Робертс Нора. Ореол смерти ("Последняя жертва")

   — Черт! — Ева на мгновение задумалась. — И все-таки деньги — это деньги. Придется идти по этому следу, пока другого нет. Что такого интересного ты увидел? — спросила она, обнаружив, что Рорк не сводит с нее глаз.
   Рорк наклонился и поцеловал ее в губы.
   — Мне стало жаль Марко, потому что я знаю, о чем говорит твой взгляд. И знаю, что бывает, когда ты во что-то упрешься.
   — Ты никого не убивал, — напомнила она ему. — В последнее время.
   — А помнишь, когда-то ты не вполне была в этом уверена. И все же что-то тебя ко мне тянуло… Черт! — Часы у него на руке зазвенели, и он быстро чмокнул ее в щеку. — Воспоминаниям предадимся в следующий раз. У меня встреча.
   Да, этого у него не отнять, подумала Ева. Кровь горячая, а голова холодная.
   — Значит, увидимся позже.
   — Дома?
   — Естественно. У тебя.
   Надевая пиджак, он нащупал в кармане коробочку.
   — Чуть не забыл. Я привез тебе подарок из Австралии.
   Ева осторожно взяла плоскую золоченую коробочку, открыла и вздрогнула от изумления.
   — Господи Иисусе! Рорк! Ты спятил?
   В коробочке лежал бриллиант. Самый настоящий бриллиант на золотой цепочке. Огромная, размером с ноготь большого пальца, сверкающая капля.
   — Его называют «Слезой великана», — сказал он, надевая цепочку ей на шею. — Этот камень нашли полтораста лет назад. Я купил его на аукционе в Сиднее. — Рорк отступил и взглянул на Еву. — Я знал, что тебе пойдет. — Он посмотрел ей в глаза и рассмеялся. — Ах да, ты же хотела киви. Обещаю, в следующий раз привезу. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, но она отстранилась. — Что-то не так?
   — Это безумие! Я не могу принять от тебя такой подарок.
   — Но ты же иногда носишь украшения, — он коснулся пальцем золотой сережки в ее ухе.
   — Да, но я не покупаю их на аукционе.
   — Ах да, — усмехнулся он.
   — Забери его.
   Ева стала снимать цепочку, но Рорк ее остановил.
   — Боюсь, что он не подойдет к моему костюму. Ева, это же просто подарок! Он попался мне на глаза, когда я думал о тебе. Черт подери, да я постоянно о тебе думаю! Я его купил, потому что люблю тебя. Боже ты мой, ну когда ты в это наконец поверишь?
   — Больше никогда так не поступай.
   «Спокойно, только спокойно!» — сказала она себе. Вспышек его гнева Ева уже не боялась: она видела Рорка всяким. Но то, что означал этот камушек у нее на шее, пугало ее всерьез.
   — Как не поступать, Ева? Как?
   — Не смей дарить мне бриллианты! — Ева не могла больше сдерживаться. — Не смей заставлять меня принимать то, чего я принимать не желаю, и быть такой, какой я не желаю быть! Думаешь, я не понимаю, чем ты занимаешься последние несколько месяцев? Ты что, считаешь меня дурой?
   Глаза Рорка сверкнули ярче, чем бриллиант у нее на груди.
   — Нет, дурой я тебя не считаю. А трусихой — да.
   Ева сжала кулаки. С каким удовольствием она бы заехала ему по физиономии, просто для того, чтобы он не усмехался так самоуверенно! Но, к сожалению, то, что он сказал, было правдой. Так что пришлось действовать иначе.
   — Ты думаешь, что я привыкну к роскоши, шелкам и винам, что ты приручишь меня и сделаешь зависимой? А мне на все это наплевать!
   — Я это отлично понимаю.
   — Не нужны мне твои угощения, твои безумные подарки, твои красивые слова! Я поняла твою тактику, Рорк. Ты решил: буду говорить «я тебя люблю» до тех пор, пока она не привыкнет и не станет совсем ручной.
   — Совсем ручной? — повторил он ледяным тоном. — Теперь я вижу, что ошибся. Ты все-таки дура. Ты что, действительно думаешь, что мне хочется показать свою власть? Знаешь, делай что хочешь. Мне надоело. Надоело смотреть, как ты швыряешься моими чувствами. Зря я столько терпел. Ничего, впредь буду умнее.
   — Но я никогда…
   — Да, никогда, — перебил он ее. — Ты никогда не поступалась своей гордостью и ничего не говорила мне в ответ. И эта квартира для тебя — убежище, в котором ты в любой момент можешь от меня скрыться. Но так больше продолжаться не может. — Ева чувствовала: в нем говорит сейчас не злость. И не горечь. Это был разговор начистоту. — Мне нужно все — или ничего.
   «Только без паники!» — уговаривала себя Ева.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Что просто секса мне недостаточно.
   — Это не просто секс, ты же прекрасно знаешь…
   — Ничего я не знаю! Выбор за тобой. Как всегда. Но только теперь ты придешь сама. Если захочешь.
   — Ультиматумов я не боюсь.
   — Очень жаль. — Он пристально посмотрел на нее. — До свидания, Ева.
   — Ты что, так вот и уйдешь?
   — Да. Так вот и уйду!
   Рорк вышел, даже не обернувшись. Хлопнула дверь. Несколько секунд Ева стояла неподвижно, лучи солнца играли на гранях бриллианта. Потом ее вдруг затрясло. Это от ярости, решила она и, сорвав с себя цепочку, швырнула ее на стол.
   Он думал, что она бросится на колени и будет умолять его остаться? Не дождется! Ева Даллас на колени не бросается и никого ни о чем не умоляет!
   Внезапно ее пронзила боль — такая невыносимая, что она прикрыла глаза. Ей вдруг пришло в голову, что она совсем не знает себя. «Кто такая Ева Даллас на самом деле? — подумала она. — И как это узнать?»
   Выход был только один — больше об этом не думать. Ничего другого не остается: иначе она просто не сможет работать. А что она без работы? Ничто. Ева вдруг почувствовала себя той маленькой девочкой в темной аллее, какой была когда-то. Одинокой и беспомощной.

* * *

   Надо уйти с головой в дела. Тем более что их предостаточно. В кабинет майора Уитни вошла не несчастная женщина, а лейтенант полиции Ева Даллас, расследующая убийство!
   — У нее было много врагов, шеф.
   — А у кого их нет?
   Взгляд у него был ясный и сосредоточенный: горе горем, а работа работой.
   — Фини составил список осужденных, но сначала мы хотим заняться ее семьей и ближайшими знакомыми. Те, кого она засадила за решетку надолго, вполне могли воспылать желанием мести. Далее идут те, кого она признала психически неполноценными. Кое-кто из них мог снова оказаться на свободе.
   — Это потребует немало компьютерного времени, Даллас…
   Это был намек на бюджетные рамки, который Ева решила проигнорировать.
   — Спасибо, что дали мне в помощь Фини. Без него мне бы не справиться. Все это обязательно нужно проверить, шеф, но мне не кажется, что напали на нее именно как на прокурора.
   Уитни откинулся в кресле и взглянул на нее выжидательно.
   — Думаю, мотивы были личными. Они что-то скрывала… Неизвестно, ради себя самой или ради кого-то еще. Но недаром же она стерла запись разговора!
   — Я читал ваш отчет, лейтенант. Вы что, считаете, что прокурор Тауэрс была замешана в каких-то противозаконных действиях?
   — Вы спрашиваете как ее друг или как начальник?
   Уитни стиснул зубы, стараясь сдержаться, и коротко кивнул.
   — Отличный вопрос, лейтенант. Как начальник.
   — Не знаю, было ли это противозаконным. На данной стадии расследования мне просто кажется, что Тауэрс хотела что-то утаить. Это было что-то очень важное, потому что она отправилась на встречу ночью, несмотря на дождь. Совершенно очевидно, что она не желала, чтобы об этом стало известно. Шеф, мне необходимо побеседовать с членами семьи жертвы и с ее ближайшими друзьями, в том числе и с вашей женой.
   Уитни понимал, что это неизбежно. Всю жизнь он старался, чтобы то, чем он занимается, не затронуло его семью. Но теперь он не мог их укрывать. Не имел права.
   — Мой адрес у вас имеется, лейтенант. Я позвоню жене и предупрежу о вашем визите.
   — Да, сэр. Благодарю вас.

* * *

   Уитни жили в двухэтажном особнячке на тихой улочке одного из пригородов, и Анна Уитни приложила все усилия, чтобы дом был образцовым. В этом доме она растила своих детей, предпочтя материнские обязанности преподавательской карьере. И сделала этот выбор не потому, что государственное пособие, выплачиваемое родителям, посвятившим себя детям, было больше зарплаты преподавателя. Она просто любила своих детей и хотела вырастить их сама.
   Теперь, когда дети выросли, она все силы отдавала мужу и дому, при любой возможности забирая к себе внуков. Вечерами она частенько устраивала отличные ужины для мужа и его друзей: Анна Уитни терпеть не могла одиночества.
   Но когда приехала Ева, она была одна и выглядела, как всегда, великолепно — немного косметики, аккуратная прическа, которая очень шла к ее милому, до сих пор привлекательному лицу. На ней был элегантный льняной комбинезон, а на руке лишь одно украшение — обручальное кольцо.
   — Лейтенант Даллас, муж предупредил, что вы приедете, — сказала она, увидев Еву.
   — Прошу меня извинить, миссис Уитни.
   — Не извиняйтесь. Я жена полицейского и все понимаю. Проходите. Я приготовила лимонад. Не знаю, как вы, а я обожаю лимонад из свежих фруктов.
   Анна провела Еву в гостиную, где стояли стулья с прямыми жесткими спинками и такой же диван.
   — Вы знаете, что панихида завтра в десять?
   — Да, мэм. Я там обязательно буду.
   — Уже столько цветов прислали. Мы договорились, чтобы их потом передали в… Впрочем, вы здесь не по этому поводу.
   — Прокурор Тауэрс была вашей близкой подругой?
   — И моей, и моего мужа.
   — Ее дети сейчас с вами?
   — Да… Они уехали с Марко к архиепископу — договориться о завтрашней службе.
   — У них хорошие отношения с отцом?
   — Да, вполне.
   — Почему же тогда они живут у вас, а не у него?
   — Мы все решили, что так будет лучше. Дома — то есть у Марко — все о ней напоминает. Ведь когда дети были маленькими, все они жили там. И потом, эти репортеры… Нашего адреса они не знают, а нам бы не хотелось, чтобы они приставали к детям. Беднягу Марко репортеры просто осаждают. Завтра, конечно, этого не избежать… — Она судорожно стиснула руки. — Но ничего не поделаешь. Дети до сих пор в шоке. Даже Рэнделл. Рэнделл Слейд — жених Мирины. У них с Сесили были прекрасные отношения.
   — Он тоже здесь?
   — Не может же он оставить Мирину в такой момент! Она сильная девушка, лейтенант, но даже сильным людям порой необходима опора.
   Ева, тотчас вспомнившая о Рорке, собрала волю в кулак, запретила себе о нем думать и продолжала расспрашивать Анну, только голос у нее стал чуть напряженнее.
   — Как вы думаете, почему Сесили Тауэрс оказалась ночью в Вест-Энде?
   — Я все время пытаюсь понять, зачем она туда поехала, — задумчиво произнесла Анна. — Сесили была человеком сильным и упрямым, но безрассудных поступков не совершала никогда.
   — Она многое вам рассказывала?
   — Мы были как сестры.
   — А если бы она или кто-то из ее близких попал в беду, вы бы об этом узнали?
   — Думаю, да. Но сначала она стала бы действовать сама, по крайней мере, попыталась бы. — У Анны в глазах стояли слезы, но она старалась сдержаться. — Хотя рано или поздно она бы все мне выложила.
   «Если бы у нее было на это время», — подумала Ева.
   — Вы не помните, ее ничто не беспокоило в последнее время?
   — Ничего особенного. Разве что свадьба дочери. Что ж, дети взрослеют, мы стареем. Мы все шутили, что Сесили скоро станет бабушкой. Да нет, — рассмеялась Анна, заметив Евин взгляд, — Мирина не беременна. Хотя мать ее была бы этому только рада. И о Дэвиде она всегда беспокоилась. Устроится ли он в жизни? Будет ли счастлив?
   — А он счастлив?
   По лицу Анны пробежала тень, и она опустила глаза.
   — Дэвид очень похож на отца. Любит мотаться по свету. Много ездит по делам, строит какие-то планы. Когда Марко решит отойти от дел, думаю, его место займет Дэвид.
   Она замялась, словно хотела что-то добавить, но передумала и сменила тему.
   — А Мирина, наоборот, предпочитает сидеть на одном месте. У нее свой бутик в Риме. Там-то она и познакомилась с Рэнделлом. Он модельер. Ее магазин сейчас торгует только его продукцией. Очень талантливый молодой человек. Это, кстати, его модель, — добавила Анна, показывая на свой комбинезон.
   — Прелестная вещь. Значит, вы считаете, что у прокурора Тауэрс не было оснований тревожиться за детей? Ни про какие неприятности, которые ей пришлось бы улаживать, вы не знаете?
   — Неприятности? Нет, ничего такого. У них все отлично.
   — А ее бывший муж? Кажется, у него дела идут не слишком гладко?
   — У Марко? — Анна пожала плечами. — Уверена, что он со всем справится. Знаете, я, в отличие от Сесили, в бизнесе не разбираюсь.
   — А она разбиралась?
   — Разумеется. Сесили всегда хотела знать, как именно обстоят дела, и на все имела собственную точку зрения. Я всегда поражалась, как она столько всего держит в голове. Если у Марко и были трудности, то она о них знала и наверняка предложила несколько способов поправить дела. Она была такая умница… — у Анны задрожал голос, и она прикрыла рот ладонью.
   — Извините, миссис Уитни.
   — Ничего, мне уже лучше. Знаете, очень помогает то, что ее дети здесь. Мне кажется, что и я им помогаю. Увы, я не умею делать того, что делаете вы, и найти убийцу не смогу. Но поддержать детей — смогу.
   — Им повезло, что есть вы, — тихо сказала Ева, сама удивившись собственным словам. Странно, ей почему-то раньше казалось, что Анна Уитни просто зануда. — Миссис Уитни, вы не могли бы рассказать мне об отношениях прокурора Тауэрс с Джорджем Хэмметом?
   — Они были близкими друзьями, — сдержанно произнесла Анна.
   — Мистер Хэммет сказал мне, что они были любовниками.
   Анна вздохнула. Она явно предпочитала не вдаваться в подробности чужой интимной жизни.
   — Ну что ж, если он сам сказал… Так оно и было. Но я всегда считала, что он ей не пара.
   — Почему?
   — Слишком уж себе на уме. Нет, я прекрасно отношусь к Джорджу, он был Сесили отличным другом… Но разве женщина может быть по-настоящему счастлива, если почти каждый вечер ей приходится возвращаться в пустую квартиру, в пустую одинокую постель? Ей нужен был не просто друг, ей нужен был спутник жизни! Джорджа такое положение вполне устраивало. И Сесили убедила себя в том, что и ей это подходит.
   — А на самом деле это было не так?
   — Это не должно было быть так! — ответила Анна довольно резко — видимо, вспомнила старые споры с подругой. — Сколько раз я ей говорила, что жизнь не только в работе. Она просто относилась к Джорджу не настолько серьезно, чтобы рисковать.
   — Рисковать?
   — Я имею в виду мир чувств, — пояснила Анна. — Вы, полицейские, все-таки слишком буквально все понимаете. Она хотела, чтобы в жизни ее было все разложено по полочкам. А когда живешь с кем-то вместе, всегда возникают трения.
   — Мне показалось, что мистер Хэммет сожалел об этом и очень ее любил.
   — Если любил, почему не настаивал на своем?! — в голосе Анны снова зазвенели слезы. — Тогда она не умерла бы так, совсем одна! Она не была бы одна.

* * *

   Ева выехала из тихого переулка, вырулила на обочину и резко затормозила. Ей надо было подумать. Не о Рорке, уверяла она себя. Об этом думать нечего. Все решено.
   Вернувшись в участок, нужно будет в первую очередь запросить информацию о Дэвиде Анжелини. Если он так похож на отца, может, и он потерял на чем-нибудь крупную сумму? Заодно неплохо бы узнать побольше о Рэнделле Слейде и бутике в Риме.
   Если что-то ее насторожит, она просмотрит списки летавших из Европы в Нью-Йорк за последние несколько дней.
   Черт возьми, женщина, у которой все в порядке, не станет уходить из дому посреди ночи!
   Сосредоточенно обдумывая разговор с Анной, Ева поглядывала в окно. Вокруг росли густые развесистые деревья, стояли двухэтажные домики с крохотными палисадниками.
   Наверное, люди, проведшие детство в таком вот тихом уголке, вырастают защищенными, уверенными в себе. А она до восьми лет скиталась из одной грязной комнатенки в другую и, должно быть, от этого стала такой нервной и дерганой…
   Конечно, может быть, и в этих домиках живут отцы, захаживающие в спальни к своим дочуркам. Только верится в это с трудом. Эти отцы не воняют дешевым виски и потом не лезут жирными лапами дочкам под платья!
   Ева вдруг поняла, что сидит, раскачиваясь из стороны в сторону, и едва не рыдает.
   Нет, она не станет этого делать! Не станет вспоминать! Навсегда забудет, это лицо, смотрящее на нее из темноты, руки, зажимающие ей рот… Ведь она давно убедила себя, что все это происходило с кем-то другим — с какой-то маленькой девочкой, чьего имени она даже не помнит. А если позволит себе вспомнить, то снова превратится в беспомощного ребенка, и Евы больше не будет…
   Внезапно до нее донесся звук разбитого стекла. Не будь Ева настолько охвачена чувством жалости к себе самой, она бы наверняка раньше заметила женщину, только что бросившую камень в окно одного из домиков и теперь осторожно вынимающую осколки.
   Ева чертыхнулась про себя. Угораздило же ее остановиться именно здесь! Не хватало ей только лишней писанины по поводу задержания на улице…
   Но потом она подумала о людях, которые вернутся домой и поймут, что их ограбили.
   Тяжело вздохнув, Ева вылезла из машины.
   Когда она подошла к дому, женщина уже наполовину влезла в окно. Охранное устройство было блокировано самым простым глушителем, который можно купить на любом развале. «Какие же эти пригородные жители наивные!» — подумала Ева, покачав головой, и ухватила воровку за ногу.
   — Забыли дома ключ, мэм?
   В ответ ее изо всех сил лягнули ногой — хорошо еще, что не в лицо. Она упала на клумбу с первыми тюльпанами, а воровка вылетела из окна, как пробка из бутылки, и помчалась по лужайке.
   Если бы не боль в плече, Ева, наверное, отпустила бы ее с миром. Но сейчас, разозлившись, она догнала обидчицу, схватила за плечи, и они обе покатились прямо по клумбе с ярко-желтыми маргаритками.
   — Убери свои мерзкие лапы, а то убью!
   Вполне возможно, подумала Ева. Женщина была тяжелее ее фунтов на двадцать. Так что, чтобы избежать ненужных осложнений, Ева быстро придавила ей шею локтем к земле и показала свой значок.
   — Вы арестованы.
   Женщина бросила на нее взгляд, полный отвращения.
   — Какого черта здесь надо городской полиции?! Что, сука, забыла, где Манхэттен?
   — Видно, заблудилась.
   Решив доставить себе маленькое удовольствие, Ева вызвала по рации патруль, так и не убрав локтя с горла задержанной.

Глава 6

   На следующее утро плечо ныло немилосердно. Пришлось признать, что несколько лишних часов, которые она просидела с Фини за компьютером, и ночь, проведенная в одиноких метаниях по кровати, положения не улучшили, а только усугубили. К лекарствам Ева всегда относилась с недоверием, но все-таки приняла болеутоляющую таблетку перед тем, как отправиться в церковь.
   Накануне они с Фини нашли-таки кое-что интересное. Дэвид Анжелини за последние полгода трижды снимал со счета крупные суммы, всего на один миллион шестьсот тридцать два доллара. Что составляло три четверти всех денег на его счету.
   Информацию на Рэнделла и Мирину продолжали собирать, но, судя по всему, оба были чисты. Этакая счастливая парочка на пороге свадьбы!
   Одному Богу известно, как можно быть счастливым на пороге чего бы то ни было, мрачно думала Ева, надевая серый костюм.
   А пуговицы так и не хватает! — поняла она, застегивая пиджак. И вспомнила, что пуговица у Рорка, — он хранит ее как талисман. Она была в этом костюме, когда впервые его увидела. И, кстати, тоже на панихиде…
   Ладно, в конце концов, можно не застегиваться, решила Ева, быстро провела щеткой по волосам и поспешила прочь — из квартиры и от воспоминаний.

* * *

   Когда она приехала, в соборе было уже полно народу. Полицейские в парадной форме оцепили три квартала Пятой авеню. Похоже на почетный караул, подумала Ева. В честь той, кого даже копы уважали… Движение перекрыли, а репортеры выстроились вдоль тротуара, словно демонстранты. После того, как ее остановили в третий раз, Ева прицепила значок на лацкан и до собора добралась уже относительно спокойно.
   Церкви ее мало интересовали. Кроме того, в церкви она почему-то начинала испытывать непонятное чувство вины.
   В воздухе стоял густой аромат воска и ладана. Некоторые обычаи кажутся древними как мир, подумала Ева, усаживаясь в дальний угол. Она решила не беспокоить сегодня утром никого из семьи Сесили, а просто посмотреть, как будут вести себя присутствующие.
   Голос священника гулко звучал под сводами собора, ему эхом отвечала паства. Ева внимательно рассматривала собравшихся. С того места, где она сидела, было хорошо видно семью покойной. Подошел Фини и сел рядом, Ева наклонилась к нему.
   — Вон Анжелини, — шепнула она. — Рядом, по-видимому, дочь.
   — А справа от нее — жених?
   — Скорее всего.
   Девушка была худенькой, с золотистыми, как у матери, волосами, в черном платье ниже колен. Ни вуали, ни темных очков, так что видны были припухшие от слез, покрасневшие глаза. Горе, простое неприкрытое горе…
   Рядом с ней стоял, поддерживая ее за плечи, Рэнделл Слейд. Лицо почти вызывающе красивое, глаза с тяжелыми веками, крупный нос, резко очерченный подбородок. Он казался довольно массивным, но девушку обнимал бережно и нежно.
   Дэвид стоял по другую сторону от Анжелини, отступив чуть назад. Он смотрел прямо перед собой, и лицо его не выражало ничего. Чуть ниже отца и тоже брюнет. Одинокий человек, подумала Ева. Очень одинокий…
   Последним в этом ряду был Джордж Хэммет. Позади стояли майор Уитни, его жена и дети.
   Ева знала, что и Рорк здесь: заметила его у прохода, рядом с какой-то ослепительной блондинкой. Бросив взгляд в его сторону, Ева увидела, что он сказал что-то своей соседке, и она уткнулась лицом ему в плечо.
   Ева почувствовала укол ревности и, разозлившись на себя саму, отвела взгляд. И тут же увидела Си Джея Морса.
   — Черт побери, а этот ублюдок как сюда пробрался?!
   Фини, будучи добропорядочным католиком, услышав ругательство, поморщился.
   — Кто?
   — Морс!
   Фини обернулся и увидел репортера.
   — Здесь столько народу, что его запросто могли принять за дальнего родственника погибшей.
   Ева подумала, не выставить ли его вон — просто так, ради удовольствия, — но решила, что шум, который подымется, будет репортеришке только на руку.
   — Хрен с ним.
   Фини вздрогнул, словно его ущипнули.
   — Господи Иисусе, Даллас, ты же в церкви! Имей хоть немного уважения…
   Ева взглянула на Мирину, прикрывшую рукой глаза.
   — Уважения у меня достаточно, — шепнула она. — Вполне достаточно.
   Ева тихонько поднялась и, обойдя Фини, направилась к выходу. Когда он ее нагнал, она уже давала какие-то указания одному из охранников.
   — Что-нибудь случилось?
   — Просто вышла подышать. — Ей всегда казалось, что в церкви пахнет мертвецами. — И проныру решила-таки проучить, — она обернулась к Фини и усмехнулась. — Велела охранникам его найти. Они конфискуют все записывающие и передающие устройства, которые будут при нем обнаружены. Согласно закону об охране личной жизни.
   — Ты его этим только разозлишь.
   — Вот и отлично! Он меня давно злит. — Она с облегчением вздохнула и стала рассматривать толпу журналистов на другой стороне улицы. — Никогда не соглашусь, что публика имеет право знать все обо всех. Но эти репортеры хотя бы играют по правилам и выказывают некое уважение к семье покойной.
   — Я так понял, что ты внутрь уже не вернешься?
   — Мне там больше делать нечего.
   — Я думал, ты будешь с Рорком…
   — С какой стати?!
   Фини молча кивнул и полез в карман за орешками.
   — Так вот почему ты бесишься, детка!
   — Не понимаю, о чем ты… Кстати, а что это была за блондинка с ним рядом?
   — Понятия не имею. Но смотрится неплохо. Хочешь, чтобы я разузнал?
   — Заткнись, а? — Она сунула руки в карманы. — Жена Уитни сказала, что после кладбища они соберутся узким кругом у них дома. Мы с тобой тоже приглашены. Как ты думаешь, сколько это еще продлится?
   — Не меньше часа.
   — Тогда я успею заехать в участок. Встретимся у шефа через два часа.
   — Слушаюсь и повинуюсь.

* * *

   В узком кругу оказалось человек сто. Подавали закуски и напитки. Анна Уитни, как всегда, безупречная хозяйка, увидев Еву, тотчас поспешила к ней. Говорила она тихо, продолжая вежливо улыбаться.
   — Очень рада, что вы пришли, лейтенант. Надеюсь, вы не станете заниматься своими расспросами здесь и сейчас?
   — Миссис Уитни, я постараюсь быть насколько возможно тактичной. Но чем скорее я закончу опросы, тем скорее мы найдем убийцу прокурора Тауэрс.
   — Ее дети убиты горем! Бедняжка Мирина еле держится на ногах. Было бы гораздо уместнее, если…
   — Анна, — майор Уитни положил руку на плечо жены. — Позволь лейтенанту Даллас заняться своими обязанностями.
   Анна молча пожала плечами и отошла.
   — Вы должны ее извинить: сегодня мы похоронили нашу ближайшую подругу.
   — Я понимаю, шеф. И постараюсь занять не много времени.
   — Будьте повнимательней к Мирине, Даллас. Она сейчас очень слаба.
   — Да, сэр. Может, я поговорю сначала с ней?
   — Хорошо. Я позову вас.
   Оставшись одна, Ева пошла в холл и сразу же наткнулась на Рорка.
   — Мое почтенье, лейтенант!
   Она взглянула на два бокала вина в его руках и холодно заметила:
   — Я на службе, Рорк.
   — Понимаю. Это не вам.
   Ева обернулась в ту сторону, куда смотрел он, и увидела сидящую в уголке блондинку.
   — Естественно, — усмехнулась она и почувствовала, что даже не бледнеет, а зеленеет. — Вы времени не теряете!
   Ева уже сделала шаг в сторону, но Рорк удержал ее за руку. И голос, и взгляд его были холодно-вежливыми.
   — Сюзанна — наш общий друг, мой и Сесили. Она вдова полицейского, убитого в перестрелке. Сесили тогда добилась осуждения убийцы.