это в мыльную оперу и начинают судить о перевоплощении Александра Маке-
донского или Карла Великого или... все это крайне наивно.
Мы перевоплощение нашей мечты.
Мы перевоплощение нашей молитвы.
Мы много стремились, много надеялись, молились на достижение че-
го-то -- да, это не прекращается из-за того, что вас кладут на погре-
бальный костер или закапывают в землю. Эта молитва, этот зов следует за
вами... следует за вами. Или же это кромешная тьма, которую вы пережива-
ете, преследует вас.
Если мы могли бы видеть всю картину, то увидели бы одну и ту же ис-
торию, разворачивающуюся из столетия в столетие, под разными личинами,
под разными видимыми обстоятельствами. Но за всеми этими видимостями
(будь то в Египте, Греции, Риме, Европе или Индии), за всеми этими деко-
рациями мы увидели бы все тот же самый постоянный поиск -- тот же самый
зов нечто. И тогда, из эпохи в эпоху, в той декорации, в тех конкретных
одеяниях, мы были бы внезапно охвачены и остановлены таким глубоким ды-
ханием -- нечто, что заставляет слететь все одеяния, что выстраивает ве-
ликую, великую родословную, на великой, великой дороге, которая была
всегда, и затем... мы чувствуем: я буду существовать во веки веков.

Товарницки: Прекрасная, очаровательная история! Но все это лишено
какой-либо уверенности.

Хорошо, взгляни, уверенность это... В течение тех нескольких се-
кунд, когда отлетают прочь одеяния, декорации -- та пустыня, в которой
все кажется валящимся как карточный домик -- в тот момент это так ясно,
ты понимаешь, что нет места сомнению, нет места уверенности (смеясь): ты
переживаешь факт.
Ты знаешь, что жил "этим" прежде, и ты снова будешь это переживать;
это подобно самой сущности твоего существа в ходе всего путешествия, в
римской, греческой, египетской или индийской одежде, и это одно и то же
СУЩЕСТВО следует этим... курсом.

Товарницки: Поэтому это перевоплощение индивидуальности, личности,
сознания? Вот что труднее всего ухватить. Потому что многие люди
верят в некую реинкарнацию сил, даже в физическом, биологическом
смысле. Но перевоплощение сознания, личности "я" -- это труднее
всего понять, тем более, что большинство людей не имеет настоящих
воспоминаний о прошлой жизни.

Естественно.
Но что на самом деле может "переноситься" из одной жизни в другую?
Все наши материальные занятия (будь то в Греции, Египте, Индии, Ки-
тае или Франции), все наши материальные пристрастия -- "Я собираюсь сде-
лать столь много", "Я собираюсь занять такое вот положение", "Я собира-
юсь создать семью" -- все это полный нуль. Это не остается. Это меняет-
ся, разрушается, умирает.
Но что же в самом деле остается в жизни?
Возьмем нашу жизнь, вот эту -- что от нее остается?
Если мы посмотрим назад на двадцать или тридцать лет, если мы
взглянем на это существование с высоты птичьего полета, то что на самом
деле останется?
Приходят ли нам на ум все наши материальные пристрастия и тысячи
пустяковых вещей? Нет. Но существуют особенные моменты, когда мы подоб-
ны... подобны чистому крику или широкому видению, открывающемуся, воз-
можно, на ничто -- и все же существует только эта вещь.
Те моменты СИЯЮТ.
Это единственные вещи, которые остаются за 20, 30 или 40 лет нашего
существования.
И внезапно мы останавливаемся на улице и смотрим на толпу -- эту
бессмысленную толпу, эту толпу теней, спешащих по своим местам, на их
подземку, их заботы -- мы стоим там как потерянные, как мельчайшая точка
в толпе, и некий крик вырывается из глубины нашего сердца. Наши глаза
открыты, и мы говорим себе "Но... но... кто? Кто же я? Что я такое? Кто
эта личность посреди этой толпы теней?".
В тот момент в нас открывается новое видение. Все останавливается.
Толпа исчезает. Вся суета исчезает. И в сердце такая очень особенная
вибрация. Как если бы та секунда всегда вибрировала.
И внезапно эта парковая скамейка в вечернем свете как будто бы впе-
чатывается навсегда, эта магазинная витрина впечатывается навсегда --
неважные детали запечатлеваются на целую вечность. И они связаны с той
секундой, когда из нас внезапно вырывается крик, когда мы внезапно ис-
пускаем наш настоящий человеческий крик.
Это остается. Те настоящие секунды входят в целую жизнь.
Те моменты, когда мы вырываемся из театра жизни, когда мы поднимаем
наши "вопросы", когда открывается наше уникальное видение, когда тепе-
решняя секунда становится полной.
Вот что остается.
Вот что переносится в другую жизнь.
И для многих людей это очень редкие мгновения в их жизни. Другие
переживали чуть больше этих довольно жгучих и глубоких секунд.
Возможно, это объясняет разницу в глубине среди существ или же раз-
ницу их "качеств".
Тогда вы получаете слабый намек на то, чем может быть реинкарнация.
Это не перевоплощение великого воина или великого консула, ты пони-
маешь. Это реинкарнация маленького пламени истины, стремящегося все бо-
лее и более наполнить эту жизнь, столь заполненную пустыми часами, столь
пустыми, что кажется, что они никогда не должны были бы существовать.
И те существа стремятся все более и более заполнить, НАПОЛНИТЬ ту
одну минуту существованием.
Я помню себя на дорогах Бразилии: я помню прогулку... И я взглянул
на булыжники на дороге, говоря себе: "КАЖДУЮ СЕКУНДУ, КАЖДЫЙ БУЛЫЖНИК
ДОЛЖЕН СУЩЕСТВОВАТЬ." Каждая секунда должна иметь собственную прелесть.
Это не должно быть нечто, на чем я гуляю и гуляю, и это все несуществую-
щее."
В такси в Париже я наблюдал, как тикает счетчик: 60 сантимов, 80
сантимов, 1 франк -- и что происходило в течение ВСЕГО ТОГО ВРЕМЕНИ?
Таксомотор накручивал очередные 20 сантимов, еще 40 сантимов. Я взглянул
на этот счетчик и... оцепенел. Я сказал себе: "Но что ПРОИСХОДИТ все это
время? Что же есть, что не 20 сантимов? Что же ЕСТЬ?"
Остались именно те секунды. И когда начинаешь переживать те секун-
ды, они приобретают такую "чистоту", такую простую красоту. Это такой
НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КРИК, ты знаешь, что ты хочешь, чтобы эти секунды
повторялись вновь и вновь, чтобы каждая секунда БЫЛА, была ЖИВОЙ; чтобы
вы были тем, кем на самом деле являетесь: быть человеческим существом
каждую секунду. Не просто костюмом, переходящим от одной станции подзем-
ки к другой, из одного здания в другое, от одной женщины к другой... Что
во всем этом? Это ужасно пусто.
Но те короткие секунды, когда мы внезапно останавливаемся, и из нас
вырывается КРИК: Где я? Где я? Что я делаю? Что я ДЕЛАЮ во всем этом?
И когда этот "вопрос" становится достаточно сильным и жгучим, это
как будто внезапно приходит сам ответ. Как если бы вы сразу стали нечто.
Так что те секунды живут вечно.
И из жизни в жизнь каждое человеческое существо становится все бо-
лее "человеческим"... все более "наполненным" тем, чем оно на самом деле
является.
Не декорация, не особенная одежда, не должностные обязанности, ты
видишь, не обязанность заполнить паспорт или полицейское досье; но нес-
колько жгучих коротких секунд, столь настоящих и чистых, когда, внезап-
но, бытие человека обретает смысл... которого не было в рыбе или аисте.

Товарницки: В Индии вера в реинкарнацию все еще очень распростране-
на...

Но это не --

Товарницки: Как, по твоему мнению, является ли реинкарнация тем
способом, которым люди живут этой верой? Я имею в виду то, что вера
в реинкарнацию очень распространена в Индии; возможно, что она даже
была создана, рождена там. Сегодня ею все еще живут миллионы и мил-
лионы индийцев. Как, по твоему, является ли это тем, чем живут тем
или иным образом?

То, что я пытаюсь объяснить, это вещь в ее сути, в ее более глубо-
кой истине.
Но для индийцев реинкарнация не является верой. Я сказал бы, что
для них это является верой ничуть не больше, чем для нас верой являются
хромосомы и атавизм. Факт, что реинкарнация для них считается совершенно
очевидной, потому что они чувствуют ее в собственной плоти. Они понима-
ют, что когда наши бедствия преследуют нас, то тогда уж это должно быть
продолжением нечто, что происходило раньше. И когда приходит несчастье,
это для них не "несчастный случай": это проблема, которую они должны ре-
шить, которую они не решили в предыдущей жизни и которая теперь возвра-
щается назад. Что же, тогда лучше устранить этот "случай" сейчас, чем
допустить, чтобы он вернулся.
Действительный смысл реинкарнации заключается в прогрессе развития
сознания.
Трудности приходят к нам не как несчастные случаи, а чтобы ВЫНУДИТЬ
нас сделать еще один шаг вперед. Не подавить нас, а ЗАСТАВИТЬ нас идти.
Если бы мы только могли видеть, сколь позитивно ВСЕ. Что никогда не
происходит несчастных случаев, никогда не происходит несчастья -- никог-
да, КОГДА БЫ ТО НИ БЫЛО -- даже в том, что кажется нам наиболее ужасным.
Что ВСЕ имеет позитивный смысл и что ВСЕ является средством вынудить нас
сделать еще один шаг вперед.
Ведь ты можешь увидеть реинкарнацию и в истории земли: от одной
страны к другой, от одной нации к другой. И даже в истории какой-то од-
ной нации.
Смехотворны лишь все те фантазии, которые смешаны с этим. Весь этот
вздор: "Я был тем-то и тем-то". "Я был великим генералом", "я был...".
Это не имеет значения -- не много, по крайней мере. Это не всегда полная
чушь, но в 99.9% случаев это чистый вымысел и воображение.

Товарницки: Так что реинкарнация следует по направлению... перспек-
тивы эволюции?

Но все является эволюцией!
Нет ничего, кроме эволюции!
И что такое эволюция? Эволюция чего?
Что есть эволюция?
Это открытие Красоты, которая присутствует в ней, Любви, которая
присутствует в ней -- ТОГО, чтоб всегда в ней, поистине, прямо перед на-
шими глазами, в материи, в нас самих, в нашем теле.
В самом деле это не открытие чего-то иного, кроме этого.
Это открытие уже присутствующего, чего мы не видим, что мы не пони-
маем -- что покрыто всевозможными привычками.
Это, в самом деле, постепенное раскрытие чуда.
Каждый вид подобен новому видению, открывающемуся на земле.
Очевидно, наше человеческое видение более открыто, чем видение ман-
густа. Но это все еще не "тотальное" видение того, что ПРИСУТСТВУЕТ на
земле.
Эволюция -- это растущее видение.
И, наконец, она означает быть всем сущим.