Страница:
галактическое Эльдорадо. Необыкновенное зрелище. И на внешнем краю
астероидного поля, где оно расплывается, комья антивещества мельчают,
осталась громадная "дыра", вмятина пустоты с поперечником в тысячу
километров. Это место аннигиляции звездолета.
Наверное, все было, как обычно: звездолет повис на удаленной от
центральной звезды орбите, разведракету 1Р-9/12 послали искать - поскольку
там нет планет - астероид покрупнее для развертывания базы. Наверно,
локаторы звездолета заблаговременно и на предельной дистанции засекли
метеоры, траектории которых могли пересечься с кораблем. Это не опасность,
система аннигилятной защиты срабатывает автоматически: выстреливает
самонаводящейся пушкой в метеорные тела миллиграммовые пульки из
антисвинца. Легкая вспышка в ста километрах от корабля обращает метеор в
пар и излучение, в ничто. Но эти метеоры сами были из антивещества...
Ведомая Неизвестным 1Р-9 отлетела достаточно далеко, аннигиляционный
взрыв звездолета ее не задел. Только вспышка, затмившая свет трех звезд,
дала знать разведчику, что он остался один. Секунды - и ничего нет: ни
корабля, ни сотни, без малого, товарищей, ни даже обломков. Если
Неизвестный и не понял сам, то спектроанализаторы ракеты объяснили ему,
что представляет собой астероидный пояс у белого карлика...
- А дальше? - тихо спросил Ло.
- Дальше его действия были подчинены одной цели: отправить сообщение.
Направить его в Солнечную, там перехватят. Главное было - топливо.
Аннигилят состоит из равных количеств вещества и антивещества, вот и надо,
чтобы и того и другого было побольше. Не так уж и трудно отправить в
плавильный бункер "Вещество" перед камерой сгорания все лишние предметы в
ракете - они теперь все были лишние, кроме курсового автомата. Не так уж и
трудно было ему упростить схему управления: только форсированный разгон и
движение по.
прямой... Но самое трудное, невероятно трудное - наполнить бункер
антивещества!
Это более всего и убедило, что у Тризвездия есть такая залежь: ведь на
своей заправке 1Р никогда не достигла бы скорости 150 мегаметров в секунду
- куда!
Значит, Неизвестный собирал астероиды там. Как? Есть у ракеты
минимальные технические средства для такого, для подзаправки в космосе:
нейтридный манипулятор, засасывающий магнитный смерчик... Но один, в
невесомости, в условиях, когда первое неточное движение наверняка окажется
и последним...
это был труд!
После этого ему осталось включить двигатель на режим нарастающего
ускорения, выверить последний раз траекторию, чтобы далекая звезда Солнце
находилась в перекрестии курсового фотоэлемента... - Ило замолк.
- И- выброситься? - хрипло спросил Эри.
- Нет. Он не мог выброситься, это сбило бы ракету с курса. Да и... -
Дед поколебался, стоит ли такое говорить детям, - его тело, десятки
килограммов дефицитного там вещества, тоже должно было войти в топливный
баланс. Должно, не мог он, подчищая все, упустить из виду себя. И он вошел
в плавильный бункер. Там есть переходный отсек с двумя герметичными
люками. Когда он открыл внутренний, реле безопасности захлопнуло за ним
внешний, сбросило его вниз.
Ило замолк. Молчали и дети. Берн рассматривал памятник в шаре: так вот
почему астронавт стоит лицом к огню.
- А кто же он был? - спросила Ия. - Неужели не удалось установить - по
голосу, по признакам каким-то?
- Слышали только голос дешифрующей машины, - ответил Ило. - А признаки
- какие признаки! Все участники звездных экспедиций отлично водят
разведракеты. Для них обязательно участие в конструировании и сборке
звездолета и основных его машин - это принцип надежности через человека.
- Даже не узнали по записи: мужчина это был или женщина?
- Человек это был, - сказал Ило. - Человек. Ночь пришла на "лапуту".
Тьма внизу была расцвечена огнями дорог, вышек, зданий. Тьма вверху была
как отражение, хотя огни в ней светили куда мощнее: они казались подобны
земным только потому, что находились гораздо дальше. Одни,
космосстроевские, в тысячах километров, другие, звездные, и вовсе пылали в
десятках и сотнях парсек отсюда. Но и к тем, и к другим летели сейчас люди.
Берн увидел дополнительные отсветы, дрожавшие в и без того блестящих
глазах Ии и Ни. Девочкам было очень жаль Неизвестного. Других из Пятой
тоже, но не так: они погибли мгновенно, не осознав, что случилось. А
этого, который остался один в звездной пустыне, в равнодушно уничтожающем
все мире, и не мог да ошибиться, пока не сделал все, - было жаль до слез.
Ило искоса смотрел на Эри. Тот, полуотвернувшись, жмурил глаза: это он
сейчас входил в плавильный бункер ракеты, это е бил в лицо нестерпимый
тысячеградусный жар... Пусть неизвестный, но он!
Старый биолог улыбнулся тепло и чуть иронично.
В минувшем апреле ему исполнилось 182 года. Он и сам чувствовал, что
зажился сверх всякого приличия. Не нужно столько - тем более ему, знающему
жизнь достаточно полно, чтобы держаться за нее. Да и вообще, если человек
настолько не понимает жизнь и свое место в ней, что и после ста лет
цепляется за нее, смакует биологическое существование, - зачем он жил?
Человек часть ноосферы, часть разумного мира - и важно почувствовать
момент освобождения, за которым мир далее может развиваться без нее.
Тянуть дальше - значит, паразитировать, заедать чужой век. Такое - не для
него.
Оправдание избыточной жизни Ило видел в неоконченных делах - в тех, в
которых мир без него еще не обходился. Помыслы и действия биолога были
подчинены одному: закругляться. Заканчивать старое, не брать на себя новое
- освобождаться.
Но жизнь все не отпускала. Вот, подкинула Альдобиана, надо держать его
при себе. Должны же пробудиться в древнем профессоре хоть намеки на память
Дана, должны! Астр прав: если не он, так кто?
...Не отпускали - хотя это было без толку, зря - мысли о загубленной
Биоколонизации. Их возбуждали путешествия с "орлами", перелеты. Паря в
воздушных потоках над зелено-голубым миром - с водами, тучными нивами,
теплым ветром, - он невольно подумывал, что и на других планетах могло
быть так. Даже одна усиливающая проект идея пришла к нему в таких
размышлениях-полетах, что посредством тех же микробиологических операций
можно образовать на планетах залежи нефти, горючих сланцев, слои плотного
угля, даже километровые пузыри газа. Не для прежнего бездарного
расходования на топливо (хотя и это не помешает там как НЗ - солнца-то
все-таки искусственные!); это была бы сырьевая база для производства
полимеров, синтетических материалов, даже пищи. Куда как важно было бы для
строительства новых цивилизаций.
Разгорячась в мыслях, он продумывал методику, отвечал на возможные
вопросы Эоли, сотрудников, даже Приемочной Комиссии... а потом
спохватывался со стыдом и болью. Нет проекта Биоколонизации как не было;
другими делами заняты сотрудники, другие опыты ведут они на Полигоне. Есть
лишь его бессмысленное умствование, старческое невладение мыслью. Раньше
он мыслями владел так же уверенно, как и телом.
Потом снова мечтал, планировал - жило в нем это, жило! Однажды даже
запросил у ИРЦ обзор проектов и идей по освоению далеких планет.
Просмотрел - и проникся гордыней: не было ничего в обзоре и близкого к
Биоколонизации, не было, черт побери!.. А затем спохватывался, стыдил и
смирял себя.
Малыши не были проблемой, возня с ними была отдыхом и возвращением к
истокам. Ило щедро отдавал им то, что знал и умел и что они могли сейчас
принять. Исчезновение его будет для " орлов", конечно, еще большим
огорчением, нежели расставание с "гуигнгн-мами"... Ну ничего.
:::::::::::::::::::::::::::
- Ило, а какое у тебя прежде было имя, нормальное? Тот взглянул
удивленно.
Профессор поправился:
- Я не так сказал, не нормальное... Конечно же, нынешнее индексовое,
которое дает информацию о человеке, нормально и разумно. Ну... стихийное,
которое родители дали. Тоже на "И"?
Старый биолог молча глядел перед собой: то ли вспоминал, то ли
всматривался в дали своего прошлого.
- Совершенно верно, на "И", - улыбнулся он Берну своей простецкой
улыбкой. - Иваном звали. А в детстве и вовсе Ванюшкой.
:::::::::::::::::::::::::::
- Неужели ничего нельзя поделать? Вы так много знаете о человеческом
организме! Освободиться от устарелой информации в мозгу, очистить память
тела, повысить его выразительность, - можно это?
- Можно. Только бессмысленно. Лишней информации в человеке нет. Все
накопленное им в жизни плюс унаследованное - это и есть его личность.
Устранять, очищать - значит, уничтожать личность. Чем это отличается от
смерти?
- Значит, идея бессмертия - вздор?
- И да, и нет. Есть два типа бессмертия: бессмертие камня, его можно
достичь анабиозом, мгновенным замораживанием, и бессмертие волны. Цену
первому ты знаешь сам. Второе подобно бегу волны по воде: волна движется,
вода остается - забывание-вытеснение старой информации по мере накопления
новой. Это тоже самообман. Не бывает бесконечного в конечном, невозможно
это! Ило помолчал, добавил:
- Поддерживать функционирование живой плоти неопределенно долго в
принципе можно. Только это не будет бессмертие личности. Личность есть
выразительная цельность. А всякая цельность - конечна.
:::::::::::::::::::::::::::
- В чем смысл жизни?
- Все в том же, в служении идее освобождения человечества.
Ило по неведению польстил Берну, предположив, что и он служил этой идее.
Профессор, впрочем, слышал о ней.
- М-м... И каким же образом?
- В твое время преобладало освобождение людей от произвола стихий и от
порабощения другими людьми. Потом - по закону отрицания - пришлось не
однажды освобождаться и от первоначальных "освободителей": от
порабощающего влияния собственности и техники, от чрезмерной власти людей
над людьми, от денег и получаемых с помощью их преимуществ... от многого.
Кроме того, во все времена шло освобождение через познание, через
понимание места разумных существ в планетных и космических процессах -
через постижение истинного смысла вещей. Такое познание превращает людей
из слепых орудий природы в соратника-напарника естественных процессов, а
затем в руководителя их.
- А сейчас?
- Это последнее: освобождение через познание и накопление возможностей
- энергетических и информационных.
- Но... уверенность, что владеешь возможностями, дает реализация их?
- Не всякая. Экспериментальная реализация - да. Использование - трата,
но с непременным приобретением новых возможностей, более обширных, чем
израсходованные, - тоже. Понимаешь, это тонкая штука - реализация, в ней
должны отсутствовать порабощающие стимулы "преуспеть", "не упустить выгоду
или наслаждение", "урвать свое"... Тебе это может показаться странным, но
уверенное владение возможностями приносит людям больше счастья - светлого,
спокойного, - чем древнее стремление к максимальному удовлетворению
потребностей, стремление наполнить бездонную бочку.
- Да, когда знаешь, к чему это привело, ясно, насколько недалек был тот
животный принцип.
- Целым является человечество. Бионосфера планеты. Материальные же
потребности индивидуумов должны удовлетворяться в той мере, в какой
удовлетворяются "потребности" клеток организма: в самый раз для
нормального жизнедействия. Больше оптимума так же вредно, как и меньше
его. Не знаю, воображают ли клетки, что обеспечение делается ради их
выдающихся качеств, - но разумному существу лучше бы понимать все, как
есть.
- Собственно, в здоровых человеческих коллективах так и было, - заметил
Берн.
- Да, но много ли их было в истории - здоровых?.. Есть и еще смысл
жизни, самый простой: распространяться. Вид "гомо сапиенс" распространился
по планете и в окрестном космосе, теперь надо - дальше.
Они вели эти неторопливые беседы в разных местах и в разное время:
поздними вечерами на крылечке коттеджа под звездами, уложив спать малышей,
или над речным обрывом, любуясь стеклянной, зелено освещенной луной гладью
воды, или днем, наблюдая игры "орлов".
Новый разговор начал Берн:
- Не возвышенные идеалы определяют развитие человечества, не стремление
освобождаться, владеть возможностями. История человечества - это история
кризисов и их преодоления. Схема одна: благодаря недальновидности и
эгоизму людей накапливается исподволь какой-то скверный фактор, потом -
переход количества в качество - и он проявляется бедами, потрясениями.
Значительная часть людей разоряется, гибнет, дичает; уцелевшие напрягают
силы для борьбы со стихиями и между собой - больше, как правило, между
собой, чем со стихиями. Лучшие из них напрягают умы, ищут выход... и
находят его в новшествах. Начинается подъем, общество развивается, люди
множатся, распространяются, заселяют новые территории. Но в силу тех же
извечных причин: недалекости и эгоизма - опять накапливаются "тихие"
факторы. И цикл повторяется.
Первыми были кризисы чрезмерного истребления дичи и безумного поедания
всех съедобных плодов, корней... всего, что родила земля, - полудикими
первобытными племенами. Множество племен вымерло, уцелевшие додумались до
скотоводства и земледелия. Развились на этом, увлеклись - и начали новый
цикл: истребление лесов переложным землепользованием, а пастбищ, лугов,
степей - - чрезмерным выпасом размножившихся стад, кои подчищали все до
травинки. Этот кризис породил пустыни Средней Азии и Северной Африки,
погубил древние цивилизации... И так далее, через средневековые моры,
кризисы скученности и антисанитарии в городах, через войны и восстания
(каждое - кризис от накопившегося фактора), через кризисы товарного
перепроизводства, через разрушения среды обитания - до последнего
Потепления. Схема одна, и главное в ней, что все из благих намерений...
Можно ли считать такой путь развития разумным?
- В среднем - да, - сказал Ило. - Ведь каждая новая ступень в конечном
счете оказывается выше предыдущих.
- А если бы не было спадов, разрушительных провалов - на сколько бы они
были выше? Какой был бы взлет! Неужели нельзя плавней, устойчивей,
смотреть далеко вперед?.. Вот и сейчас хорошо, стабильность, тишь да гладь
- а можно ли поручиться, что в мире, в людях не накапливается новый
"тихий" фактор, который, когда придет время, сразу и громко заявит о
себе?.. На стадиях спада неконтролируемо выделяется накопленная энергия -
а ее все больше.
Ило выслушал профессора с большим интересом. Тот и сам, окончив,
подивился:
высказанное оформилось в уме его как-то вдруг. Собственно, начальные
суждения были близки к тому, что он говорил еще Нимайеру, подо что
подгонял гипотезу Морозова. Но в конце он - он, Берн, отрицавший
человечество! - верил в возможность бескризисного развития, хотел этого,
досадовал, что такого еще нет, даже мысленно представил, какой получился
бы при этом звездный рывок человечества, подумал будто и не он.
- Кризисы недостаточной разумности, - задумчиво молвил Ило. - Все верно:
деятельность, не продуманная до конца, в итоге оказывается
замаскированной стихией. Возможно, в этих срывах природа, естественное
течение явлений, осаживает нас - торопливых? Может, надо, пока не
спланировали все до крайних пределов бытия, сдерживать наращивание мощи,
смирять творческие порывы? Или как-то иначе дозировать: меньше изменять
природу, больше приноравливаться к ней, а?
- Понимаешь, не так все просто, - покрутил головой Берн. - Если
сдерживать энергетику, реализацию возможностей преобразования природы...
да еще начать приноравливаться к ней до идеального согласия, то разумная
жизнь может замереть. Даже повернуть вспять, как... как у этих...
- У кого - у этих? - с любопытством взглянул на него Ило.
- У кого? Ну, как же... - Профессор растерянно потер лоб:
действительно, у кого? Что это он понес? Что-то мелькнуло в уме - и
исчезло.
- Да, что-то я не так. Не обращай внимания.
Ило отвел удивленный взгляд.
Разговор прекратился, но весь вечер Берн был под впечатлением обмолвки.
Отходя ко сну, он допросил себя: "Так у кого все-таки у "этих"? О ком
я?" - "А о тех, - ответил он себя, - о тех самых, из памяти Дана". И его
пробрал холод.
Инстинкт самосохранения сторожит в человеке не только тело, организм -
психику тоже. Подобно тому, как рука отдергивает от обжигающего, колющего,
бьющего, так и память человека, его ум и воображение сами могут
уклоняться, "отдернуться" и от внутренней информации, и даже фактов
действительности, если они посягают на его личность. Так и с Берном. Он
знал минимум о том, чей мозг ему приживили: Эриданой, астронавт, погиб у
Альтаира... и больше знать ему не хотелось. Любопытство иногда возникало -
но сразу упиралось в стену внутреннего страха, страха попятить свою
личность, которой и так туго пришлось в этом мире.
Астронавт Дан - уже в силу одного того, что он астронавт - явно был
незаурядным, сильным человеком; к тому же он принадлежал этому миру. Берн
ему благодарен за то, что перешло от него: за зрение, слух, новую речь...
но и хватит. Шевеления остального, попытки Дановой памяти пробудиться
вызывали панический вопрос: а как же я?! Что станет со мной?.. Мирное
сожительство, симбиоз двух психик, двух взглядов на мир был - он это
чувствовал - невозможен.
В то же время этот внутренний страх неизвестно перед чем был неприятен,
лишал самоуважения. Собственно, чего он пугается?.. Однажды Берн преодолел
себя, запросил у ИРЦ краткую - самую краткую! - информацию о Дане, о
Девятнадцатой звездной. Сферодатчик говорил и показывал три минуты. Берн
почувствовал облегчение, даже разочарование. Экспедиция к Альтаиру была в
сравнении с другими малорезультативной. Астронавты, разбившись на группы,
изучили двенадцать планет, на которых не нашли - кроме второстепенных
малостей - ничего, что людям не было бы известно и до этого. Дан погиб
тривиально по своей неосторожности, вызвавшей неполадку в биокрыльях и
падение. Тело разбилось, голову спасла напарница по работе на этой планете
Алимоксена.
Профессор увидел и изображение своего донора: шатен с волевым лицом,
синими глазами, резкими чертами и веселой, чуть хищной улыбкой - улыбкой
бойца.
Облик действительно сильного человека.
Эти сведения не имели ничего общего с бредовыми переживаниями после
первой операции. Не ассоциировались они и с воспоминаниями во сне или
полусне, которые иногда тревожили профессора. Значит, то и есть бред и
сны. И точка.
За выводом было чувство облегчения, избавления от опасности, но этого
Берн предпочел не заметить.
А сегодняшняя обмолвка возвратила его к проблеме, которую он считал для
себя решенной. Она была из той области - бреда и полуснов. За ней маячило
что-то огромное и не его. Берн был раздосадован.
Разговор с Ило продолжился на следующий день. Они лежали на округлых,
оглаженных миллионолетней лаской волн камнях под навесом из пальмовых
листьев. Левее на галечном пляже копошилась малышня. Плескали сине-зеленые
волны Среднеземного моря. Дело происходило между Алжиром и Эрроном.
- В выборе человеком жизненного пути, - задумчиво проговорил Ило, - да
и в частных решениях: как поступить в том или ином случае - велика роль
прецедента, знания о других жизнях или поступках. Вечная цель человека:
повторить и превзойти достижения других, не повторяя их ошибок.
- Ты хочешь сказать, что и для человечества было бы неплохо знать о
жизненных путях иных разумных жителей Вселенной, иных цивилизаций?
- Это слабо сказано: неплохо знать. Не только бы неплохо, с каждым
веком это все более насущно необходимо. Знай мы заранее о путях других,
то, может, многого избежали бы. Необязательно даже, чтобы нашлись
гуманоидные цивилизации, пусть иных видов - пути разума должны быть схожи
независимо от биологического начала. В конце концов, необязательно и чтобы
сплошь просматривались параллели - пусть наше повышенное понимание себя,
своего пути возникает из несогласия с чужим опытом, из отрицания его. Но
пусть будет хоть что-то!
- Неужели - ничего?
- Почти. Две эпизодические встречи - и обе нельзя считать Контактами.
Первая - тот визит Прекрасной Дамы, который застал человечество в
скандальном положении, в каком гостей не принимают. Иномиряне отшатнулись
от нашей дикости, от неумения совладать со стихиями и собой; для них наша
разумность осталась под вопросом. Вторая - обнаружение у Проксимы Центавра
жизни несомненно высокоорганизованной и разумной, но такой, что почти
начисто исключает Контакт, сотрудничество, взаимопонимание:
кристаллической. Там, около безатмосферных планет и в окрестном космосе,
роятся, летают электрические "торпедки". У них громадные скорости, иной -
электромагнитный - принцип движения, исключительное быстродействие
мышления и обмена информацией... Словом, эти существа куда роднее нашим
электронным машинам, ракетам, чем нам, белковым созданиям. Астронавты
Седьмой экспедиции изучали и наблюдали их. Они, вероятно, наблюдали и
изучали астронавтов... если не приняли за живые организмы технику нашу, а
не их - но и только. Вот и все, что мы знаем о других в нашей Галактике.
- Как все? - вырвалось у Берна. - А Амебы? Ну... Высшие Простейшие?
- Помилуй, - Ило смотрел на него во все глаза, - какие же амебы -
высшие?
Простейшие - да, но почему высшие?
- М-м... да, в самом деле... - Берн тоже почувствовал замешательство. -
Что-то я опять зарапортовался. Жарко очень. Пойду искупаюсь.
Он встал, направился к воде. Ило глядел вслед - и вдруг понял: в Але
пробуждается Дан!
Та обмолвка об "этих самых", у которых жизнь замерла; вот сейчас - о
"высших простейших амебах"... да, пожалуй, и экспромт о "срывах от
недостаточной разумности" - все это принадлежит не профессору Берну из XX
века!
Ило почувствовал, что не только обрадован, но и опустошен этим
открытием:
тащил на горбу груз, донес, скинул, распрямился - все!.. Правильно он,
выходит, отклонял попытки опасного экспериментирования над Алем: терпение
и время, время и терпение - среда и жизнь свое возьмут. Не могли не взять,
ибо некуда в нынешней жизни развиться личности Берна, тем ее качествам,
которые он принес из XX века; и по этой же причине не могла не прорасти,
не развернуться в нем, не заявить о себе личность Дана. И вот - получилось.
Стало быть, и с этим все. Ныне отпущаеши...
"Постой, - вдруг опомнился биолог, - я не тем взволнован, не тому
радуюсь.
То, что в Але проявилась память астронавта, - мой маленький результат.
Но главное другое: о чем эта память? Ведь похоже, что в ней сведения о
Контакте. Там, у Альтаира, эти "высшие простейшие", амебы какие-то
мыслящие... и два астронавта Девятнадцатой экспедиции с ними общались!
Выходит, версия гибели Дана неверна... Постой, постой, даже и это
неважно:
что версия неверна и что гибель была. То, о чем мечтали, как только
осознали множественность миров во Вселенной, то, чего искали последние
века, - свершилось? И пусть свершилось как-то не так, с осложнениями, все
равно - знакомство с иным разумом, с иным путем развития!.. А меня это не
волнует и не трогает. Не волнует даже, что носитель информации о Контакте
- вон он плавает у скал. Разделался с последней жизненной задачей и все?
Дальше не мое, не для меня?..
Значит, вот ты какая, моя смерть!"
В ралли "Таймыр - Крым" Арно отправился, чтобы хоть ненадолго
отдалиться от Ксены. Дать подумать ей, подумать самому. Ничего не было
сказано между ними на прощание; может, она догонит или он вернется. А
скорее, и не догонит, и он не вернется.
...Было кое-что сказано три дня назад, ночью, в коттедже. Ксену вдруг
прорвало:
- Ну, Арно, миленький, ну, командир, рыжий с гордой душой! - Она
положила голову ему на грудь. - Отпусти меня к нему, а Он понял, о ком
речь. Не шевельнулся.
- Отправляйся, разве я что говорю!
- Ты не говоришь - ты молчишь! - Ксена откинулась. - Ты в душе отпусти.
И вот теперь он отпускал в душе. Дело было не в любви и не в ревности -
хотя немного и в том, и в другом; понял Арно, что Ксена исцелилась от шока
Одиннадцатой планеты. Теперь для нее как и для любого сильного, душевно
здорового человека, нет счастья в благополучии, в застойном однообразии
жизни - пусть даже приперченном гонками на автодроме. Хочется испытать дух
свой, пройти, балансируя, над психической пропастью, в которую ее ввергла
история с Даном. "Зачем мне душа, если нет для нее погибели!" - вспомнил
Арно фразу из старой книги.
Не могло ее, его Ксену, тянуть к Пришельцу как к личности, человеку -
пусть даже в нем есть частица Дана. Не могло! Ей нужна от встречи с ним
именно хорошая доза "погибели": волнений, терзаний, чтобы убедиться в
крепости и здоровье духа. И в добрый час. Удерживать - хоть молча, хоть
словами - значит изводить ее и себя. Пусть действует и решает сама.
Только холодно стало на душе. Потеряв Ксену, он терял все, что имел на
Земле. Никакая другая женщина не заменит ее ему - как не мог он сойтись в
дружбе с милыми, славными... но очень уж земными людьми. Они с Ксеной
одной породы: люди космоса.
Безмаршрутное ралли от Таймыра до ЮБК было новым словом в обучении
транспортных кристаллоблоков, настолько новым, что многие сомневались:
стоит ли ставить такой эксперимент? Заданы только точки старта и финиша,
выигрывал необязательно прибывший первым; можно двигаться по дорогам,
можно через луга, пашни, болота - но учитывался каждый поломанный кустик,
каждый помятый на посевах стебель, каждый клок сбитой при резком вираже
коры с дерева. Само собой, запрещалось и разузнавать дорогу. Конечной
целью этого экспериментального ралли, как понял Арно, было научить
персептронный транспорт движению по неизведанной местности к указанной
цели оптимальными маршрутами. На Земле не было нужды в таком, это была еще
одна примерка к иным планетам.
Они ехали пятые сутки. Арно лидировал в своей группе. Только раз он
оплошал, выехал к Волге не там, где рассчитывал, в поисках моста
отклонился на северо-запад. Мчались полный световой день, от восхода до
заката. За день он выматывался, спал беспробудно. Завтра был последний
этап.
В этот день он со своим напарником, который вел параллельный состав,
астероидного поля, где оно расплывается, комья антивещества мельчают,
осталась громадная "дыра", вмятина пустоты с поперечником в тысячу
километров. Это место аннигиляции звездолета.
Наверное, все было, как обычно: звездолет повис на удаленной от
центральной звезды орбите, разведракету 1Р-9/12 послали искать - поскольку
там нет планет - астероид покрупнее для развертывания базы. Наверно,
локаторы звездолета заблаговременно и на предельной дистанции засекли
метеоры, траектории которых могли пересечься с кораблем. Это не опасность,
система аннигилятной защиты срабатывает автоматически: выстреливает
самонаводящейся пушкой в метеорные тела миллиграммовые пульки из
антисвинца. Легкая вспышка в ста километрах от корабля обращает метеор в
пар и излучение, в ничто. Но эти метеоры сами были из антивещества...
Ведомая Неизвестным 1Р-9 отлетела достаточно далеко, аннигиляционный
взрыв звездолета ее не задел. Только вспышка, затмившая свет трех звезд,
дала знать разведчику, что он остался один. Секунды - и ничего нет: ни
корабля, ни сотни, без малого, товарищей, ни даже обломков. Если
Неизвестный и не понял сам, то спектроанализаторы ракеты объяснили ему,
что представляет собой астероидный пояс у белого карлика...
- А дальше? - тихо спросил Ло.
- Дальше его действия были подчинены одной цели: отправить сообщение.
Направить его в Солнечную, там перехватят. Главное было - топливо.
Аннигилят состоит из равных количеств вещества и антивещества, вот и надо,
чтобы и того и другого было побольше. Не так уж и трудно отправить в
плавильный бункер "Вещество" перед камерой сгорания все лишние предметы в
ракете - они теперь все были лишние, кроме курсового автомата. Не так уж и
трудно было ему упростить схему управления: только форсированный разгон и
движение по.
прямой... Но самое трудное, невероятно трудное - наполнить бункер
антивещества!
Это более всего и убедило, что у Тризвездия есть такая залежь: ведь на
своей заправке 1Р никогда не достигла бы скорости 150 мегаметров в секунду
- куда!
Значит, Неизвестный собирал астероиды там. Как? Есть у ракеты
минимальные технические средства для такого, для подзаправки в космосе:
нейтридный манипулятор, засасывающий магнитный смерчик... Но один, в
невесомости, в условиях, когда первое неточное движение наверняка окажется
и последним...
это был труд!
После этого ему осталось включить двигатель на режим нарастающего
ускорения, выверить последний раз траекторию, чтобы далекая звезда Солнце
находилась в перекрестии курсового фотоэлемента... - Ило замолк.
- И- выброситься? - хрипло спросил Эри.
- Нет. Он не мог выброситься, это сбило бы ракету с курса. Да и... -
Дед поколебался, стоит ли такое говорить детям, - его тело, десятки
килограммов дефицитного там вещества, тоже должно было войти в топливный
баланс. Должно, не мог он, подчищая все, упустить из виду себя. И он вошел
в плавильный бункер. Там есть переходный отсек с двумя герметичными
люками. Когда он открыл внутренний, реле безопасности захлопнуло за ним
внешний, сбросило его вниз.
Ило замолк. Молчали и дети. Берн рассматривал памятник в шаре: так вот
почему астронавт стоит лицом к огню.
- А кто же он был? - спросила Ия. - Неужели не удалось установить - по
голосу, по признакам каким-то?
- Слышали только голос дешифрующей машины, - ответил Ило. - А признаки
- какие признаки! Все участники звездных экспедиций отлично водят
разведракеты. Для них обязательно участие в конструировании и сборке
звездолета и основных его машин - это принцип надежности через человека.
- Даже не узнали по записи: мужчина это был или женщина?
- Человек это был, - сказал Ило. - Человек. Ночь пришла на "лапуту".
Тьма внизу была расцвечена огнями дорог, вышек, зданий. Тьма вверху была
как отражение, хотя огни в ней светили куда мощнее: они казались подобны
земным только потому, что находились гораздо дальше. Одни,
космосстроевские, в тысячах километров, другие, звездные, и вовсе пылали в
десятках и сотнях парсек отсюда. Но и к тем, и к другим летели сейчас люди.
Берн увидел дополнительные отсветы, дрожавшие в и без того блестящих
глазах Ии и Ни. Девочкам было очень жаль Неизвестного. Других из Пятой
тоже, но не так: они погибли мгновенно, не осознав, что случилось. А
этого, который остался один в звездной пустыне, в равнодушно уничтожающем
все мире, и не мог да ошибиться, пока не сделал все, - было жаль до слез.
Ило искоса смотрел на Эри. Тот, полуотвернувшись, жмурил глаза: это он
сейчас входил в плавильный бункер ракеты, это е бил в лицо нестерпимый
тысячеградусный жар... Пусть неизвестный, но он!
Старый биолог улыбнулся тепло и чуть иронично.
В минувшем апреле ему исполнилось 182 года. Он и сам чувствовал, что
зажился сверх всякого приличия. Не нужно столько - тем более ему, знающему
жизнь достаточно полно, чтобы держаться за нее. Да и вообще, если человек
настолько не понимает жизнь и свое место в ней, что и после ста лет
цепляется за нее, смакует биологическое существование, - зачем он жил?
Человек часть ноосферы, часть разумного мира - и важно почувствовать
момент освобождения, за которым мир далее может развиваться без нее.
Тянуть дальше - значит, паразитировать, заедать чужой век. Такое - не для
него.
Оправдание избыточной жизни Ило видел в неоконченных делах - в тех, в
которых мир без него еще не обходился. Помыслы и действия биолога были
подчинены одному: закругляться. Заканчивать старое, не брать на себя новое
- освобождаться.
Но жизнь все не отпускала. Вот, подкинула Альдобиана, надо держать его
при себе. Должны же пробудиться в древнем профессоре хоть намеки на память
Дана, должны! Астр прав: если не он, так кто?
...Не отпускали - хотя это было без толку, зря - мысли о загубленной
Биоколонизации. Их возбуждали путешествия с "орлами", перелеты. Паря в
воздушных потоках над зелено-голубым миром - с водами, тучными нивами,
теплым ветром, - он невольно подумывал, что и на других планетах могло
быть так. Даже одна усиливающая проект идея пришла к нему в таких
размышлениях-полетах, что посредством тех же микробиологических операций
можно образовать на планетах залежи нефти, горючих сланцев, слои плотного
угля, даже километровые пузыри газа. Не для прежнего бездарного
расходования на топливо (хотя и это не помешает там как НЗ - солнца-то
все-таки искусственные!); это была бы сырьевая база для производства
полимеров, синтетических материалов, даже пищи. Куда как важно было бы для
строительства новых цивилизаций.
Разгорячась в мыслях, он продумывал методику, отвечал на возможные
вопросы Эоли, сотрудников, даже Приемочной Комиссии... а потом
спохватывался со стыдом и болью. Нет проекта Биоколонизации как не было;
другими делами заняты сотрудники, другие опыты ведут они на Полигоне. Есть
лишь его бессмысленное умствование, старческое невладение мыслью. Раньше
он мыслями владел так же уверенно, как и телом.
Потом снова мечтал, планировал - жило в нем это, жило! Однажды даже
запросил у ИРЦ обзор проектов и идей по освоению далеких планет.
Просмотрел - и проникся гордыней: не было ничего в обзоре и близкого к
Биоколонизации, не было, черт побери!.. А затем спохватывался, стыдил и
смирял себя.
Малыши не были проблемой, возня с ними была отдыхом и возвращением к
истокам. Ило щедро отдавал им то, что знал и умел и что они могли сейчас
принять. Исчезновение его будет для " орлов", конечно, еще большим
огорчением, нежели расставание с "гуигнгн-мами"... Ну ничего.
:::::::::::::::::::::::::::
- Ило, а какое у тебя прежде было имя, нормальное? Тот взглянул
удивленно.
Профессор поправился:
- Я не так сказал, не нормальное... Конечно же, нынешнее индексовое,
которое дает информацию о человеке, нормально и разумно. Ну... стихийное,
которое родители дали. Тоже на "И"?
Старый биолог молча глядел перед собой: то ли вспоминал, то ли
всматривался в дали своего прошлого.
- Совершенно верно, на "И", - улыбнулся он Берну своей простецкой
улыбкой. - Иваном звали. А в детстве и вовсе Ванюшкой.
:::::::::::::::::::::::::::
- Неужели ничего нельзя поделать? Вы так много знаете о человеческом
организме! Освободиться от устарелой информации в мозгу, очистить память
тела, повысить его выразительность, - можно это?
- Можно. Только бессмысленно. Лишней информации в человеке нет. Все
накопленное им в жизни плюс унаследованное - это и есть его личность.
Устранять, очищать - значит, уничтожать личность. Чем это отличается от
смерти?
- Значит, идея бессмертия - вздор?
- И да, и нет. Есть два типа бессмертия: бессмертие камня, его можно
достичь анабиозом, мгновенным замораживанием, и бессмертие волны. Цену
первому ты знаешь сам. Второе подобно бегу волны по воде: волна движется,
вода остается - забывание-вытеснение старой информации по мере накопления
новой. Это тоже самообман. Не бывает бесконечного в конечном, невозможно
это! Ило помолчал, добавил:
- Поддерживать функционирование живой плоти неопределенно долго в
принципе можно. Только это не будет бессмертие личности. Личность есть
выразительная цельность. А всякая цельность - конечна.
:::::::::::::::::::::::::::
- В чем смысл жизни?
- Все в том же, в служении идее освобождения человечества.
Ило по неведению польстил Берну, предположив, что и он служил этой идее.
Профессор, впрочем, слышал о ней.
- М-м... И каким же образом?
- В твое время преобладало освобождение людей от произвола стихий и от
порабощения другими людьми. Потом - по закону отрицания - пришлось не
однажды освобождаться и от первоначальных "освободителей": от
порабощающего влияния собственности и техники, от чрезмерной власти людей
над людьми, от денег и получаемых с помощью их преимуществ... от многого.
Кроме того, во все времена шло освобождение через познание, через
понимание места разумных существ в планетных и космических процессах -
через постижение истинного смысла вещей. Такое познание превращает людей
из слепых орудий природы в соратника-напарника естественных процессов, а
затем в руководителя их.
- А сейчас?
- Это последнее: освобождение через познание и накопление возможностей
- энергетических и информационных.
- Но... уверенность, что владеешь возможностями, дает реализация их?
- Не всякая. Экспериментальная реализация - да. Использование - трата,
но с непременным приобретением новых возможностей, более обширных, чем
израсходованные, - тоже. Понимаешь, это тонкая штука - реализация, в ней
должны отсутствовать порабощающие стимулы "преуспеть", "не упустить выгоду
или наслаждение", "урвать свое"... Тебе это может показаться странным, но
уверенное владение возможностями приносит людям больше счастья - светлого,
спокойного, - чем древнее стремление к максимальному удовлетворению
потребностей, стремление наполнить бездонную бочку.
- Да, когда знаешь, к чему это привело, ясно, насколько недалек был тот
животный принцип.
- Целым является человечество. Бионосфера планеты. Материальные же
потребности индивидуумов должны удовлетворяться в той мере, в какой
удовлетворяются "потребности" клеток организма: в самый раз для
нормального жизнедействия. Больше оптимума так же вредно, как и меньше
его. Не знаю, воображают ли клетки, что обеспечение делается ради их
выдающихся качеств, - но разумному существу лучше бы понимать все, как
есть.
- Собственно, в здоровых человеческих коллективах так и было, - заметил
Берн.
- Да, но много ли их было в истории - здоровых?.. Есть и еще смысл
жизни, самый простой: распространяться. Вид "гомо сапиенс" распространился
по планете и в окрестном космосе, теперь надо - дальше.
Они вели эти неторопливые беседы в разных местах и в разное время:
поздними вечерами на крылечке коттеджа под звездами, уложив спать малышей,
или над речным обрывом, любуясь стеклянной, зелено освещенной луной гладью
воды, или днем, наблюдая игры "орлов".
Новый разговор начал Берн:
- Не возвышенные идеалы определяют развитие человечества, не стремление
освобождаться, владеть возможностями. История человечества - это история
кризисов и их преодоления. Схема одна: благодаря недальновидности и
эгоизму людей накапливается исподволь какой-то скверный фактор, потом -
переход количества в качество - и он проявляется бедами, потрясениями.
Значительная часть людей разоряется, гибнет, дичает; уцелевшие напрягают
силы для борьбы со стихиями и между собой - больше, как правило, между
собой, чем со стихиями. Лучшие из них напрягают умы, ищут выход... и
находят его в новшествах. Начинается подъем, общество развивается, люди
множатся, распространяются, заселяют новые территории. Но в силу тех же
извечных причин: недалекости и эгоизма - опять накапливаются "тихие"
факторы. И цикл повторяется.
Первыми были кризисы чрезмерного истребления дичи и безумного поедания
всех съедобных плодов, корней... всего, что родила земля, - полудикими
первобытными племенами. Множество племен вымерло, уцелевшие додумались до
скотоводства и земледелия. Развились на этом, увлеклись - и начали новый
цикл: истребление лесов переложным землепользованием, а пастбищ, лугов,
степей - - чрезмерным выпасом размножившихся стад, кои подчищали все до
травинки. Этот кризис породил пустыни Средней Азии и Северной Африки,
погубил древние цивилизации... И так далее, через средневековые моры,
кризисы скученности и антисанитарии в городах, через войны и восстания
(каждое - кризис от накопившегося фактора), через кризисы товарного
перепроизводства, через разрушения среды обитания - до последнего
Потепления. Схема одна, и главное в ней, что все из благих намерений...
Можно ли считать такой путь развития разумным?
- В среднем - да, - сказал Ило. - Ведь каждая новая ступень в конечном
счете оказывается выше предыдущих.
- А если бы не было спадов, разрушительных провалов - на сколько бы они
были выше? Какой был бы взлет! Неужели нельзя плавней, устойчивей,
смотреть далеко вперед?.. Вот и сейчас хорошо, стабильность, тишь да гладь
- а можно ли поручиться, что в мире, в людях не накапливается новый
"тихий" фактор, который, когда придет время, сразу и громко заявит о
себе?.. На стадиях спада неконтролируемо выделяется накопленная энергия -
а ее все больше.
Ило выслушал профессора с большим интересом. Тот и сам, окончив,
подивился:
высказанное оформилось в уме его как-то вдруг. Собственно, начальные
суждения были близки к тому, что он говорил еще Нимайеру, подо что
подгонял гипотезу Морозова. Но в конце он - он, Берн, отрицавший
человечество! - верил в возможность бескризисного развития, хотел этого,
досадовал, что такого еще нет, даже мысленно представил, какой получился
бы при этом звездный рывок человечества, подумал будто и не он.
- Кризисы недостаточной разумности, - задумчиво молвил Ило. - Все верно:
деятельность, не продуманная до конца, в итоге оказывается
замаскированной стихией. Возможно, в этих срывах природа, естественное
течение явлений, осаживает нас - торопливых? Может, надо, пока не
спланировали все до крайних пределов бытия, сдерживать наращивание мощи,
смирять творческие порывы? Или как-то иначе дозировать: меньше изменять
природу, больше приноравливаться к ней, а?
- Понимаешь, не так все просто, - покрутил головой Берн. - Если
сдерживать энергетику, реализацию возможностей преобразования природы...
да еще начать приноравливаться к ней до идеального согласия, то разумная
жизнь может замереть. Даже повернуть вспять, как... как у этих...
- У кого - у этих? - с любопытством взглянул на него Ило.
- У кого? Ну, как же... - Профессор растерянно потер лоб:
действительно, у кого? Что это он понес? Что-то мелькнуло в уме - и
исчезло.
- Да, что-то я не так. Не обращай внимания.
Ило отвел удивленный взгляд.
Разговор прекратился, но весь вечер Берн был под впечатлением обмолвки.
Отходя ко сну, он допросил себя: "Так у кого все-таки у "этих"? О ком
я?" - "А о тех, - ответил он себя, - о тех самых, из памяти Дана". И его
пробрал холод.
Инстинкт самосохранения сторожит в человеке не только тело, организм -
психику тоже. Подобно тому, как рука отдергивает от обжигающего, колющего,
бьющего, так и память человека, его ум и воображение сами могут
уклоняться, "отдернуться" и от внутренней информации, и даже фактов
действительности, если они посягают на его личность. Так и с Берном. Он
знал минимум о том, чей мозг ему приживили: Эриданой, астронавт, погиб у
Альтаира... и больше знать ему не хотелось. Любопытство иногда возникало -
но сразу упиралось в стену внутреннего страха, страха попятить свою
личность, которой и так туго пришлось в этом мире.
Астронавт Дан - уже в силу одного того, что он астронавт - явно был
незаурядным, сильным человеком; к тому же он принадлежал этому миру. Берн
ему благодарен за то, что перешло от него: за зрение, слух, новую речь...
но и хватит. Шевеления остального, попытки Дановой памяти пробудиться
вызывали панический вопрос: а как же я?! Что станет со мной?.. Мирное
сожительство, симбиоз двух психик, двух взглядов на мир был - он это
чувствовал - невозможен.
В то же время этот внутренний страх неизвестно перед чем был неприятен,
лишал самоуважения. Собственно, чего он пугается?.. Однажды Берн преодолел
себя, запросил у ИРЦ краткую - самую краткую! - информацию о Дане, о
Девятнадцатой звездной. Сферодатчик говорил и показывал три минуты. Берн
почувствовал облегчение, даже разочарование. Экспедиция к Альтаиру была в
сравнении с другими малорезультативной. Астронавты, разбившись на группы,
изучили двенадцать планет, на которых не нашли - кроме второстепенных
малостей - ничего, что людям не было бы известно и до этого. Дан погиб
тривиально по своей неосторожности, вызвавшей неполадку в биокрыльях и
падение. Тело разбилось, голову спасла напарница по работе на этой планете
Алимоксена.
Профессор увидел и изображение своего донора: шатен с волевым лицом,
синими глазами, резкими чертами и веселой, чуть хищной улыбкой - улыбкой
бойца.
Облик действительно сильного человека.
Эти сведения не имели ничего общего с бредовыми переживаниями после
первой операции. Не ассоциировались они и с воспоминаниями во сне или
полусне, которые иногда тревожили профессора. Значит, то и есть бред и
сны. И точка.
За выводом было чувство облегчения, избавления от опасности, но этого
Берн предпочел не заметить.
А сегодняшняя обмолвка возвратила его к проблеме, которую он считал для
себя решенной. Она была из той области - бреда и полуснов. За ней маячило
что-то огромное и не его. Берн был раздосадован.
Разговор с Ило продолжился на следующий день. Они лежали на округлых,
оглаженных миллионолетней лаской волн камнях под навесом из пальмовых
листьев. Левее на галечном пляже копошилась малышня. Плескали сине-зеленые
волны Среднеземного моря. Дело происходило между Алжиром и Эрроном.
- В выборе человеком жизненного пути, - задумчиво проговорил Ило, - да
и в частных решениях: как поступить в том или ином случае - велика роль
прецедента, знания о других жизнях или поступках. Вечная цель человека:
повторить и превзойти достижения других, не повторяя их ошибок.
- Ты хочешь сказать, что и для человечества было бы неплохо знать о
жизненных путях иных разумных жителей Вселенной, иных цивилизаций?
- Это слабо сказано: неплохо знать. Не только бы неплохо, с каждым
веком это все более насущно необходимо. Знай мы заранее о путях других,
то, может, многого избежали бы. Необязательно даже, чтобы нашлись
гуманоидные цивилизации, пусть иных видов - пути разума должны быть схожи
независимо от биологического начала. В конце концов, необязательно и чтобы
сплошь просматривались параллели - пусть наше повышенное понимание себя,
своего пути возникает из несогласия с чужим опытом, из отрицания его. Но
пусть будет хоть что-то!
- Неужели - ничего?
- Почти. Две эпизодические встречи - и обе нельзя считать Контактами.
Первая - тот визит Прекрасной Дамы, который застал человечество в
скандальном положении, в каком гостей не принимают. Иномиряне отшатнулись
от нашей дикости, от неумения совладать со стихиями и собой; для них наша
разумность осталась под вопросом. Вторая - обнаружение у Проксимы Центавра
жизни несомненно высокоорганизованной и разумной, но такой, что почти
начисто исключает Контакт, сотрудничество, взаимопонимание:
кристаллической. Там, около безатмосферных планет и в окрестном космосе,
роятся, летают электрические "торпедки". У них громадные скорости, иной -
электромагнитный - принцип движения, исключительное быстродействие
мышления и обмена информацией... Словом, эти существа куда роднее нашим
электронным машинам, ракетам, чем нам, белковым созданиям. Астронавты
Седьмой экспедиции изучали и наблюдали их. Они, вероятно, наблюдали и
изучали астронавтов... если не приняли за живые организмы технику нашу, а
не их - но и только. Вот и все, что мы знаем о других в нашей Галактике.
- Как все? - вырвалось у Берна. - А Амебы? Ну... Высшие Простейшие?
- Помилуй, - Ило смотрел на него во все глаза, - какие же амебы -
высшие?
Простейшие - да, но почему высшие?
- М-м... да, в самом деле... - Берн тоже почувствовал замешательство. -
Что-то я опять зарапортовался. Жарко очень. Пойду искупаюсь.
Он встал, направился к воде. Ило глядел вслед - и вдруг понял: в Але
пробуждается Дан!
Та обмолвка об "этих самых", у которых жизнь замерла; вот сейчас - о
"высших простейших амебах"... да, пожалуй, и экспромт о "срывах от
недостаточной разумности" - все это принадлежит не профессору Берну из XX
века!
Ило почувствовал, что не только обрадован, но и опустошен этим
открытием:
тащил на горбу груз, донес, скинул, распрямился - все!.. Правильно он,
выходит, отклонял попытки опасного экспериментирования над Алем: терпение
и время, время и терпение - среда и жизнь свое возьмут. Не могли не взять,
ибо некуда в нынешней жизни развиться личности Берна, тем ее качествам,
которые он принес из XX века; и по этой же причине не могла не прорасти,
не развернуться в нем, не заявить о себе личность Дана. И вот - получилось.
Стало быть, и с этим все. Ныне отпущаеши...
"Постой, - вдруг опомнился биолог, - я не тем взволнован, не тому
радуюсь.
То, что в Але проявилась память астронавта, - мой маленький результат.
Но главное другое: о чем эта память? Ведь похоже, что в ней сведения о
Контакте. Там, у Альтаира, эти "высшие простейшие", амебы какие-то
мыслящие... и два астронавта Девятнадцатой экспедиции с ними общались!
Выходит, версия гибели Дана неверна... Постой, постой, даже и это
неважно:
что версия неверна и что гибель была. То, о чем мечтали, как только
осознали множественность миров во Вселенной, то, чего искали последние
века, - свершилось? И пусть свершилось как-то не так, с осложнениями, все
равно - знакомство с иным разумом, с иным путем развития!.. А меня это не
волнует и не трогает. Не волнует даже, что носитель информации о Контакте
- вон он плавает у скал. Разделался с последней жизненной задачей и все?
Дальше не мое, не для меня?..
Значит, вот ты какая, моя смерть!"
В ралли "Таймыр - Крым" Арно отправился, чтобы хоть ненадолго
отдалиться от Ксены. Дать подумать ей, подумать самому. Ничего не было
сказано между ними на прощание; может, она догонит или он вернется. А
скорее, и не догонит, и он не вернется.
...Было кое-что сказано три дня назад, ночью, в коттедже. Ксену вдруг
прорвало:
- Ну, Арно, миленький, ну, командир, рыжий с гордой душой! - Она
положила голову ему на грудь. - Отпусти меня к нему, а Он понял, о ком
речь. Не шевельнулся.
- Отправляйся, разве я что говорю!
- Ты не говоришь - ты молчишь! - Ксена откинулась. - Ты в душе отпусти.
И вот теперь он отпускал в душе. Дело было не в любви и не в ревности -
хотя немного и в том, и в другом; понял Арно, что Ксена исцелилась от шока
Одиннадцатой планеты. Теперь для нее как и для любого сильного, душевно
здорового человека, нет счастья в благополучии, в застойном однообразии
жизни - пусть даже приперченном гонками на автодроме. Хочется испытать дух
свой, пройти, балансируя, над психической пропастью, в которую ее ввергла
история с Даном. "Зачем мне душа, если нет для нее погибели!" - вспомнил
Арно фразу из старой книги.
Не могло ее, его Ксену, тянуть к Пришельцу как к личности, человеку -
пусть даже в нем есть частица Дана. Не могло! Ей нужна от встречи с ним
именно хорошая доза "погибели": волнений, терзаний, чтобы убедиться в
крепости и здоровье духа. И в добрый час. Удерживать - хоть молча, хоть
словами - значит изводить ее и себя. Пусть действует и решает сама.
Только холодно стало на душе. Потеряв Ксену, он терял все, что имел на
Земле. Никакая другая женщина не заменит ее ему - как не мог он сойтись в
дружбе с милыми, славными... но очень уж земными людьми. Они с Ксеной
одной породы: люди космоса.
Безмаршрутное ралли от Таймыра до ЮБК было новым словом в обучении
транспортных кристаллоблоков, настолько новым, что многие сомневались:
стоит ли ставить такой эксперимент? Заданы только точки старта и финиша,
выигрывал необязательно прибывший первым; можно двигаться по дорогам,
можно через луга, пашни, болота - но учитывался каждый поломанный кустик,
каждый помятый на посевах стебель, каждый клок сбитой при резком вираже
коры с дерева. Само собой, запрещалось и разузнавать дорогу. Конечной
целью этого экспериментального ралли, как понял Арно, было научить
персептронный транспорт движению по неизведанной местности к указанной
цели оптимальными маршрутами. На Земле не было нужды в таком, это была еще
одна примерка к иным планетам.
Они ехали пятые сутки. Арно лидировал в своей группе. Только раз он
оплошал, выехал к Волге не там, где рассчитывал, в поисках моста
отклонился на северо-запад. Мчались полный световой день, от восхода до
заката. За день он выматывался, спал беспробудно. Завтра был последний
этап.
В этот день он со своим напарником, который вел параллельный состав,