– Согласен, – сказал Влан. – Но семья уже ликвидировала большую часть своих владений, чтобы финансировать экспедицию. Как еще можно накопить капитал, если не ссужать деньги под грабительские проценты?
   – Выпустите акции, – предложила О'Кейси. – Предложите долевое участие в шахтах. Каждая акция имеет голос в управлении, каждый пакет акций обеспечивается эквивалентными долями капитала – и дает право на соответствующую долю доходов, если таковые будут. Это долгосрочное инвестирование, но не очень рискованное, если вы будете акционировать различные отрасли.
   – Я понял не все слова, которые вы использовали, – сказал Влан, заинтересованно подняв голову. – Что такое «эквивалентными»?
   – О боже, – широко улыбнулась О'Кейси. – Нам действительно нужен долгий разговор.
   – Не беспокойтесь, – сказал ей Панэ, пожав плечами. – Какое-то время нам все равно не тронуться с места.
   Роджер резко сел в постели, в своем шатре, мокрый от пота и задыхающийся, и огляделся. Все спокойно. Стены шатра колыхались от поднимавшегося ветра. Походные принадлежности. Глаза.
   – Тебе надо отдыхать, твое высочество, – негромко сказал Корд.
   – Тебе тоже, старый змей, – сказал Роджер. – Ты выздоравливаешь не так быстро, как мы. – Он приподнялся на походной койке и глубоко вдохнул. – Похоже, что мы выкарабкались оттуда.
   – Да, выкарабкались… – согласился мардуканец.
   – Интересно, как… – Принц замолчал и покачал головой.
   – Что – как? – осведомился шаман и, скривившись, тоже приподнялся.
   – Э! Тебе надо ровно лежать на спине, Корд, – сказал Роджер.
   – Я устал валяться, как червяк, – возразил мардуканец. – Так что «как»?
   – Тебя не собьешь, правда? – Роджер улыбнулся. – Я удивляюсь, как морпехи… справляются. Как они справляются со страхом и смертью. Не просто с собственной – ей-богу, я насмотрелся, как здесь убивали морпехов. Но кранолта. Ведь с ними покончили как с племенем, Корд. Свалили их у стены, как будто обломки кирпича. И, кажется, на них это не произвело никакого впечатления.
   – Тогда у тебя нет глаз, юный принц, – возразил шаман с усмешкой. – Посмотри на юного Джулиана. Среди твоих людей тоже есть смеющийся воин, который прячет свою боль за смехом, как наш Делтан, которого забрал у меня атул. Он всегда встречал опасность смехом, но этот смех был щитом для души. Я уверен, что он шутил с самим атулом, когда тот его ел. Или юная Дэпро. Такая юная, такая опасная. Мне говорили, что по человеческим меркам она красива. Сам я этого не вижу; у нее недостает… многого. Например, рогов. Ее щит – это каменное лицо. Мне кажется, она держит боль в себе с такой силой, что превратила ее в камень.
   Роджер склонил голову набок, накручивая на палец золотой локон.
   – А… Панэ? Косутич?
   – Э-э, – хмыкнул Корд. – Конечно, ты заметил, что они отличные бойцы, они умеют владеть собой. Но главным образом они выучили всякие хитрости. Первая хитрость – знать, что ты не один. Когда я сидел в тишине пещеры, приходил Панэ: навестить раненых; мы разговорились. Ваш капитан – просто источник мудрости. Мы говорили о многих вещах, больше всего мы говорили о… песне. О поэзии.
   – О поэзии? – Роджер засмеялся. – Что, черт подери, может Панэ говорить о поэзии?
   – Есть поэзия и поэзия, мой принц, – усмехнувшись, сказал шаман. – Спроси его о «Могиле для ста мертвецов». Или о «Переправе через реку Кабул». Или о «Цыганской звезде». Или о «Если»… – Шаман заворочался, ища более удобное положение. – Но спроси его утром.
   – Поэзия? – сказал Роджер. – На кой черт в этом аду может понадобиться поэзия?
   – Элеонора? – позвал Роджер.
   Шеф персонала шла на очередное из многочисленных собраний, которые она запланировала с войтанцами. Она явно считала себя группой социального переустройства, состоявшей из одного человека, или, по крайней мере, лучшим из имеющихся в окрестностях аналогов. О'Кейси была преисполнена решимости сделать так, чтобы, когда она уйдет, войтанцы имели самую сильную государственную структуру, которая только возможна в данной ситуации. Поскольку больше всего это походило, пожалуй, на просвещенную олигархию, то противоречий с планами самих войтанцев не возникало.
   – Да, Ро… ваше высочество? – торопливо спросила она.
   Ее планшет был почти перегружен разнообразными заметками, а в запасе оставалось всего несколько дней, чтобы все наладить. Что бы ни понадобилось Роджеру, лучше бы это было побыстрее.
   – Вы когда-нибудь слышали о стихотворении, которое называется «Могила для ста мертвецов»?
   Шеф персонала остановилась, подумала, потом обратилась к своему зуммеру.
   – Название знакомое, но никак не могу вспомнить, откуда это.
   – А «Цыганская звезда»? – Роджер нахмурил лоб, вспоминая еще одно. – Или что-то вроде «Если»?
   – А! – Лицо историка прояснилось. – Да. Это у меня есть. А что?
   – Ну… – замешкался Роджер, не зная толком, что сказать. – Вы не поверите, мне их Корд порекомендовал…
   О'Кейси весело засмеялась. Это был неровный дребезжащий звук, которого, как сообразил вдруг Роджер, он никогда раньше не слышал.
   – Только с чьей-то подачи, ваше высочество.
   – Думаю, он от кого-то это услышал, – объяснил Роджер, ощущая неловкость.
   – Включите планшет, – сказала она с улыбкой и переслала файл.
   Мигнул сигнал, Роджер посмотрел на значок, обозначавший завершение передачи на его планшет.
   – Вы держите его у себя на зуммере? – спросил Роджер в удивлении.
   – О да, – сказала О'Кейси, снова двинувшись вдоль по тропинке. – Я обожаю это стихотворение. Очень мало поэтов докосмической эры, после которых на слуху осталось хотя бы одно стихотворение. Разве что Киплинг – да еще граф Оксфордский. Поговорите с капитаном Панэ. Кажется, Ева говорила, что у него на зуммере есть хороший сборник избранного.
   Уоррент-офицер Добреску перебрасывал из руки в руку кусочек железной руды, пристально разглядывая возвышающуюся перед ним красно-черную стену.
   Ну вот, все ясно, думал он.
   Последние две недели были хорошими для отряда. Личному составу дали время отдохнуть и немного отойти от ужасных потерь, понесенных в сражении. Поскольку Войтаном завладели «дружеские» войска, капитан Панэ решил оставить здесь всех своих мертвых. Если отряд выживет, за ними вернутся. Если все погибнут, то эти морпехи, по крайней мере, будут удостоены почестей.
   Войтанцы открыли в своих катакомбах склеп, который был разграблен кранолта. Склеп был местом, где хоронили королевских гвардейцев города до его падения, и в глубине еще не рассыпались в прах их кости. Тела морпехов уложили в «саркофаги», но не кремировали, а положили рядом с их собратьями. Сержант-майор Косутич, как единственный рукоположенный капеллан в отряде, провела торжественную церемонию погребения, и если кто-то из морпехов был недоволен тем, что над их доблестными павшими товарищами возносила молитву высшая жрица Сатаны, они об этом ничего не сказали.
   Передышка также дала раненым достаточно времени, чтобы поправиться. Сочетание усиленного питания и постельного режима сделало чудеса. Все, кроме самых тяжелораненых, снова были на ногах и тренировались. А с чисто эгоистической позиции передышка дала Добреску время разобраться с беспокоящими его вопросами.
   Первый вопрос имел отношение к местной стали. Многократно говорилось, что наилучшее качество характеризует только «струящуюся сталь», изготовленную в Войтане. Такие же сорта стали из других районов, даже если их изготовляли, как казалось мастерам, тем же самым способом, не обладали «духом» стали Войтана, во многих отношениях напоминавшей дамасскую.
   Второй вопрос имел отношение к мардуканской биологии. С тех пор как они впервые столкнулись с Д'Нал Кордом, кое-что не давало ему покоя, а наличие свободного времени и необходимость работать не только с человеческими, но и с мардуканскими ранеными позволили ему провести некоторые дополнительные исследования. То, что он обнаружил, ошарашило бы большую часть отряда, но Добреску находил свое открытие всего лишь забавным. Он терпеть не мог, когда люди делали скоропалительные выводы.
   Пора пойти посмотреть, как наши бесстрашные бойцы вспотеют от ужаса, подумал он со зловещей улыбкой.
   – Значит, в стали высокий процент примесей, – повторила О'Кейси. – И что?
   – Дело не просто в том, что процент высокий, – сказал Добреску, сверяясь с планшетом. – Дело в том, какие это примеси.
   – Я не знаю, что такое примеси, – сказал Тарг.
   – Трудно объяснить, – нахмурилась Элеонора. – Тут надо привлекать знания из области молекулярной химии.
   – Сейчас я объясню, – вмешался Роджер. – Тарг, ты же знаешь, что, когда вы в первый раз выплавляете руду, у вас получается «черное железо». Хрупкий такой металл, правильно?
   – Да, – согласился Т'Кал Влан. – Это те наконечники, что дали племени Корда, и они так легко сломались.
   – Его надо переплавить, – вставил Корд. Старый шаман сидел позади Роджера, как полагалось, но вытянулся на подушках, оберегая израненные ноги. – При очень большом жаре. Это трудно и дорого, вот почему черное железо дешевле.
   – Именно так, – продолжил Роджер. – Затем, когда вы нагреваете его в тигле, «при очень большом жаре», как сказал Корд, вы получаете металл серого цвета, с которым очень легко работать.
   – Железо, – сказал Тарг. – И что?
   – Это то, что мы называем «ковкое железо», и это, по сути дела, почти чистое железо. Железо – как элемент… А черное железо – это железо, смешанное с углеродом. Углерод – это то, из чего состоит древесный уголь.
   – А сталь? – спросил Т'Кал Влан. – И почему мне кажется, что нам тут очень не хватает железных дел мастера?
   – Потом кто-нибудь объяснит еще раз, – сказал Роджер, засмеявшись. – Суть в том, что железо – чистый элемент. Это более-менее понятно?
   – Я слышу слова, – ответил Тарг, – но я не знаю, что они означают.
   – Это трудно объяснить по-настоящему, не научив вас сперва основам химии, – сказал Добреску. – Так что вам большей частью придется просто верить нам на слово, и я не уверен, многое ли вы сможете потом использовать.
   – Суть дела в том, что сталь – это тоже железо с углеродом, – сказал Роджер. – Но с меньшим количеством углерода и прогретое до гораздо более высокой температуры.
   – Пока что все, что ты сказал, хорошо известно нашим кузнецам, – сказал Тарг, совершенно по-человечески пожав плечами. – И все же одни только жар и закаливание не дают «струящейся стали». Даже в изгнании наши кузнецы ковали оружие, намного превосходящее оружие других городов, но никогда – «струящуюся сталь» Войтана.
   – Конечно, сталь – это сложно, – согласился Роджер. – Особенно «струящаяся сталь» – мы называем ее «дамасской сталью». Мы – ну, в смысле, я очень удивился, что она у вас есть и такого превосходного качества. Это необычно при вашем уровне технологии.
   – Я думаю, это объясняется необходимостью промышленного производства помп и насосов, – вставила О'Кейси. – Здесь достаточно высокая и сложная технология, связанная с насосами. Когда это распространится на соседние отрасли, жди промышленной революции. Жаль, что они не продвинулись еще чуть-чуть. Я бы ввела паровой двигатель.
   – Давайте не отклоняться от темы, если можно, – предложил Панэ с легкой усмешкой. – Будем переделывать их общество тогда, когда у нас за спиной будет стоять весь полк. Хорошо?
   – Его высочество прав, – продолжил Добреску, обращаясь к Таргу и игнорируя веселье капитана. – Обычная сталь – это проваренное при высокой температуре железо с некоторым количеством углерода, – но если вы хотите получить хорошую сталь, нужны и некоторые другие примеси. Именно они объясняют отменное качество войтанских клинков. Во-первых, и отметим хорошенько: местная руда – это то, что мы называем «болотным железом».
   – Я знаю, – сказал Роджер. – Геология, помните? Болотное железо образовано древними порождающими кислород железобактериями. До их появления атмосфера содержит очень мало кислорода, и железо может оставаться на поверхности почти в чистом состоянии. Но как только появляется первый зеленый или сине-зеленый организм и начинает производить кислород, железо ржавеет. Затем возникают бактерии, которые его восстанавливают из гидроксида. И так цикл за циклом: восстановление, окисление, снова восстановление. Пока железо не становится практически идеально чистым. Так?
   – Так, – согласился уоррент-офицер. – В результате получается один из лучших таконитов, его сравнительно легко обрабатывать. Но, что еще важнее, в нем содержится ванадий, а это один из нескольких возможных легирующих элементов для стали. Еще к ним относятся молибден и хром.
   – Молиби… молби… – Корд скривился. – Не могу выговорить.
   – Не беспокойтесь об этом, – сказал Добреску. – Главное, Тарг, это то, что местная руда идеально подходит для вашего способа переработки. Я сделал анализы в одной из ваших шахт: ванадий и молибден в более чем достаточных количествах. Держу пари, что к тому времени, когда у вас все снова войдет в колею, вы найдете жилу, которая даст вам еще лучшую сталь, чем вы когда-либо выплавляли.
   – Ну, хорошо, – сказал Тарг. – Мы уже давно пытаемся понять, как получается наша «струящаяся сталь». То, что вы рассказали, конечно, отчасти это объясняет.
   – Минутку, – сказал Роджер, неодобрительно глядя на Добреску. – Ванадий и молибден важны, да, но не критичны для стали, которая идет на мечи, док.
   Уоррент-офицер глянул на него с откровенным удивлением, и принц издал смешок, в котором было немало горечи.
   – Я не претендую на то, что я крупный специалист по этой теме, – сказал он, – но ни один Макклинток не может не вызубрить основы знаний о древнем оружии… как бы ни старался.
   – Да? – Добреску поднял бровь.
   – Да, – ответил Роджер. – Ванадий помогает добиться более мелкой зернистой структуры в горячекованых сталях, что помогает процессу закалки и снимает некоторые проблемы с перегревом стали. Это также помогает предотвратить потерю закалки при повторном нагревании металла, так что сталь, содержащая ванадий, может выдерживать более высокие температуры, не теряя закалки. Молибден делает нечто подобное, помогая увеличить глубину закаленного слоя, а также значительно увеличивает твердость и помогает уменьшить фактор усталости. Но именно углерод – самый важный элемент для увеличения прочности стали.
   Обе брови Добреску удивленно приподнялись «домиком», и даже О'Кейси таращилась на своего бывшего ученика, явно потерявшись. Роджер пожал плечами.
   – Эй, я же сказал: я – Макклинток.
   – Однако, согласно тому, что я читал много лет назад, – сказал Добреску, – ванадий и молибден как раз и дают дамасскую сталь.
   – Почти так, – сказал ему Роджер. – «Водяной рисунок» – чередование светлых и темных линий – это структура дамасской стали, которая появляется в основном благодаря этим примесям. Но подобный рисунок может возникнуть у вас и на совершенно дерьмовом клинке. В хорошей дамасской стали содержание углерода достигает что-то вроде полутора процентов, если я правильно помню, но даже при этом главная хитрость состоит в закаливании. В коллекции Роджера III есть несколько клинков с великолепным узором, которые закалили неверно. Думаю, их твердость по Роквеллу – всего тридцать единиц или около того, что делает их, в общем, бесполезными в качестве настоящего оружия. Надо, чтобы число Роквелла достигало примерно пятидесяти, если хотите, чтобы оно перерубало броню и кость, как эта малышка.
   Он дотронулся до катаны, сопровождавшей его даже в шатре Т'Кал Влана, – она лежала на подушке рядом.
   – Правда? – спросила О'Кейси, пытаясь скрыть восторг при виде того, как Роджер – ее Роджер! – у нее на глазах говорит как профессионал. Ну, почти профессионал.
   – Да. На старой доброй Земле существовали различные технологии изготовления хороших клинков, – сказал ей Роджер. – Европейцы добивались качества при помощи варьирования перекалки с последующим отпуском, японцы комбинировали твердую и мягкую сталь, а индийцы, пожалуй, использовали практически тот же самый способ, что и войтанские кузнецы, – если судить вот по этому. – Он снова дотронулся до катаны. – Они выдерживали расплавленную сталь в запечатанных глиняных тиглях, которые позволяли железу поглотить много углерода.
   – Наши мастера действительно так и работают, – сказал Тарг, пристально глядя на Роджера. – Это один из самых тщательно охраняемых секретов ремесла, – добавил он.
   Роджер усмехнулся.
   – Не волнуйся, Тарг, – я не собираюсь больше никому рассказывать. Но земляне уже давно использовали эту технологию, и у них получилась булатная сталь, с теми же самыми примесями, о которых говорил док. И он, вероятно, прав, говоря о том, что их присутствие помогает объяснить по крайней мере некоторые из преимуществ вашего оружия, но пусть это вас не обманывает. Подлинный секрет – в закалке и отпуске и в том, насколько хорошо вы определяете температуру и какие технологии закалки используете. Может быть, у вас не получится такой четкий «струящийся» рисунок, если вы начнете использовать стали без примесей, но ваши люди все равно будут выпускать одну из лучших в мире сталей оружейного класса!
   – Но воины связывают превосходство наших клинков именно со струящейся сталью, – заметил Тарг. – Этот рисунок показывает душу стали.
   – И она, без сомнения, красива, – согласился Роджер. – Я говорю не о том, что характер вашей руды не важен, а о том, что вам не следует недооценивать себя и своих кузнецов. Самое трудное при изготовлении действительно профессионального клинка – это закалка, а вы, ребята, явно в этом разбираетесь. Что касается остального… – Он пожал плечами. – Теперь, когда у вас снова есть доступ к правильной руде, все увидят, что настоящая «струящаяся сталь» вернулась. Думаю, это прекрасно скажется на вашем доходе, когда вы заново отстроите город.
   – Правильно, – вставил Т'Кал Влан. – Именно этого ждут воины и торговцы, когда оценивают качество наших клинков. Неплохо бы знать, что создает узор. Мы можем найти эти ингредиенты где-нибудь еще? Если у нас возникнут трудности, мы ведь можем добывать их отдельно и добавлять, так?
   – Да, но… – сказал Роджер, нахмурившись, – сложность не в том, чтобы найти их, а в том, чтобы получить в чистом виде. Пожалуй, вам еще довольно долго придется использовать то, что есть. Давай-ка я поговорю с кем-нибудь из ваших кузнецов. Думаю, мы с Добреску могли бы объяснить им кое-что и подтолкнуть в нужном направлении. Если я все правильно помню, хром не так уж трудно найти и получить.
   – Сравнительно легко, если у вас есть кислота, – согласился Добреску. – Если кислоты нет, то… трудно. И еще труднее добиться правильных режимов термической обработки. Люди начали производить хорошую хромированную сталь только… кажется… века за полтора до космических полетов. Но, с другой стороны, у них не было никого, кто шепнул бы на ухо пару полезных советов.
   – Не было, но к тому времени мы уже добились неплохих успехов в химии, – заметила О'Кейси и задумчиво нахмурилась. – Интересно, поможем ли мы мардуканцам совершить этот прыжок, – задумчиво проговорила она.
   Панэ фыркнул:
   – Мы можем провести тут год или три, ковыряя в носу и пытаясь вспомнить то, чего мы не помним. Будет куда продуктивнее просто вернуться с кораблем, набитым под завязку учебниками.
   – Точно, – хмыкнул Роджер. – А еще лучше, черт возьми, с кораблем, набитым под завязку группой социального переустройства. Я не хочу ломать мардуканское общество; большая часть из того, что я вижу, мне нравится. Но я хочу привести их в Империю.
   – Мы можем это сделать, – сказала О'Кейси. – Слава богу, мы включили в наш состав немало архаичных обществ, не разрушая их устройства.
   – Армагеддон, например? – с ухмылкой спросил Роджер.
   – Ну, – сказала шеф персонала, – кое-что можно сказать и в защиту планеты, полной воинственных ирландцев. Посмотрите на сержант-майора.
   – Правда, правда, – сказал Панэ. – Однако, чтобы привезти с собой соцгруппу, нам нужно добраться до порта. А чтобы добраться до порта…
   – Нам нужно просто ставить одну ногу перед другой… и разогнать эту маленькую вечеринку.
   – Да, – кивнул Панэ. – Тарг, Влан, спасибо, что пришли.
   – Никакого беспокойства, – сказал Влан. – Мы в вашем распоряжении, пока вы не уйдете.
   – Спасибо, – сказал Панэ, стараясь не показать, что увидел поданный ему врачом незаметный знак. – Думаю, мы увидимся завтра. До завтра?
   – Да, – сказал Тарг. – Спасибо. И спокойной ночи. Панэ подождал, пока мардуканцы покинут шатер, затем повернулся к врачу.
   – Да, мистер Добреску? Вы хотели что-то добавить без присутствия мардуканцев?
   Уоррент-офицер посмотрел на шамана, сидевшего позади Роджера.
   – Да, сэр. Но я не уверен насчет Корда.
   – Он останется, – холодно сказал Роджер. – Что бы вы ни собирались сказать, вы можете сказать это в присутствии моего ази.
   – Как хотите, ваше высочество, – сказал врач. – Это касается мардуканцев. И некоторых предположений, которые я сделал.
   – Каких предположений? – устало спросил Панэ.
   – О, это не имеет отношения к безопасности, капитан, – сказал Добреску с усмешкой. – На самом деле я даже не уверен, что это имеет значение. Но, видите ли, мы перепутали их пол.
   – Что?! – спросила О'Кейси.
   Ее, ответственную за программу-переводчик, замечание задело за живое, она начала было с негодованием спорить… И тут же вспомнила все случаи, когда программа самостоятельно пыталась переключить род с мужского на женский, и посмотрела на Корда, растянувшегося позади Роджера.
   – Но… – начала она и покраснела.
   – То, на что вы смотрите, госпожа О'Кейси, – сказал ей врач, расплывшись в широкой ухмылке, – это яйцеклад.
   – Яйце… что? – спросил Роджер, сдерживая побуждение повернуться и посмотреть.
   Имея дело с мардуканцами, которые постоянно ходили обнаженными, люди перестали обращать внимание на размеры некоторых частей тела аборигенов – в основном чтобы не расстраиваться.
   – Пол – это скользкий термин, когда связываешься с ксенобиологией, – продолжил врач, открывая на планшете новую запись. – Но современное каноническое определение такое: «мужской» род – это тот, который поставляет многочисленные гаметы для оплодотворения единственной «женской» гаметы. Каким бы способом это ни производилось.
   – Это значит, как я понимаю, что Корд и его «одно-польцы» не поставляют многочисленные гаметы? – осторожно сказал Панэ. – Но по ним, бесспорно, видно, что они… способны это делать.
   – Нет и да, – отвечал Добреску. – Пол, который мы называли «мужским», пол Корда, получает… в особь имплантируется, так будет правильно сказать, от четырех до шести гамет, которые являются вполне функциональными клетками, за исключением того, что несут половинный набор хромосом. Как только они имплантированы, они оплодотворяются свободно плавающими гаметами, обитающими в яйцевых сумках того, кого формально мне следует назвать «самцом-наседкой»… – Добреску с трудом удерживался от смеха. – Существуют несколько видов земных рыб, которые используют такой же метод размножения, и еще он распространен на Ашивуме, у местных видов.
   – Значит, Корд на самом деле женщина? – спросил Панэ.
   – Формально. Однако есть еще социологические аспекты, которые заставляют «самцов» выполнять традиционные женские тендерные роли, и наоборот. И это, и физиология – вот что вводило в заблуждение программу.
   – Скорее меня. А уж я – программу, – призналась О'Кейси. – Но держу пари, что вы правы. У нас было довольно маленькое исходное языковое ядро, и я никогда не пыталась проанализировать его фундаментальные, основополагающие принципы. Если бы даже я подумала об этом, я бы не знала, как добраться до них или что делать с ними, когда доберусь. Сейчас я понимаю, что тот, кто подготовил языковое ядро, знал, что Корд и его «однопольцы» формально «женщины». Программа пару раз пыталась переключить род, и я думала, что это просто сбой – а оказалось, программа стремится к буквализму, обычному для искусственного интеллекта с недостатком данных.
   – Я не женщина, – решительно заявил Корд.
   – Шаман Корд, – мягко сказала Элеонора, – мы просто решаем проблему с переводчиком. Постарайтесь не обращать никакого внимания на все эти злокипучие дискуссии об изменении пола.
   – Очень хорошо, – сказал шаман. – Я могу понять, что у вас сложности с вашими машинами. У вас они постоянно. Но я не женщина.
   – Вот какое слово он сейчас использовал? – спросил Добреску.
   – «Блек туле». – О'Кейси заглянула в планшет. – По этимологии похоже на нечто вроде «тот, кто держит». «Тот, кто держит яйца»? «Тот, кто вынашивает»? Думаю, примерно так.
   – А Собащер? – спросил Роджер, глядя на слегка похрапывающего ящера.
   – А тут мы имеем еще один интересный аспект местной биологии, – ответил Добреску. – В мардуканской сухопутной зоологии существуют два доминирующих семейства. Их, если хотите, можно считать эквивалентными рептилиям и амфибиям. Корд – из «амфибий». Тварюги, чертокроки и здоровюги – тоже. У всех у них слизистая кожа и сходное строение внутренних органов. Но значительная часть животных – в частности, собащеры и флар-та – совершенно другие. У них сухой наружный покров с чем-то вроде чешуи и абсолютно другое внутреннее строение. Другие сердечные камеры, другие желудки, другие аналоги почек.
   – Так Собащер – это он или она? – в отчаянии спросил Роджер.
   – Она, – ответил Добреску. – Аналоги «рептилий» организованы, в плане различия полов, во многом подобно земным рептилиям. Так что у Собащера в конце концов будут щенки. Ну, в смысле яйца.