Страница:
— То есть как это с мисс Сальвато?! — У Натали округлились глаза. — Ты не шутишь? Тогда расскажи, как она выглядит, эта знаменитость!
— Очаровательная молодая женщина… ну, не такая уж молодая, если сравнивать с тобой, но с моей точки зрения просто юная, и к тому же очень привлекательная. Но довольно о ней, расскажи-ка о своем женихе.
— Не стану! Сегодня ты увидишь Эшлина и сам сможешь судить о том, каков он. — Улыбнувшись, Натали поднялась. — Отдыхай, а потом я к тебе постучусь. В семь за нами заедет Эшлин. Для начала легкий обед в ресторане, потом — в оперу, а вечером поужинаем здесь, у меня. Как тебе такая программа?
— Превосходно. Я разоденусь в пух и прах.
— И правильно сделаешь, потому что я намерена похвастаться тобой перед всем нашим городком!
* * *
Плеснув в ванну немного розового масла, Натали повыше заколола волосы и погрузилась в пенистую воду. За круглым окошком под самым потолком кружась порхали снежинки, на западе оставался только намек на свет ушедшего дня. Натали не стала зажигать газовые рожки, так что ее просторная ванная была погружена в уютный сумрак. Горные вершины за окошком казались мерцающими экзотическими светильниками.
Так ей больше всего нравилось принимать ванну: лежать обнаженной в теплой душистой воде и видеть внешний мир, который при этом не мог видеть ее. Она мылась медленно, лениво, томно, на время отбросив все мысли, наслаждаясь минутами наедине с собой.
Однако на этот раз, скользя мочалкой по груди, Натали волей-неволей думала о платье, в котором собиралась появиться в опере. Мадам Дюбуа убедила ее, что в фасоне нет ничего предосудительного, однако декольте было таким причудливым, что, казалось, почти открывало грудь.
Натали припомнила указания модистки: “Какая сорочка, какое нижнее белье? Мадам, вы испортите весь эффект! Главное, потуже затяните корсет. Каждая женщина мечтает блеснуть фигурой — если, конечно, она у нее есть!”
Четверть часа спустя Натали стояла перед зеркалом, держа в руках бархатное платье насыщенно-бирюзового цвета, настоящий шедевр портновского искусства.
Именно в таком и можно было блеснуть. Она аккуратно разложила его на постели и занялась туалетом.
Для начала она надела пару черных шелковых чулок, закрепив их выше колен подвязками, потом сунула ноги в туфельки на высоких каблуках. Отбросив халат, она со вздохом достала самую ненавистную часть гардероба, корсет, и вступила с ним в настоящее сражение: тянула, дергала, извивалась до тех пор, пока и без того тонкая талия не достигла нужного количества дюймов в обхвате. Заглянув в зеркало, Натали еще раз убедилась, что корсет призван сужать одно и выпячивать другое. Грудь казалась раза в два больше, бедра дерзко округлились, треугольник волос особенно выделялся между чулками и корсетом. Внезапно смутившись, она выхватила из ящика первые попавшиеся панталоны и судорожно их натянула.
Однако когда подошла очередь платья, Натали была вынуждена признать правоту мадам Дюбуа — линия кроя совершенно не допускала наличия нижнего белья. Кружева панталон выделялись и притягивали взгляд. Это было еще неприличнее, чем совсем их не надеть. Пришлось (не без усилий) раздеться и избавиться от того, что до сих пор Натали считала совершенно необходимой деталью любого наряда.
Платье относилось к скандальной парижской коллекции последнего сезона. Оно было сшито из самого тонкого бархата, какой только приходилось встречать Натали, без рукавов, присборенное на плечах; вырез, горизонтальный сзади, спереди имел форму цветка лилии и начинался ниже уровня груди, для чего пришлось заказать специальной формы корсет. Податливая ткань льнула к его краю, оставляя довольно открытой не только груди, но и ложбинку между ними. На густом бирюзовом фоне их округлости выглядели белоснежными и неописуемо обольстительными. Платье облегало фигуру как перчатка, расширяясь лишь от коленей, и сзади было дополнено небольшим прелестным турнюром, переходящим в короткий шлейф.
Натали вынуждена была признать, что женщина в зеркале прекрасна. Сознание этого ударяло в голову и пьянило, как шампанское. То, что платье надето прямо на тело, придавало ощущениям особую пикантность.
Осталось только натянуть длинные перчатки и положить в ридикюль несколько необходимых мелочей.
Дядя коротал время в гостиной за стаканом портвейна. Он был весьма импозантен в черном вечернем костюме с белой рубашкой и галстуком. Смелый наряд племянницы заставил его подняться из кресла.
— Дорогая моя, ты просто ослепительна! — воскликнул он в восхищении. — Воображаю, сколько мужчин сегодня потеряют голову! Жаль, нельзя побиться об заклад, что…
Его речь была прервана стуком в дверь.
— А вот и Эшлин! — обрадовалась Натали. — Открой ему, дядя Шелби, а я возьму ротонду.
Полковник, которому не терпелось сравнить мысленный образ с оригиналом, охотно отставил стакан и пошел открывать. Однако вместо красавца блондина за дверью стоял пожилой сутулый человек.
— Полковник Саттон, не так ли? — учтиво осведомился гость. — Кучер лорда Блэкмора, к вашим услугам. Граф просит передать, что простудился, и выражает глубочайшее сожаление, что не сможет составить вам и миссис Валланс компанию на этот вечер.
Глава 19
Глава 20
— Очаровательная молодая женщина… ну, не такая уж молодая, если сравнивать с тобой, но с моей точки зрения просто юная, и к тому же очень привлекательная. Но довольно о ней, расскажи-ка о своем женихе.
— Не стану! Сегодня ты увидишь Эшлина и сам сможешь судить о том, каков он. — Улыбнувшись, Натали поднялась. — Отдыхай, а потом я к тебе постучусь. В семь за нами заедет Эшлин. Для начала легкий обед в ресторане, потом — в оперу, а вечером поужинаем здесь, у меня. Как тебе такая программа?
— Превосходно. Я разоденусь в пух и прах.
— И правильно сделаешь, потому что я намерена похвастаться тобой перед всем нашим городком!
* * *
Плеснув в ванну немного розового масла, Натали повыше заколола волосы и погрузилась в пенистую воду. За круглым окошком под самым потолком кружась порхали снежинки, на западе оставался только намек на свет ушедшего дня. Натали не стала зажигать газовые рожки, так что ее просторная ванная была погружена в уютный сумрак. Горные вершины за окошком казались мерцающими экзотическими светильниками.
Так ей больше всего нравилось принимать ванну: лежать обнаженной в теплой душистой воде и видеть внешний мир, который при этом не мог видеть ее. Она мылась медленно, лениво, томно, на время отбросив все мысли, наслаждаясь минутами наедине с собой.
Однако на этот раз, скользя мочалкой по груди, Натали волей-неволей думала о платье, в котором собиралась появиться в опере. Мадам Дюбуа убедила ее, что в фасоне нет ничего предосудительного, однако декольте было таким причудливым, что, казалось, почти открывало грудь.
Натали припомнила указания модистки: “Какая сорочка, какое нижнее белье? Мадам, вы испортите весь эффект! Главное, потуже затяните корсет. Каждая женщина мечтает блеснуть фигурой — если, конечно, она у нее есть!”
Четверть часа спустя Натали стояла перед зеркалом, держа в руках бархатное платье насыщенно-бирюзового цвета, настоящий шедевр портновского искусства.
Именно в таком и можно было блеснуть. Она аккуратно разложила его на постели и занялась туалетом.
Для начала она надела пару черных шелковых чулок, закрепив их выше колен подвязками, потом сунула ноги в туфельки на высоких каблуках. Отбросив халат, она со вздохом достала самую ненавистную часть гардероба, корсет, и вступила с ним в настоящее сражение: тянула, дергала, извивалась до тех пор, пока и без того тонкая талия не достигла нужного количества дюймов в обхвате. Заглянув в зеркало, Натали еще раз убедилась, что корсет призван сужать одно и выпячивать другое. Грудь казалась раза в два больше, бедра дерзко округлились, треугольник волос особенно выделялся между чулками и корсетом. Внезапно смутившись, она выхватила из ящика первые попавшиеся панталоны и судорожно их натянула.
Однако когда подошла очередь платья, Натали была вынуждена признать правоту мадам Дюбуа — линия кроя совершенно не допускала наличия нижнего белья. Кружева панталон выделялись и притягивали взгляд. Это было еще неприличнее, чем совсем их не надеть. Пришлось (не без усилий) раздеться и избавиться от того, что до сих пор Натали считала совершенно необходимой деталью любого наряда.
Платье относилось к скандальной парижской коллекции последнего сезона. Оно было сшито из самого тонкого бархата, какой только приходилось встречать Натали, без рукавов, присборенное на плечах; вырез, горизонтальный сзади, спереди имел форму цветка лилии и начинался ниже уровня груди, для чего пришлось заказать специальной формы корсет. Податливая ткань льнула к его краю, оставляя довольно открытой не только груди, но и ложбинку между ними. На густом бирюзовом фоне их округлости выглядели белоснежными и неописуемо обольстительными. Платье облегало фигуру как перчатка, расширяясь лишь от коленей, и сзади было дополнено небольшим прелестным турнюром, переходящим в короткий шлейф.
Натали вынуждена была признать, что женщина в зеркале прекрасна. Сознание этого ударяло в голову и пьянило, как шампанское. То, что платье надето прямо на тело, придавало ощущениям особую пикантность.
Осталось только натянуть длинные перчатки и положить в ридикюль несколько необходимых мелочей.
Дядя коротал время в гостиной за стаканом портвейна. Он был весьма импозантен в черном вечернем костюме с белой рубашкой и галстуком. Смелый наряд племянницы заставил его подняться из кресла.
— Дорогая моя, ты просто ослепительна! — воскликнул он в восхищении. — Воображаю, сколько мужчин сегодня потеряют голову! Жаль, нельзя побиться об заклад, что…
Его речь была прервана стуком в дверь.
— А вот и Эшлин! — обрадовалась Натали. — Открой ему, дядя Шелби, а я возьму ротонду.
Полковник, которому не терпелось сравнить мысленный образ с оригиналом, охотно отставил стакан и пошел открывать. Однако вместо красавца блондина за дверью стоял пожилой сутулый человек.
— Полковник Саттон, не так ли? — учтиво осведомился гость. — Кучер лорда Блэкмора, к вашим услугам. Граф просит передать, что простудился, и выражает глубочайшее сожаление, что не сможет составить вам и миссис Валланс компанию на этот вечер.
Глава 19
Бесчисленные звезды сияли на черном бархате небес; полная луна, в мороз совсем белая, ярко освещала склоны, усеянные, будто алмазной пылью, мириадами снежных блесток. Словно застывшие призраки, стояли в своих белых шубах старые ели. Ручей, еще недавно весело булькавший между ледяных берегов, замерз прямо на бегу и образовал на перекате причудливый ледяной дворец. Камень фундамента красиво покрылся кружевной изморозью, да и во всем была сказочная, хрупкая прелесть.
Однако садившаяся в карету Натали не замечала окружающих красот, охваченная настойчивым ощущением, что отсутствие Эшлина — далеко не последний сюрприз этого вечера. Она была не столько расстроена, сколько растеряна, так как меньше всего ожидала, что отправится в оперу в сопровождении одного только дяди Шелби. Она постаралась отогнать тревожное чувство и, устраиваясь на сиденье, плотнее закуталась в ротонду. Дядя что-то сказал насчет комфорта, она кивнула и улыбнулась ему, чуть виновато оттого, что не в силах была скрыть своей досады и странного предчувствия.
— Не огорчайся, дорогая, — сказал он и подмигнул. — Твой красавец от меня не уйдет. Рано или поздно ему придется предстать предо мной. И не вздумай испортить себе вечер только потому, что он вздумал слечь с простудой! Вообще говоря, что Бог ни делает, все к лучшему.
Натали засмеялась и ласково прижалась щекой к плечу дяди Шелби. Он всегда умел развеять ее печали.
— Ты прав, так даже лучше. Мы тысячу лет никуда не выбирались с тобой вдвоем, пора нам вспомнить старые добрые времена.
— Вот и славно, — одобрил полковник, потрепав ее по затянутой в перчатку руке. — Обещаю тебе, мы здорово повеселимся!
Остаток пути они оживленно болтали обо всем, что приходило в голову, и мало-помалу беззаботное настроение этого дня вернулось к Натали. Карета остановилась у отеля “Эврика”. Уильям, служивший лорду Блэкмору еще в Англии и за преданность взятый за океан, отворил дверцу и с поклоном помог невесте хозяина сойти на мостовую.
— Спасибо, Уильям, вы можете ехать, — сказал ему Шелби.
— Прошу прощения, сэр, но я никуда не еду. Его милость приказали мне дождаться вас и миссис Валланс из театра и отвезти назад в Клауд-Уэст.
— Ты удивлен, дядя Шелби? — Натали засмеялась. — Эшлин всегда так галантен, ты уж мне поверь. — Она повернулась к кучеру. — Спектакль закончится в одиннадцать, Уильям, тогда и подъезжайте к театру.
К тому времени как у них приняли верхнюю одежду. Натали и думать забыла об Эшлине. Сопровождаемая дядей, раскрасневшаяся и оживленная, она поднялась на четвертый этаж, в зимний сад, служивший также французским рестораном. С королевским достоинством Натали прошла через зал, сопровождаемая взглядами, в которых читались восхищение или зависть, в зависимости от пола посетителя.
Столики в ресторане были расставлены среди керамических вазонов с самыми разнообразными экзотическими растениями, от пальм до орхидей. Согласно заказу, Натали и ее гостя провели к панорамному окну. Оттуда открывался захватывающий вид на залитые лунным светом горы и Уилсон-Пик в центре горной цепи Сан-Хуан.
— Полковник, сэр, как я рад снова видеть вас! — воскликнул Филипп де Брока, метрдотель.
Он энергично потряс Шелби Саттону руку, рассыпался в комплиментах по поводу платья Натали, заочно посочувствовал Эшлину и, пятясь, удалился, а его место занял официант с картой вин. Полковник пустился с ним в долгую беседу о марках и сроках выдержки, однако Натали подметила, что француз косится на ее декольте. Поняв, что его интерес замечен, тот сконфуженно уткнулся в глянцевую карту, а когда заказ был сделан, так поспешно бросился его выполнять, словно боялся не совладать с собой и уже надолго вперить взор в почти обнаженную грудь посетительницы. Это показалось Натали забавным.
Полковник огляделся, подмечая сразу множество деталей: роскошь обстановки, разнообразие растений, деловитую суету персонала. Стол был накрыт ирландской льняной скатертью, в центре красовался канделябр граненого стекла и в дымчатой вазе — орхидея, источавшая тонкий аромат.
Прибыло охлажденное мозельское.
— За тебя, дорогая племянница! — сказал Шелби Саттон, наполнив бокалы. — Пусть этот вечер станет незабываемым для самой прекрасной женщины Клаудкасла!
Они отведали вино — превосходное, нельзя было этого отрицать, но когда оно скользнуло в горло, у Натали ни с того ни с сего екнуло сердце. Тревожное ощущение не исчезало, не желало оставить ее в покое. На безоблачном горизонте собирались тучи.
Принесли горячие французские булочки и к ним — кубики масла, плавающие в ледяной воде в серебряных чашках. Затем последовал салат из свежих парниковых овощей и, наконец, Основное блюдо. Полковник с аппетитом принялся за радужную форель, но Натали и думать не могла о еде — для этого она была слишком возбуждена. Она едва прикоснулась к телячьему филе и совершенно обошла вниманием гарнир, предпочитая беседовать с дядей. Она склонялась к нему через стол и жадно ловила звук низкого рокочущего голоса. Совершенно зачарованная рассказами о странных происшествиях и дальних странах, она задавала вопрос за вопросом и рассеянно тянулась за своим бокалом.
Полковник, любящий и терпимый дядюшка, не забывал доливать вина своей прекрасной племяннице, чьи искристые зеленые глаза отзывались радостью в его душе. Независимо от ее возраста он всегда относился к Натали как к милому ребенку, которого нужно всячески баловать. Вот и теперь, надеясь вернуть племяннице аппетит, он заказал мороженое со взбитыми сливками и глазурью, но и не подумал ее упрекнуть, когда она едва отведала это лакомство и забыла о нем, оставив таять в хрустальной вазочке. Та же участь постигла превосходный кофе, шоколадные трюфели, виноград и инжир.
Предоставляя Натали вести себя как она хочет, сам Шелби Саттон сполна насладился радостями хорошей кухни. Он не спеша пил свой кофе и улыбался неожиданным вопросам. Девочка взволнована, это вполне понятно и объяснимо. Если ей не до еды, то даже лучше, что она не пытается есть через силу. В опере она проголодается и дома, в Клауд-Уэсте, поест с удвоенным аппетитом.
По дороге к Дому оперы, находившемуся сразу через улицу, дядя и племянница обменивались шутливыми замечании-ми, дружно смеялись, оскальзываясь на льду, и весело огибали медленно ползущие экипажи. Уже на ступенях их поглотила толпа ценителей искусства и увлекла за собой в необъятный полукруглый вестибюль. В день премьеры здесь собрался весь цвет Клаудкасла. Разодетые, оживленные зрители раскланивались и выражали надежду на приятное времяпрепровождение. Полковник и Натали снова сдали верхнюю одежду и по мраморной мозаике пола направились к одной из двух широких лестниц, что дугами охватывали возвышение для небольшого оркестра, развлекавшего публику легкой музыкой.
Дом оперы был гордостью Клаудкасла, он поистине ослеплял своей роскошью. Здесь было множество скульптур, позолоты, чеканной бронзы, тяжелых драпировок, а пол был устлан роскошным ковром. Места Натали и ее дяди были в третьем ярусе, в отдельной ложе практически над самой сценой. Они устроились в бархатных креслах и получили возможность оглядеть переполненный зал.
Куполообразный потолок поддерживали восемь колонн в коринфском стиле. Он был расписан чудесными фресками из жизни античных богов, а из самого центра его на позолоченной цепи свисал, заливая ряды медовым светом, эффектный газовый светильник.
Официант, тактично постучав о притолоку, вошел с шампанским, и полковник взял с подноса два бокала, протянув один племяннице. Вскоре после этого свет начал меркнуть, а занавес — подниматься. На сцену вышла миниатюрная, очень привлекательная женщина, одетая цыганкой, в парике с длинными черными кудрями. Шелби Саттон поднялся и галантно поднял свой бокал, приветствуя примадонну. Заметив движение в ближайшей к сцене ложе, Ноэль Сальвато подняла взгляд и с явным поощрением улыбнулась своему седовласому поклоннику.
Он поклонился. Она послала ему воздушный поцелуй. Оркестр терпеливо ждал.
Затем Ноэль вскинула руку, щелкнула кастаньетами — и преобразилась во всемирно известную ветреницу Кармен.
Труппа оказалась на редкость талантливой, и неудивительно, что зрители были покорены. Что же касается примадонны, ее мощное сопрано заставляло позвякивать хрустальные подвески люстры, а по телу слушателей пробегала дрожь.
Или дрожь шла от чего-то иного? Натали не могла бы сказать этого с уверенностью. Прежняя тревога уступила место ожиданию, словно сам спектакль не был еще венцом этого вечера.
Последние такты музыки отзвучали. Натали и полковник не спешили покидать свои места и остались в ложе, наслаждаясь шампанским в ожидании, когда примадонна сменит костюм Кармен на вечернее платье и избавится от грима. Когда, по мнению полковника, прошло достаточно времени, он предложил племяннице зайти в гримерную.
Они застали Ноэль уже готовой, в туалете из переливчатого белого атласа. Неожиданно для Натали она оказалась белокожей и светловолосой, но с большими и выразительными карими глазами. При виде Шелби Саттона певица просияла.
— Входите, входите, дорогой полковник Шелби! — Она протянула руку для поцелуя, не сводя при этом взгляда с Натали, а когда ее поклонник выпрямился, спросила кокетливо: — Это что же, соперница?
— Дорогая, как мило с вашей стороны ревновать такого старикана! — Полковник счел возможным привлечь ее к себе и не встретил отпора. — Это моя племянница, судья Натали Валланс.
— Судья? Разве женщины бывают судьями?
— Вообще-то нет, но Натали добилась этой чести. Целиком ее собственная заслуга! — с гордостью сообщил Шелби Саттон.
— Рада за вас, Натали.
— Мисс Сальвато, я счастлива познакомиться с вами. Ваше мастерство неподражаемо!
— Зовите меня Ноэль. Однако как же мне следует держаться в свете вашего положения? Следить за каждым своим шагом? — И певица многозначительно покосилась на полковника.
— О нет! — заверила Натали, наслаждаясь чувством опьянения. — Скорее это мне нужно следить за собой!
— Леди, не волнуйтесь, я с радостью прослежу за вами обеими, — заверил Шелби Саттон. — Ноэль, дорогая, Натали приглашает нас в Клауд-Уэст на ужин в ее поместье. Что скажете?
— С вами хоть на край света, мой обаятельный полковник! — Певица взяла со спинки кресла роскошное манто из чернобурки и протянула Шелби, предлагая закутать ее, что он и сделал.
— Что ж, Уильям наверняка уже ждет, — сказала Натали. — Вот только…
— Что такое, моя девочка?
— Мне еще не хочется возвращаться. Давайте побудем немного в городе! Ужин никуда не уйдет.
Натали была во власти необычайного возбуждения. От выпитого ранее вина и бокала шампанского речь ее стала менее внятной, зато более громкой.
— Как скажешь, — сразу согласился Шелби. — Мы можем распить бутылочку шампанского в…
— …казино “Гайети”!
Натали повернулась и, не дожидаясь ответа, зашагала к двери. На губах ее блуждала лукавая улыбка.
— Надеюсь, вы не против? — спросил полковник у своей дамы.
— Ничуть. Я обожаю рулетку.
Вскоре оживленное трио уже входило в казино. Раздевшись, они постояли в дверях игорного зала, с любопытством глядя вокруг. Многие из тех, кто был в опере, перекочевали из театра прямо сюда, и помещение, хотя и просторное, казалось столь же переполненным, как недавно зрительный зал. Среди публики тут и там сновал персонал в яркой униформе, слышался стук выбрасываемых костей, возгласы радости и разочарования, смех, разговоры и, время от времени, нарастающий шум запущенной рулетки. Шелби осмотрелся, пытаясь определить ее местонахождение, чтобы проводить туда Ноэль.
Рулетка оказалась в дальней части зала, на некотором возвышении и в стороне от столов. Там сидел один-единственный игрок, за спиной у которого собралась небольшая толпа зевак, молча ожидавших, как повернется его счастье.
— Идемте! — скомандовал Шелби и под руки повлек своих спутниц в ту сторону.
Мужчины, явившиеся без дам, поворачивались от столов, чтобы проводить взглядом рыжеволосую красавицу, чьи прелести были так заманчиво подчеркнуты откровенным туалетом. Слышались одобрительные перешептывания, и не один из тех, кто называл себя другом лорда Блэкмора, возмечтал о том, чтобы Натали Валланс зашла с ним так же далеко, как с нарядом. Но это, конечно же, были только мечты, и каждый со вздохом возвращался к игре.
Натали Валланс была надежно защищена не только своей должностью и положением невесты Эшлина Блэкмора, но и неколебимой добродетелью, о которой в Клаудкасле ходили легенды. Каким бы обольстительным ни был ее наряд, она оставалась леди, неприступной, как крепость.
Приблизившись к рулетке, Натали резко остановилась. Она узнала одинокого игрока и, невзирая на опьянение, тут же утратила свой задор. Перед Кейном Ковингтоном возвышалась горка золотых жетонов — он выигрывал.
— Дядя Шелби, я…
— Подожди минутку! — перебил полковник, взгляд которого был прикован к катящемуся шарику.
Тот вскоре перестал ошалело метаться вокруг стержня и, засел в пазу под номером восемь. Игрок ничем не выдал своих чувств, но зеваки завистливо зашептались, особенно когда Кейн придвинул к себе еще большую гору жетонов. Взгляд полковника переместился на профиль игрока, и лицо его озарила широкая улыбка. Он пожал плечами и развел руками, как бы отказываясь верить своим глазам, потом решительно зашагал к сидящему.
— Капитан Ковингтон, пройдоха вы эдакий! — громогласно воскликнул он, перекрывая общий шум.
Сердце у Натали упало. Смуглые руки игрока замерли на зеленом сукне. Он выпрямился на стуле, обернулся и вскочил, с изумлением глядя на вновь прибывших. Потом улыбнулся седовласому джентльмену с военной выправкой.
— Полковник Саттон!
И эти двое, к ужасу Натали, по-армейски отсалютовали друг другу.
Однако садившаяся в карету Натали не замечала окружающих красот, охваченная настойчивым ощущением, что отсутствие Эшлина — далеко не последний сюрприз этого вечера. Она была не столько расстроена, сколько растеряна, так как меньше всего ожидала, что отправится в оперу в сопровождении одного только дяди Шелби. Она постаралась отогнать тревожное чувство и, устраиваясь на сиденье, плотнее закуталась в ротонду. Дядя что-то сказал насчет комфорта, она кивнула и улыбнулась ему, чуть виновато оттого, что не в силах была скрыть своей досады и странного предчувствия.
— Не огорчайся, дорогая, — сказал он и подмигнул. — Твой красавец от меня не уйдет. Рано или поздно ему придется предстать предо мной. И не вздумай испортить себе вечер только потому, что он вздумал слечь с простудой! Вообще говоря, что Бог ни делает, все к лучшему.
Натали засмеялась и ласково прижалась щекой к плечу дяди Шелби. Он всегда умел развеять ее печали.
— Ты прав, так даже лучше. Мы тысячу лет никуда не выбирались с тобой вдвоем, пора нам вспомнить старые добрые времена.
— Вот и славно, — одобрил полковник, потрепав ее по затянутой в перчатку руке. — Обещаю тебе, мы здорово повеселимся!
Остаток пути они оживленно болтали обо всем, что приходило в голову, и мало-помалу беззаботное настроение этого дня вернулось к Натали. Карета остановилась у отеля “Эврика”. Уильям, служивший лорду Блэкмору еще в Англии и за преданность взятый за океан, отворил дверцу и с поклоном помог невесте хозяина сойти на мостовую.
— Спасибо, Уильям, вы можете ехать, — сказал ему Шелби.
— Прошу прощения, сэр, но я никуда не еду. Его милость приказали мне дождаться вас и миссис Валланс из театра и отвезти назад в Клауд-Уэст.
— Ты удивлен, дядя Шелби? — Натали засмеялась. — Эшлин всегда так галантен, ты уж мне поверь. — Она повернулась к кучеру. — Спектакль закончится в одиннадцать, Уильям, тогда и подъезжайте к театру.
К тому времени как у них приняли верхнюю одежду. Натали и думать забыла об Эшлине. Сопровождаемая дядей, раскрасневшаяся и оживленная, она поднялась на четвертый этаж, в зимний сад, служивший также французским рестораном. С королевским достоинством Натали прошла через зал, сопровождаемая взглядами, в которых читались восхищение или зависть, в зависимости от пола посетителя.
Столики в ресторане были расставлены среди керамических вазонов с самыми разнообразными экзотическими растениями, от пальм до орхидей. Согласно заказу, Натали и ее гостя провели к панорамному окну. Оттуда открывался захватывающий вид на залитые лунным светом горы и Уилсон-Пик в центре горной цепи Сан-Хуан.
— Полковник, сэр, как я рад снова видеть вас! — воскликнул Филипп де Брока, метрдотель.
Он энергично потряс Шелби Саттону руку, рассыпался в комплиментах по поводу платья Натали, заочно посочувствовал Эшлину и, пятясь, удалился, а его место занял официант с картой вин. Полковник пустился с ним в долгую беседу о марках и сроках выдержки, однако Натали подметила, что француз косится на ее декольте. Поняв, что его интерес замечен, тот сконфуженно уткнулся в глянцевую карту, а когда заказ был сделан, так поспешно бросился его выполнять, словно боялся не совладать с собой и уже надолго вперить взор в почти обнаженную грудь посетительницы. Это показалось Натали забавным.
Полковник огляделся, подмечая сразу множество деталей: роскошь обстановки, разнообразие растений, деловитую суету персонала. Стол был накрыт ирландской льняной скатертью, в центре красовался канделябр граненого стекла и в дымчатой вазе — орхидея, источавшая тонкий аромат.
Прибыло охлажденное мозельское.
— За тебя, дорогая племянница! — сказал Шелби Саттон, наполнив бокалы. — Пусть этот вечер станет незабываемым для самой прекрасной женщины Клаудкасла!
Они отведали вино — превосходное, нельзя было этого отрицать, но когда оно скользнуло в горло, у Натали ни с того ни с сего екнуло сердце. Тревожное ощущение не исчезало, не желало оставить ее в покое. На безоблачном горизонте собирались тучи.
Принесли горячие французские булочки и к ним — кубики масла, плавающие в ледяной воде в серебряных чашках. Затем последовал салат из свежих парниковых овощей и, наконец, Основное блюдо. Полковник с аппетитом принялся за радужную форель, но Натали и думать не могла о еде — для этого она была слишком возбуждена. Она едва прикоснулась к телячьему филе и совершенно обошла вниманием гарнир, предпочитая беседовать с дядей. Она склонялась к нему через стол и жадно ловила звук низкого рокочущего голоса. Совершенно зачарованная рассказами о странных происшествиях и дальних странах, она задавала вопрос за вопросом и рассеянно тянулась за своим бокалом.
Полковник, любящий и терпимый дядюшка, не забывал доливать вина своей прекрасной племяннице, чьи искристые зеленые глаза отзывались радостью в его душе. Независимо от ее возраста он всегда относился к Натали как к милому ребенку, которого нужно всячески баловать. Вот и теперь, надеясь вернуть племяннице аппетит, он заказал мороженое со взбитыми сливками и глазурью, но и не подумал ее упрекнуть, когда она едва отведала это лакомство и забыла о нем, оставив таять в хрустальной вазочке. Та же участь постигла превосходный кофе, шоколадные трюфели, виноград и инжир.
Предоставляя Натали вести себя как она хочет, сам Шелби Саттон сполна насладился радостями хорошей кухни. Он не спеша пил свой кофе и улыбался неожиданным вопросам. Девочка взволнована, это вполне понятно и объяснимо. Если ей не до еды, то даже лучше, что она не пытается есть через силу. В опере она проголодается и дома, в Клауд-Уэсте, поест с удвоенным аппетитом.
По дороге к Дому оперы, находившемуся сразу через улицу, дядя и племянница обменивались шутливыми замечании-ми, дружно смеялись, оскальзываясь на льду, и весело огибали медленно ползущие экипажи. Уже на ступенях их поглотила толпа ценителей искусства и увлекла за собой в необъятный полукруглый вестибюль. В день премьеры здесь собрался весь цвет Клаудкасла. Разодетые, оживленные зрители раскланивались и выражали надежду на приятное времяпрепровождение. Полковник и Натали снова сдали верхнюю одежду и по мраморной мозаике пола направились к одной из двух широких лестниц, что дугами охватывали возвышение для небольшого оркестра, развлекавшего публику легкой музыкой.
Дом оперы был гордостью Клаудкасла, он поистине ослеплял своей роскошью. Здесь было множество скульптур, позолоты, чеканной бронзы, тяжелых драпировок, а пол был устлан роскошным ковром. Места Натали и ее дяди были в третьем ярусе, в отдельной ложе практически над самой сценой. Они устроились в бархатных креслах и получили возможность оглядеть переполненный зал.
Куполообразный потолок поддерживали восемь колонн в коринфском стиле. Он был расписан чудесными фресками из жизни античных богов, а из самого центра его на позолоченной цепи свисал, заливая ряды медовым светом, эффектный газовый светильник.
Официант, тактично постучав о притолоку, вошел с шампанским, и полковник взял с подноса два бокала, протянув один племяннице. Вскоре после этого свет начал меркнуть, а занавес — подниматься. На сцену вышла миниатюрная, очень привлекательная женщина, одетая цыганкой, в парике с длинными черными кудрями. Шелби Саттон поднялся и галантно поднял свой бокал, приветствуя примадонну. Заметив движение в ближайшей к сцене ложе, Ноэль Сальвато подняла взгляд и с явным поощрением улыбнулась своему седовласому поклоннику.
Он поклонился. Она послала ему воздушный поцелуй. Оркестр терпеливо ждал.
Затем Ноэль вскинула руку, щелкнула кастаньетами — и преобразилась во всемирно известную ветреницу Кармен.
Труппа оказалась на редкость талантливой, и неудивительно, что зрители были покорены. Что же касается примадонны, ее мощное сопрано заставляло позвякивать хрустальные подвески люстры, а по телу слушателей пробегала дрожь.
Или дрожь шла от чего-то иного? Натали не могла бы сказать этого с уверенностью. Прежняя тревога уступила место ожиданию, словно сам спектакль не был еще венцом этого вечера.
Последние такты музыки отзвучали. Натали и полковник не спешили покидать свои места и остались в ложе, наслаждаясь шампанским в ожидании, когда примадонна сменит костюм Кармен на вечернее платье и избавится от грима. Когда, по мнению полковника, прошло достаточно времени, он предложил племяннице зайти в гримерную.
Они застали Ноэль уже готовой, в туалете из переливчатого белого атласа. Неожиданно для Натали она оказалась белокожей и светловолосой, но с большими и выразительными карими глазами. При виде Шелби Саттона певица просияла.
— Входите, входите, дорогой полковник Шелби! — Она протянула руку для поцелуя, не сводя при этом взгляда с Натали, а когда ее поклонник выпрямился, спросила кокетливо: — Это что же, соперница?
— Дорогая, как мило с вашей стороны ревновать такого старикана! — Полковник счел возможным привлечь ее к себе и не встретил отпора. — Это моя племянница, судья Натали Валланс.
— Судья? Разве женщины бывают судьями?
— Вообще-то нет, но Натали добилась этой чести. Целиком ее собственная заслуга! — с гордостью сообщил Шелби Саттон.
— Рада за вас, Натали.
— Мисс Сальвато, я счастлива познакомиться с вами. Ваше мастерство неподражаемо!
— Зовите меня Ноэль. Однако как же мне следует держаться в свете вашего положения? Следить за каждым своим шагом? — И певица многозначительно покосилась на полковника.
— О нет! — заверила Натали, наслаждаясь чувством опьянения. — Скорее это мне нужно следить за собой!
— Леди, не волнуйтесь, я с радостью прослежу за вами обеими, — заверил Шелби Саттон. — Ноэль, дорогая, Натали приглашает нас в Клауд-Уэст на ужин в ее поместье. Что скажете?
— С вами хоть на край света, мой обаятельный полковник! — Певица взяла со спинки кресла роскошное манто из чернобурки и протянула Шелби, предлагая закутать ее, что он и сделал.
— Что ж, Уильям наверняка уже ждет, — сказала Натали. — Вот только…
— Что такое, моя девочка?
— Мне еще не хочется возвращаться. Давайте побудем немного в городе! Ужин никуда не уйдет.
Натали была во власти необычайного возбуждения. От выпитого ранее вина и бокала шампанского речь ее стала менее внятной, зато более громкой.
— Как скажешь, — сразу согласился Шелби. — Мы можем распить бутылочку шампанского в…
— …казино “Гайети”!
Натали повернулась и, не дожидаясь ответа, зашагала к двери. На губах ее блуждала лукавая улыбка.
— Надеюсь, вы не против? — спросил полковник у своей дамы.
— Ничуть. Я обожаю рулетку.
Вскоре оживленное трио уже входило в казино. Раздевшись, они постояли в дверях игорного зала, с любопытством глядя вокруг. Многие из тех, кто был в опере, перекочевали из театра прямо сюда, и помещение, хотя и просторное, казалось столь же переполненным, как недавно зрительный зал. Среди публики тут и там сновал персонал в яркой униформе, слышался стук выбрасываемых костей, возгласы радости и разочарования, смех, разговоры и, время от времени, нарастающий шум запущенной рулетки. Шелби осмотрелся, пытаясь определить ее местонахождение, чтобы проводить туда Ноэль.
Рулетка оказалась в дальней части зала, на некотором возвышении и в стороне от столов. Там сидел один-единственный игрок, за спиной у которого собралась небольшая толпа зевак, молча ожидавших, как повернется его счастье.
— Идемте! — скомандовал Шелби и под руки повлек своих спутниц в ту сторону.
Мужчины, явившиеся без дам, поворачивались от столов, чтобы проводить взглядом рыжеволосую красавицу, чьи прелести были так заманчиво подчеркнуты откровенным туалетом. Слышались одобрительные перешептывания, и не один из тех, кто называл себя другом лорда Блэкмора, возмечтал о том, чтобы Натали Валланс зашла с ним так же далеко, как с нарядом. Но это, конечно же, были только мечты, и каждый со вздохом возвращался к игре.
Натали Валланс была надежно защищена не только своей должностью и положением невесты Эшлина Блэкмора, но и неколебимой добродетелью, о которой в Клаудкасле ходили легенды. Каким бы обольстительным ни был ее наряд, она оставалась леди, неприступной, как крепость.
Приблизившись к рулетке, Натали резко остановилась. Она узнала одинокого игрока и, невзирая на опьянение, тут же утратила свой задор. Перед Кейном Ковингтоном возвышалась горка золотых жетонов — он выигрывал.
— Дядя Шелби, я…
— Подожди минутку! — перебил полковник, взгляд которого был прикован к катящемуся шарику.
Тот вскоре перестал ошалело метаться вокруг стержня и, засел в пазу под номером восемь. Игрок ничем не выдал своих чувств, но зеваки завистливо зашептались, особенно когда Кейн придвинул к себе еще большую гору жетонов. Взгляд полковника переместился на профиль игрока, и лицо его озарила широкая улыбка. Он пожал плечами и развел руками, как бы отказываясь верить своим глазам, потом решительно зашагал к сидящему.
— Капитан Ковингтон, пройдоха вы эдакий! — громогласно воскликнул он, перекрывая общий шум.
Сердце у Натали упало. Смуглые руки игрока замерли на зеленом сукне. Он выпрямился на стуле, обернулся и вскочил, с изумлением глядя на вновь прибывших. Потом улыбнулся седовласому джентльмену с военной выправкой.
— Полковник Саттон!
И эти двое, к ужасу Натали, по-армейски отсалютовали друг другу.
Глава 20
Натали стояла как громом пораженная. Нет, этого не может быть. Кто-то из них ошибся — либо дядя Шелби, либо Кейн Ковингтон. Эти двое не могут знать друг друга, таких совпадений просто не бывает.
Однако все говорило об обратном. Дядя Шелби обнял Кейна, отстранил и всмотрелся в его лицо, как бы пытаясь оценить произошедшие в нем перемены. Затем он, сияя, повернулся к своим спутницам:
— Натали, мисс Сальвато! Познакомьтесь с моим давним, еще с военного времени, и дорогим другом капитаном Кейном Ковингтоном! Кейн, моя племянница Натали Валланс и мой близкий друг певица Ноэль Сальвато.
Кейн учтиво поздоровался с примадонной, потом медленно повернулся к Натали. Глядя ей прямо в ошеломленное лицо, в изумленные зеленые глаза, он произнес особенно вкрадчивым голосом;
— Ваша честь, вы сегодня обольстительны!
— Как, — радостно удивился полковник, — вы уже знакомы?!
— Знакомы ли мы? — с деланным спокойствием переспросила Натали. — О, тысячу лет! Более того, мы соседи.
Она улыбнулась с полнейшим пренебрежением, но так, чтобы это прошло незамеченным для всех, кроме Кейна.
— Мир тесен! — удовлетворенно заключил Шелби Саттон. — Надо же, мне и в голову не могло прийти, что вы обретаетесь в Клаудкасле, друг мой Кейн! Давайте возьмем отдельный кабинет и побеседуем без помех… разумеется, если вы уже закончили игру.
— Да, на сегодня хватит.
Полковник кивнул на гору золотых жетонов.
— Вижу, вам везло!
— Не слишком. Десять тысяч — это еще не куш.
— Ну, знаете!
— Шучу. Сегодня мне в самом деле везет.
Глядя, как крупье подвигает жетоны ближе к этому везунчику, Натали от досады скрипнула зубами. Десять тысяч! Так он никогда не уедет! На десять тысяч даже мот и транжира может прожить всю зиму. Она заставила себя встряхнуться, и как раз вовремя, чтобы услышать окончание речи дяди Шелби:
— …и закажем шампанского!
Вскоре вся четверка уютно устроилась в салоне на втором этаже казино. Помещение было со вкусом обставлено, а на столе их ожидало ведерко со льдом, где красовалась бутылка шампанского. Шелби увлек Ноэль к крытому мягким бархатом дивану, а усевшись, сразу завладел ее рукой. Таким образом Натали пришлось делить второй диван с Кейном, возмутительно элегантным в черной фрачной паре. Вместе с ароматом дорогого одеколона от него исходило ощущение непробиваемой самоуверенности, что, очевидно, было его второй натурой. Усевшись, он тотчас принял самую непринужденную позу, и Натали против воли подумала, что женщины должны находить его наглые манеры неотразимыми. Ну и дурочки! Лично ее это только раздражает! Что хорошего в том, что человек никогда не смущается, что ему никогда не бывает не по себе? В конце концов, это неестественно!
Самой Натали было очень и очень не по себе, поэтому она охотно приняла бокал шампанского, надеясь хотя бы с его помощью обрести непринужденность. Дядя пустился в воспоминания о фронтовой жизни, о совместно пережитых сражениях и разного рода передрягах. Судя по всему, он был искренне привязан к Кейну, а тот, в свою очередь, относился к Шелби тепло и с почтением, на которое Натали вообще не считала его способным. В ходе разговора Кёйн упомянул, что собирается поселиться в Клаудкасле, упорно называя это “пустить корни”. Дядя одобрил этот план и даже не моргнул глазом, когда Кейн с присущей ему прямотой объяснил, каким образом в его распоряжении оказалась часть Клауд-Уэста. Если полковник и был удивлен, то виду не подал. Вообще, по мнениею Натали, он слишком много кивал своей седовласой головой, слишком широко и тепло улыбался, при этом не забывая, как бы в рассеянности, нежно обнимать свою пассию. Ноэль Сальвато нисколько не возражала против этой очаровательной фамильярности. Она была очень оживлена и охотно поддерживала разговор. Таким образом, трое из четверки собравшихся самым очевидным образом наслаждались жизнью.
Натали очень хотелось вписаться в общую картину, у нее не было ни малейшего желания портить себе вечер, дуясь как девчонка. И мало-помалу ей удалось оттеснить подальше неприязнь к несносному южанину. Возможно, произошло это благодаря весело пузырящемуся искристому напитку, но тем не менее она начала вставлять реплики в общую беседу и громко смеялась шуткам, даже если они исходили от Кейна.
— У меня появилась отличная идея! — заявил дядя Шелби некоторое время спустя. — Давайте все четверо отправимся в Клауд-Уэст и закончим вечер за ужином. Лично я уже голоден как волк! Кейн, вы едете?
— Я бы с радостью, но боюсь, не получится.
— Нет-нет! — Полковник вскочил и протянул руку Ноэль. — Мы не примем отказа, правда, Натали? Не забывайте, что мы с вами не виделись года три… нет, четыре. Это приказ, извольте подчиниться!
Кейн кивнул, но Натали успела уловить на его лице тень сомнения.
Поскольку Ноэль Сальвато уже была при весьма галантном кавалером Натали стала объектом галантности Кейна. По дороге к выходу он держался рядом, подавал ей, когда требовалось, руку, открывал для нее дверь. Полковник и примадонна были заняты друг другом, пересмеиваясь и перешептываясь, будто влюбленные.
Карета Эшлина Блэкмора дожидалась своего часа среди других экипажей. Старый кучер, привычный к любой погоде, прикорнул на облучке. Насколько снаружи было промозгло, настолько внутри уютно и тепло, и когда Кейн помог Натали подняться туда, она с наслаждением опустилась на мягкие подушки.
Вторая пара, приблизившись следом, остановилась у кареты. Ноэль смеялась какому-то замечанию полковника, а тот сиял, довольный произведенным впечатлением.
— Знаете что? — сказал он, заглянув в карету. — Мы, пожалуй, подъедем немного позже… примерно через часок. Не беспокойтесь за нас, у Ноэль есть личный экипаж, от дирекции театра.
И Кейн, и Натали запротестовали, избегая смотреть друг на друга. Шелби только отмахнулся от протестов. Он отступил, обвил рукой талию своей дамы, захлопнул дверцу и велел кучеру ехать. Уильям прищелкнул языком, вороные дружно тронули с места, и карета покатилась прочь от веселой парочки, энергично махавшей вслед. Ни они, ни отъезжавшие не заметили мрачного костлявого субъекта, притаившегося в тени у стены казино.
Однако все говорило об обратном. Дядя Шелби обнял Кейна, отстранил и всмотрелся в его лицо, как бы пытаясь оценить произошедшие в нем перемены. Затем он, сияя, повернулся к своим спутницам:
— Натали, мисс Сальвато! Познакомьтесь с моим давним, еще с военного времени, и дорогим другом капитаном Кейном Ковингтоном! Кейн, моя племянница Натали Валланс и мой близкий друг певица Ноэль Сальвато.
Кейн учтиво поздоровался с примадонной, потом медленно повернулся к Натали. Глядя ей прямо в ошеломленное лицо, в изумленные зеленые глаза, он произнес особенно вкрадчивым голосом;
— Ваша честь, вы сегодня обольстительны!
— Как, — радостно удивился полковник, — вы уже знакомы?!
— Знакомы ли мы? — с деланным спокойствием переспросила Натали. — О, тысячу лет! Более того, мы соседи.
Она улыбнулась с полнейшим пренебрежением, но так, чтобы это прошло незамеченным для всех, кроме Кейна.
— Мир тесен! — удовлетворенно заключил Шелби Саттон. — Надо же, мне и в голову не могло прийти, что вы обретаетесь в Клаудкасле, друг мой Кейн! Давайте возьмем отдельный кабинет и побеседуем без помех… разумеется, если вы уже закончили игру.
— Да, на сегодня хватит.
Полковник кивнул на гору золотых жетонов.
— Вижу, вам везло!
— Не слишком. Десять тысяч — это еще не куш.
— Ну, знаете!
— Шучу. Сегодня мне в самом деле везет.
Глядя, как крупье подвигает жетоны ближе к этому везунчику, Натали от досады скрипнула зубами. Десять тысяч! Так он никогда не уедет! На десять тысяч даже мот и транжира может прожить всю зиму. Она заставила себя встряхнуться, и как раз вовремя, чтобы услышать окончание речи дяди Шелби:
— …и закажем шампанского!
Вскоре вся четверка уютно устроилась в салоне на втором этаже казино. Помещение было со вкусом обставлено, а на столе их ожидало ведерко со льдом, где красовалась бутылка шампанского. Шелби увлек Ноэль к крытому мягким бархатом дивану, а усевшись, сразу завладел ее рукой. Таким образом Натали пришлось делить второй диван с Кейном, возмутительно элегантным в черной фрачной паре. Вместе с ароматом дорогого одеколона от него исходило ощущение непробиваемой самоуверенности, что, очевидно, было его второй натурой. Усевшись, он тотчас принял самую непринужденную позу, и Натали против воли подумала, что женщины должны находить его наглые манеры неотразимыми. Ну и дурочки! Лично ее это только раздражает! Что хорошего в том, что человек никогда не смущается, что ему никогда не бывает не по себе? В конце концов, это неестественно!
Самой Натали было очень и очень не по себе, поэтому она охотно приняла бокал шампанского, надеясь хотя бы с его помощью обрести непринужденность. Дядя пустился в воспоминания о фронтовой жизни, о совместно пережитых сражениях и разного рода передрягах. Судя по всему, он был искренне привязан к Кейну, а тот, в свою очередь, относился к Шелби тепло и с почтением, на которое Натали вообще не считала его способным. В ходе разговора Кёйн упомянул, что собирается поселиться в Клаудкасле, упорно называя это “пустить корни”. Дядя одобрил этот план и даже не моргнул глазом, когда Кейн с присущей ему прямотой объяснил, каким образом в его распоряжении оказалась часть Клауд-Уэста. Если полковник и был удивлен, то виду не подал. Вообще, по мнениею Натали, он слишком много кивал своей седовласой головой, слишком широко и тепло улыбался, при этом не забывая, как бы в рассеянности, нежно обнимать свою пассию. Ноэль Сальвато нисколько не возражала против этой очаровательной фамильярности. Она была очень оживлена и охотно поддерживала разговор. Таким образом, трое из четверки собравшихся самым очевидным образом наслаждались жизнью.
Натали очень хотелось вписаться в общую картину, у нее не было ни малейшего желания портить себе вечер, дуясь как девчонка. И мало-помалу ей удалось оттеснить подальше неприязнь к несносному южанину. Возможно, произошло это благодаря весело пузырящемуся искристому напитку, но тем не менее она начала вставлять реплики в общую беседу и громко смеялась шуткам, даже если они исходили от Кейна.
— У меня появилась отличная идея! — заявил дядя Шелби некоторое время спустя. — Давайте все четверо отправимся в Клауд-Уэст и закончим вечер за ужином. Лично я уже голоден как волк! Кейн, вы едете?
— Я бы с радостью, но боюсь, не получится.
— Нет-нет! — Полковник вскочил и протянул руку Ноэль. — Мы не примем отказа, правда, Натали? Не забывайте, что мы с вами не виделись года три… нет, четыре. Это приказ, извольте подчиниться!
Кейн кивнул, но Натали успела уловить на его лице тень сомнения.
Поскольку Ноэль Сальвато уже была при весьма галантном кавалером Натали стала объектом галантности Кейна. По дороге к выходу он держался рядом, подавал ей, когда требовалось, руку, открывал для нее дверь. Полковник и примадонна были заняты друг другом, пересмеиваясь и перешептываясь, будто влюбленные.
Карета Эшлина Блэкмора дожидалась своего часа среди других экипажей. Старый кучер, привычный к любой погоде, прикорнул на облучке. Насколько снаружи было промозгло, настолько внутри уютно и тепло, и когда Кейн помог Натали подняться туда, она с наслаждением опустилась на мягкие подушки.
Вторая пара, приблизившись следом, остановилась у кареты. Ноэль смеялась какому-то замечанию полковника, а тот сиял, довольный произведенным впечатлением.
— Знаете что? — сказал он, заглянув в карету. — Мы, пожалуй, подъедем немного позже… примерно через часок. Не беспокойтесь за нас, у Ноэль есть личный экипаж, от дирекции театра.
И Кейн, и Натали запротестовали, избегая смотреть друг на друга. Шелби только отмахнулся от протестов. Он отступил, обвил рукой талию своей дамы, захлопнул дверцу и велел кучеру ехать. Уильям прищелкнул языком, вороные дружно тронули с места, и карета покатилась прочь от веселой парочки, энергично махавшей вслед. Ни они, ни отъезжавшие не заметили мрачного костлявого субъекта, притаившегося в тени у стены казино.