Страница:
Чебриков. …Американцы признают, что самолет был обстрелян на нашей, советской территории, а затем упал в океан в наших водах. Фактически это произошло в нейтральных водах. У нас сейчас там действуют корабли и один самолет… Нами подобран ряд вещей. Глубина моря там около 80—100 метров.
Громыко. Значит, «черный ящик» из самолета они поднять могут, и мы тоже.
Тихонов. Ясно, что рано или поздно они полезут за останками самолета.
Долгих. А если полезут, то получат данные о том, что самолет сбит.
Горбачев. Зафиксировали ли они боевой выстрел?
Чебриков. Нет, не зафиксировали. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что наши действия были совершенно законными…
Тихонов. Если мы поступили правильно, законно, то надо прямо сказать о том, что мы сбили этот самолет.
Громыко. Мы должны сказать, что выстрелы были произведены. Это надо сказать прямо, чтобы не позволить противнику бросать нам обвинения в обмане.
Гришин. Прежде всего я хочу подчеркнуть, что нам надо прямо заявить, что самолет сбит… одновременно необходимо жестко выступать против всякого рода антисоветских провокаций.
Горбачев, Прежде всего хочу сказать о том, что я уверен, что наши действия были правомерными… Нам надо четко показать в наших заявлениях, что это было грубое нарушение международных конвенций. Отмалчиваться сейчас нельзя, надо занимать наступательную позицию. Подтверждая существующую уже версию, надо ее развить…».
Заметим попутно, что несмотря на вялость произносимых на заседании Политбюро слов и узость понимания событий все присутствовавшие были твердыми государственниками и никаких сомнений в необходимости защиты интересов безопасности страны не имели. Даже жалкий по натуре Горбачев всем охотно поддакивал. И представить себе тогда было немыслимо, что через восемь лет он позволит Ельцину развалить великий Советский Союз и оголить его рубежи!.. Однако политиками все они были слабыми и не имевшими стратегических целей, включая и заболевшего Андропова. Его неукротимый карьеризм и тайная опора на либеральных полуевреев стратегией все же назвать никак нельзя. А вялая тактика в «самолетном деле» вызвала мировой скандал, который умело разыграли враги нашей страны.
Начался неописуемый вой, как на государственном уровне, так и всевозможными подразделениями «демократической общественности». Нас выпроводили из многих международных организаций, пытались поставить вопрос в ООН, у советских посольств проходили демонстрации – и так до бесконечности. При этом совершенно замалчивался простой вопрос: как же начиненный новейшей электроникой «Боинг» тысячу километров летел над нашей землей и внезапно ослеп и оглох? ИКАО (всемирное объединение авиаторов) заявило, что хоть и нарушил самолет наше воздушное пространство, но нечаянно, мол, как можно его сбивать… А как можно летать над ядерными базами чужой страны и при этом с помощью спутников записывать сигналы радаров?..
Есть косвенные данные, что больной Андропов очень переживал происходившее. Он-то отлично знал, что произошла наглая провокация американских спецслужб (причем вполне возможно – без разрешения политического руководства страны). Но он не нашел средств для отпора пропагандистской кампании, его сотоварищи по Политбюро к тому были еще менее способны, а личные помощники били только на устройство русофобских и просионистских делишек.
Однако все рано или поздно выходит наружу. В самом конце 1992-го и в начале 1993 года российская администрация по указанию Президента Б. Ельцина передала в ИКАО практически все материалы и документы по делу о гибели корейского самолета. Были переданы международным экспертам копии всех записей из «черных ящиков», а также копии всех переговоров между командными пунктами на Дальнем Востоке в ночь с 31 августа на 1 сентября. Летом 1993 года ИКАО официально объявила, что эта организация снимает все те обвинения с Советского Союза и России, которые выдвигались рейгановской администрацией. Советский Союз больше не обвиняется в том, что его ПВО и ВВС сознательно сбили пассажирский самолет, совершив тем самым жестокий и варварский акт. В документе ИКАО, в частности, говорилось: «3.12. Летный экипаж КАЛ-007 не выполнил надлежащих навигационных процедур, которые обеспечивают выдерживание воздушным судном заданной линии пути в течение всего полета… 3.32. Командование ПВО СССР сделало вывод, что КАЛ-007 является разведывательным воздушным судном РС-135 США перед тем, как оно отдало приказ о его уничтожении». В заключении ИКАО нет вывода о преднамеренности нарушения «Боингом-747» советского воздушного пространства, но это уже сугубо на совести американских спецслужб, которые скрыли и елико возможно будут скрывать свое преступление. Но Юрий Владимирович уже не узнал об этом…
Андропов упорно боролся за жизнь с физическими своими недугами. Но не переставал он и бороться против своих политических соперников, хотя после быстрого падения Щелокова ни одного серьезного в истинном смысле слова конкурента у него в Кремле и даже вокруг него уже не оставалось. Природная подозрительность и долговременный чекистский опыт приучили его к повышенному чувству самосохранения. Ради власти он пренебрегал всем. Дочь разошлась с мужем-актером, потом снова с ним сошлась, родила ребенка, часто болела… Сын сильно попивал, неважно было у него в семье… Ничего не могло отвлечь Юрия Владимировича от главной сути всей его жизни. А суть эта исчерпывалась коротким и емким словом ВЛАСТЬ.
Впрочем, и теперь для Андропова все это было уже второстепенным. Главное – укрепить личную власть. Все долгие семьдесят лет кремлевской эпохи, как известно, «кадры решали все». Вот Андропову и предстояло: 1) убрать Гришина; 2) снять Романова; 3) укрепить своего выпестованного любимца Горбачева. Ну, тут дела не охранные, любого из названных лиц простым приказом не уберешь (как Щелокова или Федорчука). Тут Андропов начал обстоятельную и неспешную осаду и добился своего – правда, уже после смерти.
Виктор Васильевич Гришин родом из Подмосковья, то есть по сути коренной москвич, железнодорожник-практик, с 1950 по 1956 год – в аппарате МК, второй секретарь. Затем, после некоторого пребывания во главе профсоюзов, он с июня 1967-го – Первый столицы. То есть этот год был решающим в карьерном рывке его и Андропова (они, кстати, были одногодки). Правда, кандидатом в члены Политбюро Гришин стал раньше – в 1961-м, а членом – тоже раньше, в апреле 1971-го (Андропов, напомним, ровно на два года позже). Итак, послужной список у них был схожий (с некоторым преимуществом у москвича), но главное – из Лубянки еще никто не переходил в Генсеки, а у столичного градоначальника такой прецедент уже был – Хрущев (то, что он глупо распорядился властью, – его вина).
У Гришина было мощное «хозяйство» – столица, даже учетные карточки членов КПСС Брежнева и Андропова лежали в сейфах Московского горкома. Понятно, что это чисто обрядовая сторона дела, но большевики со сталинских времен были приучены ко внешнему соблюдению обрядности. (Не раз, бывая на различных «партийно-хозяйственных активах», слыхал я веселую и гласно произносимую шутку, когда председателем избирали главу местного исполкома: «Вся власть Советам!» Опытные карьеристы отлично понимали, какая «власть» имеется у «советов», но ленинские заветы свято чтили.)
Но дело не в шутках. Аппарат Московского горкома и тридцать с лишком его райкомов были одним из основных поставщиков партийно-государственных кадров. Начальник районного КГБ Москвы никогда не смог стать хотя бы директором крупного столичного завода, а вот первый секретарь партии запросто становился замом союзного министра или шел на соответствующий пост в аппарат ЦК. То же отмечалось и в идеологии: директора киностудий и театров, ректоры институтов, руководители крупнейших издательств, Московское (не Центральное) радио и телевидение – о, это была целая духовная империя, все оставалось прерогативой Старой площади, а не Лубянки.
Гришин был человек осмотрительный, берег и хорошо расставлял кадры, твердо признавал верховенство Леонида Ильича и был с ним в наилучших отношениях. В идеологию строго не лез: либеральничает театр на Таганке – на то есть министр культуры, славянофильствует «Молодая гвардия» – на то есть отдел пропаганды ЦК КПСС или уж, на худой конец, – ЦК ВЛКСМ.
Обходительный и благодушный человек, хорошо знавший свое аппаратное дело, он пользовался большим авторитетом у партийного «актива» столицы, его указаний и советов охотно слушались.
В номенклатурно-аппаратном соревновании проиграл бы Юрий Владимирович Виктору Васильевичу как пить дать, но… у последнего нашлись трещинки, а уж туда поспешили запустить щупальца с Лубянки…
И было куда. Вокруг Гришина в последние годы управления столицей, и в особенности в его окружении, столпилась группа хапуг. Шло это снизу, с торговли. Торговая мафия стала в Москве почти официальной. (Уж позволю себе еще один мемуар: осенью восьмидесятого года состоялся бенефис М. Плисецкой, довелось мне там тоже побывать, кстати сидя позади генерала Бобкова, но не в этом дело. Смотрю и поражаюсь: сидит Александров-Агентов со своей еврейской супругой, ряд четвертый партера, на восьмом – Тяжельников с супругой, на 14-м – одинокий, как всегда, молчаливый Шауро, но главное – во втором ряду партера оборачивается в зал простоватая дама лет под шестьдесят, одетая дорого, но безвкусно: это была директор гастронома, что стоит против дома, где официально проживали тогда Брежнев, Андропов, Щелоков.)
Увы, Гришин и его окружение не сумели удержаться от соблазнов, благо они были так легко доступны. Началось, как водится, с семьи. Дочь Виктора Васильевича уже в тридцать лет стала доктором наук и заведующей крупнейшей кафедрой МГУ (притом успев дважды выйти замуж и дважды родить, да еще проделать за рубежом пластическую операцию). Брат ее (он чуть постарше) тоже к тридцати годам стал доктором, профессором и директором престижного института и за это же время обучился водить «мерседес». Дураку ясно, что «даром» такие сверхбыстрые успехи не делаются. А раз так, то вокруг руководящей семьи возникают разного рода прилипалы, и понятно, какого они свойства и происхождения.
Отметим, что дети Андропова (а что они способные и хорошо образованные, я знаю лично) подобных рывков не делали. Игорь занимал скромный пост в системе МИДа, по заграницам не мотался. Ира вообще была рядовым редактором и карьеры не делала. Правда, муж ее был скромный актер театра на Таганке, так что либеральное воздействие на нее шло, но в проявлениях заметно это не было. Кажется, оба они не имели машин, даже советских. В семье была иная трагедия: их мать, вторая жена Андропова, тяжело заболела в Венгрии, там ее лечили и, к несчастью, приучили к наркотикам, от пагубного пристрастия к которым она так и не смогла избавиться. Но и это не вносило в дом никаких дурных связей.
Скромный по природе и воспитанию, Гришин в конце карьеры начал чуть-чуть злоупотреблять. Не строил он вилл, как в Форосе, не скупал землю в Калифорнии и не содержал предприятий за рубежом – надо полагать, и в мыслях такого не имел. Но… стал принимать подарки. Занялись этим столичные торговцы во главе с их главным «хозяином» Трегубовым. И тут опять не могу отвлечься от колоритных воспоминаний, уж больно они выразительны, но это, право же, в последний раз.
…Осенью 80-го вернулся на работу в Москву известный журналист, долго-долго служивший на Западе. По этому поводу был созван в «Арагви» представительный мальчишник, на кромке длинного стола примостился и я (с виновником торжества мы когда-то вместе учились). Все шло как обычно, однако особо блистал тамада – представительный мужчина средних лет, отлично одетый. Зная, в общем-то, почти всю приглашенную пишущую братию, его я как раз не знал и обратился вскоре к соседу за разъяснениями. С изумлением услышал, что это был… директор Елисеевского магазина Соколов. Но дальше – больше. Когда встали из-за стола гости, то вереница солидных персон с визитными карточками в руках выстроилась отнюдь не к виновнику торжества, а к Соколову.
Обаятельный и дельный плут Соколов стал снабженцем гришинского семейства. Естественно, что люди Андропова этот персонаж взяли под зоркое наблюдение. Нетрудно было выявить и всю дальнейшую воровскую сеть. Замыкалась она вовсе не на Трегубове, а на Московском Первом. А тут еще партсекретари и шефы исполкомов (не все, надо полагать) начали тоже взимать свою мзду. Совершенно распоясался и «мэр» столицы – грубиян и хапуга В. Промыслов (правда, злые языки по Москве сплетничали, что управляет-то, по сути, столичным городом его помощник Шуб, земляк «мэра» и родственник его жены).
Словом, чекисты эту простоватую воровскую малину выследили, а потом «раскололи» очень легко, когда к началу 1983-го Андропов стал полновластным хозяином в стране. Соколова взяли первым, быстро осудили и даже расстреляли (шушукались по Москве, что на следствии он держался заносчиво и перечислил слишком много влиятельных персон). Затем ничего уже не стоило взять Трегубова и кучу его людей (правда, никого больше не расстреляли).
Гришин был опытный администратор и понимал, куда гнет нынешний Генсек. В июне 1983-го состоялся актив творческой интеллигенции Москвы. Хорошо известно, что «ораторы» – подготовленные, разумеется, загодя – не должны были поминать имя Андропова. Так и произошло, только актриса А. Степанова (еврейка, одна из вдов писателя А. Фадеева) назвала его в положительном смысле, но… оторвавшись от врученного ей текста. Единственное и весьма характерное исключение.
Через несколько дней по московскому телеканалу прошла передача о Красной Пресне, в докладе первого секретаря райкома Козырева-Даля имя Андропова тоже не упоминалось. Ясно, что это было не случайно, а в переводе на партийный лексикон означало: столичная организация КПСС не очень-то доверяет новому Генсеку. Андропову подобное пришлось проглотить.
Так-то оно так, но лубянская задача была выполнена – Гришин скомпрометирован, его кадры тоже. Проживи Андропов еще чуть-чуть, московского Первого убрали бы с треском. И еще: когда Ельцин пришел править Москвой, он устроил массовый разгон столичных кадров (которых лично не знал и знать не мог), но подглядывал, видимо, в «заделы» КГБ, сотворенные еще при Андропове.
С простоватым ленинградским судостроителем обошлись совсем просто. Летом 1983 года Андропов его «повысил», перевел из Ленинграда в Москву, поручив ему опекать в ЦК «оборонку». Говорили, что в подчинении его оказалось непосредственно 26 человек, а всей гигантской проблемы он, существо невеликих способностей, быстро охватить не мог. И его убрали запросто, когда к власти пришел воспитанник Андропова и его духовный наследник М. Горбачев (считают специалисты, что снять Романова в Ленинграде, где у него была мощная опора внизу, было бы неизмеримо труднее).
А теперь о «воспитаннике» и «наследнике». Тема эта самая сложная в нашем повествовании, ибо задача тайной полиции взрывать мосты, а не строить их.
Карьера Горбачева гладкая, как лед для фигурного катания. Она хорошо известна, не будем на это отвлекаться. Только скажем об одном маленьком обстоятельстве юности. Будущий Генсек, Президент и избранник Андропова несколько месяцев побывал… на оккупированной территории. С таким жутким клеймом в сталинское время никак невозможно было поступить в МГУ, да еще на юридический факультет, где готовили кадры для МГБ, МВД и Прокуратуры. Но молодой Миша поработал трактористом в родном Ставрополье, а главное – стал кандидатом в члены КПСС. Как у него все это легко и просто получилось, пусть он и расскажет. Когда-нибудь. Ну, скажем, переехав на виллу в Калифорнию, которую ему «подарили» для его так называемого «фонда»…
Андропов всегда лечился в Кисловодске, Сочи он избегал (отчасти, надо полагать, от глубокой неприязни к кремлевским коллегам, а в Крым отправился в конце жизни только вследствие тяжелой болезни). Весь обширный курорт Минеральных Вод входил в Ставропольский край, а с 1970-го возглавлял его Михаил Сергеевич. По долгу службы он обязан был встречать и провожать Андропова, а по приглашению столичного босса – и навещать его. Дело длилось не один год, о чем уже говорилось ранее.
Андропов был умен, а Горбачев хитер и услужлив, они легко сошлись (при покровительстве старшего, конечно). Андроповский план вырисовывается очень просто: у него есть молодой конкурент – Романов и одногодок Гришин, оба имеют за собой громадной силы партийные организации, чьи кадры разбросаны в Центре и по всему Союзу. Следовательно, нужно подставить молодого «кадра», ну, моложе Романова, по крайней мере. Что же, «кадр» есть, огромный сельскохозяйственный край, к тому же наследник М. Суслова и его любимец, а у обоих были близкие отношения. Генсек хотел двинуть на пост скончавшегося Секретаря ЦК Ф. Кулакова своего любимца Сережу Медунова, но Суслов и Андропов дружно сыграли против Брежнева. Видимо, оба члена ПБ сошлись. Горбачев становится сперва с 1973-го Секретарем ЦК по сельскому хозяйству (огромные заслуги его там известны), а в марте 1985-го – Генеральным.
Ясно, что Андропов без помощи «Кощея» вытащить в Москву его земляка не мог. А вместе они смогли. И вот начинается блистательная карьера Михаила Сергеевича. В апреле 1978-го он приезжает в Ленинград на «вызов» Романова в Москву (ясно, для чего это делалось). Вскоре на сессии Верховного Совета РСФСР именно он выдвигает Воротникова вместо Соломенцева. Далее: орден городу Кургану вручал Горбачев. В июле 1983-го в Москву приехал старый друг Андропова Кадар: на пышном приеме на заводе им. Лихачева его сопровождал Горбачев (хотя это не имело никакого отношения к сельскому хозяйству). В августе того же года собрали ветеранов войны и труда, вел встречу Горбачев – какой уж там ветеран! Но все это множилось в прессе и по телевизору, и люди привыкали к Горбачеву.
Почему Горбачев так прилепился к Андропову? Ну, не от обещаний же в Минеральных Водах, не такой человек был Юрий Владимирович. Или, с другой стороны: да, Михаил Сергеевич был подхалим и плут, но ведь шеф КГБ в людях неплохо разбирался. Значит, для чего-то Андропову ставропольский провинциальный секретарь был нужен? Почему? На эти вопросы сегодня нельзя дать точного ответа.
Но тут возникает вопрос, весьма осторожный. Почему органы КГБ так сошлись на Медунове? Или Сочи были хуже Минеральных Вод? Не верится. Более того, андроповские люди ухватили ростовского «первого» Бондаренко, хотя он был простак из простаков. Кобалоев, шеф Северной Осетии? Да, хапуга, но разве он один такой на Северном Кавказе? И ведь «русистов» сознательно натравливали на них, воров, конечно, однако почему-то никого не вытащили из Минеральных Вод? Или там ничего не «брали»? Скажем, Горбачева там открыто именовали «Мишка-пакет», ибо он охотно брал, был жаден всегда, а уж его Раиса Максимовна – тем паче. Значит, Андропову нужен был такой человек. Почему? Вот это и есть тайна. А какова она – никто пока не знает.
Можно лишь предположить, что, подмачивая соседей Горбачева усилиями КГБ, хотели выставить его в наилучшем свете среди кандидатов в члены Политбюро по сельскому хозяйству. Вроде бы сходится так. И добавим, что малейших талантов в сельских делах он не проявил, зато в интриганстве и двурушничестве оказался мастак, каких мало.
Оставим Горбачева, пусть разбираются с ним кто как хочет, а от расплаты за низость свою ему не уйти…
О плохих, даже враждебных отношениях Андропова и Черненко знала, как говорится, «вся Москва». Мне случайно довелось стать свидетелем и даже в какой-то мере объектом проявлений такого рода, причем выполненных явно напоказ.
В августе 1983-го скончался Анатолий Васильевич Никонов, знаменитый когда-то редактор «Молодой гвардии». Доживал он после снятия в скромном журнале «Вокруг света», не выдержал удара, стал попивать и плохо себя чувствовать, скончался, не дожив до шестидесяти лет. Его хорошо знали и любили в русских журналистских и литературных кругах, на похороны собралось множество народа.
Естественно, пришел и я, находившийся тогда на глубине своей опалы. Многие из старых знакомых кланялись лишь издали, а иные вообще не узнавали (мы стояли рядом с М. Лобановым, подошел А. Софронов, говорит: «Здравствуй, Миша!»; меня же в упор не видит, а ведь не раз печатался у него, были в добрых отношениях, дом посещал…). Вижу, стоит в группе людей Иван Петрович Кириченко, давний работник ЦК КПСС, а в последние годы – основной помощник Черненко, фигура! С покойным они были давние товарищи, но и со мной он находился в относительно близких отношениях, я не раз посещал его на службе, разговоры вели весьма откровенные. После моей «истории» я ему, естественно, не звонил, хотя до этого часто в его кабинете в подъезде № 1-а даже рисковал относить ему «самиздат»…
Мы поклонились издали, потом он вдруг подходит ко мне сам, на виду у всех отводит в сторону, расспрашивает о делах, нарочно не отпускает. Более того, еду с ним в черной машине на кладбище, а после похорон он даже подвозит меня домой. И опять говорили откровенно.
Все на это обратили внимание, а потом долго судачили. Вывод был один: раз я «крестник» Андропова, то публичное внимание ко мне со стороны ближайшего сотрудника Черненко было весьма показательным.
Иван Петрович ненадолго пережил своего шефа. После его кончины он некоторое время был замзавом Общим отделом ЦК КПСС. Я тогда вышел из опалы, и мы по-прежнему встречались в его новом кабинете. Я был на его похоронах. Проходили они очень скромно…
Покойный Иван Петрович был хорошо известен всей столичной пишущей братии, ибо во второй половине шестидесятых занимал в отделе пропаганды должность заведующего сектором журналов. Тогда этот пост был сугубо на виду! Так вот, вся Москва знала, что Кириченко занимает сугубо прорусскую линию. Яковлев показательно выгнал его из аппарата ЦК – всего лишь заместителем в номенклатурную, но второстепенную газету «Советская культура». Став Секретарем ЦК, Черненко взял его в помощники. В этой должности мы постоянно поддерживали с ним довольно-таки доверительные отношения. Разумеется, говорил я, а он спрашивал или больше помалкивал, но поступок его был по тем временам в высшей степени необычным. Мир праху его.
Закончим данную главу еще одним необычным документом. Первая моя собственная «записка для себя» о начале правления Андропова уже приводилась. Ровно год спустя, находясь в том же Переделкино, я в одиночестве составил другую такую же «записку для памяти». Оказалось, что она словно бы подводила итог его недолгому царствованию, ибо уже 9 февраля 1983 года он скончался в больнице.
Документ этот интересен тем, что носит непосредственный отпечаток той эпохи, глухой и суровой. Мало кто тогда отваживался на составление таких сочинений – даже для сверхузкого круга. Мы убеждены, взгляд на события двадцатилетней давности, так сказать, «изнутри», из той эпохи, представит несомненный интерес для читателей.
– осторожные преобразования в промышленности, где со сталинских времен не проводилось никаких серьезных изменений (хрущевские истерические выверты – не в счет, они были вскоре отменены); тут видятся два пути: либо в сторону рыночной экономики, либо – к строгой и последовательной централизации, оба направления имеют свои преимущества и своих сторонников, важно главное – надо что-то делать, откладывать нельзя, хозяйство громадной страны идет к застою;
– решительные и крутые изменения в сельском хозяйстве и мелкотоварном производстве вообще, тут плохое положение давно сделалось нормой; совершенно очевидно, что казарменно-безответственная система земледелия и торговли требует немедленных перемен, как срочная и временная мера необходимо нечто вроде ограниченного нэпа;
– коренное оздоровление социальной жизни: беспощадная борьба со злоупотреблениями во всех областях, укрепление семьи и беспощадное пресечение пьянства, резкое повышение гласности во всех областях жизни, расширение роли Советов и прочих общественных организаций.
Нет сомнений, что положительное продвижение по всем этим трем главнейшим направлениям было бы с восторгом встречено всем советским народом, создало бы новому руководству тот прочный авторитет и доверие, которого не могли даже отчасти добиться ни Хрущев, ни Брежнев.
Ныне пошел второй год полной и безраздельной власти Андропова. То, что это была именно полная и бесконтрольная власть, можно доказать по тому (1) пошлому славословию, которое окружает имя Андропова, а также по (2) отсутствию хоть каких-либо намеков на различие мнений в верхах. За всю историю Советского государства народ приучен, что безудержное восхваление правителя имеет место лишь тогда, когда он всевластен. И еще: в периоды междуцарствий (борьба за власть в середине 20-х и 50-х годов, первое время правления Брежнева) даже по скупым сведениям нашей печати отчетливо можно было выявить разные точки зрения разных людей и сил. Ничего даже отдаленно похожего на это не заметно с середины ноября 1982 года.
Итак, какие же направления оказались заметны в политике Андропова?
Громыко. Значит, «черный ящик» из самолета они поднять могут, и мы тоже.
Тихонов. Ясно, что рано или поздно они полезут за останками самолета.
Долгих. А если полезут, то получат данные о том, что самолет сбит.
Горбачев. Зафиксировали ли они боевой выстрел?
Чебриков. Нет, не зафиксировали. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что наши действия были совершенно законными…
Тихонов. Если мы поступили правильно, законно, то надо прямо сказать о том, что мы сбили этот самолет.
Громыко. Мы должны сказать, что выстрелы были произведены. Это надо сказать прямо, чтобы не позволить противнику бросать нам обвинения в обмане.
Гришин. Прежде всего я хочу подчеркнуть, что нам надо прямо заявить, что самолет сбит… одновременно необходимо жестко выступать против всякого рода антисоветских провокаций.
Горбачев, Прежде всего хочу сказать о том, что я уверен, что наши действия были правомерными… Нам надо четко показать в наших заявлениях, что это было грубое нарушение международных конвенций. Отмалчиваться сейчас нельзя, надо занимать наступательную позицию. Подтверждая существующую уже версию, надо ее развить…».
Заметим попутно, что несмотря на вялость произносимых на заседании Политбюро слов и узость понимания событий все присутствовавшие были твердыми государственниками и никаких сомнений в необходимости защиты интересов безопасности страны не имели. Даже жалкий по натуре Горбачев всем охотно поддакивал. И представить себе тогда было немыслимо, что через восемь лет он позволит Ельцину развалить великий Советский Союз и оголить его рубежи!.. Однако политиками все они были слабыми и не имевшими стратегических целей, включая и заболевшего Андропова. Его неукротимый карьеризм и тайная опора на либеральных полуевреев стратегией все же назвать никак нельзя. А вялая тактика в «самолетном деле» вызвала мировой скандал, который умело разыграли враги нашей страны.
Начался неописуемый вой, как на государственном уровне, так и всевозможными подразделениями «демократической общественности». Нас выпроводили из многих международных организаций, пытались поставить вопрос в ООН, у советских посольств проходили демонстрации – и так до бесконечности. При этом совершенно замалчивался простой вопрос: как же начиненный новейшей электроникой «Боинг» тысячу километров летел над нашей землей и внезапно ослеп и оглох? ИКАО (всемирное объединение авиаторов) заявило, что хоть и нарушил самолет наше воздушное пространство, но нечаянно, мол, как можно его сбивать… А как можно летать над ядерными базами чужой страны и при этом с помощью спутников записывать сигналы радаров?..
Есть косвенные данные, что больной Андропов очень переживал происходившее. Он-то отлично знал, что произошла наглая провокация американских спецслужб (причем вполне возможно – без разрешения политического руководства страны). Но он не нашел средств для отпора пропагандистской кампании, его сотоварищи по Политбюро к тому были еще менее способны, а личные помощники били только на устройство русофобских и просионистских делишек.
Однако все рано или поздно выходит наружу. В самом конце 1992-го и в начале 1993 года российская администрация по указанию Президента Б. Ельцина передала в ИКАО практически все материалы и документы по делу о гибели корейского самолета. Были переданы международным экспертам копии всех записей из «черных ящиков», а также копии всех переговоров между командными пунктами на Дальнем Востоке в ночь с 31 августа на 1 сентября. Летом 1993 года ИКАО официально объявила, что эта организация снимает все те обвинения с Советского Союза и России, которые выдвигались рейгановской администрацией. Советский Союз больше не обвиняется в том, что его ПВО и ВВС сознательно сбили пассажирский самолет, совершив тем самым жестокий и варварский акт. В документе ИКАО, в частности, говорилось: «3.12. Летный экипаж КАЛ-007 не выполнил надлежащих навигационных процедур, которые обеспечивают выдерживание воздушным судном заданной линии пути в течение всего полета… 3.32. Командование ПВО СССР сделало вывод, что КАЛ-007 является разведывательным воздушным судном РС-135 США перед тем, как оно отдало приказ о его уничтожении». В заключении ИКАО нет вывода о преднамеренности нарушения «Боингом-747» советского воздушного пространства, но это уже сугубо на совести американских спецслужб, которые скрыли и елико возможно будут скрывать свое преступление. Но Юрий Владимирович уже не узнал об этом…
Андропов упорно боролся за жизнь с физическими своими недугами. Но не переставал он и бороться против своих политических соперников, хотя после быстрого падения Щелокова ни одного серьезного в истинном смысле слова конкурента у него в Кремле и даже вокруг него уже не оставалось. Природная подозрительность и долговременный чекистский опыт приучили его к повышенному чувству самосохранения. Ради власти он пренебрегал всем. Дочь разошлась с мужем-актером, потом снова с ним сошлась, родила ребенка, часто болела… Сын сильно попивал, неважно было у него в семье… Ничего не могло отвлечь Юрия Владимировича от главной сути всей его жизни. А суть эта исчерпывалась коротким и емким словом ВЛАСТЬ.
Впрочем, и теперь для Андропова все это было уже второстепенным. Главное – укрепить личную власть. Все долгие семьдесят лет кремлевской эпохи, как известно, «кадры решали все». Вот Андропову и предстояло: 1) убрать Гришина; 2) снять Романова; 3) укрепить своего выпестованного любимца Горбачева. Ну, тут дела не охранные, любого из названных лиц простым приказом не уберешь (как Щелокова или Федорчука). Тут Андропов начал обстоятельную и неспешную осаду и добился своего – правда, уже после смерти.
Виктор Васильевич Гришин родом из Подмосковья, то есть по сути коренной москвич, железнодорожник-практик, с 1950 по 1956 год – в аппарате МК, второй секретарь. Затем, после некоторого пребывания во главе профсоюзов, он с июня 1967-го – Первый столицы. То есть этот год был решающим в карьерном рывке его и Андропова (они, кстати, были одногодки). Правда, кандидатом в члены Политбюро Гришин стал раньше – в 1961-м, а членом – тоже раньше, в апреле 1971-го (Андропов, напомним, ровно на два года позже). Итак, послужной список у них был схожий (с некоторым преимуществом у москвича), но главное – из Лубянки еще никто не переходил в Генсеки, а у столичного градоначальника такой прецедент уже был – Хрущев (то, что он глупо распорядился властью, – его вина).
У Гришина было мощное «хозяйство» – столица, даже учетные карточки членов КПСС Брежнева и Андропова лежали в сейфах Московского горкома. Понятно, что это чисто обрядовая сторона дела, но большевики со сталинских времен были приучены ко внешнему соблюдению обрядности. (Не раз, бывая на различных «партийно-хозяйственных активах», слыхал я веселую и гласно произносимую шутку, когда председателем избирали главу местного исполкома: «Вся власть Советам!» Опытные карьеристы отлично понимали, какая «власть» имеется у «советов», но ленинские заветы свято чтили.)
Но дело не в шутках. Аппарат Московского горкома и тридцать с лишком его райкомов были одним из основных поставщиков партийно-государственных кадров. Начальник районного КГБ Москвы никогда не смог стать хотя бы директором крупного столичного завода, а вот первый секретарь партии запросто становился замом союзного министра или шел на соответствующий пост в аппарат ЦК. То же отмечалось и в идеологии: директора киностудий и театров, ректоры институтов, руководители крупнейших издательств, Московское (не Центральное) радио и телевидение – о, это была целая духовная империя, все оставалось прерогативой Старой площади, а не Лубянки.
Гришин был человек осмотрительный, берег и хорошо расставлял кадры, твердо признавал верховенство Леонида Ильича и был с ним в наилучших отношениях. В идеологию строго не лез: либеральничает театр на Таганке – на то есть министр культуры, славянофильствует «Молодая гвардия» – на то есть отдел пропаганды ЦК КПСС или уж, на худой конец, – ЦК ВЛКСМ.
Обходительный и благодушный человек, хорошо знавший свое аппаратное дело, он пользовался большим авторитетом у партийного «актива» столицы, его указаний и советов охотно слушались.
В номенклатурно-аппаратном соревновании проиграл бы Юрий Владимирович Виктору Васильевичу как пить дать, но… у последнего нашлись трещинки, а уж туда поспешили запустить щупальца с Лубянки…
И было куда. Вокруг Гришина в последние годы управления столицей, и в особенности в его окружении, столпилась группа хапуг. Шло это снизу, с торговли. Торговая мафия стала в Москве почти официальной. (Уж позволю себе еще один мемуар: осенью восьмидесятого года состоялся бенефис М. Плисецкой, довелось мне там тоже побывать, кстати сидя позади генерала Бобкова, но не в этом дело. Смотрю и поражаюсь: сидит Александров-Агентов со своей еврейской супругой, ряд четвертый партера, на восьмом – Тяжельников с супругой, на 14-м – одинокий, как всегда, молчаливый Шауро, но главное – во втором ряду партера оборачивается в зал простоватая дама лет под шестьдесят, одетая дорого, но безвкусно: это была директор гастронома, что стоит против дома, где официально проживали тогда Брежнев, Андропов, Щелоков.)
Увы, Гришин и его окружение не сумели удержаться от соблазнов, благо они были так легко доступны. Началось, как водится, с семьи. Дочь Виктора Васильевича уже в тридцать лет стала доктором наук и заведующей крупнейшей кафедрой МГУ (притом успев дважды выйти замуж и дважды родить, да еще проделать за рубежом пластическую операцию). Брат ее (он чуть постарше) тоже к тридцати годам стал доктором, профессором и директором престижного института и за это же время обучился водить «мерседес». Дураку ясно, что «даром» такие сверхбыстрые успехи не делаются. А раз так, то вокруг руководящей семьи возникают разного рода прилипалы, и понятно, какого они свойства и происхождения.
Отметим, что дети Андропова (а что они способные и хорошо образованные, я знаю лично) подобных рывков не делали. Игорь занимал скромный пост в системе МИДа, по заграницам не мотался. Ира вообще была рядовым редактором и карьеры не делала. Правда, муж ее был скромный актер театра на Таганке, так что либеральное воздействие на нее шло, но в проявлениях заметно это не было. Кажется, оба они не имели машин, даже советских. В семье была иная трагедия: их мать, вторая жена Андропова, тяжело заболела в Венгрии, там ее лечили и, к несчастью, приучили к наркотикам, от пагубного пристрастия к которым она так и не смогла избавиться. Но и это не вносило в дом никаких дурных связей.
Скромный по природе и воспитанию, Гришин в конце карьеры начал чуть-чуть злоупотреблять. Не строил он вилл, как в Форосе, не скупал землю в Калифорнии и не содержал предприятий за рубежом – надо полагать, и в мыслях такого не имел. Но… стал принимать подарки. Занялись этим столичные торговцы во главе с их главным «хозяином» Трегубовым. И тут опять не могу отвлечься от колоритных воспоминаний, уж больно они выразительны, но это, право же, в последний раз.
…Осенью 80-го вернулся на работу в Москву известный журналист, долго-долго служивший на Западе. По этому поводу был созван в «Арагви» представительный мальчишник, на кромке длинного стола примостился и я (с виновником торжества мы когда-то вместе учились). Все шло как обычно, однако особо блистал тамада – представительный мужчина средних лет, отлично одетый. Зная, в общем-то, почти всю приглашенную пишущую братию, его я как раз не знал и обратился вскоре к соседу за разъяснениями. С изумлением услышал, что это был… директор Елисеевского магазина Соколов. Но дальше – больше. Когда встали из-за стола гости, то вереница солидных персон с визитными карточками в руках выстроилась отнюдь не к виновнику торжества, а к Соколову.
Обаятельный и дельный плут Соколов стал снабженцем гришинского семейства. Естественно, что люди Андропова этот персонаж взяли под зоркое наблюдение. Нетрудно было выявить и всю дальнейшую воровскую сеть. Замыкалась она вовсе не на Трегубове, а на Московском Первом. А тут еще партсекретари и шефы исполкомов (не все, надо полагать) начали тоже взимать свою мзду. Совершенно распоясался и «мэр» столицы – грубиян и хапуга В. Промыслов (правда, злые языки по Москве сплетничали, что управляет-то, по сути, столичным городом его помощник Шуб, земляк «мэра» и родственник его жены).
Словом, чекисты эту простоватую воровскую малину выследили, а потом «раскололи» очень легко, когда к началу 1983-го Андропов стал полновластным хозяином в стране. Соколова взяли первым, быстро осудили и даже расстреляли (шушукались по Москве, что на следствии он держался заносчиво и перечислил слишком много влиятельных персон). Затем ничего уже не стоило взять Трегубова и кучу его людей (правда, никого больше не расстреляли).
Гришин был опытный администратор и понимал, куда гнет нынешний Генсек. В июне 1983-го состоялся актив творческой интеллигенции Москвы. Хорошо известно, что «ораторы» – подготовленные, разумеется, загодя – не должны были поминать имя Андропова. Так и произошло, только актриса А. Степанова (еврейка, одна из вдов писателя А. Фадеева) назвала его в положительном смысле, но… оторвавшись от врученного ей текста. Единственное и весьма характерное исключение.
Через несколько дней по московскому телеканалу прошла передача о Красной Пресне, в докладе первого секретаря райкома Козырева-Даля имя Андропова тоже не упоминалось. Ясно, что это было не случайно, а в переводе на партийный лексикон означало: столичная организация КПСС не очень-то доверяет новому Генсеку. Андропову подобное пришлось проглотить.
Так-то оно так, но лубянская задача была выполнена – Гришин скомпрометирован, его кадры тоже. Проживи Андропов еще чуть-чуть, московского Первого убрали бы с треском. И еще: когда Ельцин пришел править Москвой, он устроил массовый разгон столичных кадров (которых лично не знал и знать не мог), но подглядывал, видимо, в «заделы» КГБ, сотворенные еще при Андропове.
С простоватым ленинградским судостроителем обошлись совсем просто. Летом 1983 года Андропов его «повысил», перевел из Ленинграда в Москву, поручив ему опекать в ЦК «оборонку». Говорили, что в подчинении его оказалось непосредственно 26 человек, а всей гигантской проблемы он, существо невеликих способностей, быстро охватить не мог. И его убрали запросто, когда к власти пришел воспитанник Андропова и его духовный наследник М. Горбачев (считают специалисты, что снять Романова в Ленинграде, где у него была мощная опора внизу, было бы неизмеримо труднее).
А теперь о «воспитаннике» и «наследнике». Тема эта самая сложная в нашем повествовании, ибо задача тайной полиции взрывать мосты, а не строить их.
Карьера Горбачева гладкая, как лед для фигурного катания. Она хорошо известна, не будем на это отвлекаться. Только скажем об одном маленьком обстоятельстве юности. Будущий Генсек, Президент и избранник Андропова несколько месяцев побывал… на оккупированной территории. С таким жутким клеймом в сталинское время никак невозможно было поступить в МГУ, да еще на юридический факультет, где готовили кадры для МГБ, МВД и Прокуратуры. Но молодой Миша поработал трактористом в родном Ставрополье, а главное – стал кандидатом в члены КПСС. Как у него все это легко и просто получилось, пусть он и расскажет. Когда-нибудь. Ну, скажем, переехав на виллу в Калифорнию, которую ему «подарили» для его так называемого «фонда»…
Андропов всегда лечился в Кисловодске, Сочи он избегал (отчасти, надо полагать, от глубокой неприязни к кремлевским коллегам, а в Крым отправился в конце жизни только вследствие тяжелой болезни). Весь обширный курорт Минеральных Вод входил в Ставропольский край, а с 1970-го возглавлял его Михаил Сергеевич. По долгу службы он обязан был встречать и провожать Андропова, а по приглашению столичного босса – и навещать его. Дело длилось не один год, о чем уже говорилось ранее.
Андропов был умен, а Горбачев хитер и услужлив, они легко сошлись (при покровительстве старшего, конечно). Андроповский план вырисовывается очень просто: у него есть молодой конкурент – Романов и одногодок Гришин, оба имеют за собой громадной силы партийные организации, чьи кадры разбросаны в Центре и по всему Союзу. Следовательно, нужно подставить молодого «кадра», ну, моложе Романова, по крайней мере. Что же, «кадр» есть, огромный сельскохозяйственный край, к тому же наследник М. Суслова и его любимец, а у обоих были близкие отношения. Генсек хотел двинуть на пост скончавшегося Секретаря ЦК Ф. Кулакова своего любимца Сережу Медунова, но Суслов и Андропов дружно сыграли против Брежнева. Видимо, оба члена ПБ сошлись. Горбачев становится сперва с 1973-го Секретарем ЦК по сельскому хозяйству (огромные заслуги его там известны), а в марте 1985-го – Генеральным.
Ясно, что Андропов без помощи «Кощея» вытащить в Москву его земляка не мог. А вместе они смогли. И вот начинается блистательная карьера Михаила Сергеевича. В апреле 1978-го он приезжает в Ленинград на «вызов» Романова в Москву (ясно, для чего это делалось). Вскоре на сессии Верховного Совета РСФСР именно он выдвигает Воротникова вместо Соломенцева. Далее: орден городу Кургану вручал Горбачев. В июле 1983-го в Москву приехал старый друг Андропова Кадар: на пышном приеме на заводе им. Лихачева его сопровождал Горбачев (хотя это не имело никакого отношения к сельскому хозяйству). В августе того же года собрали ветеранов войны и труда, вел встречу Горбачев – какой уж там ветеран! Но все это множилось в прессе и по телевизору, и люди привыкали к Горбачеву.
Почему Горбачев так прилепился к Андропову? Ну, не от обещаний же в Минеральных Водах, не такой человек был Юрий Владимирович. Или, с другой стороны: да, Михаил Сергеевич был подхалим и плут, но ведь шеф КГБ в людях неплохо разбирался. Значит, для чего-то Андропову ставропольский провинциальный секретарь был нужен? Почему? На эти вопросы сегодня нельзя дать точного ответа.
Но тут возникает вопрос, весьма осторожный. Почему органы КГБ так сошлись на Медунове? Или Сочи были хуже Минеральных Вод? Не верится. Более того, андроповские люди ухватили ростовского «первого» Бондаренко, хотя он был простак из простаков. Кобалоев, шеф Северной Осетии? Да, хапуга, но разве он один такой на Северном Кавказе? И ведь «русистов» сознательно натравливали на них, воров, конечно, однако почему-то никого не вытащили из Минеральных Вод? Или там ничего не «брали»? Скажем, Горбачева там открыто именовали «Мишка-пакет», ибо он охотно брал, был жаден всегда, а уж его Раиса Максимовна – тем паче. Значит, Андропову нужен был такой человек. Почему? Вот это и есть тайна. А какова она – никто пока не знает.
Можно лишь предположить, что, подмачивая соседей Горбачева усилиями КГБ, хотели выставить его в наилучшем свете среди кандидатов в члены Политбюро по сельскому хозяйству. Вроде бы сходится так. И добавим, что малейших талантов в сельских делах он не проявил, зато в интриганстве и двурушничестве оказался мастак, каких мало.
Оставим Горбачева, пусть разбираются с ним кто как хочет, а от расплаты за низость свою ему не уйти…
О плохих, даже враждебных отношениях Андропова и Черненко знала, как говорится, «вся Москва». Мне случайно довелось стать свидетелем и даже в какой-то мере объектом проявлений такого рода, причем выполненных явно напоказ.
В августе 1983-го скончался Анатолий Васильевич Никонов, знаменитый когда-то редактор «Молодой гвардии». Доживал он после снятия в скромном журнале «Вокруг света», не выдержал удара, стал попивать и плохо себя чувствовать, скончался, не дожив до шестидесяти лет. Его хорошо знали и любили в русских журналистских и литературных кругах, на похороны собралось множество народа.
Естественно, пришел и я, находившийся тогда на глубине своей опалы. Многие из старых знакомых кланялись лишь издали, а иные вообще не узнавали (мы стояли рядом с М. Лобановым, подошел А. Софронов, говорит: «Здравствуй, Миша!»; меня же в упор не видит, а ведь не раз печатался у него, были в добрых отношениях, дом посещал…). Вижу, стоит в группе людей Иван Петрович Кириченко, давний работник ЦК КПСС, а в последние годы – основной помощник Черненко, фигура! С покойным они были давние товарищи, но и со мной он находился в относительно близких отношениях, я не раз посещал его на службе, разговоры вели весьма откровенные. После моей «истории» я ему, естественно, не звонил, хотя до этого часто в его кабинете в подъезде № 1-а даже рисковал относить ему «самиздат»…
Мы поклонились издали, потом он вдруг подходит ко мне сам, на виду у всех отводит в сторону, расспрашивает о делах, нарочно не отпускает. Более того, еду с ним в черной машине на кладбище, а после похорон он даже подвозит меня домой. И опять говорили откровенно.
Все на это обратили внимание, а потом долго судачили. Вывод был один: раз я «крестник» Андропова, то публичное внимание ко мне со стороны ближайшего сотрудника Черненко было весьма показательным.
Иван Петрович ненадолго пережил своего шефа. После его кончины он некоторое время был замзавом Общим отделом ЦК КПСС. Я тогда вышел из опалы, и мы по-прежнему встречались в его новом кабинете. Я был на его похоронах. Проходили они очень скромно…
Покойный Иван Петрович был хорошо известен всей столичной пишущей братии, ибо во второй половине шестидесятых занимал в отделе пропаганды должность заведующего сектором журналов. Тогда этот пост был сугубо на виду! Так вот, вся Москва знала, что Кириченко занимает сугубо прорусскую линию. Яковлев показательно выгнал его из аппарата ЦК – всего лишь заместителем в номенклатурную, но второстепенную газету «Советская культура». Став Секретарем ЦК, Черненко взял его в помощники. В этой должности мы постоянно поддерживали с ним довольно-таки доверительные отношения. Разумеется, говорил я, а он спрашивал или больше помалкивал, но поступок его был по тем временам в высшей степени необычным. Мир праху его.
Закончим данную главу еще одним необычным документом. Первая моя собственная «записка для себя» о начале правления Андропова уже приводилась. Ровно год спустя, находясь в том же Переделкино, я в одиночестве составил другую такую же «записку для памяти». Оказалось, что она словно бы подводила итог его недолгому царствованию, ибо уже 9 февраля 1983 года он скончался в больнице.
Документ этот интересен тем, что носит непосредственный отпечаток той эпохи, глухой и суровой. Мало кто тогда отваживался на составление таких сочинений – даже для сверхузкого круга. Мы убеждены, взгляд на события двадцатилетней давности, так сказать, «изнутри», из той эпохи, представит несомненный интерес для читателей.
ИТОГИ ПРОМЕЖУТОЧНОГО ФИНИША
Все области народной жизни в Советском Союзе к исходу правления Брежнева были приведены в столь плачевное состояние, что перед новым руководителем встали чрезвычайные и неотложные задачи. Выбор положительных изменений казался широк и многообещающ, но важнейшими все же казались три направления:– осторожные преобразования в промышленности, где со сталинских времен не проводилось никаких серьезных изменений (хрущевские истерические выверты – не в счет, они были вскоре отменены); тут видятся два пути: либо в сторону рыночной экономики, либо – к строгой и последовательной централизации, оба направления имеют свои преимущества и своих сторонников, важно главное – надо что-то делать, откладывать нельзя, хозяйство громадной страны идет к застою;
– решительные и крутые изменения в сельском хозяйстве и мелкотоварном производстве вообще, тут плохое положение давно сделалось нормой; совершенно очевидно, что казарменно-безответственная система земледелия и торговли требует немедленных перемен, как срочная и временная мера необходимо нечто вроде ограниченного нэпа;
– коренное оздоровление социальной жизни: беспощадная борьба со злоупотреблениями во всех областях, укрепление семьи и беспощадное пресечение пьянства, резкое повышение гласности во всех областях жизни, расширение роли Советов и прочих общественных организаций.
Нет сомнений, что положительное продвижение по всем этим трем главнейшим направлениям было бы с восторгом встречено всем советским народом, создало бы новому руководству тот прочный авторитет и доверие, которого не могли даже отчасти добиться ни Хрущев, ни Брежнев.
Ныне пошел второй год полной и безраздельной власти Андропова. То, что это была именно полная и бесконтрольная власть, можно доказать по тому (1) пошлому славословию, которое окружает имя Андропова, а также по (2) отсутствию хоть каких-либо намеков на различие мнений в верхах. За всю историю Советского государства народ приучен, что безудержное восхваление правителя имеет место лишь тогда, когда он всевластен. И еще: в периоды междуцарствий (борьба за власть в середине 20-х и 50-х годов, первое время правления Брежнева) даже по скупым сведениям нашей печати отчетливо можно было выявить разные точки зрения разных людей и сил. Ничего даже отдаленно похожего на это не заметно с середины ноября 1982 года.
Итак, какие же направления оказались заметны в политике Андропова?