Сахарнов Святослав. Шляпа императора или Всеобщая сатирическая история человечества в ста новеллах

   — Надо же, какой коварный! — подумала она. — Недаром мой родственничек Яков все время поливает его грязью. Интересно, чем занимается в тюрьме этот изменник?
   В тюрьме Рэли изучал морские карты.
   — Их чтение очень поучительно! — рассказывал он потом своим друзьям. — С одной стороны, что бы мы знали о Земле и Океане, если бы не они? С другой — сколько в них сомнительного! Вот видите островок? Знаете, как он называется? «Остров жены художника». Она очень хотела иметь свой остров и супруг, рисуя карту, доставил ей это удовольствие.
   Выйдя из тюрьму, Рэли использовал знание карт. В Северной Америке он основал колонию и привез оттуда табак.
   — Я назвал его Виргинским, как и всю колонию в честь нашей королевы-девственницы, — объяснил он. — «Вирго», по-латыни, Дева.
   Скоро вся Англия курила. Рэли ввел в моду трубки. Но скоро стало ясно, что одним табачком не обойдешься. Государству было нужно золото.
   — Как вы говорили — Эль-Дорадо? — напомнила королева.
   Пять кораблей под флагом Рэли вышли из Плимута и взяли курс на устье Ориноко. Там двигаться вглубь страны помешали испанские крепости. Сэр Уолтер напал на них и перебил всех испанцев.
   — Чего не сделаешь для пользы географии, — объяснил он.
   Не найдя Страны Золотого человека, доблестный рыцарь вернулся в Англию. В книге, которую он тут же написал, так были расписаны красоты и богатства тропиков, что «сотни джентльменов, прочитав ее, тут же устремились покорять заморские страны». Так было положено начало Империи.
   В той же книге Рэли писал: «Король Испании не обеднеет, если захватить у него в Америке три-четыре города».
   — Не человек, а змея! Это мы ему попомним, — решили испанцы.
   Когда умерла Елизавета, на престол взошел Яков. Первым делом он приказал составить список своих врагов.
   — Почему этот Рэли стоит на четвертом месте? — удивился король. — Передвиньте на первое. И действуйте с ним по закону.
   По закону все и сделали: судили и приговорили ни за что к смертной казни.
   Но для начала его снова поместили в тюрьму.
   — Желаете перед смертью поразвлечься? — спросили тюремщики. — Вино к обеду? Колода карт? Гантели?
   — Чернильницу и пачку бумаги.
   В Тауэре он просидел тринадцать лет. За это время написал том «Всемирной истории», «Тактику ведения морского боя», книжку стихов. Попросил принести колбу с пробирками и изобрел способ опреснения морской воды. Потом вспомнил про Эль-Дорадо и стал забрасывать алчного Якова проектами, как добыть заморское золото.
   — Может и верно выпустим этого авантюриста, пусть поищет, — убеждали короля купцы и финансовые советники. — Казна пуста. Вот вот в трубу вылетим.
   И снова флот под командованием Рэли выходит из Плимута и берет курс на Ориноко. И снова испанские гарнизоны... Грохот пушек и мушкетов переполошил тропический лес. А затем победители неделями бродят по лесу, роются в речном песке, пытают индейцев, стараясь узнать у них: «Где же все-таки живет этот Эль-Дорадо? Где же города с золотыми улицами?».
   Ничего не найдя, флотилия отправляется в обратный путь.
   Не успели корабли пройти и половину океана, как испанский посол в Лондоне прибежал к Якову с жалобой:
   — Войны между нами нет, а ваш Рэли разгромил крепость, сжег город, убил наших солдат. Мой король требует примерно наказать этого безбожника.
   — Передайте вашему сюзерену, мы согласны.
   Едва флагманский корабль пришвартовался к берегу, Рэли в наручниках свели на набережную и отвезли в такую знакомую ему тюрьму.
   — Какое бы ему придумать наказание? — мучился Яков.
   — А не надо и придумывать, — выручили подхалимы. — Не утруждайте головку, суд то ведь уже был и наказание известно!
   В холодный дождливый день 29 октября 1618 года на эшафот, установленный на одной из лондонских площадей, вместе с палачем, который нес топор, взошел моряк в дорогом капитанском мундире. В зубах у него была зажженная трубка.
   — Острое снадобье! — пробормотал он, потрогав пальцем лезвие топора. — Все лечит.
   Когда его голова отделилась от туловища, трубка упала и разбилась. Теперь этим осколкам нет цены. Увидев такой осколок, коллекционер трубок, сукин сын, аж дрожит.
   Да, прихотлива людская слава.

40. ЦАРИЦА ТАМАРА

   Грузинская царица Тамара вела скромный образ жизни, принимала послов и по мере возможности поддерживала народные промыслы.
   Однако кое-кому это не нравилось. Недовольные придворные собрались и стали думать, чем бы насолить царице.
   — Давайте подпилим ось у коляски, в которой ездит турецкий посол, — предложил один. — Ось сломается, будет а-агромный скандал.
   — Замнут, — возразил второй. — Лучше давайте выбросим на рынок иранские ковры. Всем ее промыслам каюк.
   — За коврами надо ехать, — сказал третий, — получше есть идейка: пришьем-ка ей аморалку!
   И он предложил пустить слух, будто царица заманивает в свой загородный замок путников, ночью ласкает, а утром слуги их убивают и выбрасывают тела в реку.
   — К этому делу печать привлечь, средства массовой информации, оплюют — не отмоешься!
   Так и сделали. Никому теперь ничего не докажешь.

41. КОЛУМБ

   История географических открытий полна загадок. До сих пор спорят — кто открыл Америку?
   Колумб, собираясь в первое плавание, собрал много свидетельств того, что за океаном лежит большая земля. Туда уже плавали викинги, несколько раз течение приносило из-за океана брошенные лодки, а однажды — даже кожаное суденышко, в котором скорчились четыре диковинных мертвеца с красной кожей.
   Но просто так открывать новые земли ему бы никто не разрешил, не дали бы кораблей. Послали открывать богатую золотом Индию.
   После того, как корабли достигли Гаити и Кубы, Колумб велел построить команду.
   Матросов построили.
   — Сейчас каждому из вас будет дано по листу бумаги, перу и склянке чернил, — сказал великий мореплаватель. — Каждый напишет: "Пусть у меня вырвут язык, если земля, открытая нами, не Индия!. Ясно? Разойдись!..
   Матросы разошлись и долго бродили по палубе с листами, перьями и склянками.
   — Чего они ждут? — удивился Колумб. — Или они хотят, чтобы им вырвали языки?
   — Они неграмотные, — вздохнув, ответили капитаны.
   Колумб глубоко задумался. Есть предположение, что он уже и сам сообразил: открытая им земля никакая не Индия. Но отступать было поздно.
   Что касается матросов, то они, отдав склянки и перья, гуторили в тот вечер между собой:
   — Ишь ты какой — угрожает! Конечно, это Новый Свет. Дурак не видит.
   Ничего, отольются тебе наши слезы. Эти великие открытия всем боком выходят.
   Они оказались правы. Новый материк назвали не Колумбией, а Америкой, самого капитана заковали в цепи и так привезли в Испанию, во время одного из плаваний год продержали без помощи на заброшенном острове среди враждебных индейцев и взбунтовавшейся команды.
   Минули столетия. На американском берегу находят в земле то кувшин с древнеримскими монетами, то рунические надписи, то черепки от горшков, которые брали с собой в плавания японские парусные мореплаватели.
   Так кто же открыл?
   — Эти цепи моя награда, — сказал как-то Колумб.
   На весах истории перевесили именно они. Америку открыл Колумб.

42. КРЯКУТНЫЙ

   Во время царя Алексея Михайловича дьяк Крякутный, произведя сложнейшие расчеты и добыв водород, наполнил им пузырь и взлетел с его помощью выше городской колокольни.
   О полете было велено составить царю отписку.
   — С чем был пузырь? — спросил писец, составлявший документ.
   — Говорят, с водородом с каким-то.
   «Экак хватил, водород-то еще не открыт», — подумал писец и написал «с дымом».
   На приеме у царя Крякутный, понимая цену изобретения, держался с достоинством.
   — Значит, на пузыре с дымом летал? — спросил его царь.
   — С водородом.
   — Я и говорю — с водородом. Экой молодец — дым запряг!
   На смертном одре дьяк посинелыми губами шепнул:
   — Про водород на памятнике не забудьте.
   — Не забудем, не забудем, — заверили его окружающие.
   И высекли на могильном камне: «Наполнил пузырь вонючим дымом и полетел».
   Не обгоняй прогресс...
   На Руси, надо сказать, изобретателям еще долго не везло.
   Столетие спустя императрица Елисавета пожелала иметь фарфор своего русского производства. Пригласили из-за границы мастера, но он запил.
   — Нужно верить в свой народ! — сказала императрица и назначила делать фарфор химика Виноградова.
   На всякий случай Виноградова посадили на цепь.
   Русский фарфор был изобретен.
   Когда немецкий посол поздравил императрицу с достижением, та указала на князя Черкасова, стоявшего праворучь.
   — Все он, — ласково сказала императрица, — он умная головушка.
   Идея посадить изобретателя на цепь принадлежала князю.

43. СТЕПАН РАЗИН

   Во время Персидского похода Степан Разин несколько раз удивил современников. После того, как разинцы обманом захватили и разграбили городок Фарабат, после набегов на далекие туркменские земли, рискнул Степан подойти под самый город ветров Баку. На острове Свиной раскинули лагерь — кругом вода, никто незамеченным не подойдет, еды навезли, воды в ручейках вдоволь.
   В июне подошел к острову флот Менды-хана, полтысячи плоскодонных лодок-сандалий.
   — Тьма! — забеспокоились казаки. — Ужас как их много. И идут как-то странно, словно одна за другую держится.
   А это Менды-хан, чтобы разинские струги ловчее в плен брать, сковал железными цепями сандалии. Плывут, словно сеть стальную тащат.
   Но Разин тоже был не дурак:
   — Стрелять в первую, в борт, да пониже!
   Ударила со струга пушка, ядро пробило борт, тонет первая сандалия, вторую за собой на цепи тащит. Эти две — третью...
   Еле унес ноги Менды-хан.
 
   — Уф! Кажись все, — атаман оттер со лба пот. — На Астрахань!
   Память народа прихотлива, на весах ее большое кажется легким, малое, легкое тянет сильно. Не остались в песнях-сказках туркменский поход, бои под Рештом и Свиным островом, остался пустяк — персидская княжна.
   — А что-то, соколы, я давно свою басурманку не вижу? Ту, что неделю назад мне приволокли. Неужели и ее?..
   — Был грех, атаман. Погорячились. Кто-то в воду метнул. Вино в голову ударило.
   — Жаль... Полоните новую. Да почернявее, погибче.
   Кинули за борт сотню, а в веках осталась одна. Да не просто осталась, знает народ — слаще той ночи ничего нет. «Целу ночь с ней провозжался...» И на Страшном суде тоненькая, в монистах перевесит все разрушенные крепости и потопленный флот.
   «Что ж вы, черти, приуныли?..»

44. ИВАН ГРОЗНЫЙ

   Решив создать крепкое централизованное государство, Иван IV начал с подбора кадров.
   Опричнина выдвинула Малюту Скуратова.
   — Головы им надо рубить, боярам, — изложил свою программу Малюта.
   Царь понял, что перед нем не человек, а клад.
   Стали рубить!
   — Учет-то ты ведешь? — спохватывался иногда Иван.
   — Веду! — твердо отвечал Скуратов.
   Государство крепло. Когда бояр стало мало, убили царевича и отравили царицу.
   В случайной стычке с ливонцами погиб Малюта.
   — А как у него все-таки было с учетом? — забеспокоился царь.
   Учета не оказалось.
   — Душегуб, кровопиец! Опозорил меня, колодник! — запричитал Иван и приказал восстановить по расспросам списки убиенных.
   Он понимал, что государство — это прежде всего учет.
   Еще Иван Грозный был новатором. Во время разгрома, который он учинил непокорному Новгороду, вместо «ручного усечения», как называли тогда отрубление головы, царь придумал казнь «без кровопролития». Женщин и детей бросали в Волхов, а затем шестами заталкивали под лед.
   Если на Западе вопрос о нежелательном наследнике часто решался с помощью кинжала, то Иван Васильевич своих незаконнорожденных детей душил лично.
   — Оно, может, и жалко мне их, — объяснял царь, если кто-нибудь из опричников по пьянке заводил разговор на эту деликатную тему, — да ты пойми, дурья голова, помру, сколько претендентов объявится? Поди разберись с ними. Охо-хо, и все самому делать надо, вам, обормотам, разве такое доверишь?
   Но самый крупный вклад он внес, несомненно в дело выбора невест. Был женат семь раз, да еще пытался в старости подъехать с предложением к английской королеве Елизавете.
   — Как есть пошлая девица, — жаловался потом царь послу Писемскому, — не хочет иностранка. Не личусь я ей. А раньше-то, бывало, как славно!
   Да, когда Иван был помоложе невесту ему выбирали по конкурсу. В одном случае ко двору свезли 1500 девок.
   — На вид-то они все ничего, да пощупать надо, чтобы тугая была, румяна тоже обман, — беспокоился царь. — Мне ведь не просто так для баловства, мне род надо продолжать.
   Пощупав и отмыв румяна выбрали Марфу Собакину. Та с испугу умерла. Пришлось проводить дополнительные два тура.
   Когда через 360 лет гроб Собакиной вскрыли, Марфа лежала не тронутая тлением. «Уж не подсыпали ли ей яду?» — задумались ученые.
   Это сейчас конкурсы красоты кончаются обмороками.

45. ТВОРЦЫ И ИЛЛЮСТРАТОРЫ

   Дон Мигель Сервантес де Сааведра, прежде чем приступить к написанию очередного романа, решил заручиться хорошим художником. Он обратился с письмом к Гюставу Доре.
   — Помилуйте, за честь почту! — откликнулся тот. — Всю жизнь мечтал сделать с вами книгу. Особенно о рыцарях. Знаете — шпоры там разные, арбалеты, наплечники...
   Через неделю он позвонил Сааведре.
   — Рисунки готовы, — сообщил маэстро, — можете смотреть. Учтите, издательство отпустило на книгу 20 печатных листов. Я занял рисунками 8. Так что укладывайтесь в 12.
   — Как готовы? — заметался писатель. — Я еще только текст вчерне набросал, Росинанта придумал, а вы уже...
   Но мастер оформления был неумолим.
   Телефон звонил каждый день.
   — В третьей главе убрал одну мельницу, — сообщал Доре. — В последней добавил виньетку. Начальную фразу книги сократите до 70 знаков.
   Сервантес жил на валидоле.
   — На форзаце нарисовал медный тазик, — информировал Гюстав. — Знаете такой — брить бороду? Введите в сюжет. И, вероятно, придется снять сцену со львами: клетка плохо смотрится.
   Над Севильей плача пролетали дикие гуси.
   Когда осел вез рукопись в типографию, дона Мигеля уже не было. Он умер, подогнув ноги. Дизайнер, который планировал ему склеп был тоже творцом — сделал могилу в виде буквы "Г".
   Говорят, что этот рассказ сплошной вымысел: Доре жил после Сервантеса триста лет спустя — но взаимоотношения оформителя и автора тут отражены правильно.
   Рассказ показался нам удобной ступенькой, чтобы незаметно перейти от мрачного средневековья к радостному и веселому Новому времени. Ведь то, что мы написали о Сервантесе и Доре сейчас происходит то и дело в литературе, театре, в музыке.
   — Передайте своему Баху, что пиччикато в его фуге я играть не буду. Может жаловаться куда угодно. Я слышу эту вещь по-своему, — говорит в телефонную трубку солист, поглаживая любимую скрипку.
   — Какое мне дело, что у Островского этот вьюноша на сцене в штанах? Штаны снять, артиста поставить спиной к публике, купчихе все время заходить со стороны кулисы и посматривать на его срам. Когда мы живем? Двадцатый век! Киношники что только уже не ухитрились показать, вчера на просмотре я у них соитие на мясорубке видел, а мы все плетемся в хвосте, — постановщик спектакля свирепеет.
   Век оформителей, исполнителей и интерпретаторов...
   Ночью придите на кладбище, прислушайтесь. Стон и хруст. Это переворачиваются в гробах авторы пьес, романов и симфоний.
   Наступило новое время.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
НОВОЕ ВРЕМЯ

46. ПЕТР I, ЕГО ЖЕНА АВДОТЬЯ И СЫН АЛЕКСЕЙ

   Авдотья Лопухина была первой женой Петра. Когда ее выдали замуж ей не было и шестнадцати. Через два года царь решил, что жена уже стара.
   — Государству нужна молодая кровь, — объяснил он приближенным и сблизился с Анной Монс, которая была года на три старше. Не в трех дело. Авдотью заточили в монастырь.
   По келье, где сидела царственная монахиня шныряли крысы, от каменных стен леденела простыня. Караульный офицер Глебов поднес царице меховую полость.
   Авдотья влюбилась.
   «Лапушка мой, когда дождусь я тебя?» — писала она в письмах Глебову. Аккуратный офицер на каждом письме ставил пометку: «От царицы Авдотьи».
   Как-то среди пиров и военных кампаний Петр вспомнил о заточенной супруге.
   Посланные лазутчики раздобыли письма.
   Царицу били батогами, а Глебова, переломав ему кости, посадили на кол. Стояла зима и казнимого, чтобы не замерз, одели в козий тулуп.
   Анна Монс тоже сошла, на горизонте маячила Анна Скваронская, государству по-прежнему надобилась молодая горячая кровь...
   Надо сказать, что с родственниками Петру вообще не везло.
   Например, сын Алексей долго жил в Италии.
   — Обленится, растеряет деловые качества, — беспокоился государь. И тут были посланы лазутчики и те обманом привезли царевича с женой в Россию.
   — Как-то неладно получилось, — сообразил отец, — собственное дитя аки татя в повозке через всю Европу приволокли. Надо ему для порядка обвинение какое-нибудь выставить, что ли. Под стражей подержать.
   Царевичу предъявили обвинение в государственной измене и казнили.
   — Ведь вот какая петрушка получается! — удивился император. — Стоит замахнуться... Охо-хо! Что там у нас на очереди?
   На очереди была война со шведами, поход на Хиву, открытие пролива между Азией и Америкой, бритье бород и введение декольте у дам.
   Разве тут до своих детей!

47. МАДАМ ДЕ ПОМПАДУР

   Однажды мадам де Помпадур прибежала к своему Людовику и потребовала, чтобы он казнил кавалера д'Аронвиль.
   — Но у меня есть более важные дела! — запротестовал король.
   Мадам была непреклонна.
   — Хорошо, я займусь его проступком потом.
   — Немедленно. Сию же минуту!
   — Ну, ладно. Он что — виноват в государственной измене?
   — Нет.
   — Гугенот? Враг церкви?
   — Не скажу.
   — Гм, но не могу же я казнить подданного, не зная, в чем его вина, — усомнился король. — Может быть, крошка шепнет мне на ушко, чем так рассердил ее этот мужлан?
   Мадам зарделась и шепнула.
   — А-а, это совсем другое дело! — сказал король. — Надо же... А ведь такой ладный, крепкий на вид.
   Кавалеру отрубили голову. В те годы от лиц приближенных к престолу требовалось качеств больше чем, теперь. И спрашивали с них жестче.

48. НЬЮТОН

   У великого математика Ньютона была бездна достоинств.
   Во-первых он оригинально мыслил. Когда его кошка родила двух котят, он приказал прорезать в двери рядом с дыркой, через которую ходила мать, еще две дырки поменьше.
   — Им хватит одной, старой! — сказала служанка.
   — Во всем должен быть порядок и ясность, — объяснил он ей. — И во Вселенной и в доме.
   Для того, чтобы вывести закон всемирного тяготения работал почти десять лет.
   Когда на Ученом совете доложил суть открытия, председательствующий спросил:
   — Какие будут вопросы к докладчику?
   Встал один нахальный академик и сказал:
   — И это называется закон? Земля тянет вниз, все на нее и валится. Дураку ясно... Вы долго над ним работали?
   Ньютону стало неудобно: отвлекаешь внимание занятых людей какими-то пустяками.
   — Да нет, — смущаясь, ответил он, — ерунду, самую малость. Сидел однажды в саду, вдруг вижу — яблоко с дерева — бряк! Тут всякий бы сообразил.
   Такой ответ очень понравился и Ньютону не набросали черных шаров.
   Так же тихо, скромно он понаделал столько открытий и вывел столько законов природы, что правительство ахнуло, ему дали дворянство и избрали в палату лордов.
   Среди баронетов и герцогов он несколько лет просидел молча и вдруг однажды попросил слова.
   Лорды заволновались, некоторые даже привстали со своих мест. Пресса, если она была в то время в этом месте, заточила перья. Ну вот, сейчас он скажет такое!..
   — Закройте, пожалуйста, форточку, тут очень дует! — сказал ученый.
   Вся Англия взвыла от восторга.

49. ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО

   Человечество давно интересовал вопрос: «Совместимы ли гений и злодейство?» Может ли преступник создавать прекрасное?
   Первыми на практике это проверили чиновники персидского царя Дария.
   — Наскальный рельеф в честь вашего триумфа? Чтобы в пол горы и ни снизу ни сверху вражьей руке не дотянуться? Будет сделано... А ну, пригнать сюда полторы тыщи преступников. Каждого привязать на веревку, спустите со скалы. Пускай висят и высекают. Как свое отваял, веревку обрезать, пускай летит вниз. На одних харчах сколько сэкономим!
   Рельеф, гигантский, поражающий воображение изваяли. Правда, тут трудно понять, кто были преступниками, да и имя автора затерялось.
   В более близкие к нам времена вклад в решение этого вопроса попытался вложить римский император Август. При его дворе мотался поэт Публий Овидий Назон. Это был безусловно выдающийся поэт, но черт его тянул за язык и помимо классических сюжетов он изредка задевал злободневные темы. Так однажды возьми и напиши:
   — Жестокая мачеха готовит смертельный яд...
   И — бац! — умирают сразу все законные наследники Августа. Остается одна бездетная жена императора. Молва утверждает...
   Тут, конечно, поднимается шум. Жена кричит: «Я так это не оставлю! Это что за намеки?» Август говорит: «Опять этот поэтишка! Прямой какой-то государственный преступник. Сошлем-ка его подальше к диким готам. Посмотрим, сможет ли он там писать свои коварные стихи?»
   И грузят поэта на корабль и увозят к чертовой матери на самый край римской земли. И там поэт бродит среди черноморских ковылей и овец, бормочет свои чудесные гекзаметры и умирает.
   Однако, тут мы должны признаться, что эксперимент поставленный императором тоже не был чистым: какой же Овидий законченный преступник?
   Тут нам на помощь приходят почти что наши современники — музыкальные критики, которые жили в одно время с композиторами Моцартом и Сальери.
   «Итак, приступим, — решили они. — Ну с Моцартом все ясно, а вот Сальери: сможет ли он сочинять музыку, если заставить его совершить преступление? Сможет ли он, подлая душа, создавать после этого прекрасные симфонии?»
   И они покупают в аптеке яд и подсовывают этот яд Сальери.
   — Вы только подумайте, — нашептывают они, — ваш друг Моцарт совсем обнаглел — тридцать вторую симфонию валяет. С пяти лет гаденыш сочиняет. Сколько можно? А такие как Вы — в тени. Вот вам пакетик, щепоточку в рюмку и порядок.
   Далее мнения историков расходятся, но по нашему глубокому убеждению Сальери, хотя и завидовал Моцарту и писал не в пример хуже, от такого гнусного предложения наотрез отказался.
   — Ну, надо же! Тема горит, — долго сокрушались музыкальные специалисты. — Прямо хоть обоих трави.
   На их счастье Моцарт простудился и умер.
   И вот тогда они не растерялись: быстренько распространили слух — Моцарт отравлен. Кем? Сальери. И сразу же их научная тема приобрела результат и законченную форму: «Гений и злодейство несовместимы».
   Между прочим, музыковеды яд в аптеку так и не вернули.

50. ГАВРИЛА ДЕРЖАВИН

   Под хорошее настроение и начитавшись Дидерота, императрица Екатерина велела привести ей поэта. Томила мысль иметь собственного Лафонтена.
   Привели Гаврилу Державина.
   — Говорят, ты, сударь, зело в версификациях искусен? — милостиво спросила императрица.
   Гаврила поклонился.
   — Ну, почитай, а мы послушаем.
   — Дней бык пег, медленна лет арба, — начал было поэт.
   Лицо самодержицы потеряло плезир.
   — Мой стих трудом громаду лет прорвет, — стал читать Гаврила другое.
   — Их кант нихт ферштеен! И это стихи? — прервала его императрица по-немецки. — Придется тебе, голубчик, ехать обратно в свои Петушки.
   Поэт понял: карьера трещит по швам.
   — Богоподобная царица киргиз-кайсацкая орда... — начал он, заикаясь.
   Самодержица расцвела.
   — Вот это другое дело! — сказала она. — Граф Панин, определите его ко двору, да припишите деревеньку душ двести.
   «Талантлив, шельмец, — подумал граф, затачивая гусиное перо. — Глядишь, и лучшим, талантливейшим поэтом эпохи станет!»

51. МАРАТ И ВЕЛИКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

   Великая Французская революция, как всякая революция, была торжеством Разума и Нравственности.
   Для начала вожди революции решили противопоставить разум католическому мракобесию. Для этого артистку Терезу Обри нарядили в белую хламиду, надели ей на голову красную шапочку, а в руки дали копье.
   Под радостные клики народа Богиню Разума сперва провели под сводами Собора Парижской богоматери, а затем провезли под звуки пушечных салютов в Конвент. Там депутаты, стоя, приветствовали небожительницу.
   — Ну, вот, Богиня ушла, теперь примем несколько очередных решений, — сказали депутаты, рассаживаясь по местам. — Главное — как пополнить казну. Разумно отобрать у церкви имущество. Священников, не подчиняющихся этому решению обезглавливать. Соборы? Соборы изъять... Сколько будет новых складов, тюрем, конюшень!
   В конвент Богиню Разума привел прокурор Шометт. Теперь именно он кинулся исполнять решение конвента.