Страница:
— Ах! Сандокан! — воскликнул Янес укоризненным тоном.
— Не осуждай меня, друг! Если бы ты знал, что я испытываю здесь, в моем сердце. Я думал, оно из железа, но я ошибался. Я люблю эту женщину. И люблю ее так, что, если бы она сейчас появилась передо мной и велела мне бросить все, отказаться от всего, даже стать англичанином… я, Тигр Малайзии, который поклялся в вечной ненависти к англичанам, сделал бы это без колебания!.. В моих жилах неукротимый огонь, который сжигает мою плоть; мне кажется, что я все время в бреду, что в сердце у меня вулкан; мне кажется, я стал безумным, Янес!.. С того самого дня, как я увидел Марианну, я нахожусь в таком состоянии. Ее образ всегда перед моим взором — куда не обращаю взгляд, я вижу только ее, только эту ее сверкающую красоту, которая сжигает меня, истощает!..
Пират резко встал, с перекошенным лицом и судорожно сжатыми зубами. Несколько раз он прошелся из угла в угол, будто хотел отогнать это видение, которое преследовало его, потом остановился перед Янесом, вопрошая его взглядом, но сам оставаясь нем.
— Ты в это не веришь, — снова начал Сандокан, видя, что португалец молчит, — но я отчаянно боролся, прежде чем дать победить себя этой страсти. Но ни железная воля Тигра Малайзии, ни моя ненависть ко всему английскому не могли остановить ее. Сколько раз я пытался разорвать эти цепи! Сколько раз я пытался бежать. Но все напрасно — я должен был уступить, Янес. Я разрываюсь между моим Момпрачемом, моими пиратами, моими верными кораблями и этим ангельским созданием со светлыми волосами и голубыми глазами. Ах! Я чувствую, что Тигр Малайзии погиб во мне навсегда…
— Тогда забудь ее! — сказал Янес, качая головой.
— Забыть ее!.. Это невозможно, Янес, невозможно!.. Я чувствую, что не смогу никогда разорвать эти нежные цепи, которыми она сковала мое сердце. Ни сражения, ни треволнения пиратской жизни, ни любовь моих людей, ни самые ужасные схватки, ни самая страшная месть не способны заставить меня забыть эту девушку. Ее образ всегда передо мной, и оттого угасают во мне моя энергия и мое мужество. Нет, нет, я не забуду ее никогда! Она будет моей женой, пусть это стоит мне моего имени, моего острова, моей власти, всего, всего!..
Он снова остановился и взглянул на Янеса, который продолжал молчать.
— Ну так что, брат? — тихо спросил он. — Что ты мне посоветуешь? Что ты скажешь теперь, когда я все открыл тебе?
— Забудь эту женщину, я тебе уже сказал.
— Не могу.
— А ты подумал о последствиях этой безрассудной любви? Что скажут твои люди, когда узнают, что Тигр влюбился? И что будешь делать ты с этой девушкой? Сделаешь ее своей женой? Забудь ее, Сандокан! Забудь навсегда, стань снова Тигром Малайзии!
Сандокан резко поднялся и, подойдя к двери, с яростью распахнул ее.
— Куда ты? — спросил Янес, вскакивая на ноги.
— Возвращаюсь на Лабуан, — ответил Сандокан. — Завтра ты скажешь моим людям, что я навсегда покинул Момпрачем, что ты теперь их новый глава. Они никогда больше не услышат обо мне; потому что я не вернусь в эти моря.
— Сандокан! — вскричал Янес, хватая его за руки. — Ты сошел с ума! Ты хочешь вернуться на Лабуан, один, когда у тебя есть корабли, есть пушки и преданные люди, готовые умереть за тебя или за женщину, которую ты любишь. Я просто хотел испытать тебя, хотел увидеть, возможно ли вырвать из твоего сердца страсть к этой женщине, которая принадлежит к той расе, которую ты всегда ненавидел…
— Нет, Янес, нет, эта женщина не англичанка. Она говорила мне о голубом море, еще прекраснее нашего, которое омывает ее далекую родину, о земле, покрытой цветами, у подножия дымящегося вулкана, о земном рае, где говорят на мелодичном языке, который не имеет ничего общего с английским.
— Не важно, англичанка она или нет. Если ты любишь ее так безумно, мы все поможем тебе сделать ее своей женой, лишь бы ты стал счастливым. Ты можешь быть Тигром Малайзии, даже женившись на девушке с золотыми волосами.
Сандокан бросился в объятия Янеса, и эти два человека долго стояли обнявшись.
— Скажи мне теперь, — сказал португалец, — что ты намереваешься делать?
— Вернуться как можно скорее на Лабуан и похитить Марианну.
— Ты прав. Узнав, что ты добрался до Момпрачема, лорд Джеймс может бежать из страха, что ты вернешься. Нужно действовать стремительно, или партия будет проиграна. Сейчас иди спать, а я пока все приготовлю. Завтра мы выйдем в море.
— До завтра, Янес.
— Прощай, брат, — ответил португалец и вышел, обняв его на прощание.
Оставшись один, Сандокан снова уселся за стол. Взволнованный этим разговором, он чувствовал необходимость оглушить себя, чтобы хоть на время успокоить сжигавшее его нетерпение. Он взял бутылку и принялся пить, опрокидывая в себя стакан за стаканом.
— Ах! — воскликнул он. — Если бы можно было заснуть и проснуться уже на Лабуане. Эта тревога и нетерпение убьют меня! Одна!.. Одна на Лабуане!.. И, может быть, пока я здесь, баронет ухаживает за ней, а лорд Джеймс готовится увезти ее в Англию.
Он встал во власти безумного приступа ярости и начал метаться по комнате, опрокидывая стулья, расшвыривая драгоценные вещи, лежавшие повсюду, потом остановился перед фисгармонией.
— Как я хотел бы услышать один из тех романсов, которые она пела, когда я, раненый, лежал в ее доме. Но это невозможно, я ничего не вспомню. Этот ее странный язык, непонятный, но прекрасный, который знала только она, Марианна!.. О как ты была прекрасна, Жемчужина Лабуана! Какое счастье быть рядом с тобой!..
Он пробежал пальцами по клавишам, извлекая дикие, стремительные звуки, производившие странное впечатление: в них слышались и шум бури, и жалобы умирающего человека.
Он со стуком захлопнул крышку фисгармонии и вернулся к столу.
— Ах! Я вижу на дне ее глаза! — простонал он, держа в руке полный стакан. — Всегда ее лицо, ее глаза, всегда передо мной только она, Жемчужина Лабуана!
Он выпил залпом, потом снова наполнил стакан и вновь заглянул в него.
— Пятна крови! — воскликнул он. — Кто налил кровь в мой стакан?.. А-а, не все ли равно, — тряхнул он головой. — Кровь или вино, пей, Тигр Малайзии, в опьянении счастье!
Он поднялся, но тут же упал на стул, обводя комнату мутным взглядом. Он видел на стенах какие-то тени, какие-то призраки скользили перед глазами. Они гримасничали, они грозили ему, размахивая окровавленными саблями. Одна из этих теней показалась ему знакомой. Это был баронет Вильям, его соперник на охоте, которого теперь, сжигаемый тревогой и ревностью, он уже готов был считать соперником в любви.
— Я вижу тебя, вижу, проклятый англичанин, — завопил он, хватая саблю. — И горе тебе, когда я схвачу тебя! Ты хочешь украсть у меня Марианну, я читаю это в твоих глазах. Но я приду и уничтожу тебя! Я уничтожу всех, я залью потоками крови Лабуан, если хоть волос упадет с ее головы. Ах, ты смеешься!..
Он был уже в крайней степени опьянения и чувствовал в себе яростное, страстное желание все уничтожить, все опрокинуть.
Собрав все силы, он вскочил и бросился к стене, нанося по этим теням страшные удары саблей, рубя ковры, разбивая бутылки, разнося в щепы стол и шкафы, сбрасывая вазы, из которых потоком сыпались жемчуг и золото, пока, обессилев, не упал среди этого разгрома, охваченный мертвым сном.
Глава 15
Глава 16
— Не осуждай меня, друг! Если бы ты знал, что я испытываю здесь, в моем сердце. Я думал, оно из железа, но я ошибался. Я люблю эту женщину. И люблю ее так, что, если бы она сейчас появилась передо мной и велела мне бросить все, отказаться от всего, даже стать англичанином… я, Тигр Малайзии, который поклялся в вечной ненависти к англичанам, сделал бы это без колебания!.. В моих жилах неукротимый огонь, который сжигает мою плоть; мне кажется, что я все время в бреду, что в сердце у меня вулкан; мне кажется, я стал безумным, Янес!.. С того самого дня, как я увидел Марианну, я нахожусь в таком состоянии. Ее образ всегда перед моим взором — куда не обращаю взгляд, я вижу только ее, только эту ее сверкающую красоту, которая сжигает меня, истощает!..
Пират резко встал, с перекошенным лицом и судорожно сжатыми зубами. Несколько раз он прошелся из угла в угол, будто хотел отогнать это видение, которое преследовало его, потом остановился перед Янесом, вопрошая его взглядом, но сам оставаясь нем.
— Ты в это не веришь, — снова начал Сандокан, видя, что португалец молчит, — но я отчаянно боролся, прежде чем дать победить себя этой страсти. Но ни железная воля Тигра Малайзии, ни моя ненависть ко всему английскому не могли остановить ее. Сколько раз я пытался разорвать эти цепи! Сколько раз я пытался бежать. Но все напрасно — я должен был уступить, Янес. Я разрываюсь между моим Момпрачемом, моими пиратами, моими верными кораблями и этим ангельским созданием со светлыми волосами и голубыми глазами. Ах! Я чувствую, что Тигр Малайзии погиб во мне навсегда…
— Тогда забудь ее! — сказал Янес, качая головой.
— Забыть ее!.. Это невозможно, Янес, невозможно!.. Я чувствую, что не смогу никогда разорвать эти нежные цепи, которыми она сковала мое сердце. Ни сражения, ни треволнения пиратской жизни, ни любовь моих людей, ни самые ужасные схватки, ни самая страшная месть не способны заставить меня забыть эту девушку. Ее образ всегда передо мной, и оттого угасают во мне моя энергия и мое мужество. Нет, нет, я не забуду ее никогда! Она будет моей женой, пусть это стоит мне моего имени, моего острова, моей власти, всего, всего!..
Он снова остановился и взглянул на Янеса, который продолжал молчать.
— Ну так что, брат? — тихо спросил он. — Что ты мне посоветуешь? Что ты скажешь теперь, когда я все открыл тебе?
— Забудь эту женщину, я тебе уже сказал.
— Не могу.
— А ты подумал о последствиях этой безрассудной любви? Что скажут твои люди, когда узнают, что Тигр влюбился? И что будешь делать ты с этой девушкой? Сделаешь ее своей женой? Забудь ее, Сандокан! Забудь навсегда, стань снова Тигром Малайзии!
Сандокан резко поднялся и, подойдя к двери, с яростью распахнул ее.
— Куда ты? — спросил Янес, вскакивая на ноги.
— Возвращаюсь на Лабуан, — ответил Сандокан. — Завтра ты скажешь моим людям, что я навсегда покинул Момпрачем, что ты теперь их новый глава. Они никогда больше не услышат обо мне; потому что я не вернусь в эти моря.
— Сандокан! — вскричал Янес, хватая его за руки. — Ты сошел с ума! Ты хочешь вернуться на Лабуан, один, когда у тебя есть корабли, есть пушки и преданные люди, готовые умереть за тебя или за женщину, которую ты любишь. Я просто хотел испытать тебя, хотел увидеть, возможно ли вырвать из твоего сердца страсть к этой женщине, которая принадлежит к той расе, которую ты всегда ненавидел…
— Нет, Янес, нет, эта женщина не англичанка. Она говорила мне о голубом море, еще прекраснее нашего, которое омывает ее далекую родину, о земле, покрытой цветами, у подножия дымящегося вулкана, о земном рае, где говорят на мелодичном языке, который не имеет ничего общего с английским.
— Не важно, англичанка она или нет. Если ты любишь ее так безумно, мы все поможем тебе сделать ее своей женой, лишь бы ты стал счастливым. Ты можешь быть Тигром Малайзии, даже женившись на девушке с золотыми волосами.
Сандокан бросился в объятия Янеса, и эти два человека долго стояли обнявшись.
— Скажи мне теперь, — сказал португалец, — что ты намереваешься делать?
— Вернуться как можно скорее на Лабуан и похитить Марианну.
— Ты прав. Узнав, что ты добрался до Момпрачема, лорд Джеймс может бежать из страха, что ты вернешься. Нужно действовать стремительно, или партия будет проиграна. Сейчас иди спать, а я пока все приготовлю. Завтра мы выйдем в море.
— До завтра, Янес.
— Прощай, брат, — ответил португалец и вышел, обняв его на прощание.
Оставшись один, Сандокан снова уселся за стол. Взволнованный этим разговором, он чувствовал необходимость оглушить себя, чтобы хоть на время успокоить сжигавшее его нетерпение. Он взял бутылку и принялся пить, опрокидывая в себя стакан за стаканом.
— Ах! — воскликнул он. — Если бы можно было заснуть и проснуться уже на Лабуане. Эта тревога и нетерпение убьют меня! Одна!.. Одна на Лабуане!.. И, может быть, пока я здесь, баронет ухаживает за ней, а лорд Джеймс готовится увезти ее в Англию.
Он встал во власти безумного приступа ярости и начал метаться по комнате, опрокидывая стулья, расшвыривая драгоценные вещи, лежавшие повсюду, потом остановился перед фисгармонией.
— Как я хотел бы услышать один из тех романсов, которые она пела, когда я, раненый, лежал в ее доме. Но это невозможно, я ничего не вспомню. Этот ее странный язык, непонятный, но прекрасный, который знала только она, Марианна!.. О как ты была прекрасна, Жемчужина Лабуана! Какое счастье быть рядом с тобой!..
Он пробежал пальцами по клавишам, извлекая дикие, стремительные звуки, производившие странное впечатление: в них слышались и шум бури, и жалобы умирающего человека.
Он со стуком захлопнул крышку фисгармонии и вернулся к столу.
— Ах! Я вижу на дне ее глаза! — простонал он, держа в руке полный стакан. — Всегда ее лицо, ее глаза, всегда передо мной только она, Жемчужина Лабуана!
Он выпил залпом, потом снова наполнил стакан и вновь заглянул в него.
— Пятна крови! — воскликнул он. — Кто налил кровь в мой стакан?.. А-а, не все ли равно, — тряхнул он головой. — Кровь или вино, пей, Тигр Малайзии, в опьянении счастье!
Он поднялся, но тут же упал на стул, обводя комнату мутным взглядом. Он видел на стенах какие-то тени, какие-то призраки скользили перед глазами. Они гримасничали, они грозили ему, размахивая окровавленными саблями. Одна из этих теней показалась ему знакомой. Это был баронет Вильям, его соперник на охоте, которого теперь, сжигаемый тревогой и ревностью, он уже готов был считать соперником в любви.
— Я вижу тебя, вижу, проклятый англичанин, — завопил он, хватая саблю. — И горе тебе, когда я схвачу тебя! Ты хочешь украсть у меня Марианну, я читаю это в твоих глазах. Но я приду и уничтожу тебя! Я уничтожу всех, я залью потоками крови Лабуан, если хоть волос упадет с ее головы. Ах, ты смеешься!..
Он был уже в крайней степени опьянения и чувствовал в себе яростное, страстное желание все уничтожить, все опрокинуть.
Собрав все силы, он вскочил и бросился к стене, нанося по этим теням страшные удары саблей, рубя ковры, разбивая бутылки, разнося в щепы стол и шкафы, сбрасывая вазы, из которых потоком сыпались жемчуг и золото, пока, обессилев, не упал среди этого разгрома, охваченный мертвым сном.
Глава 15
АНГЛИЙСКИЙ КАПРАЛ
Проснувшись, он обнаружил, что лежит на кушетке все в той же комнате. Но в ней уже было прибрано: осколки и щепки сметены, золото и жемчуг собраны в целые вазы, мебель поправлена кое-как и расставлена по местам. Только на коврах, развешанных по стенкам, еще виднелись следы его сабли.
Несколько раз он протер глаза, провел рукой по горящему лбу, как бы пытаясь вспомнить вчерашнее. И, вспомнив, покачал головой.
— До чего я дошел, — сказал он. — Я был пьян, как сапожник. И все-таки я чувствую себя лучше, чем трезвый, когда огонь снова жжет мое сердце и тревога снедает меня. Неужели я никогда не смогу потушить его? Неужели я не найду покоя?..
Он сорвал с себя форму сержанта Виллиса, надел новую одежду, сверкавшую золотом и жемчугом, надел на голову богатый тюрбан, украшенный сапфиром, засунул за пояс саблю и вышел.
Полной грудью он вдохнул морской воздух, который совершенно развеял последние пары опьянения, и посмотрел на солнце, стоявшее уже довольно высоко.
Широкий морской простор синел и искрился перед ним. Три праос с большими спущенными парусами стояли в бухте, готовые к плаванию. На берегу сновали пираты, занятые погрузкой и сборами. Янес деятельно распоряжался, расхаживая там среди них.
— Добрый друг, — прошептал Сандокан. — Пока я бредил и спал, он готовил мою экспедицию.
Он спустился по ступенькам и направился к пристани. Едва завидев его, пираты подняли громогласный вопль.
— Да здравствует Тигр! Да здравствует наш капитан! — кричали они.
Все эти люди, как будто охваченные внезапным безумием, беспорядочно устремились к нему, оглушив его криками радости, обнимая и тиская его. Старые пираты плакали от радости, что видят его живым, молодые ликовали, что вновь отправляются с ним в плавание.
Ни вздоха сожаления, ни жалобы не сорвалось с их губ, никого не испугала гибель двух кораблей и многих товарищей, павших под огнем англичан на Лабуане. Никто не винил в этом Сандокана. Все жаждали только отмщения.
— Мы жаждем крови! Тигр Малайзии! Отомстим за наших товарищей!.. Пошли на Лабуан и уничтожим врагов Момпрачема!
— Друзья, — сказал Сандокан звучным голосом, который завораживал своей убежденностью и силой. — Мы отомстим! Наши товарищи пали в схватке с врагом, гораздо более многочисленным и лучше вооруженным. Железные борта, паровая машина и пушки их крейсера помогли им взять верх. Но игра еще не окончена. Нет, мои тигрята, герои, которые пали у берегов проклятого острова, не останутся неотомщенными. Мы отправимся туда и отплатим кровью за кровь! Придет день, и ярость тигров Момпрачема выметет из наших морей леопардов Лабуана!
— На Лабуан! На Лабуан! — закричали пираты, исступленно потрясая оружием.
— Янес, у тебя все готово? — спросил Сандокан.
Но Янес, казалось, не слышал. Он поднялся на старый пушечный лафет и внимательно смотрел в сторону мыса, выдававшегося далеко в море.
— Что ты там ищешь, дружище? — спросил Сандокан.
— Я вижу верхушку мачты, — отвечал португалец.
— Одно из наших праос?
— Какое другое судно осмелится приблизиться к нашим берегам?
— А разве не все наши парусники в бухте?
— Все, кроме одного, судна Пичанга, которого я послал к Лабуану, чтобы искать тебя.
— Да, это его праос, — подтвердил один из старых пиратов. — Правда, я вижу только одну мачту.
— Похоже, на них напали, и они лишились одной из мачт, — подтвердил Сандокан. — Подождем. Может, он везет нам известия с Лабуана.
Все пираты поднялись на бастионы, чтобы лучше рассмотреть этот парусник, который медленно приближался к берегу.
Это действительно был праос Пичанга, который Янес три дня назад послал к Лабуану собрать известия о Тигре Малайзии и его храбрецах. Но в каком виде он возвращался! От фок-мачты оставался один обломок, грот-мачта едва держалась, поддерживаемая густой сетью снастей. Фальшбортов почти не было видно, а борта во многих местах были наспех заделаны досками.
— Им здорово досталось, — сказал Сандокан.
— Пичанг — храбрец и не боится нападать даже на большие корабли, — ответил Янес.
— О, мне кажется, он захватил пленника. Видишь красный мундир среди наших людей?
— Похоже, это английский солдат, привязанный к мачте, — кивнул Янес.
— Неужели они захватили его на Лабуане?
— Не выловили же они его в море.
— Ах!.. Если бы он мог сообщить мне новости о…
— О Марианне, не так ли, дружище?
— Да, — ответил Сандокан глухим голосом.
— Расспросим его.
Праос с помощью весел, поскольку ветер был слишком слаб, понемногу приближался. Его капитан, гигант-борнезиец, с оливковой кожей, что делало его похожим на гордую бронзовую статую, заметив Янеса и рядом с ним Сандокана, издал радостный крик.
— Хорошая добыча! — приветствуя их рукой, заорал он.
Пять минут спустя парусник вошел в маленькую бухту, бросив якорь в двадцати шагах от берега. Шлюпка была тут же спущена на воду; в ней поместились Пичанг, пленный солдат и четверо гребцов.
— Откуда ты? — спросил его Сандокан, едва тот сошел на берег.
— С восточных берегов Лабуана, мой капитан, — отвечал борнезиец. — Мы отправились туда с надеждой узнать о вас, и я счастлив, что нашел вас здесь в полном здравии.
— Кто этот англичанин?
— Капрал, капитан.
— Где вы его захватили?
— Вблизи Лабуана.
— Расскажи все подробно.
— Мы собирались прочесать берега, когда я увидел пирогу с этим человеком, выходящую из устья маленькой речки. Я тут же велел спустить шлюпку и с десятью людьми пустился в погоню, надеясь узнать сведения о вас. Схватить его было нетрудно, но, когда я хотел покинуть устье речки, мой путь уже был перекрыт канонеркой. Я решительно ввязался в бой. Это была жестокая схватка, капитан, но нам удалось прорваться.
— И этот солдат прибыл именно с Лабуана?
— Да, мой капитан.
— Спасибо, Пичанг. Веди его сюда.
Несчастный был уже высажен на берег и окружен пиратами, которые смеялись и издевались над ним. С него сорвали нашивки капрала и могли бы потрепать основательно, если бы Пичанг вовремя не явился за ним.
Это был белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, невысокий румяный, упитанный, точно поросенок. Было заметно, что он напуган всем происходящим, но ни одно слово не сорвалось с его губ.
Представ перед Сандоканом, он вымученно улыбнулся и сказал с дрожью в голосе:
— Тигр Малайзии?
— Ты знаешь меня? — спросил Сандокан.
— Да.
— Где ты меня видел?
— На вилле лорда Гвиллока.
— Удивлен, что видишь меня здесь?
— Да. Я думал, вы еще на Лабуане и скрываетесь от нас.
— Так ты тоже был среди тех, кто гонялся за мной?
Солдат не ответил. Опустив голову, он тихо сказал:
— Для меня все кончено, не так ли, господин пират?
— Это зависит от твоих ответов, — сказал Сандокан.
Англичанин побледнел, но, не сказав ни слова, только крепче сжал губы, как бы боясь, что с них сорвется хотя бы звук.
— Ну, где ты находился, когда я покинул виллу лорда?
— В лесу, — ответил солдат.
— Что ты делал?
— Ничего.
— Ты что, смеешься надо мной? На Лабуане не так много солдат, чтобы посылать их просто прогуливаться в лесу.
— Но…
— Говори, я хочу знать все.
— Я ничего не знаю.
— Ах так? Посмотрим.
Сандокан выхватил крисс и быстрым движением чиркнул им по горлу солдата, дав скатиться по нему капле крови.
Пленник не мог сдержать крика страха и боли.
— Говори, или я убью тебя, — холодно проговорил Сандокан, не отнимая крисс, кончик которого уже обагрился кровью.
Капрал еще немного поколебался, но, видя в глазах Тигра Малайзии твердую решимость, уступил.
— Хорошо! — сказал он упавшим голосом. — Я все скажу.
Сандокан сделал знак своим людям отойти, а сам уселся вместе с Янесом на пушечный лафет.
— Я тебя слушаю. Что ты делал в лесу?
— Следовал за баронетом Розенталем.
— Ах вот как!.. — воскликнул Сандокан, и мрачная молния сверкнула в его взоре. — Продолжай!
— Лорд Гвиллок узнал, что вы не малайский князь, и договорился с баронетом и комендантом Виктории устроить засаду. Было поднято по тревоге два взвода, и нас послали окружить виллу.
— Это я знаю. Что произошло потом, когда мне удалось прорвать ряды и укрыться в лесу?
— Когда баронет вошел на виллу, он нашел лорда Гвиллока раненым. У него была рана на ноге, нанесенная вами.
— Мной!.. — вскричал Сандокан.
— Может, случайно?
— Еще бы. Пожелай я убить его, никто бы мне не помешал. А леди Марианна?
— Она плакала. Казалось, что между этой леди и ее дядей произошла ужасная сцена. Лорд обвинял ее в том, что она помогла вам бежать… а она умоляла пощадить вас.
— Бедная девушка! — воскликнул Сандокан, в то время как волнение исказило его черты. — Ты слышишь, Янес?
— Продолжай, — сказал португалец солдату. — Но берегись: говори только правду. Ты останешься здесь до нашего возвращения с Лабуана. Если ты солгал — ты умрешь.
— Какой смысл мне обманывать? — отвечал капрал. — После бесплодной погони мы остались на вилле, чтобы защитить ее от возможного нападения пиратов. Ходили тревожные слухи. Говорили, что пираты уже высадились и что Тигр Малайзии скрывается в лесу, готовясь напасть на виллу и похитить девушку. Что случилось потом, я не знаю. Но слышал, что лорд Гвиллок хочет перебраться в Викторию под защиту ее фортов.
— А баронет Розенталь?
— Он скоро женится на леди Марианне.
— Что?!. — вскричал Сандокан, вскакивая на ноги.
— Я говорю, что он берет ее замуж.
— Ты хочешь обмануть меня?..
— Зачем? Я слышал, что свадьба состоится через месяц.
— Но леди Марианна ненавидит этого человека.
— Лорда Гвиллока это не волнует.
Сандокан закрыл глаза и невольно зашатался. Страшная судорога исказила его черты.
Он подошел к солдату и, пронзительно глядя на него, проговорил свистящим шепотом:
— Ты не лжешь? Это правда?
— Клянусь вам, — ответил напуганный солдат.
— Ты останешься здесь, а мы поплывем на Лабуан, — взяв себя в руки, сказал пират. — Если я вернусь сюда с победой, я дам тебе столько золота, сколько ты весишь.
Потом решительно повернулся к Янесу.
— Мы отправляемся немедленно!
— Я готов, — ответил португалец просто.
— У тебя все в порядке?
— Остается выбрать людей.
— Возьмем самых храбрых. Борьба будет нешуточной.
— Но нужно будет оставить здесь достаточно сил, чтобы защитить наш остров.
— Чего ты боишься, Янес?
— Англичане могут воспользоваться нашим отсутствием и кинуться на Момпрачем.
— Они не осмелятся.
— Я не уверен в этом. На Лабуане достаточно сил, Сандокан. Рано или поздно, но это случится.
— Они найдут нас готовыми к отпору. И посмотрим тогда, кто сильнее: тигры Момпрачема или леопарды Лабуана.
Сандокан собрал свои отряды, набранные из самых воинственных племен Борнео и островов Малайского моря, и выбрал из них девяносто человек. Это были самые крепкие, храбрые и отчаянные из пиратов, настоящие морские дьяволы, которые по одному знаку его, не колеблясь, готовы были ринуться на форты Виктории, этой цитадели Лабуана.
Потом он подозвал Джиро-Батола и сказал тем, кто оставался для защиты острова:
— Вот человек, сражавшийся доблестно, и единственный, кто остался в живых в нашей несчастной экспедиции на Лабуан. Во время моего отсутствия подчиняйтесь ему, как мне самому. А теперь выходим в море, Янес.
Несколько раз он протер глаза, провел рукой по горящему лбу, как бы пытаясь вспомнить вчерашнее. И, вспомнив, покачал головой.
— До чего я дошел, — сказал он. — Я был пьян, как сапожник. И все-таки я чувствую себя лучше, чем трезвый, когда огонь снова жжет мое сердце и тревога снедает меня. Неужели я никогда не смогу потушить его? Неужели я не найду покоя?..
Он сорвал с себя форму сержанта Виллиса, надел новую одежду, сверкавшую золотом и жемчугом, надел на голову богатый тюрбан, украшенный сапфиром, засунул за пояс саблю и вышел.
Полной грудью он вдохнул морской воздух, который совершенно развеял последние пары опьянения, и посмотрел на солнце, стоявшее уже довольно высоко.
Широкий морской простор синел и искрился перед ним. Три праос с большими спущенными парусами стояли в бухте, готовые к плаванию. На берегу сновали пираты, занятые погрузкой и сборами. Янес деятельно распоряжался, расхаживая там среди них.
— Добрый друг, — прошептал Сандокан. — Пока я бредил и спал, он готовил мою экспедицию.
Он спустился по ступенькам и направился к пристани. Едва завидев его, пираты подняли громогласный вопль.
— Да здравствует Тигр! Да здравствует наш капитан! — кричали они.
Все эти люди, как будто охваченные внезапным безумием, беспорядочно устремились к нему, оглушив его криками радости, обнимая и тиская его. Старые пираты плакали от радости, что видят его живым, молодые ликовали, что вновь отправляются с ним в плавание.
Ни вздоха сожаления, ни жалобы не сорвалось с их губ, никого не испугала гибель двух кораблей и многих товарищей, павших под огнем англичан на Лабуане. Никто не винил в этом Сандокана. Все жаждали только отмщения.
— Мы жаждем крови! Тигр Малайзии! Отомстим за наших товарищей!.. Пошли на Лабуан и уничтожим врагов Момпрачема!
— Друзья, — сказал Сандокан звучным голосом, который завораживал своей убежденностью и силой. — Мы отомстим! Наши товарищи пали в схватке с врагом, гораздо более многочисленным и лучше вооруженным. Железные борта, паровая машина и пушки их крейсера помогли им взять верх. Но игра еще не окончена. Нет, мои тигрята, герои, которые пали у берегов проклятого острова, не останутся неотомщенными. Мы отправимся туда и отплатим кровью за кровь! Придет день, и ярость тигров Момпрачема выметет из наших морей леопардов Лабуана!
— На Лабуан! На Лабуан! — закричали пираты, исступленно потрясая оружием.
— Янес, у тебя все готово? — спросил Сандокан.
Но Янес, казалось, не слышал. Он поднялся на старый пушечный лафет и внимательно смотрел в сторону мыса, выдававшегося далеко в море.
— Что ты там ищешь, дружище? — спросил Сандокан.
— Я вижу верхушку мачты, — отвечал португалец.
— Одно из наших праос?
— Какое другое судно осмелится приблизиться к нашим берегам?
— А разве не все наши парусники в бухте?
— Все, кроме одного, судна Пичанга, которого я послал к Лабуану, чтобы искать тебя.
— Да, это его праос, — подтвердил один из старых пиратов. — Правда, я вижу только одну мачту.
— Похоже, на них напали, и они лишились одной из мачт, — подтвердил Сандокан. — Подождем. Может, он везет нам известия с Лабуана.
Все пираты поднялись на бастионы, чтобы лучше рассмотреть этот парусник, который медленно приближался к берегу.
Это действительно был праос Пичанга, который Янес три дня назад послал к Лабуану собрать известия о Тигре Малайзии и его храбрецах. Но в каком виде он возвращался! От фок-мачты оставался один обломок, грот-мачта едва держалась, поддерживаемая густой сетью снастей. Фальшбортов почти не было видно, а борта во многих местах были наспех заделаны досками.
— Им здорово досталось, — сказал Сандокан.
— Пичанг — храбрец и не боится нападать даже на большие корабли, — ответил Янес.
— О, мне кажется, он захватил пленника. Видишь красный мундир среди наших людей?
— Похоже, это английский солдат, привязанный к мачте, — кивнул Янес.
— Неужели они захватили его на Лабуане?
— Не выловили же они его в море.
— Ах!.. Если бы он мог сообщить мне новости о…
— О Марианне, не так ли, дружище?
— Да, — ответил Сандокан глухим голосом.
— Расспросим его.
Праос с помощью весел, поскольку ветер был слишком слаб, понемногу приближался. Его капитан, гигант-борнезиец, с оливковой кожей, что делало его похожим на гордую бронзовую статую, заметив Янеса и рядом с ним Сандокана, издал радостный крик.
— Хорошая добыча! — приветствуя их рукой, заорал он.
Пять минут спустя парусник вошел в маленькую бухту, бросив якорь в двадцати шагах от берега. Шлюпка была тут же спущена на воду; в ней поместились Пичанг, пленный солдат и четверо гребцов.
— Откуда ты? — спросил его Сандокан, едва тот сошел на берег.
— С восточных берегов Лабуана, мой капитан, — отвечал борнезиец. — Мы отправились туда с надеждой узнать о вас, и я счастлив, что нашел вас здесь в полном здравии.
— Кто этот англичанин?
— Капрал, капитан.
— Где вы его захватили?
— Вблизи Лабуана.
— Расскажи все подробно.
— Мы собирались прочесать берега, когда я увидел пирогу с этим человеком, выходящую из устья маленькой речки. Я тут же велел спустить шлюпку и с десятью людьми пустился в погоню, надеясь узнать сведения о вас. Схватить его было нетрудно, но, когда я хотел покинуть устье речки, мой путь уже был перекрыт канонеркой. Я решительно ввязался в бой. Это была жестокая схватка, капитан, но нам удалось прорваться.
— И этот солдат прибыл именно с Лабуана?
— Да, мой капитан.
— Спасибо, Пичанг. Веди его сюда.
Несчастный был уже высажен на берег и окружен пиратами, которые смеялись и издевались над ним. С него сорвали нашивки капрала и могли бы потрепать основательно, если бы Пичанг вовремя не явился за ним.
Это был белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, невысокий румяный, упитанный, точно поросенок. Было заметно, что он напуган всем происходящим, но ни одно слово не сорвалось с его губ.
Представ перед Сандоканом, он вымученно улыбнулся и сказал с дрожью в голосе:
— Тигр Малайзии?
— Ты знаешь меня? — спросил Сандокан.
— Да.
— Где ты меня видел?
— На вилле лорда Гвиллока.
— Удивлен, что видишь меня здесь?
— Да. Я думал, вы еще на Лабуане и скрываетесь от нас.
— Так ты тоже был среди тех, кто гонялся за мной?
Солдат не ответил. Опустив голову, он тихо сказал:
— Для меня все кончено, не так ли, господин пират?
— Это зависит от твоих ответов, — сказал Сандокан.
Англичанин побледнел, но, не сказав ни слова, только крепче сжал губы, как бы боясь, что с них сорвется хотя бы звук.
— Ну, где ты находился, когда я покинул виллу лорда?
— В лесу, — ответил солдат.
— Что ты делал?
— Ничего.
— Ты что, смеешься надо мной? На Лабуане не так много солдат, чтобы посылать их просто прогуливаться в лесу.
— Но…
— Говори, я хочу знать все.
— Я ничего не знаю.
— Ах так? Посмотрим.
Сандокан выхватил крисс и быстрым движением чиркнул им по горлу солдата, дав скатиться по нему капле крови.
Пленник не мог сдержать крика страха и боли.
— Говори, или я убью тебя, — холодно проговорил Сандокан, не отнимая крисс, кончик которого уже обагрился кровью.
Капрал еще немного поколебался, но, видя в глазах Тигра Малайзии твердую решимость, уступил.
— Хорошо! — сказал он упавшим голосом. — Я все скажу.
Сандокан сделал знак своим людям отойти, а сам уселся вместе с Янесом на пушечный лафет.
— Я тебя слушаю. Что ты делал в лесу?
— Следовал за баронетом Розенталем.
— Ах вот как!.. — воскликнул Сандокан, и мрачная молния сверкнула в его взоре. — Продолжай!
— Лорд Гвиллок узнал, что вы не малайский князь, и договорился с баронетом и комендантом Виктории устроить засаду. Было поднято по тревоге два взвода, и нас послали окружить виллу.
— Это я знаю. Что произошло потом, когда мне удалось прорвать ряды и укрыться в лесу?
— Когда баронет вошел на виллу, он нашел лорда Гвиллока раненым. У него была рана на ноге, нанесенная вами.
— Мной!.. — вскричал Сандокан.
— Может, случайно?
— Еще бы. Пожелай я убить его, никто бы мне не помешал. А леди Марианна?
— Она плакала. Казалось, что между этой леди и ее дядей произошла ужасная сцена. Лорд обвинял ее в том, что она помогла вам бежать… а она умоляла пощадить вас.
— Бедная девушка! — воскликнул Сандокан, в то время как волнение исказило его черты. — Ты слышишь, Янес?
— Продолжай, — сказал португалец солдату. — Но берегись: говори только правду. Ты останешься здесь до нашего возвращения с Лабуана. Если ты солгал — ты умрешь.
— Какой смысл мне обманывать? — отвечал капрал. — После бесплодной погони мы остались на вилле, чтобы защитить ее от возможного нападения пиратов. Ходили тревожные слухи. Говорили, что пираты уже высадились и что Тигр Малайзии скрывается в лесу, готовясь напасть на виллу и похитить девушку. Что случилось потом, я не знаю. Но слышал, что лорд Гвиллок хочет перебраться в Викторию под защиту ее фортов.
— А баронет Розенталь?
— Он скоро женится на леди Марианне.
— Что?!. — вскричал Сандокан, вскакивая на ноги.
— Я говорю, что он берет ее замуж.
— Ты хочешь обмануть меня?..
— Зачем? Я слышал, что свадьба состоится через месяц.
— Но леди Марианна ненавидит этого человека.
— Лорда Гвиллока это не волнует.
Сандокан закрыл глаза и невольно зашатался. Страшная судорога исказила его черты.
Он подошел к солдату и, пронзительно глядя на него, проговорил свистящим шепотом:
— Ты не лжешь? Это правда?
— Клянусь вам, — ответил напуганный солдат.
— Ты останешься здесь, а мы поплывем на Лабуан, — взяв себя в руки, сказал пират. — Если я вернусь сюда с победой, я дам тебе столько золота, сколько ты весишь.
Потом решительно повернулся к Янесу.
— Мы отправляемся немедленно!
— Я готов, — ответил португалец просто.
— У тебя все в порядке?
— Остается выбрать людей.
— Возьмем самых храбрых. Борьба будет нешуточной.
— Но нужно будет оставить здесь достаточно сил, чтобы защитить наш остров.
— Чего ты боишься, Янес?
— Англичане могут воспользоваться нашим отсутствием и кинуться на Момпрачем.
— Они не осмелятся.
— Я не уверен в этом. На Лабуане достаточно сил, Сандокан. Рано или поздно, но это случится.
— Они найдут нас готовыми к отпору. И посмотрим тогда, кто сильнее: тигры Момпрачема или леопарды Лабуана.
Сандокан собрал свои отряды, набранные из самых воинственных племен Борнео и островов Малайского моря, и выбрал из них девяносто человек. Это были самые крепкие, храбрые и отчаянные из пиратов, настоящие морские дьяволы, которые по одному знаку его, не колеблясь, готовы были ринуться на форты Виктории, этой цитадели Лабуана.
Потом он подозвал Джиро-Батола и сказал тем, кто оставался для защиты острова:
— Вот человек, сражавшийся доблестно, и единственный, кто остался в живых в нашей несчастной экспедиции на Лабуан. Во время моего отсутствия подчиняйтесь ему, как мне самому. А теперь выходим в море, Янес.
Глава 16
ЭКСПЕДИЦИЯ ПРОТИВ ЛАБУАНА
Девяносто человек сели на праос; Янес и Сандокан заняли места на самом большом и прочном, несущем двойные пушки и полдюжины спигард. Кроме всего прочего, корпус этого корабля был обшит железом.
Якоря были подняты, паруса поставлены, и экспедиция вышла из бухты под прощальные крики пиратов, заполнивших берег и бастионы.
Небо было ясное, и море гладкое, как масло, однако на юге появилось несколько облачков того особенного цвета и странной формы, которые не предвещали ничего хорошего.
Сандокан, который не только был отличным навигатором, но и хорошо чувствовал погоду, ощутил перемены в атмосфере, но они пока что не беспокоили его.
— Если пушки не способны остановить меня, то не остановит и шторм. Я чувствую в себе столько сил, что могу бросить вызов и буре, — сказал он.
— Ты думаешь, будет шторм? — спросил его Янес.
— Да, но он не заставит меня вернуться назад. Он даже может оказаться нам на руку, поскольку при высадке у берега не будет сторожевых кораблей.
— А после высадки, что ты собираешься предпринять?
— Еще не знаю, но я чувствую себя способным на все. Я готов сражаться с целым полком, если он преградит нам дорогу.
— Если при высадке разгорится сражение, лорд не останется на своей вилле в лесу, а бежит в Викторию, под защиту фортов и кораблей. Разумнее было бы действовать с осторожностью, чтобы захватить там его врасплох.
— Ты думаешь, он сейчас не настороже? Он знает, что я пойду на все, и наверняка окружил свою виллу целым отрядом.
— Может быть, но тогда мы применим хитрость. Возможно, что-нибудь придет мне в голову к тому времени. Но скажи, друг мой, а позволит ли Марианна себя похитить?
— О да! Она мне поклялась в этом.
— И ты отвезешь ее на Момпрачем?
— Да.
— И, женившись на ней, ты будешь держать ее там?
— Я не знаю, Янес, — сказал Сандокан, глубоко вздохнув. — Я не смогу навсегда приковать ее к моему дикому острову, я не хочу, чтобы она жила среди моих тигрят, которые не умеют ничего другого, как стрелять из карабина и владеть абордажным топором. Я не хочу, чтобы перед ее глазами разыгрывались страшные зрелища, чтобы она видела кровь и резню, чтобы ее оглушали вопли сражающихся и пушечная пальба, я не могу подвергать ее постоянной опасности… Скажи мне, Янес, что сделал бы ты на моем месте?
— Но подумай, Сандокан, и о том, что станет с Момпрачемом без его Тигра Малайзии. С тобой он затмил бы Лабуан и все другие острова нашего моря, он заставил бы дрожать тех, кто истребил твою семью, кто угнетает твой народ. Есть тысячи малайцев, даяков, бугисов, которые только и ждут твоего клича, чтобы собраться под знамена Тигра Малайзии.
— Я думал обо всем этом, Янес.
— И что говорит твое сердце?
— Оно обливается кровью.
— И тем не менее ты готов уничтожить свое могущество ради этой женщины.
— Я люблю ее, Янес. Ах! Я бы не хотел быть больше Тигром Малайзии. — И пират в отчаянии сжал голову руками, точно хотел задушить те сомнения, которые терзали и мучили его мозг.
Тем временем три судна продолжали плыть к востоку, подгоняемые легким ветром, который к тому же частенько падал, значительно замедляя этим ход судов. Тщетно экипажи добавляли новые паруса, ставили кливера, чтобы набрать больше ветра, скорость хода все уменьшалась, в то время как все новые облака застилали горизонт.
Уже всем было понятно, что приближается шторм. И, действительно, к девяти часам вечера ветер начал дуть с такой силой, что волны запенились барашками и стали яростно биться о борта кораблей.
Но пираты приветствовали это радостным криком, нисколько не боясь урагана, который мог стать для них роковым. Только португалец немного беспокоился и предложил уменьшить по крайней мере площадь парусов, но Сандокан не согласился на это, торопясь побыстрее добраться до Лабуана, который ему, снедаемому тревогой и нетерпением, казался невыразимо далеким.
И на другой день море оставалось бурным. Длинные волны пересекали его широкое пространство и сталкивались, с ревом заставляя крениться и нырять носом пиратские суда. В небе клубились черные облака, ветер усиливал свои порывы.
Другой капитан, взглянув на это море и это небо, заторопился бы скорее к ближайшей бухте, но Сандокан, зная, что он уже всего в семидесяти или восьмидесяти милях от Лабуана, скорее согласился бы потерять свои корабли, чем задержаться где-нибудь и переждать бурю.
— Сандокан, — сказал Янес, беспокойство которого все нарастало, — смотри, как бы нам всем не оказаться за бортом и не нахлебаться воды.
— Ничего, — отвечал тот. — Наши суда очень прочные.
— Но надвигается настоящий ураган.
— Я не боюсь его, Янес. Мы успеем дойти до цели — Лабуан уже недалеко. Ты видишь остальные суда?
— Мне показалось, я видел одно к югу. Темнота такая, что не видно дальше ста метров.
— Если они и потеряют нас, то встретимся на Лабуане.
— Но они могут погибнуть, Сандокан.
— Я не отступлю, Янес!
— Будь осторожен, брат, — сказал тот, покачав головой.
В этот момент ослепительная молния разорвала темноту, осветив море до самого горизонта, и следом прокатился страшный гром.
Сандокан быстро пересек палубу и сам встал к штурвалу. Матросы по его приказу спешно укрепляли пушки и спингарды — оружие, которого они не хотели лишиться ни в коем случае, вытаскивали на палубу шлюпку, укрепляли снасти и паруса.
А ветер все усиливался, нарастая с каждой минутой. Праос, даже с уменьшенными парусами, несся со скоростью стрелы, не отклоняясь от своего прямого курса под железной рукой Сандокана.
Через полчаса шум ветра немного утих, прерываемый ревом моря и электрическими разрядами, но ближе к полуночи ураган разыгрался во всю мощь.
Все вокруг словно вздыбилось и встало вверх ногами. Облака стремительно неслись по небу, то поднимаясь высоко, то опускаясь так низко, что касались своими краями волн. Молнии вспыхивали одна за другой, а гром грохотал почти беспрерывно.
Праос, эту ореховую скорлупку, бросавшую вызов разъяренному морю, захлестывало волнами со всех сторон. Судно то отчаянно вздымалось на пенистых гребнях волн, то проваливалось в водяные пропасти, заставляя скрипеть мачты и опрокидывая людей.
Но Сандокан, несмотря на все это, не уступал и не сворачивал с курса, бросая безумный вызов стихии.
Поразительное зрелище представлял он собой, стоя у штурвала несущегося сквозь бурю корабля. Высокий, сильный, с пламенным взором и длинными волосами, развевающимися на ветру, неколебимо стоявший среди этих волн, со всех сторон обрушивающихся на него, он был все тем же Тигром Малайзии, бросавшим вызов уже не людям, своим врагам, а самой разъяренной стихии.
Якоря были подняты, паруса поставлены, и экспедиция вышла из бухты под прощальные крики пиратов, заполнивших берег и бастионы.
Небо было ясное, и море гладкое, как масло, однако на юге появилось несколько облачков того особенного цвета и странной формы, которые не предвещали ничего хорошего.
Сандокан, который не только был отличным навигатором, но и хорошо чувствовал погоду, ощутил перемены в атмосфере, но они пока что не беспокоили его.
— Если пушки не способны остановить меня, то не остановит и шторм. Я чувствую в себе столько сил, что могу бросить вызов и буре, — сказал он.
— Ты думаешь, будет шторм? — спросил его Янес.
— Да, но он не заставит меня вернуться назад. Он даже может оказаться нам на руку, поскольку при высадке у берега не будет сторожевых кораблей.
— А после высадки, что ты собираешься предпринять?
— Еще не знаю, но я чувствую себя способным на все. Я готов сражаться с целым полком, если он преградит нам дорогу.
— Если при высадке разгорится сражение, лорд не останется на своей вилле в лесу, а бежит в Викторию, под защиту фортов и кораблей. Разумнее было бы действовать с осторожностью, чтобы захватить там его врасплох.
— Ты думаешь, он сейчас не настороже? Он знает, что я пойду на все, и наверняка окружил свою виллу целым отрядом.
— Может быть, но тогда мы применим хитрость. Возможно, что-нибудь придет мне в голову к тому времени. Но скажи, друг мой, а позволит ли Марианна себя похитить?
— О да! Она мне поклялась в этом.
— И ты отвезешь ее на Момпрачем?
— Да.
— И, женившись на ней, ты будешь держать ее там?
— Я не знаю, Янес, — сказал Сандокан, глубоко вздохнув. — Я не смогу навсегда приковать ее к моему дикому острову, я не хочу, чтобы она жила среди моих тигрят, которые не умеют ничего другого, как стрелять из карабина и владеть абордажным топором. Я не хочу, чтобы перед ее глазами разыгрывались страшные зрелища, чтобы она видела кровь и резню, чтобы ее оглушали вопли сражающихся и пушечная пальба, я не могу подвергать ее постоянной опасности… Скажи мне, Янес, что сделал бы ты на моем месте?
— Но подумай, Сандокан, и о том, что станет с Момпрачемом без его Тигра Малайзии. С тобой он затмил бы Лабуан и все другие острова нашего моря, он заставил бы дрожать тех, кто истребил твою семью, кто угнетает твой народ. Есть тысячи малайцев, даяков, бугисов, которые только и ждут твоего клича, чтобы собраться под знамена Тигра Малайзии.
— Я думал обо всем этом, Янес.
— И что говорит твое сердце?
— Оно обливается кровью.
— И тем не менее ты готов уничтожить свое могущество ради этой женщины.
— Я люблю ее, Янес. Ах! Я бы не хотел быть больше Тигром Малайзии. — И пират в отчаянии сжал голову руками, точно хотел задушить те сомнения, которые терзали и мучили его мозг.
Тем временем три судна продолжали плыть к востоку, подгоняемые легким ветром, который к тому же частенько падал, значительно замедляя этим ход судов. Тщетно экипажи добавляли новые паруса, ставили кливера, чтобы набрать больше ветра, скорость хода все уменьшалась, в то время как все новые облака застилали горизонт.
Уже всем было понятно, что приближается шторм. И, действительно, к девяти часам вечера ветер начал дуть с такой силой, что волны запенились барашками и стали яростно биться о борта кораблей.
Но пираты приветствовали это радостным криком, нисколько не боясь урагана, который мог стать для них роковым. Только португалец немного беспокоился и предложил уменьшить по крайней мере площадь парусов, но Сандокан не согласился на это, торопясь побыстрее добраться до Лабуана, который ему, снедаемому тревогой и нетерпением, казался невыразимо далеким.
И на другой день море оставалось бурным. Длинные волны пересекали его широкое пространство и сталкивались, с ревом заставляя крениться и нырять носом пиратские суда. В небе клубились черные облака, ветер усиливал свои порывы.
Другой капитан, взглянув на это море и это небо, заторопился бы скорее к ближайшей бухте, но Сандокан, зная, что он уже всего в семидесяти или восьмидесяти милях от Лабуана, скорее согласился бы потерять свои корабли, чем задержаться где-нибудь и переждать бурю.
— Сандокан, — сказал Янес, беспокойство которого все нарастало, — смотри, как бы нам всем не оказаться за бортом и не нахлебаться воды.
— Ничего, — отвечал тот. — Наши суда очень прочные.
— Но надвигается настоящий ураган.
— Я не боюсь его, Янес. Мы успеем дойти до цели — Лабуан уже недалеко. Ты видишь остальные суда?
— Мне показалось, я видел одно к югу. Темнота такая, что не видно дальше ста метров.
— Если они и потеряют нас, то встретимся на Лабуане.
— Но они могут погибнуть, Сандокан.
— Я не отступлю, Янес!
— Будь осторожен, брат, — сказал тот, покачав головой.
В этот момент ослепительная молния разорвала темноту, осветив море до самого горизонта, и следом прокатился страшный гром.
Сандокан быстро пересек палубу и сам встал к штурвалу. Матросы по его приказу спешно укрепляли пушки и спингарды — оружие, которого они не хотели лишиться ни в коем случае, вытаскивали на палубу шлюпку, укрепляли снасти и паруса.
А ветер все усиливался, нарастая с каждой минутой. Праос, даже с уменьшенными парусами, несся со скоростью стрелы, не отклоняясь от своего прямого курса под железной рукой Сандокана.
Через полчаса шум ветра немного утих, прерываемый ревом моря и электрическими разрядами, но ближе к полуночи ураган разыгрался во всю мощь.
Все вокруг словно вздыбилось и встало вверх ногами. Облака стремительно неслись по небу, то поднимаясь высоко, то опускаясь так низко, что касались своими краями волн. Молнии вспыхивали одна за другой, а гром грохотал почти беспрерывно.
Праос, эту ореховую скорлупку, бросавшую вызов разъяренному морю, захлестывало волнами со всех сторон. Судно то отчаянно вздымалось на пенистых гребнях волн, то проваливалось в водяные пропасти, заставляя скрипеть мачты и опрокидывая людей.
Но Сандокан, несмотря на все это, не уступал и не сворачивал с курса, бросая безумный вызов стихии.
Поразительное зрелище представлял он собой, стоя у штурвала несущегося сквозь бурю корабля. Высокий, сильный, с пламенным взором и длинными волосами, развевающимися на ветру, неколебимо стоявший среди этих волн, со всех сторон обрушивающихся на него, он был все тем же Тигром Малайзии, бросавшим вызов уже не людям, своим врагам, а самой разъяренной стихии.