– А-а! – протянул Николас. – Твои угрозы фон Понтирасу. Никудышный из него убийца вышел.
   – Объявившись здесь, ты подписал его жене смертный приговор, – процедил Карл. – Фон Понтирас непременно узнает, кого благодарить. Вскоре вокруг нас появится целая куча женских трупов, прямо как в греческой трагедии.
   – Неужели? – усмехнулся Николас. – В таком случае нам сильно повезло, что фон Понтирас пришел ко мне, причем ты прекрасно знал, что он именно так и поступит. Но на самом деле это тебя не слишком волновало, не так ли?
   Карл ухмыльнулся, на лице – ни тени испуга.
   – Нет, наградой было покрыть твою кобылку, раз ты сам не в состоянии.
   Лезвие двинулось. На белую рубашку Карла скатилась капля крови. Пенни сидела как парализованная, наблюдая за сосредоточенным выражением лица Николаса. Малейшее движение могло привести к смертельному исходу.
   – О Боже! – деланно ужаснулся Николас. – Похоже, ты поранился при бритье!
   Карл вперился в него взглядом.
   – У тебя даже нож воткнуть кишка тонка, мой милый трусливый Нико.
   Худая спина и твердая рука излучали напряжение. Николас улыбнулся, лезвие дрогнуло.
   – Я чуть было не поверил, что ты и впрямь хочешь умереть, кузен. Но тебе не удастся заставить меня убить тебя, хотя, должен признать, я мечтаю об этом не меньше, чем Тантал о еде. София, моя храбрая девочка, поднимайся, возьми свои перчатки и веер. Карл ожидает гостей.
   – Гостей?! – поразилась она.
   Меч подвинулся еще чуточку, заставив Карла приподнять подбородок. Николас был бледен как полотно, лицо блестело от пота.
   – Принц-регент и целая армия английских пэров уже на пути сюда. Милый план, Карл! На что ты рассчитывал? На то, что они найдут тебя в кровати с Софией и потребуют отменить свадьбу? Неужели постельный скандал может изменить судьбу наций? Или мне следует стать тем, кем ты давно хотел меня сделать, и позволить им обнаружить твой труп? Авантюра чистой воды. Любой исход скорее всего стоил бы мне трона. Думаешь, мне настолько нужен Глариен, что я не способен ничего предпринять?
   Ухмылка поблекла. Карл напрягся, не сводя взгляда с принца. Струйка крови иссякла, но лезвие по-прежнему прижималось к его горлу. Бледный Николас походил на палача.
   Пенни кое-как поднялась на ноги и подобрала с кресла перчатки с веером.
   – Русский царь сентиментален, – продолжил Николас. – Он верит в любовь. У него мягкое сердце, и он питает вполне естественное отвращение к государственным бракам. Возможно, меня действительно попросили бы отступиться, если обнаружилось бы, что София предпочитает тебя. А что еще они могли бы подумать, когда новость о том, что ее нашли в твоей постели, сотрясла бы весь дом? План дьявольский, Карл, но не слишком умный. У лорда Трента и его друзей из министерства иностранных дел не такие мягкие сердца, да и головы покрепче. Если ты коснешься ножа, то умрешь, и к черту все мои принципы.
   Только теперь Пенни заметила у правой руки Карла выглядывавший из-под подушки кинжал. Удивляясь своей собственной смелости, она подошла к кровати и вытащила оружие.
   – Я и сама подумывала заколоть вас, – призналась она. – Но не знала, где взять оружие. Как мило с вашей стороны, что вы позаботились об этом!
   Николас перевел на нее взгляд, и его напряжение тут же ослабло. На губах заиграла улыбка.
   – Спасибо, София. Может, уйдем, пока русские и британцы не обнаружили в спальне Карла нечто более интересное, чем образцы горных пород? – Он кивнул на боковую дверь. – Туда! Джордж приближается, словно прекрасная и воинственная Афина. Я не в том настроении, чтобы встречаться с этой ослепительной братией в коридоре.
   Пенни поспешила к двери и открыла ее, очутившись в крохотной темной гардеробной, освещенной лишь льющимся сквозь стекло лунным светом. Через секунду Николас присоединился к ней и убрал меч в ножны. Она слышала, как хлопнула ведущая в коридор дверь и Карл поднялся с кровати, но Николас все стоял и смотрел в окно, прислонившись затылком к стене. Он судорожно сглотнул, прижимая руки к бокам.
   – Мы принесли вина, сэр! – громогласно провозгласил принц-регент. – Господи, сэр, вы что, поранились, когда брились?
   Николас, не говоря ни слова, обнял Пенни за талию и повел ее к другому выходу. Они молча прошли по коридорам. Завидев их, Маркос и Людгер безмолвно встали по стойке «смирно». Принц и его будущая невеста тайком пробрались в его спальню. Дверь захлопнулась, щелкнул замок.
   Лежащая у кровати Квест подняла морду и уставилась на них, кончик хвоста задергался в приветствии.
   Пенни начало трясти. Николас все так же без слов притянул ее к себе и прижал к груди. Его форма была увешана разнообразными украшениями, так что он взял ее лицо в ладони, поглаживая по щеке:
   – Ш-ш! Все в порядке.
   Она с головой погрузилась в эту нежность. Лед в венах растаял. К ее безмерному удивлению, из глаз хлынули слезы. Он обнимал ее, терпеливо ожидая, пока не прекратятся рыдания, потом взял на руки, отнес на стоящую у камина софу, налил вина и протянул ей бокал.
   – Зачем ты это сделала? – раздраженно бросил он, словно на самом деле хотел задать совсем другой вопрос.
   Ее рот наполнил пьянящий аромат. «Я сделала это ради тебя!»
   – Мне казалось, выбора нет. Фон Понтирас —он пришел к тебе?
   Николас присел на корточки рядом с Квест и погладил ее по голове.
   – Нет. Но его семья действительно под моей защитой. Охранять слабых и предотвращать беду мой долг. Фон Понтирас любит свою жену, и это делает его прекрасной мишенью для манипуляций Карла. Так что я предпринял кое-какие меры предосторожности и поставил в известность фон Понтираса. Никакой попытки убийства не будет. Карл просто хотел, чтобы тебя нашли в его постели.
   Она вздрогнула.
   – Он кинжал под подушкой держал. Неужели хотел воспользоваться им против меня?
   – Может, чтобы попугать тебя немного, если ты пойдешь на попятную. Он собирался наказать тебя за то, что ты помогаешь мне, и при этом унизить меня.
   Щеки горели от воспоминаний о его прикосновении. Ей хотелось, чтобы он погладил ее, как гладит Квест, а не сидеть и разбираться в подноготной ненавистных интриг.
   – Брак лишился бы поддержки союзников?
   – Возможно. Я не знаю.
   – Тогда я была полной дурой, что пошла к нему. Собственноручно поддержала его план твоего уничтожения. О Боже! Мне и в голову не пришло, что у него могут быть такие откровенные политические мотивы.
   Он поднялся и отошел в сторону – суровый и непреклонный в своих золотых галунах и медалях.
   – С чего бы? Я уверен, что он продумал все до мелочей, стараясь одурачить тебя.
   Вино теплой волной разлилось по телу и успокоило расшатавшиеся нервы. Она залпом допила остатки и подлила еще из бутылки, которую он оставил рядом с ней.
   – Прости. Мне очень жаль. У меня куда меньше опыта в подобных делах, чем у тебя.
   Он с едва скрываемой яростью повернулся к ней.
   – А я и не хотел, чтобы ты его заимела! Господь всемогущий! Да Карл только за одно это заслуживает смерти!
   Его мучения выбили ее из колеи; легкое дрожание его пальцев, нечеловеческое усилие сдержать сквозившую в его голосе страсть лишили ее сил.
   – Карл ведь не хотел, чтобы ты убил его?
   Сверкнули золотые галуны парадной формы. Собака прижалась к его ногам, но он сделал знак рукой, и она поспешила к Пенни. Серебристая шерсть согрела ладонь. Пенни уткнулась лицом в шею Квест, а та принялась лизать девушке руки.
   Николас стоял и смотрел на них.
   – Он хотел искусить меня. И у него это получилось. Господи, да я чуть не убил его!
   – Он твой подданный, – проговорила она. – Кто бы стал тебя винить?
   Он прошелся по ковру и навис над ней. Каждый его мускул вибрировал от напряжения, источая едва сдерживаемую силу, как у темного коня, бросившего ей вызов в темном амбаре. Квест тихо заскулила и принюхалась к нему. Он ласково потрепал ее, и собака затихла.
   – Верно. Никто. Вот поэтому я и не имею на это права. Я никогда не опускался до личной мести. Но в мои планы не входило, чтобы ты заплатила подобную цену!
   – Ну, не знаю, – посмотрела она на него снизу вверх. – Было забавно походить в бриллиантах.
   Он несмело коснулся ее волос. Квест улеглась на пол и прикрыла лапами нос, не сводя ясных глаз с его лица.
   – Прости меня, Пенни. Мне очень жаль, что я втянул тебя во все это. Увы и ах, но мне не слишком нравятся твои бриллианты. – Он осторожно снял с нее тиару и положил рядом с полупустой бутылкой. – Мне куда больше по душе твой безобразный хлопок, и простая коса, и красный кончик носа – как тогда, когда ты отчитывала меня. Почему ты не бранишь меня на чем свет стоит? Я это заслужил.
   Пенни закусила губу и отвела взгляд. Ей снова захотелось по-детски разрыдаться от нежного прикосновения его пальцев к ее виску.
   – Потому что все это как в сказке. По правде говоря, я считала, что для дурочки я неплохо справилась!
   – Даже слишком хорошо! – криво усмехнулся он. – Ненавижу все это!
   Она прикрыла глаза, впитывая каждое движение касавшихся ее щеки пальцев.
   – А как же все золотые галуны и украшения?
   Его пальцы замерли.
   – Что?
   – Посмотри на себя! На весь этот военный блеск! Словно в шикарной комнате: драпировки подвязаны золотыми шнурками, канделябры из бриллиантов, все сверкает и сияет, настоящее барокко.
   Он отступил на шаг и вздохнул.
   – Тоже ненавижу.
   Он молниеносным, полным ярости движением сорвал с себя ленту и украшения. Звезды и кресты посыпались на пол, будто детские игрушки. Военный мундир полетел в кресло и съежился там, будто ненужная кукла. Несколько щелчков – и пояс с мечом последовал за мундиром. Шаг за шагом он срывал с себя всю эту роскошь и блеск, пока не остался перед ней в брюках и рубашке. Длинные изящные пальцы потянули шейный платок и распустили узел. Пол был усеян знаками отличия.
   – Встань, – приказал он. – Не могу видеть тебя во всем этом – перья, жемчуг – омерзительная раковина, способная привлечь разве что Карла. Я не хочу, чтобы это с тобой случилось. – Он взял ее за руки и поднял, горячие слезы застилали ей глаза. – Раздвинь пальцы!
   Она послушалась, и он начал стаскивать с нее кольца: кольца Софии, бриллианты и сапфиры, в том числе и то, которое эрцгерцог подарил принцессе на помолвку. Он отстегнул усыпанную бриллиантами звезду, удерживающую на ее груди голубой королевский пояс. И отбросил все это в сторону – драгоценности ценой в целое состояние звякнули о стол, кольца со звоном опустились в пустой бокал из-под вина, ударились о тиару. Квест залезла под софу.
   – Повернись, – бросил он.
   С тем же фатальным упорством он расстегнул ее бриллиантовое ожерелье и начал расшнуровывать бальное платье. Она позволила ему сделать это, сгорая в безумном огне. Его пальцы спускались все ниже и ниже по спине. Прикосновение обжигало кожу даже через корсет и белье. В конце концов лебяжий пух и жемчуга упали на пол, окутав ее ноги облаком белых перьев. Он ловко выудил из ее волос шпильки, распустил их и принялся с лихорадочной сосредоточенностью заплетать их в косу.
   – Так-то лучше, – сказал он наконец. – Теперь ты больше похожа на Пенни Линдси. Я хочу запомнить тебя такой.
   Она знала, что щеки ее полыхают огнем, но рассмеялась. Где-то в далекой комнате над ней хохотал Дионис, призывающий к вакханалии, которая казалась просто веселой и буйной забавой.
   – Ты хочешь запомнить меня в рубашке?
   – В рубашке, – кивнул он. – Как ты сердишься на меня и смеешься надо мной. Я буду помнить тебя такой до самой смерти.
   Ее смех смолк, как вздох на ветру, поглощенный волной неземной печали. Слезы снова защипали глаза, девушка вздрогнула.
   – О, Николас, мы оба так одиноки, ты и я.
   – Мы все одиноки, так было и будет всегда, – сказал он. – Я никогда не ждал от жизни ничего иного.
   Его губы тепло и нежно коснулись ее шеи. Его рот, его лежащие на ее плечах руки, кончики его пальцев, касавшиеся обнаженной кожи, источали жар и напряжение. Пенни задрожала, будто от холода, но кровь ее горела огнем. Лебяжий пух путался в подоле ее нижней юбки. «Мы все одиноки»? Ей не вынести этой правды! Резные грифоны смотрели на нее с угловых столбиков, позолоченные короны улыбались на огромной кровати маркиза. Где-то в Европе у Николаса есть кровать куда роскошнее этой, кровать эрцгерцога, человека высшего ранга, место которого он так надеялся заполучить. Его спальня. Его одинокая кровать.
   Она манила к себе, словно сирена.
   «Не думаю, что он кому-то нравится. У него слишком много врожденной силы, он – человек, разрываемый между двумя культурами, который никак не может найти своего места. Яркие, одаренные личности редко бывают мягкими и добродушными».
   Она повернулась, путаясь в облаке пуха, обхватила его за талию и положила голову ему на плечо. Голова легла так, словно природа специально создала подушечку для всех ее бед и тревог. Спина под ее трепетными ладонями была гибкой, податливой и в то же время твердой и сильной. Он просто великолепен! Желание загорелось в ее чреслах, наполнив рот вкусом меда. Груди прижались к груди, сгорая от жажды его прикосновений.
   Он судорожно вздохнул, застыв в ее объятиях. Она прижалась к нему еще сильнее, пробежав ладонями по спине. Его мужское достоинство уперлось ей в живот – требовательный, настойчивый ответ мужчины. Она провела ладонью по выпуклости на брюках, голова закружилась. Они простояли так целое мгновение, словно привязанные друг к другу. Он – эрцгерцог, принц, верховный владыка нации. Но она держала в руках всего лишь мужчину, восхитительного и измученного страстью.
   Он взял ее за плечи, отстранил от себя и снова усадил на софу.
   – Пенни, – прошептал он. – Это все вино, всего лишь вино. Я виноват.
   Она закрыла лицо руками.
   – Ты не хочешь меня?
   Он отошел от нее, пнув по пути свои наряды.
   – Господи! И ты еще спрашиваешь! Хочу ли я тебя? Когда ты сидишь здесь в своей рубашке, словно Лорелея?[3] Да я с ума по тебе схожу!
   Сверкнули перья. Пенни трясущимися руками потянулась к своему платью.
   – Я тоже хочу тебя, – прошептала она. – Но это все вино, как ты говоришь. Мужчинам и женщинам не стоит раздеваться в одной спальне, так ведь?
   Он сорвал с кровати покрывало.
   – Только не в случае, когда мужчина испытывает то, что испытываю я.
   – Но ты не мужчина. Ты – эрцгерцог. – Жемчуг и перья хрустнули в ее пальцах. Она дотронулась до него! Ощутила под своей ладонью нарастающую мужскую силу. И по-глупому загорелась желанием. Желанием испытать великолепие принца? Или ранимость мужчины?
   Он вернулся к ней и накинул ей на плечи покрывало, подоткнув его под колени и спину.
   – Пенни, любимая, я хочу тебя. Хочу так сильно, что боюсь взорваться от страсти. Но ты немного пьяна и расстроена. Ты не в состоянии мыслить здраво.
   Она опустила глаза и прикусила губу.
   – Как ты живешь, контролируя каждый свой шаг? Это же должно пожирать тебя заживо. Что случится, когда уздечка порвется?
   Квест выбралась из-под софы, тихо поскуливая. Николас коснулся ее головы и провел рукой по серебристой шкуре. Волкодав прижался к его ногам, глаза полуприкрыты.
   – Я умею контролировать свои поступки. К несчастью, я не в состоянии контролировать свои чувства…
   – Значит, ледяной принц признает, что у него есть чувства? – горько усмехнулась она. – А потом восхваляет себя за то, что отказался от них!
   Он стал беспокойно расхаживать по комнате. Широкий шаг впечатывался в ковер. Квест бежала следом за ним, заглядывая ему в лицо.
   – Разве ты не этого от меня хотела? Чтобы я поддался глупым сантиментам? Там, в оранжерее? И в Клампер-Коттедже? Ты хотела, чтобы я признался в наличии человеческих чувств, человеческих слабостей. Господи ты Боже мой! Неужели ты и впрямь считаешь меня настолько бесчувственным?
   – Мне кажется, ты гордишься тем, что ты – не простой смертный, часовой механизм, а не человек. Ты жаждешь отдавать приказы, хочешь быть безупречным, но это всего лишь щит из колючек, как у ежика…
   – Чтобы защитить от лис свой мягкий животик? Я слишком хорошо знаю мощь человеческих эмоций. Кто мы, по-твоему, такие, цыганские принцы? Кто, по-твоему, Карл? Мы на всю Европу прославились: принцы, движимые своим аппетитом, презревшие светские приличия, при помощи силы и богатства добивающиеся всего, что ни пожелают. Я ни за что не стану таким, как они. Не стану, Пенни! И не пытайся искусить меня!
   – А как насчет моего искушения? – спросила она. – Или ты только о себе думаешь?
   Он так резко повернулся, что Квест присела.
   – Пенни, любимая… о Боже! Да я только о тебе и думаю!
   – Почему?
   – Из-за того, что случилось после твоего рассказа о дяде Горацио.
   Она поплотнее закуталась в покрывало.
   – Когда мы смеялись и ты прогнал меня? О чем ты?
   – Я давно хотел тебя, еще до этого, жаждал всем своим существом. И часовой механизм тут ни при чем. Поэтому я и поцеловал тебя. И начал мечтать о тебе. Теперь я каждую ночь лежу без сна и представляю тебя там. – Он махнул рукой в сторону кровати маркиза. – На этом матраце. Каждую ночь. Я сгораю по тебе. И ничто не в силах погасить этого пламени и утолить этот голод. Ты шокирована?
   Господи, да она тоже видит его во сне и мечтает о нем! Пенни сглотнула. «Будь осторожна в своих желаниях, – не раз повторяла ей мать. – Удостоверься, что ты действительно чего-то хочешь, прежде чем просить». Его ждут принцесса и нация. Еще один день, и в его жизни не останется для нее места.
   – Я не знаю. – Разве Вильям не разжег в ней желание, показав, как сильно хочет ее? – Я думала, у мужчин постоянно такие мысли в голове крутятся. Или нет?
   Он протянул руку, и Квест тут же оказалась рядом с ним. Мужчина и собака выглядели весьма живописно: белая рубашка, серебристый мех, оба гибкие, мускулистые.
   – Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Этот сердечный трепет и огонь в крови; я замечаю каждую мелочь, если она касается тебя, и каждый волосок изнывает от желания; твой большой палец так чувственно противопоставлен остальным; твое дыхание похоже на музыку, и я прислушиваюсь к нему, словно дыхание может быть чудом.
   – Ну да, – попыталась отшутиться она. – Это и есть чудо. Дыхание то есть.
   Он взглянул на Квест.
   – Но в тот день в моем кабинете случилось кое-что еще, кое-что весьма прискорбное. Я не знал, что с этим делать. Я ошибся по поводу того, как ты отреагируешь на мою попытку создать между нами дистанцию. Я должен был понять… Это невероятно. Это просто наваждение, и оно обязательно пройдет.
   У нее перехватило дыхание, сердце сжалось от боли.
   – Что ты хочешь сказать?
   – То, что сказал – это невероятно. – Он посмотрел на нее и улыбнулся – и весело, и печально. – Я люблю тебя… Глупо, правда?
   Это невероятно. Зачем она играла с огнем? Как глупо! Если бы он знал о ее чувствах, это показалось бы ему куда более невероятным!
   – Все пройдет, ты справишься, – выдавила она наконец.
   Улыбка стала шире, словно признание собственной слабости забавляло его.
   – И это все, что ты способна ответить мужчине, обнажившему перед тобой свою истекающую кровью душу и признавшемуся в глупости?
   – Тебе больно. – Она еле справлялась с невесть откуда взявшейся паникой. – Мне кажется, любовь не может причинять боль.
   – Нет, конечно, нет. Любовь должна нести с собой уют и чувство защищенности, как у Джеба Хардакра, который тихо посапывает со своей женой на кухне у очага. Совсем не такие чувства я испытываю к тебе. – Он деланно рассмеялся. – Это безумие. Мне хочется пробраться тебе под кожу. Понять твою сущность, разобраться, отчего ты кажешься мне такой притягательной и таинственной. Я не могу позволить себе ни того, ни другого.
   – Значит, тебе невыносимо находиться в моем обществе?
   – Я должен вырвать с корнем это безумие, и чем быстрее, тем лучше. Мое единственное утешение заключается в том, что это безумие обуяло меня одного. Мне больше не следует поднимать эту тему. Никогда.
   Искренность звенела в его голосе колокольчиком. На секунду искушение раскинуло перед ней усеянную цветами тропинку. «Я тоже полюбила тебя. Я влюбилась в тебя еще ребенком, когда видела, как ты проезжаешь мимо, словно сказочный принц. Я всю жизнь обманывала и себя, и других, если когда-либо утверждала обратное».
   Она поднялась, отбросив в сторону лебяжий пух, и сложила покрывало.
   – Я хочу, чтобы ты знал – это большая честь для меня. То, что я удостоилась твоих чувств. – Ей вдруг стало не по себе.
   – Я люблю тебя настолько, что не намерен ничего предпринимать. – Он отвернулся. – Не следовало говорить тебе об этом. Я сожалею. Мы с Софией будем править вместе. Я позову Людгера, он проводит тебя.
   Квест улеглась и наблюдала за тем, как он подошел к картине с белым конем и принялся изучать ее. Он так и стоял, не проронив ни слова, пока Пенни собирала свои драгоценности, унизывала кольцами пальцы, бесцеремонно подхватила тиару, как если бы она была из глины. И вот он снова улыбнулся ей – здраво, беспечно; лицо озарила внезапная вспышка юмора.
   – Безумие, правда? В конце концов, утром мы поженимся.
 
   Яркое солнце заливало кареты. Звенели колокола. Народ веселился. Но венчание оказалось всего лишь еще одним развлечением в бесконечном списке праздников этого лета, и большинству жителей Лондона не было никакого дела до двух никому не известных княжеств в Альпах. Пенни шла по проходу в головокружительном блеске и сиянии солнца. Николас ожидал ее в белом шелковом костюме, расшитом золотом и украшенном государственными регалиями. В голову ей пришла безумная мысль, что его покрыли лаком, – само воплощение изящества, созданного исключительно для устрашения.
   И все же он улыбался ей, идущей рука об руку с русским царем, глаза – словно два черных озера. Интересно, может ли женщина умереть от желания? Черная зависть клубилась под ее вожделением, зависть к неведомой кузине, женщине, которая действительно получит этого мужчину на всю оставшуюся жизнь, настоящей принцессе Софии.
   Церемонии и торжества заняли практически весь день, пока наконец свадебный кортеж не возвратился в Риволкс-Хаус. Триумф. Успех. Граф Карл Занич, к несчастью, внезапно слег от какой-то болезни и не смог присутствовать на свадебном завтраке – пиршестве, которое носило это традиционное название, несмотря на то что проводилось уже ближе к вечеру. Празднество продлилось до самой ночи. Пенни смотрела, как Николас лавирует среди гостей, полыхая каменьями, словно принц с хрустальной туфелькой. Но от него исходила энергия куда более мощная, чем от любого сказочного принца.
   Свадьба состоялась, комедия разыграна. Что же готовит им полночь? Все просто-напросто разъедутся по домам, когда часы пробьют двенадцать? Назад в Раскалл-Сент-Мэри, всю оставшуюся жизнь собирать ежиков для Джеба Хардакра? Пенни понятия не имела о планах Николаса, и как она могла упустить это из виду и не подумала об этом раньше? Она поймала его взгляд, и он подмигнул ей, как раз когда придворные дамы взяли ее в кольцо и повели из комнаты.
   – Грета! – прошептала она. – Что теперь?
   – Как что? Брачное ложе, мэм. Знать должна стать свидетелем того, как жених и невеста подкрепляют свой брак.
   Записку доставил Алексис – тайком сунул ей в руку бумажку, когда она выходила из комнаты вместе со своими дамами. Записка жгла ей ладонь, пока она не улучила момент прочесть ее:
   «Невеста-лебедь, ты веришь, что одержала победу. Но в этот счастливейший из дней задумайся хоть на одно мгновение о том, каков он на самом деле. Спроси, чем мы с ним занимались после того, как ты прокралась в ту гостиницу.
   Твой любящий кузен Занич».

Глава 13

   Николас видел, как она ушла в окружении своих дам. Они снимут с нее свадебное платье и кружево. И оденут в гладкий белый шелк. Распустят волосы и расчешут их. И положат в кровать. А он придет к ней вместе со своими джентльменами, знатными господами Альвии и Глариена, – ритуал, которому не меньше пятисот лет. Он придет к ней, дождется, пока придворные удалятся, и, несмотря на сжигающее душу желание, оставит ее нетронутой.
   Комната пропахла розами. Белые бутоны покрывали все видимое пространство. В неверном свете свечей они походили на свежевыпавший снег. Его босые ноги ступали по рассыпанным по полу белым лепесткам. На нем не было ничего, кроме расшитого золотом халата с рубиновыми пуговицами. В далеком прошлом ритуал в обязательном порядке предполагал непристойные шуточки. Теперь же знать молча следовала за ним, излучая неловкость. Никто не смел открыто взглянуть на невесту, и они уйдут до того, как он приступит к своим королевским обязанностям. В конце концов, на дворе стоял 1814 год, средние века давно остались позади.
   Пенни сидела, вжавшись в подушки, волосы свисали до самой талии. Покрывало откинуто. Тонюсенький шелк ее ночной рубашки расшит лебедями из белоснежного кружева и жемчугом. На плечах и под грудью – искусная сеть, опять же из жемчуга. Сквозь прозрачную ткань просвечивают темные соски. Она слегка покраснела от волнения, глаза превратились в два огромных блюдца, как только она завидела столпившихся у подножия кровати мужчин. Девушка отвела взгляд и прикусила губу.