Мааркен бросил взгляд на Поля, сидевшего рядом на песке. Мальчик набросил на себя блеклый желто-коричневый плащ, прикрыл светловолосую голову капюшоном и стал похож на маленькую палатку. Молодой человек поглядел на остальных и усмехнулся: все они расположились в дюнах, напоминая табор исулькимов. Их легкие плащи сливались с цветами Пустыни: несколько лет назад Фейлин открыла, что драконы чрезвычайно чувствительны к цвету.
   Она провела эксперимент, в ходе которого оскорбленно блеявших овец выкрасили разными красками. Выяснилось, что драконы неукоснительно избегали ярких оттенков синего, оранжевого, алого и пурпурного, неизменно предпочитая им рыжевато-коричневый и белый. Тогда Фейлин столкнулась с большими трудностями, пытаясь удостовериться, что шерсть овец не пропиталась запахом краски. Мааркен живо припомнил, как они с вершины холма наблюдали за переполохом, который поднялся, когда на бедных, ничего не подозревавших, отмытых от краски овец с ликованием накинулось тридцать пять молодых драконов, почуявших свежее мясо.
   Он тихонько засмеялся при воспоминании о следующем опыте, когда Фейлин использовала более приглушенные тона — коричневые и серые, которые почти не отличались от обычной масти овец. На этот раз драконы не были так разборчивы, и это позволило сделать вывод, что для защиты домашних животных от нападения их надо красить в самые кричащие цвета. Все наблюдатели долго и дружно хохотали, представляя себе, сколько труда уйдет на то, чтобы убедить пастухов следить за стадами пурпурных овец.
   И все же опыты доказали, что драконы различают цвета… Мааркен поднял капюшон своего коричневого плаща оттенка крепкого тейза и припомнил потрясение, которое испытал, когда они со Сьонед летели на солнечном луче и врезались в дракона. Он долго говорил об этом с теткой и согласился, что понять и запомнить спектры драконов в принципе возможно, хотя сделать это будет очень непросто.
   Тот, кто не был фарадимом, не мог понять, насколько ограниченными были возможности «Гонцов Солнца». Самым главным условием для них было наличие постоянного источника света. Стоило тучам затянуть дневное или ночное небо, стоило начаться закату солнца или лун, как цвета тут же заглушались тенями. «Потеряться в тени» означало для фарадима умереть самой страшной и мучительной смертью, какая только была на свете. С исчезновением цвета исчезал узор мыслей и личности фарадима, а с ним исчезало и само сознание, тело превращалось в бесчувственную, пустую, лишенную души оболочку и вскоре умирало.
   Мааркен пристально посмотрел на гревшихся в полумере от них огромных самок. А если фарадим, вступивший в контакт с драконом, окажется увлеченным в пещеру или тень горы? Если дракон попадет в туман или его застанет закат? Только сами «Гонцы Солнца» осознавали, насколько они уязвимы для темноты. Интересно, знал ли Рохан, что за опасное дело он затеял? Предупредила ли его Сьонед?
   Эта пара сидела вместе сразу вслед за Полем, напоминая две одинаковых треугольных палатки из тускло-золотистого шелка. Они были бы неотличимы от остальных, если бы не маленький дракон, вышитый чуть ниже правого плеча на каждом одеянии принца и принцессы. Такой же символ был нашит на плаще Поля. Другие принцы подхватили нововведение Рохана и наряду с присвоенными каждому цветами начали широко пользоваться эмблемами. Иные из них были действительно прекрасны: например, золотой сноп на темно-зеленом поле Оссетии или фессенденское серебряное руно на фоне цвета морской волны. Теперь тех же привилегий требовали и атри, и на ближайшей Риалле предстояло решить, идти ли им навстречу. До сих пор право носить личную эмблему было даровано лишь одному из лордов. Мааркен улыбнулся и посмотрел налево, где бок о бок сидели его родители, на рыжевато-коричневых плащах которых красовался герб, присвоенный им Роханом: серебряный меч на красном поле с голубой каймой, указывавший на то, что лорд Радзина является полководцем Пустыни. На знамени и боевом штандарте Чейна эта эмблема была окаймлена белым и выглядела очень величественно. Мааркен позволил себе немного помечтать о том времени, когда он вручит Холлис плащ с этим символом…
   Тут мать оглянулась на него, и Мааркен слегка напрягся, словно боялся, что она прочитала его мысли. Но Тобин только улыбнулась, выразительно закатила глаза, и он улыбнулся ей в ответ. Мать была самой большой непоседой из всех, кого он знал. Тобин не могла жить без физического движения и даже во время важного разговора расхаживала, стучала пальцами, притопывала ногой и постоянно меняла позу. Ее энергичный подход ко всему на свете временами доводил Чейна до отчаяния: она верила, что в мире нет ничего невозможного, надо только действовать, и действовать решительно. В этом — впрочем, как и во многом другом — Рохан был ей полной противоположностью: он верил в саморазвитие и не любил силовых методов. В щекотливом деле с Холлис Мааркен знал, что может рассчитывать на спокойную поддержку дяди, и это действительно было бы неоценимой помощью. Если бы Тобин одобрила Холлис, она бы сделала все, что было в ее немалых силах, чтобы ускорить свадьбу. Мааркену не хотелось думать, на что была бы способна мать, если бы ей не понравилась его Избранная.
   Юношу позабавила мысль о том, насколько тихая, безмятежная Холлис отличается от его матери. Она бы никогда не впала в неистовый гнев, не стала бы отдавать категоричных приказов и превращать несовпадение мнений в шумную ссору. Тобин же делала все это с таким жаром, как будто жила на свете последний день. Мааркен обожал мать, но не хотел бы жениться на ее копии.
   Когда старый самец без всякого предупреждения протрубил вызов, Мааркен чуть не подпрыгнул. Эхо низкого, хриплого рычания пронеслось по Пустыне до самых Долгих Песков. Фейлин скатилась со своего поста на высокой дюне и подбежала к Рохану и Сьонед. Мааркен попытался прислушаться к их шепоту и увидел, что дядя и тетя выпрямились в ожидании чего-то необычного. При виде скользившей по песку тени тревожная дрожь пробежала по рядам драконш. А вот и еще одна тень… еще… Наконец самцы были готовы.
   Самки зашевелились, начали выходить из невысоких холмов, стоявших по краям равнины, и собираться в группы по пять-десять особей. Фейлин подошла к Полю и принялась громко объяснять ему иерархию, царившую в этих группах:
   — Самые младшие стоят по краям от старших самок. Различить их можно только по крыльям. Видишь, сколько шрамов у тех, кто постарше? Спаривание — вещь довольно грубая. Но есть и другой способ отличить старых от молодых. Те, кто уже прошел через это, обычно менее активны. — Она слегка хмыкнула, когда Поль захлопал глазами. — Самцы постараются произвести на них впечатление. Молодые будут первыми выбирать себе пару, а старые предпочтут подождать. Они уже видели это и, как большинство дам, хотят, чтобы за ними поухаживали.
   Мааркен шутливо прошептал:
   — Мотай на ус, Поль…
   — Я собираюсь жениться на девушке, а не на драконше, — огрызнулся кузен.
   — Мой муж говорит, что разница невелика, — тихонько рассмеялась Фейлин. — А теперь следи за самцами. Они почти готовы.
   Три дракона аккуратно приземлились в песок; к ним тут же присоединились четвертый и пятый. Два матерых самца были золотистыми с черными подкрылками, третий красновато-коричневым; последними прилетели коричневый и черный. Мааркену доводилось раньше любоваться их танцами, но он никогда не видел стольких драконов сразу. Он поднял глаза и заметил остальных восьмерых самцов, паривших в восходящих потоках и зорко следивших за тем, что происходит внизу; когда один из стариков устанет, сверху спустится новый дракон, приземлится и займет его место.
   Все пятеро заняли место перед аудиторией, дружно рявкнули, распростерли крылья, задрали головы к небу и испустили протяжный вой. Звуки становились то выше, то ниже: казалось, что воют пять собравшихся вместе бурь. Мааркен боролся с желанием заткнуть уши, зная, что у всех остальных эти жуткие звуки тоже не вызывают восторга. Фейлин плотно закуталась в плащ. Поль застыл на месте; чудовищная песня драконов заставила его широко открыть глаза. Однако реакция самок очень напоминала пожатие плечами. Те, кто был постарше, широко разинули пасти и оскорбительно зевнули.
   Тогда вперед выступил красновато-коричневый. Он закинул голову и так неистово забил крыльями, что песок пошел волнами, затем испустил громкий, пронзительный рев вытянулся и растопырил когти, словно хотел разорвать на куски самое небо. Шея самца изогнулась, крылья заходили взад и вперед, расшвыривая песок; затем он издал еще один пронзительный вопль и начал танец.
   Грациозные в полете, на земле драконы должны были бы казаться неповоротливыми чурбанами. Но ловкость в воздухе не шла ни в какое сравнение с изяществом их танцев на песке. Покачиваясь из стороны в сторону с плавностью колеблемой ветром ивовой ветки, красно-коричневый дракон сложил крылья, затем расправил, снова ударил ими и принялся расхаживать по песку. Вскоре к нему присоединился черный дракон с розово-коричневыми подкрылками; за ним последовали золотой, коричневый и второй золотой. Последовательность их движений была такой же регулярной и упорядоченной, как цвета «Гонцов Солнца»; эти движения по очереди повторяли все драконы, ритуальным шагом выступавшие друг за другом и время от времени взмахивавшие крыльями.
   Песок летел ввысь и в стороны; драконы расхаживали по песку, каждый метил свою территорию, каждый вздымался во весь рост, растопыривал крылья, а затем снова опускался и продолжал шагать по дюнам, изящно покачиваясь, пока не наставала его очередь исполнять танец. Молодые самки пробовали покачиваться в такт, иногда сбиваясь с ритма, когда их внимание привлекал другой самец, выполнявший иное па. Драконши постарше перестали притворяться равнодушными, но все еще сидели на задних лапах, ожидая новых впечатлений.
   Черный дракон устал первым. Он сбился с шага и сложил правое крыло, чтобы поддержать равновесие. Освободившееся пространство увидел пепельно-серый самец и ринулся вниз, насмехаясь над незадачливым соперником. Черный зарычал, но слаженность действий цепочки нарушилась, и он не мог восстановить ее. Черный неохотно сделал несколько шагов назад, захлопал крыльями и уступил место в шеренге тому, кто бросил ему вызов. Серый самец со свежими силами энергично вступил в танец. Его живость тут же привлекла молодых самок, и их ряды начали перестраиваться.
   Но когда серый случайно зацепился крылом за передний коготь, юные драконши свистом выразили ему свое разочарование и переключили внимание на других самцов. Вскоре один из золотых сдался и уступил свое место еще одному коричневому с ослепительными красно-золотыми подкрылками. Другой дракон, очень молодой и не имевший на шкуре боевых шрамов, набравшийся дерзости присоединиться к цепочке, хотя там и не было места, растопырил крылья, в знак того, что он не обращает внимания на неодобрительное фырканье самок постарше. Похоже, этот выскочка прекрасно знал, что зеленовато-бронзовая чешуя, подчеркнутая очень редко встречавшимися серебристыми подкрылками, делает его прекраснейшим из самцов, и намеревался воспользоваться своим преимуществом.
   Теперь они двигались порознь, медленно, осторожно, и вместе с ними двигались самки. Танец продолжался. Красновато-коричневый дракон, который был первым, все дальше и дальше уходил от помеченной им территории; он закончил танец и пересчитал завоеванных подруг. За ним вперевалку шли семеро молодых самок, тяжелых от яиц. Настала очередь самца делать вид, что он не обращает на них никакого внимания: это была сладкая месть за то безразличие, которое раньше напускали на себя они. Одна из драконш жалобно вскрикнула, вторая заторопилась вперед и нежно укусила своего повелителя за кончик хвоста, но тот и виду не показал, что замечает их. Это произвело сильное впечатление на одну из самок постарше, которая тоже пошла вслед за ним. Через мгновение за ней последовала другая.
   Группа отошла на значительное расстояние от остальных, когда вожак одним мощным ударом крыльев взмыл в воздух и тут же приземлился позади взрослых самок. Однако его попытки гнать их вслед за остальными семью были встречены протестующим ревом и злобным рычанием. Одна из самок обошла его и отправилась обратно. Вожак было рявкнул на проходившую мимо, но, видно, рассудил, что гнаться за ней не стоит; он издал пронзительный вой, очевидно, означавший оскорбление, в ответ на которое она оскалила зубы. Тогда красно-коричневый собрал своих восьмерых подруг, они дружно взлетели и взяли курс на пещеры располагавшиеся выше Скайбоула.
   Этот ритуал повторился еще семь раз. Каждому из восьми самцов досталось от пяти до девяти самок. Однако еще пятеро к концу танцев так и не нашли себе подруг; от злобных криков отвергнутых дрожал песок, а наблюдавшие за ними люди кутались в плащи.
   Мааркен, следивший за танцами драконов как зачарованный, внезапно ощутил нежное прикосновение знакомых, любимых цветов, испуганно посмотрел на запад и успокоился: над холмами Вере еще стояло солнце.
   — Тырычал бы так же, если бы я отвергла тебя? — лукаво прозвучало у него в мозгу.
   — Громче! — ответил он, принимая в себя сверкающие цвета Холлис и закрепляя полотно солнечного света. — И давно ты следишь за ними?
   — Нет, недавно и совсем не так самозабвенно, как ты. Я связалась с тобой только с четвертой попытки! Но они великолепны, правда?
   — В следующий раз ты будешь наблюдать за ними вместе со мной. Где ты была весь день?
   — С самого утра помогала твоему фанатику-брату переводить те свитки, которые привез Меат. Странно, что я еще могу произносить слова, которым меньше четырехсот лет!
   — Есть несколько слов, которые я не прочь услышать прямо сейчас, — пошутил Мааркен и улыбнулся, поняв по цветам Холлис, что она рассмеялась. — Но я скажу их первым, потому что я рыцарь, лорд и мужчина. Я люблю тебя!Сьонед знает это, хотя я и не назвал твоего имени. Если понадобится, она поможет нам.
   — Легендарная принцесса-фарадим… Она действительно так прекрасна, как о ней говорят?
   — Да — для тех, кому нравятся рыжие. Я предпочитаю блондинок. Холлис, я сказал родителям о Белых Скалах. Они знают, что я собираюсь жениться. Почему бы не поговорить с ними прямо сейчас?
   — Мааркен, я люблю тебя, но… Пусть они сначала посмотрят на меня. А вдруг я им не понравлюсь?
   — Не смеши меня. Что бы ты ни говорила, я женюсь на тебе.
   — Даже вопреки родительской воле?
   — Если понадобится. Хотя до этого не дойдет. Раз ты так хочешь, я подожду до Риаллы, но от Последнего Дня тебе никуда не деться.
   — Ах, Мааркен… Черт побери, меня зовет Андри! Надо идти. Береги себя, любимый. Храни тебя Богиня.
   Мааркен увидел тревожно теребившего его рукав Поля и вздохнул. Пряди расплелись, он снова был в Пустыне… Поль прошептал:
   — Ты был «Гонцом Солнца», да?
   — Да, — кивнул молодой лорд.
   — Куда ты летал? Далеко? Кто с тобой разговаривал?
   — Отвечаю по порядку: летал далеко, отсюда не видать, а кто со мной разговаривал, тебя не касается. — Он смягчил свои слова улыбкой, встал, потянулся всем телом и увидел, что остальные делают то же самое. Гибкий, как все подростки, Поль вскочил и побежал к родителям делиться впечатлениями о таком потрясающем событии, как танцы на песке. Мааркен подошел к отцу с матерью и усмехнулся, когда увидел, что поднявшийся на ноги Чейн потирает зад.
   — Как может тело онеметь и болеть одновременно? — жалобно спросил отец. — Я слишком стар для таких фокусов!
   — Ничего, пока пешком дойдешь до лошадей, все как рукой снимет, — сказала Тобин. — Поль и Рохан собираются в пещеры. Мааркен, не хочешь составить им компанию?
   — Я обещал Сьонелл и Янави до обеда дать им полный отчет о происшедшем, так что поеду вместе с вами в Скайбоул.
   — Где мои старые кости смягчат несколько бутылок оствелевского кактусового пива, — добавил Чейн и крикнул Рохану: — Если придешь поздно, можешь быть уверен: тебе не достанется ни капли!
   — Как, ты ничего не оставишь своему принцу?
   — Ни глоточка! Это по твоей милости я жарился здесь, как старая овца на вертеле!
   — Не как старая овца, дорогой, — нежно промурлыкала жена, — а как молоденький барашек.
   — Тобин! — Чейн взял в каждую руку по длинной косе и притянул ее к себе для поцелуя. — Ты смущаешь детей.
   Мааркен улыбнулся, представив себе, как они с Холлис тем же способом «смущают» собственных детей. В один прекрасный день люди произнесут их имена с таким же вздохом, с каким они произносят «Чейн и Тобин» или «Рохан и Сьонед». И настанет этот день очень скоро.

ГЛАВА 9

   Когда речь зашла о золоте, жители Скайбоула как воды в рот набрали, словно имели дело не с принцем и его наследником. Мужчины и женщины, которые еще вчера тепло приветствовали их, всего лишь вежливо поклонились, когда Рохан и Поль привязали своих лошадей в ущелье Серебряной Нити. Покинув равнину, которую облюбовали драконы, отец с сыном поднялись в холмы, свернули на север и по узкому оврагу выехали на тропу, соединявшую Скайбоул с пещерами.
   Ветер и песок придали скалам самые странные формы; ущелье заросло огромными кактусами, мясистые зеленые пластины которых щетинились иголками размером с гвоздь. Глубоко под землей еще сохранялась вода, но ничто здесь не напоминало о реке, которая когда-то проточила этот мягкий камень.
   Нижние пещеры Серебряной Нити использовались для очистки золота, которое добывалось наверху. Поль догадался об этом, увидев слабые отсветы горевших внизу костров. Когда они спешились и пошли наверх, отец подтвердил правильность его догадки, но от себя не добавил ни слова.
   Мальчик искоса поглядывал на узкие карнизы, соединенные тропой, достаточно широкой, чтобы по ней прошла лошадь с грузом. Рабочий день уже заканчивался, и большинство мужчин и женщин спускалось вниз. Они приветствовали двух принцев еле заметными кивками, означавшими, что их увидели и узнали; один-другой улыбнулись им, но никто не сказал ни слова. Поль удивлялся этому, но еще больше его изумляло поведение отца: казалось, это молчание его ничуть не беспокоит. Юный принц умирал от любопытства.
   Они остановились, пережидая, пока мимо не проедет последняя лошадь, и тут Поль не выдержал.
   — Все думают, что здесь добывают серебро, правда? Я тоже так считал, но теперь понимаю, что этот слух распущен нарочно.
   — Да, ты прав. Хотя в этих холмах действительно проходит серебряная жила. Отсюда и название «Серебряная Нить».
   — А мы делаем вид, что тут его много. Пусть все думают, что наше богатство объясняется серебряными россыпями.
   — Конечно. Тем более что здесь действительно время от времени попадается серебро. Это очень кстати.
   Рохан пошел по тропе, и Полю волей-неволей пришлось прибавить шагу.
   — Но почему никто до сих пор ни о чем не догадался? — спросил он.
   — Благодаря сложной системе, — загадочно ответил Рохан.
   Поль подождал, пока мимо не прошла женщина, которая несла бурдюки с водой, и вцепился в отца.
   — Как нам удается скрывать, что мы добываем в пещерах не серебро, а золото?
   — Есть способы замаскировать это. Ллейн помогает. И Волог тоже.
   Полю отчаянно хотелось услышать все подробности этого многолетнего финансового мошенничества, но отец помахал рукой кривоногому человеку, стоявшему на верхнем карнизе скалы, и мальчику пришлось замолчать. Когда они с отцом поднялись наверх, Поля представили некоему Расоуну, который управлял здесь в отсутствие Оствеля. Шахтер почтительно поклонился и вполголоса сказал:
   — Добро пожаловать…
   — Спасибо, — вежливо ответил Поль. — Вы будете показывать нам пещеры?
   — Думаю, эта честь принадлежит его высочеству, — улыбнулся Расоун. — Я был примерно в вашем возрасте, когда мой отец впервые позволил мне взглянуть на пещеры.
   Он был управляющим лорда Фарида, который получил Скайбоул от отца вашего отца, принца Зехавы.
   Поль произвел в уме несколько быстрых подсчетов. Фарид был убит за год до его рождения; Зехава умер за шесть лет до этого; плюс несколько лет работы во время правления деда, судя по приблизительному возрасту Расоуна… Получалось, что пещеры действовали по меньшей мере лет тридцать. Как же удавалось все это время тайно вывозить отсюда такое количество золота?
   — Расоун, какую пещеру ты советуешь нам обследовать? — спросил Рохан.
   — Должно быть, среднюю в дальнем конце, милорд. Мы собирались приступить к ее освоению только следующей весной, так что, там будет на что посмотреть. Но вам понадобится факел.
   — Нет, спасибо. В распоряжении моего сына есть другой Огонь.
   У Поля приоткрылся рот. Расоун посмотрел на него с опаской, а потом пробормотал:
   — Ах, да… Конечно, милорд.
   Когда они свернули на другую тропу и начали подниматься к указанной пещере, Поль спросил:
   — Отец, ты действительно хочешь, чтобы я вызвал для тебя Огонь?
   — Твоя мать говорит, что это тебе вполне по силам. А что? Страшновато с непривычки?
   — Ну… да. Немножко.
   — Нам ведь не нужен пожар, правда? — улыбаясь, сказал ему Рохан. — Просто немного света. Но подожди, пока я не скажу тебе, и будь осторожен. — Он понизил голос и тоном заговорщика шепнул: — Не вздумай рассказать обо всем леди Андраде!
   Поль многозначительно кивнул, и Рохан усмехнулся.
   Тропа была крутая и не приспособленная для прохода вьючных лошадей и рабочих. Остановившись на полпути, чтобы перевести дух, Поль бросил взгляд на опустевшее ущелье. Оно было не таким длинным и широким, как лежавший на юге Ривенрок, а пещер здесь было вчетверо меньше, но все же зрелище было внушительное. Склоны отливали розовым светом, что бывало в Пустыне только поздней весной или осенью; глубокие пурпурные тени покрывали дальний конец ущелья, сужавшийся и поворачивавший к северу.
   — Отец, разве здесь на ночь не оставляют стражу? И почему работы ведутся не во всех пещерах, а только в нескольких? Кроме того, все, кого я здесь видел, не такие большие и сильные, чтобы вырубать золото из скал.
   — Поль, ты все узнаешь чуть попозже, — недовольно сказал отец.
   — Но когда?
   — Потерпи немного.
   Наконец они добрались до узкого карниза; последние метры пришлось ползти на четвереньках. Рохан задержался на мгновение, чтобы отряхнуть руки и одежду, а потом спросил:
   — Мааркен никогда не рассказывал тебе, как его с братом однажды чуть не зажарил себе на обед юный дракончик? Поль кивнул.
   — Они с Яни полезли в пещеру без разрешения.
   — Так оно и было. И испытали самый большой страх в жизни, когда им навстречу выполз дракон. Это случилось во время Избиения, которое стало последним, — тихо продолжил он. — Ужасный обычай. Не охота, а настоящая бойня.
   — Почему же дедушка не запретил его?
   — Потому что думал, что драконов всегда будет много. А теперь постарайся не задавать вопросов, пока я не расскажу тебе всю историю.
   Поль кивнул и затаил дыхание, глядя в темное отверстие.
   — Мааркена и Яни взяли с собой, чтобы показать им, что такое Избиение. Это был тот самый день, когда мы с твоей матерью впервые вошли в пещеру дракона. Тем летом Сьонед жила в Стронгхолде. Это было незадолго до нашей свадьбы. Тогда мы с ней и узнали тайну, которая была известна моему отцу долгие годы, но он никогда не рассказывал об этом.
   Они вошли в пещеру. Непроницаемые тени окутывали помещение, которое было по крайней мере втрое выше и шире, чем комната Поля в Стронгхолде. Потолок и стены образовывали неправильную арку над песчаным полом. Дальше все скрывала тьма; пещера могла оканчиваться на расстоянии протянутой руки, но с таким же успехом могла уходить вглубь горы на целую меру. Рохан жестом велел Полю идти вперед, и их тут же окутала тень.
   — А сейчас будь добр, вызови небольшой Огонь.
   Он так и сделал, и вскоре над песком, в нескольких шагах от них, вспыхнул язычок пламени толщиной с палец. Когда пламя окрепло, пещера заблестела. Поль покрепче уперся ногами в песок, потому что от неожиданности у него все поплыло перед глазами. Однако в этом был виноват свет, озаривший своды мерцающими золотистыми отблесками.
   Рохан подошел к ближайшей стене, наклонился и поднял с земли пригоршню чего-то напоминавшего осколки глиняной посуды. Но эти осколки сверкали.
   — Это обломок скорлупы яйца, из которого вылупился дракон, — объяснил он. — Именно отсюда мы и добываем золото.
   Когда до Поля дошло, Огонь замигал, но мальчик быстро восстановил контроль над ним.
   — Вылупившись из яйца, дракончики выдыхают пламя, чтобы высушить крылья. Когда огонь попадает на скорлупу, она превращается в золото. Через годы она рассыпается в песок. Здесь осталось не так уж много скорлупы, но в Ривенроке я мог бы показать тебе большие куски, оставленные драконами возрастом ненамного старше тебя. — Он передал осколок Полю. Теперь ты понимаешь, что в пещерах не добывают руду. Для того чтобы просеять песок и положить остаток в седельную сумку, не нужны ни кирки, ни физическая сила. Но замечание меткое. Придется приказать Расоуну набрать мужчин посильнее, чтобы никто ничего не заподозрил. Золото выплавляют в нижних пещерах, и сделано все возможное, чтобы даже «Гонец Солнца» не смог заглянуть туда.
   — Отец…
   — Догадываюсь. Ты хочешь спросить, что с ним делают дальше?