«Наверное, кто-то ошибся, – подумала она, возвращая трубку на место, и вдруг испуганно подскочила: – А если это
он?...»
Она села на кровати и, обхватив плечи руками, начала раскачиваться из стороны в сторону, безуспешно пытаясь унять волнение, и поэтому, когда неожиданно раздался звонок в дверь, она даже вздрогнула, не понимая, кто бы это мог быть, ведь она никого не ждала. У отца есть ключ, а посторонних охрана в подъезд не пустила бы без ее разрешения.
Не снимая с себя одеяла, Мария подошла к двери.
Тихо спросив: «Кто там?», она обессилено привалилась к косяку, услышав из-за двери голос Геннадия, которого она не только не хотела видеть, но и запретила себе вспоминать. Она никогда не спрашивала у отца о нем, хотя и понимала, что Николай Дмитриевич, по-прежнему общаясь с отцом Геннадия, наверняка в курсе, как сложилась судьба у его сына после их разрыва с Марией и расторжения практически несостоявшегося брака.
«Господи, только не сейчас!» – простонала она. – Столько времени прошло, что ему нужно?»
– Мария, открой, пожалуйста! – попросил через дверь Геннадий, снова нажимая на кнопку звонка.
– Я не одета, – постаравшись, чтобы голос не выдал ее волнения, ответила она. – Зачем ты пришел?
– Я подожду, пока ты оденешься! Нам нужно поговорить, – настаивал на своем Геннадий.
– Говорить нам не о чем! – отрезала Мария, но вдруг передумала: ей стало любопытно, что же такого может сказать ей ее несостоявшийся благоверный?
Сбросив с себя одеяло и полотенце, она достала из шкафа первое попавшееся под руку платье, натянула его на ходу прямо на голое тело и открыла дверь.
– Ты хорошо выглядишь! – с порога объявил ей Геннадий.
– Издеваешься? Я ведь даже не накрашена, – усмехнулась Мария и отступила, чтобы он мог войти.
Геннадий, очень стройный в своем элегантном костюме, как всегда был чисто выбрит и благоухал дорогим парфюмом. Красавец!.. «Впрочем, как и большинство голубых, которые, как известно, тщательно ухаживают за собой, в отличие от настоящих мужчин, – подумала Мария, оценивающе оглядывая его, и тут же добавила про себя: – За исключением разве что одного моего знакомого...».
Она смотрела на Геннадия и ничего не чувствовала. Да он был по-прежнему красив, да он когда-то причинил ей боль, но это все уже ее словно не касалось.
– Что ты хочешь? – спросила она.
– Напои меня кофе, – попросил Геннадий. – Я тут пирожные твои любимые принес...
Мария изумленно посмотрела на него: он что, не понимает всей немыслимости ситуации? Пришел спустя год после своей подлой измены и собирается с ней, как ни в чем ни бывало, пить кофе с пирожными! Ей захотелось залепить ему пощечину, надеть на его тщательно остриженную голову коробку с пирожными, размазать их по его бритому, наодеколоненному лицу, и пинками под зад, который, как оказалось, может быть таким привлекательным и для мужчин, вытолкать его из своей квартиры и жизни!
У нее даже невольно сжались кулаки от этого желания. Видимо, что-то отразилось и на ее лице, потому что Геннадий, настороженно глядя на нее, отступил обратно к двери, но потом вытянул перед собой, как щит, коробку с пирожными, предлагая ей ее взять.
И Мария вдруг успокоилась.
– Ну что ж, пойдем, выпьем кофе, – сказала она, забирая у него пирожные, и, круто развернувшись, направилась в кухню.
– Я вымою руки? – спросил ее Геннадий вдогонку.
– Вымой, думаю, ты не забыл, где ванная, – разрешила Мария, усмехнувшись. Он, действительно, не изменился: также помешан на чистоте, пришел ведь, похоже, для какого-то серьезного разговора, но про гигиену не забывает...
«Железные нервы... Я бы так не смогла!» – заключила Мария.
Поставив варить кофе, она села на один из своих сундуков, стоявших у стола, ожидая, когда Геннадий выйдет из ванной. Впрочем, он не заставил себя долго ждать. Зайдя в кухню, он сел напротив Марии и, потянувшись через стол, неожиданно взял ее за руку.
Мария рывком высвободилась, возмущенно глядя на Геннадия. Даже перед свадьбой тот не снисходил до подобных нежностей, а тут, после всего, что между ними произошло, вдруг посмел прикоснуться к ней!
– Только не ругайся! – поспешно попросил он. – Я хочу поговорить с тобой, выслушай меня, пожалуйста!
– Когда это я на тебя ругалась? – рассердилась Мария. – Что ты вообще хочешь от меня, зачем ты явился?
Он внимательно посмотрел на нее и тихо спросил:
– Ты меня еще любишь?
– Что?! – Мария не верила своим ушам. – Люблю?! Да ты в своем уме?!
Вскочив, она повернулась к нему спиной и потребовала:
– Уходи, Гена!
И тут же почувствовала, как его руки, словно железными тисками, сжали ее плечи.
– Мария, прошу, выслушай меня! – потребовал он. – Думаешь, мне легко было прийти к тебе!
– Я тебя не звала, мне ничего от тебя не нужно! – воскликнула она, пытаясь освободиться, но он только крепче сжимал ее плечи. Она и не представляла, что его руки могут быть такими сильными. – Господи, ну что тебе еще от меня нужно?! – простонала она, перестав вырываться и закрывая глаза.
– Сядь, пожалуйста, – попросил он.
Она послушно вернулась на место и нехотя посмотрела на Геннадия. А тот неожиданно встал перед ней на колени и, взяв ее руки в свои ладони, сказал:
– Прости меня! Я понимаю, что сделал тебе больно. Но я вовсе не хотел, чтобы ты что-либо узнала. Более того, клянусь, после свадьбы этого никогда бы не повторилось. Это был как бы... прощальный ритуал...
– Ну да, хорошенькое прощаньице! И у меня в доме! – Мария возмущенно вырвала у него свои руки. – Между прочим, это было уже послесвадьбы, так что не гневи бога, не клянись!
Геннадий подавленно промолчал.
Мария, тоже помолчав, с горечью заметила:
– Хорошо хоть, что нас обвенчать не успели... Как ты мог так поступить со мной, Гена?!
– Я не думал, что ты так быстро проснешься, – виновато глянув на нее, сказал Геннадий. – Я хочу тебе объяснить...
– Ничего объяснять мне не надо! Я достаточно видела! Но это уже все в прошлом, и я не хочу ничего больше знать! Более того, я даже рада, что все узнала. Так что, наоборот, все хорошо получилось, вовремя. Иначе наша жизнь была бы пыткой, и для меня, и для тебя!
Геннадий, вздохнув, поднялся с колен и сел рядом с ней.
– Мария, Машенька, я бы не позволил себе... Клянусь!
– Прошу тебя, прекрати! – потребовала Мария. – О чем теперь говорить?! Прошлого не вернуть! И ничего между нами уже не будет, да и быть не может! Ты же не сможешь перестать быть геем и отказаться от секса с мужчинами...
У Геннадия дернулось лицо.
– Дело только в этом? – тихо спросил он.
– Наверное, не только, – призналась Мария. – Знаешь, я много думала о том, что произошло, и пришла к выводу, что все объясняется тем, что мы просто не любили друг друга. На месте твоего Мишеля мог быть и кто-нибудь другой, и не важно – мужчина это был бы или женщина, в конце концов, какая разница, – ты все равно предал мое доверие, потому что изменил мне.
– Я не хотел тебе изменять, поверь мне! – умоляюще глядя на нее, сказал Геннадий. – Я просто прощался с тем, что дает мне наслаждение, потому что не мыслил продолжения таких отношений с кем-либо после нашей свадьбы. Я был бы верен тебе.
– Очень сомневаюсь, что ты хранил бы мне верность! – покачала головой Мария. – А если бы и хранил, то из этого тоже ничего хорошего бы не вышло, ведь ты бы был со мной несчастен, не получая того удовлетворения, к которому уже привык. Что бы это была за жизнь! Впрочем, – она невесело усмехнулась, – еще раз повторюсь, я не верю, что ты пошел бы на такую жертву ради меня. Ведь женитьба тебе нужна была только ради карьеры, а я была лишь средством. Думаю, что и сейчас вы с Мишелем вместе...
– Неправда, я к тебе всегда относился с нежностью, – возразил Геннадий и добавил: – И сейчас отношусь... А с Мишелем мы расстались, сразу же после...
– Зачем, в этом ведь уже не было необходимости? – перебила его Мария, пропуская мимо ушей слова о нежном к ней отношении.
Он не ответил. Помолчал, опустив голову, словно собираясь с мыслями, потом, подняв на нее глаза, сказал:
– Мария, я хочу начать все сначала.
– Это невозможно, Гена, – грустно улыбнулась Мария. – Никогда.
– Почему? У тебя кто-то появился? – спросил он, и в его глазах Мария с удивлением увидела ревность и боль.
– Конечно, но даже если бы никого и не было, то я не смогла бы заставить себя снова поверить тебе, – объяснила она. – Я очень тяжело пережила твою измену. И неизвестно, как бы я с этим справилась, если бы не... – и она замолчала.
– Кто он? – тихо спросил Геннадий.
«Тот, кто расценил бы твой грех как содомский...» – пронеслось у нее в голове, но она промолчала.
– Прости меня, – сказал он, опуская голову.
Посмотрев на понурившегося Геннадия, Мария вдруг с удивлением почувствовала, что ей почему-то его жаль. И эта жалость почти вытеснила обиду за ту боль, которую он ей причинил. Наверняка, гомосексуалистам тоже жить непросто. И не только из-за вполне понятного неприятия, которое наблюдается по отношению к ним со стороны гетеросексуальной части населения, но и потому что найти постоянного спутника жизни им тяжелее. Если уж женщине среди миллионов мужчин-«натуралов» трудно найти того, кто бы ее любил и был бы ей верен, то каково мужчине найти среди гораздо меньшего количества мужчин-геев того, кто был бы не только таким, как он сам, но и был бы способен на любовь и верность.
– У тебя есть... кто-нибудь? – спросила она, почти с сочувствием глядя на Геннадия.
Тот поежился от ее прямого вопроса, но ответил честно:
– С кем делить постель – да, есть, но к кому относиться с такой же нежностью, как к тебе, – нет, – и он взглянул ей в глаза.
«Что-то не замечала я твоей нежности раньше...» – подумала Мария и в душе ее опять всколыхнулась старая обида.
Она молча встала, отошла к кофеварке, в которой уже давно приготовился кофе, разлила его по чашкам, распаковала пирожные и, выложив их на тарелочку, вернулась к столу.
Поставив перед Геннадием чашку с кофе, она спросила:
– Можно задать тебе интимный вопрос?
Геннадий настороженно посмотрел на нее, но кивнул утвердительно.
– Когда ты узнал, что ты гей?
– В семнадцать лет, когда понял, что меня заводят парни, – вздохнув, ответил он.
– А ты уверен, что это был именно гомосексуализм, а не просто подростковые сексуальные забавы с друзьями, когда таких же отношений с девчонками многие мальчишки еще боятся, заменяя их на разрядку со сверстниками?
– Чувствуется, что ты начиталась сексологической литературы, – заметил Геннадий с грустной улыбкой. – Нет, это не было просто подростковой гиперсексуальной всеядностью. Тогда я в первый раз серьезно влюбился...
– И это был парень?
– Да. Он был иностранцем, старше меня на пять лет. Учился в университете на третьем курсе. Мы с ним познакомились на моей первой студенческой вечеринке в общежитии.
– И он тебя соблазнил?
– Скорей я его... – нехотя признался Геннадий. – Хотя потом он мне сказал, что занимался сексом с мужчинами с пятнадцати лет. С ним я и почувствовал то, чего никак не мог ощутить с женщинами, хотя ситуаций у меня было более чем достаточно. Отец меня в наших заграничных поездках всегда водил в дорогие публичные дома, а маме говорил, что ездит со мной на экскурсии по городу. Хотя это тоже можно отнести к разряду экскурсий...
Заметив, как вытянулось лицо у Марии при этом заявлении, а она, действительно, в шоке подумала: «Знал бы папа, что за друг у него!», Геннадий поторопился добавить:
– Ты не думай, что он какой-то там развратник, просто он считал, что мужчина должен уметь вести себя с женщиной в постели, а этому лучше всего учиться с профессионалками.
– Ну да, а сам он, значит, проходил курсы усовершенствования квалификации, чтобы не терять мастерства, – усмехнулась Мария и, качая головой, подумала про себя: «Нет, хоть и говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает, а это вон как странно откатилось, и просветительство не помогло, а, может, наоборот поспособствовало формированию подобной сексуальной ориентации».
– Как же ты со мной собирался... – Мария запнулась, не зная, каким словом назвать то, что ее интересовало, но потом решила отбросить смущение, коли уж у них пошел такой откровенный разговор: – Как же ты со мной собирался вести себя в постели, если близость с женщиной тебе ничего не дает?
Геннадий, не ожидавший от нее такой прямоты, чуть не поперхнулся кофе и едва слышно заметил:
– Но ты ведь очень красивая...
– Ну и что толку с того, если тебя заводят красивые, но только парни? – вновь усмехнулась Мария. – Скажи, тебя во мне не устраивало то, что у меня чего-то нет или то, что у меня что-то, наоборот, лишнее?
– Что ты имеешь в виду под лишним? – не понял Геннадий.
– А вот это, например... – пояснила Мария и, сама поразившись эпатажности своих действий, натянула руками платье на груди.
Не скрытые под отсутствовавшим бюстгальтером соски, сразу же проступили через ткань. Геннадий ошеломленно скользнул по ним взглядом и отвел глаза.
– Вот видишь! – воскликнула Мария. – Говоришь: «Давай начнем сначала», а сам даже не можешь смотреть на меня, потому что я женщина. Если бы мы поженились, то ты бы уже год, как должен был со мной делить супружескую постель со всеми вытекающими отсюда последствиями. А ты ведь даже ко мне никогда не прикасался, только чмокал по-дружески в щеку... Скажи, тебе было неприятно или просто не приходило в голову, что мне было нужно нечто гораздо большее?
Геннадий молчал.
У Марии его молчание вызвало раздражение: коли шел к ней незваным для разговора, то должен был понимать, что отвечать на ее вопросы ему придется. Чего уж теперь молчать-то! И вообще, непонятно, как он собирался восстанавливать с ней отношения, не дав объяснений тому, что произошло, и не обсудив, как он видит их совместное будущее...
– Как может быть мужчине неприятно прикасаться к женскому телу? Как?! – допытывалась она, уже понимая, что не получит от Геннадия никакого ответа.
Она старалась еще держать себя в руках, но ее уже понесло: ей почему-то вдруг захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы вывело Геннадия из себя.
Поднявшись, она подошла вплотную к нему, наклонилась и, взяв его за руку, предложила:
– Прикоснись к моей груди, посмотри какая она упругая, как сама просится в ладонь...
Геннадий, покраснев, отдернул руку.
– Как ты можешь?! – чуть ли не выкрикнул он и негодующе добавил:. – Ты очень изменилась! Зря я к тебе пришел.
Отодвинув Марию в сторону, он выскочил из-за стола и стремительно вышел из кухни.
А Мария опустилась на сундук.
Услышав, как щелкнул замок на входной двери, закрываясь за Геннадием, она почувствовала себя совершенно опустошенной. В голове у нее не было никаких мыслей.
Посидев несколько минут, приходя в себя, она, наконец, протянула руку, взяла свою чашку и, залпом выпив остывший кофе, встала. В этот момент раздался звонок в дверь.
«Неужели вернулся? – с тоской подумала Мария. – Не буду открывать, хватит с меня!»
Но звонок не унимался.
Мария против воли поднялась и пошла к двери.
Не спрашивая, кто звонит, она открыла, ожидая увидеть Геннадия, но за дверью оказался Евгений, охранник снизу.
– У вас все в порядке? – спросил он, с тревогой оглядывая ее.
– Все хорошо. А что?
Евгений, виновато улыбнувшись, ответил:
– Да выскочил тут из лифта ваш... – он на секунду замешкался, подбирая подходящее слово, – ...знакомый в каком-то странном состоянии. Я подумал, не случилось ли чего с вами... Может, помощь нужна...
Мария, глядя в его глаза, почувствовала, что у нее наворачиваются слезы от этой нежданной заботы.
– Нет, не случилось, – покачала она головой и вдруг заплакала.
Охранник сначала растерялся, но, потом, шагнув к Марии, крепко обнял ее и спросил сочувственно:
– Что же вы тогда плачете?...
Уткнувшись носом в его широкую грудь, обтянутую камуфляжной формой, Мария вместо ответа громко всхлипнула. И вдруг, вдохнув запах Евгения – смесь холста, сигаретного дыма и здорового мужского пота – вздрогнула... Как давно ее никто не обнимал! Впрочем, обнималась она по-серьезному всего-то несколько раз в жизни, да и то на младших курсах на университетских вечеринках, а потом, начав встречаться с Геннадием, вообще забыла, что такое объятия, он-то ее этим не баловал.
Не веря происходящему, Мария замерла и, прижимаясь лицом к груди Евгения, только вдыхала и вдыхала исходящий от него странный возбуждающий запах, чувствуя, как у нее начинает кружиться голова от какого-то неясного томления. Слезы ее, конечно, моментально высохли.
Евгений, видимо, что-то тоже почувствовал и прижал Марию еще крепче к себе, отчего она придвинулась ближе, и почти соприкоснувшись с Евгением бедрами, вновь вздрогнула всем телом.
Словно осмелев от этого движения, руки Евгения скользнули по ее спине, опустились до талии, потом еще ниже... и дерзко сжали ее бедра.
Марию начала колотить дрожь. Почувствовав, как ладони Евгения с силой обхватили ее ягодицы, она сделала инстинктивное движение бедрами вперед и услышала, как у Евгения перехватило дыхание. Через мгновение она ощутила, как его налитая плоть прижалась к ее животу, и, не сдержавшись, застонала от резко нахлынувшего возбуждения. Ее стон вызвал соответствующую реакцию у Евгения. Тоже застонав, он прижал Марию спиной к стене и, прерывисто дыша, начал вжиматься бедрами в ее тело с такой силой, словно хотел выдавить на ней собственный силуэт. Мария даже с опаской подумала, что он повредит себе свою мужественность, и слегка развела ноги, чтобы дать его напряженной плоти больше пространства. Но Евгений, восприняв это движение как приглашение к дальнейшим действиям, рывком поднял ее под ягодицы вверх, усаживая на свои бедра, и скользнул рукой под платье. Обнаружив, что под ним нет белья, он буквально содрогнулся, и, сминая пальцами нежные ягодицы Марии, устремился к заветной цели.
И тут Мария, несмотря на охватившее ее возбуждение, испугалась и попыталась остановить Евгения. Взглянув на него, она обомлела: выражение его лица было точь-в-точь такое же, как у Геннадия, когда тот в день их свадьбы совокуплялся с Мишелем.
«Господи! Что я делаю?!» – ужаснулась она, вырываясь из кольца рук Евгения и сползая телом по стене вниз.
Евгений приоткрыл затуманенные страстью глаза и непонимающе посмотрел на Марию, но та уже полностью пришла в себя.
Одернув платье, она вывернулась из тесного пространства между стеной и телом Евгения и взмолилась:
– Женечка, я не могу... Прости, пожалуйста, но тебе придется уйти...
У Евгения дернулись губы, но он ничего не сказал. Постояв несколько секунд, глядя на нее и, видимо, усмиряя все еще рвущееся к ней тело, он молча развернулся и вышел в распахнутую дверь, которая, как оказалось, оставалась открытой во все время охватившего их безумия.
Захлопнув за ним дверь, Мария кинулась в ванную.
Рывком стащив с себя платье, она встала под душ и включила холодную воду.
«Какой позор! Какой стыд! Как блудливая кошка готова была отдаться первому встречному! И даже дверь не закрыли... Что же это со мной было?!» – думала Мария, пытаясь смыть с себя ледяной водой до сих пор остающиеся на теле ощущения от прикосновений рук Евгения. Они почему-то плохо смывались, расползаясь по телу горячими сполохами желания, а в низу живота появилась тянущая боль.
Опасаясь, что может простудиться, Мария сделала воду потеплее и, положив ладонь на живот, помассировала его, пытаясь снять неприятные ощущения, но неожиданно почувствовала, как ее тело откликнулось на прикосновение руки сладостным спазмом и возникновением неудержимого желания раздвинуть влажные завитки, прикрывающие ее лоно, и погрузить в него свои пальцы. Поставив одну ногу на край ванны, она скользнула пальцами в образовавшееся между ног пространство и почувствовала, что складочки ее плоти набухли и раздались в стороны, словно приглашая проникнуть между ними.
Она накрыла рукой лобок, несколько раз нажала на него серединой напряженной ладони, а потом медленно собрала в горсть всю плоть, что оказалась под ее рукой, и, сжимая ее сильнее и сильнее, опустилась на дно ванны. Разведя ноги, она откинулась на спину, продолжая крепко сжимать ладонью свою промежность.
Закрыв глаза, она прислушивалась к нарастающим ощущениям, и вдруг увидела перед собой лицо отца Кирилла. Ее рука дрогнула, взметнулась к нему навстречу и виновато упала обратно на лоно со шлепком, похожим на пощечину, вызвав при этом новую волну накатившего сладострастия. Глаза отца Кирилла неотступно смотрели на нее с легкой укоризной, и ей казалось, что они проникают в глубину ее тела. Она даже почувствовала легкое давление на лоно и решила помочь этому ощущению усилиться, несколько раз шлепнув себя ладонью между ног.
С каждым шлепком в ее теле нарастало напряжение, шлепки становились все сильнее. Мария уже не контролировала своих действий, нанося себе все убыстряющиеся удары между ног. Она словно наказывала свое тело за то желание, которое без ее разрешения возникло в объятиях Евгения и которое ей никак не удавалось унять. И это наказание доставляло ей никогда ранее не испытываемое наслаждение. Второй рукой она сжала свою грудь и вдруг почувствовала, как в ладонь ей скользнуло что-то металлическое. Смутное осознание, что это крестик, подаренный ей отцом Кириллом, не только не остановило ее, но наоборот еще больше подстегнуло поднимавшуюся из глубины ее тела волну наслаждения. Теребя и царапая острыми краями крестика свои соски, она продолжала хлестать себя ладонью между широко разведенных ног. Последний удар, заставивший Марию выгнуться в судороге ослепительного оргазма, исторг у нее высокий протяжный крик, за которым наступило безмолвное и блаженное изнеможение.
Открыв глаза через необозримое количество времени, она увидела свое отражение в зеркале на потолке. Она лежала в ванной, приоткрыв рот, с набухшими грудями, на которых вокруг по-прежнему напряженных сосков алели царапины, и с разведенными в сторону ногами, из-за чего ее припухшее лоно было беззащитно распахнуто взгляду.
Картина была совершенно бесстыдной, но Мария не испытывала никакой вины. То, что с ней произошло, было настолько ошеломляющим, что она была бы просто ханжой, если бы стала испытывать вину за это. К тому же столь сильный всплеск собственной чувственности был для нее действительно неожиданным. Она была потрясена им, поскольку даже не предполагала, что способна на такое. Словно в ней до сих пор дремала какая-то неистовая сила, пробудившаяся и вырвавшаяся на свободу от первого настоящего мужского прикосновения...
Мария вышла из ванной с ощущением, что в ней что-то изменилось. Она чувствовала в себе тайное присутствие этой силы, которая сейчас умиротворенно свилась в тугие кольца и где-то прикорнула до поры до времени в укромном уголке ее тела. «Отшлепанное» лоно слегка побаливало при движениях, но эта боль несла в себе след пережитого блаженства.
Через час она обнаружила, что ее «лунные дни» наступили несколько раньше, чем она ждала, и заключила: «Значит, вот он каков этот „гормональный хмель“... Нужно теперь быть начеку, коли у меня выявилась такая бурная реакция на него...»
На работу она решила не идти, все равно день уже пропал...
На следующее утро Мария проснулась в отличной форме. Открыв глаза, она немного повалялась в постели, наблюдая, как колышется от легкого ветерка листва на высоком тополе за окном, а потом бодро вскочила.
Легкая ломота в мышцах и чуть болезненные ощущения в «избитом» паху напомнили ей о вчерашнем происшествии, воспоминание о котором тут же вызвало приятную судорогу в солнечном сплетении.
Сев перед зеркалом, Мария принялась расчесывать волосы, одновременно внимательно разглядывая свое отражение и пытаясь найти в нем какие-либо изменения. Однако выглядела она как обычно, и лишь под глазами залегли темные тени. Виноваты ли были в этом «лунные дни» или это вчерашняя страсть оставила на ее лице свой след – было не понятно. Однако, не смотря на то, что внешних изменений она не обнаружила, она чувствовала себя какой-то другой, новой и незнакомой себе. Обнаруженная накануне в ней сила страсти, хоть и дремала сейчас, не давая знать, но Мария чувствовала, что раз пробудившись, эта страсть теперь никуда не денется и будет пробуждаться в ней вновь и вновь, как только к ней прикоснется мужчина. Нужно только дождаться своего мужчину, своего «чоловика», как сказал тогда отец Кирилл.
Позавтракав и одевшись, Мария перед уходом на работу на крайний случай заглянула в электронную почту, и сразу же обнаружила среди других сообщений послание из «Майнкопф».
На официальном бланке издательства было написано, что все поправки к договору с автором и его форма на двух языках принимаются, и если у автора и переводчика больше нет возражений, то издательство готово выслать по почте подписанные со своей стороны договоры, ожидая ответной почты от них.
Мария тут же бросилась звонить Борису, но не застав его дома, написала ответ в издательство и отослала его со словами благодарности за оперативность.
После чего распечатала договоры и поехала в гильдию переводчиков, где работали несколько ее однокурсниц.
Поставив их печать, удостоверяющую идентичность перевода тексту договора, она созвонилась с отцом и помчалась к нему в офис.
Она села на кровати и, обхватив плечи руками, начала раскачиваться из стороны в сторону, безуспешно пытаясь унять волнение, и поэтому, когда неожиданно раздался звонок в дверь, она даже вздрогнула, не понимая, кто бы это мог быть, ведь она никого не ждала. У отца есть ключ, а посторонних охрана в подъезд не пустила бы без ее разрешения.
Не снимая с себя одеяла, Мария подошла к двери.
Тихо спросив: «Кто там?», она обессилено привалилась к косяку, услышав из-за двери голос Геннадия, которого она не только не хотела видеть, но и запретила себе вспоминать. Она никогда не спрашивала у отца о нем, хотя и понимала, что Николай Дмитриевич, по-прежнему общаясь с отцом Геннадия, наверняка в курсе, как сложилась судьба у его сына после их разрыва с Марией и расторжения практически несостоявшегося брака.
«Господи, только не сейчас!» – простонала она. – Столько времени прошло, что ему нужно?»
– Мария, открой, пожалуйста! – попросил через дверь Геннадий, снова нажимая на кнопку звонка.
– Я не одета, – постаравшись, чтобы голос не выдал ее волнения, ответила она. – Зачем ты пришел?
– Я подожду, пока ты оденешься! Нам нужно поговорить, – настаивал на своем Геннадий.
– Говорить нам не о чем! – отрезала Мария, но вдруг передумала: ей стало любопытно, что же такого может сказать ей ее несостоявшийся благоверный?
Сбросив с себя одеяло и полотенце, она достала из шкафа первое попавшееся под руку платье, натянула его на ходу прямо на голое тело и открыла дверь.
– Ты хорошо выглядишь! – с порога объявил ей Геннадий.
– Издеваешься? Я ведь даже не накрашена, – усмехнулась Мария и отступила, чтобы он мог войти.
Геннадий, очень стройный в своем элегантном костюме, как всегда был чисто выбрит и благоухал дорогим парфюмом. Красавец!.. «Впрочем, как и большинство голубых, которые, как известно, тщательно ухаживают за собой, в отличие от настоящих мужчин, – подумала Мария, оценивающе оглядывая его, и тут же добавила про себя: – За исключением разве что одного моего знакомого...».
Она смотрела на Геннадия и ничего не чувствовала. Да он был по-прежнему красив, да он когда-то причинил ей боль, но это все уже ее словно не касалось.
– Что ты хочешь? – спросила она.
– Напои меня кофе, – попросил Геннадий. – Я тут пирожные твои любимые принес...
Мария изумленно посмотрела на него: он что, не понимает всей немыслимости ситуации? Пришел спустя год после своей подлой измены и собирается с ней, как ни в чем ни бывало, пить кофе с пирожными! Ей захотелось залепить ему пощечину, надеть на его тщательно остриженную голову коробку с пирожными, размазать их по его бритому, наодеколоненному лицу, и пинками под зад, который, как оказалось, может быть таким привлекательным и для мужчин, вытолкать его из своей квартиры и жизни!
У нее даже невольно сжались кулаки от этого желания. Видимо, что-то отразилось и на ее лице, потому что Геннадий, настороженно глядя на нее, отступил обратно к двери, но потом вытянул перед собой, как щит, коробку с пирожными, предлагая ей ее взять.
И Мария вдруг успокоилась.
– Ну что ж, пойдем, выпьем кофе, – сказала она, забирая у него пирожные, и, круто развернувшись, направилась в кухню.
– Я вымою руки? – спросил ее Геннадий вдогонку.
– Вымой, думаю, ты не забыл, где ванная, – разрешила Мария, усмехнувшись. Он, действительно, не изменился: также помешан на чистоте, пришел ведь, похоже, для какого-то серьезного разговора, но про гигиену не забывает...
«Железные нервы... Я бы так не смогла!» – заключила Мария.
Поставив варить кофе, она села на один из своих сундуков, стоявших у стола, ожидая, когда Геннадий выйдет из ванной. Впрочем, он не заставил себя долго ждать. Зайдя в кухню, он сел напротив Марии и, потянувшись через стол, неожиданно взял ее за руку.
Мария рывком высвободилась, возмущенно глядя на Геннадия. Даже перед свадьбой тот не снисходил до подобных нежностей, а тут, после всего, что между ними произошло, вдруг посмел прикоснуться к ней!
– Только не ругайся! – поспешно попросил он. – Я хочу поговорить с тобой, выслушай меня, пожалуйста!
– Когда это я на тебя ругалась? – рассердилась Мария. – Что ты вообще хочешь от меня, зачем ты явился?
Он внимательно посмотрел на нее и тихо спросил:
– Ты меня еще любишь?
– Что?! – Мария не верила своим ушам. – Люблю?! Да ты в своем уме?!
Вскочив, она повернулась к нему спиной и потребовала:
– Уходи, Гена!
И тут же почувствовала, как его руки, словно железными тисками, сжали ее плечи.
– Мария, прошу, выслушай меня! – потребовал он. – Думаешь, мне легко было прийти к тебе!
– Я тебя не звала, мне ничего от тебя не нужно! – воскликнула она, пытаясь освободиться, но он только крепче сжимал ее плечи. Она и не представляла, что его руки могут быть такими сильными. – Господи, ну что тебе еще от меня нужно?! – простонала она, перестав вырываться и закрывая глаза.
– Сядь, пожалуйста, – попросил он.
Она послушно вернулась на место и нехотя посмотрела на Геннадия. А тот неожиданно встал перед ней на колени и, взяв ее руки в свои ладони, сказал:
– Прости меня! Я понимаю, что сделал тебе больно. Но я вовсе не хотел, чтобы ты что-либо узнала. Более того, клянусь, после свадьбы этого никогда бы не повторилось. Это был как бы... прощальный ритуал...
– Ну да, хорошенькое прощаньице! И у меня в доме! – Мария возмущенно вырвала у него свои руки. – Между прочим, это было уже послесвадьбы, так что не гневи бога, не клянись!
Геннадий подавленно промолчал.
Мария, тоже помолчав, с горечью заметила:
– Хорошо хоть, что нас обвенчать не успели... Как ты мог так поступить со мной, Гена?!
– Я не думал, что ты так быстро проснешься, – виновато глянув на нее, сказал Геннадий. – Я хочу тебе объяснить...
– Ничего объяснять мне не надо! Я достаточно видела! Но это уже все в прошлом, и я не хочу ничего больше знать! Более того, я даже рада, что все узнала. Так что, наоборот, все хорошо получилось, вовремя. Иначе наша жизнь была бы пыткой, и для меня, и для тебя!
Геннадий, вздохнув, поднялся с колен и сел рядом с ней.
– Мария, Машенька, я бы не позволил себе... Клянусь!
– Прошу тебя, прекрати! – потребовала Мария. – О чем теперь говорить?! Прошлого не вернуть! И ничего между нами уже не будет, да и быть не может! Ты же не сможешь перестать быть геем и отказаться от секса с мужчинами...
У Геннадия дернулось лицо.
– Дело только в этом? – тихо спросил он.
– Наверное, не только, – призналась Мария. – Знаешь, я много думала о том, что произошло, и пришла к выводу, что все объясняется тем, что мы просто не любили друг друга. На месте твоего Мишеля мог быть и кто-нибудь другой, и не важно – мужчина это был бы или женщина, в конце концов, какая разница, – ты все равно предал мое доверие, потому что изменил мне.
– Я не хотел тебе изменять, поверь мне! – умоляюще глядя на нее, сказал Геннадий. – Я просто прощался с тем, что дает мне наслаждение, потому что не мыслил продолжения таких отношений с кем-либо после нашей свадьбы. Я был бы верен тебе.
– Очень сомневаюсь, что ты хранил бы мне верность! – покачала головой Мария. – А если бы и хранил, то из этого тоже ничего хорошего бы не вышло, ведь ты бы был со мной несчастен, не получая того удовлетворения, к которому уже привык. Что бы это была за жизнь! Впрочем, – она невесело усмехнулась, – еще раз повторюсь, я не верю, что ты пошел бы на такую жертву ради меня. Ведь женитьба тебе нужна была только ради карьеры, а я была лишь средством. Думаю, что и сейчас вы с Мишелем вместе...
– Неправда, я к тебе всегда относился с нежностью, – возразил Геннадий и добавил: – И сейчас отношусь... А с Мишелем мы расстались, сразу же после...
– Зачем, в этом ведь уже не было необходимости? – перебила его Мария, пропуская мимо ушей слова о нежном к ней отношении.
Он не ответил. Помолчал, опустив голову, словно собираясь с мыслями, потом, подняв на нее глаза, сказал:
– Мария, я хочу начать все сначала.
– Это невозможно, Гена, – грустно улыбнулась Мария. – Никогда.
– Почему? У тебя кто-то появился? – спросил он, и в его глазах Мария с удивлением увидела ревность и боль.
– Конечно, но даже если бы никого и не было, то я не смогла бы заставить себя снова поверить тебе, – объяснила она. – Я очень тяжело пережила твою измену. И неизвестно, как бы я с этим справилась, если бы не... – и она замолчала.
– Кто он? – тихо спросил Геннадий.
«Тот, кто расценил бы твой грех как содомский...» – пронеслось у нее в голове, но она промолчала.
– Прости меня, – сказал он, опуская голову.
Посмотрев на понурившегося Геннадия, Мария вдруг с удивлением почувствовала, что ей почему-то его жаль. И эта жалость почти вытеснила обиду за ту боль, которую он ей причинил. Наверняка, гомосексуалистам тоже жить непросто. И не только из-за вполне понятного неприятия, которое наблюдается по отношению к ним со стороны гетеросексуальной части населения, но и потому что найти постоянного спутника жизни им тяжелее. Если уж женщине среди миллионов мужчин-«натуралов» трудно найти того, кто бы ее любил и был бы ей верен, то каково мужчине найти среди гораздо меньшего количества мужчин-геев того, кто был бы не только таким, как он сам, но и был бы способен на любовь и верность.
– У тебя есть... кто-нибудь? – спросила она, почти с сочувствием глядя на Геннадия.
Тот поежился от ее прямого вопроса, но ответил честно:
– С кем делить постель – да, есть, но к кому относиться с такой же нежностью, как к тебе, – нет, – и он взглянул ей в глаза.
«Что-то не замечала я твоей нежности раньше...» – подумала Мария и в душе ее опять всколыхнулась старая обида.
Она молча встала, отошла к кофеварке, в которой уже давно приготовился кофе, разлила его по чашкам, распаковала пирожные и, выложив их на тарелочку, вернулась к столу.
Поставив перед Геннадием чашку с кофе, она спросила:
– Можно задать тебе интимный вопрос?
Геннадий настороженно посмотрел на нее, но кивнул утвердительно.
– Когда ты узнал, что ты гей?
– В семнадцать лет, когда понял, что меня заводят парни, – вздохнув, ответил он.
– А ты уверен, что это был именно гомосексуализм, а не просто подростковые сексуальные забавы с друзьями, когда таких же отношений с девчонками многие мальчишки еще боятся, заменяя их на разрядку со сверстниками?
– Чувствуется, что ты начиталась сексологической литературы, – заметил Геннадий с грустной улыбкой. – Нет, это не было просто подростковой гиперсексуальной всеядностью. Тогда я в первый раз серьезно влюбился...
– И это был парень?
– Да. Он был иностранцем, старше меня на пять лет. Учился в университете на третьем курсе. Мы с ним познакомились на моей первой студенческой вечеринке в общежитии.
– И он тебя соблазнил?
– Скорей я его... – нехотя признался Геннадий. – Хотя потом он мне сказал, что занимался сексом с мужчинами с пятнадцати лет. С ним я и почувствовал то, чего никак не мог ощутить с женщинами, хотя ситуаций у меня было более чем достаточно. Отец меня в наших заграничных поездках всегда водил в дорогие публичные дома, а маме говорил, что ездит со мной на экскурсии по городу. Хотя это тоже можно отнести к разряду экскурсий...
Заметив, как вытянулось лицо у Марии при этом заявлении, а она, действительно, в шоке подумала: «Знал бы папа, что за друг у него!», Геннадий поторопился добавить:
– Ты не думай, что он какой-то там развратник, просто он считал, что мужчина должен уметь вести себя с женщиной в постели, а этому лучше всего учиться с профессионалками.
– Ну да, а сам он, значит, проходил курсы усовершенствования квалификации, чтобы не терять мастерства, – усмехнулась Мария и, качая головой, подумала про себя: «Нет, хоть и говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает, а это вон как странно откатилось, и просветительство не помогло, а, может, наоборот поспособствовало формированию подобной сексуальной ориентации».
– Как же ты со мной собирался... – Мария запнулась, не зная, каким словом назвать то, что ее интересовало, но потом решила отбросить смущение, коли уж у них пошел такой откровенный разговор: – Как же ты со мной собирался вести себя в постели, если близость с женщиной тебе ничего не дает?
Геннадий, не ожидавший от нее такой прямоты, чуть не поперхнулся кофе и едва слышно заметил:
– Но ты ведь очень красивая...
– Ну и что толку с того, если тебя заводят красивые, но только парни? – вновь усмехнулась Мария. – Скажи, тебя во мне не устраивало то, что у меня чего-то нет или то, что у меня что-то, наоборот, лишнее?
– Что ты имеешь в виду под лишним? – не понял Геннадий.
– А вот это, например... – пояснила Мария и, сама поразившись эпатажности своих действий, натянула руками платье на груди.
Не скрытые под отсутствовавшим бюстгальтером соски, сразу же проступили через ткань. Геннадий ошеломленно скользнул по ним взглядом и отвел глаза.
– Вот видишь! – воскликнула Мария. – Говоришь: «Давай начнем сначала», а сам даже не можешь смотреть на меня, потому что я женщина. Если бы мы поженились, то ты бы уже год, как должен был со мной делить супружескую постель со всеми вытекающими отсюда последствиями. А ты ведь даже ко мне никогда не прикасался, только чмокал по-дружески в щеку... Скажи, тебе было неприятно или просто не приходило в голову, что мне было нужно нечто гораздо большее?
Геннадий молчал.
У Марии его молчание вызвало раздражение: коли шел к ней незваным для разговора, то должен был понимать, что отвечать на ее вопросы ему придется. Чего уж теперь молчать-то! И вообще, непонятно, как он собирался восстанавливать с ней отношения, не дав объяснений тому, что произошло, и не обсудив, как он видит их совместное будущее...
– Как может быть мужчине неприятно прикасаться к женскому телу? Как?! – допытывалась она, уже понимая, что не получит от Геннадия никакого ответа.
Она старалась еще держать себя в руках, но ее уже понесло: ей почему-то вдруг захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы вывело Геннадия из себя.
Поднявшись, она подошла вплотную к нему, наклонилась и, взяв его за руку, предложила:
– Прикоснись к моей груди, посмотри какая она упругая, как сама просится в ладонь...
Геннадий, покраснев, отдернул руку.
– Как ты можешь?! – чуть ли не выкрикнул он и негодующе добавил:. – Ты очень изменилась! Зря я к тебе пришел.
Отодвинув Марию в сторону, он выскочил из-за стола и стремительно вышел из кухни.
А Мария опустилась на сундук.
Услышав, как щелкнул замок на входной двери, закрываясь за Геннадием, она почувствовала себя совершенно опустошенной. В голове у нее не было никаких мыслей.
Посидев несколько минут, приходя в себя, она, наконец, протянула руку, взяла свою чашку и, залпом выпив остывший кофе, встала. В этот момент раздался звонок в дверь.
«Неужели вернулся? – с тоской подумала Мария. – Не буду открывать, хватит с меня!»
Но звонок не унимался.
Мария против воли поднялась и пошла к двери.
Не спрашивая, кто звонит, она открыла, ожидая увидеть Геннадия, но за дверью оказался Евгений, охранник снизу.
– У вас все в порядке? – спросил он, с тревогой оглядывая ее.
– Все хорошо. А что?
Евгений, виновато улыбнувшись, ответил:
– Да выскочил тут из лифта ваш... – он на секунду замешкался, подбирая подходящее слово, – ...знакомый в каком-то странном состоянии. Я подумал, не случилось ли чего с вами... Может, помощь нужна...
Мария, глядя в его глаза, почувствовала, что у нее наворачиваются слезы от этой нежданной заботы.
– Нет, не случилось, – покачала она головой и вдруг заплакала.
Охранник сначала растерялся, но, потом, шагнув к Марии, крепко обнял ее и спросил сочувственно:
– Что же вы тогда плачете?...
Уткнувшись носом в его широкую грудь, обтянутую камуфляжной формой, Мария вместо ответа громко всхлипнула. И вдруг, вдохнув запах Евгения – смесь холста, сигаретного дыма и здорового мужского пота – вздрогнула... Как давно ее никто не обнимал! Впрочем, обнималась она по-серьезному всего-то несколько раз в жизни, да и то на младших курсах на университетских вечеринках, а потом, начав встречаться с Геннадием, вообще забыла, что такое объятия, он-то ее этим не баловал.
Не веря происходящему, Мария замерла и, прижимаясь лицом к груди Евгения, только вдыхала и вдыхала исходящий от него странный возбуждающий запах, чувствуя, как у нее начинает кружиться голова от какого-то неясного томления. Слезы ее, конечно, моментально высохли.
Евгений, видимо, что-то тоже почувствовал и прижал Марию еще крепче к себе, отчего она придвинулась ближе, и почти соприкоснувшись с Евгением бедрами, вновь вздрогнула всем телом.
Словно осмелев от этого движения, руки Евгения скользнули по ее спине, опустились до талии, потом еще ниже... и дерзко сжали ее бедра.
Марию начала колотить дрожь. Почувствовав, как ладони Евгения с силой обхватили ее ягодицы, она сделала инстинктивное движение бедрами вперед и услышала, как у Евгения перехватило дыхание. Через мгновение она ощутила, как его налитая плоть прижалась к ее животу, и, не сдержавшись, застонала от резко нахлынувшего возбуждения. Ее стон вызвал соответствующую реакцию у Евгения. Тоже застонав, он прижал Марию спиной к стене и, прерывисто дыша, начал вжиматься бедрами в ее тело с такой силой, словно хотел выдавить на ней собственный силуэт. Мария даже с опаской подумала, что он повредит себе свою мужественность, и слегка развела ноги, чтобы дать его напряженной плоти больше пространства. Но Евгений, восприняв это движение как приглашение к дальнейшим действиям, рывком поднял ее под ягодицы вверх, усаживая на свои бедра, и скользнул рукой под платье. Обнаружив, что под ним нет белья, он буквально содрогнулся, и, сминая пальцами нежные ягодицы Марии, устремился к заветной цели.
И тут Мария, несмотря на охватившее ее возбуждение, испугалась и попыталась остановить Евгения. Взглянув на него, она обомлела: выражение его лица было точь-в-точь такое же, как у Геннадия, когда тот в день их свадьбы совокуплялся с Мишелем.
«Господи! Что я делаю?!» – ужаснулась она, вырываясь из кольца рук Евгения и сползая телом по стене вниз.
Евгений приоткрыл затуманенные страстью глаза и непонимающе посмотрел на Марию, но та уже полностью пришла в себя.
Одернув платье, она вывернулась из тесного пространства между стеной и телом Евгения и взмолилась:
– Женечка, я не могу... Прости, пожалуйста, но тебе придется уйти...
У Евгения дернулись губы, но он ничего не сказал. Постояв несколько секунд, глядя на нее и, видимо, усмиряя все еще рвущееся к ней тело, он молча развернулся и вышел в распахнутую дверь, которая, как оказалось, оставалась открытой во все время охватившего их безумия.
Захлопнув за ним дверь, Мария кинулась в ванную.
Рывком стащив с себя платье, она встала под душ и включила холодную воду.
«Какой позор! Какой стыд! Как блудливая кошка готова была отдаться первому встречному! И даже дверь не закрыли... Что же это со мной было?!» – думала Мария, пытаясь смыть с себя ледяной водой до сих пор остающиеся на теле ощущения от прикосновений рук Евгения. Они почему-то плохо смывались, расползаясь по телу горячими сполохами желания, а в низу живота появилась тянущая боль.
Опасаясь, что может простудиться, Мария сделала воду потеплее и, положив ладонь на живот, помассировала его, пытаясь снять неприятные ощущения, но неожиданно почувствовала, как ее тело откликнулось на прикосновение руки сладостным спазмом и возникновением неудержимого желания раздвинуть влажные завитки, прикрывающие ее лоно, и погрузить в него свои пальцы. Поставив одну ногу на край ванны, она скользнула пальцами в образовавшееся между ног пространство и почувствовала, что складочки ее плоти набухли и раздались в стороны, словно приглашая проникнуть между ними.
Она накрыла рукой лобок, несколько раз нажала на него серединой напряженной ладони, а потом медленно собрала в горсть всю плоть, что оказалась под ее рукой, и, сжимая ее сильнее и сильнее, опустилась на дно ванны. Разведя ноги, она откинулась на спину, продолжая крепко сжимать ладонью свою промежность.
Закрыв глаза, она прислушивалась к нарастающим ощущениям, и вдруг увидела перед собой лицо отца Кирилла. Ее рука дрогнула, взметнулась к нему навстречу и виновато упала обратно на лоно со шлепком, похожим на пощечину, вызвав при этом новую волну накатившего сладострастия. Глаза отца Кирилла неотступно смотрели на нее с легкой укоризной, и ей казалось, что они проникают в глубину ее тела. Она даже почувствовала легкое давление на лоно и решила помочь этому ощущению усилиться, несколько раз шлепнув себя ладонью между ног.
С каждым шлепком в ее теле нарастало напряжение, шлепки становились все сильнее. Мария уже не контролировала своих действий, нанося себе все убыстряющиеся удары между ног. Она словно наказывала свое тело за то желание, которое без ее разрешения возникло в объятиях Евгения и которое ей никак не удавалось унять. И это наказание доставляло ей никогда ранее не испытываемое наслаждение. Второй рукой она сжала свою грудь и вдруг почувствовала, как в ладонь ей скользнуло что-то металлическое. Смутное осознание, что это крестик, подаренный ей отцом Кириллом, не только не остановило ее, но наоборот еще больше подстегнуло поднимавшуюся из глубины ее тела волну наслаждения. Теребя и царапая острыми краями крестика свои соски, она продолжала хлестать себя ладонью между широко разведенных ног. Последний удар, заставивший Марию выгнуться в судороге ослепительного оргазма, исторг у нее высокий протяжный крик, за которым наступило безмолвное и блаженное изнеможение.
Открыв глаза через необозримое количество времени, она увидела свое отражение в зеркале на потолке. Она лежала в ванной, приоткрыв рот, с набухшими грудями, на которых вокруг по-прежнему напряженных сосков алели царапины, и с разведенными в сторону ногами, из-за чего ее припухшее лоно было беззащитно распахнуто взгляду.
Картина была совершенно бесстыдной, но Мария не испытывала никакой вины. То, что с ней произошло, было настолько ошеломляющим, что она была бы просто ханжой, если бы стала испытывать вину за это. К тому же столь сильный всплеск собственной чувственности был для нее действительно неожиданным. Она была потрясена им, поскольку даже не предполагала, что способна на такое. Словно в ней до сих пор дремала какая-то неистовая сила, пробудившаяся и вырвавшаяся на свободу от первого настоящего мужского прикосновения...
Мария вышла из ванной с ощущением, что в ней что-то изменилось. Она чувствовала в себе тайное присутствие этой силы, которая сейчас умиротворенно свилась в тугие кольца и где-то прикорнула до поры до времени в укромном уголке ее тела. «Отшлепанное» лоно слегка побаливало при движениях, но эта боль несла в себе след пережитого блаженства.
Через час она обнаружила, что ее «лунные дни» наступили несколько раньше, чем она ждала, и заключила: «Значит, вот он каков этот „гормональный хмель“... Нужно теперь быть начеку, коли у меня выявилась такая бурная реакция на него...»
На работу она решила не идти, все равно день уже пропал...
На следующее утро Мария проснулась в отличной форме. Открыв глаза, она немного повалялась в постели, наблюдая, как колышется от легкого ветерка листва на высоком тополе за окном, а потом бодро вскочила.
Легкая ломота в мышцах и чуть болезненные ощущения в «избитом» паху напомнили ей о вчерашнем происшествии, воспоминание о котором тут же вызвало приятную судорогу в солнечном сплетении.
Сев перед зеркалом, Мария принялась расчесывать волосы, одновременно внимательно разглядывая свое отражение и пытаясь найти в нем какие-либо изменения. Однако выглядела она как обычно, и лишь под глазами залегли темные тени. Виноваты ли были в этом «лунные дни» или это вчерашняя страсть оставила на ее лице свой след – было не понятно. Однако, не смотря на то, что внешних изменений она не обнаружила, она чувствовала себя какой-то другой, новой и незнакомой себе. Обнаруженная накануне в ней сила страсти, хоть и дремала сейчас, не давая знать, но Мария чувствовала, что раз пробудившись, эта страсть теперь никуда не денется и будет пробуждаться в ней вновь и вновь, как только к ней прикоснется мужчина. Нужно только дождаться своего мужчину, своего «чоловика», как сказал тогда отец Кирилл.
Позавтракав и одевшись, Мария перед уходом на работу на крайний случай заглянула в электронную почту, и сразу же обнаружила среди других сообщений послание из «Майнкопф».
На официальном бланке издательства было написано, что все поправки к договору с автором и его форма на двух языках принимаются, и если у автора и переводчика больше нет возражений, то издательство готово выслать по почте подписанные со своей стороны договоры, ожидая ответной почты от них.
Мария тут же бросилась звонить Борису, но не застав его дома, написала ответ в издательство и отослала его со словами благодарности за оперативность.
После чего распечатала договоры и поехала в гильдию переводчиков, где работали несколько ее однокурсниц.
Поставив их печать, удостоверяющую идентичность перевода тексту договора, она созвонилась с отцом и помчалась к нему в офис.