Только благодаря этому подарку инопланетного растения Найлу удалось за пару лет вернуть городу былое могущество, наполнить людьми цеха мастерских и лавки кораблей, обеспечить пограничные отряды многочисленными сильными воинами, выставить охрану на улицах от жуликоватых двуногих и на полях от вечно голодных пустынных насекомых. Если бабочки-молочницы окончательно исчезнут — новых рабочих рук сразу станет почти вдвое меньше. От нападения врагов всегда можно отбиться — на нехватку отваги, сил или умения владеть оружием братья по плоти никогда не жаловались. Но как можно сражаться с отсутствием друзей?
   — Бабочек еле хватило на то, чтобы, чтобы дети не умерли с голода. Жены ремесленников попытались покупать молоко друг у друга или выменивать бабочек, стали возникать ссоры и драки, и я приказала возвращаться назад.
   — Опять морока с этими ремесленниками, — вздохнул правитель. Переехавшие в город северяне быстро заметили, что родившиеся в Дельте малыши всегда крепче обычных, да и полтора месяца беременности и младенчества им нравились куда больше обычных полутора-двух лет. Так что, в каждой из экспедиций обычно присутствовали и они. Раньше от этого никаких лишних хлопот не возникало.
   — Ты поступила правильно, Нефтис, — кивнул Найл. — Иди, отдыхай. Тройлек даст тебе золота, если нужно что-то купить. Где поесть, ты знаешь.
   — Благодарю тебя, мой господин, — на миг замерла телохранительница и вышла из комнаты.
   — Ты не боишься, Найл? — скривилась, проводив воительницу взглядом, Ямисса. — Ты позволяешь ей брать золота, сколько она захочет. Как и остальным братьям по плоти. Этак и разориться недолго.
   — Не боюсь, — покачал головой правитель. — Куда они могут его потратить? Живут во дворце, едят во дворце. Из имущества имеют только то, что носят на себе. Ну, сходят пару раз в кабак ремесленной стороны, перекусить для разнообразия чем-нибудь повкуснее. Ну купят себе тунику новую, коли понравится, или клинок хороший. И все. Домов у них нет, чтобы мебель да барахло копить, по углам рассовывать. Коли сохранят уверенность, что в любой момент деньги можно из казны взять — так и заначки делать вроде бы ни к чему. Много не потратят. Тем более, что тунику или хорошее оружие городу для них так и так покупать нужно. Это тебе или Тройлеку волю дай — тут же дворец новый отгрохаете или мебель из золота закажете.
   — Мебель из золота? Хорошая идея… — княжна подошла к мужу, провела кончиками пальцев ему по губам. — Ты меня обижаешь, Найл… Неужели настолько расстроился из-за бабочек? Подумаешь, нельзя выкармливать молоком! Станем отправлять полугодовалых младенцев. Они все равно быстро вырастут в нормальных рабочих, а кормить можно мясом и фруктами.
   — Беременность, и полгода кормления, — покачал головой правитель. — Больше года ждать придется вместо пары месяцев. Время, время… К тому же, самое опасное не это, — он поймал ладошку жены и поцеловал. — Ты все еще продолжаешь молиться своим Семнадцати Богам, Ямисса, не помогающим никому даже советом, и потому не понимаешь, насколько все мы зависим от хозяйки Дельты. Если она ослабит поток своей жизненной энергии, восьмилапые могут снова стать такими же крохотными, как когда-то в древние времена — человеку по колено, а то и меньше. Кто тогда станет следить за порядком, служить в войсках, где мы возьмем врачей и переводчиков, как ты станешь разговаривать с отцом? Кого станут выращивать фермеры, если долгоносики и мокрицы уменьшатся до размеров кролика? На пути наших караванов в Дельту могут внезапно вырасти земляные фунгусы, или сонные деревья, и тогда мы вообще не сможем посылать туда детей. Да что там дети — даже дерево-падальщик, что растет у нас под окном, и то родилось и проросло в там, в Дельте. Стоит Богине проявить недовольство — и мы их больше никогда не получим!
   Странные чашеобразные растения, высотой в два человеческих роста и стволом толщиной в два обхвата, появились на песчаных безжизненных холмах. Не имея возможности добывать питательные вещества их почвы, они приспособились подманивать к себе в пышные кроны птиц, и без остатка усваивали все их испражнения и объедки пищи, что те приносили в гнезда. С равной охотой посаженные в детских домах падальщики поглощали все, что выделяли положенные в кроны младенцы, оставляя их сухими и чистыми. Выращенные возле кухни, они усваивали кухонные отбросы, дохлых мух и крыс, очистки и сгнившие плоды — и вообще все, что не шевелилось и не отбивалось.
   Благодаря посаженым в городе падальщикам, Найл смог разом избавиться от главного признака людских поселений, сопровождающего человечество на протяжении всей его истории — вони. Неизменной вони от целых озер фекалий, гор гниющих отбросов, стекающих в реку ручьев грязной воды и мочи. Все это превратилось в тысячи опрятных деревьев с сочными, толстыми зелеными листьями и шершавыми стволами. Отними Богиня падальщиков — в городе ни выгребных ям, ни золотарей уже давным-давно не осталось.
   — Ты преувеличиваешь, Найл, — княжна успокаивающе погладила его по волосам. — Подумаешь, мотыльков меньше стало. Помню, у нас в княжестве бароны то каждый день охотиться на жуков-красноспинников ездили, то по несколько месяцев ни одного найти не могли. А год пройдет — и опять все поля ими вытоптаны. Вот увидишь, в следующий раз весь лес в мотыльках окажется.
   — В бабочках, — машинально поправил Найл. — Нет, хорошая моя, все не так просто. В Дельте ничего не происходит без воли Богини. Что-то тут не так, не так… Зря я Нефтис туда отправил, она совершенно неспособна ощущать мысли, кроме направленных в ее сознание. Возможно, Богиня что-то говорила, а охранница просто не смогла услышать.
   — Но ведь там были и братья по плоти, — напомнила княжна. — Они у тебя все разговаривают, как восьмилапые.
   — Братья, — задумчиво кивнул Найл. — И вправду были. Но молоды они все слишком, могли тоже чего-то не понять.
   — Самому-то тебе сколько лет, о, мудрейший? — не выдержав, рассмеялась жена.
   — Наверное, около двадцати, — пожал плечами правитель. — Но ведь им всем лет по пять, по четыре. А то и по три. Они отважные воины, но умом все равно только дети. Чего с них взять?
   — Нужно было послать в Дельту Поруза.
   — Какая разница? — пожал плечами Найл. — Он тоже не способен к мысленному общению. Посылать нужно было Дравига. Но я не решился лишний раз его тревожить. Потому, что уже стар.
   — На тебя не угодить, дорогой, — Ямисса сделала еще глоток воды. — То молод, то стар… Впрочем, какая теперь разница? Нужно думать не о том, что было раньше, а о том, как разобраться в возникшей беде сейчас. Что ты станешь делать?
   — Для начала узнаю, как дела с детьми, — и правитель излучил мысленный импульс с образом седого паука: — Ты далеко, Шабр? — Рад слышать тебя, Посланник Богини, — мысли смертоносца были пропитаны торопливостью. — Вы доставляем детей с кораблей на остров.
   — Вы успеете управиться до вечера?
   — Да, Посланник Богини.
   — Мы хотим увидеть вас с Дравигом до заката солнца. Приходите во дворец.
   — Я понял, Посланник Богини, — и мысленный контакт разорвался.
* * *
   Найл не хотел, чтобы попытка разгадать истину превратилось в нечто, похожее на обычный совет, когда каждый высказывает свое мнение, не разъясняя, а запутывая ситуацию, и потом все равно решение приходится принимать ему одному. Поэтому в Тронный зал пришли только Нефтис, что руководила экспедицией в Дельту, четверо братьев по плоти — подружки Анимия и Ерлиг в вышитых туниках, и Аарт с Толаком, молодые смертоносцы, еще не пробовавшие мяса своих друзей. Здесь же были старые пауки Дравиг и Шабр, княжна Ямисса и, разумеется, сам правитель.
   — Как дети? — сразу поинтересовался Найл.
   — Все здоровы, — отчитался Шабр, излучая мысли сразу всем. — Но сильно истощены.
   — Так здоровы, или истощены? — с ехидством поинтересовалась Ямисса, усаживаясь на трон.
   — Они не нуждаются ни в каком лечении, кроме хорошего питания, — подробно ответил паук.
   — Их состояние могло оказаться опасным? — Найл, не терпевший королевского жесткого кресла с высокой спинкой, опустился на идущие к колоннаде ступеньки.
   — Нет, — категорически отверг это предположение восьмилапый ученый. — Они ели недостаточно, но не настолько, чтобы это стало необратимым. Даже сейчас любой из детей способен пережить двухдневное полное голодание. Если ты хочешь, Посланник Богини, мы можем провести эксперимент.
   — Нет уж, не нужно. Я тебе верю, — вскинул руку Найл. — То есть, хозяйка Дельты не проявила прямой враждебности, но явно выказала свое недовольство. Вот только непонятно, почему?
   Правитель поднялся, прошел по округлому залу и остановился перед Нефтис. Разумеется, его верная телохранительница не могла ничего понять, но она руководила экспедицией, а значит — с нее и первый спрос.
   — Мы вели себя так же, как и всегда, мой господин, — вскочила и замерла молодая женщина. — Не сделали ни единого шага в сторону Великой Богини, никуда не выходили за пределы леса. Только к озеру за водой и в ковыли на охоту.
   — А как же Великая Богиня? — Найл сделал несколько шагов и остановился перед Аартом, на хитиновом панцире которого топорщилась непривычно темная короткая шерсть. — Неужели она никак не обращалась к вам, не передавала никаких сообщений?
   — Нет, Посланник Богини, — уверенно ответил паук. Или, точнее выстрелил импульсом отрицания. Ты уверен?
   — Да, Посланник Богини.
   — А почему ты так уверен? — склонил голову набок Найл.
   — Ей было слишком грустно, Посланник Богини. Правитель шумно втянул в себя воздух и так же шумно его выдохнул. Вот он, детский максимализм. Трехлетний смертоносец пребывал в уверенности, что мир делится на белое и черное, на хорошее и плохое, на свет и тьму. Он пока еще не понимал, что вокруг встречаются и полутона. Он был совершенно уверен, что хозяйка приморских джунглей не передавала никаких посланий. Возможно, это и так. Но если Великая Богиня Дельты никак не обращалась к своим гостям, то откуда паук знает, что ей было грустно?
   — Когда ты это понял?
   — Мы все это поняли, — попыталась защитить брата Ерлиг. — Когда сразу по прибытии ходили на охоту. Я тоже почувствовала, что пока мы тут охотимся, Богине грустно и холодно.
   — Хо-олодно?! — Найл ожидал услышать все, что угодно, но только не это. Как может быть холодно существу, размером с город, глубиной, наверное, в километры, и ботвой, качающейся под облаками? Даже если в пустыне внезапно наступит суровая зима, то пройдет не одно десятилетие, прежде чем она сможет остыть до самой сердцевины. А на улице, вообще-то, печет солнце, и если кто жалуется — то только на жару.
   — Да, ей холодно и грустно, — подтвердили остальные братья по плоти.
   Найл снова повернулся к Аарту:
   — Вспомни, как это было…
   Память смертоносцев невероятна по своим возможностям. Они помнят все, вплоть до мельчайших деталей, а потому восьмилапому удалось без труда воссоздать события тех минут до мельчайших подробностей.
   Найл увидел, как прямо на него сплошным потоком летят желтоватые стебли ковыля, с хрустом подламываясь и пропадая под лапами. Как впереди, в считанных шагах мелькает черная спина убегающего жука.
   Он ударил вперед коротким парализующим импульсом — добыча с ходу рухнула на бок, перевернулась на спину, скользя по траве на гладком панцире. Значит, ее не придется опрокидывать, чтобы нанести укол. Преодолев оставшееся расстояние одним прыжком, он вонзил клыки в мягкое брюшко жука, впрыснул парализующий яд и замер, ожидая, пока тот подействует.
   В этот миг он и ощутил нахлынувшую от Великой Богини грусть. Она понимала, как это прекрасно — бегать по земле под палящими солнечными лучами, вдоволь напившись пресной воды — в то время, как кому-то доводится лежать в темной, холодной, соленой глубине без надежды на избавление…
   — Ступайте отсюда, — Найл тряхнул головой, приходя в себя после короткого пребывания в теле паука, а затем еще — и в холодном мраке.
   — Ну, что там? — нетерпеливо спросила Ямисса, для которой короткий мысленный контакт остался тайной. Она обижается, — правитель передернул плечами, пытаясь избавиться от наваждения холода. — Она обижается за Семя.
   — Ты его неправильно посадил?
   — Нет, она обижается за другое, — покачал головой Найл. — За то, которое я не смог достать.
   — То, что осталось на дне моря, — напомнил Дравиг.
   Найл кивнул.
   — Но ведь его невозможно достать! — поднялась со своего трона княжна.
   — Так она и не приказывает его поднимать, — пожал плечами ее Муж. — Она просто грустит по поводу его участи. Там, на глубине. Где ему никогда в жизни не удастся прорасти. Откуда никогда не удастся выбраться. Великая Богиня грустит. И из-за этого к нам прилетает меньше бабочек-молочниц, падает ее жизненная энергия, она перестает следить за тем, что начинает расти на местах наших обычных стоянок.
   — Это попросту невозможно, — холодно повторила Ямисса.
   — Я знаю, — кивнул Найл. — И Богиня знает. Именно поэтому она не приказывает и не просит. Она просто грустит.

ГЛАВА 2
ЗАПАХ МОЖЖЕВЕЛЬНИКА

   Как ни страдали горожане от нехватки жилья, но дом над входом в пещеру Демона Света трогать не решились. Это было шестиэтажное здание, когда-то стилизованное под стеклобетон. На самом деле, если верить полученным в Белой Башне знаниям, его строили методикой пластификационного монолитного литья. Именно поэтому здесь уцелели все окна и стены. Потому, как псевдостекла составляли единое целое со всем остальным каркасом, а пластик практически вечен и не поддается гниению. Кажется, именно поэтому предки и запретили подобную технологию — в связи с невозможностью последующей утилизации.
   Когда-то по фасаду нижнего этажа шли сплошные двери, но теперь на их месте рос рыжий, густо переплетенный кустарник. Правда, посередине в нескольких проходах слуги Тройлека успели натоптать тропу — ведь именно здесь хитин съеденных горожанами насекомых менялся у Демона на различные изделия. Наиболее популярны у купцов были чаши, кубки, кувшины, ложки и даже ножи. Кое-кто покупал парадные доспехи. Демон Света выплавлял свои поделки из песка, и не успевшие разойтись разноцветные вкрапления зачастую придавали им самый причудливый рисунок, по которому местные гадатели даже пытались предсказать судьбу владельца.
   Иногда, по просьбе Тройлека, Демон делал что-то особенное. Например — шлем с высоким гребнем на день рождения Ямиссы. То, что он может разбиться от малейшего удара, неважно — она все равно участвовать в боях не собиралась.
   Найл прошел вдоль фасада, оглядываясь по сторонам, потом повернул внутрь.
   Все двери дома вели в огромный высокий холл. Помещение ярко освещалось окнами на уровне второго этажа, а посередине зиял провал в три человеческих роста глубиной, наполовину засыпанный кусками бетона, щебня и осколками пластика. Раньше яма была заполнена полностью — но теперь проход расчистили, и прямо от дверей просматривался черный тоннель в три человеческих роста высотой и вдвое большей шириной, уходящий в глубь земли. Для обмена товаров слуги освободили от мусора широкую площадку и выложили ее пластиковыми плитами, заставившими Посланника Богини улыбнуться: «Банк „Эмбер“ вечен, как мироздание», «Дигидер „Оливе-0177“ необходим вам в любой ситуации», «Телефон „Тристар“ — надежная связь везде и всюду». Рекламные призывы, золотые буквы которых поблескивали из прозрачной глубины самого вечного материала. Интересно, что такое «дигидер»? Может быть, он смог бы помочь поднять Семя Великой Богини из морских глубин? Или заменить собой капитанов-смертоносцев на носовых площадках кораблей? Интересно, а можно было бы позвонить по телефону «Тристар» Демону Света?
   Единственное, от чего бы не отказался правитель, так это «Положить в карман конфетку „Шу-жу“», как советовала одна из плит. Увы, где взять этакое лакомство, реклама не сообщала.
   Найл встал на понравившийся плакат, поднял руки. По ладоням из тоннеля ощутимо потянуло теплом.
   — Сдаешься? — спросили сзади.
   Посланник Богини вздрогнул, потянулся назад сознанием, пытаясь установить подкравшегося врага и нанести ментальный удар, но вместо разума ощутил легкий запах можжевельника.
   — Мерлью? — круто развернулся он. — Принцесса Мерлью?
   — Здравствуй, Найл, — собеседница в темно-коричневом балахоне подняла одетые в тонкие перчатки руки, откинула капюшон, и правитель увидел лицо женщины лет сорока, с выцветшими волосами и голубыми глазами.
   — Ты совсем не изменилась, Мерлью, — как можно искреннее сказал он.
   Принцесса расхохоталась, и по лицу ее словно пробежала легкая волна, сглаживая черты, заставляя потемнеть волосы, и он увидел совсем юную девочку. Ту самую девчонку, с которой, помнится, боролся в подземном городе Дира, и которая так рвалась уйти с ним в пески.
   — Кажется, ты хотел сказать мне комплимент, Найл? — голос тоже стал звонким, а запах можжевельника заметно усилился. — Мне, живущей тысячи лет? Я совсем не изменилась? Смешно…
   Она немного успокоилась, и вместе с этим стала на несколько лет старше.
   — Я рад тебя видеть, принцесса Мерлью, — сказал Посланник Богини.
   — Ты знаешь, и я тоже рада, — кивнула женщина, став еще чуточку старше, причем под глазом у нее появился крохотный шрам. — Ты стал выше и крепче. Похоже, правителя города неплохо кормят.
   — Просто я немного повзрослел.
   — Да, — кивнула Мерлью, — на воротах ты выглядел совсем другим. Кстати, тогда ты получил в плен одну щуплую девчонку. Она уже умерла?
   — Нет.
   — Значит, ты еще и женат… — принцесса опять постарела, на этот раз весьма заметно: волосы совершенно поседели, на лице прорезались морщинки, исчез шрам, а нос заострился и пожелтел. — А я была уверена, что она умрет через год. От диабета…
   — Я нашел ей инсулин.
   — Вот как? — удивилась старуха. — Интересно, это меня стала подводить память, или ты ухитрился изменить течение времени?
   — Разве это возможно?
   — Нет, — Мерлью хрипло засмеялась и, к облегчению правителя, приобрела внешность примерно тридцатилетней женщины. — Во всяком случае, это невозможно зафиксировать приборами.
   — Ты занимаешься наукой?
   — Нет, но про это помнил мой предшественник. Впрочем, раз ты все еще женат, давай перестанем говорить о… исследованиях. Перейдем к более приземленным вещам. Зачем ты меня искал?
   — Почему ты думаешь, что я тебя искал?
   — Ты забываешь, с кем разговариваешь, Найл, — покачала головой принцесса. — Я не думаю, я знаю.
   «Ну да, конечно же, — отвел взгляд Найл, — юная принцесса Мерлью ныне носила звание Магини, и пребывала в растянутом состоянии где-то на две-три тысячи лет. А значит — знала прошлое, настоящее и будущее».
   Когда тысячу лет назад перед далекими предками встала реальная опасность смерти, они оказались невероятно изобретательны, и нашли немало способов, чтобы спрятаться или сбежать от радиации. Например — размазаться во времени и стать неуязвимым в одномоментной точке. Не их вина, что спустя тысячу лет этим открытием смогла воспользоваться родившаяся в пустыне дикарка. И если Мерлью считает, что он ее искал — то скорее всего, это действительно так. Просто эта идея может посетить его голову завтра или послезавтра. Магиня вполне способна ошибиться на несколько суток. Вот только что могло понадобиться ему от властительницы Серых гор? Что?
   «Серые горы, — попытался вспомнить свое давнее путешествие Найл. — Ущелья, реки, Зеркальный каньон, здание комплекса и десятки бездонных вулканических озер, в которых пережидали радиацию потомки обитателей научного городка. Они насытили воду кислородом, и благодаря этому смогли ею дышать. Мерлью по сей день регулярно выполняет работу по поддержке необходимого уровня насыщения озер живительным газом, за что и носит среди своих подданных звание Дарующей Дыхание. Дарующая…»
   До правителя наконец-то дошло: ведь Магиня умеет делать воду пригодной для дыхания. А значит…
   — Ты помнишь, Мерлью, — осторожно начал Найл, — как мы с твоими воинами и братьями по плоти пересекли под водой Серебряное озеро, чтобы напасть на княжескую крепость на ее берегу?
   — Разумеется помню, — улыбнулась ему голубоглазая девушка. — Это был наш последний общий переход.
   — Я хочу предложить тебе еще раз совершить такую прогулку…
   — У тебя опять отбили крепость?
   — Нет, я хочу отправиться в другое место… — Найл прикусил губу, не решаясь сразу так произнести необходимые слова.
   — Ну же, куда? — поторопила его Магиня.
   — Я хочу перейти через море!
   — Ты сошел с ума! — опять переменилась в лице собеседница.
   — Мне это нужно, — вздохнул Найл. — Очень.
   — Интересно, зачем?
   — Туда упало Семя одной из Богинь. Мы хотели прорастить его, но когда добрались до места, то обнаружили, что под нами море.
   — Ах да, я и забыла, — причмокнула губами женщина. — Ведь ты Посланник Богини. Тогда для тебя найти семечко действительно интересно.
   — Ты мне поможешь?
   — Ты недопонимаешь, Найл, — на этот раз вздохнула принцесса. — Море, это даже не вулканическое озеро. Глубина там может оказаться в несколько километров. Как и где искать, я не знаю. Добираться придется несколько недель. А я, как ты помнишь, обязана раз в три-четыре дня отправляться по озерам, и освежать в них воду. Где ты собираешься пережидать это время?
   — Послушай, Мерлью, — неожиданно спохватился Найл. — Но ведь ты знаешь будущее?
   — Да. Ну и что?
   — Значит, тебе уже сейчас известно, состоится этот переход через море, или нет. Ведь так?
   — Да.
   — Тогда о чем мы спорим?
   — О чем… — женщина подошла ближе, склонила набок голову, вглядываясь в лицо Найла. — Просто я хочу дать тебе шанс одуматься.
   — Я должен это сделать, Мерлью, — пожал плечами Найл. — Обязан.
   — И все равно я даю тебе время передумать, — она чуть-чуть повернула голову, и получилось, что смотрит Магиня уже не на него, а в окно, на чистое голубое небо. — Пять дней. И еще… Ты помнишь, что обещал прислать мне Шабра, чтобы он вывел из моих водолазов более крепкую и смелую породу? — Понимаешь, Мерлью, — смутился Найл. — Слишком много…
   — Понимаю, — не стала дослушивать принцесса. — Так вот, Найл. Пусть весть о твоем согласии принесет этот смертоносец. И сразу займется своей любимой работой. Это мое условие. Если у тебя есть обязанности перед Великой Богиней, но у меня — перед Серыми горами. В стране должна быть крепкая армия. Теперь иди и думай. У тебя пять дней.
* * *
   По ушам ударил громкий слитный вопль, отчего Найл испуганно вздрогнул и попятился, оглядываясь по сторонам. Он находился на краю огромнейшей чаши… Пожалуй, даже не чаши, а целого кратера — такого огромного, что человеческие фигурки на противоположной стороне сливались в единую разноцветную массу. А фигурок было много: они заполняли все стены, наклонно сходящиеся к середине, к зеленому прямоугольнику, по которому тоже бегало несколько двуногих. Но те, внизу, хотя бы молчали. А вся остальная людская масса постоянно орала, гудела, выла, размахивала руками и кидалась блестящими алюминиевыми цилиндрами.
   Поморщившись, Посланник Богини оглядел ближайшие ряды и стал пробираться к худощавому старику с длинной белой бородой, одетому в ярко-желтую футболку с большой буквой «М» на груди и синие штаны из плотной парусины.
   — Ты не мог бы отключить звук, Стииг? — громко попросил Найл. — Иначе ты не услышишь моего ответа.
   Старик поднял к губам стеклянную бутылку, торопливо ее осушил, отбросил в сторону, и вокруг настала тишина.
   — Это Рио-де-Жанейро, стадион Мараканья. Крупнейший за всю историю человечества. Кажется, он вмещал в себя четверть миллиона двуногих. Время — конец двадцатого века. А игра называется «футбол». Угадал?
   — Гол, — кивнул старик, и его странная одежда обесцветилась и слилась в единое целое, став обыкновенным лабораторным халатом. — Ты меня начинаешь пугать Найл.
   — Разве компьютеры умеют бояться? — удивился правитель, пытаясь разглядеть с высоты происходящее на далеком поле.
   — Компьютеры могут все, если вложить в них нужную программу.
   Огромная чаша стадиона начала выравниваться, разноцветные футболки, рубашки и куртки поднялись на стебельках, зелень из центра расползлась в разные стороны, и Найл обнаружил, что находится уже на обычной лесной лужайке, усыпанной множеством разноцветных полевых цветков. Однако, это уже не походило на одну из загадок, что так любил подбрасывать ему компьютер Белой Башни при каждом посещении — проверяя сохранность знаний, впечатанных в детский разум при самом первом посещении. Поэтому Посланник Богини просто опустился в траву, и провел по ней руками. Умом он понимал, что это всего лишь мираж, оптико-сенсорная картинка, наведенная проектором башни. Но все равно — иллюзия оставалась полной. Он видел каждую травинку, он мог прикоснуться к ней, сломать, услышать хруст поддавшегося стебелька.
   — Так чего же ты боишься, Стигмастер? — покосился на изображение изобретателя Белой Башни Найл.
   — Я замечаю, что в последние годы ты все чаще и чаще называешь людей двуногими, — подошел ближе старец. — Это тревожный признак.
   — А когда я называю смертоносцев восьмилапыми, тебя это не смущает?