Страница:
среднее - понятийное, предельно высокое - овеществление. Ну, а какое же
разумное существо будет сверх меры напрягаться, утомлять себя! Умный в
гору не пойдет... Тысячелетия назад они умели концентрировать усилия мысли
и для овеществления представлений на суше, в воздушной среде. Но в воде
все получалось куда легче... впрочем, все это мы узнали потом. В первом
общении речь шла преимущественно о нас, а не о них.
- Да... - снова вступил Дан. - Когда тело Амебы приобрело оранжевый
цвет, я "вспомнил", что передо мной Высшее Простейшее, один из жителей
планеты, - и иных на ней нет. Да, еще "вспомнил" я, тогда своей нелепой
выходкой с саком я помешал этому ВП перечислять наперегонки с другим
простые числа высоких порядков: игра, в которой они соревнуются второй
десяток здешних лет. Из-за меня эта Амеба сбилась, последнее крупное число
назвала соперница.
Затем я неожиданно для себя ударился в воспоминания: о себе, о нашей
экспедиции, вообще о людях, о Солнечной системе, Земле, о ее геологической
истории, развитии жизни... Быстро, ярко, беспорядочно я припоминал
галактические координаты Солнца, как бывает больно, если поцарапаешься или
обожжешься, картины сборки нашего звездолета на Космосстрое, его старта,
вкусовые ощущения от многих кушаний и напитков, их приготовление, виденные
еще в детстве в палеонтологическом музее скелеты диплодока и птерозавр...
Эти последние образы отразились-вырисовались в теле Амебы ярче других,
что говорило об особом интересе. И я подробно, как только мог, вспомнил
все, что знал об эволюции нашего животного мира от его зарождения в
силлурийских морях до расцвета земноводных и пресмыкающихся - и далее до
появления теплокровных, выделения из них приматов и человека. Так же
подробно я вспомнил об обмене веществ и тепловом гомеостазе у высших
животных - и временами ловил себя на изумлении перед этими азбучными
фактами: вот как!
Надо же!.. На самом деле, конечно, это удивлялась Амеба.
Вспоминал еще многое: облики знакомых людей, жатву пищевых водорослей в
Северном море, вид прежних и новых материков Земли, эту, нынешнюю нашу
земноводную и пресмыкающуюся фауну: ящериц, лягушек, змей... Социальную
историю человечества, устройство и схемы информационных систем,
кристаллоблоков, работу реактивных двигателей. От зрительного
представления аннигиляционных вспышек в дюзах-рефлекторах ракет - я,
астронавт, видевший это много раз! - ощутил ужас и боль. Конечно, это тоже
были не мои чувства.
Вспоминал еще и еще: способы размножения людей - со всей гаммой
сопутствующих чувств, от влюбленности до отцовства; способы размножения
иных животных - менее подробно; о взаимоотношениях людей и природы, людей
и техники, людей в коллективах... Так Амеба выспрашивала-выкачивала меня.
Многие видения моей памяти отражались сразу в ней; при этом у нас
устанавливался приятный чувственный контакт, круговая психосвязь: если ВП
что-то отражало неверно, я мысленно корректировал до точной
выразительности.
Это переживание было бы родственно творческой удаче, если бы... если бы
не скверный оттенок, какой-то щенячий восторг у меня, когда оказывался
верно понят этим нервным студнем, желание стараться и заслужить его
похвалу - даже так, да! Не на высоте мы были в первых общениях с Амебами,
что и говорить.
При всем том я заметил, что труднее всего моему ВП дается техника.
Несколько раз подряд я вспоминал-втолковывал ему устройство колеса,
подшипников скольжения и качения, зубчатых передач, резьбовых соединений -
все азы механики. Не менее туго оно усваивало энергетику, автоматику,
способы проектирования... Может быть, сложность была в том, что Амеба
игнорировала формулы и теории, а направляла мои воспоминания - даже в
самых абстрактных областях - по цепочке фактов и сопутствующих им
ощущений. Умозаключения Высшие Простейшие предпочитали строить сами.
Собственно, в этом у них и состояла радость жизни.
Так мы висели друг против друга в воде - человек и мыслящий студенистый
комок. Наверху рассветало, поверхность моря надо мной стала сереть. Амеба
начала погружаться вниз. Я, как привязанный, за ней. Чем светлее
становилось небо, тем более ее тянуло ко дну. "Высшие Простейшие избегают
света, - "вспомнил-понял" я. - Он - помеха, отвлекает от ясного мышления".
Я же чувствовал себя неважно: и от возрастающего давления воды, и от
умственного и психического перенапряжения. Когда я понял, что сейчас
потеряю сознание, это же поняла и Амеба. Такое мое состояние сильно
уронило меня во мнении ВП:
от чего изнемог - от интересной беседы! Но Высшее Простейшее снизошло к
моей слабости, отпустило с миром. И исчезло само: было и - не стало.
Последнее, что я "вспомнил-понял", это - что с наступлением ночи сюда же
должна приплыть для беседы с ним моя самка.
Видение расплывчатого желтого комка на днищах-экранах и в миллионах
сферодатчиков сменил интерьер лаборатории в Биоцентре. Эоли с ассистентом
высвобождал из путаницы проводов Ксену, а затем Дана.
- И-и-ии!... - ошеломленно втянул в себя воздух Фе. - Да это же наш Аль!
Команда "орлов" находилась на дисковом корабле, который дрейфовал в
восточной части Среднеземного моря неподалеку от Кипра. Новый Дед -
Бансуварион 107 - во всех почти своих прежних занятиях был связан с морем:
ихтиолог, подводник - коралловед, штурман дальнего плавания, тренер
морских гонщиков... И конечно, настырные "орлы" первым делом выдавили из
него среднеземноморский круиз на дисковом катере с обучением фигурам
надводного пилотажа и джигитовки.
Из-за этого занятия они и опоздали к началу передачи из Биоцентра,
попали сразу на Одиннадцатую. Сейчас их корабль слабо покачивался на волне
в виду кипрских скал; малыши и Дед Бан сидели вокруг сферодатчика на
верхней палубе.
- Смотрите, это же Аль! - подхватила Ия.
- Наш белоголовый Аль! Вот это да!...- взволновались и остальные, глядя
на встающего из кресла седого человека.
Наступила минута неловкого молчания, во время которой "орлам" как-то не
очень хотелось глядеть друг на друга.
- А все ты! - Ло ткнул локтем в бок сидевшего рядом Эри.
- Это все он, да!
- Из-за него... вечно лезет!
Одиннадцать пар негодующих глаз устремились на мальчика. У того
насупились брови и надулись щеки.
- А что ж он, - сказал Эри протяжно, - какую-то чепуху нам рассказывал,
а не про это! Этому бы мы сразу поверили.
Перерыв... Ли в этом опыте занимала свое место на галерее у блока связи с
ИРЦ. Она сразу, как увидела Дана-Берна, растерялась, взволновалась, сердце
запрыгало. Ей захотелось не то убежать, не то засмеяться, подойти к нему,
погладить по впалой щеке. Но она взяла себя в руки.
Потом пригляделась, несколько раз встретилась глазами с ним - и не
нашла в его взгляде отклика. Нет, это был не Аль! Конечно, не Аль... Даже
внешность этого человека уже начала подделываться под новый склад психики,
новый характер. Он весь как-то подтянулся, волевая складка залегла между
темными бровями, по-иному очертились губы, иначе сжимаются - крепко и
весело; как-то проще распределились складки в мимике лица, некоторые
морщины совсем исчезли - около глаз, например. И сами глаза смотрят иначе:
взыскательно, проникая в душу, будто требуя от человека невозможного... и
вроде как имеют право требовать такое! Глаза человека, обнимавшего мыслью
Бесконечное - Вечное, соединенного духом не только с жизнью Земли, как
обычные люди, но и с жизнью Галактики.
У Аля взгляд был мягче, неопределенней, с вопросом. А этому будто уже
известны ответы на все вопросы, куда там!
Особенно размышлять и переживать за работой не приходилось. Но сейчас,
в перерыве, Ли почувствовала, что как-то больше обычного устала, что ей
грустно. Был человек - и вроде не умер, а нет. Как странно!.. И поняла Ли,
что до сих пор хранила Аля в сердце, тревожилась: как он там -
неприспособленный, невыдержанный, самолюбивый?.. Даже, не сознаваясь себе,
ждала от него весточки. Или встречи? Она ловила себя не раз на таких
мыслях, на ожидании - и негодовала на себя за сердечную слабость. А теперь
грустно и жаль.
Хорошо бы, если бы Аль в самом деле вернулся. Они бы по-новому, более
умно поняли друг друга - и любили бы друг друга долго-долго...
А этот Дан - он ведь любит Ксену, это видно. И она его.
Вот и все, конец, надо освобождаться от этого чувства - любить уже
некого. И сердиться не на кого. Да и не за что: располагая такой
информацией, Аль, конечно же, не должен был рисковать, впутываться в ту
историю с эхху.
И наверно, надо теперь поскорей и посильнее полюбить Эоли, который
одинок и ждет. Она ему нужна. И к тому же она виновата перед ним:
морочила, морочила ему голову, а потом так огорчила!
Сердце Ли само искало, кого бы ей полюбить.
...Но все равно: когда она видела на контрольном экране считанные с
памяти Дана видения Одиннадцатой планеты, то для нее их выдавал Аль - ее
Аль!
Перерыв, перерыв!.. Эоли вышел из корпуса, углубился по тропинке в лес,
старался дышать глубоко и медленно - успокаивает. За час считывания он
вымотался больше астронавтов.
Перед началом опыта его лихорадило и сейчас при мысли о том, как пойдет
дело дальше, снова начинало колотить.
За Дана Эоли не беспокоился. Личность, которая после стольких
пертурбаций удержалась - и даже не во всем мозгу, в пересаженной части,
прижилась в новом теле настолько, что вытеснила оттуда хозяина... такой
личности черт не брат, все выдержит. Но Ксена с ее предысторией!.. Дан
сейчас берет основную нагрузку считывания на себя, бережет ее, дает
втянуться; так заранее и условились. Но дальше-то он, хочешь не хочешь,
выбывает из игры, основное слово за ней! А Ксена от этой информации год
находилась в депрессии, на грани безумия; по науке это значит, что знание
повлияло на ее личность и находится теперь не только в контролируемой
памяти, но и в подсознании. А это, в свою очередь, значит - по строгой
науке опять же, что при считывании возможен истерический синдром.
Тошно и думать, чем все может кончиться.
Разумеется, Эоли предупредил об опасности опыта, о возможных
осложнениях, предложил подумать. Но для них, астронавтов, вопрос так не
стоял: закон дальнего космоса "Сначала информация..." владычествовал над
ними категорически. Да и то сказать, не о малом знании речь - о Контакте!
...Если к Ксене вернется депрессия, "обратному зрению" конец. Способ
будет скомпрометирован навсегда.
- Э-э! - Биолог правой ладонью стукнул себя по затылку, по месту, к
которому раз приложился Ило. - О чем думаешь? Эх ты! Разве дело в способе?
Нельзя, невозможно, чтобы она погибла, повредилась. Пережитая драма будто
озаряет ее изнутри. Это все равно как если в опасности моя любимая, не
Дана. Нельзя, невозможно! Прерву опыт, как только замечу. А не будет ли
поздно, когда замечу? Прекратить сейчас? Нет, нельзя, малодушие...
Его снова залихорадило. А успокоиться было необходимо - и Эоли заставил
себя думать о другом. Звездная минута человечества, а! Как долго ее ждали,
как много значит: узнать об иной жизни, не связанной со здешними условиями
и развившейся даже до более высоких, чем наши, форм. Высшие Простейшие,
надо же! И верно, умеют такое, к чему мы еще не знаем, как подступиться.
Теперь будем знать... Звездная минута - и он, Эолинг, двояко, двукратно
причастен к ней: во-первых, участием в спасении Берна и пересадке ему
части мозга Дана, во-вторых, его "обратное зрение" делает доступной всем
сейчас память участников Контакта. А? Только сами астронавты причастны к
событию больше, чем он.
"Ну, вот опять: я! Я!.. То, что я участвую в событии, важнее события.
Вот наградил милый па комплексом!"
Эти мысли тоже были не к месту, ослабляли. Успокоиться и прийти в норму
Эоли сейчас мог лишь в деле. Он повернул к лабораторному корпусу.
Но все равно, когда шагал, на миг - не подконтрольный сознанию миг - в
нем над всеми волнениями возобладало любопытство исследователя: а что же
все-таки получится?..
Дан и Ксена не ушли из лаборатории, полулежали, расслабившись, на
шезлонгах в углу нижнего отсека. Им сейчас противопоказаны новые
впечатления, мыслями и памятью оба были на Одиннадцатой.
Дан почувствовал на себе изучающе-вопросительный взгляд золотоволосой
девушки с галереи - Ли, Лиор 18. Мечтательная, тонкая, очень
добросердечная... Он помнил все, что было у них с Алем. Мог вспомнить,
поправил себя Дан. Мог бы, но не станет этого делать. Было не с ним, а о
других такое помнить некорректно.
Отчуждение от Ли теперь тоже входило в состав его личности. Все входило
в ее состав - даже эпизодическое участие Берна в опыте "обратного зрения"
теперь приобрело настоящий смысл.
А сейчас отвлекаться на Ли, на все иное и вовсе ни к чему; забота его и
боль его - вот она, рядом: Ксена. Все восстановилось в нем, даже
повышенное - против нормального, что ли, уровня у любящих - понимание ее.
Наверно, и в этом повинно пережитое на Одиннадцатой, Амебы с их
обволакивающим психическим полем. И сейчас Дан чувствовал состояние Ксены
почти так же внятно, как и свое, знал даже, сколько ударов в минуту делает
ее сердце.
Многовато оно их делает, учащенно бьется - будто секунда в напряженных
местах симфоний. И сама она напряжена, натянута: тронь - зазвенит.
Секунда, учащенная смычковая ритмика... и над ней всплывает, набирает
силу мелодия. Вот и сейчас она должна возникнуть - партия Ксены.
Он единственный представлял, что ей там довелось пережить после его
гибели.
И восхищался силой ее души: нет, куда против Ксены была Ли и все
женщины Земли - перенести такое и вернуться, вернуться "психически"!.. И
Дан очень хотел, чтобы она почувствовала его восхищение, веру в нее.
Он взял ее ладони (они были как ледышки), поднес к губам, подул, сжал:
- Ну, астронавтка? - улыбнулся ей, сощурив глаза.
Она ответно улыбнулась, сощурила глаза - но лицо ее оставалось бледным.
"Мы будем с тобой всегда. От нас не удалишься ни в пространстве, ни во
времени - не спрячешься, не забудешь. Ваши четыре измерения - пустяк, мы
достанем тебя по пятому, по восьмому, по энному!.." - звучали в уме
бесцветные голоса. Это было в памяти, в душе - и противостоять надо самой,
своим рассудком и волей. Никто, даже Дан, не мог понять в полной мере муку
ее знания - откуда! Вот и надо изложить все считыванием, дать
почувствовать всем людям проблему и опасность.
Черноволосый длинный Эолинг появился в дверях, делает ручкой, улыбается
- но в улыбке сомнение. Волнуется, боится за нее - и за свой опыт.
Грозился прервать считывание, если заметит по приборам неладное Нельзя
прекращать - это поражение.
Но и впасть ей, астронавтке, в тяжелую истерию при считывании тоже
нельзя.
Достаточно с нее подобных состояний там, на Одиннадцатой, и целый год
после.
Это тоже поражение.
Направо пойдешь - потеряешь знание. Налево пойдешь - теряешь
рассудок... Вот и надо идти прямо. По струне над пропастью.
Ксена склонилась к Дану:
- Предупреди Эолинга, чтобы ни в коем случае не прерывал считывание.
- День прошел в нетерпении, - начала Ксена после перерыва. Надо ли
говорить, как мы были возбуждены и обрадованы, как я готовилась.
Когда зашел Альтаир и начало смеркаться, Ксена (с учетом опыта Дана она
надела глубоководный костюм) поплыла в море. Дан следовал метрах в ста
позади - для страховки.
Она не знала, где искать Амебу. Но та сама ее нашла.
- Мой Контакт был и похож и непохож на Контакт Дана. Высшее Простейшее
тоже исторгло из меня воспоминания - проверяло и дополняло узнанное от
Дана.
Сверх того, оно вникало в интимные, глубоко личные стороны человеческой
жизни... а более конкретно: моей. Вероятно, и я оказалась не на высоте,
вела себя слишком пассивно. Сначала я вообще чувствовала себя будто в
духовном параличе. Затем несколько освоилась, начала - хоть и с большими
усилиями - оформлять в уме вопросы, свое отношение... Это не просто, когда
получаешь ответ на вопрос ранее, чем он сформулирован, когда все, что
сообщало это мыслящее желе, принимаешь как достоверно известное, когда
задано его, ВП, отношение ко всему - даже к себе самой. Было ощущение, что
Амеба препарировала мой мозг и, скучая, ковыряется в нем...
Голос Ксены слегка вибрировал.
- Был и еще специфический оттенок Высшего Простейшего ко мне: что я
женщина.
Дело в том, "вспомнила-поняла" я, что Амебы сплошь мужчины - ибо
выразительной индивидуальностью могут обладать представители только одного
(их!) пола. Женское начало для них суть синоним понятый "среда", "почва".
У них это те самые базовые участки "живого моря".
Существование женщин в виде отдельных особей, назидало далее ВП, есть
явный признак, что эволюция разума у нас, людей, далеко не завершена.
Когда-то так было и на Одиннадцатой. "Только наши самки были куда
совершеннее и привлекательней. У них был мощный хвост..." - "А чем же
хорош хвост?" - несмело удивилась я. "Ну, как же! На стадии деятельного
организма он не менее важен, чем ноги. Это исполнительный орган нижнего
психического центра, протомозга. У вас, млекопитающихся, он находится в
области копчика и крестца; ваши древние ученые называли его Кундалини.
Только вы, млекопитающиеся, расходуете нервную энергию этого центра
неверно". - "Млекопитающие - правильно" робко поправила я. "Нет, именно
млекопитающиеся, - тотчас "поняла" я свое заблуждение. - Питают молоком у
вас только женщины в периоды лактации, питаются же им все. Вот ты,
например, своим молоком еще никого не питала". Я не нашлась, что возразить.
- Я излагаю словами то, что Высшее Простейшее внушало мне - и куда
более доходчиво - чувственными образами. - Голос Ксены стал спокойнее, но
лицо на экранах оставалось напряженным и бледным. - В своем студне Амеба
показала мне все изменения моей анатомии, нужные, чтобы стать, по их
представлениям, более совершенной... Надо ли объяснять, насколько я была
шокирована этой идеей и, еще более, конкретностью предложения! И поэтому я
не сдержала то, что следовало бы сдержать: чувство возмущения и
брезгливость. Высшее Простейшее не стало даже дожидаться, пока ответ мой
оформится в конкретную мысль. Оно было (я почувствовала это) разочаровано.
Апельсиновый комок растаял в воде. Я осталась одна.
На днище-экране появился Дан.
- Оно было не так просто, их предложение, - заговорил он, - не от
стремления осчастливить Землю новыми "совершенными существами". В ту же
ночь ВП - другое или то самое, угадать не берусь, да в силу их
информационного сходства это и неважно - сделало мне еще более далеко
идущее предложение.
Показываемое и рассказываемое нами не передает и части того тона
назидательного высокомерия, которого держались в отношении нас Амебы.
Деятельные существа вообще были для них давно минувшей стадией, а мы
так и вовсе странной, сомнительной с точки зрения эволюционной
целесообразности породой. "Вы, люди, какой-то вывих природы, - без
обиняков внушало мне ВП. - У вас и биологическое, и умственное, и
социальное развитие ушло в сторону.
Эта техника ваша: машины, двигатели, приборы... вся ваша жизнь зависит
от этих громоздких, тупых, пожирающих энергию тварей! А ваш тепловой
гомеостаз - зачем? Иллюзия независимости от среды... только иллюзия, не
больше; не может животное не зависеть от нее. А в какие труды она вам
обходится:
сколько надо пищи для повышенного выделения тепла, сколько действий по
добыванию и усвоению ее!.. Куда проще согласоваться как можно тоньше со
средой. И вообще: вы не изучили и тысячной доли того, что надо знать о
своей жизни, а летите к иным мирам, ищете встреч с иными существами!"
И воздействие на мой мозг было столь сильным, что мне показалось:
лететь к Альтаиру, а тем более опускаться на эту планету, тревожить
здешних мудрецов и впрямь глупо.
"Возможно, в прежние времена, в века оледенения и долгих зим, были
оправданы ваша теплокровность и гомеостаз, - размышляя, вело меня к своим
выводам Высшее Простейшее. - В ту пору эти качества сделали вас хозяевами
суши. Но теперь, когда вашими энергичными усилиями климат потеплел,
гомеостаз и теплокровность излишни, даже вредны. Взять тех несчастных,
погибших во времена Потепления, погибших только потому, что вода не была
для них подходящей средой обитания, - разве для них не было бы спасением
обладать качествами земноводных и рептилий?.. И темп обмена веществ
медленнее, запасов пищи надо меньше - разве плохо! Может, людям стоит
сейчас сделать шаги для сближения, даже биологического слияния со своими
холоднокровными позвоночными братьями на Земле? С этого может начаться
новая фаза эволюции жизни на Земле. Не желаешь ли?"
Я был огорошен не менее Ксены. Породниться со змеями, жабами и
рыбами... всю жизнь мечтал! И я не сдержал вспышку чувств. Реакция Амебы
была такой же:
разочарование - и исчезновение.
Разбирая потом с Ксеной происшедшее, мы поняли то, что нам стоило бы
понять раньше: эти Высшие, миновавшие все стадии животности Простейшие
отнюдь не намеревались нас оскорбить и унизить своими предложениями. Им
действительно было уже все равно: любовь, животные классы... И наш
эмоциональный "ответ"
(даже без проявления хотя бы вежливого интереса к предложенному) так же
характеризовал нас, как эти предложения - их.
- А еще позже, когда было совсем поздно, - добавила Ксена, - мы поняли,
что наши чувства, наши эмоциональные реакции куда полнее вырисовывали нас
перед Амебами, чем фактическая информация и внешний облик. Они были
тестами, такие предложения, лакмусовыми бумажками. "Вы прилетели
устанавливать Контакт? Что ж, давайте". У них был свой взгляд на Контакт.
- Чтоб стало понятнее, почему у них такие взгляды, - вступил Дан, -
надо сообщить все, что мы узнали о них, об их жизни. Мы узнали это
понемногу, в разные заплывы-встречи, часть я, другое Ксена, но покажем все
по возможности слитно... Больше Амебы не набивались к нам с нескромными
предложениями, но общались охотно. Узнавать и сообщать - почти
единственная доступная им радость.
"А как?.." - мысленно начал спрашивать я на двадцатиметровой глубине в
пятую ночь нашего пребывания на планете, "...развивалась жизнь здесь?" -
по обыкновению закончил мой вопрос! приятный, радующий глаз своей
расцветкой собеседник. "Да".
"Почти как и на Земле, только естественней, плавней, без
катастрофических случайностей. Собственно, сначала и на вашей планете все
шло нормально:
моллюски в теплых морях, на суше голосеменные растения,
покрытосеменные...
потом распространилась в болотах и у илистых берегов морей предвысшая
форма жизни - земноводные. Они породили и высших активно деятельных
существ - тех, кого вы называете рептилиями, пресмыкающимися. Ах, как
субъективно, несправедливо, обидно вы их назвали: пресмыкающиеся!.. Себя
так небось приматами. Обижаетесь, когда ваш класс вместо "млекопитающих"
поименуют "млекопитающимися", - а сами... "Пресмыкающиеся"! Они были
первыми двуногими - как на вашей планете, так и у нас - и со свободными
передними конечностями. Они достигали самых крупных для наземных животных
размеров, пятнадцать - двадцать метров, наибольшего веса и силы. Они -
птерозавры у вас - летали; вы, приматы, и посейчас это можете только с
помощью искусственных приспособлений. Верно, - продолжало ВП, - ныне, в
изменившихся условиях они там у вас измельчали, приникли к земле, прячутся
в норы и воду.
Но неизвестно, какими станете вы, когда природа изменится
неблагоприятно для вас (а первый звонок уже был - в Потеплении!) и
благоприятно для них. Тогда они снова возглавят марш жизни на Земле, как
возглавляли его десятки миллионов лет. Десятки миллионов лет - что против
них считанные тысячелетия вашего господства в природе! Тысячелетия - часы
в жизни планеты... Так что не спешите раздавать названия, самонадеянные
теплокровные однодневки: еще неизвестно, кто через сотню - другую веков
перед кем будет пресмыкаться!"
Очень уж уязвило Амеб наше название родственного их предкам класса, ВП
даже утратило на минуту бесстрастно-назидательный тон. "Расхождение путей
эволюции у вас и у нас, - продолжило оно, - началось с эры, которую вы
называете мезозоем. Что-то тогда стряслось с вашей планетой. Что - понять
трудно, ваши сведения об этой эпохе крайне скудны. В атмосфере и на суше
произошли резкие, губительные для крупных звероящеров изменения: исчезло
обилие влаги, болот, углекислоты в воздухе, похолодало. Произошло и более
четкое разделение стихий: тверди, вод, газовой оболочки. Жизни же наиболее
благоприятствует их умеренное смешение, недаром она наиболее обильна в
прибрежных зонах, у линий стыка воды, суши и воздуха. И тогда нормальная
жизнь - земноводных, рептилий - пошла у вас на убыль. Утвердились ваши
предки, существа с гомеостазом, повышенной прожорливостью и расторопностью
- теплокровные... У нас же здесь не было мезозоя - нашей планеты вообще
чужды скачки - катаклизмы. Поэтому наш путь и более нормален, закономерен".
И вот какова была эволюция животных, а затем и мыслящих обитателей
Одиннадцатой планеты...
Сейчас в лаборатории пошло самое важное. Ксена и Дан застыли в креслах,
устремив неподвижные взгляды на алый огонек индикатора считывателя.
На весь экран распространился, слегка пульсируя и меняя зыбкие формы,
полупрозрачный оранжевый комок. Внутри вырисовались контуры существа.
Комок расширился за пределы экрана, осталось только существо - это стоял,
опираясь на широкий хвост и толстые задние лапы, звероящер. Синеватая кожа
его усеяна желтыми и серыми, маскирующими под местность, пятнами. Вокруг
неземного вида растения: мясистые бочонкообразные стволы с веерами
извилистых листьев и бородавчатых побегов. Животное передними лапами с
длинными когтями притягивает и рвет побеги, подносит их ко рту треугольной
формы - питается.
Тупо глядят с днищ "лапут" на жителей Земли три глаза посреди широкого
плоского черепа: два по бокам, как у лошади, третий - повыше и в середине
лба. Ритмично шевелятся, перемалывая побеги, костистые челюсти.
разумное существо будет сверх меры напрягаться, утомлять себя! Умный в
гору не пойдет... Тысячелетия назад они умели концентрировать усилия мысли
и для овеществления представлений на суше, в воздушной среде. Но в воде
все получалось куда легче... впрочем, все это мы узнали потом. В первом
общении речь шла преимущественно о нас, а не о них.
- Да... - снова вступил Дан. - Когда тело Амебы приобрело оранжевый
цвет, я "вспомнил", что передо мной Высшее Простейшее, один из жителей
планеты, - и иных на ней нет. Да, еще "вспомнил" я, тогда своей нелепой
выходкой с саком я помешал этому ВП перечислять наперегонки с другим
простые числа высоких порядков: игра, в которой они соревнуются второй
десяток здешних лет. Из-за меня эта Амеба сбилась, последнее крупное число
назвала соперница.
Затем я неожиданно для себя ударился в воспоминания: о себе, о нашей
экспедиции, вообще о людях, о Солнечной системе, Земле, о ее геологической
истории, развитии жизни... Быстро, ярко, беспорядочно я припоминал
галактические координаты Солнца, как бывает больно, если поцарапаешься или
обожжешься, картины сборки нашего звездолета на Космосстрое, его старта,
вкусовые ощущения от многих кушаний и напитков, их приготовление, виденные
еще в детстве в палеонтологическом музее скелеты диплодока и птерозавр...
Эти последние образы отразились-вырисовались в теле Амебы ярче других,
что говорило об особом интересе. И я подробно, как только мог, вспомнил
все, что знал об эволюции нашего животного мира от его зарождения в
силлурийских морях до расцвета земноводных и пресмыкающихся - и далее до
появления теплокровных, выделения из них приматов и человека. Так же
подробно я вспомнил об обмене веществ и тепловом гомеостазе у высших
животных - и временами ловил себя на изумлении перед этими азбучными
фактами: вот как!
Надо же!.. На самом деле, конечно, это удивлялась Амеба.
Вспоминал еще многое: облики знакомых людей, жатву пищевых водорослей в
Северном море, вид прежних и новых материков Земли, эту, нынешнюю нашу
земноводную и пресмыкающуюся фауну: ящериц, лягушек, змей... Социальную
историю человечества, устройство и схемы информационных систем,
кристаллоблоков, работу реактивных двигателей. От зрительного
представления аннигиляционных вспышек в дюзах-рефлекторах ракет - я,
астронавт, видевший это много раз! - ощутил ужас и боль. Конечно, это тоже
были не мои чувства.
Вспоминал еще и еще: способы размножения людей - со всей гаммой
сопутствующих чувств, от влюбленности до отцовства; способы размножения
иных животных - менее подробно; о взаимоотношениях людей и природы, людей
и техники, людей в коллективах... Так Амеба выспрашивала-выкачивала меня.
Многие видения моей памяти отражались сразу в ней; при этом у нас
устанавливался приятный чувственный контакт, круговая психосвязь: если ВП
что-то отражало неверно, я мысленно корректировал до точной
выразительности.
Это переживание было бы родственно творческой удаче, если бы... если бы
не скверный оттенок, какой-то щенячий восторг у меня, когда оказывался
верно понят этим нервным студнем, желание стараться и заслужить его
похвалу - даже так, да! Не на высоте мы были в первых общениях с Амебами,
что и говорить.
При всем том я заметил, что труднее всего моему ВП дается техника.
Несколько раз подряд я вспоминал-втолковывал ему устройство колеса,
подшипников скольжения и качения, зубчатых передач, резьбовых соединений -
все азы механики. Не менее туго оно усваивало энергетику, автоматику,
способы проектирования... Может быть, сложность была в том, что Амеба
игнорировала формулы и теории, а направляла мои воспоминания - даже в
самых абстрактных областях - по цепочке фактов и сопутствующих им
ощущений. Умозаключения Высшие Простейшие предпочитали строить сами.
Собственно, в этом у них и состояла радость жизни.
Так мы висели друг против друга в воде - человек и мыслящий студенистый
комок. Наверху рассветало, поверхность моря надо мной стала сереть. Амеба
начала погружаться вниз. Я, как привязанный, за ней. Чем светлее
становилось небо, тем более ее тянуло ко дну. "Высшие Простейшие избегают
света, - "вспомнил-понял" я. - Он - помеха, отвлекает от ясного мышления".
Я же чувствовал себя неважно: и от возрастающего давления воды, и от
умственного и психического перенапряжения. Когда я понял, что сейчас
потеряю сознание, это же поняла и Амеба. Такое мое состояние сильно
уронило меня во мнении ВП:
от чего изнемог - от интересной беседы! Но Высшее Простейшее снизошло к
моей слабости, отпустило с миром. И исчезло само: было и - не стало.
Последнее, что я "вспомнил-понял", это - что с наступлением ночи сюда же
должна приплыть для беседы с ним моя самка.
Видение расплывчатого желтого комка на днищах-экранах и в миллионах
сферодатчиков сменил интерьер лаборатории в Биоцентре. Эоли с ассистентом
высвобождал из путаницы проводов Ксену, а затем Дана.
- И-и-ии!... - ошеломленно втянул в себя воздух Фе. - Да это же наш Аль!
Команда "орлов" находилась на дисковом корабле, который дрейфовал в
восточной части Среднеземного моря неподалеку от Кипра. Новый Дед -
Бансуварион 107 - во всех почти своих прежних занятиях был связан с морем:
ихтиолог, подводник - коралловед, штурман дальнего плавания, тренер
морских гонщиков... И конечно, настырные "орлы" первым делом выдавили из
него среднеземноморский круиз на дисковом катере с обучением фигурам
надводного пилотажа и джигитовки.
Из-за этого занятия они и опоздали к началу передачи из Биоцентра,
попали сразу на Одиннадцатую. Сейчас их корабль слабо покачивался на волне
в виду кипрских скал; малыши и Дед Бан сидели вокруг сферодатчика на
верхней палубе.
- Смотрите, это же Аль! - подхватила Ия.
- Наш белоголовый Аль! Вот это да!...- взволновались и остальные, глядя
на встающего из кресла седого человека.
Наступила минута неловкого молчания, во время которой "орлам" как-то не
очень хотелось глядеть друг на друга.
- А все ты! - Ло ткнул локтем в бок сидевшего рядом Эри.
- Это все он, да!
- Из-за него... вечно лезет!
Одиннадцать пар негодующих глаз устремились на мальчика. У того
насупились брови и надулись щеки.
- А что ж он, - сказал Эри протяжно, - какую-то чепуху нам рассказывал,
а не про это! Этому бы мы сразу поверили.
Перерыв... Ли в этом опыте занимала свое место на галерее у блока связи с
ИРЦ. Она сразу, как увидела Дана-Берна, растерялась, взволновалась, сердце
запрыгало. Ей захотелось не то убежать, не то засмеяться, подойти к нему,
погладить по впалой щеке. Но она взяла себя в руки.
Потом пригляделась, несколько раз встретилась глазами с ним - и не
нашла в его взгляде отклика. Нет, это был не Аль! Конечно, не Аль... Даже
внешность этого человека уже начала подделываться под новый склад психики,
новый характер. Он весь как-то подтянулся, волевая складка залегла между
темными бровями, по-иному очертились губы, иначе сжимаются - крепко и
весело; как-то проще распределились складки в мимике лица, некоторые
морщины совсем исчезли - около глаз, например. И сами глаза смотрят иначе:
взыскательно, проникая в душу, будто требуя от человека невозможного... и
вроде как имеют право требовать такое! Глаза человека, обнимавшего мыслью
Бесконечное - Вечное, соединенного духом не только с жизнью Земли, как
обычные люди, но и с жизнью Галактики.
У Аля взгляд был мягче, неопределенней, с вопросом. А этому будто уже
известны ответы на все вопросы, куда там!
Особенно размышлять и переживать за работой не приходилось. Но сейчас,
в перерыве, Ли почувствовала, что как-то больше обычного устала, что ей
грустно. Был человек - и вроде не умер, а нет. Как странно!.. И поняла Ли,
что до сих пор хранила Аля в сердце, тревожилась: как он там -
неприспособленный, невыдержанный, самолюбивый?.. Даже, не сознаваясь себе,
ждала от него весточки. Или встречи? Она ловила себя не раз на таких
мыслях, на ожидании - и негодовала на себя за сердечную слабость. А теперь
грустно и жаль.
Хорошо бы, если бы Аль в самом деле вернулся. Они бы по-новому, более
умно поняли друг друга - и любили бы друг друга долго-долго...
А этот Дан - он ведь любит Ксену, это видно. И она его.
Вот и все, конец, надо освобождаться от этого чувства - любить уже
некого. И сердиться не на кого. Да и не за что: располагая такой
информацией, Аль, конечно же, не должен был рисковать, впутываться в ту
историю с эхху.
И наверно, надо теперь поскорей и посильнее полюбить Эоли, который
одинок и ждет. Она ему нужна. И к тому же она виновата перед ним:
морочила, морочила ему голову, а потом так огорчила!
Сердце Ли само искало, кого бы ей полюбить.
...Но все равно: когда она видела на контрольном экране считанные с
памяти Дана видения Одиннадцатой планеты, то для нее их выдавал Аль - ее
Аль!
Перерыв, перерыв!.. Эоли вышел из корпуса, углубился по тропинке в лес,
старался дышать глубоко и медленно - успокаивает. За час считывания он
вымотался больше астронавтов.
Перед началом опыта его лихорадило и сейчас при мысли о том, как пойдет
дело дальше, снова начинало колотить.
За Дана Эоли не беспокоился. Личность, которая после стольких
пертурбаций удержалась - и даже не во всем мозгу, в пересаженной части,
прижилась в новом теле настолько, что вытеснила оттуда хозяина... такой
личности черт не брат, все выдержит. Но Ксена с ее предысторией!.. Дан
сейчас берет основную нагрузку считывания на себя, бережет ее, дает
втянуться; так заранее и условились. Но дальше-то он, хочешь не хочешь,
выбывает из игры, основное слово за ней! А Ксена от этой информации год
находилась в депрессии, на грани безумия; по науке это значит, что знание
повлияло на ее личность и находится теперь не только в контролируемой
памяти, но и в подсознании. А это, в свою очередь, значит - по строгой
науке опять же, что при считывании возможен истерический синдром.
Тошно и думать, чем все может кончиться.
Разумеется, Эоли предупредил об опасности опыта, о возможных
осложнениях, предложил подумать. Но для них, астронавтов, вопрос так не
стоял: закон дальнего космоса "Сначала информация..." владычествовал над
ними категорически. Да и то сказать, не о малом знании речь - о Контакте!
...Если к Ксене вернется депрессия, "обратному зрению" конец. Способ
будет скомпрометирован навсегда.
- Э-э! - Биолог правой ладонью стукнул себя по затылку, по месту, к
которому раз приложился Ило. - О чем думаешь? Эх ты! Разве дело в способе?
Нельзя, невозможно, чтобы она погибла, повредилась. Пережитая драма будто
озаряет ее изнутри. Это все равно как если в опасности моя любимая, не
Дана. Нельзя, невозможно! Прерву опыт, как только замечу. А не будет ли
поздно, когда замечу? Прекратить сейчас? Нет, нельзя, малодушие...
Его снова залихорадило. А успокоиться было необходимо - и Эоли заставил
себя думать о другом. Звездная минута человечества, а! Как долго ее ждали,
как много значит: узнать об иной жизни, не связанной со здешними условиями
и развившейся даже до более высоких, чем наши, форм. Высшие Простейшие,
надо же! И верно, умеют такое, к чему мы еще не знаем, как подступиться.
Теперь будем знать... Звездная минута - и он, Эолинг, двояко, двукратно
причастен к ней: во-первых, участием в спасении Берна и пересадке ему
части мозга Дана, во-вторых, его "обратное зрение" делает доступной всем
сейчас память участников Контакта. А? Только сами астронавты причастны к
событию больше, чем он.
"Ну, вот опять: я! Я!.. То, что я участвую в событии, важнее события.
Вот наградил милый па комплексом!"
Эти мысли тоже были не к месту, ослабляли. Успокоиться и прийти в норму
Эоли сейчас мог лишь в деле. Он повернул к лабораторному корпусу.
Но все равно, когда шагал, на миг - не подконтрольный сознанию миг - в
нем над всеми волнениями возобладало любопытство исследователя: а что же
все-таки получится?..
Дан и Ксена не ушли из лаборатории, полулежали, расслабившись, на
шезлонгах в углу нижнего отсека. Им сейчас противопоказаны новые
впечатления, мыслями и памятью оба были на Одиннадцатой.
Дан почувствовал на себе изучающе-вопросительный взгляд золотоволосой
девушки с галереи - Ли, Лиор 18. Мечтательная, тонкая, очень
добросердечная... Он помнил все, что было у них с Алем. Мог вспомнить,
поправил себя Дан. Мог бы, но не станет этого делать. Было не с ним, а о
других такое помнить некорректно.
Отчуждение от Ли теперь тоже входило в состав его личности. Все входило
в ее состав - даже эпизодическое участие Берна в опыте "обратного зрения"
теперь приобрело настоящий смысл.
А сейчас отвлекаться на Ли, на все иное и вовсе ни к чему; забота его и
боль его - вот она, рядом: Ксена. Все восстановилось в нем, даже
повышенное - против нормального, что ли, уровня у любящих - понимание ее.
Наверно, и в этом повинно пережитое на Одиннадцатой, Амебы с их
обволакивающим психическим полем. И сейчас Дан чувствовал состояние Ксены
почти так же внятно, как и свое, знал даже, сколько ударов в минуту делает
ее сердце.
Многовато оно их делает, учащенно бьется - будто секунда в напряженных
местах симфоний. И сама она напряжена, натянута: тронь - зазвенит.
Секунда, учащенная смычковая ритмика... и над ней всплывает, набирает
силу мелодия. Вот и сейчас она должна возникнуть - партия Ксены.
Он единственный представлял, что ей там довелось пережить после его
гибели.
И восхищался силой ее души: нет, куда против Ксены была Ли и все
женщины Земли - перенести такое и вернуться, вернуться "психически"!.. И
Дан очень хотел, чтобы она почувствовала его восхищение, веру в нее.
Он взял ее ладони (они были как ледышки), поднес к губам, подул, сжал:
- Ну, астронавтка? - улыбнулся ей, сощурив глаза.
Она ответно улыбнулась, сощурила глаза - но лицо ее оставалось бледным.
"Мы будем с тобой всегда. От нас не удалишься ни в пространстве, ни во
времени - не спрячешься, не забудешь. Ваши четыре измерения - пустяк, мы
достанем тебя по пятому, по восьмому, по энному!.." - звучали в уме
бесцветные голоса. Это было в памяти, в душе - и противостоять надо самой,
своим рассудком и волей. Никто, даже Дан, не мог понять в полной мере муку
ее знания - откуда! Вот и надо изложить все считыванием, дать
почувствовать всем людям проблему и опасность.
Черноволосый длинный Эолинг появился в дверях, делает ручкой, улыбается
- но в улыбке сомнение. Волнуется, боится за нее - и за свой опыт.
Грозился прервать считывание, если заметит по приборам неладное Нельзя
прекращать - это поражение.
Но и впасть ей, астронавтке, в тяжелую истерию при считывании тоже
нельзя.
Достаточно с нее подобных состояний там, на Одиннадцатой, и целый год
после.
Это тоже поражение.
Направо пойдешь - потеряешь знание. Налево пойдешь - теряешь
рассудок... Вот и надо идти прямо. По струне над пропастью.
Ксена склонилась к Дану:
- Предупреди Эолинга, чтобы ни в коем случае не прерывал считывание.
- День прошел в нетерпении, - начала Ксена после перерыва. Надо ли
говорить, как мы были возбуждены и обрадованы, как я готовилась.
Когда зашел Альтаир и начало смеркаться, Ксена (с учетом опыта Дана она
надела глубоководный костюм) поплыла в море. Дан следовал метрах в ста
позади - для страховки.
Она не знала, где искать Амебу. Но та сама ее нашла.
- Мой Контакт был и похож и непохож на Контакт Дана. Высшее Простейшее
тоже исторгло из меня воспоминания - проверяло и дополняло узнанное от
Дана.
Сверх того, оно вникало в интимные, глубоко личные стороны человеческой
жизни... а более конкретно: моей. Вероятно, и я оказалась не на высоте,
вела себя слишком пассивно. Сначала я вообще чувствовала себя будто в
духовном параличе. Затем несколько освоилась, начала - хоть и с большими
усилиями - оформлять в уме вопросы, свое отношение... Это не просто, когда
получаешь ответ на вопрос ранее, чем он сформулирован, когда все, что
сообщало это мыслящее желе, принимаешь как достоверно известное, когда
задано его, ВП, отношение ко всему - даже к себе самой. Было ощущение, что
Амеба препарировала мой мозг и, скучая, ковыряется в нем...
Голос Ксены слегка вибрировал.
- Был и еще специфический оттенок Высшего Простейшего ко мне: что я
женщина.
Дело в том, "вспомнила-поняла" я, что Амебы сплошь мужчины - ибо
выразительной индивидуальностью могут обладать представители только одного
(их!) пола. Женское начало для них суть синоним понятый "среда", "почва".
У них это те самые базовые участки "живого моря".
Существование женщин в виде отдельных особей, назидало далее ВП, есть
явный признак, что эволюция разума у нас, людей, далеко не завершена.
Когда-то так было и на Одиннадцатой. "Только наши самки были куда
совершеннее и привлекательней. У них был мощный хвост..." - "А чем же
хорош хвост?" - несмело удивилась я. "Ну, как же! На стадии деятельного
организма он не менее важен, чем ноги. Это исполнительный орган нижнего
психического центра, протомозга. У вас, млекопитающихся, он находится в
области копчика и крестца; ваши древние ученые называли его Кундалини.
Только вы, млекопитающиеся, расходуете нервную энергию этого центра
неверно". - "Млекопитающие - правильно" робко поправила я. "Нет, именно
млекопитающиеся, - тотчас "поняла" я свое заблуждение. - Питают молоком у
вас только женщины в периоды лактации, питаются же им все. Вот ты,
например, своим молоком еще никого не питала". Я не нашлась, что возразить.
- Я излагаю словами то, что Высшее Простейшее внушало мне - и куда
более доходчиво - чувственными образами. - Голос Ксены стал спокойнее, но
лицо на экранах оставалось напряженным и бледным. - В своем студне Амеба
показала мне все изменения моей анатомии, нужные, чтобы стать, по их
представлениям, более совершенной... Надо ли объяснять, насколько я была
шокирована этой идеей и, еще более, конкретностью предложения! И поэтому я
не сдержала то, что следовало бы сдержать: чувство возмущения и
брезгливость. Высшее Простейшее не стало даже дожидаться, пока ответ мой
оформится в конкретную мысль. Оно было (я почувствовала это) разочаровано.
Апельсиновый комок растаял в воде. Я осталась одна.
На днище-экране появился Дан.
- Оно было не так просто, их предложение, - заговорил он, - не от
стремления осчастливить Землю новыми "совершенными существами". В ту же
ночь ВП - другое или то самое, угадать не берусь, да в силу их
информационного сходства это и неважно - сделало мне еще более далеко
идущее предложение.
Показываемое и рассказываемое нами не передает и части того тона
назидательного высокомерия, которого держались в отношении нас Амебы.
Деятельные существа вообще были для них давно минувшей стадией, а мы
так и вовсе странной, сомнительной с точки зрения эволюционной
целесообразности породой. "Вы, люди, какой-то вывих природы, - без
обиняков внушало мне ВП. - У вас и биологическое, и умственное, и
социальное развитие ушло в сторону.
Эта техника ваша: машины, двигатели, приборы... вся ваша жизнь зависит
от этих громоздких, тупых, пожирающих энергию тварей! А ваш тепловой
гомеостаз - зачем? Иллюзия независимости от среды... только иллюзия, не
больше; не может животное не зависеть от нее. А в какие труды она вам
обходится:
сколько надо пищи для повышенного выделения тепла, сколько действий по
добыванию и усвоению ее!.. Куда проще согласоваться как можно тоньше со
средой. И вообще: вы не изучили и тысячной доли того, что надо знать о
своей жизни, а летите к иным мирам, ищете встреч с иными существами!"
И воздействие на мой мозг было столь сильным, что мне показалось:
лететь к Альтаиру, а тем более опускаться на эту планету, тревожить
здешних мудрецов и впрямь глупо.
"Возможно, в прежние времена, в века оледенения и долгих зим, были
оправданы ваша теплокровность и гомеостаз, - размышляя, вело меня к своим
выводам Высшее Простейшее. - В ту пору эти качества сделали вас хозяевами
суши. Но теперь, когда вашими энергичными усилиями климат потеплел,
гомеостаз и теплокровность излишни, даже вредны. Взять тех несчастных,
погибших во времена Потепления, погибших только потому, что вода не была
для них подходящей средой обитания, - разве для них не было бы спасением
обладать качествами земноводных и рептилий?.. И темп обмена веществ
медленнее, запасов пищи надо меньше - разве плохо! Может, людям стоит
сейчас сделать шаги для сближения, даже биологического слияния со своими
холоднокровными позвоночными братьями на Земле? С этого может начаться
новая фаза эволюции жизни на Земле. Не желаешь ли?"
Я был огорошен не менее Ксены. Породниться со змеями, жабами и
рыбами... всю жизнь мечтал! И я не сдержал вспышку чувств. Реакция Амебы
была такой же:
разочарование - и исчезновение.
Разбирая потом с Ксеной происшедшее, мы поняли то, что нам стоило бы
понять раньше: эти Высшие, миновавшие все стадии животности Простейшие
отнюдь не намеревались нас оскорбить и унизить своими предложениями. Им
действительно было уже все равно: любовь, животные классы... И наш
эмоциональный "ответ"
(даже без проявления хотя бы вежливого интереса к предложенному) так же
характеризовал нас, как эти предложения - их.
- А еще позже, когда было совсем поздно, - добавила Ксена, - мы поняли,
что наши чувства, наши эмоциональные реакции куда полнее вырисовывали нас
перед Амебами, чем фактическая информация и внешний облик. Они были
тестами, такие предложения, лакмусовыми бумажками. "Вы прилетели
устанавливать Контакт? Что ж, давайте". У них был свой взгляд на Контакт.
- Чтоб стало понятнее, почему у них такие взгляды, - вступил Дан, -
надо сообщить все, что мы узнали о них, об их жизни. Мы узнали это
понемногу, в разные заплывы-встречи, часть я, другое Ксена, но покажем все
по возможности слитно... Больше Амебы не набивались к нам с нескромными
предложениями, но общались охотно. Узнавать и сообщать - почти
единственная доступная им радость.
"А как?.." - мысленно начал спрашивать я на двадцатиметровой глубине в
пятую ночь нашего пребывания на планете, "...развивалась жизнь здесь?" -
по обыкновению закончил мой вопрос! приятный, радующий глаз своей
расцветкой собеседник. "Да".
"Почти как и на Земле, только естественней, плавней, без
катастрофических случайностей. Собственно, сначала и на вашей планете все
шло нормально:
моллюски в теплых морях, на суше голосеменные растения,
покрытосеменные...
потом распространилась в болотах и у илистых берегов морей предвысшая
форма жизни - земноводные. Они породили и высших активно деятельных
существ - тех, кого вы называете рептилиями, пресмыкающимися. Ах, как
субъективно, несправедливо, обидно вы их назвали: пресмыкающиеся!.. Себя
так небось приматами. Обижаетесь, когда ваш класс вместо "млекопитающих"
поименуют "млекопитающимися", - а сами... "Пресмыкающиеся"! Они были
первыми двуногими - как на вашей планете, так и у нас - и со свободными
передними конечностями. Они достигали самых крупных для наземных животных
размеров, пятнадцать - двадцать метров, наибольшего веса и силы. Они -
птерозавры у вас - летали; вы, приматы, и посейчас это можете только с
помощью искусственных приспособлений. Верно, - продолжало ВП, - ныне, в
изменившихся условиях они там у вас измельчали, приникли к земле, прячутся
в норы и воду.
Но неизвестно, какими станете вы, когда природа изменится
неблагоприятно для вас (а первый звонок уже был - в Потеплении!) и
благоприятно для них. Тогда они снова возглавят марш жизни на Земле, как
возглавляли его десятки миллионов лет. Десятки миллионов лет - что против
них считанные тысячелетия вашего господства в природе! Тысячелетия - часы
в жизни планеты... Так что не спешите раздавать названия, самонадеянные
теплокровные однодневки: еще неизвестно, кто через сотню - другую веков
перед кем будет пресмыкаться!"
Очень уж уязвило Амеб наше название родственного их предкам класса, ВП
даже утратило на минуту бесстрастно-назидательный тон. "Расхождение путей
эволюции у вас и у нас, - продолжило оно, - началось с эры, которую вы
называете мезозоем. Что-то тогда стряслось с вашей планетой. Что - понять
трудно, ваши сведения об этой эпохе крайне скудны. В атмосфере и на суше
произошли резкие, губительные для крупных звероящеров изменения: исчезло
обилие влаги, болот, углекислоты в воздухе, похолодало. Произошло и более
четкое разделение стихий: тверди, вод, газовой оболочки. Жизни же наиболее
благоприятствует их умеренное смешение, недаром она наиболее обильна в
прибрежных зонах, у линий стыка воды, суши и воздуха. И тогда нормальная
жизнь - земноводных, рептилий - пошла у вас на убыль. Утвердились ваши
предки, существа с гомеостазом, повышенной прожорливостью и расторопностью
- теплокровные... У нас же здесь не было мезозоя - нашей планеты вообще
чужды скачки - катаклизмы. Поэтому наш путь и более нормален, закономерен".
И вот какова была эволюция животных, а затем и мыслящих обитателей
Одиннадцатой планеты...
Сейчас в лаборатории пошло самое важное. Ксена и Дан застыли в креслах,
устремив неподвижные взгляды на алый огонек индикатора считывателя.
На весь экран распространился, слегка пульсируя и меняя зыбкие формы,
полупрозрачный оранжевый комок. Внутри вырисовались контуры существа.
Комок расширился за пределы экрана, осталось только существо - это стоял,
опираясь на широкий хвост и толстые задние лапы, звероящер. Синеватая кожа
его усеяна желтыми и серыми, маскирующими под местность, пятнами. Вокруг
неземного вида растения: мясистые бочонкообразные стволы с веерами
извилистых листьев и бородавчатых побегов. Животное передними лапами с
длинными когтями притягивает и рвет побеги, подносит их ко рту треугольной
формы - питается.
Тупо глядят с днищ "лапут" на жителей Земли три глаза посреди широкого
плоского черепа: два по бокам, как у лошади, третий - повыше и в середине
лба. Ритмично шевелятся, перемалывая побеги, костистые челюсти.