Страница:
Вообще явных следов в опасных делах он стремился не оставлять. Во время его секретарства прогремело огромное дело с возведением пресловутой «берлинской стены», когда в одну не очень прекрасную августовскую ночь 1961 года разделили огромный город. ГДР – епархия Андропова; его ли это была идея, Ульбрихта, кого-то третьего или третьих? Не знаем до сих пор, хотя стена эта, простояв 30 лет, уже рухнула.
Свержение всем надоевшего обалдуя Никиты Хрущева никак не сказалось на положении Андропова. Теперь, в общем-то, известно, что активного участия в заговоре он не принимал, да и ведомство его было несколько в стороне от подобных дел. Зато его высший шеф Суслов в заговоре участвовал, а ставший во главе партии Брежнев мог оценить, что пятидесятилетний секретарь с хрущевским окружением никак не якшался (ну, с Аджубеем, например). Сдержанность и осмотрительность вновь сослужили добрую службу Юрию Владимировичу.
О его делах в первые годы брежневского правления опять-таки мало что известно. Зато выяснился круг его деловых и личных связей, а это в высшей степени характерно. Присмотримся же.
Начнем, как положено, с руководства. Ну, о Суслове, о его постоянной «любви» к исторической России уже говорилось и будет сказано еще. Колючий, замкнутый, питавшийся одной гречневой кашей, ездивший на лимузине со скоростью не более 40 километров, он был крайне несимпатичен, мы звали его «Кощей». Ярый ненавистник церкви, именно он подтолкнул глупого Никиту на суровые гонения против Православия в начале 60-х.
При Брежневе, у которого мать была глубоко верующей, а сам простоватый Леня сохранил все же в душе (пусть суеверный) страх Божий, «Кощей» опять интриговал против Церкви, но тщетно.
Лишь 22 сентября 1981 года, когда Брежнев уже сильно ослаб, ему удалось протолкнуть постановление ЦК «Об усилении атеистической пропаганды». Оно было, однако, настолько секретным, что даже идеологические руководители высокого ранга его в глаза не видели (я, например, не встречал ни одного человека, его читавшего). Так и провалились предсмертные антихристовы действия «Кощея» в бюрократическую бездну…
Андропов был во многом похож на Суслова. Меню его неизвестно, оно вряд ли состояло из одной гречки с молоком, но никаких «излишеств» он не любил, а что не курил и не пил, ни в каких иных сопутствующих пристрастиях замечен не был, так это точно. Православие и историческую Россию Андропов тоже не любил, эстетические вкусы у него были явно прозападные. Об этом подробнее позже.
Суслов занимался всеми вопросами идеологии как внутри страны, так и «на экспорт». Но заведующим международным отделом, а с ноября 1961 года и Секретарем ЦК по этим вопросам (с очень широкими полномочиями) стал Борис Николаевич Пономарев. Это весьма примечательная личность в партийных верхах. Типичный «красный профессор», автор совершенно пустых работ по истории партии, он стал академиком «большой» Академии в 1962-м. С 37-го по 43-й работал в Коминтерне (значит, пережил все чистки, а там рубили под корень, заслуги, видимо, имел особые).
Во всех справочниках Пономарев числился русским, хотя на рязанского мужика этот уроженец Зарайска не слишком-то похож. Родной племянник его (сын сестры) Евгений Евсеев, известный «борец с сионизмом» (ныне покойный), клялся и божился, что дядя его хоть и не патриотических воззрений, но действительно русский, а вот тетя, супруга его, еврейка! Словам и писаниям Евсеева следует доверять с долей осторожности, но рассказывал он об этом многим (иногда кончал восклицанием: «С ним я не поддерживаю никаких отношений!»).
С июня 1957 года Секретарем ЦК числился также престарелый Куусинен (Хрущеву для антуража нужны были в своем окружении «старые большевики», после изгнания Молотова и прочих их почти не осталось). Он тоже какое-то время (вскоре умер) занимался международными делами, но о нем уже сказано. Добавим лишь, что в последние годы по дряхлости он дел не решал.
Таковы были начальники, поощрявшие и выдвигавшие Юрия Владимировича. Ну, а сослуживцы? Кое-что мы теперь тоже знаем, об этом уже отчасти говорилось.
Перечтем же тех, с кем тесно сотрудничал Андропов в 60-е голы: лица весьма известные. Для пущей объективности назовем их в алфавитном порядке (тем паче что скрытный Андропов явной близости ни к кому никогда не выказывал).
Итак, Л. Александров-Агентов – сотрудник аппарата ЦК по международным делам в 1963—1964 годах, а затем бесконечное число лет помощник Брежнева, Андропова и даже Черненко. Человек очень влиятельный. Супруга – из местечковых невест.
Далее, Г. Арбатов, как сказано в официальной биографии, «ответственный консультант, зав. подотделом, руководитель группы консультантов (1964—1967)»; потом академик и директор Института США – через него шли полуофициальные (то есть важнейшие) контакты со второй супердержавой; консультант Андропова до конца его дней.
А. Бовин – сослуживец Андропова, затем помощник Брежнева, затем звезда телеэкрана, потом посол в Израиле. Вспоминал как-то о своих молодых годах в характерной газете «Московский комсомолец» (11 декабря 1983 года, отметим – Андропов тогда Генеральный секретарь): «Последний курс моих университетов – это аппарат ЦК КПСС. Очень многому там научился. Меня окружали умные, знающие, опытные люди». Тонко подметил тележурналист тогдашнему Генсеку! Правда, и всем остальным коллегам своим тоже. Недаром был послом в такой «умной» стране!
Ф. Бурлацкий – тоже сотрудник международного отдела ЦК в середине 60-х. Несмотря на некоторые шероховатости в дальнейшей карьере, всегда оказывал возможное содействие Андропову. В горбачевские времена был поставлен во главе «Литературной газеты» (членом СП не значился), откуда вскоре был изгнан общим собранием сотрудников. Карьерист-неудачник, но тоже вполне определенного происхождения.
В. Загладин, как сказано в официальном справочнике, «с 1964 в аппарате ЦК: консультант, руководитель группы консультантов международного отдела». Был советником Андропова. При Горбачеве еще более вознесся, но где-то сорвался, ныне в отставке, делиться воспоминаниями пока не спешит.
Нынешний послесоветский обыватель из всех перечисленных лиц помнит разве что Александра Бовина – телезвезда как-никак, да и внешность характерная, похож был на пожилого Бальзака; говорят, даже специально подстригал соответственно прическу и усы. Без шуток говоря, Бовин оказывал определенное влияние не только на рядового телезрителя, но и на Андропова, давая ему советы в непринужденной, отчасти даже циничной манере. (Как ни покажется странным, но всегда сдержанный Юрий Владимирович этот псевдоинтеллигентский стиль любил, порой даже сам прибегал к нему; например, уже будучи шефом КГБ, а потом Генсеком, любил выслушивать политические анекдоты, но только от доверенных лиц, разумеется!)
Итак, Бовина нынешний обыватель еще помнит, хотя среди других он был отнюдь не самым влиятельным в окружении Андропова. А о таких деятелях, как Агентов, Арбатов или Загладин, впору писать особые книги (не сомневаемся, что это и будет сделано когда-то). Бурлацкий-то был попроще, этакий рубаха-гармонист, хотя на своем русском инструменте игрывал песенки совсем иных народов. Впрочем, и он свою роль в свое время исполнил.
Относительно более чем странных взаимоотношений Андропова с «диссидентами» Роем Медведевым и Юрием Любимовым уже сказано. Как говорится, круг замыкается. Но круг этот был весьма определенный по своей национальной принадлежности.
Косвенное, но весьма важное отношение к этому перечню лиц имел еще один – Цуканов Георгий Эммануилович. У него своеобразная биография: отец был первым начальником молодого инженера Леонида Брежнева на заводе. Сын, 1919 года рождения, тоже избрал профессию металлурга, окончив перед самой войной Днепродзержинекий институт. Во время войны работал на Урале. Однако, как только Брежнев укрепился в Москве, Цуканов-младший делается его непосредственным помощником (1958 год).
Всю жизнь, вплоть до кончины шефа, Цуканов прослужил его самым ближайшим сотрудником. Круг его обязанностей определить трудно, в отличие от остальных помощников, имевших каждый свою специализацию. По-видимому, он занимался самыми интимными вопросами Генсека. Всю жизнь оставался крайне сдержан: статеек не печатал, перед телекамерами не маячил, ученых званий, наград и иных погремушек не домогался. Надо полагать, отношения их с шефом были самыми близкими. В конце 60-х у Цуканова внезапно скончался молодой еще сын. Его хоронили на Новодевичьем, причем на похороны явились Брежнев с супругой (это никак не определялось тогдашним номенклатурным протоколом).
Несомненно, Цуканов, в отличие от остальных из брежневского окружения, от Андропова был далек. Сразу же после кончины Леонида Ильича молчаливый Цуканов отправился дослуживать в заурядный отдел ЦК («10-й подъезд», занимавшийся выездными делами за рубеж, чисто формальное дело, хотя он был полноправным членом ЦК КПСС; вспомню уж шутки ради: основная работа отдела состояла в том, что мало-мальски ответственных советских делегатов вызывали туда и давали прочесть «Инструкцию о правилах поведения за границей»; мне довелось не раз читать этот документ, запомнил только одно: в поезде нельзя оставаться в купе наедине с лицом противоположного пола…). Вскоре Цуканов вышел на пенсию, по-прежнему молчалив, мемуаров не публикует.
Нет никакого смысла расширять тут подробности. Для всех читателей, мало-мальски сведущих в нашем недавнем прошлом, а для них и написана эта книга, никого тут особо представлять не нужно. Это были видные деятели, составлявшие клан советников Брежнева в последние годы его власти, а также Андропова в течение значительной части его работы на высших партийно-государственных постах. Скажем прямо: все они были сторонниками «разрядки», интернационалистами и противниками исторического своеобразия развития России, ориентированными на Запад и, в конечном счете, на те отношения, которые по-старому именуются капиталистическими.
Подчеркнем, что это таилось где-то в самой-самой глубине душ, ибо в отличие от А. Сахарова или иных диссидентов они ничего подобного вслух не говорили и уж тем паче не писали (часто писали-то как раз обратное). Как бы то ни было, но именно из этого круга вышли виднейшие деятели «перестройки», а потом «реформ». Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты… Не было у Андропова друзей, но выслушивать он любил мнения именно с этой стороны. А ведь были и другие… Но вот «других» он как раз недолюбливал. Об этом дальше.
О том, как убирали с поста Никиту Хрущева, ныне известно по достоверным источникам. В общем, можно утверждать, что сделали это деятели патриотического крыла в советском руководстве, более того – отчасти даже просталинского, кому либеральные глупости и «дружба» с Америкой и Тито стали поперек души. Армейское командование в деле не участвовало, но Никиту там ненавидели особо, и не только за поношение Генералиссимуса, но и за погром вооруженных сил в начале шестидесятых. Путем разного рода компромиссов во главе государства и партии стал Брежнев. Он был тогда в полном деловом порядке и лично обаятелен и прост. Никто и предположить тогда не мог, что вскоре он разукрасит себя иконостасом звезд и наград. Правда, никто тогда не обратил внимания, что супругу его в девичестве звали Виктория Пинхусовна Гольдберг, а ближайшим помощником был товарищ Цуканов. Но это выяснилось позже.
После свержения Хрущева Брежнев не получил единоличной власти. Главного соперника он имел в лице Александра Шелепина – «Железного Шурика», широко было распространено такое прозвище. История эта хорошо известна, на ней не стоит задерживаться. Главная политическая опора Шелепина была в «органах». Опытный аппаратчик, он понимал, что такое «подбор и расстановка кадров». На Лубянке сидел его давний подчиненный и приятель Семичастный. Во многих управлениях – тоже бывшие «комсомольцы». Например, в Ленинграде – втором после столицы центре государства – во главе местного КГБ был В. Шумилов, недавний комсомольский вождь в Смольном. Такого рода примеры можно перечислять как угодно долго. Опасность для Брежнева увеличивалась тем, что Шелепин имел сторонников в Политбюро.
Семичастного следовало убирать как можно скорее; не ясно было, что готовят Шелепин и его сторонники, враждебные правящей группе. Но как соблюсти видимость формальной законности? Нужны были «служебные несоответствия», причем весомые. Их и «сделали». К празднованию 50-летия Октября советский народ и весь мир получили невиданный политический сюрприз: бежала за рубеж дочь Сталина Светлана Аллилуева.
Уже тогда догадливые современники недоумевали, как такую пикантную персону можно так легко упустить? Но уже вскоре, после «книг», выпущенных удачливой беглянкой за рубежом, стало ясно даже из тех бесхитростных текстов: да ее просто-напросто выталкивали из Союза! А потом, когда сорокалетнюю даму (оставившую, кстати, в Москве двух детей от разных мужей; за рубежом она и третьего умудрилась родить) наши зарубежные спецслужбы запоздало принялись «ловить», из них многих «засветили». Опять неувязка в ведомстве Семичастного…
Сняли бывшего комсомольца и недолгого шефа Лубянского ведомства не только быстро и внезапно для всех, но с явным унижением. Брежнев и его советники сделали это явно нарочито, даже напоказ: не считайте, мол, нас простачками, интриг вокруг себя мы не потерпим! Нет сомнений, что тем самым давался основательный урок будущему наследнику Семичастного: служи Партии (то есть ее Генеральному секретарю) и о дворцовых переворотах не мечтай.
Бывший член Политбюро и первый секретарь ЦК КП Украины Петр Шелест писал в своих воспоминаниях: «Я приехал в Москву на заседание Политбюро. На повестке дня много сложных и важных вопросов… В кратком промежутке Брежнев вынул из нагрудного кармана какую-то бумажку, посмотрел и сказал: «Позовите Семичастного». В зал заседания вошел В. Семичастный, чувствовалось, что он не знал, по какому вопросу его пригласили на заседание Политбюро, смотрел на нас с каким-то недоумением, даже казался растерянным… Брежнев объявляет: «Теперь нам надо обсудить вопрос о Семичастном». «А что обсуждать?» – подал реплику Семичастный. Последовал ответ Брежнева: «Есть предложение освободить вас от должности Председателя КГБ в связи с переходом на другую работу». Семичастный подал голос: «За что? Со мной на эту тему никто не разговаривал, мне даже причина такого перемещения неизвестна»… Последовал грубый окрик Брежнева: «Много недостатков в работе КГБ, плохо поставлена разведка и агентурная работа… А случай с Аллилуевой? Как это она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США?» …По всей реакции было видно, что многие члены Политбюро и секретари ЦК были не в курсе этого вопроса. Я был просто поражен, что с Семичастным перед решением этого вопроса никто не переговорил, ему не дали опомниться». Тем не менее решение было принято единогласно. Брежневу никто не посмел возразить, и это стало его первой победой в схватке за полную и единоличную власть.
…Что ж, партия долго терпит, да больно бьет: шелепинского друга не только убрали с Лубянки, но и сослали в провинциальный Киев на ничтожную должность. Итак, важнейший в СССР пост оказался вакантным с середины 1967 года. Кто же должен был его занять?
Тайна третья
Свержение всем надоевшего обалдуя Никиты Хрущева никак не сказалось на положении Андропова. Теперь, в общем-то, известно, что активного участия в заговоре он не принимал, да и ведомство его было несколько в стороне от подобных дел. Зато его высший шеф Суслов в заговоре участвовал, а ставший во главе партии Брежнев мог оценить, что пятидесятилетний секретарь с хрущевским окружением никак не якшался (ну, с Аджубеем, например). Сдержанность и осмотрительность вновь сослужили добрую службу Юрию Владимировичу.
О его делах в первые годы брежневского правления опять-таки мало что известно. Зато выяснился круг его деловых и личных связей, а это в высшей степени характерно. Присмотримся же.
Начнем, как положено, с руководства. Ну, о Суслове, о его постоянной «любви» к исторической России уже говорилось и будет сказано еще. Колючий, замкнутый, питавшийся одной гречневой кашей, ездивший на лимузине со скоростью не более 40 километров, он был крайне несимпатичен, мы звали его «Кощей». Ярый ненавистник церкви, именно он подтолкнул глупого Никиту на суровые гонения против Православия в начале 60-х.
При Брежневе, у которого мать была глубоко верующей, а сам простоватый Леня сохранил все же в душе (пусть суеверный) страх Божий, «Кощей» опять интриговал против Церкви, но тщетно.
Лишь 22 сентября 1981 года, когда Брежнев уже сильно ослаб, ему удалось протолкнуть постановление ЦК «Об усилении атеистической пропаганды». Оно было, однако, настолько секретным, что даже идеологические руководители высокого ранга его в глаза не видели (я, например, не встречал ни одного человека, его читавшего). Так и провалились предсмертные антихристовы действия «Кощея» в бюрократическую бездну…
Андропов был во многом похож на Суслова. Меню его неизвестно, оно вряд ли состояло из одной гречки с молоком, но никаких «излишеств» он не любил, а что не курил и не пил, ни в каких иных сопутствующих пристрастиях замечен не был, так это точно. Православие и историческую Россию Андропов тоже не любил, эстетические вкусы у него были явно прозападные. Об этом подробнее позже.
Суслов занимался всеми вопросами идеологии как внутри страны, так и «на экспорт». Но заведующим международным отделом, а с ноября 1961 года и Секретарем ЦК по этим вопросам (с очень широкими полномочиями) стал Борис Николаевич Пономарев. Это весьма примечательная личность в партийных верхах. Типичный «красный профессор», автор совершенно пустых работ по истории партии, он стал академиком «большой» Академии в 1962-м. С 37-го по 43-й работал в Коминтерне (значит, пережил все чистки, а там рубили под корень, заслуги, видимо, имел особые).
Во всех справочниках Пономарев числился русским, хотя на рязанского мужика этот уроженец Зарайска не слишком-то похож. Родной племянник его (сын сестры) Евгений Евсеев, известный «борец с сионизмом» (ныне покойный), клялся и божился, что дядя его хоть и не патриотических воззрений, но действительно русский, а вот тетя, супруга его, еврейка! Словам и писаниям Евсеева следует доверять с долей осторожности, но рассказывал он об этом многим (иногда кончал восклицанием: «С ним я не поддерживаю никаких отношений!»).
С июня 1957 года Секретарем ЦК числился также престарелый Куусинен (Хрущеву для антуража нужны были в своем окружении «старые большевики», после изгнания Молотова и прочих их почти не осталось). Он тоже какое-то время (вскоре умер) занимался международными делами, но о нем уже сказано. Добавим лишь, что в последние годы по дряхлости он дел не решал.
Таковы были начальники, поощрявшие и выдвигавшие Юрия Владимировича. Ну, а сослуживцы? Кое-что мы теперь тоже знаем, об этом уже отчасти говорилось.
Перечтем же тех, с кем тесно сотрудничал Андропов в 60-е голы: лица весьма известные. Для пущей объективности назовем их в алфавитном порядке (тем паче что скрытный Андропов явной близости ни к кому никогда не выказывал).
Итак, Л. Александров-Агентов – сотрудник аппарата ЦК по международным делам в 1963—1964 годах, а затем бесконечное число лет помощник Брежнева, Андропова и даже Черненко. Человек очень влиятельный. Супруга – из местечковых невест.
Далее, Г. Арбатов, как сказано в официальной биографии, «ответственный консультант, зав. подотделом, руководитель группы консультантов (1964—1967)»; потом академик и директор Института США – через него шли полуофициальные (то есть важнейшие) контакты со второй супердержавой; консультант Андропова до конца его дней.
А. Бовин – сослуживец Андропова, затем помощник Брежнева, затем звезда телеэкрана, потом посол в Израиле. Вспоминал как-то о своих молодых годах в характерной газете «Московский комсомолец» (11 декабря 1983 года, отметим – Андропов тогда Генеральный секретарь): «Последний курс моих университетов – это аппарат ЦК КПСС. Очень многому там научился. Меня окружали умные, знающие, опытные люди». Тонко подметил тележурналист тогдашнему Генсеку! Правда, и всем остальным коллегам своим тоже. Недаром был послом в такой «умной» стране!
Ф. Бурлацкий – тоже сотрудник международного отдела ЦК в середине 60-х. Несмотря на некоторые шероховатости в дальнейшей карьере, всегда оказывал возможное содействие Андропову. В горбачевские времена был поставлен во главе «Литературной газеты» (членом СП не значился), откуда вскоре был изгнан общим собранием сотрудников. Карьерист-неудачник, но тоже вполне определенного происхождения.
В. Загладин, как сказано в официальном справочнике, «с 1964 в аппарате ЦК: консультант, руководитель группы консультантов международного отдела». Был советником Андропова. При Горбачеве еще более вознесся, но где-то сорвался, ныне в отставке, делиться воспоминаниями пока не спешит.
Нынешний послесоветский обыватель из всех перечисленных лиц помнит разве что Александра Бовина – телезвезда как-никак, да и внешность характерная, похож был на пожилого Бальзака; говорят, даже специально подстригал соответственно прическу и усы. Без шуток говоря, Бовин оказывал определенное влияние не только на рядового телезрителя, но и на Андропова, давая ему советы в непринужденной, отчасти даже циничной манере. (Как ни покажется странным, но всегда сдержанный Юрий Владимирович этот псевдоинтеллигентский стиль любил, порой даже сам прибегал к нему; например, уже будучи шефом КГБ, а потом Генсеком, любил выслушивать политические анекдоты, но только от доверенных лиц, разумеется!)
Итак, Бовина нынешний обыватель еще помнит, хотя среди других он был отнюдь не самым влиятельным в окружении Андропова. А о таких деятелях, как Агентов, Арбатов или Загладин, впору писать особые книги (не сомневаемся, что это и будет сделано когда-то). Бурлацкий-то был попроще, этакий рубаха-гармонист, хотя на своем русском инструменте игрывал песенки совсем иных народов. Впрочем, и он свою роль в свое время исполнил.
Относительно более чем странных взаимоотношений Андропова с «диссидентами» Роем Медведевым и Юрием Любимовым уже сказано. Как говорится, круг замыкается. Но круг этот был весьма определенный по своей национальной принадлежности.
Косвенное, но весьма важное отношение к этому перечню лиц имел еще один – Цуканов Георгий Эммануилович. У него своеобразная биография: отец был первым начальником молодого инженера Леонида Брежнева на заводе. Сын, 1919 года рождения, тоже избрал профессию металлурга, окончив перед самой войной Днепродзержинекий институт. Во время войны работал на Урале. Однако, как только Брежнев укрепился в Москве, Цуканов-младший делается его непосредственным помощником (1958 год).
Всю жизнь, вплоть до кончины шефа, Цуканов прослужил его самым ближайшим сотрудником. Круг его обязанностей определить трудно, в отличие от остальных помощников, имевших каждый свою специализацию. По-видимому, он занимался самыми интимными вопросами Генсека. Всю жизнь оставался крайне сдержан: статеек не печатал, перед телекамерами не маячил, ученых званий, наград и иных погремушек не домогался. Надо полагать, отношения их с шефом были самыми близкими. В конце 60-х у Цуканова внезапно скончался молодой еще сын. Его хоронили на Новодевичьем, причем на похороны явились Брежнев с супругой (это никак не определялось тогдашним номенклатурным протоколом).
Несомненно, Цуканов, в отличие от остальных из брежневского окружения, от Андропова был далек. Сразу же после кончины Леонида Ильича молчаливый Цуканов отправился дослуживать в заурядный отдел ЦК («10-й подъезд», занимавшийся выездными делами за рубеж, чисто формальное дело, хотя он был полноправным членом ЦК КПСС; вспомню уж шутки ради: основная работа отдела состояла в том, что мало-мальски ответственных советских делегатов вызывали туда и давали прочесть «Инструкцию о правилах поведения за границей»; мне довелось не раз читать этот документ, запомнил только одно: в поезде нельзя оставаться в купе наедине с лицом противоположного пола…). Вскоре Цуканов вышел на пенсию, по-прежнему молчалив, мемуаров не публикует.
Нет никакого смысла расширять тут подробности. Для всех читателей, мало-мальски сведущих в нашем недавнем прошлом, а для них и написана эта книга, никого тут особо представлять не нужно. Это были видные деятели, составлявшие клан советников Брежнева в последние годы его власти, а также Андропова в течение значительной части его работы на высших партийно-государственных постах. Скажем прямо: все они были сторонниками «разрядки», интернационалистами и противниками исторического своеобразия развития России, ориентированными на Запад и, в конечном счете, на те отношения, которые по-старому именуются капиталистическими.
Подчеркнем, что это таилось где-то в самой-самой глубине душ, ибо в отличие от А. Сахарова или иных диссидентов они ничего подобного вслух не говорили и уж тем паче не писали (часто писали-то как раз обратное). Как бы то ни было, но именно из этого круга вышли виднейшие деятели «перестройки», а потом «реформ». Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты… Не было у Андропова друзей, но выслушивать он любил мнения именно с этой стороны. А ведь были и другие… Но вот «других» он как раз недолюбливал. Об этом дальше.
О том, как убирали с поста Никиту Хрущева, ныне известно по достоверным источникам. В общем, можно утверждать, что сделали это деятели патриотического крыла в советском руководстве, более того – отчасти даже просталинского, кому либеральные глупости и «дружба» с Америкой и Тито стали поперек души. Армейское командование в деле не участвовало, но Никиту там ненавидели особо, и не только за поношение Генералиссимуса, но и за погром вооруженных сил в начале шестидесятых. Путем разного рода компромиссов во главе государства и партии стал Брежнев. Он был тогда в полном деловом порядке и лично обаятелен и прост. Никто и предположить тогда не мог, что вскоре он разукрасит себя иконостасом звезд и наград. Правда, никто тогда не обратил внимания, что супругу его в девичестве звали Виктория Пинхусовна Гольдберг, а ближайшим помощником был товарищ Цуканов. Но это выяснилось позже.
После свержения Хрущева Брежнев не получил единоличной власти. Главного соперника он имел в лице Александра Шелепина – «Железного Шурика», широко было распространено такое прозвище. История эта хорошо известна, на ней не стоит задерживаться. Главная политическая опора Шелепина была в «органах». Опытный аппаратчик, он понимал, что такое «подбор и расстановка кадров». На Лубянке сидел его давний подчиненный и приятель Семичастный. Во многих управлениях – тоже бывшие «комсомольцы». Например, в Ленинграде – втором после столицы центре государства – во главе местного КГБ был В. Шумилов, недавний комсомольский вождь в Смольном. Такого рода примеры можно перечислять как угодно долго. Опасность для Брежнева увеличивалась тем, что Шелепин имел сторонников в Политбюро.
Семичастного следовало убирать как можно скорее; не ясно было, что готовят Шелепин и его сторонники, враждебные правящей группе. Но как соблюсти видимость формальной законности? Нужны были «служебные несоответствия», причем весомые. Их и «сделали». К празднованию 50-летия Октября советский народ и весь мир получили невиданный политический сюрприз: бежала за рубеж дочь Сталина Светлана Аллилуева.
Уже тогда догадливые современники недоумевали, как такую пикантную персону можно так легко упустить? Но уже вскоре, после «книг», выпущенных удачливой беглянкой за рубежом, стало ясно даже из тех бесхитростных текстов: да ее просто-напросто выталкивали из Союза! А потом, когда сорокалетнюю даму (оставившую, кстати, в Москве двух детей от разных мужей; за рубежом она и третьего умудрилась родить) наши зарубежные спецслужбы запоздало принялись «ловить», из них многих «засветили». Опять неувязка в ведомстве Семичастного…
Сняли бывшего комсомольца и недолгого шефа Лубянского ведомства не только быстро и внезапно для всех, но с явным унижением. Брежнев и его советники сделали это явно нарочито, даже напоказ: не считайте, мол, нас простачками, интриг вокруг себя мы не потерпим! Нет сомнений, что тем самым давался основательный урок будущему наследнику Семичастного: служи Партии (то есть ее Генеральному секретарю) и о дворцовых переворотах не мечтай.
Бывший член Политбюро и первый секретарь ЦК КП Украины Петр Шелест писал в своих воспоминаниях: «Я приехал в Москву на заседание Политбюро. На повестке дня много сложных и важных вопросов… В кратком промежутке Брежнев вынул из нагрудного кармана какую-то бумажку, посмотрел и сказал: «Позовите Семичастного». В зал заседания вошел В. Семичастный, чувствовалось, что он не знал, по какому вопросу его пригласили на заседание Политбюро, смотрел на нас с каким-то недоумением, даже казался растерянным… Брежнев объявляет: «Теперь нам надо обсудить вопрос о Семичастном». «А что обсуждать?» – подал реплику Семичастный. Последовал ответ Брежнева: «Есть предложение освободить вас от должности Председателя КГБ в связи с переходом на другую работу». Семичастный подал голос: «За что? Со мной на эту тему никто не разговаривал, мне даже причина такого перемещения неизвестна»… Последовал грубый окрик Брежнева: «Много недостатков в работе КГБ, плохо поставлена разведка и агентурная работа… А случай с Аллилуевой? Как это она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США?» …По всей реакции было видно, что многие члены Политбюро и секретари ЦК были не в курсе этого вопроса. Я был просто поражен, что с Семичастным перед решением этого вопроса никто не переговорил, ему не дали опомниться». Тем не менее решение было принято единогласно. Брежневу никто не посмел возразить, и это стало его первой победой в схватке за полную и единоличную власть.
…Что ж, партия долго терпит, да больно бьет: шелепинского друга не только убрали с Лубянки, но и сослали в провинциальный Киев на ничтожную должность. Итак, важнейший в СССР пост оказался вакантным с середины 1967 года. Кто же должен был его занять?
Тайна третья
ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ
Итак, Брежнев прогнал Семичастного, главного ниспровергателя Хрущева, и тем самим оставил «безоружным» своего основного соперника – Шелепина, «Железного Шурика». Но торжествовать рано! Надо подумать о новом хозяине Лубянского ведомства, и подумать крепко. Кто же? Кому доверить «шит и меч» Партии и ее Генсека?
Конечно, не Семе Цвигуну, ближайшему корешу Брежнева по Молдавии, – при нем он был уже замом председателя КГБ республики, а затем побывал во главе этой системы в Таджикистане и Азербайджане. Ну, Баку – это в номенклатурном смысле довольно «близко» от Москвы, но… Семичастному он сменщиком не стал. Был и другой достойный кандидат – Георгий Цинев, приятель Брежнева с молодых лет по Днепродзержинску, свойственник его по супруге, женаты на сестрах. В годы войны – армейский политработник, а после свержения Берии направлен Хрущевым (не Брежневым) в центральный аппарат КГБ. Казалось бы, опыт большой и рядом уже, но… тоже нет.
Почему же? Присмотримся к составу партийной верхушки того решающего для Андропова 1967 года. В составе Политбюро, избранного на Пленуме ЦК в апреле 1966-го, у Брежнева имелось немало недоброжелателей (не станем употреблять тут слово «враги», ибо в политике оно приобретает сугубо идейно-политический смысл, а весь партареопаг ни политической, ни идейной развитостью не отличался). Это сторонники осторожной просталинской линии Г. Воронов, Д. Полянский, К. Мазуров, А. Шелепин. Давние члены верхушки А. Косыгин, Н. Подгорный, М. Суслов на первую роль никогда не покушались, но были «сами по себе». Поддерживали Брежнева «молодые» П. Шелест, В. Гришин, Ш. Рашидов, Д. Устинов, В. Щербицкий, но они были еще малоавторитетны в партгосаппарате и стране в целом. В этих условиях направить на один из важнейших постов своего прямого ставленника осторожный Брежнев даже не попытался.
Но отчего же Андропов – «человек со стороны»? А именно потому, что «со стороны». Не выходец из Днепропетровска или Молдавии, но и с брежневским соперником Шелепиным и его обширным кругом связей никогда не имел. Наконец, он и для Лубянки – человек новый, волей-неволей ему долго придется держаться там осторожно и повнимательнее оглядываться на начальство. А начальником его при распределении обязанностей в Политбюро стал сам Генсек: он всю свою оставшуюся руководящую жизнь непосредственно «курировал» эти самые «органы». Что бы ни болтали после, но старик в своем деле разбирался нехудо…
Напомним, что непосредственным начальником и покровителем Андропова был тогда Б. Пономарев, Секретарь ЦК, опекавший все вопросы внешнепартийных отношений; о его давних и сложных коминтерновских связях уже говорилось. Добрая половина дел КГБ – за кордоном, в темном клубке международных спецслужб, густо оплетенных масонскими нитями, тут без коминтерновского наследства долго не протянешь.
Подчеркнем, чтобы более не возвращаться к этой важной теме, что отношения между Брежневым и Андроповым были строго служебными. Никаких чаепитий, общих пребываний на отдыхе, ничего тут не было и в помине. Появился недавно весьма осведомленный свидетель – Юрий Чурбанов, продиктовавший очень откровенную книжку воспоминаний. Неплохо я знал в свое время Юру, работали в одной редколлегии. Понимаю, что навесили потом на него множество лишних грехов, а парень был он простецкий и преданно любил, обожал даже, своего тестя. Человек с психологией, да и биографией типичного денщика, он отчетливо запоминал бытовые свойства хозяина, мало что понимая в политической сути его дел. Тем эти воспоминания и ценны.
Вот описываются охотничьи проказы Леонида Ильича, отрывок столь забавен и вместе с тем выразителен, что его нельзя не воспроизвести:
«Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: «Этот кусочек кабанятины отправить Косте (Черненко), вот этот – Юрию Владимировичу, этот – Устинову». Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до них донестись, брал трубку и звонил. «Ну, как, ты получил?» – «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывал, как он этого кабана убивал, как он его выслеживал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше, те, в свою очередь, благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна».
Эти добродушные шуточки с кабаньими шматками – едва ли не единственная интимность, которая известна в отношениях Брежнева и Андропова. Нет никаких данных, чтобы между ними возникали какие-то душевные отношения, как это водилось у Леонида Ильича с Устиновым, Щелоковым и тем паче с верным «Костей». Так что «кабаньи шуточки» с пожеланием кулинарных рецептов от супруги – пустячки, игра; пожилой Генсек до конца дней оставался хитер и осмотрителен.
К Андропову он всегда относился с подозрением (и, как увидим, не зря). Это отчетливо просматривается в его действиях. Андропов коронуется на Лубянке 19 мая 1967 года. Его, как положено, освобождают от поста Секретаря ЦК по соцстранам, но уже на следующем пленуме он входит кандидатом в члены Политбюро – всем давали ясно понять, что это не только личное повышение самого Андропова, но и престижа его ведомства: после Берии уже полтора десятилетия шефы «органов» в Политбюро не заседали.
Все вроде бы шло успешно для новой карьеры Юрия Владимировича. Но… уже в ноябре у него появляется первый зам, второе лицо в ведомстве – многоопытный в сыскных делах Цвигун, доверенное лицо Генсека. С июня 1970-го должностью «простого» зампреда назначается Цинев, в его ведение входила разведка.
Но третий случай в этом ряду особенно характерен. В июне 1950-го закончил Днепропетровский металлургический институт молодой коммунист, скромный участник войны Виктор Чебриков. Получил назначение поначалу самое скромное – рядовым инженером на завод, но прослужил, он в этом состоянии лишь несколько месяцев, а затем перешел на партийную работу. Карьера была стремительна: уже в 61-м становится первым секретарем огромного промышленного города Днепропетровска (всего-то в тридцать восемь лет, явно не без покровительства!), а в 67-м – вторым секретарем обкома (три миллиона подданных!).
Брежнева перевели из Днепропетровска в Кишинев в июле 1950-го, вряд ли он мог знать способного студента Витю Чебрикова, но Леонид Ильич через своих многочисленных наследников-земляков внимательно следил за кадрами любимой епархии и охотно выдвигал их – примеров тому множество. Так вот его взор (а только он и решал подобные вопросы) остановился на перспективном партработнике Чебрикове: того примерно в одну пору с Андроповым переводят на Лубянку, где он делается начальником Управления кадров.
Не станем преувеличивать: в КГБ, как и в любом советском учреждении, отдел кадров – контора второстепенная, но… уже в сентябре следующего года он делается еще одним замом Андропова (по внутренним вопросам). Итак, не успев оглядеться на новом месте, Андропов оказался окруженным частоколом коренных брежневцев, которые своей карьерой целиком были обязаны «хозяину». Так «человек со стороны» оказался на Лубянке под присмотром сразу с трех сторон. Оценим осторожную предусмотрительность Леонида Ильича, позже она принесла ему важные результаты.
Правда, Андропов получил и приятное известие: руками Брежнева (ну, тот делал приятное прежде всего самому себе) 27 сентября 1967 года на Пленуме ЦК был изгнан из Секретариата Шелепин. Теперь уже он не имел никакой возможности вмешиваться в оперативные дела Андропова, а вскоре неудачливого властолюбца окончательно задвинули во второстепенное ведомство, в разнесчастные советские профсоюзы, бесправные до неприличия. Для кадрового партработника это не могло не стать подлинным унижением. Там Шелепин успокоился до пенсии, на которой пребывал до самой кончины в 1994 году.
Любой гражданин Советского Союза, живший в то время, может твердо засвидетельствовать, что на большинство народа назначение Андропова на Лубянку не произвело никакого впечатления. К Шелепину-то не успели привыкнуть, к Семичастному тоже, а тут еще вдруг Андропов, которого вообще никто не знал, не ведал. Автор может также засвидетельствовать, что в молодой русской интеллигенции, которая имела все основания интересоваться положением в «органах», нового начальника КГБ восприняли так же: какой-то партчиновник…
Однако в иных, куда более узких, зато значительно более осведомленных кругах это событие восприняли совсем по-иному. Небезызвестный Рой Медведев недавно вспоминал об этом:
«Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции, и особенно среди диссидентов, положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезвомыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966 году и начале 1967 года. Именно тогда по инициативе КГБ в Уголовный кодекс РСФСР (и, соответственно, других республик) была внесена новая статья – 190(1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй». Хотя наказания по новой статье были не столь суровы, как по статье 70 УК РСФСР».
Да, в ограниченных и вполне определенных кругах приход Андропова был воспринят положительно: «сталиниста» Семичастного сменил «интеллигент» (повторим, называть Андропова этим почтенным в России словом нет никаких оснований, если не считать очков, лысины и левантийской внешности). Но некая часть интеллигенции без кавычек изначально сочувствовала интеллигенту в кавычках. Любопытны тут заметки известного писателя Юлиана Семенова (его «девичья» фамилия, впрочем, Ляндрес, сын журналиста-интернационалиста):
«Андропов читал роман, посмотрел фильм и хотел познакомиться со мной поближе. «Вы бы ко мне не зашли? У нас есть два входа: один для сотрудников и другой с площади. Вы в какой хотите?» Я говорю: конечно, с площади! А когда я пришел, он посмеялся: «Академик Харитон, наш ядерщик, тоже все с первого подъезда заходит». Первое, о чем я его спросил, когда вошел к нему в кабинет: можно ли посмотреть, что лежит на столе у Председателя КГБ? Он перевернул несколько листков – смотрите. А смотреть не на что. Я говорю: мне бы архивы ваши… Он подумал и сказал: «Вы знаете, раз уж я стал Председателем КГБ, то мне пришлось о вас узнать… Ну зачем вам носить в голове государственные секреты? Вы сепаратны, живете сами по себе, связывают с семьей вас только дети, вы любите застолья, много путешествуете… Зачем архивы? Вам достаточно воображения и того, что вы читаете по-английски, испански, немецки». И он, кстати, натолкнул меня на идею «Семнадцати мгновений весны».
Конечно, не Семе Цвигуну, ближайшему корешу Брежнева по Молдавии, – при нем он был уже замом председателя КГБ республики, а затем побывал во главе этой системы в Таджикистане и Азербайджане. Ну, Баку – это в номенклатурном смысле довольно «близко» от Москвы, но… Семичастному он сменщиком не стал. Был и другой достойный кандидат – Георгий Цинев, приятель Брежнева с молодых лет по Днепродзержинску, свойственник его по супруге, женаты на сестрах. В годы войны – армейский политработник, а после свержения Берии направлен Хрущевым (не Брежневым) в центральный аппарат КГБ. Казалось бы, опыт большой и рядом уже, но… тоже нет.
Почему же? Присмотримся к составу партийной верхушки того решающего для Андропова 1967 года. В составе Политбюро, избранного на Пленуме ЦК в апреле 1966-го, у Брежнева имелось немало недоброжелателей (не станем употреблять тут слово «враги», ибо в политике оно приобретает сугубо идейно-политический смысл, а весь партареопаг ни политической, ни идейной развитостью не отличался). Это сторонники осторожной просталинской линии Г. Воронов, Д. Полянский, К. Мазуров, А. Шелепин. Давние члены верхушки А. Косыгин, Н. Подгорный, М. Суслов на первую роль никогда не покушались, но были «сами по себе». Поддерживали Брежнева «молодые» П. Шелест, В. Гришин, Ш. Рашидов, Д. Устинов, В. Щербицкий, но они были еще малоавторитетны в партгосаппарате и стране в целом. В этих условиях направить на один из важнейших постов своего прямого ставленника осторожный Брежнев даже не попытался.
Но отчего же Андропов – «человек со стороны»? А именно потому, что «со стороны». Не выходец из Днепропетровска или Молдавии, но и с брежневским соперником Шелепиным и его обширным кругом связей никогда не имел. Наконец, он и для Лубянки – человек новый, волей-неволей ему долго придется держаться там осторожно и повнимательнее оглядываться на начальство. А начальником его при распределении обязанностей в Политбюро стал сам Генсек: он всю свою оставшуюся руководящую жизнь непосредственно «курировал» эти самые «органы». Что бы ни болтали после, но старик в своем деле разбирался нехудо…
Напомним, что непосредственным начальником и покровителем Андропова был тогда Б. Пономарев, Секретарь ЦК, опекавший все вопросы внешнепартийных отношений; о его давних и сложных коминтерновских связях уже говорилось. Добрая половина дел КГБ – за кордоном, в темном клубке международных спецслужб, густо оплетенных масонскими нитями, тут без коминтерновского наследства долго не протянешь.
Подчеркнем, чтобы более не возвращаться к этой важной теме, что отношения между Брежневым и Андроповым были строго служебными. Никаких чаепитий, общих пребываний на отдыхе, ничего тут не было и в помине. Появился недавно весьма осведомленный свидетель – Юрий Чурбанов, продиктовавший очень откровенную книжку воспоминаний. Неплохо я знал в свое время Юру, работали в одной редколлегии. Понимаю, что навесили потом на него множество лишних грехов, а парень был он простецкий и преданно любил, обожал даже, своего тестя. Человек с психологией, да и биографией типичного денщика, он отчетливо запоминал бытовые свойства хозяина, мало что понимая в политической сути его дел. Тем эти воспоминания и ценны.
Вот описываются охотничьи проказы Леонида Ильича, отрывок столь забавен и вместе с тем выразителен, что его нельзя не воспроизвести:
«Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: «Этот кусочек кабанятины отправить Косте (Черненко), вот этот – Юрию Владимировичу, этот – Устинову». Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до них донестись, брал трубку и звонил. «Ну, как, ты получил?» – «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывал, как он этого кабана убивал, как он его выслеживал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше, те, в свою очередь, благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна».
Эти добродушные шуточки с кабаньими шматками – едва ли не единственная интимность, которая известна в отношениях Брежнева и Андропова. Нет никаких данных, чтобы между ними возникали какие-то душевные отношения, как это водилось у Леонида Ильича с Устиновым, Щелоковым и тем паче с верным «Костей». Так что «кабаньи шуточки» с пожеланием кулинарных рецептов от супруги – пустячки, игра; пожилой Генсек до конца дней оставался хитер и осмотрителен.
К Андропову он всегда относился с подозрением (и, как увидим, не зря). Это отчетливо просматривается в его действиях. Андропов коронуется на Лубянке 19 мая 1967 года. Его, как положено, освобождают от поста Секретаря ЦК по соцстранам, но уже на следующем пленуме он входит кандидатом в члены Политбюро – всем давали ясно понять, что это не только личное повышение самого Андропова, но и престижа его ведомства: после Берии уже полтора десятилетия шефы «органов» в Политбюро не заседали.
Все вроде бы шло успешно для новой карьеры Юрия Владимировича. Но… уже в ноябре у него появляется первый зам, второе лицо в ведомстве – многоопытный в сыскных делах Цвигун, доверенное лицо Генсека. С июня 1970-го должностью «простого» зампреда назначается Цинев, в его ведение входила разведка.
Но третий случай в этом ряду особенно характерен. В июне 1950-го закончил Днепропетровский металлургический институт молодой коммунист, скромный участник войны Виктор Чебриков. Получил назначение поначалу самое скромное – рядовым инженером на завод, но прослужил, он в этом состоянии лишь несколько месяцев, а затем перешел на партийную работу. Карьера была стремительна: уже в 61-м становится первым секретарем огромного промышленного города Днепропетровска (всего-то в тридцать восемь лет, явно не без покровительства!), а в 67-м – вторым секретарем обкома (три миллиона подданных!).
Брежнева перевели из Днепропетровска в Кишинев в июле 1950-го, вряд ли он мог знать способного студента Витю Чебрикова, но Леонид Ильич через своих многочисленных наследников-земляков внимательно следил за кадрами любимой епархии и охотно выдвигал их – примеров тому множество. Так вот его взор (а только он и решал подобные вопросы) остановился на перспективном партработнике Чебрикове: того примерно в одну пору с Андроповым переводят на Лубянку, где он делается начальником Управления кадров.
Не станем преувеличивать: в КГБ, как и в любом советском учреждении, отдел кадров – контора второстепенная, но… уже в сентябре следующего года он делается еще одним замом Андропова (по внутренним вопросам). Итак, не успев оглядеться на новом месте, Андропов оказался окруженным частоколом коренных брежневцев, которые своей карьерой целиком были обязаны «хозяину». Так «человек со стороны» оказался на Лубянке под присмотром сразу с трех сторон. Оценим осторожную предусмотрительность Леонида Ильича, позже она принесла ему важные результаты.
Правда, Андропов получил и приятное известие: руками Брежнева (ну, тот делал приятное прежде всего самому себе) 27 сентября 1967 года на Пленуме ЦК был изгнан из Секретариата Шелепин. Теперь уже он не имел никакой возможности вмешиваться в оперативные дела Андропова, а вскоре неудачливого властолюбца окончательно задвинули во второстепенное ведомство, в разнесчастные советские профсоюзы, бесправные до неприличия. Для кадрового партработника это не могло не стать подлинным унижением. Там Шелепин успокоился до пенсии, на которой пребывал до самой кончины в 1994 году.
Любой гражданин Советского Союза, живший в то время, может твердо засвидетельствовать, что на большинство народа назначение Андропова на Лубянку не произвело никакого впечатления. К Шелепину-то не успели привыкнуть, к Семичастному тоже, а тут еще вдруг Андропов, которого вообще никто не знал, не ведал. Автор может также засвидетельствовать, что в молодой русской интеллигенции, которая имела все основания интересоваться положением в «органах», нового начальника КГБ восприняли так же: какой-то партчиновник…
Однако в иных, куда более узких, зато значительно более осведомленных кругах это событие восприняли совсем по-иному. Небезызвестный Рой Медведев недавно вспоминал об этом:
«Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции, и особенно среди диссидентов, положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезвомыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966 году и начале 1967 года. Именно тогда по инициативе КГБ в Уголовный кодекс РСФСР (и, соответственно, других республик) была внесена новая статья – 190(1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй». Хотя наказания по новой статье были не столь суровы, как по статье 70 УК РСФСР».
Да, в ограниченных и вполне определенных кругах приход Андропова был воспринят положительно: «сталиниста» Семичастного сменил «интеллигент» (повторим, называть Андропова этим почтенным в России словом нет никаких оснований, если не считать очков, лысины и левантийской внешности). Но некая часть интеллигенции без кавычек изначально сочувствовала интеллигенту в кавычках. Любопытны тут заметки известного писателя Юлиана Семенова (его «девичья» фамилия, впрочем, Ляндрес, сын журналиста-интернационалиста):
«Андропов читал роман, посмотрел фильм и хотел познакомиться со мной поближе. «Вы бы ко мне не зашли? У нас есть два входа: один для сотрудников и другой с площади. Вы в какой хотите?» Я говорю: конечно, с площади! А когда я пришел, он посмеялся: «Академик Харитон, наш ядерщик, тоже все с первого подъезда заходит». Первое, о чем я его спросил, когда вошел к нему в кабинет: можно ли посмотреть, что лежит на столе у Председателя КГБ? Он перевернул несколько листков – смотрите. А смотреть не на что. Я говорю: мне бы архивы ваши… Он подумал и сказал: «Вы знаете, раз уж я стал Председателем КГБ, то мне пришлось о вас узнать… Ну зачем вам носить в голове государственные секреты? Вы сепаратны, живете сами по себе, связывают с семьей вас только дети, вы любите застолья, много путешествуете… Зачем архивы? Вам достаточно воображения и того, что вы читаете по-английски, испански, немецки». И он, кстати, натолкнул меня на идею «Семнадцати мгновений весны».