Саверский Александр. Камень Шамбалы, или Золотой век

   - Жуть, - я зябко повожу плечами.
   - Именно поэтому был использован камень.
   - И очень своевременно, кажется.
   - Абсолютно своевременно. Общеизвестно, что, если бы война продлилась еще несколько месяцев, ядерное оружие у Германии было бы готово. Мало кто понимает, что на самом деле оставалось меньше месяца до этого события, и уж совсем никто не поверит, если я заявлю, что применение камня за четыре года до этого события не позволило ему произойти.
   - Фантастика.
   - Тем не менее, это так. И поэтому мы теперь стоим перед дилеммой.
   - Какой же?
   - На Земле установился порядок. Люди живут спокойно, справляясь без особых усилий со всеми конфликтами. На Сатурне ныне прямо противоположная ситуация, и камень там нужнее, чем здесь. Однако Солнечный Логос молчит, и мы в недоумении, что же нам делать: отдать камень Валентайну или нет.
   - Но ведь это опасно для Земли.
   - Сейчас этого почти никто не заметит, но когда-нибудь снова придут времена, когда "Семеричный Огонь" снова будет необходим здесь.
   - Да, проблема. Жалко камешек-то, - соглашаюсь я и продолжаю слушать, как Кардалеон разворачивает передо мной узор своих размышлений.
   А еще через час я лечу к космопорту, откуда спэйскар отвезет меня поближе к Шамбале. Сидеть дома, когда вокруг что-то происходит, я уже не могу.
   18.
   - Внимание! - Лоренцо повысил голос. - Начали!
   Около пятидесяти сотрудников его отдела сидят перед компьютерами в большом светлом помещении. После его команды каждый провел кредитной карточкой по специальному декодеру, вмонтированному в устройство, сопряженное с компьютером. Это движение вводило пароль для входа в империю игорного бизнеса.
   Каждая карточка предопределяла наличие и величину средств на счету игрока, а значит, пределы возможных ставок. После каждого круга игры центральный компьютерный сервер-крупье игорной фирмы производил взаиморасчеты, перекидывая деньги со счета на счет.
   Электронный игровой аппарат поддерживал связь с сервером при помощи радиосигналов определенного спектра волн. Поступая в компьютерный центр, сигнал дешифровывался, позволяя участвовать в любой игре, находясь в любой точке планеты.
   Лоренцо неторопливо начал обход своих сотрудников. "Какие же они разные, в который раз улыбнулся он. - Вон Гарри - любитель древней игры "Однорукий бандит", он эмоционален и при каждом выигрыше стыдливо краснеет, а при проигрыше бледнеет. Или Лоран, - он взглянул на чернокожую красавицу, - она ругается, когда ее партнеры по покеру совершают оплошности, а, когда ей что-то угрожает, молчит как рыба и собрана как леопард перед прыжком".
   Лоренцо заглянул через плечо высокого астеничного парня с пышной шевелюрой:
   - Что, Леон, пасуют?
   - Да, ты понимаешь, - раздалось возмущенно в ответ, - я уж к ним и так, и сяк, ну никак не хотят играть.
   - А деньги-то у них есть?
   - Есть, конечно: заядлые преферансисты, все трое. К тому же директора банков и компаний. Но никак не хотят пускать меня к счетам своих компаний, а их личные сбережения я уже почти выбрал за четыре дня.
   - Ну-ну, - похлопал его по плечу Лоренцо, - дерзай. Нам их деньги не помешают. До атаки еще полчаса.
   - Да, я знаю. Спасибо, - молодой человек уткнулся в игру.
   Начальник отдела подошел к пятерым сотрудникам, сидевшим вокруг круглого стола.
   - Лао, - обратился он к китайцу, возглавлявшему эту группу, - кто поддерживает рулетку?
   - Насколько я успел понять, "Северный промышленный банк".
   - Кто? - Лоренцо уставился в экран портативного игрового устройства. Там действительно сообщалось, что выигрыши обеспечивает вышеуказанный банк.
   - Вот это удача, - потер ладони черноволосый итальянец, - будьте сегодня предельно осторожны. Во время атаки не зарывайтесь, но заставьте их на завтра подготовить солидную поддержку.
   - Будет сделано, шеф.
   Лоренцо бросил беглый взгляд на большое табло, занимавшее почти целую стену зала, и отметил для себя, что за полчаса игры общий баланс управляемых им счетов фактически не изменился. Потери были столь незначительными по сравнению с основным капиталом, что можно было не придавать им никакого значения, тем более, что это всего лишь разминка. За первый час игры его сотрудники вовлекали в крупную игру своих партнеров, будь то частные лица, между которыми сервер был лишь посредником, или непосредственно игровая фирма, отвечающая своими ставками перед игроками.
   Лоренцо несколько лет вместе с Оги Валентайном тщательно анализировал деятельность игровых компаний, в результате чего были выявлены сорок игр, в которых участвуют очень крупные деньги, а также была создана система управления сигналами электронных игр, что позволяло обманывать сервер, извлекая любые выигрыши.
   И теперь, вот уже три месяца, разработанная ими система успешно работала в глобальных масштабах.
   Естественно, игорные фирмы всячески защищали себя от мошенников, особенно после введения закона о легализации воровства и мошенничества. Этот закон значительно стабилизировал имущественную и финансовую устойчивость граждан и фирм, снизив эффект неожиданности от потерь. Кроме того, теперь от воровства страдали только благополучные фирмы, которым не грозило разорение, поскольку размеры краденого ограничивались законом.
   Появление нелегальных мошенников вычислялось очень быстро, и к ним применялись жесткие гражданские меры наказания: конфискация и работа на ограбленную фирму в течение определенного числа лет.
   Однако Лоренцо с Валентайном изобрели такую систему, когда даже оператора поймать было трудно, не говоря уже о главных действующих лицах. Итальянец очень гордился ею, и действительно, было чем гордиться.
   Когда сервер посылал свой сигнал с шифром очередного хода, этот сигнал принимался сервером-дублем, стоявшим в отделе Лоренцо. Сигнал дешифровывался как обычно, затем на дубле делался следующий ход и на мониторах операторов появлялись рекомендации тех или иных ходов. Лоренцо создавал сервер-дубль годами, подгоняя вероятности ходов под ходы сервера-оригинала. И теперь Оги Валентайн обладал сервером, как две капли воды похожим на оригинал.
   Если, предположим, играли в рулетку, то игроки из команды Лоренцо наверняка знали, на какую цифру выпадет выигрыш. Если же это были карты, то операторы знали карты своих противников. Оставалось только правильно рассчитать психологию партнеров, ставящих на банк игры те или иные суммы. Но и это было сделано. Лоренцо был доволен.
   В помещении механический голос начал отсчитывать секунды, оставшиеся до атаки.
   За прошедший час операторы должны были не только вовлечь противников в игру. Нужно было настроить дубль-сервер на радиоволновый спектр новых электронных игровых аппаратов, которые покупались отделом Лоренцо каждый день, так же, как каждый день менялись счета в банках, открываемые на предъявителя. Эта мера предосторожности была необходима, поскольку каждый аппарат имел собственный спектр волн, что позволяло игровым фирмам отслеживать своих пользователей.
   Через секунду голос бесстрастно произнес:
   - Атака!
   Мониторы перед глазами операторов погасли и снова зажглись, сервер замигал лампочками. Настоящая игра, как ее называл Лоренцо, началась.
   19.
   - Да нет же, Эдди, - твердо говорю я, - если мы будем прокладывать туннель здесь, то попадем к Альфе Гидры, а зачем это нам?
   Помощник оторопело смотрит на карту, потом на монитор, затем на меня:
   - А как же по-другому? Ведь ближе к Скорпиону ничего у нас нет.
   - А вот тут ты не прав, - убеждаю я его, - я думал, ты за ночь найдешь нашу ошибку. Смотри, - я указываю карандашом на карту, - мы до сих пор считали, что каналы, пронизывающие наше окологалактическое пространство и связывающие сингулярности, хаотичны, однако...
   - Господи, - слышу я возглас Эдди, - да как же я раньше не заметил!
   - Вот-вот, - щурю я добродушно глаза.
   - Неужели теперь можно с большой долей вероятности рассчитывать местонахождение таких каналов?
   - И это главное, - произношу я с улыбкой.
   - Невероятно, - восклицает мой собеседник, - получается, что все космическое пространство пронизано такими каналами, которые связывают между собой определенные точки. Но почему?
   - Ну, это детский вопрос, - отвечаю я. - Любой организм имеет аналогичные каналы. У человека их вон сколько: нервы, кровеносные сосуды, лимфатическая система, а Земля - это ведь только снаружи реки, а внутри целые системы таких каналов. Геологи давно уже обнаружили взаимосвязь между залежами различных руд, нефтяными озерами, резервуарами газа, вулканами и гейзерами. Все это капиллярные системы круговорота веществ.
   - Неужели и такие огромные пространства, как Вселенная, имеют аналогичное строение?
   - А чего же ты хочешь? Твоему мозгу требуется кровь?
   - Ну, конечно, - улыбается помощник.
   - И не просто требуется, а своевременно и определенного качества, иначе...
   - Каюк, - дополняет меня Эдди красноречиво.
   - Вот именно. Так же и во Вселенной. Засорились каналы, испортили кровь, не дали кислород, нарушили обмен веществ - каюк.
   - Фу, ну и ну.
   Я смотрю на него - молодой, красивый - и говорю:
   - За нервишками своими следи, а то каналы от возбуждения перекроются и тоже, как ты там сказал...
   - Каюк, - догадывается он.
   - Он самый, - добиваю я его. - Теперь вот что, - перевожу разговор в другое русло, - если все так, как я говорю, то в районе Беты Змееносца есть другой выход из сингулярности Геркулес четыре, у которой, собственно, мы сейчас и болтаемся. Но меня беспокоит другое.
   - Что именно, Алексей Григорьевич? - Эдди смотрит на меня бараньим взглядом, поскольку его мысли безнадежно бредут за несколько переходов позади моих.
   - Меня беспокоит направление движения в этом канале.
   - То есть?
   - Что ты как маленький, - взываю я к его самолюбию, - расслабься и мысли масштабно, по вселенским меркам.
   - Есть мыслить по вселенским меркам.
   - Вот так-то! - улыбаюсь я его ретивости и продолжаю объяснять:
   - Жидкость по сосудам может течь как в одну, так и в другую сторону, это-то, наверно, ты знаешь.
   - Угу, - подтверждает он мою догадку.
   - Так и здесь. Куда направлен вектор - к нам или от нас? Информации явно недостает, - я внимательно смотрю на карту, где не хватает целого куска Вселенского трубопровода, по которому можно было бы определить направление потока на нужном отрезке.
   - Будем рисковать? - доносится до моих затуманившихся мозгов.
   - Ишь ты, рисковать. Опять нервы.
   - Так как же иначе. Первый всегда рискует.
   - Это ты считаешь, что это риск, а по мне - так это прогулка по бульвару с дочкой. Тоже мне риск, - я перехожу на официальный тон. - Передать по каравану: ждать сигнала о прибытии в район Беты Змееносца. По получении сигнала выполнить маневры по коду шесть. Все!
   - Слушаюсь, - Эдди выходит из каюты и возвращается через несколько минут с компьютерной распечаткой маршрута. Я просматриваю текст и удовлетворенно киваю головой:
   - Молодец! Действуй! - я подписываю лист, а еще через несколько минут ощущаю привычное втягивание в сингулярность: значит, с направлением потока нам повезло. Важно не ошибиться в расчетах и не пропустить ни своего выхода, ни пространственного канала четвертой степени плотности. Чем выше плотность материи, тем ниже степень плотности, ей присвоенная. Минералы, например, имеют первую степень, межпланетное вещество Солнечной системы - вторую, а межзвездное - третью, остальные степени относятся к веществу между скоплениями звезд различной величины, а также скоплениями скоплений.
   Чувство легкости в сингулярности невероятное, поскольку душа и тело функционируют в одном диапазоне скоростей.
   Когда-то считалось, что при входе в пространственные каналы человек погибнет, но эмпирически все оказалось не так.
   Сильно изменялась пространственная форма человека, его тело сворачивалось к сердцу, резко увеличивая плотность и фактически превращаясь в шар, величина которого зависела от степени плотности пространственного канала. Казалось бы, такое уплотнение и есть смерть, однако, взаимосвязь этого процесса со временем была такова, что человек продолжал находиться в полном сознании, поскольку защита тела, благодаря возросшей плотности, возрастала.
   Более того, сам человек своих превращений не замечал, а видеть их мог только наблюдатель, находящийся вне сингулярности. Ученые связывали этот эффект с некоторыми пространственно-временными деформациями.
   Так или иначе, но человек теперь преодолевал огромные расстояния в Космосе, не совсем понимая, как ему это удается.
   Оказавшись у Беты Змееносца, мы сообщили о своем переходе каравану, и уже через несколько минут на своем мониторе я увидел восемь точек корабли-проходчики Инженерного Космофлота Земли.
   - Внимание! - говорю я в микрофон. - Построиться в боевой порядок.
   Точки на мониторе выстроились полукругом относительно центра отмеченной на мониторе окружности.
   - Приготовить РПК-4СП для запуска, - на мониторе появились доклады о готовности "ракет проходных для каналов четвертой степени плотности" на всех восьми кораблях.
   - Старт!
   По две точки с каждого корабля устремились к невидимому центру окружности, но достигли его не одновременно, а по очереди, и как будто проложили диаметр своими взрывами.
   - Пустить зонд! - снова командую я, и на мониторе от нашего корабля отделяется точка. Ее поведение ясно указывает, что там, куда попала первая ракета, образовался новый пространственный канал.
   Через несколько минут зонд исчезает в образованной нами сингулярности, которая способна вывести любой корабль в район Большой Медведицы.
   Работа закончена, и мы отправляемся на ближайшую базу за новым заданием.
   Незадолго до отхода ко сну, когда мы сидим с Эдди за чашкой кофе на одной из баз-астероидов, болтающихся недалеко от Дракона, мой помощник возвращается к прежней теме:
   - Я вот все думаю, командир, - говорит он задумчиво, - если бы в моем теле какие-нибудь клетки стали копать новые каналы, как бы я к этому отнесся?
   - Это ты к тому, что мы пробиваем новые пространственные каналы в теле Вселенной?
   - Да, да.
   - Ну, я бы сказал, что ты еще нескоро умрешь, - шучу я, но Эдди не удовлетворен этим ответом.
   - Но ведь эти клетки действуют сами по себе, независимо от моего желания.
   - А вот тут ты не прав. Меньшее не может познать большее, и маленькая клетка не научится копать каналы, пока ты - большее - не укажешь ей, где именно копать.
   - То есть вы думаете, что бы мы ни делали, все согласовано с Высшим Разумом?
   - Я бы сказал, установлено Высшим Разумом, как мы устанавливаем для своих организмов чем, когда и как питаться.
   Эдди надолго погружает свои мысли в чашку с кофе, а потом произносит:
   - Фундаментально!
   - Не волнуйся, - говорю я, - когда клетки твоего организма избороздят тебя каналами до такой степени, что ты станешь разваливаться, тебя это уже не будет интересовать.
   Он задумчиво смотрит на меня и произносит:
   - Надеюсь!
   Я встаю и иду к дверям своего номера, когда в голове раздается отчетливый зов:
   - Возвращайся на Землю! Возвращайся на Землю! - и то, что я слышу, подтверждается светящейся надписью, как будто в моем мозгу стоит неоновый рекламный щит.
   И тогда я понимаю, что в моей жизни происходит нечто исключительно важное. Возможно, сама ее цель наконец-то откроется мне, и я найду то, что ищу сотни лет. Впервые у меня появляется нечто вроде предчувствия свободы.
   20.
   Когда часами смотришь в спину движущегося перед тобой проводника, качающегося между горбов верблюда, возникают разные мысли и чувства. И одно из них - желание убить.
   С другой стороны, если сделать это, то вместо его спины мне придется обозревать бескрайнюю пустыню, как это теперь делает монгол. Я не уверен, что этот пейзаж будет лучше той картины, которую я наблюдаю сейчас.
   Меня удивляет только одно: как он ищет дорогу в этом краю? Я что-то слышал, конечно, о том, что зрение у жителей пустыни и тундры исключительное и дает им возможность ориентироваться по мельчайшим деталям. Впрочем, этого все равно не понять, пока сам не попробуешь. А пока поневоле приходиться верить, поскольку вот уже целый день я не вижу ничего, кроме барханов. Но мой проводник, очевидно, отличает их один от другого, потому что здесь больше нечего и не с чем сравнивать для определения маршрута.
   Есть, конечно, еще солнце, которое, впрочем, не нуждается в особом упоминании.
   Там, куда я попал, в поле зрения попадает не так уж много предметов: спина проводника, задняя часть одного верблюда и голова другого, дюны, и оно - Солнце. И последнее среди этого перечня занимает отнюдь не последнее место. Оно есть, и все. О нем можно думать, что оно милосердно или, скорее, беспощадно. Что оно издевается или рыдает, глядя на твои страдания, что оно громогласно хохочет, или жалит как скорпион, а также ласкает, бьет, доводит до бешенства, ввергает в сон, дает и отнимает жизнь, обнимает... И все это будет правдой, ибо оно есть и все, такое же неизменное, независимое от тебя и абсолютное, как сама Истина.
   Иногда, оглянувшись назад, я чувствую сильное желание повернуть своего верблюда. И не потому, что устал от неизвестности, которая ждет впереди, а только лишь потому, что сзади есть еще один объект, на котором можно сосредоточиться - следы, наши следы.
   А вообще я только сейчас кое-что понял: пустыня - чудовищный вампир, самый страшный из всех возможных. Человек, привыкший потреблять информацию во множестве и перерабатывать ее, вдруг сам оказывается чуть ли не единственным объектом информации в океане ее отсутствия, и этот океан высасывает из человека все: воду, чувства, мысли. И выходит, что по пустыням двигаются иссушенные мумии. Вот именно то слово, которое подходит к моему теперешнему самоощущению. А я-то думаю, на кого я похож...
   Можно возмутиться, начать кричать, скакать, бегать, но здесь тебя быстро успокоит лучший психотерапевт - пустыня.
   По крайней мере, каждому заведомо ясно, что крики и прыжки производят на пустыню такое же действие, как моль на груду металлолома.
   Но порой все же хочется побыть человеком, а не мумией, и тогда я стегаю верблюда и ору, но пустыня не только вокруг, но и подо мной, и передо мной. Ни верблюд, ни проводник никоим образом не реагируют на мои выходки. Они - часть этого резервуара пустоты, того вампира, который уже обглодал меня до костей.
   Обеда я ожидал как манны небесной, но этот человек-пустыня, которого в городе, кажется, звали Алдар Дзул, а здесь не более чем мистер Небытие, не доставил мне и такого шанса развлечься. Единственное, что порадовало мой взгляд, это саморазогревающийся обед - хоть какой-то отблеск цивилизации. За время стоянки была сказана лишь пара фраз.
   И вот теперь, когда одна из неизменных деталей пейзажа начала заметно клониться к западу, что меня бесконечно удивило, ибо я полагал, что здесь этого никогда не бывает, наконец-то произошло нечто. Но событие это, увы, безапелляционно отобрало у меня все, что позволяло сохранять бодрость духа философию и чувство юмора, на которое я мог опереться в положении вынужденного отшельника.
   Незадолго до того, как это произошло, я с благоговением поглядывал на тени, которые стали отбрасывать дюны, как бы намекая на приближающуюся ночную прохладу. Настроение мое приподнялось в ожидании ночлега, и я что-то радостно крикнул Алдару, как вдруг вынужден был резко потянуть узду. Монгол ехал вперед, как ни в чем не бывало, но на моих глазах сначала голова его верблюда, потом его руки, лежащие на горбу животного, а потом и он сам исчезли с моих глаз, словно пересекли невидимую границу другого мира. Будто стена, отделяющая другое измерение, поглотила моего проводника.
   Впервые за годы жизни на Земле на моем лице появилась по-настоящему глупая улыбка. Я кое-что знаю о магии, и говорю это без лишней скромности, но даже не слышал никогда, чтобы человек, да еще и вместе с верблюдом, могли бы исчезнуть без следа. Самое печальное, что и следов их за этой невидимой границей не было видно.
   Мне стало не по себе. Остаться в пустыне одному, не имея возможности ориентироваться, несмотря на то, что карта у меня осталась, не очень приятно. И вряд ли кому-то понравится, когда из-под него выбивают стул, на котором он сидит. Для меня этим наглым предательским стулом был проводник.
   Проводник - бандюга и уголовник, смертоубийца! Завлечь человека в пустыню и вот так бросить его, не сказав даже "прощай". Да и не бросить даже, а как-то неприлично смотаться в другое измерение. Разве настоящие проводники так поступают?
   Вот здесь-то и покинули меня моя философия и юмор. Шутки кончились, и я остался один на один с пустыней.
   Мне пришло в голову, что и я могу попытаться пересечь злополучную черту, за которой мой проводник покинул этот мир. Правда, рядом со мной не было никого, чтобы подписать мне гарантию благополучного завершения этого эксперимента. С другой стороны, ничего, кроме пути вперед, да цепочки собственных следов, манящих обратно, не оставалось.
   Как раз тогда, обдумывая возникшую альтернативу, я ощутил, что ко мне возвращается способность размышлять, которую Солнце расплавило, а пески стерли в порошок. У меня возникла мысль о том, что пески пустынь состоят из стертых в пыль способностей людей размышлять. Следующей мыслью моего воспрянувшего мозга было, что мой путь, как-никак, лежит в Шамбалу, с которой связано множество самых невероятных былин и более вероятных небылиц.
   Так что, возможно, я стал свидетелем, если не участником, одного из современных, но уже мифических событий.
   Кроме того, прояснившееся сознание вернуло мне кусочки памяти, которые с некоторой досадой на мою глупость напомнили мне о цели моего похода. Память говорила, что цель эта столь значительна, что моя остановка перед какими-то мистическими преградами просто несерьезна. "Что же будет, когда возникнут проблемы посущественней?" - фыркнула она, и я послал верблюда вперед.
   Не могу сказать, что испытал шок, когда мой нос со скоростью верблюжьего шага врезался во что-то твердое, но удивление мое было значительным. И тут мир перевернулся у меня перед глазами, ибо верблюд вместе с поклажей спокойно ушел вперед, в никуда, а я остался сидеть на песке, изумленно глядя на свое отражение в зеркале, откуда ни возьмись, появившемся посреди пустыни.
   Мое отражение терло ушибленный нос, и я понял, что оно это делает не самостоятельно, а заодно со мной. Потом мы вместе, не отрывая друг от друга глаз, потерли место, на которое приземлились, падая с верблюда.
   И вот первая мысль после верблюдокрушения: неужели я хуже верблюда? Ведь он прошел, а я нет. И этот человек, которого, кажется, звали Алдар Дзэлом, нет, Дзалом, черт... Дзулом, короче, этот монгол тоже прошел, и верблюда своего протащил, а меня оставил здесь. Ну, пусть не совсем одного, пусть этот тупой попугай в зеркале тоже как бы некто, но его даже и половинкой человека не назовешь, ведь это - всего-навсего мое отражение.
   И очень печально, что оно ближе меня самого к Шамбале, находится по ту сторону невидимой границы, то есть в более достойном положении, чем я. Что ж, ревновать к своему отражению - это ново, но больше здесь ревновать не к кому. Это надо обдумать. Я начинаю всматриваться в свое отражение, и на миг мне кажется, что это не совсем я: будто лоб и глаза яснее, чище, мудрее. А может, это заходящее солнце играет тенями.
   Но вдруг лоб моего отражения хмурится, губы складываются в узкую ленту, глаза застывают - как мне это знакомо! Похоже, это мое истинное лицо. Или нет, или тот другой с ясным взглядом и улыбкой в глазах - тоже я? Черт, ничего не поймешь.
   ***
   Зеркало! Я прошла вдоль него метров сто туда и обратно, но, как я и думала, мое отражение в кожаных штанах, кофте и соломенном сомбреро не исчезало.
   Я впервые попала в пустыню, и она меня восхитила. Боже! Какая тишина и покой, какая чистота мыслей и сознания. Никто и ничто не мешает самосозерцанию. И даже эта неожиданность, когда верблюд из-под меня исчез во внезапно появившемся зеркале, не удивила меня, а лишь заставила радостно восхищаться этим чудом. Действительно, поразительное произведение Творца!
   Я сажусь на песок напротив самой себя и наблюдаю за отражением. Ощущаю, что оно непростое. Мне что-то нужно понять. И это что-то - я сама.
   Опять встаю и подхожу вплотную к зеркалу, касаюсь пальцами прохладной поверхности, проводя ими вдоль линий своего лица, и неожиданно отражение оживает. То оно эмоционально, то рассудительно, то пускается в легкие авантюры, но затем сдерживает себя... Я понимаю, что передо мной проносится вся моя жизнь, точнее, я в динамике этой жизни, поскольку ничего, кроме меня самой, зеркало не показывает. И это любопытно - смотреть на то, как ты себя ведешь, вне зависимости от обстоятельств. Честно говоря, этот фильм мне не очень нравится, ибо его героиня - взбалмошная, бесцельная особа. Она делает то, что ей хочется, и пытается указать другим на то, что считает правильным. Порой она, конечно, мила, но что хорошо, то хорошо, а вот что поделать с остальным?
   Не хочу быть такой, это - не я, это - не мое. Хочу быть мудрой и уравновешенной. Однако отражению явно не нравятся мои мысли. Оно делает кислую физиономию и разводит руками: "Что ж ты, мол, опростоволосилась".
   И тогда до меня доходит: ведь и такая, и эдакая - все это тоже я. И нет никакой возможности вот так просто отбросить часть самой себя. Природа не терпит пустоты, и то, что я опустошу в себе грубо и бездарно, заполнится, может быть, даже худшими чертами, чем я имею теперь.