— Здорово, — согласилась я. — Как, говорите, это называется?
   — Морской закон. Чтобы любовницы с женами не сталкивались. В выходные ведь семейное время, все детишек на лодках катают.
   Вечером был салют. А потом половина гостей разъехалась, а вторая половина погрузилась на яхту. Яхты здесь все называли лодками. И при входе на лодку снимали обувь. Очень смешно — в костюмах с засученными штанинами, в галстуках и босиком.
   На лодке нам подносил напитки матрос в белых штанах и тельняшке. На тельняшке синими нитками было вышито «Королева Марго».
   Рита так часто подзывала его к себе, чтобы лишний раз взглянуть на вышивку, что количество пустых стаканов из-под махито возле нас вместило бы половину всего алкоголя, выпитого на борту в этот вечер.
   Мы долго не могли найти Жанку.
   Она оказалась на автомобильной парковке.
   Водитель серебристого BMW безучастно слушал Жанкины вопли. Это был ее BMW и ее водитель. В начале вечера она оставила ему телефон и просила не давать ей его ни при каких обстоятельствах.
   Теперь, несмотря на угрозы своей хозяйки, он меланхолично разглядывал шины, а Жанка бесновалась вокруг.
   Она называла его тупым идиотом и обещала завтра уволить.
   Она разбила стакан с виски об асфальт.
   Водитель невозмутимо собрал осколки.
   Жанка категорически отказывалась подняться на лодку, понимая, что там шансов позвонить бывшему мужу у нее не будет.
   Мы увели ее с применением силы.
   Жанка плакала, а Рита гладила ее по голове.
   Я попросила у матроса в тельняшке принести двойной виски со льдом.
   Жанка выпила виски залпом и притихла.
   Когда на палубе начались танцы, Жанка была самым активным участником.
   — Все равно домой приедет и позвонит, — грустно вздохнула Маша, — а утром жалеть будет. И спрашивать, почему мы ее не отговорили.
   — Может, ей виски побольше? — предложила я.
   — Тогда она заснет сразу, — поддержала Рита, — или ей плохо станет и будет не до звонков.
   — Вот и хорошо! — одобрила Маша и кивнула матросу.
   Я отдала свой телефон Рите.
   — Ты что, Даш? — удивилась моя подруга. — Тоже?
   Я покачала головой. И подняла руку, чтобы мне принесли еще шампанского.
 
   Я собиралась закончить диссертацию в течение недели. Максимум — двух.
   Я позвонила Любови Макаровне, поблагодарила ее за заботу обо мне и отказалась от предложения поехать в Лондон.
   — Замуж, что ль, собралась? — предположила Любовь Макаровна. — Муж не пускает, Даш?
   Я пробормотала в трубку что-то невнятное.
   — Смотри, мужчины самостоятельных любят и с карьерой. Сейчас все бросишь ради него, а потом будешь локти кусать!
   — Да я не замуж…
   — Так тем более! А если любит, то поймет. И дождется!
   Когда Любовь Макаровна была чем-то недовольна, она переходила на «ты».
   Сейчас она была недовольна моим решением.
   А я слушала ее, и мне казалось, что я действительно собралась замуж. И муж не пускает меня в Лондон. И мне это было так приятно! И я совсем не считала его эгоистом. Главное ведь не где. Главное — с кем.
   Влад не звонил. Я не звонила тоже.
   Когда Рита появилась в дверях нашей квартиры с чемоданом, я почувствовала себя матерью, увидевшей дочь на пороге после долгой разлуки. Когда в первую секунду испытываешь радость и почти одновременно — тревогу. Что случилось?
   — Я ушла от Кости, — объявила Рита. Терминатор всем своим видом выражала восторг по поводу ее решения.
   — Почему? — Я села на пол прямо в прихожей, опершись о стену.
   Рита села напротив.
   Терминатор возбужденно обнюхивала чемодан.
   Рита подтолкнула к себе ногой сумочку и достала оттуда пачку «Мальборо».
   — Рит, ты что? Куришь?
   Она щелкнула золотой зажигалкой и с удовольствием затянулась.
   — Я не могу, Даш. Мне все время Петя снится. И с каждым сном он растет. Сегодня ночью он пошел.
   Рита посмотрела на меня и горько усмехнулась. Как будто пожалела меня за то, что увидела в моих глазах жалость.
   — Так смешно пошел… Два шага сделал и упал. Представляешь?
   Она затушила сигарету о подошву туфли.
   — Ритка… — прошептала я.
   — Я сойду с ума, — выдохнула Рита и отвернулась.
   — Ты в церковь ходила?
   — Ходила… Костя во всем виноват. Я же не хотела делать аборт, ты понимаешь?
   — Рита, но ведь он был больной. Он бы мучился всю жизнь.
   — Откуда ты знаешь? Ну откуда ты это можешь знать точно? Я вижу его каждую ночь. И он абсолютно здоров. У него волосы как у меня.
   Рита не плакала.
   Самое страшное одиночество, это когда даже не хочется плакать.
   Когда даже не хочется, чтобы тебя жалели.
   Когда понимаешь — есть ты и есть мир. И этот мир не с тобой. Ты — одна.
   Ночью за Ритой примчался Костя. Они долго разговаривали на кухне. Под утро он уехал. Рита осталась.
   Я вышла к ней и молча ее обняла.
   — Влад не звонит? — спросила Рита.
   — Нет.
   — И как ты?
   Я пожала плечами. Встала. Включила чайник. Достала из шкафчика чашки.
   — Ты думаешь — позвонит? — не то спросила, не то просто сказала Рита.
   — Не знаю.
   — Ты ждешь?
   — Жду. — Я посмотрела на подругу. В ее голубых глазах, как росинки на цветочном лепестке, выступили слезы. Одна упала. Рита дотронулась до нее пальцем. В уголке голубого лепестка появилась вторая.
   Мне самой захотелось плакать.
   Как раньше смешивали кровь, мы смешивали наши слезы. И становились еще роднее и еще ближе друг другу.
   Под столом Терминатор грызла новую Ритину сумку.
   Мы заснули в Ритиной кровати, все втроем, обнявшись.

13

   Влад позвонил однажды рано утром, и снова мой сон продолжился наяву.
   — Поздравляю с Международным днем семьи! — бойко отрапортовал он, и я по инерции, спросонья, произнесла:
   — Спасибо.
   — Не за что. Подарки можно не дарить.
   Я захихикала.
   — А я уж испугался, что ты в Лондоне.
   — Побежал билет покупать?
   — Нет, просто побежал. Бежал, бежал — и вдруг думаю: а что, если ты не в Лондоне? А я, как дурак, бегу? И вот решил позвонить.
   — Как твоя предвыборная кампания?
   — Отлично. На меня восемьдесят семь тысяч ссылок в Интернете. Больше только у Мэрайи Кэрри.
   — Ты уже начал петь?
   — Нет. Пока я только научился говорить. И довольно неплохо. Благодаря тебе.
   — Спасибо. Но ты еще не всегда следишь за собой. Тебе надо работать.
   — Вот поэтому и звоню. Мой PR-директор говорит то же самое. Так что, Даш, как ты смотришь на перспективу поработать со мной еще?
   Когда меня учили плавать, столкнув с лодки в воду посреди реки, мне точно так же не хватало воздуха, как и сейчас.
   — Ну, если ты обещаешь стараться…
   — Обещаю обещать тебе все, что ты захочешь. И кстати, знаешь что?
   — Что?
   — Я соскучился.
   — А я, кстати, нет.
   — Ты черствая и бессердечная.
   — Выбирай выражения, а то увеличу свой гонорар.
   — Ты самая сердечная и… черствый — свежий… самая свежая.
   — То-то.
   — Завтра в десять.
   — Нет. В пять минут одиннадцатого.
   — Отольются кошке мышкины слезки.
   — Речисто, да не чисто.
   — Целую.
   — Пока.
   Я открыла рот и визжала минуты три. Пока не кончился воздух.
   В дверях стояла испуганная Рита. За ней пряталась Терминатор.
   — Влад позвонил? — догадалась моя подруга.
   — Ага.
   Следующие три минуты визжала Рита. Когда у нее заканчивался воздух, эстафету снова перехватывала я.
   Терминатор злилась и лаяла.
 
   Я пригласила Риту вечером в ресторан. Мне хотелось быть очень красивой. Я накрутила волосы на щипцы и надела новое шелковое платье, которое купила в один из наших с Ритой походов по магазинам.
   Международный день семьи был уже совсем теплым.
   Ритин любимый ресторан открыл летнюю веранду.
   Мы сидели, закутавшись в пледы, и пили мартини, потому что в ресторане проходила презентация этого напитка, и девушки в одинаковых красно-белых платьях разносили его бесплатно.
   Я заказала салат «цезарь». Мне наконец-то надоело есть дыню с ветчиной.
   Рита предпочла вителло-тонато.
   На Ритин телефон звонил Костя, но она не отвечала.
   — Что он говорит? — Я кивнула на телефон.
   — Говорит, что я — истеричка и что я пойму это только потом. Но, может быть, уже поздно.
   — Ты действительно не хочешь к нему возвращаться?
   — Дело не в этом.
   Становилось прохладно, и официанты зажигали около каждого стола газовые горелки.
   — Знаешь, кто мне снится? — Рита держала в руках бокал с мартини, похожий на чайку с детского рисунка.
   Я удивленно посмотрела на нее.
   — Знаю.
   — Да нет. — Рита отмахнулась от меня. — Я поняла, кто на самом деле мне снится.
   Я ждала объяснений.
   Красно-белая девушка поставила на наш стол еще пару бокалов и унесла пустые.
   — Помнишь, мальчик Миша в твоем детском доме?
   — Миша? Конечно, помню. Ему нельзя сладкое, и специально для него каждую пятницу я покупаю бананы.
   — Ага. — Рита кивнула. — Он не выходит у меня из головы.
   Я улыбнулась.
   — Да. Он такой хороший.
   — Как ты думаешь, его можно усыновить?
   — Усыновить? Рит, ты это серьезно?
   — Абсолютно. Я думаю об этом уже несколько дней.
   Я представила маленького Мишу у нас дома. Я возвращаюсь вечером с работы и покупаю ему бананы.
   — А Костя?
   — Костя против.
   — Ты и с ним уже поговорила? — Мне стало обидно. — Выходит, я обо всем узнаю последней?
   — Зато твой голос решающий, — улыбнулась Рита.
   Несколько минут я молчала.
   — Знаешь, если бы я не видела твое несчастное лицо все эти дни, я бы, может, стала тебя отговаривать.
   — Так ты — «за»?
   — Я прошу тебя все-таки подумать. Знаешь, если честно, пока что все это у меня в голове не очень укладывается.
   Когда я думала о Мише, эта идея мне очень нравилась.
   Когда я думала о Рите…
   — А ты Костю любишь? — спросила я.
   — Да. Очень. — Рита задумалась. — Просто что-то как будто бы потерялось. И мне надо это найти. Понимаешь?
   Я кивнула. Мы чокнулись.
   Красно-белые девушки были тут как тут. И — почти одновременно с ними — около нашего стола появилась Лада.
   — Что, «Спартак» сегодня победил? — спросила она у девушек, опираясь на плечо молодого человека с хорошо развитой мускулатурой.
   — Нет, — девушка с подносом улыбнулась. — Это промо-акция мартини.
   — Халява? — уточнила Лада.
   — Бесплатно, — скромно подтвердила девушка.
   — Привет, Даш! — обратилась ко мне Лада, и я была удивлена тому, что она помнит мое имя.
   — Привет, Лада.
   Я вежливо предложила им присесть к нам за столик.
   Как ни странно, они согласились.
   — Это моя подруга Рита.
   — А это — мой тренажер! — в тон мне сказала Лада и показала рукой на молодого человека.
   Тот снисходительно улыбнулся и дотронулся пальцами до Ладиного уха. Лада отмахнулась от него, даже не пытаясь вести себя вежливо.
   — Стул! — скомандовала она «тренажеру». За нашим столом появился еще один стул, и его тут же заняла Ладина подруга Ларчик, у которой я однажды была в гостях.
   Ларчик кивнула нам, одновременно снимая с подноса все бокалы с мартини, которые на нем были.
   Поднос опустел, а наш стол, наоборот, был полностью заставлен.
   — Маслины никто не будет? — спросила Ларчик и, не дожидаясь ответа, вытащила маслинки из каждого бокала.
   — Добрый вечер! — провозгласила Лада и мы все чокнулись.
   — А как тебе мартини после баккарди-колы? — забеспокоилась Ларчик.
   — Отлично! — уверила ее Лада. И обратилась к молодому человеку: — Малыш, ты меня береги, понял?
   Малыш наклонился к ней и что-то прошептал в ухо. Лада звонко рассмеялась.
   Мне стало жаль Влада. Наверное, тяжело жить так. С такой женой.
   Влад знает, что я его люблю? Сейчас мне бы хотелось, чтобы знал.
   Я решила при первой возможности позвонить ему и сообщить об этом.
   — Мы где-то виделись? — спросила меня Ларчик.
   — Ты что? — грубо перебила Лада. — Это же Влада учительница. Она же учит нас говорить! И чему еще?
   Я поставила бокал на стол. Посмотрела Ладе прямо в глаза.
   Она снова рассмеялась:
   — Он вообще пытливый ученик, мой муж. Вот хотите узнать, чему он учится, например, сейчас?
   — Лад, прекрати, — попросила Ларчик.
   — Да я не буду ему звонить. — Лада взяла новый бокал мартини.
   — Конечно. Она в «Цезарь-Сателлит» будет звонить, — безразлично произнес Малыш.
   — Ага. В космос! — подтвердила Лада. — Только звонить я не буду. Существуют новые технологии. Меня недавно научили.
   Лада взяла свой мобильный и подключила Интернет.
   Машина Влада была застрахована в компании, ведущей наблюдение через космический спутник.
   Если знать пароль, то месторасположение автомобиля будет обозначено на карте компании.
   Пароль Лада случайно подслушала в телефонном разговоре Влада.
   — Лучше, конечно, большой экран, — бормотала Лада.
   Она нажимала на кнопки, ожидая соединения по несколько минут.
   — Ну, точно! Так я и знала!
   Лада выглядела такой довольной, словно смотрела на весы после хорошей недельной диеты.
   — Хочешь знать, где он? — Она обращалась прямо ко мне.
   Я молчала.
   — Не хочешь, да? Правильно. Так и надо. А я вот всегда хочу. Хочу все знать! — Лада снова расхохоталась.
   — Ты что, правда можешь узнать адрес? — удивилась Ларчик.
   — Да на, сама посмотри! — Лада протянула ей телефон.
   — Название переулка не разобрать… — Ларчик низко склонилась над экраном.
   — А ты соседние посмотри. Тверская.
   — Так это «Палас-отель»! — обрадовалась Ларчик.
   — Ага. Он, — подтвердила Лада. Она не сводила с меня глаз. — И раз мы все здесь, значит, там… мой обожаемый муж Влад и… — Лада сделала долгую паузу. Мне хотелось вскочить и убежать.
   Я сидела.
   — И… одна молоденькая рыжеволосая особа. Хотя тут возможны варианты. Ты об этом знала?
   — Лада, прекрати. — Малыш протянул к ней руку.
   — Да пошел ты!
   Лада подняла бокал. Хотела что-то сказать, но передумала и молча сделала несколько глотков.
   — Ларчик, что мы делаем за этим столом? — спросила Лада совершенно трезвым голосом.
   — Это я вас пригласила, — сказала я.
   — Да? — протянула Лада. — А зачем? На меня хотелось посмотреть?
   — Наверное. — Я кивнула.
   — А мне — на тебя.
   Я улыбнулась. Улыбка получилась очень вежливой.
   — Вот и посмотрели.
   — Ага. А ты вообще поняла, что он в «Паласе» с другой девкой?
   Я молчала.
   — Ты что, думаешь, он там в час ночи один в баре сидит?
   — Не думаю.
   — Ну и как тебе это?
   Я улыбнулась.
   — Слушай, ты влюбилась, что ль? А? Бедолага. А вот я его — не люблю. Я его ненавижу!
   — Я думала, что все это у вас совсем по-другому… — тихо проговорила я.
   — По-другому? — закричала Лада. — По-другому? А разве бывает по-другому? Когда я прощаю уже сколько лет, а?
   Ларчик обняла Ладу и стала что-то шептать ей в ухо. Лада послушно кивала.
   — Ну, — улыбнулась Ларчик, как улыбаются маленькому ребенку, — ты же любишь его. И он тебя. И когда-нибудь все будет хорошо, правда? Все равно вы вместе.
   Лада кивнула.
   — А ей, — продолжала Ларчик, указав на меня пальцем, — он не нужен. Она сейчас получит от него, что хочет, и все.
   — Даша ничего от него не хочет! — Это были первые слова, которые произнесла Рита.
   — Лада… — позвала я.
   Лада убрала руки своей подруги и посмотрела на меня.
   — Он мне не нужен, — произнесла я очень твердо. — Это точно. И мне от него ничего не нужно.
   Лада молчала.
   — Я тебе даю слово. Моя работа закончилась, и мы больше не встречаемся.
   — Девоньки! — Малыш двумя руками обнял Ладу и Ларчика. — Поехали в клуб! Хочется подвигаться!
   — Да пошел ты знаешь куда! — заорала Лада.
   — Это куда же? — рассмеялся Малыш. Лада вскочила и попыталась выдернуть из-под него стул.
   — Вон! — закричала она. — Пошел вон отсюда!
   С соседних столов на нас смотрели заинтересованными взглядами.
   Малыш перехватил Ладину руку в тот момент, когда она собиралась дать ему пощечину.
   — В общем, я в «Лете». Если что, приезжайте. — Он встал и, не обращая внимания на нас с Ритой, вышел.
   — Идиот, — произнесла Лада, высокомерным взглядом окидывая соседние столы.
   — Выпьем? — Я подняла бокал.
   — Выпьем. — Лада протянула свой. — А ты — ничего.
   — Спасибо.
   Она отодвинулась, улыбнулась, залпом допила свой мартини.
   — Ну что, Ларчик, в «Лето»? А вам, девочки, счастливо оставаться.
   Мы с Ритой какое-то время сидели молча. Вдруг Ритины глаза стали удивленными и испуганными.
   — Даш, слушай… А ты не думала, что Влад хотел тебя подставить? Ну тогда… когда покушение было?
 
   Водитель Влада, как всегда, подъехал на полминуты раньше.
   Расплющив нос об окно, я смотрела из своей комнаты на его машину. Сверху она казалась черным перламутровым тараканом. Было странно видеть ее неподвижной. Казалось, она готова сорваться с места в любую секунду.
   Машина ждала меня.
   Я хотела отойти от окна, заняться своими делами, сделать вид, что этой машины не существует.
   Я стояла как вкопанная.
   Мы замерли одинаково: машина — внизу, я — наверху.
   Я отключила мобильный телефон. Но перед этим стерла «Моя любовь». Написала новое имя: «Не брать трубку».
   Разве можно объяснить, что такое разочарование?
   Разочарование происходит в голове. Когда сердце еще помнит слова, взгляд, руки.
   А разум уже понимает: ложь. И слова, и взгляд. И даже руки.
   И тогда голова начинает бороться с сердцем.
   Как здорово, если побеждает сердце! Тогда надеваешь туфли, спускаешься вниз. Внизу ждет машина. И везет туда, куда ты хочешь больше всего на свете. И тебе легко, и ты счастлива.
   Водитель включил дворники, как будто усы у таракана зашевелились.
   Я стояла, не двигаясь. Даже не моргая.
   Босиком.
   Самое ужасное — когда побеждает разум. Тогда легко возненавидеть всех. И все.
   И приходится уговаривать себя — жизнь не так плоха. И бывает счастье. И счастливые люди.
   Просто — тебе не повезло.
   Но — обязательно повезет. В другой раз. Так устроена жизнь.
   Иначе я бы не родилась.
   Черный металлический таракан зашевелился, взял разгон и скрылся в гуще себе подобных.
   Я свернулась на кровати калачиком и закрыла глаза.
   Через час я стала думать о том, что нехорошо было заставлять водителя ждать. И Влада надо было предупредить. Я же должна была ехать на работу, а не на свидание, в конце концов.
   Я понимала, что эти мысли — слабость. Но мне так хотелось быть слабой.
   Я включила телефон.
   Позвонила Рита.
   — Я помирилась с Костей, — объявила она.
   — Поздравляю.
   — И завтра он поедет знакомиться с Мишей.
   — Ничего себе.
   — И он хочет о чем-то с тобой поговорить.
   — Да? Ладно.
   — О чем-то, что касается только тебя. Приедешь к нам в гости?
   — Я, наверное, в Лондон уеду.
   — Даш, но не прямо сейчас?
   — Нет.
   — Ты мне позвони, ладно?
   — Ладно.
   Влад не звонил.
   Я думала, что хорошо бы было, если бы он не позвонил вообще. Никогда.
   Смириться гораздо легче, чем бороться. Поздно вечером я позвонила сама.
   — Мы пока не увидимся, — сказал Влад. Я молчала, мои руки дрожали.
   И еще долго смотрела на трубку после того, как он со мной попрощался.
   — Не увидимся, — повторила я как эхо. Щелкнула пультом телевизора. Переключила на МузТВ.
   Я так привыкла гадать, что делаю это практически машинально.
   Я видела этот клип первый раз.
 
Ты должна рядом быть
Ты должна все простить.
Выбрала ты пустые мечты.
Пусть и нечаянно стала отчаяньем
Наша любовь.
 
   В жизни не все так просто.

Вторая часть

   В жизни он придерживался правила: в совершении любого поступка важна не его справедливость, а опасность риска. Он принимал участие в событиях, когда был до конца уверен, что действует наверняка. В пламени финансового, экономического кризиса он чувствовал себя мифической саламандрой.
Юрий Корольков. Кио Ку Мицу! (Совершенно секретно — при опасности сжечь)

14

   Бараны. Вот бараны.
   И я сам баран.
   Не хотел же я этой операции! Нормальный у меня был нос…
   — Ну и что ты сделал? — я кивнул Паше на свое отражение в зеркале.
   Он невозмутимо рассматривал мой профиль. Таких профилей из его операционной в день по десятку выходит.
   — Нормальный нос тебе сделал. По крайней мере, теперь дышать будешь ноздрями. Да и эстетически…
   — Эстетически?! Да я на Майка Тайсона стал похож!
   — Ну ты же не говорил мне, что не хочешь быть на него похожим!
   Через какое-то время я, наверное, привык к своему новому носу. Уезжая, я даже пожал Паше руку.
   — Еще спасибо скажешь, — пообещал Паша. — У меня ваших знаешь сколько побывало? Перед каждыми выборами то носы себе обрезают, то уши прилепляют.
   — Грудь силиконовую не делают?
   — Нет. А вот липосакцию частенько. Но тебе не надо, ты у нас и так…
   На заднем сиденье своего новенького BMW-750 я рассматривал свой нос в зеркало.
   В общем, ничего. Избирателям понравится. Особенно избирательницам.
   И дышу нормально. И может, храпеть перестану.
   Позвонил секретарше.
   — Найди мне кого-нибудь, кто сценической речью занимается. Лучшего. Срочно. Чтоб завтра уже у меня был.
   Заехал в офис.
   Брежнев размахивал газетой и истерично орал, что мы его не уважаем.
   Желтая пресса.
   Написали, что нам от Брежнева только имя нужно. Что он заводной болванчик, а не лидер партии. Что он повторяет все, что я ему скажу.
   Вызвал начальника пресс-службы.
   — Ты что себе позволяешь? Ты какое имя позоришь? А?
   — Ну это ведь желтая пресса…
   Он лысый, и в тридцать с небольшим у него уже огромный живот.
   — Недопустимо! Перед выборами! С желтой прессой надо дружить! Можно сливать им информацию о наших конкурентах! Или еще о ком-нибудь! Чья это работа, в конце концов?
   — Мы им будем информацию сливать, они нами попользуются пару месяцев, а потом нас на первой полосе разместят — как неофициальный источник.
   Я заметил: все лысые — упрямые.
   — Через пару месяцев уже не посмеют!
   Я орал на него, наблюдая, как на лысине выступают капельки пота.
   — Ладно. Я все сделаю.
   Никто не замечает мой новый нос. Или делают вид.
   Вызвал Лену.
   Ей девятнадцать. Отличная фигура. И папа тоже ничего себе.
   Лена — руководитель нашего предвыборного штаба.
   — Я отвезла директору школы две тысячи долларов, то есть уже в понедельник учителя получат дотации. Трех человек мы отправляем на учебу. Там очень позитивное отношение, они гарантируют дополнительные голоса.
   Лена многообещающе улыбается. У меня правило — на работе романов не заводить.
   — Отлично. А компьютеры?
   — Купили.
   Агитатор получает триста долларов плюс десятку за каждую подпись. Ощутимая прибавка к зарплате учителей. Мы оказываем им финансовую поддержку, они из благодарности становятся агитаторами, и мы еще за это платим.
   Как и всем.
   — Лен, ты помнишь про послезавтра? Что будем делать?
   Послезавтра День разгрома советскими войсками немецко-фашистских войск в Сталинградской битве.
   — Я подумаю.
   Я тоже подумаю. Бывают ведь в правилах исключения. К тому же про роман никто не говорит. Так, короткая интрижка… Повышение по службе… Все довольны.
 
   Вернулся Брежнев. Он успокоился.
   Я ему полчаса рассказывал про то, как мы его ценим. Или даже час.
   Ярослав Брежнев — внук того самого Брежнева. Его бабушка была фронтовой женой будущего генсека. Неофициальной женой, по неофициальным источникам.
   Ярослав учился в обычной школе, потом в художественном вузе. Писал ностальгические картины в духе соцреализма и не помышлял о политике. Пока мы случайно не встретились на одной государственной даче, куда небезызвестный Петя привез восемнадцать стриптизерш из небезызвестного клуба.
   Когда закончилось виски, родилась новая партия. Прокоммунистическая. Которая должна была объединить всех, кто помнил золотые годы социализма.
   Предполагалось к тому же отделить церковь от государства, что автоматически привлекало к нам мусульман и — если повезет — даже евреев.
   Идеологом и лидером был единогласно выбран свободный художник Ярослав Брежнев.
   В моем банке мы собрались хранить «золото партии». В том, что оно появится, я не сомневался.
   Я дал семьдесят тысяч на организационные расходы. Ярослав снял офис в ЦМТ, завел секретаршу и купил факс.
   Стены офиса, естественно, украшали самые патриотичные полотна Ярослава.
   Первый съезд партии было решено провести в Тунисе.
   Я занялся организацией. Заказали чартер на триста человек. Мои друзья, девушки в большом количестве, артисты, певцы, бизнесмены из тех, кто не пропустит хорошую тусовку, и Вип Випычи, человек пять, ради которых и было все организовано. Они должны были взять на себя финансирование партии.
   Программа была обширной. Включала даже конкурс красоты «Корона России».
   Всех сразу предупредили: «Будет хлопотно, но денег заработаете. Главное — никого не арестовывать и ни на что не обращать внимания. Просто выставлять счета».
   Тунисская полиция, по предварительному согласованию, была заменена на российских секьюрити.
   На дискотеках запретили иностранные песни. Только русские. Иногда — русские народные.
   Немцы, которых в гостинице оказалось очень много, первые два дня возмущались. Охрана сочувственно разводила руками.