, — покачал головой Найл. — Я — Посланник Богини.
   И тут же разочарованно поморщился. В языке обитателей Холодных гор не имелось понятия «Богиня». Они знали только хозяев: хозяин темного мира, он же Великий Породитель воздуха, хозяин земли мертвых, и хозяин горных пещер. Поэтому образ богини, посланный к ней в сознание, дикарка интерпретировала как «хозяин», тут же добавив к нему от себя «земли мертвых». Посланников, гонцов, послов и прочий представителей чужих интересов в их мире тоже не существовало — а потому образа «посланник» она не поняла вовсе. В результате диалог получился совершенно бездарный:
   «Ты хозяин земли мертвых, да?»
   «Нет, я хозяин земли мертвых»
   — Я умерла, хозяин? Когда? Почему я этого не заметила? Я утонула в ущелье, когда ты пришел? А зачем мы поднимались в пещеру? Ты убивал вождя, или мне привиделось? Если он мертв, то почему не шел вместе с нами? Ты знаешь, за кем приходишь в горы, или просто убиваешь всех, кого видишь? А зачем тебе еда, если…
   — Замолчи! — не выдержал Найл. — Не будет тебе смерти! Ты живая, понятно? Я забрал тебя к себе живой, а потому могу вернуть в любой момент! Ты живая, Скользкий Плавник, а удел всех живых — работать. Бери лопату, и копай песок. Я схожу, прикажу сбросить еще воды и мяса. А вы пока можете орешками перекусить. Зря, что ли, Нефтис их от самых Холодных гор тащила?
   Постепенно купол становился все выше и выше, и Найл даже потратил день, чтобы прикатить крупные камни со всей округи и прижать его край дополнительным грузом — а то как бы к поверхности не вспорхнул. Яма тоже углублялась, но не так быстро, как хотелось. Извлеченный из трещины песок люди теперь не выбрасывали в стороны, а складывали под куполом, и спустя два дня свеженасыпанный слой уже оказался над водой, в воздушной подушке. Путники могли теперь спать без масок, на мягком песке. Спокойно есть, не боясь хлебнуть морской воды вместо кусочка мяса. Работали, они, правда, большую часть времени — но и это приносило им пользу. Копаясь в трещине под водой, они втягивали через мембрану растворенный в море воздух, а выдыхали его уже мимо маски, под купол. Если бы не это — уже спустя пару дней под паутинным шатром оказалось бы нечем дышать.
   До Семени удалось добраться только на двенадцатый день.
   Найл сразу узнал его крутой бок, покрытый глянцевой кожицей, погладил, ощущая струящееся наружу тепло. Тепло не в прямом, физическом смысле этого слова, а согревающие любое живое существо эманации любви, нежности, доброты. Семя понимало, что ему хотят добра, и отвечало пришедшим за ним людям тем же.
   Правитель принялся торопливо разгребать в стороны песок — и вскоре понял, что ловушка оказалась куда более серьезной, чем он думал.
   Тысячу лет назад, когда крохотная спора, летящая в кометном хвосте, вошла в атмосферу земли, она не сгорела — она была слишком маленькой и легкой, а потому смогла затормозиться и благополучно опуститься вниз. Но на этом ее везение кончилось. Спора упала в морские волны и медленно погрузилась на самое дно. Здесь ленивые придонные течения долго катали ее по каменистой равнине, пока не уронили в одну из множества трещин, и не присыпали сверху песком.
   Попав из ледяного космического вакуума на теплую планету, спора начала расти и развиваться, поглощая минеральные вещества, жизненную энергию и само тепло из окружающего мира. Поначалу ей, невидимой глазу крохи, этого хватало с избытком. Но по мере роста в размерах, тепла, минеральных веществ и энергии требовалось все больше. Ей хотелось света и нормальной, пресной воды. Ничего этого здесь не имелось, и Семя стало истощаться. Но к этому времени оно успело достичь размеров человеческого тела — и прочно врасти в каменные края трещины.
   — Проклятье! — Найл уселся рядом, и схватился за голову. Ему стало ясно, что в одиночку, с помощью только двух женщин, вырубить зародыш Богини из морского дна он не сможет до конца жизни.

* * *

   В тот день они наслаждались удивительным ужином: персики, груши, виноград, яблоки, слива. К флотилии Назии вернулся посылавшийся в город за пополнением припасов корабль. Теперь он заступил на дежурство где-то на поверхности, а два других пошли в город на отдых и за свежими продуктами.
   Впрочем, в полной мере наслаждалась только Скользкий Плавник. Все без исключения виды лакомств она видела впервые в жизни. Впервые в жизни видела еду самых разных цветов, вкуса. Ее язык первый раз ощутил вкус сладкого.
   Дикарка брала в руки персик, долго рассматривала его желтоватую кожу с розовым бочком, гладила нежный пушек, растущий на поверхности, нюхала, лизала языком. Потом подтягивала губы, выставляя напоказ безупречно белые зубы, и запускала их в брызгающую соком плоть. Откусывала кусок, и замирала, прислушиваясь к тому, как во рту растекаются сладкие струйки. Потом пару раз двигала челюстью и снова прислушивалась к незнакомым ощущениям — и на лице появлялось глупо-умильное выражение предельного восторга.