Райс Энн. Час ведьмовства

   Хотя женщина стояла в профиль, Майкл узнал смутно запомнившиеся ему тогда детали; гладкая, упругая кожа, изящно очерченные, миловидные черты лица и глубоко посаженные, слегка лучащиеся серые глаза. Поставив ногу на нижнюю ступеньку крыльца, она прислонилась к перилам и застыла в этой предельно раскованной, обманчиво «мужской» позе. Майкла удивляло все сильнее нараставшее в нем ощущение необъяснимой беспомощности и в то же время отчаянной жажды завоевать, покорить эту женщину. Сейчас у него не было времени анализировать свои чувства, да, по правде говоря, и не хотелось. Он вдруг понял, что счастлив – в первый раз за последнее время действительно счастлив.
   Майклу вновь вспомнился пронизывающий морской ветер, лучи яркого света, бьющие в лицо, люди из береговой охраны спускавшиеся на палубу, точно ангелы с туманных небес… Вспомнились его обращенные к спасительнице мольбы – он просил не увозить его с яхты… И вновь в ушах прозвучал ее голос: «Все будет хорошо…»
   Что ж, пора выйти и наконец поговорить с ней. Сейчас он ближе к исполнению давнего желания, чем когда-либо. Это его шанс. Как приятно оказаться рядом с ней – одно только присутствие этой женщины заставляло его чувствовать себя обнаженным. Такое ощущение, будто чья-то невидимая рука расстегивает молнию на брюках…
   Майкл быстро оглядел улицу. Никого, кроме одинокой человеческой фигуры, маячившей в одном из дверных проемов. Но именно на этого человека и был устремлен пристальный взгляд доктора Мэйфейр – на седого мужчину в твидовом костюме-тройке и с зонтиком в руке, который он держал словно тросточку. Уж явно не репортер.
   Майклу показалось весьма странным, что доктор Мэйфейр по-прежнему не сводила глаз с незнакомца, а тот в свою очередь внимательно разглядывал ее. Оба они стояли неподвижно и держались так, словно ничего необычного не происходило, хотя на самом деле все это было совершенно необычным.
   А ведь действительно, несколько часов назад тетя Вив говорила, что какой-то человек приехал прямо из Лондона только для того, чтобы с ним повидаться. Возможно, речь шла как раз об этом незнакомце – выглядел он, во всяком случае, как истинный англичанин. Если так, остается только пожалеть беднягу, проделавшего столь долгий путь впустую.
   Майкл повернул ручку, вышел и захлопнул за собой дверь. Незнакомец не шелохнулся, только перевел взгляд и уставился на Майкла так же пристально, как прежде на доктора Мэйфейр.
   Уже через секунду Майкл забыл про него, поскольку доктор Мэйфейр обернулась и лицо ее озарила очаровательная улыбка. Он мгновенно узнал эти красиво очерченные светло-пепельные брови и густые темные ресницы, делающие серые глаза еще более блестящими.
   – Вот мы и встретились снова, мистер Карри, – произнесла она на удивление приятным низким, чуть хриплым голосом, протягивая ему изящной формы длинную руку. В том, как она внимательно оглядела его с ног до головы, Майкл не увидел ничего противоестественного.
   – Спасибо, что приехали, доктор Мэйфейр. – Майкл крепко пожал ее руку, но тут же отпустил, устыдившись своих перчаток – Вы во второй раз вернули меня к жизни. Вот там, наверху, я медленно умирал.
   – Знаю, – ответила она. – А чемодан вы захватили в надежде на то, что мы влюбимся друг в друга и остаток жизни проведем под одной крышей?
   Майкл засмеялся. Хрипотца в ее голосе была той «изюминкой», которую он обожал в женщинах. Она встречалась очень редко и всегда производила на него волшебное впечатление.
   – Увы, нет. Прошу меня извинить, доктор Мэйфейр, – сказал он. – Я хочу сказать, что я… я… в общем, потом мне нужно ехать в аэропорт. У меня билет на утренний шестичасовой рейс в Новый Орлеан. Мне необходимо успеть. Я предполагал оттуда взять такси… то есть от того места, куда мы поедем. Если мне придется возвращаться сюда..
   И снова Майклом овладела твердая уверенность, что здесь ему больше не жить. Он вскинул голову и обвел взглядом эркеры окон, темно-янтарную резьбу, так любовно отреставрированную его собственными руками… Но покинутое строение с узким фасадом, в окнах которого тускло отражались лишенные красок отблески вечернего света, больше не было его домом.
   На какое-то мгновение все куда-то уплыло; он терял нить событий.
   – Простите меня, – прошептал Майкл.
   Он действительно словно утратил связь с реальностью и мог бы поклясться, что в данный момент находится в Новом Орлеане. В голове звенело. Если прежде он оглушал вокруг себя некое приятное напряжение, то теперь остались лишь сырость, тяжелое, низко нависшее небо и четкое осознание: годы ожидания позади и вот-вот должно начаться то, к чему его так долго готовили.
   Однако в следующее мгновение Майкл обнаружил, что во все глаза разглядывает доктора Мэйфейр. Она была почти одного с ним роста и тоже внимательно, без малейшей неловкости смотрела на Майкла. Казалось, это доставляло ей удовольствие: быть может, она находила его обаятельным, быть может – занятным, а возможно, обнаружила в нем и то и другое достоинство. Майкл улыбнулся – ему тоже было приятно смотреть на эту женщину. Он был очень рад ее приезду, однако признаться в этом не осмеливался.
   – Поехали, мистер Карри. – Доктор Мэйфейр взяла Майкла за руку и потащила вверх по улице, туда, где стоял темно-зеленый «ягуар». В какой-то момент она все же обернулась и медленно смерила весьма суровым взглядом по-прежнему стоящего в отдалении англичанина. Открыв дверцу машины, она забросила на заднее сиденье чемодан и, прежде чем Майкл успел вымолвить хоть слово, приказала:
   – Садитесь.
   Кожаная обивка цвета жженого сахара. Красивая приборная доска, старомодная – из дерева. Майкл обернулся назад. Англичанин все так же стоял, глядя им вслед.
   – Странно, – пробормотал Майкл.
   – Что странно? Вы его знаете? – заинтересованно спросила она, вставляя ключ зажигания и захлопывая дверцу со своей стороны.
   – Нет, но… мне кажется, он приехал, чтобы повидаться со мной… По-моему, он англичанин… Однако он даже не шевельнулся, когда я вышел.
   Слова Майкла явно удивили и озадачили доктора Мэйфейр, что, однако, не помешало ей резко рвануть с места и, заложив крутой вираж, вывести машину со стоянки, а потом совершить головокружительный разворот на сто восемьдесят градусов. Когда они проносились мимо англичанина, она успела метнуть в его сторону еще один внимательный и острый взгляд.
   Майкл снова почувствовал, как его охватывает страсть. В манере этой женщины вести машину явственно ощущалась привычная уверенность в себе и недюжинная воля. Приятно было смотреть на изящные руки, непринужденно лежавшие на рукоятке переключения скоростей и на небольшом рулевом колесе, обтянутом кожей. Двубортная куртка плотно облегала стройную фигуру. Длинная прядь светлых волос упала на лицо, почти полностью скрыв правый глаз.
   – Честное слово, я уже видела этого человека, – вполголоса пробормотала вдруг доктор Мэйфейр.
   Майкл засмеялся. Однако приступ веселья был вызван не ее словами, а тем, как лихо она сделала молниеносный поворот направо и сквозь клубящийся туман погнала машину вниз по Кастро-стрит, навстречу наползавшему туману.
   Эта поездка походила на аттракцион «Русские горы», когда ты сидишь в небольшой тележке, которая на бешеной скорости мчится по колее, то взмывая вверх, то резко ныряя вниз. Чтобы не влететь головой в ветровое стекло, Майкл пристегнул ремень безопасности. Когда машина с ревом пронеслась на красный свет, он почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
   – Мистер Карри, а вы уверены, что хотите лететь в Новый Орлеан? – спросила она. – Выглядите вы неважно и едва ли в состоянии совершить сейчас такой перелет. Кстати, когда ваш рейс?
   – Я должен попасть в Новый Орлеан, – решительно возразил Майкл. – Мне необходимо вернуться домой. Простите, я понимаю, что мои слова могут показаться полной чушью, но… Но эти ощущения… Они возникают непроизвольно, когда им заблагорассудится… И становятся навязчивыми… Я-то думал, все дело в руках, но оказалось, что они-то как раз и ни при чем. Вы ведь слышали о моих руках, доктор Мэйфейр? Я совершенно разбит, уверяю вас, просто дошел до ручки… Могу я попросить вас об одолжении? Чуть подальше, слева, сразу за Восемнадцатой улицей, есть винный магазин. Пожалуйста, остановитесь возле него.
   – Мистер Карри…
   – Доктор Мэйфейр, вы хотите, чтобы меня вывернуло наизнанку прямо в шикарном салоне вашего роскошного авто?
   Она припарковала машину напротив магазина, на другой стороне улицы. Как всегда по пятницам, вечерняя Кастро-стрит была запружена народом. В тумане приветливо светились раскрытые двери многочисленных баров.
   – Вам что, совсем плохо? – Она, успокаивающе сжала его плечо.
   Интересно, почувствовала ли доктор Мэйфейр дрожь непристойного возбуждения, пробежавшую по его телу?
   – Послушайте, если вы напьетесь, вас не пустят в самолет.
   – Высокие жестянки. Миллеровское пиво. Упаковка в полдюжины банок. Я растяну их надолго. Прошу вас.
   – Вы что же, думаете, я пойду вам за этой отравой? Она засмеялась, но мягко, без злости. Низкий голос этой женщины обладал удивительным бархатным оттенком, а глаза в свете неонового зарева казались огромными и совершенно серыми, как вода в канале.
   Майкл чувствовал, что просто умирает.
   – Конечно же не вы туда пойдете, – сказал он. – Я сам схожу. Даже не знаю, что за дребедень лезет мне на язык. – Он посмотрел на свои кожаные перчатки. – Простите. Я ведь долгое время прятался от людей. Все необходимое приносила тетя Вив.
   – Так. Миллеровское пиво, шесть высоких жестянок, – повторила она, открывая дверцу.
   – Лучше двенадцать.
   – Двенадцать?
   – Доктор Мэйфейр, сейчас лишь половина двенадцатого, а самолет вылетает в шесть.
   Майкл полез в карман за бумажником.
   Она выразительно махнула рукой и направилась через дорогу, грациозно уворачиваясь от проезжавших машин.
   «Боже, у меня хватило наглости попросить ее пойти за пивом, – сокрушенно подумал Майкл, когда доктор Мэйфейр скрылась в дверях магазина – Скверно все у нас начинается». Впрочем, он был не совсем прав. Она слишком хорошо к нему относится, и ничего катастрофического пока не произошло. Майкл уже ощущал во рту вкус пива – только оно способно утихомирить его желудок.
   Грохот музыки, доносившийся из близлежащих баров, вдруг показался ему чересчур громким, а краски улицы – непомерно яркими. Проходящий мимо молодой парень едва не задел машину. Или Майклу это тоже только показалось? А что удивительного – после трех с половиной месяцев изоляции? Он сейчас похож на узника, которого только что выпустили из тюремной камеры.
   М-да-а, он ведь даже понятия не имел, какое сегодня число. День недели знал: пятница – потому что его рейс в субботу, в шесть утра. Интересно, можно ли курить в ее машине?
   Едва доктор Мэйфейр поставила ему на колени пластиковый пакет с пивом, Майкл тут же вскрыл первую жестянку.
   – С вас штраф пятьдесят долларов, мистер Карри, – сказала она, трогаясь в места – За распитие пива в машине.
   – Ладно. Выписывайте квитанцию, я заплачу.
   Майкл залпом проглотил не меньше половины содержимого банки. Сразу полегчало – на какое-то время он пришел в норму.
   Доктор Мэйфейр миновала широкий шестиполосный перекресток, сделала запрещенный левый поворот на Семнадцатую улицу и помчалась по ней, постепенно увеличивая скорость.
   – Пиво помогает забыться, правда? – спросила она.
   – Ничего подобного, – возразил Майкл. – Проблемы валятся на меня со всех сторон.
   – И я тоже одна из них?
   – Нет, что вы. Мне хочется быть рядом с вами. Майкл сделал новый глоток и вытянул руку, чтобы не удариться обо что-нибудь, когда доктор Мэйфейр сделала еще один резкий поворот и понеслась к центру города в направлении Хейта.
   – Знаете, доктор Мэйфейр, мне не свойственно жаловаться. Просто после того случая я лишился защитной оболочки. Мне ни на чем не сосредоточиться. Я даже не могу ни читать, ни спать.
   – Я понимаю, мистер Карри. Как только мы приедем, можете сразу же отправляться на яхту и делать что угодно. Но я, честное слово, была бы рада для начала приготовить вам что-нибудь поесть.
   – Это не принесет мне никакой пользы, доктор Мэйфейр… Позвольте задать вам один вопрос… Насколько мертвым я был, когда вы подняли меня на борт?
   – Полная клиническая смерть, мистер Карри. Никаких видимых признаков жизни. Еще немного – и процесс стал бы необратимым. Разве вы не получили моего письма?
   – Вы мне писали?
   – Да-а… Теперь я понимаю, что нужно было самой приехать к вам в больницу.
   Майклу подумалось, что она ведет машину как автогонщик, переключая передачи только когда мотор начинает скрежетать.
   – Вы сказали доктору Моррису, что на палубе я не произнес ни слова…
   – Вы что-то пробормотали: то ли какое-то слово, то ли чье-то имя. Я толком не расслышала. Отчетливо разобрала лишь звук «л»…
   – Звук «л»…
   Остальные ее слова потонули во внезапно наступившей тишине. Майкл куда-то проваливался… Он сознавал, что находится в машине и доктор Мэйфейр продолжает что-то говорить, что они только что пересекли Линкольн-авеню и через парк Голден-Гейт направляются к парку Президио… И в то же время Майкл уже пребывал в совершенно другом месте – он оказался на пороге пространства сна, где слово, начинавшееся с буквы «л», означало что-то неимоверно важное, сложное и одновременно знакомое. Его окружает толпа существ… они подходят все ближе и ближе… они вот-вот заговорят… Портал…
   Майкл тряхнул головой. Надо сфокусироваться… Но видение уже распадалось. Его охватила паника.
   Когда доктор Мэйфейр резко затормозила перед светофором на Гири-стрит, Майкла отбросило назад и буквально вдавило в кожаное сиденье.
   – Надеюсь, человеческие мозги вы оперируете не так, как водите машину? – спросил он, чувствуя, что лицо у него буквально пылает.
   – Почему же? Именно так и оперирую.
   От светофора она поехала немного медленнее.
   – Простите меня, – снова заговорил Майкл. – Я просто нашпигован извинениями. Только и делаю, что извиняюсь, с тех пор как это случилось. Разумеется, проблема не в вашей манере вести машину. Проблема во мне самом. В общем-то, до того случая я был… вполне обыкновенным. Я хочу сказать, просто одним из тех счастливых людей, понимаете?
   Кажется, она кивнула в ответ, однако выглядела при этом словно отрешенной, погруженной в собственные мысли. Доктор Мэйфейр сбавила скорость – они подъезжали к шлагбауму перед мостом, так плотно окутанным туманом, что, оказавшись на нем, автомобили словно растворялись в пространстве.
   – Вы хотите поговорить со мной? – спросила она, не поворачивая головы и провожая взглядом исчезающие в тумане машины. Потом вытащила из куртки долларовую бумажку и подала дежурному смотрителю. – Вам необходимо поделиться своими ощущениями?
   Майкл вздохнул. Рассказать о том, что с ним творится, задача невыполнимая. Но если он начнет, то уже не сможет остановиться – вот это самое скверное.
   – Мои руки… вы знаете… Дотрагиваясь до предметов, я вижу разные образы, но эти видения…
   – Расскажите мне о них.
   – Я знаю, о чем вы думаете. Вы ведь врач. И вы полагаете, что это временное нарушение деятельности долей головного мозга или какая-нибудь еще ерунда в том же роде.
   – Нет, я думаю совсем о другом.
   Она поехала быстрее. Впереди из тумана выросли уродливые очертания тяжелого фургона. Его задние огни сияли, как маяки. Доктор Мэйфейр удачно пристроилась к нему в хвост и сбросила скорость до пятидесяти пяти миль, чтобы двигаться с ним в одинаковом темпе.
   Тремя глотками Майкл торопливо допил остатки пива, запихнул пустую банку в мешок и снял одну из перчаток. Машина миновала мост, и, как это обычно бывает, туман таинственным образом испарился. Майкла поразило ясное светлое небо. По мере того как они поднимались на Вальдо-грейд, окрестные темные холмы вставали вокруг, словно плечи, подталкивая их.
   Бросив взгляд на свою противно влажную и сморщенную руку, Майкл принялся растирать пальцы, испытывая при этом странно приятное ощущение.
   Они ехали со скоростью шестьдесят миль в час. Майкл потянулся к ее руке, без всякого напряжения лежавшей на рукоятке переключения скоростей.
   Доктор Мэйфейр не протестовала – лишь бросила быстрый взгляд на Майкла и вновь сосредоточилась на дороге, поскольку машина подъезжала к туннелю. Потом, чуть приподняв руку, она прижала большой палец к его обнаженной ладони.
   Майкла окутали нежные шепоты, перед глазами все расплывалось. Тело женщины как будто распалось и окружило его вихревым облаком из мельчайших частиц. Роуан… Майкл вдруг испугался, что машина вот-вот вылетит в кювет. Но это были не ее, а его ощущения. Он чувствовал ее теплую влажную руку, гулкое биение пульса и находился в самой сердцевине всеобъемлющей неземной близости, захлестнувшей его целиком. Эротическое возбуждение было настолько сильным, что не поддавалось никакому контролю.
   Вспыхнувшее видение все стерло… Он очутился в кухне – в ультрасовременной кухне, заполненной всевозможными сверкающими бытовыми устройствами и приспособлениями. А на полу лежал умирающий мужчина. Спор, крики, но было еще что-то… нечто произошедшее раньше. Отрезки времени скользили, сменяя друг друга и сталкиваясь между собой. Майкл находился в самом центре пространства, не имевшего ни верха, ни низа, ни левой или правой стороны… Роуан со стетоскопом стоит на коленях возле умирающего… Ненавижу! Она закрывает мужчине глаза и откладывает в сторону стетоскоп не в силах поверить своему счастью: он умирает.
   Видение исчезло…. Машина ехала медленнее. Роуан резким движением высвободила руку.
   Их поездка напоминала ему катание на коньках: бесконечные повороты направо, направо и снова направо, но это не имело значения. Опасность, грозившая им, была не более чем иллюзией. Теперь – как это бывало всегда после подобных видений – ему открылись факты. Точнее, ощущение было таким, словно они всегда присутствовали в его памяти – подобно его собственному адресу, номеру телефона и дате рождения.
   Тот человек был приемным отцом Роуан, которого она презирала, ибо боялась, что похожа на него – такая же безапелляционно решительная, равнодушная и жестокая. Всю свою жизнь она стремилась избежать этого сходства, не стать такой же, как он, и старалась во всем брать пример с приемной матери – доброжелательной, зачастую сентиментальной, с большим чувством вкуса женщины, которую все любили, но никто не уважал.
   – Ну, и что же вы видели? – спросила Роуан.
   В свете фар встречных машин ее лицо казалось удивительно гладким.
   – А разве вы не догадываетесь? Боже, как я хочу, чтобы эта сила исчезла, чтобы я больше никогда ничего не ощущал. Я не желаю ничего знать о других.
   – Что вы видели?
   – Он умер на полу. Вы были рады. Он не развелся с вашей приемной матерью, она так и не узнала о его намерении. Его рост был шесть футов два дюйма, он родился в Калифорнии, в городке Сан-Рафаэль, и машина, в который мы едем, принадлежала ему.
   Откуда приходит к нему это? А ведь он мог бы рассказать еще очень и очень многое, С самого первого вечера после чудесного спасения в Майкле жила уверенность в том, что ему доступны любые сведения – стоит только пожелать.
   – Вот что я видел, – после небольшой паузы продолжил он. – Вам интересно? Хотите продолжения? А вот меня интересует другое: зачем вам понадобилось, чтобы я это увидел? Какой прок от моего знания о том, что, вернувшись из клиники, вы уселись на кухне и съели то, что он приготовил перед смертью? Или о том, как врачи пытались привести его в чувство, хотя бессмысленнее занятия не придумаешь, поскольку он умер еще по дороге в клинику.
   Она долго молчала и наконец прошептала:
   – Мне тогда очень хотелось есть.
   Майкла передернуло. Он с треском открыл новую банку пива. В машине вкусно запахло солодом.
   – Теперь вы уже не испытываете ко мне симпатии, не так ли? – спросил он.
   Роуан сосредоточенно глядела на дорогу и не произнесла в ответ ни слова.
   Фары встречных машин слепили глаза. Слава Богу, она сворачивает с главной автомагистрали на узкую дорогу, ведущую в Тайбурон.
   – Еще как испытываю, – наконец откликнулась Роуан.
   Голос был тихим, томным, с хрипотцой.
   – Я рад, – признался Майкл. – А то я действительно боялся… Я правда рад. Даже не знаю, зачем наговорил вам столько глупостей…
   – Но ведь я же сама попросила рассказать, что вы видели.
   Майкл рассмеялся и основательно припал к банке.
   – Мы почти дома, – сообщила Роуан. – Не будете ли вы любезны оторваться от пива? Прошу вас как врач.
   Вместо этого Майкл сделал новый большой глоток… Снова кухня… запах жаркого из духовки… Открытая бутылка красного вина и два бокала…
   – …Это может показаться жестоким, но я совершенно не обязан присутствовать при ее угасании. Если ты предпочитаешь оставаться здесь и наблюдать за умирающей от рака женщиной… Что жэто твой выбор, но тогда спроси себя, откуда такая тяга к подобным зрелищам, почему тебе доставляет удовольствие видеть чужие страдания, – быть может, что-то не в порядке у тебя самой?..
   – Не городи чудовищную чушь, слышишь?
   Там было что-то еще… что-то очень важное… И чтобы увидеть все в подробностях, нужно всего лишь сосредоточиться…
   – Роуан, я дал тебе все, что ты хотела. Я знаю: ты всегда была связующим звеном между нами. Если бы не ты, я бы давным-давно ушел от нее. Неужели Элли никогда не рассказывала тебе об этом? Она сознательно обманывала меня, уверяя, что может иметь детей. Лишь из-за тебя я не послал все к черту и продолжал жить с этой женщиной.
   Они свернули направо, на запад, как предположил Майкл, и въехали на темную, густо обсаженную по обе стороны деревьями улицу, которая сначала шла вверх, а затем спускалась по склону. Снова мелькнул громадный кусок ясного неба, полного далеких равнодушных звезд, и живописная панорама Сосалито, разбросанного по холмам вплоть до маленькой гавани. Майкл догадался, что они почти приехали.
   – Можно мне спросить вас, доктор Мэйфейр?
   – О чем?
   – Вы… вы боитесь причинить мне боль?
   – Почему вы об этом спрашиваете?
   – У меня вдруг возникла совершенно нелепая идея… тогда, когда я держал вашу руку… вы пытались послать мне предостережение.
   Она не ответила, но такое предположение явно оказалось для нее неожиданным потрясением.
   Машина мчалась по дороге вдоль самого берега. Небольшие газоны, остроконечные крыши, едва видимые за высокими заборами, кипарисы, нещадно скрюченные непрекращающимися западными ветрами. Обиталище миллионеров. Майклу прежде не доводилось видеть таких великолепных современных зданий.
   Запах воды ощущался намного сильнее, чем на мосту Голден-Гейт.
   Роуан свернула на подъездную дорожку и заглушила мотор. Прежде чем погаснуть, фары выхватили из темноты створки массивных ворот из древесины секвойи. Дома Майкл не видел – его поглотала парящая вокруг тьма, граничащая вдалеке с белесоватым небом.
   – Мне кое-что нужно от вас.
   Роуан сидела не двигаясь и смотрела прямо перед собой, чуть склонив голову. Упавшие на щеки волосы не позволяли видеть профиль ее лица.
   – О чем речь – ведь я ваш должник, – без колебаний ответил Майкл. Он сделал очередной большой глоток пива, заодно втянув в себя и всю пену. – Что я должен сделать? Отправиться в кухню, положить руки на пол и сказать вам, что произошло, когда он умер, и что на самом деле убило его?
   Еще один запрещенный удар. В ответ – молчание. Тишина внутри темного салона машины. Майкл остро чувствовал ее близость, сладостный, чистый аромат нежной кожи. Роуан повернулась к нему. Сквозь деревья желтыми островками пробивался свет фонаря. Поначалу Майклу показалось, что ее глаза не то полуприкрыты, не то и вовсе закрыты. Нет – она смотрела прямо на него.
   – Да, именно этого я и хочу, – ответила Роуан. – Именно этого…
   – Понятно. Беда в том, что он умер во время перепалки с вами. Должно быть, вы потом корили себя.
   Она слегка задела Майкла коленом, и от этого прикосновения по спине его поползли мурашки.
   – Почему вы так решили?
   – Вам невыносима даже мысль о том, чтобы причинить вред кому бы то ни было. – пояснил Майкл.
   – Вы рассуждаете слишком наивно.
   – Может, я и чокнутый, доктор Мэйфейр, – засмеялся он, – но только не наивный. В роду Карри наивных не было.
   Он долгим глотком допил остатки пива, не сводя глаз с бледной полоски света на ее подбородке, с мягких вьющихся волос, с нижней губы – пухлой, нежной и такой лакомой для поцелуя.
   – Тогда можно выразиться иначе. Если хотите, назовем это невинностью, простодушием…
   Он снова усмехнулся, на этот раз про себя, молча. Если бы только она знала, что у него на уме сейчас, когда он смотрит на ее рот, на ее нежный чувственный рот.
   – А что касается вашего вопроса… – сказала она, выходя из машины, – то мой ответ «да».
   Майкл открыл дверцу и тоже выбрался наружу.
   – Какой еще к черту вопрос? – поинтересовался он, те не менее невольно краснея.
   Роуан вытащила с заднего сиденья его чемодан.