Оксана успокоила вновь обретенную сообщницу, объяснив ей: все будет в свое время. В свой срок этого плохого дядю за все его прегрешения непременно расстреляют – он резвится последние деньки. А пока что обойдемся пятью таблетками сульфадиметоксина, которые и вызовут мощную аллергическую реакцию со всеми сопутствующими признаками…
   В отношении второго звена операции «Аллергия» – участкового терапевта, в юрисдикцию которой входила милицейская элита города, – Оксана испытывала некоторое беспокойство.
   – Понимаешь, я с ней церемониться не стала, потому что знаю ее очень давно и между нами весьма доверительные отношения, – поделилась Оксана своими сомнениями. – Но… понимаешь, она в принципе согласна нам помочь, однако, как мне кажется, может в самый неподходящий момент закатить истерику… Переживает очень. И еще – она не уверена, что вся эта наша задумка увенчается успехом. Слишком монументальна эта система – так она утверждает. Она не верит, что какие-то тайные силы, никак не проявляющие себя внешне, могут эту систему сломать. И я вполне понимаю это неверие…
   Ого! Это было новостью… До операции осталось всего ничего, шестеренки механизма уже вовсю крутятся: где-то в кухонном уголке горничная Наденька, сверкая глазенками, толчет в ступке сульфадиметоксин и ждет узурпатора на обед… А между тем основное звено акции, как оказалось, может в решающий момент сорвать столь хорошо продуманный план. Ай-я-яй! И что теперь?
   – Она очень мнительная и… и впечатлительная, – высказала свои соображения Оксана. – Способна на поступок, но под влиянием какого-нибудь сильного побудительного действия. Короче, тип – жена декабриста или… или что-то из серии «Вера Засулич»… Ну как?
   Я задумался. Самым убедительным было бы явиться на телестудию, ворваться в эфир и объявить о начале тотальной борьбы с коррупцией. Наверняка Оксанину подружку вдохновил бы публичный расстрел всех мздоимцев и казнокрадов у здания областной администрации, но, увы, такой масштаб в данный момент был не по силам…
   – А если он явится к ней со своей ксерокопией, содранной со стенда у ближайшего отделения милиции… это будет убедительно? – вмешался Стае. – Это ее вдохновит?
   Ай да Стае! Разумеется, такой поступок может послужить сильнейшим мотивационным средством для подвига, но очень уж это рискованно: вваливаться средь бела дня в поликлинику УВД, кишащую воинами правоохраны, будучи объявленным в розыск!
   В 11.30 мы с Оксаной подрулили к одиннадцатому отделению милиции, что располагалось неподалеку от поликлиники УВД. Под стендом «Их разыскивает милиция» сидели на лавочке трое патрульных с радиостанциями и лениво курили. Появление Оксаны повергло их в состояние шока:
   менты, как по команде, выбросили окурки, встали и выровнялись в безукоризненной шеренге. О чем они беседовали, я не слышал, но мог наблюдать: Оксана легким мановением руки указала на мою ксерокопию, ласково улыбнулась и произнесла несколько слов, после чего патрульные сноровисто отодрали ориентировку и вручили ее прекрасной даме, чуть не подпрыгнув от усердия.
   – Что ты им сказала? – поинтересовался я, когда Оксана уселась на свое место и лихим броском швырнула машину вперед.
   – Что хочу повесить твою личину на входе в вестибюль университета, – выдохнула Оксана и нервно рассмеялась. – В целях воспитания студентов в духе уважения к правоохранительным органам. Типа того, эти студенты будут тебя искать, и поймают, и сдадут, и… и…
   В поликлинике УВД было довольно много товарищей в погонах и без таковых. Как и следовало ожидать, никому из них не было никакого дела до безнаказанно разгуливающего по прохладным коридорам беглого убийцы: все эти серьезные люди (или почти все) ждали своей очереди у различных кабинетов и тихо репетировали скорбный разговор с врачом, который (разговор) при благоприятном стечении обстоятельств вполне мог обернуться законным освобождением от исполнения служебных обязанностей сроком от трех суток и далее – как повезет.
   Открыв дверь терапевтического кабинета, Оксана, воровато озираясь по сторонам, проскользнула внутрь.
   – Разговор есть.
   К исходу пятой минуты подружка была готова совершать подвиги.
   – Единственное, что меня смущает… внезапная смерть Дмитрия Сергеевича входит в ваши планы? – поинтересовалась одухотворенная врачиха.
   – То есть? – удивился я. – Сформулируйте яснее!
   Я не знаю, как этот ваш пентонал будет взаимодействовать с введенным накануне сульфадиметоксином, – честно призналась Оксанина подруга. – А вы еще хотите, чтобы я потом ему инъецировала ударную дозу димедрола – чтобы он спал без задних ног целые сутки. Потребуется действительно лошадиная доза – Дмитрий Сергеевич, знаете ли, крепок телесно… А с пентоналом я никогда ранее дела не имела – это не мой профиль. Так что ручаться за благополучный исход я не могу…
   – Он не умрет, – твердо пообещал я, хотя понятия не имел, чем все это закончится. – Вы, главное, уколите ему все, что надо, и сделайте так, чтобы он спал. А когда он проснется, будет уже поздно – в одиночной камере, я вас уверяю, ему будет не до анализа оптимального сочетания медикаментов в его могучем организме…
   В 14.30 наши дамы вышли из подъезда и в сопровождении неизменного омоновского патруля проследовали к машине. Внешне они выглядели вполне прилично – врачиха даже шутила с рослыми омоновцами, которые плотоядно глазели на Оксану.
   – На базу, – скомандовал я. – Операция прошла успешно…
   Через полчаса Оксана сидела в кухне нашей штаб-квартиры, пила из большого стакана холодную водку могучими глотками и в перерывах жадно затягивалась сигаретой. Подружку мою слегка потряхивало, как после суточных гонок по пересеченной местности.
   – Ну, моя красавица, все позади, все прошло… – попытался было я обнять свое сокровище, но Оксана резко оттолкнула меня и враждебно молвила:
   – Отстань! Не лезь ко мне сейчас… Знаешь, как он выгибался, когда ему пентонал ввели?! Думала – все! Сейчас умрет…
   – Не умер? – сочувственно поинтересовался я.
   – Нет, не умер, – Оксана глубоко затянулась и вдруг нервно хихикнула. – На, послушай, – она извлекла из сумочки диктофон. – Там для тебя есть очень интересный… короче – сюрприз. Послушай.
   Перемотав кассету, я включил диктофон и поставил его на стол – все замерли, затаив дыхание.
   Оксана: Где спрятаны компрометирующие материалы на сотрудников ФСБ, РУОПа и… и вообще – на всех остальных? Где видеокассеты с записями, сделанными в саунах ФОКа?
   Дмитрий Сергеевич: В ФОКе. На Ванькиной даче.
   Оксана: Ванька – это ваш брат? Начальник УВД?
   Д.С.– Да. Мой брат.
   Оксана: Где конкретно спрятаны эти материалы? Укажете место на даче.
   Д.С: В кабинете брата.
   Оксана: В кабинете – где? Под полом, на потолке… черт! В стене? Или где? Отвечайте конкретно!
   Д.С: В стене.
   Оксана (гневливо): Слушай, козел! Ты че здесь дурака валяешь! Я ж тебя по-человечески спрашиваю – где?
   Врачиха (шепотом): Он отвечает на твои вопросы! Это, насколько я поняла, как будто ты задаешь его ассоциативной памяти программу: надо постоянно задавать наводящие вопросы – подводить его к требуемому ответу!
   Д.С.: Козел – животное… с рогами… Дурака валяешь – идиоматический оборот… Еще козел – жаргонное…
   Оксана: Заткнись, придурок! Черт, это я переволновалась – сама прекрасно знаю, что надо наводящие вопросы задавать… Черт! Черт!!! Тьфу… А… а в какой стене спрятаны материалы? Как входишь в кабинет – справа, слева, прямо по курсу?
   Д.С: Прямо. В стене, как заходишь – прямо.
   Оксана: Ясно… Ясно. Там тайник? Как его открыть?
   Д.С: Там тайник. Его открыть – нажать на кнопку и набрать шифр.
   Оксана: Где кнопка? Где набор шифра? Какой шифр?
   Д.С.: Кнопка – в кабинете. Набор шифра – в кабинете. Шифр – цифровой.
   Оксана: В каком месте в кабинете располагается кнопка? В каком месте располагается шифр? Где – под столом, в тумбочках, в сейфе? Назови цифры шифра… эээммм… Назови порядок очередности вскрытия.
   Д.С.: Кнопка – в панно на стене. Шифр – в панно на стене. Порядок очередности: нажать на кнопку, отодвинется заслонка, там – набор. Цифры шифра: 5-11 – 10.
   Оксана: Панно – это что? Там что изображено? В каком фрагменте изображения расположена кнопка? Какого типа изображение – из чего оно?
   Д.С: Панно – это изображение. Изображение – портрет Дзержинского. Кнопка – в правом глазу портрета. Изображение – деревянная мозаика.
   Оксана: Еще где-нибудь есть компрометирующий материал на сотрудников?
   Д.С.: Там весь материал. Материала больше нигде нет… Затем раздались какие-то повизгивания и шлепки – видимо, Оксана обнималась с врачихой от избытка чувств.
   – Ну, вот, собственно, и все! – торжественно сияя, заявил Слава Завалеев, выключая диктофон. – Теперь надо разработать порядок изъятия этого компрматериала и продумать акцию с перемещением несовершеннолетних шалав – последний этап, так сказать. Ну что, мужички, поднатужим свои хилые умишки?!
   – А сюрприз?
   – Слушайте, нетер-пе-ли-вые вы мои! – Оксана по слогам выговорила пожелание и вновь уперла руки в бока.
   Славик вновь включил диктофон. Что-то около минуты пленка доносила до нас какие-то левые разговоры между врачихой и Оксаной, затем отчетливо послышалось восклицание терапевта:
   – Ну ничего, ничего! Скоро вас тут всех под корень изведут! Приедет комиссия, моментом шкуру спустят, поснимают всех и в изолятор засунут!
   Д.С: Комиссия прилетит. Никто не пострадает. Меры приняты… В изолятор не засунут.
   Оксана: Стоп! Стоп-стоп… А ну, еще раз: что там насчет комиссии? Какая комиссия? Откуда прилетит? С какой целью? Какие меры приняты?
   Д.С.: Парламентская комиссия. Из Москвы. Лишать губернатора парламентской неприкосновенности, снимать и проводить расследование. Меры приняты – комиссия не доедет до гостиницы. Будет автокатастрофа.
   Оксан а: Откуда известно о комиссии? Кто еще прилетит с этой комиссией – это вам известно? И что за катастрофа – где, когда, каким образом это случится?
   Д.С: Отцу позвонили – про комиссию. С комиссией летит следственная бригада МВД – это нам известно. Катастрофа будет на 127-м шоссе, между Вознесеновкой и городской окраиной. Она будет ночью – когда автобус пойдет из аэропорта. Там будет самосвал с керамзитом. Керамзит рассыплет, потом выскочит на встречную полосу, автобус затормозит и вылетит в овраг…
   Я невольно вздрогнул. Вот черт! Кому-то здорово понравился мой способ расчета с товарищем Снеговым… Все повторяется в деталях: 127-е шоссе, проклятый овраг, керамзит, нет только резиновой бабы…
   – Как сюрприз? – торжествующе поинтересовалась Оксана, привалившись к косяку и деловито скрестив руки на груди.
   Ну что сказать? Сюрприз был на все сто. Позвонить Сухову в Москву не было возможности – где искать врио прокурора, я понятия не имел. Можно было отправить кого-нибудь в аэропорт и предупредить Сухова, но… кто мог дать гарантию, что с прибывшей командой не разделаются другим способом? Сухов совершил одну непростительную ошибку, стремясь обставить явление карательных органов с наиболее возможной конспирацией: они наверняка полагают, что внезапное появление высокой комиссии породит шок и враги начнут сдаваться, плача от раскаяния. Но Сухов-то, Сухов! Неужели он не взял в расчет возможность утечки информации?! Черт… Наверно, поверил, что на таком высоком уровне никакой утечки быть не должно…
   – Мне нужен Бо. – категорично заявил я. – Предстоит специальная операция по полной программе.
   Бо дома не оказалось – сказали, убыл куда-то по делам. Я сообщил говорившему со мной, что имеет место экстренная ситуация, дал свой адрес.
   Затем я немного поразмышлял и набрал промежуточный номер Диспетчера ПРОФСОЮЗА.
   – А-а-а, Капитан! – лживо обрадовался Диспетчер, когда я представился. – Ты куда пропал? Мы уж думаем тут – не случилось ли чего…
   – Я тут того… развлекался немного, – солидно сообщил я и потребовал: – Мне нужно встретиться с Петровичем. Экстренно.
   – Работы для тебя пока нет, Капитан, – уклончиво сказал Диспетчер. – Так что – развлекайся дальше.
   – Передай Петровичу, – настырно заявил я. – Мне необходима ваша помощь. Передай, что могут быть необратимые последствия! Ты понял?
   – Понял, – обескураженно пробормотал Диспетчер. – Минут через десять я тебе перезвоню… Куда перезвонить-то?
   – А что – на вашем хитром определителе моего номера нет? – делано удивился я, ласково поглаживая телефон Бо. – Ты всегда перезванивал, не спрашивая адреса!
   – Нету твоего номера, – смущенно признался Диспетчер и несколько раздосадованно поинтересовался: – Что это у тебя за телефон такой?
   – А его нету, – придурковато сообщил я. – В природе вроде бы не существует! И знаешь – в некоторых случаях очень даже удобно… Короче – я перезвоню через десять минут… – И пошел к соратникам – послушать, какие бредовые идеи родились за мое пятиминутное отсутствие.
   Послушав с некоторым интересом обсуждение ситуации, я вернулся в спальню и вновь набрал номер Диспетчера.
   – В 16.30 тебя устроит? – поинтересовался Диспетчер.
   – Вполне, – согласился я, посмотрев на часы: Бо должен был, по моим подсчетам, явиться минут за сорок до указанного Диспетчером срока. – Где?
   – Стой возле калитки – заберут, – сообщил Диспетчер. – Выходи где-нибудь в 16.27.
   – Откуда вам известно, где я обретаюсь? – делано удивился я. – Сам же спрашивал – куда-то я пропал… А?
   – Нам все известно, – несколько напыщенно заявил Диспетчер и отключился.
   – Вот и нашлась «крыша», – заявил Слава, когда я вышел из спальни. – Деятели, тоже мне! Даю гарантию, что насчет этой «крыши» уже все клерки УВД знают!
   – Что за «крыша»? – поинтересовался я.
   – Гостиница «Космос» – забронированы двадцать три номера для конференции животноводов Нечерноземья, – Слава презрительно хмыкнул. – С 23.00 сегодня и на десять суток вперед… Во деятели!
   – А что такого? – удивился я. – Ну подумаешь – животноводы решили в кои-то веки собраться на конференцию. Вполне даже приличная «крыша» – я бы, например, ничего не заподозрил…
   – Забронированы двадцать три номера люкс на восьмом этаже, – пояснил бывший опер Серега Айдашин. – Ты в «Космосе» бывал, Бак?
   – Не-а, – я отрицательно помотал головой.
   – Восьмой этаж для правительственных делегаций и новорусских крутых держат, – наставительно сказал Серега. – Номер стоит в сутки полтора «лимона». А где ты видел животноводов, которым по силам за декадное проживание отстегнуть пятнадцать «лимонов»?
   – Все понял, перехожу на прием, – смущенно капитулировал я. – Ты, Слава, позвони-ка в прокуратуру. Я совсем забыл за хлопотами – сегодня увэдэшное начальство бригаду Генпрокуратуры пригласило вечерком попариться в ФОКе – а отказа пока не было. Как бы там их не оседлали лихие малолетние наездницы да не засняли бы при этом не менее лихие операторы! Вот конфуз-то будет!
   Слава набрал номер областного прокурора, истребовал председателя комиссии Шабалина и замогильным голосом пригрозил: «Не ездите сегодня париться в сауну в ФОК. Это страшная подлянка! Вас там могут сфотографировать, заснять на камеру, расчленить и вообще…» – и положил трубку.
   Через минуту телефон затрезвонил. Я снял трубку – звонивший представился Шабалиным и поинтересовался, кто это развлекается такими дурацкими шуточками.
   – Это близкий друг Андрея Ивановича Сухова, – сообщил я. – То, что вам только что сообщили, конечно, не так страшно, но… не ездите сегодня в этот ФОК! Вы мне можете доверять – я звоню по поручению Сухова.
   – Сухов в Москве, – настороженно произнес Шабалин. – А кто вы такой, не знаю – не имел чести быть представленным. Так что…
   – И все же вам придется мне довериться, если не желаете вляпаться в историю! – сердито прикрикнул я. – Сошлитесь на занятость или еще чего там и… и ни в коем случае не говорите никому об этом звонке – по крайней мере, до приезда Сухова. Ясно?
   – Ясно, – после некоторой паузы согласился Шабалин. – А вообще-то, молодой человек, такие звонки нужно делать с уличного таксофона – сейчас, знаете ли, повсеместно определители понатыкали…
   – Я знаю вас как исключительно порядочного и рассудительного человека! – патетически воскликнул я и аккуратно положил трубку.
   Вскоре прибыл Бо. Присутствие практика возымело положительный результат: уже через пятнадцать минут всем было ясно, что и в какой последовательности каждому предстоит делать. Затем разбежались по рабочим местам. Бо отправился в Верхний Яшкуль готовить специальный расчет для предстоящей операции; Слава с Серегой поехали монтировать «радиоперехват» для грядущего спектакля в рамках «Программы защиты и перемещения свидетелей»; Стае с Сашей Шрамом помчались на базар за объемными спортивными сумками; Оксана убыла домой – поспать маленько; Коржик остался на хозяйстве, а я пошел организовывать депортацию малолетних шалав.
   Ровно в 16.30 у калитки притормозил темно-синий «БМВ».
   – А «фордец» того… в ремонте? – поинтересовался я, пожав крепкую холеную руку Петровича.
   – Ликвидирован после акции, – лаконично ответил Петрович. – У тебя что-то стряслось?
   «Так вот ты какой, северный олень!» – подумал я. Если «Форд» ликвидирован после акции, значит, Петрович, который является управленцем, до сих пор, образно выражаясь, «практикует» – сам участвует в разработке и проведении мероприятий по программе ПРОФСОЮЗА.
   – А на пенсию в нашей конторе отпускают? – с некоторой надеждой спросил я. – На покой и заслуженный отдых, так сказать?
   – Ну конечно, конечно… естественно, отпускают, – ласково улыбнулся Петрович. – Вот наступит у тебя положение «555» – и отдыхай сколько влезет, родной ты мой! Так что там у тебя стряслось?
   Я скорбно вздохнул и озадаченно почесал бритый череп. Положение «555» на жаргоне ПРОФСОЮЗА означало, что исполнитель чисто физически не в состоянии работать. Оправдательным мотивом для «555» являлись тяжелая болезнь, увечье и… смерть сотрудника. Перспективы не очень блестящие…
   – У меня возникла небольшая проблемка, – ровным голосом сообщил я. – Мне нужно пристроить на месяц десятка полтора малолетних проституток – так, чтобы ими в природе Новотопчинска даже отдаленно не пахло. Помогайте.
   – То есть выкопать им братскую могилу и ликвидировать, – серьезно подытожил Петрович. – А могилу в течение месяца, значит, чтобы никто не смог обнаружить. Я правильно понял?
   Я внимательно посмотрел на собеседника, пытаясь обнаружить искорки смеха в его непроницаемых глазах, и не обнаружил. Черт! Это что – не шутка?!
   – Мне нужно спрятать полтора десятка девчонок – на время, – поспешил поправиться я, украдкой вытерев внезапно вспотевший лоб. – Чтобы там с ними хорошо обращались и не дали возможности возникнуть в нашем городе в течение месяца. Преподнести им это перемещение и ограничение свободы надо так, как будто это акция в рамках программы защиты и перемещения свидетелей, – ну якобы есть у нас такая программа. И… и скажите, что вы пошутили – насчет братской могилы…
   – Естественно, я пошутил, малыш! – широко улыбнулся Петрович – одними губами, глаза в этом проявлении эмоций совершенно не участвовали. – Когда и где?
   – Сегодня, между семью и девятью часами вечера, – уточнил я. – Неподалеку от ФОКа, знаете, в пригороде есть такой центр увэдэшный…
   – Я прекрасно знаю, где располагается ФОК, – прервал меня Петрович. – С 19.00 до 22.00 при въезде на автомагистраль неподалеку от ФОКа будет ждать транспорт с нашими людьми.
   – Что за транспорт? – поинтересовался я.
   – Транспорт будет большой и удобный, – успокоил меня Петрович. – Имидж «программы защиты свидетелей» будет соблюдаться неукоснительно… Что еще ты хотел?
   – Пожалуй, все, – заявил я. – Поедемте обратно (все это время мы медленно ехали по направлению к центру).
   – Так-то и ничего? – удивился Петрович и внимательно уставился на меня. – Диспетчер передал, что у тебя экстренная ситуация! Проблема с перемещением твоих шалав и есть экстренная ситуация? Или Диспетчер тебя неправильно понял?
   – Да нет – все правильно, – заступился я за Диспетчера. – Правильно он вам передал. Ситуация действительно экстренная, но… но я сам выкарабкаюсь из нее. Ну, хотите, накажите меня за то, что напрасно всполошил вас… Короче, час назад я думал, что не обойдусь без вашей помощи, а потом оказалось, что все вполне разрешимо своими силами.
   – Уверен? – Петрович спросил это с интересом – я тотчас же понял, что играет он, на самом деле все мои заморочки прекрасно известны ПРОФСОЮЗУ – контролируют они каждый шажок вашего покорного слуги…
   Абсолютно, – твердо ответил я и счел нужным добавить: – Ну… если ваша благосклонность будет простираться столь далеко, что…
   – Короче, Профессор! – недовольно оборвал меня Петрович. – Знаем, что ты можешь витиевато изъясняться!
   – Мне нужен материал на центральную братву, – выдал я. – На четыре бригады бывшей центральной группировки. Сфера деятельности, характеристики бригадиров и их приближенных, фотографии… и отношения между бригадами. В первую очередь отношения… Такую объемную аналитическую работу моему маленькому коллективу не потянуть, а вы, я знаю, вполне можете… Эта информация мне потребуется уже послезавтра… ммм… если, конечно, сегодня у нас все получится как задумали. Ну так что?
   – Будет тебе материал, – не задумываясь ответил Петрович. – В понедельник ты получишь полное досье на центральную братву – все, чем мы располагаем… Если у тебя ко мне больше ничего – можешь отправляться восвояси.
   В 19.30 в лесу, на подступах к ФОКу, сосредоточились три транспортные единицы: Славин микроавтобус со спецаппаратурой, «Ниссан» Саши Шрама и… патрульная машина под управлением верхнеяшкульского участкового Валеры Базырова, прибывшего по распоряжению Бо. Прилагаемый в комплекте к патрульному «уазику» Валера, облаченный в повседневную милицейскую форму, нервничал и тихо скулил по поводу превратностей судьбы.
   Еще раз уточнив детали, мы рассредоточились по транспортным единицам: я сел в патрульный «уазик», чтобы поддерживать боевой дух участкового, Стае, Саша Шрам и Коржик разместились в «Ниссане» – и урулили к центральным воротам ФОКа, оставив в лесу Славу Завалеева и Серегу – приглядывать за микроавтобусом со спецаппаратурой и сидеть на шухере – на всякий случай. Случаи могли быть разные, поэтому мы все были вооружены «табельным» оружием из арсенала Бо, а в багажнике «Ниссана» мирно покоился «ПКМС» с присоединенной коробкой на двести патронов.
   «Уазик» и «Ниссан» подкатили к воротам и настойчиво засигналили – я, Стае и Коржик, отягощенные пустыми спортивными сумками великанских габаритов, дружно десантировались и, оживленно галдя, двинулись к двери КПП. Имели место быстро сгущавшиеся сумерки. Расчет наш был построен на том, что дежурившие на КПП менты примут нас за обычных посетителей ФОКа и пропустят на территорию центра, не поинтересовавшись, кто такие. Была также слабенькая надежда, что перед патрульным «уазиком» с ментом за рулем будут распахнуты ворота, а когда вслед за ним просочится левый «Ниссан» – там посмотрим, что делать далее…
   – Отчиняй! – зычно гаркнул я командным голосом и забарабанил в дверь КПП.
   Зажужжал электромеханический замок – дверь распахнулась. Мы по-хозяйски вошли в тамбур и продефилировали по коридору, приветственно вскинув ладошки вверх, – краем глаза я отметил, что транспортные ворота медленно поехали в сторону. «Так просто!» – мелькнуло в голове. «Ну и система охраны тут у них – хоть взвод диверсантов просочится, никто не спохватится!»
   Вторая дверь тамбура не открывалась. Я пару раз безуспешно толкнул ее и почувствовал, как внизу живота нехорошо екнуло.
   – Что это у вас с дверью? – начальственным тоном поинтересовался Стае, нагибаясь к полукруглому отверстию в огромной витрине, за которой у пульта с кнопками и лампочками сидели на обшарпанных креслах два молодых сержанта в милицейской форме.
   – Предъявите, пожалуйста, удостоверения, – вежливо попросил один из сержантов. – Сегодня по графику ФСБ занимается, так что, если вы не сотрудники ФСБ, – извините.
   – С чего ты взял, что мы не сотрудники ФСБ? – нешуточно обиделся Стае, показывая нам с Коржиком один палец, – одного, с которым разговаривает, значит, сам возьмет. Мы с Коржиком незаметно расстегнули «молнии» поясных сумок и повернулись лицом к витрине.
   – А я вас раньше среди сотрудников ФСБ не видел, – смущенно пояснил сержант, – вы из РУОПа?
   – Подставь-ка ушко, я тебе прошепчу, откуда мы, сынок, – многообещающе промурлыкал Стае, хрустнув за спиной пальцами.
   Доверчивый сержант вставил в отверстие в витрине полголовы и повернул ухо к Стасу.
   Оппа! – ухватив сержанта под мышки, Стае одним рывком выволок его через отверстие в коридор и легонько забодал сержантову переносицу своим квадратным черепом. В этот момент мы с Коржиком синхронно выдернули из поясных сумок стволы и наставили их на оставшегося за стеклом капэпэшника, который от удивления широко разинул рот и вцепился в подлокотники кресла.
   – Жить хочешь, сынок? – вкрадчиво поинтересовался Стае. Сержант, оторопело глядя на стволы, быстро закивал головой. – Тогда закрой ворота, открой вторую дверь и иди ко мне на грудь, – посоветовал Стае. – В противном случае сделаем из тебя ситечко. Ну!