противном, случае она бы нейтрализовала вложенные в тебя разрушительные
способности или лишила бы тебя их впоследствии, стало быть, ее задача -
постоянно вдохновлять тебя на них. Поэтому твори любое зло, какое тебе
придет в голову, и спи спокойно. Имей в виду, что любое твое злодейство
никогда не превзойдет и не удовлетворит ожидания Природы, которая
приветствует разрушение, любит его, стремится к нему, питается им; имей в
виду, что ты можешь угодить ей, только следуя ее примеру и занимаясь
разрушительной работой. А если речь зайдет о ее оскорблении, о
посягательстве на ее священные права, так ть! оскорбишь ее только тогда,
когда будешь способствовать созиданию, которое ей ненавистно, или когда
оставишь в покое эту огромную массу человечества, которая представляет для
нее постоянную угрозу. Запомни раз и навсегда, что истинные законы Природы -
преступление и смерть, и только тогда мы становимся верными ее слугами,
когда по ее примеру яростно и безжалостно крушим все, что попадет под руку.
- Верьте мне, Сен-Фон, - ответила я своему любовнику, - что я всем
сердцем принимаю принципы, которые вы мне изложили. Только одно беспокоит
меня: вы говорите, что надо поступать вероломным образом со всеми
окружающими, а что если в один прекрасный день, по какой-нибудь злой иронии
судьбы, вы точно так же поступите и со мной? - - Тебе не следует бояться
этого, - решительно произнес министр. - Я не бываю вероломным со своими
друзьями, потому что в жизни необходимо иметь прочную и надежную опору, но
что со мной будет, если я не смогу положиться на своих друзей? Поэтому вы,
все трое, можете быть уверены, что первым я никогда не сделаю вам зла. Это
объяснить довольно просто: я исхожу из собственного интереса - единственного
правила, которым я руководствуюсь в отношениях с людьми. Ведь мы живем бок о
бок, и если вы заметите, что я вас обманываю, вы сделаете то же самое со
мной при первой же возможности, а я не люблю, когда меня обманывают, - вот
каков мой принцип касательно дружбы. Опыт показывает, что нелегко сохранить
дружбу между людьми одного пола и вообще невозможно - между представителями
пола противоположного. Это возможно, когда люди имеют одинаковые вкусы и
наклонности, что случается крайне редко; но совершает огромную ошибку тот,
кто полагает, будто опорой дружбы может быть добродетель; если бы дело
обстояло так, дружба стала бы невыносимо скучным ощущением, которое
неизбежно исчезает в силу его однообразия и монотонности. Когда же ее
основой становятся удовольствия, каждая новая идея дает дополнительный
импульс, питающий дружбу, а еще сильнее скрепляет ее потребность -
единственная питательная среда для дружбы. Таким образом, привязанность
растет с каждым днем, и с каждым днем увеличивается потребность друг в
друге; вы наслаждаетесь своим другом, наслаждаетесь вместе с ним,
наслаждаетесь сами ради его удовольствия, приятные минуты сливаются в часы,
в дни, в годы... А что дает вам добродетельное чувство? Ничего, кроме
слабого и пустого в сущности вознаграждения, кроме нескольких пресных
удовольствий умственного порядка; они скоро испаряются, как туман, и
оставляют за собой лишь сожаления, которые особенно невыносимы, если при
этом оказывается затронутой ваша гордость, так как сильнее всего
человеческое сердце ранят стрелы добродетели.
Тем временем наступила ночь; мы вчетвером легли в огромную кровать -
почти три на три метра, - специально сделанную для таких занятий, и после
недолгих утех самой мерзкой и грязной похоти заснули спокойным сном. Нуарсея
ожидали дела в городе, и он покинул нас рано утром, Клервиль решила
составить компанию нам с министром, который намеревался пробыть в деревне
еще несколько дней.
Когда мы вернулись в Париж, Сен-Фон привез мне свою дочь. Александрита
поразила меня изысканной и безупречной красотой; она могла похвастать
величественным бюстом, стан ее отличался волнующими линиями, кожа была
удивительно гладкая и как будто излучала таинственный свет, а лицо было
озарено неземным очарованием, словом, ее физическая оболочка наводила на
сладостные мысли, зато ее ум удручал романтической возвышенностью.
- Это моя дочь, - обратился ко мне Сен-Фон. - Тебе известно, что я
собираюсь выдать ее за Нуарсея, а он не из тех мужчин, кого может смутить
каждодневный разврат, которым я с ней занимаюсь до сих пор. На этом молодом
дереве остались свежие плоды - я имею в виду с передней стороны - у
Александрины еще есть нетронутое сокровище. А вот сзади... Словом, ее
величественный зад, Жюльетта, долго служил объектом моих страстей. Но кто бы
устоял перед таким искушением? Взгляни на него, мой ангел, и скажи, видела
ли ты в своей жизни что-нибудь более соблазнительное?
В самом деле, мне редко приходилось встречать такую парочку прекрасно
сложенных и посаженных точно на свое место полушарий.
- А что касается выносливости, упругости и трепетности, им вообще нет
равных, - продолжал Сен-Фон, раздвигая ягодицы дочери. - Кто, увидев этот
плод, поверит, что я обрабатываю это местечко хлыстом каждое утро в девять и
прочищаю эту пещерку каждый вечер в десять часов? Итак,, я доверяю эту
девочку тебе, Жюльетта, воспитывай ее, как считаешь нужным, сделай ее
достойной господина, чьей женой ей предназначено стать, прививай ей любовь
ко всем порокам и крайнее отвращение ко всем добродетелям. Я уступаю тебе
все права на нее, внуши ей философские принципы, которые ты сама усвоила от
того, кто поведет ее под венец, передай ей все наши наклонности, все наши
страсти. Пусть никогда ее уши не услышат имя Бога - в этом, я думаю, можно
на тебя положиться. Еще хочу предупредить, что пущу в ее головку пулю, как
только услышу из ее уст имя этого презренного призрака. По некоторым важным
причинам ни я, ни мой друг, мы не можем взять на себя эту задачу, поэтому
доверяем ее тебе, надеясь, что Александрина будет в надежных руках.
Заодно министр упомянул о том, что Нуарсей назначен на один из высших
постов при дворе с жалованьем сто тысяч франков в год, и добавил, что
одновременно король и ему самому увеличил содержание.
"Пока порок, - подумала я, - дерзкий порок торжествующей поступью
шагает от одной победы к другой, злая судьба так же неумолимо поражает всех,
кого выбирают себе в жертву эти всемогущие злодеи". Я долго размышляла над
этим, еще и еще раз перебирая в памяти события своей недолгой жизни, и все
больше отвращала свой взор от добродетели и убеждалась в правильности своего
выбора - укрыться от невзгод в самом чреве порока и бесчестья. Да, друзья
мои, я даже не могу выразить словами, насколько противна и ненавистна
сделалась для меня с того дня добродетель.
Следующую ночь я провела в постели с Александриной. Двух мнений здесь
быть не могло: эта девочка была восхитительна. Может быть, я слишком строго
подхожу к этому, но тем не менее должна признать, что не могу припомнить ни
одного по-настоящему острого удовольствия, которое она мне доставила; одним
словом, она меня просто не вдохновляла. В ту пору рассудок настолько
властвовал надо мной, настолько подавлял мою физическую сущность, я была во
власти такого безразличия и несокрушимого самообладания - возможно, это было
вызвано пресыщением, или распутством, или, если хотите, каким-то
беспричинным упрямством, - что мы, случалось, по десять часов кряду валялись
голыми в постели, лаская, облизывая, обсасывая друг друга беспрерывно, и во
мне не пробуждалось никаких чувств. Кстати, вот вам отличный пример того,
какую пользу может принести стоицизм. Закаляя душу и защищая ее от всех
треволнений надежным щитом распутства, доходящего до преступления, низводя
сладострастие до чисто плотского упражнения и свергая в нем всякий элемент
чувствительности, стоицизм расслабляет душу, и из этого состояния, в котором
она не может пребывать долго в силу своей врожденной активности, душа
переходит в состояние апатии, а оно, в свою очередь, очень скоро
превращается в наслаждение, в тысячу раз более; дивное, нежели то, что
доставляют унылые радости любви. Многочисленные оргазмы, которые я испытала
с Александриной, несмотря на то, что они были вызваны скорее моим упорством,
чем ее искусством, доставили мне немало сладостных минут.
Как бы то ни было, Александрина показалась мне настолько же
невежественной в моральном отношении, насколько была неопытна в физическом,
так что мне предстояло хорошенько потрудиться и над ее сердцем и над ее
умом. Однако у этой прелестной лисички были обнадеживающие задатки, и всякий
раз, возбуждая ее, я находила маленькую ее вагину трепещущей и наполненной
нектаром. Однажды я поинтересовалась, истязал ли ее отец, занимаясь с ней
содомией. Девушка призналась, что он делает это довольно часто, но что она
привыкла и боли почти не ощущает.
На мой вопрос, имела ли она связи с другими мужчинами, кроме министра и
Нуарсея, она рассказала, что Сен-Фон принуждал ее принимать знаки внимания
от одного человека, в котором, из ее описания, я узнала Делькура. "Под этими
знаками внимания ты имеешь в виду, что он также тебя содомировал?" -
спросила я. Она отрицательно покачала головой и ответила, что он только бил
ее хлыстом, а отец наблюдал за экзекуцией. Предоставляю вам самим судить о
личности и силе воображения человека, чей член поднимается и извергает
сперму, когда он смотрит, как его родную дочь истязает профессиональный
палач. В первую же ночь, которую мы провели вместе, я дала своей ученице
общие сведения о теории либертинажа, и через три дня она уже ласкала меня не
менее искусно, чем это делала Клервиль. А еще несколько дней спустя ласки
этого ребенка бросали меня в такую сладостную дрожь, что я стала подумывать
о том, чтобы принести ее в жертву, и спросила Нуарсея о его намерениях
относительно этого создания.
- Разумеется, она станет моей жертвой, об этом даже и спрашивать не
стоит: по-иному я со своими женами не поступал.
- В чем же тогда задержка?
Он снисходительно улыбнулся и ответил:
- Все дело в приданом, которое я должен получить, в ребенке, которого
она должна зачать от меня или кого-нибудь другого, и в том, что я не хочу
терять расположения министра..
Признаться, эти соображения раньше не приходили мне в голову, и я была
вынуждена отказаться от своего плана. Одновременно я утратила всякий интерес
к Александрине, и чтобы больше не упоминать о ней, поскольку мне предстоит
рассказать вам более важные и интересные вещи, добавлю, что она вышла замуж
за Нуарсея, забеременела - не знаю, от мужа или кого-то другого, - и, как
оказалось, мои уроки не пошли ей впрок: в самом начале своей карьеры она
ушла из жизни в результате совместных усилий ее отца и супруга - погибла во
время бурных развлечений; я в них не участвовала по причине событий, о
которых я расскажу чуть позже.
Девочки, которых я поставляла министру, часто стоили мне много дешевле,
чем я за них получала, а иногда даже случалось, что я зарабатывала и во
время их приобретения. Я приведу вам один пример, хотя я отдаю себе отчет в
том, что он вовсе не свидетельствует в пользу моей честности по отношению к
моему благодетелю.
В один прекрасный день я получила письмо от незнакомого человека,
живущего в провинции. Он писал, что правительство задолжало ему полмиллиона
франков, которые он давал в долг государству во время последней войны;
теперь его дела совершенно расстроились, и без указанной суммы, которую он
приберегал на самый крайний случай, он оказался перед лицом голода вместе с
шестнадцатилетней дочерью; если бы ему удалось получить эти деньги, он бы
выдал ее замуж и устроил ее судьбу. Зная о моем влиянии на министра, он был
вынужден прибегнуть к моей помощи; к письму были приложены все необходимые
документы. Я навела справки и узнала, что все написанное им - правда;
конечно, возвращение денег будет сопряжено с определенными трудностями и
потребует вмешательства могущественных сил, иск просителя был, безусловно,
справедлив. Кроме того, я выяснила, что девушка, о которой шла речь в
письме, - одно из самых очаровательных созданий во всей стране. Скрыв свой
план от министра, я попросила его дать все необходимые распоряжения о
выплате этих денег. Я их немедленно получила и за двадцать четыре часа
добилась того, о чем бедняга безуспешно хлопотал в течение десяти лет. После
этого, имея на руках полмиллиона, я известила просителя о том, что
предпринимаю соответствующие меры, но что для полного успеха потребуется его
присутствие вместе с дочерью, словом, я вынудила его привезти очаровательную
девочку в столицу. Простак принял это за чистую монету и вскоре появился в
моем доме, разумеется, с ним была одна из самых красивых девушек, какую мне
приходилось видеть. Я поместила их в надежное место и не замедлила развеять
все их сомнения относительно ожидавшей их участи: им предстояло в самое
ближайшее время стать украшением одной , из оргий, которые я еженедельно
устраивала для министра. Итак, у меня нежданно-негаданно появилось пятьсот
тысяч франков, кроме того, я стала обладательницей превосходной парочки -
отца и дочери, - думаю, вы догадываетесь, как я собиралась поступить с этой
добычей. Деньги, достаточные для того, чтобы обеспечить безбедное
пожизненное существование нескольких семейств, я истратила менее, чем за
неделю; дочь, которая, будь судьба милостивее к ней, могла бы составить
счастье любого честного человека, вместо этого, испытав все возможные
унижения и страдания, продолжавшиеся три ночи подряд, стала четвертой
жертвой, ее отец был пятой, и оба умерли ужасной мучительной смертью после
жесточайших пыток в продолжение двенадцати часов.
Я описала вам свое коварство, а чтобы дополнить свой автопортрет, хочу
рассказать о своей алчности. Я дошла до того, что занялась ростовщичеством.
Заполучив восемьсот тысяч франков за предметы, отданные мне в залог,
которые, если бы я продала их на торгах, не выручили бы и четвертую часть
этих денег, я объявила о своем банкротстве, и этого ловкого трюка оказалось
достаточно, чтобы разорить двадцать порядочных семей, отдавших в мои руки
все свое имущество в обмен за ничтожную сумму, которой едва ли хватило им
надолго в отчаянной борьбе за существование.
Между тем приближались пасхальные праздники, которые должны были
продлиться до Троицы, и Клервиль напомнила мне о свидании, назначенном нам
кармелитами. И мы отправились в монастырь, захватив с собой Эльвиру и
Шармей, двух самых очаровательных сучек моего многочисленного гарема. Не
успели мы переступить порог святой обители, как настоятель с беспокойством
осведомился о Клоде, о котором ничего не было слышно с тех самых пор, как
тот принял наше приглашение. В ответ мы удивились и заметили, что поскольку
Клод - отъявленный распутник, возможно, он просто-напросто сбежал из
монастыря. Больше о Клоде не было сказано ни слова. Мы вошли в просторный
зал, где настоятель представил нам своих легионеров. Эйсебиус, так звали
настоятеля, вызывал их по одному из строя, они делали шаг вперед и попадали
в руки двух моих служанок, которые осыпали их ласками и демонстрировали их
безупречные, в полном расцвете сил, члены. Обладатели копий меньше
пятнадцати сантиметров в обхвате и двадцати в длину сразу отвергались, также
отвергались пожилые монахи - старше пятидесяти лет. В прошлый раз нам
обещали тридцать воинов, здесь же собрались пятьдесят четыре самца да еще
десять монахов-послушников с инструментами не меньших размеров, чем те, о
которых я упоминала, а некоторые обладали экземплярами поистине
устрашающими.
Церемония началась. Она проходила в том же зале. Нас с Клервиль
раздели, уложили на широкую кушетку с толстыми упругими матрацами и
подложили под зад большие подушки; во время первого приступа мы подставили
нападавшим влагалище. Наши прислужницы отсортировали монахов по размерам
членов и первым ввели в бой обладателя самого маленького; с этого момента
вся инициатива принадлежала нам, то есть каждая из нас подготавливала к
работе пару очередных инструментов, которые были должны заменить те, что уже
находились в наших норках. Когда член переходил из руки во влагалище, в
освободившуюся ладонь вкладывали следующий, таким образом, мы постоянно
находились в окружении трех мужчин. Завершив свое дело, монах покидал поле
боя и удалялся в соседнюю комнату отдохнуть и набраться сил для следующего
эпизода. Кстати, я забыла сказать, что на все члены была надета специальная
оболочка из животных кишок, в которую они извергали свое семя.
В ходе первой атаки каждая из нас совокупилась шестьдесят четыре раза
подряд, после чего наши помощницы ушли вместе с опустошенными монахами в
другую комнату и занялись их подготовкой ко второму акту. Началась вторая
атака... И вновь мы приняли шестьдесят четыре члена. Третий натиск проходил
в тех же условиях, что и первые два, за исключением того, что теперь
мишенями служили наши задницы, а мы, вместо того, чтобы возбуждать очередной
член рукой, держали его во рту: сосали тот, который только что сбросил свой
груз, готовя его к следующему заходу. И вот здесь мы, для разнообразия,
ввели новый элемент: я обсасывала орган, извлеченный из ануса моей подруги,
а она - орган моего содомита. К тому времени, когда объявили передышку,
каждая из нас имела на своем счету сто двадцать восемь совокуплений во
влагалище и столько же в задний проход, то есть всего двести пятьдесят
шесть. После этого подали пирожные и ликер, и битва возобновилась.
Мы распределили мужчин на группы по восемь человек в каждой; на этот
раз мы принимали по одному члену с каждой стороны под мышку, по одному в
каждую руку, один между грудей, один в рот, седьмой во влагалище и восьмой в
анус. Предохранительные оболочки были сняты, потому что была поставлена
другая задача - полить наши тела спермой так, чтобы мы пропитались ею до
самого нутра.
Каждый отряд из восьми копьеносцев сбросил по два заряда - вначале
обстреляв одну цель, затем вторую, после чего мы сменили положение и вновь
испытали восемь таких же атак. Когда все кончилось, мы в один голос заявили,
что наконец-то удовлетворены полностью и теперь находимся в распоряжении
наших гостеприимных хозяев, которые могут делать с нами все, что подскажет
им воображение. И снова моя подруга совокупилась пятнадцать раз в рот,
десять - в вагину и тридцать девять раз в зад, а я - сорок шесть раз в зад,
восемь - в рот и десять - во влагалище. {Мы подсчитали, что наши
прелестницы, не считая оральных сношений - ибо совокупление в рот действует
на женщину недостаточно сильно, чтобы принимать его во внимание, - на тот
момент совокупились: Клервиль - сто восемьдесят пять раз, Жюльетта - сто
девяносто два раза в оба отверстия. Мы сочли нужным подвести общий итог,
чтобы избавить читательниц от утомительных подсчетов, для которых им
пришлось бы прервать чтение. Поэтому, милые дамы, мы заранее принимаем вашу
благодарность и надеемся, что вы по достоинству оцените наших героинь -
большего нам не требуется; ваше просвещение, ваши ощущения и ваше счастье, в
конце концов, - вот единственные задачи наших усилий, и если вы ругали нас
за "Жюстину", мы смеем надеяться, что заслужили вашу признательность за
"Жюльетту". (Прим. автора)} Если подсчитать все, получится по двести раз
каждая.
Взошло солнце, наступила Пасха; наши шалуны, которые всю ночь ублажали
ненасытную женскую плоть, отправились на мессу, потом вернулись обратно.
Близился час обеда, и мы напомнили настоятелю о богохульных развлечениях,
которые были нам обещаны, и предложили приступить к ним, прежде чем сесть за
трапезу. Эйсебиус, имевший влечение только к мужскому полу, во время наших
сладострастных утех ограничился тем, что массировал члены и совершил содомию
с несколькими собратьями.
- Разумеется, - подтвердил он, - я сам собираюсь совершить обряд
святого таинства в часовне Пресвятой Девы. Может быть, у вас есть
какие-нибудь конкретные предложения?
- Сделаем так, - сказала Клервиль, - кроме вас в службе будет
участвовать еще один монах, и обе мессы будем служить на влагалищах двух
наших лесбиянок; в это время другой монах будет сношать их в рот по очереди,
подставив свою задницу в распоряжение главного служителя, то есть в ваше,
уважаемый Эйсебиус, и в тот момент, когда будет освящаться тело Христово, он
выложит на грудь девицы порцию экскрементов, и вы засунете облатку в дерьмо;
мы с подругой примем причастие, потом поджарим эту смесь, разрежем ее на
четыре части: две части вложим в задницу служителей и забьем поглубже
посредством самых стойких и мощных членов, а две других вставим в наши с
Жюльеттой попки, затем возьмем спринцовки - они, кстати, у нас с собой - и
вольем внутрь освященное вино. После этого нас, всех четверых, будут
содомировать еще раз и добавят спермы в наши потроха. Во время этой
процедуры мы будем прижимать к промежности самые ценные ваши распятия и
испражняться на них; но это еще не все: сразу после совокупления мы снова
облегчимся в ваши потиры и прочие священные сосуды.
Все было сделано в точном соответствии с желаниями моей подруги, и она
осталась очень довольна этим сложным ритуалом.
- Восхитительно, - несколько раз повторяла она с блаженной улыбкой. -
Конечно, в этом много ребячества, но это очень стимулирует и возбуждает,
поэтому вполне стоит таких хлопот. В сущности, сладострастие любому ощущению
придает лишь наше воображение, и степень нашего удовольствия определяется
нашими вкусами. Помните, что сказал поэт:

"Благословенны свыше все желания, все вкусы,
Благословенны трижды собственные ваши".

Вслед за тем мы разделили трапезу с Эйсебиусом и четырьмя монахами,
проявившими наибольшее искусство в богохульной церемонии, отдохнули два
часа, и оргия возобновилась.
Наши лесбиянки устроились по обе стороны от Клервиль: одна из них
пальцами придерживала ей нижние губки, открывая влагалище, другая таким же
образом раскрывала задний проход; в мои обязанности входило возбуждать
шестьдесят четыре члена и по очереди вставлять их - вначале в вагину
подруги, затем - в ее анус. Клервиль возлежала на спине, раскинув в стороны
и приподняв ноги, и опиралась лодыжками в специальные возвышения, устроенные
в изножье кровати; самцы доходили до крайней степени возбуждения в ее
влагалище, а сперму сбрасывали в задний проход. Потом я заняла место
Клерзиль, и она оказывала мне такие же услуги. Таким образом, наши кармелиты
получали огромное удовольствие не только от того, что долбили нас с обеих
сторон, но, наслаждались еще и тем, что им помогала и направляла их орудия в
нужное место самая прекрасная женская ручка в мире; кроме того, они целовали
губы, влагалища и ягодицы наших наперсниц. И сперма лилась беспрерывным
потоком.
Во втором акте служанки втирали по одному члену в наши лица, еще по два
мы массировали руками, а двое монахов обсасывали наши языки, при этом мы
стояли на корточках, упираясь задом в лицо монаха, который облизывал нам
заднее отверстие, и сжимали бедрами голову другого, который сосал наши
влагалища; еще два монаха стояли рядом, с членами наизготовку, ожидая, когда
мы, насытившись изысканными ласками сосателей, подадим сигнал приступить к
совокуплению. Так прошел час, и общее число извержений увеличилось еще на
восемь.
Наша энергия уже начала иссякать, когда в голову Клервиль пришла свежая
идея, которая сразу возбудила нас обеих. Она выразила ее такими словами:
- Если немного постараться, можно сделать так, что в одно и то же время
женщина будет принимать во влагалище сразу два члена. Давайте попробуем этот
вариант. Кто из вас сможет это сделать?
Несколько монахов выступили вперед, и моя подруга выбрала двоих.
- Вот ты, - указала она на того, что имел орган повнушительнее, -
ляжешь на спину, а я сяду на твой кол. А ты, - кивнула она второму, - будешь
сношать меня сзади и также в куночку, и одновременно щекотать пальцем заднюю
норку. Тем временем я могу взять в рот третий член, ну, а что мне помешает
ласкать руками еще два?
Не всякая вагина пригодна для такого рода упражнений, к счастью,
пещерка Клервиль была достаточно просторной. Два гигантских члена скоблили
ее таким образом, что когда один выходил наружу, второй, задевая его,
бросался вперед; темп постепенно убыстрялся, процедура продолжалась не менее
трех часов, после чего блудница, принявшая за это время двадцать шесть
монахов, пришла в бешенство: ее невидящие глаза безумно бегали по сторонам и
метали молнии, на губах вскипала пена, все ее тело блестело от пота, но
несмотря на состояние загнанной лошади, в котором она пребывала, Клервиль
никак не могла успокоиться - как одержимая, она извивалась, ухватившись
обеими руками за члены, яростно дергала и жадно сосала их, стараясь любым
путем восстановить их твердость. {"Я авторитетно и безапелляционно заявляю,
что женщина, чья конституция позволяет использовать этот способ, извлечет из
него такие потрясающие ощущения. такие сладостные вибрации, что это часто
заканчивается потерей сознания; а если при этом третий мужчина сможет
содомировать ее, тогда она испытает величайшее наслаждение, какое доступно