- На земле нет, а в н-небе - наверное.
- Сам-то крещеный?
- Не знаю.
- Как же ты не знаешь, сынок, а? Это дело все знают!
- Я сирота, м-мамаша, меня в приют подкинули.
- Ах ты, горемыка! - запричитала бабка. - А гляди, обратно, боженька. Вон ты какой долдон с его милости вымахал. Верста верстой. Раньше такие в лейб-гвардии его величества государя императора служили. Мой дед в гусарах был, в ампериалистическую его положили. Два метра росту имел. Как столб. Надька в его пошла. Красавица, рослая, не то что пигалицы сейчас ходят, безо всякого женского достоинства. Грудей нет, чем детей-то кормить будут? С пальца не пососешь, а у нонешних не цицка, а кукиш...
- А к-карточки Нади есть?
- Есть, миленький, есть. Вона, в альбомчике, на комоде стоят.
Управдом взял альбом и передал его Садчикову. Надежда Мамонова строго глянула на Садчикова. Глаза у нее были маленькие. Рядом с ней стоял парень в форме летчика.
- Жених? - спросил Садчиков.
- Жених, - вздохнула бабка, - тут в переулке жил.
- Ничего парень?
- Да ничего так... Щупленький только. Ручищи длинные, а худые, как твои плетки. В плечах тоже неширокий, щупленький. Я Надьке-то говорю: щуплый - он и есть щуплый.
- Бабуся, - спросил Садчиков, - а Костя д-давно не ходил?
- Давно.
- Поругались?
- Да нет... Он же теперь в Белоруссии служит.
- Жених?
- Ну да. Костька его зовут.
- Нет, я про того Костьку с-спрашиваю, про черненького, со шрамиком на лбу, Назаренко его фамилия.
- Ты, сынок, на Надежду напраслину не возводи. Она себя соблюдает, не то что некоторые.
Садчиков распрощался с бабкой и, выйдя от нее, позвонил в отделение.
- Пожалуйста, пошлите кого-нибудь из о-оперативников в продмаг номер сто пятьдесят два, на углу... Да, да, там... Вызовите Надю Мамонову и поспрашивайте ее о Назаренко. Может, с-слыхала. Да. Я позвоню через полчаса. До свидания.
Надежда Сергеева
Дверь открыл рослый парень, выбритый до синевы, в черном спортивном костюме. Садчиков поджался: чутье подсказало ему, что он нашел именно то, что искал.
- Из райжилотдела, - бросил он и обернулся к управдому. - Ну, показывайте, где здесь менять перекрытия.
Управдом быстро взглянул на Садчикова и все понял. Военный в прошлом, он сразу же сориентировался в обстановке и вошел в квартиру первым.
- Где ответственные съемщики? - спросил управдом парня.
- Надя, - крикнул тот, - к тебе пришли!
Надя вышла из ванной в халатике, босиком. Она лениво оглядела пришедших и спросила, зевнув:
- В чем дело?
Лицо у нее было помятое, с синяками под глазами, чуть оплывшее, но все же очень милое.
- Тут у вас перекрытия подгнили, - сказал управдом, - нам надо посмотреть полы. В комнаты войти можно?
- Идите, - ответила Надя.
Садчиков долго простукивал пол в передней, поглядывая при этом на обувь, стоявшую под вешалкой. Потом он вошел в комнату, увидел неприбранную кровать, остатки еды на столе, порожнюю бутылку "Букета Абхазии" и пепельницу, полную окурков.
- Вторую к-комнату откройте, - попросил он.
- Она открыта, - ответила Надя, - там сестра живет.
Во второй комнате никого не было. Потом Садчиков зашел в ванную комнату и на кухню. Там тоже было пусто. Он вернулся в комнату, улыбнулся, погрозил Наде пальцем и сказал:
- В-вот я вас хорошо п-помню, а вы меня забыли.
- Откуда же вы меня помните?
- А н-нас Костя знакомил.
- Где?
- Д-да здесь, около киоска.
- Может быть, - ответила Надя и пояснила парню: - Чего смотришь, это муж, Костя, он в ресторане сидел, помнишь?
- Назаренко, - подсказал Садчиков.
- Ну да, - повторила Надя. - Кот.
- В-вы еще долго будете д-дома? - спросил Садчиков. - Мы водопроводчика должны п-прислать...
- Ломать?
- Нет, - сказал управдом, - текущая профилактика, ничего не потревожим...
- Часа два еще пробудем, - посмотрев на своего приятеля, ответила Надя, - да, Сережа?
- Конечно.
- А тебе когда на стадион? Не опоздаешь?
- Нет, дорогая, - ответил парень, - не опоздаю...
- А К-кот где? - спросил Садчиков. - О-обещал позвонить - и пропал.
- Мы с ним поссорились, - ответила Надя, повернувшись к Сереже спиной, и сморщила лицо. Осторожно подмигнула Садчикову и выдохнула: Разводиться будем.
- Ж-жаль, - сказал Садчиков, - он ведь хороший п-парень. Нужен он м-мне сейчас. Где найти - у-ума не приложу. Если он придет, то пусть сразу ко мне позвонит, ладно?
- Телефон знает?
- А я з-зайду через часок и оставлю.
Телефон-автомат был установлен в подъезде, так что Садчиков, быстро набрав номер милиции, мог видеть всех, кто пройдет мимо.
- Алло, - сказал он тихо, прикрыв рот ладонью, - это С-садчиков. Быстро машину с людьми ко мне на Пушкинскую. Возьмите ордер на обыск у п-прокурора. Да. Я в подъезде.
Садчиков вопросительно посмотрел на домоуправа.
- В четвертом, - подсказал тот, - въезд со двора.
- Четвертый, - повторил Садчиков, - въезд со д-двора. Жду.
Близко к развязке
Они ходили по улице Горького пятый час кряду.
- Леня, - сказал Росляков, - ты просто молодчина. Откуда ты только знаешь так много стихов? Неужели по школе?
- У нас Лев преподает с восьмого класса, он только нас ведет, мы поэтому литературу и любим... А другие классы ненавидят. Лев в учебники не заглядывает и нам не велит. Краткое содержание, язык, образ, кульминация это же все чепуха...
- Да?
- Конечно. Читать надо побольше, тогда все будет ясно. Где образ, какое идейное содержание, в каком месте кульминация. А читают у нас ребята мало.
- Почему?
- Физика, космос. Это идет. А литература - так, времяпрепровождение. Несерьезно, говорят.
- А мы литературу любили. Смотри, как забавно: когда мы школу кончали, то почти все шли в гуманитарные вузы - на юридический, на истфак. Еще на журналистику многие пытались попасть.
- Я тоже мечтал...
- Почему "мечтал"? - спросил Костенко.
- Меня теперь туда на пушечный выстрел не подпустят.
- Да брось ты, как старуха, нудеть. Захочешь - подпустят. Важно захотеть. Это во всяком деле самое главное.
- Ты сейчас экзамены сдай, - посоветовал Костенко. - Тебе важно школу хорошо кончить...
- А я школу не люблю...
- Это почему же? - удивился Росляков.
- Я его понимаю. Школа прививает нелюбовь к литературе, - сердито буркнул Костенко. - Я Пушкина начал перечитывать уже в университете... А в школе нас мучили вопросами: "Каково социальное происхождение Татьяны Лариной?" и "Каковы главные отличительные черты "лишнего человека"?" Литература - это прекрасное, а про это именно забывают.
- Сейчас немного полегче, - сказал Ленька, - сейчас все-таки можно самому высказывать точку зрения... А раньше, говорят, надо было пересказывать, что писали в учебниках... И ничего своего... Лев Иванович ставит пятерку, если говоришь свое - пусть даже ошибаешься. А кто бубнит по учебнику, тем он больше четверки не ставит.
- Вообще школа сейчас ждет реформы, - заметил Костенко. - Кое-кто из моих друзей бранит кибернетику и счетно-вычислительные устройства, а ведь именно они будут определять будущее развитие прогресса. Через двадцать лет в седьмом классе на партах будут стоять маленькие счетные машины, ей-богу... Один мой дружок, математик, говорит, что в математике произошла революция: раньше надо было дать один ответ, в этом был смысл математики, а теперь высший смысл состоит в том, чтобы расчленить задачу на елико возможно большее количество вопросов, а потом эти вопросы засадить в счетную машину... А мы заставляем ребят зубрить формулы; мозг костенеет, инициативы нет...
- Кое-кто из твоих знакомых, - сказал Росляков, - видимо, бранит кибернетику с этической точки зрения, опасаясь ее самодовлеющего влияния на человечество...
- Потом доспорим, - вздохнул Костенко, - мой парень какие-то пассы делает, надо пойти посмотреть...
Он быстро пересек улицу Горького и спросил давешнего оперативника:
- Что случилось?
- Вспотел я, - ответил тот, - машу руками, чтоб тело проветрить...
- Большой ты человек...
- Испохабили планету, - сказал тот, - зима слякотная, весна - как в Африке, а летом дожди... Завтра вообще тридцать градусов ожидается.
- Во-во, - чертыхнулся Костенко, - а поедешь в отпуск, так калоши надо брать.
- Земля остывает, скоро все переменится. У меня дед говорит, что зима обернется летом, а весна - осенью.
- Прозорливый у тебя дед.
- Дед что надо. "В наше, - говорит, - время не соскучишься".
- На что это он, интересно, намекает?
Оперативник ответил:
- Он без умысла, что вы...
Костенко усмехнулся, весело оглядел оперативника и подмигнул ему.
- Нет, серьезно, - повторил тот, - просто дед с фантазией.
- Какая у деда может быть фантазия? У деда сплошной реализм должен быть. Давай воды выпьем, а то горло совсем пересохло. Сволочь, не идет до сих пор...
- Кто?
- Чита, кто...
Так и ходят они по улице. Говорят о пустяках, подшучивают друг над другом, а в голове только одна мысль: где он?
Внешне они спокойны, даже несколько расслабленны. А ведь под пиджаками не видно, как напряжены у них мышцы рук и спины; посторонний не знает, как устают глаза, потому что надо все время смотреть по сторонам и искать, и не просто искать, а так, чтобы непременно найти.
Виктор Ганкин
Прохор позвонил в гараж и попросил к телефону шофера Виктора Ганкина.
- Он сейчас на линии, - ответили ему, - позвоните через час.
- Не уйдет? Может, он вернется и сразу уйдет...
- Нет. Он до трех сегодня.
- Спасибо, - ответил Прохор, - вы ему передайте, пожалуйста, что к нему Архип Иванович через час перезвонит, ладно?
...Через неделю после свадьбы Виктор сделал хорошего "левака": перевез за два часа три холодильника. "Москвичок" у него с кузовом, свеженький, всего тридцать тысяч набегал. Развал, правда, дрянной, левый передний скат здорово жрет. Да черт с ним, со скатом. Тридцать рублей в кармане. Любке на платье. В Пассаже продают. Импортное, с красными цветами по сиреневому фону. Кошмар!
Женившись, он в рот не брал водки. Раньше-то пил много. И не водку, а политурку. Она дешевая, водичкой разбавишь - и ничего, пить можно. В нюх, правда, шибает. И рыгается потом плохо, прямо керосином рыгается, спички не подноси. А как Любку встретил, так перестал пить. Ребята говорят, что от политурки с мужским делом вроде плохо. А Любка девка что надо, за ней глаз да глаз. А водочки - это, пожалуй, можно. Чекушку с удачи. Она ж не политура, ее в магазине государство продает. И с закуской. В последний раз, чего там...
Орудовец, задержавший Ганкина по ерундовому поводу, не хотел даже сначала его штрафовать. А потом отправил на проверку, дуть в трубочку этого самого Раппопорта. Чтоб сдох этот Раппопорт с его трубочкой... Права отняли. И все. Разнорабочим сколько в месяц получишь? Два раза двор подметешь - и весь труд. Деньга - соответственно.
Шоферов на базе не хватало, и Ганкину выдали талон. Без прав. Заработок - на четверть меньше, чем раньше. А подкалымить надо? В том-то и дело. Ночью договорился с диспетчером и махнул к вокзалам. Ездил, ездил везде ОРУД, сразу схватят за баки. Поехал к гостиницам. Тоже без толку. Потом вспомнил - Останкино! Рванул туда. Остановили двое. Повез одного в город, а другого - в Тарасовку. Адресок взял, десятку бросил. Уже другое дело. Жизнь. Хороший старичок. Архип Иваныч. Хроменький. Добрый такой, и все как попик говорит: ласково, душевно. Потом седьмого пришел. "Хочешь, спрашивает, - сто рублей получить?" - "Дурак не хочет. Перевезти что?" "Да нет, - говорит, - ребят надо подвезти в одно место, а потом забрать". - "Подвезем, чего не подвезти!" Пришел назавтра Сударь. Подвез его с Читушкой к скупке. Вышли оттуда, поехали в город, а вечером Архип Иваныч сотню приволок. Лучше б не приволакивал. Любка скандалит. "Откуда, спрашивает, - деньги?" Баба, чего с нее возьмешь? Ушел из дому, а старик ждет на лавочке, около дома сидит. Пошли с ним, дали как следует. Тут уж он все и выложил. "Ты, - говорит, - теперь с нами. Заодно. А чего? говорит. - В наш век надо каждой минутой жить. Как, - говорит, - водород рванут - так все марсианам останется. Живи, гуляй, пока можно!" Сволочь старая. Потом еще два раза с ним ездил. А вернулся домой - все деньги лежат на столе, а над ними записочка: "Уехала в деревню к тете". Ну и черт с тобой! С девчатами сейчас нет проблемы, только выбирай, сами напрашиваются, глазами стреляют, змеи...
Розку выбрал, в кафе "Ландыш" повел, портвейном поил, а как домой привел и до дела дошло, она морду расцарапала. Зараза! Водки выльешь, домой придешь - и такая тоска, что пропади все пропадом! "Эх, Любка, Любка, надо было тебе со мной по-хорошему поговорить! Я б, может, остепенился. Год всего живем, чего там... Думаю, поеду к ней, упаду на колени, вернется. А как выпью - так ну ее сразу к черту! А тут письмо: так, мол, и так - у меня будет ребенок. Она сама видная, значит, и родит кого надо. Все. Завязал. Сударя побоку. Ходит, морду кривит. От него все и шло. Сегодня день короткий, возьму билет - и к ней, а в понедельник вернемся вместе. А насчет этих я и знать ничего не знаю. Они ходили, я в машине сидел. Может, они папкин пиджак продавали, поди докажи. Так Любке и скажу, если будет пилить... Чего Архип Иванычу от меня надо? Он старик хороший. Если он скажет, те отстанут. Через час, сказал, позвонит. Час не год, подождать можно. Эх, Любка, ты ведь и не знаешь, что я к тебе завтра утром приеду. Розка - зараза, в подметки не годится. Маникюр сделала и решила, что царица. Дура мордастая, думает, что если царапается - значит, в сети к себе завлечет... Черта с два... Идиоты повывелись".
Зазвонил телефон. Виктор ждал звонка в диспетчерской. Он снял трубку и сразу же услыхал голос Архипа Иваныча.
- Витек, - сказал тот, - здорово! Ты чего пропал? Я уж соскучился...
- Я не пропал, Архип Иваныч. Я вот он, тут весь, это вы пропали.
- Вить, а Вить, ты сейчас подъезжай в одно местечко, ладно?
- Не поеду.
- Ты чего, Вить? Ты обиделся, может, на меня? Ты мне правду скажи...
- Ни на кого я не обиделся. Просто сказал - не приеду, и все.
- Ты погоди, Вить, ты не думай там про чего-нибудь. Я ведь один тебя прошу. На полчасика, внучек помирает, мне только в аптеку надо, к приятелю, лекарства достать, а нога у меня болит...
- Какой внучек?
- Коленька. Он маленький, ему годика еще нет. Выручи, Витенька.
- У меня только полчаса времени есть. Больше я не могу...
- Да мы обернемся, что ты... Давай я, куда скажешь, подойду.
- Ладно. У Лаврушинского. Через пять минут будете?
- Через десяток бы, Витек.
- Ладно. Только...
- Будет, будет, - заторопился Архип Иваныч, - кому надо, рублевочку посули, у меня деньги есть с собой, есть...
Допрыгались
Садчиков постучал в дверь. Открыла Надя. Вместе с Садчиковым вошли еще трое.
- Как вы быстро, - сказала Надя, - и много вас... Все водопроводчики?
- Почти все, - ответил Садчиков, - мы из уголовного р-розыска. - Он быстро прошел в комнату и сказал гладко выбритому, томному спортсмену, который лежал в постели: - Ну-ка, одевайтесь, красавец мужчина.
- А в чем дело?
- Сначала одевайтесь, п-потом объясню.
Надя стояла у двери и медленно бледнела.
- Вот ордер на обыск, - сказал Садчиков, - д-давайте мне телефон Читы.
- Но его же нет дома...
- Где он?
- Не знаю...
- Лжете.
- Может быть, у Сударя.
- Адрес?
- Мы там были поздно ночью... Я не запомнила...
- Телефон?
Она вышла в прихожую, взяла со столика записную книжку и стала ее листать. Спортсмен тихо сказал:
- Товарищ, у меня трое детей, я мастер спорта, советский человек и патриот, объясните, пожалуйста, в чем дело?
- П-при чем здесь трое детей? - удивился Садчиков. - И еще патриотизм...
- Мое имя не станет достоянием гласности? Я ведь езжу на соревнования за рубеж...
- Ваше имя обязательно станет достоянием гласности, - сказал Садчиков, - и хватит вам трясти ч-челюстью.
- Но это не политическое?
- Политическое, - ответил Садчиков.
- Боже мой, какой позор, - сказал спортсмен и обхватил голову руками, - только этого мне не хватало...
Из коридора вернулась Надя.
- Вот телефон, - сказала она.
- Звоните ему.
- Что сказать?
- Скажите, чтобы он немедленно п-приехал.
- А если откажется?
- Уговорите.
Садчиков позвал одного из сотрудников и шепнул ему на ухо:
- Быстренько установите адрес, б-берите людей - и туда.
- Есть.
- Только без глупостей, - сказал Садчиков Наде, - н-не вздумайте с ним б-беседовать о нас. С-скажите, что у вас для него есть а-американский костюм. Он же любит костюмы. С-скажите, чтобы он немедленно приезжал пос-смотреть.
Надя набрала номер. К телефону подошел Сударь.
- Здравствуй, Саша, - сказала Надя и улыбнулась Садчикову жалкой улыбкой. - Кот у тебя?
- Зачем он тебе? - ответил Сударь. - Я лучше. Как спортсмен?
- Мы с ним расстались.
- Приезжай к нам.
- Потом. Ты позови Кота.
- Сейчас, - сказал Сударь и крикнул: - Эй, киря! Тебя.
- Алло, - сказал Чита.
- Это Надя.
- А я думал - Софи Лорен... - хохотнул Чита.
- Костя, ты можешь сейчас ко мне приехать?
- Что, надоело развлекаться с бывшим князем, а ныне трудящимся Востока?
- Не говори глупостей.
Садчиков, нагнувшись к трубке, слушал каждое слово Читы.
- У меня есть хороший костюм, Кот. Из дакрона. Очень красивый.
- С разрезом?
- Да.
- А какого цвета?
- Белый, в серую полоску.
- Сколько?
- Совсем недорого...
- Я вечером приеду.
Садчиков быстро взглянул на женщину и отрицательно покачал головой...
- Нет, - сказала она, - его через час заберут.
- Как же быть? У меня сейчас дело...
- Приезжай на пять минут, - повторила Надя то, что Садчиков сказал ей шепотом.
- Я сейчас не могу.
Садчиков снова посмотрел на женщину.
- Тогда ничего не выйдет, - сказала она. - Костюм уйдет.
- Он новый?
- Еще не одеванный.
- Подожди.
Чита сказал Сударю, который уже стоял на пороге:
- Я на полчаса к ней сгоняю, ладно?
- Не пойдет.
- Там костюм дакроновый.
- В этом походишь.
- Знаешь что?! Иди к чертовой матери! Тоже командир здесь нашелся! "Нельзя"! "Не пойдет"! Что я, тебе подчиняюсь? Тогда вообще топай сегодня один!
- Кончил?
- Да.
- Кретин. Если за полчаса ве управишься - пеняй на себя.
- Санечка, я обернусь, - обрадовался Чита, - на такси туда и обратно.
- Опоздаешь ведь. Ты как баба - время ценить не умеешь... Ладно, едем - я еще раз дом посмотрю, а с Прохором увижусь, как условились. Ты будь к трем. И пистолет возьми, сюда мы не вернемся...
Чита сказал:
- Надюш... Сейчас приеду.
- Жду, - ответила Надя и, медленно положив трубку, заплакала.
- Ч-что это вы? - спросил Садчиков.
- Ничего... Просто неприятно себя чувствовать сволочью.
- В-вы сейчас поступили правильно. Д-дальше мы во всем разберемся, хочу вас только спро-осить: вы знали, когда он последний раз участвовал в грабеже?
- Что?!
- То, что слыш-шите.
- Я ничего не знала.
- Ладно. Сколько времени он сюда проедет?
- Не знаю. Минут двадцать - двадцать пять.
Пришел оперативник и, вызвав Садчикова в прихожую, сказал:
- Александр Николаевич Ромин, тридцать четвертого года рождения, по кличке Сударь, проживает вот здесь, - он протянул листок бумаги с адресом. - В прошлом тренер.
- Хорошо, - сказал Садчиков, - берите людей из управления - и немедленно туда. Если его нет, останьтесь в засаде. Имейте в виду, там есть оружие. Мой звонок: три раза короткие, а четвертый - звоню очень долго.
- Есть, товарищ майор.
- Что со мной будет? - спросила Надя, когда Садчиков вернулся в комнату.
- Р-разберемся.
- Но я действительно ничего не знала о нем, честное слово...
- А об этом? - кивнул Садчиков на спортсмена. - Тоже ничего не знаете?
- Не-ет...
- А к-как же с ним спите?
- Мы встречаемся...
- Это у вас называется "встречаться"? - усмехнулся Садчиков.
- Врет, - сказал спортсмен, - заманила меня, проститутка. Я ее позавчера только увидел, клянусь мамой.
- Ты б пап-пой лучше клялся, - сказал Садчиков.
- Зачем оскорбляете? - спросил спортсмен. - Я спортсмен. Что мне, с женщиной общаться нельзя?
- Общаться можно, - согласился Садчиков. - Хватит разговоров. С-сидеть тихо. К-когда он постучит, молчите, мы сами откроем дверь.
- Если он на меня полезет, резать буду, - сказал спортсмен.
- Чем будешь р-резать? - поинтересовался Садчиков.
- Зубами, - ответил спортсмен, - как волк ягненка.
- Это можешь, - разрешил Садчиков, - только не до с-смерти.
Прохор действует
Прохор сидел рядом с Витькой в машине и быстро говорил:
- Ты чудной, Витек, прямо как ребенок. Ты меня слушайся, я всем вам добра хочу. Любочку зря ты обидел, она прямо как ягодка - красавица, глаз с нее не свесть. Был бы помоложе - отбил бы, право слово, Витек...
Витька хмыкнул, потому что представил рядом с Любой старенького Архипа Ивановича.
- Чего, - словно угадав его мысли, мелко засмеялся Прохор, - думаешь, не смог бы? Милай, хорошенький, ты меня и не знаешь вовсе, и каким я красавцем был, за мной бабы табуном ходили...
Витька засмеялся. Прохор махнул рукой и укоряюще вздохнул. Закурил. Начал напевать песню тоненьким бабьим голосом.
- Ты чего меня звал, Архип Иваныч? Если б у тебя внучек серьезно заболел, ты б грустный был, а так песню поешь,
- Ты хитрый, Вить, ух, какой хитрый! И умненький. Тебя не проведешь. Э-хе-хе, старость не радость. Угадал ты, Витек. Один я, как сокол. Нет у меня племяша и внучка нет. Только вот вы и есть, вас-то я и люблю. Ты уж меня выручи, старика, Вить. В последний раз, а? Вить? Чего молчишь?
- Не буду выручать, Архип Иваныч. Завязал.
- Шнурок завязывают, Вить... Чего тебе завязывать-то? Если б ты какой бандит, спаси господи, был, а то работяга, шофер. Откуда ты знаешь, чего везешь? Попросил Архип Иваныч, ну ты и подсобил больному старику. Сударик мои вещички, три чемоданчика, на Курский отвезет - и все. Триста рябчиков я тебе сразу выкладываю.
- Не пойдет, Архип Иваныч, - сказал Витька и улыбнулся. - У меня жена рожать вздумала. Все. Завязал.
- Господи, вот радость-то! - сказал Прохор. - Дите - оно в семью всегда мир приносит. Это вы здорово решили. А твой?
Витька не понял.
- Младенец-та чей? - спросил Прохор. - Твой?
- А чей еще?
- Она уж полтора месяца одна, не ровен час, согрешила...
Витька резко тормознул. Машина остановилась.
- Вылазь, - сказал Витька, - старый дурак.
- Да что ты? - всполошился Прохор. - Я чего? Я ничего, Вить, я ж за тебя страдаю...
- Вылазь, - повторил Витька.
- Вить, Вить, - заторопился Прохор, - ты не серчай, ну, ты меня прости, старика. У меня так жена согрешила, я и напуганный теперя, Вить. Если бы я со зла, а то ведь от всего сердца. Ты не ругайся со мной, Вить, а то нам всем нехорошо будет, Вить...
- Тебе будет нехорошо, а мне что?
- Тебе тоже будет несладко. Один в наши дни кто захочет тонуть? Вдвоем - все веселей.
- Вот я сейчас поеду в милицию и сдам тебя, понял?
- И-и-и, милай, - засмеялся Прохор, - куда ты меня повезешь? Я тя сам куда хочешь отвезу. Только я этого делать не буду. Зачем это мне? Живи себе как хочешь. Лады, отвези меня ко мне домой, в Мамонтовку, и господь с тобой.
- Ты ж в Тарасовке живешь, Архип Иваныч, - сказал Витька. Советская, сорок. Что я, не помню?
- Да не, там я не живу, там Сударев брат жил двоюродный.
Прохор быстро резанул взглядом Витьку. Глаза у него сейчас стали белые, холодные и пустые. Но так было только мгновение. Когда Витька, почувствовав на себе взгляд Прохора, обернулся, он увидел добрые стариковские глаза, в уголках которых поблескивали беспомощные и добрые слезинки.
- Да ты не бойся, - сказал Витька, - я только так, чтоб ты отвязался, Архип Иваныч. А то "согрешила", "согрешила"!
Прохор всхлипнул и тяжело шмыгнул носом.
- Ну, брось, Архип Иваныч... - попросил Витька. - Ну, извини меня, если что не так. Да хватит тебе, Архип Иваныч, ты прямо как женщина.
- Эх, люди, люди... Верно говорят, что они крокодилово порождение. Им с добром, а они все в черном норовят отплатить. Лады, поворачивай. Заедем к тебе, пол-литра махнем, и езжай себе куда хочешь. Не нужно мне от тебя ничего. Деньги-то есть?
- Есть.
- А то можешь взять в долг-то...
- Да нет, пока не надо. Я ж говорю, завязал.
- У тебя есть что закусить?
- Есть. Только мне пить нельзя.
- Стопку?
- Попадусь, тогда хана.
- Миленький, дак ты не попадайся. Потихоньку поедешь-то, гнать не будешь. И потом у меня орешек есть. Мускатный. От него трубочка не краснеет.
- Какая?
- Раппопорта этого самого, дружка твоего.
- Ты только одну бутылку бери, Архип Иваныч, две не надо.
- Ладно, ты меня тут ссади, а сам топай домой. Дверь не запирай, чтоб мне не стучать. Соседи дома?
- Нет. Они до семи.
- И ладно. А то Любушке стукнут: пил-де водку Витька, пил ее, окаянную... Ты дверь не запирай, чтоб я не колотился, лады?
- Лады.
Прохор купил две бутылки водки, холодного копчения осетрины и полкило сыру. Пока ему заворачивали покупку, он пошел в автомат и позвонил Сударю: он хотел его пред упредить, что машины не будет. Но Сударя дома не оказалось.
"Ничего, - решил Прохор, - я за час управлюсь, как раз приду ко времени. А нет - подождет, не привыкать..."
Куда смотрит милиция?!
- Ты книжки про сыщиков читал? - спросил Росляков Леньку.
- Конан Дойля?
- Нет, про нас.
- Читал. Только вас не называют сыщиками. Вас называют в книгах "сотрудниками".
- Вообще, конечно, сотрудник. Только это все равно, что повара называть работником нарпита, а писателя - подвижником культурного фронта. Я знаешь, почему спросил тебя про книги?
- Нет.
- Вот ты с нами второй день ходишь и, наверное, смеешься: все в книгах про нас врут. Да?
- Сам-то крещеный?
- Не знаю.
- Как же ты не знаешь, сынок, а? Это дело все знают!
- Я сирота, м-мамаша, меня в приют подкинули.
- Ах ты, горемыка! - запричитала бабка. - А гляди, обратно, боженька. Вон ты какой долдон с его милости вымахал. Верста верстой. Раньше такие в лейб-гвардии его величества государя императора служили. Мой дед в гусарах был, в ампериалистическую его положили. Два метра росту имел. Как столб. Надька в его пошла. Красавица, рослая, не то что пигалицы сейчас ходят, безо всякого женского достоинства. Грудей нет, чем детей-то кормить будут? С пальца не пососешь, а у нонешних не цицка, а кукиш...
- А к-карточки Нади есть?
- Есть, миленький, есть. Вона, в альбомчике, на комоде стоят.
Управдом взял альбом и передал его Садчикову. Надежда Мамонова строго глянула на Садчикова. Глаза у нее были маленькие. Рядом с ней стоял парень в форме летчика.
- Жених? - спросил Садчиков.
- Жених, - вздохнула бабка, - тут в переулке жил.
- Ничего парень?
- Да ничего так... Щупленький только. Ручищи длинные, а худые, как твои плетки. В плечах тоже неширокий, щупленький. Я Надьке-то говорю: щуплый - он и есть щуплый.
- Бабуся, - спросил Садчиков, - а Костя д-давно не ходил?
- Давно.
- Поругались?
- Да нет... Он же теперь в Белоруссии служит.
- Жених?
- Ну да. Костька его зовут.
- Нет, я про того Костьку с-спрашиваю, про черненького, со шрамиком на лбу, Назаренко его фамилия.
- Ты, сынок, на Надежду напраслину не возводи. Она себя соблюдает, не то что некоторые.
Садчиков распрощался с бабкой и, выйдя от нее, позвонил в отделение.
- Пожалуйста, пошлите кого-нибудь из о-оперативников в продмаг номер сто пятьдесят два, на углу... Да, да, там... Вызовите Надю Мамонову и поспрашивайте ее о Назаренко. Может, с-слыхала. Да. Я позвоню через полчаса. До свидания.
Надежда Сергеева
Дверь открыл рослый парень, выбритый до синевы, в черном спортивном костюме. Садчиков поджался: чутье подсказало ему, что он нашел именно то, что искал.
- Из райжилотдела, - бросил он и обернулся к управдому. - Ну, показывайте, где здесь менять перекрытия.
Управдом быстро взглянул на Садчикова и все понял. Военный в прошлом, он сразу же сориентировался в обстановке и вошел в квартиру первым.
- Где ответственные съемщики? - спросил управдом парня.
- Надя, - крикнул тот, - к тебе пришли!
Надя вышла из ванной в халатике, босиком. Она лениво оглядела пришедших и спросила, зевнув:
- В чем дело?
Лицо у нее было помятое, с синяками под глазами, чуть оплывшее, но все же очень милое.
- Тут у вас перекрытия подгнили, - сказал управдом, - нам надо посмотреть полы. В комнаты войти можно?
- Идите, - ответила Надя.
Садчиков долго простукивал пол в передней, поглядывая при этом на обувь, стоявшую под вешалкой. Потом он вошел в комнату, увидел неприбранную кровать, остатки еды на столе, порожнюю бутылку "Букета Абхазии" и пепельницу, полную окурков.
- Вторую к-комнату откройте, - попросил он.
- Она открыта, - ответила Надя, - там сестра живет.
Во второй комнате никого не было. Потом Садчиков зашел в ванную комнату и на кухню. Там тоже было пусто. Он вернулся в комнату, улыбнулся, погрозил Наде пальцем и сказал:
- В-вот я вас хорошо п-помню, а вы меня забыли.
- Откуда же вы меня помните?
- А н-нас Костя знакомил.
- Где?
- Д-да здесь, около киоска.
- Может быть, - ответила Надя и пояснила парню: - Чего смотришь, это муж, Костя, он в ресторане сидел, помнишь?
- Назаренко, - подсказал Садчиков.
- Ну да, - повторила Надя. - Кот.
- В-вы еще долго будете д-дома? - спросил Садчиков. - Мы водопроводчика должны п-прислать...
- Ломать?
- Нет, - сказал управдом, - текущая профилактика, ничего не потревожим...
- Часа два еще пробудем, - посмотрев на своего приятеля, ответила Надя, - да, Сережа?
- Конечно.
- А тебе когда на стадион? Не опоздаешь?
- Нет, дорогая, - ответил парень, - не опоздаю...
- А К-кот где? - спросил Садчиков. - О-обещал позвонить - и пропал.
- Мы с ним поссорились, - ответила Надя, повернувшись к Сереже спиной, и сморщила лицо. Осторожно подмигнула Садчикову и выдохнула: Разводиться будем.
- Ж-жаль, - сказал Садчиков, - он ведь хороший п-парень. Нужен он м-мне сейчас. Где найти - у-ума не приложу. Если он придет, то пусть сразу ко мне позвонит, ладно?
- Телефон знает?
- А я з-зайду через часок и оставлю.
Телефон-автомат был установлен в подъезде, так что Садчиков, быстро набрав номер милиции, мог видеть всех, кто пройдет мимо.
- Алло, - сказал он тихо, прикрыв рот ладонью, - это С-садчиков. Быстро машину с людьми ко мне на Пушкинскую. Возьмите ордер на обыск у п-прокурора. Да. Я в подъезде.
Садчиков вопросительно посмотрел на домоуправа.
- В четвертом, - подсказал тот, - въезд со двора.
- Четвертый, - повторил Садчиков, - въезд со д-двора. Жду.
Близко к развязке
Они ходили по улице Горького пятый час кряду.
- Леня, - сказал Росляков, - ты просто молодчина. Откуда ты только знаешь так много стихов? Неужели по школе?
- У нас Лев преподает с восьмого класса, он только нас ведет, мы поэтому литературу и любим... А другие классы ненавидят. Лев в учебники не заглядывает и нам не велит. Краткое содержание, язык, образ, кульминация это же все чепуха...
- Да?
- Конечно. Читать надо побольше, тогда все будет ясно. Где образ, какое идейное содержание, в каком месте кульминация. А читают у нас ребята мало.
- Почему?
- Физика, космос. Это идет. А литература - так, времяпрепровождение. Несерьезно, говорят.
- А мы литературу любили. Смотри, как забавно: когда мы школу кончали, то почти все шли в гуманитарные вузы - на юридический, на истфак. Еще на журналистику многие пытались попасть.
- Я тоже мечтал...
- Почему "мечтал"? - спросил Костенко.
- Меня теперь туда на пушечный выстрел не подпустят.
- Да брось ты, как старуха, нудеть. Захочешь - подпустят. Важно захотеть. Это во всяком деле самое главное.
- Ты сейчас экзамены сдай, - посоветовал Костенко. - Тебе важно школу хорошо кончить...
- А я школу не люблю...
- Это почему же? - удивился Росляков.
- Я его понимаю. Школа прививает нелюбовь к литературе, - сердито буркнул Костенко. - Я Пушкина начал перечитывать уже в университете... А в школе нас мучили вопросами: "Каково социальное происхождение Татьяны Лариной?" и "Каковы главные отличительные черты "лишнего человека"?" Литература - это прекрасное, а про это именно забывают.
- Сейчас немного полегче, - сказал Ленька, - сейчас все-таки можно самому высказывать точку зрения... А раньше, говорят, надо было пересказывать, что писали в учебниках... И ничего своего... Лев Иванович ставит пятерку, если говоришь свое - пусть даже ошибаешься. А кто бубнит по учебнику, тем он больше четверки не ставит.
- Вообще школа сейчас ждет реформы, - заметил Костенко. - Кое-кто из моих друзей бранит кибернетику и счетно-вычислительные устройства, а ведь именно они будут определять будущее развитие прогресса. Через двадцать лет в седьмом классе на партах будут стоять маленькие счетные машины, ей-богу... Один мой дружок, математик, говорит, что в математике произошла революция: раньше надо было дать один ответ, в этом был смысл математики, а теперь высший смысл состоит в том, чтобы расчленить задачу на елико возможно большее количество вопросов, а потом эти вопросы засадить в счетную машину... А мы заставляем ребят зубрить формулы; мозг костенеет, инициативы нет...
- Кое-кто из твоих знакомых, - сказал Росляков, - видимо, бранит кибернетику с этической точки зрения, опасаясь ее самодовлеющего влияния на человечество...
- Потом доспорим, - вздохнул Костенко, - мой парень какие-то пассы делает, надо пойти посмотреть...
Он быстро пересек улицу Горького и спросил давешнего оперативника:
- Что случилось?
- Вспотел я, - ответил тот, - машу руками, чтоб тело проветрить...
- Большой ты человек...
- Испохабили планету, - сказал тот, - зима слякотная, весна - как в Африке, а летом дожди... Завтра вообще тридцать градусов ожидается.
- Во-во, - чертыхнулся Костенко, - а поедешь в отпуск, так калоши надо брать.
- Земля остывает, скоро все переменится. У меня дед говорит, что зима обернется летом, а весна - осенью.
- Прозорливый у тебя дед.
- Дед что надо. "В наше, - говорит, - время не соскучишься".
- На что это он, интересно, намекает?
Оперативник ответил:
- Он без умысла, что вы...
Костенко усмехнулся, весело оглядел оперативника и подмигнул ему.
- Нет, серьезно, - повторил тот, - просто дед с фантазией.
- Какая у деда может быть фантазия? У деда сплошной реализм должен быть. Давай воды выпьем, а то горло совсем пересохло. Сволочь, не идет до сих пор...
- Кто?
- Чита, кто...
Так и ходят они по улице. Говорят о пустяках, подшучивают друг над другом, а в голове только одна мысль: где он?
Внешне они спокойны, даже несколько расслабленны. А ведь под пиджаками не видно, как напряжены у них мышцы рук и спины; посторонний не знает, как устают глаза, потому что надо все время смотреть по сторонам и искать, и не просто искать, а так, чтобы непременно найти.
Виктор Ганкин
Прохор позвонил в гараж и попросил к телефону шофера Виктора Ганкина.
- Он сейчас на линии, - ответили ему, - позвоните через час.
- Не уйдет? Может, он вернется и сразу уйдет...
- Нет. Он до трех сегодня.
- Спасибо, - ответил Прохор, - вы ему передайте, пожалуйста, что к нему Архип Иванович через час перезвонит, ладно?
...Через неделю после свадьбы Виктор сделал хорошего "левака": перевез за два часа три холодильника. "Москвичок" у него с кузовом, свеженький, всего тридцать тысяч набегал. Развал, правда, дрянной, левый передний скат здорово жрет. Да черт с ним, со скатом. Тридцать рублей в кармане. Любке на платье. В Пассаже продают. Импортное, с красными цветами по сиреневому фону. Кошмар!
Женившись, он в рот не брал водки. Раньше-то пил много. И не водку, а политурку. Она дешевая, водичкой разбавишь - и ничего, пить можно. В нюх, правда, шибает. И рыгается потом плохо, прямо керосином рыгается, спички не подноси. А как Любку встретил, так перестал пить. Ребята говорят, что от политурки с мужским делом вроде плохо. А Любка девка что надо, за ней глаз да глаз. А водочки - это, пожалуй, можно. Чекушку с удачи. Она ж не политура, ее в магазине государство продает. И с закуской. В последний раз, чего там...
Орудовец, задержавший Ганкина по ерундовому поводу, не хотел даже сначала его штрафовать. А потом отправил на проверку, дуть в трубочку этого самого Раппопорта. Чтоб сдох этот Раппопорт с его трубочкой... Права отняли. И все. Разнорабочим сколько в месяц получишь? Два раза двор подметешь - и весь труд. Деньга - соответственно.
Шоферов на базе не хватало, и Ганкину выдали талон. Без прав. Заработок - на четверть меньше, чем раньше. А подкалымить надо? В том-то и дело. Ночью договорился с диспетчером и махнул к вокзалам. Ездил, ездил везде ОРУД, сразу схватят за баки. Поехал к гостиницам. Тоже без толку. Потом вспомнил - Останкино! Рванул туда. Остановили двое. Повез одного в город, а другого - в Тарасовку. Адресок взял, десятку бросил. Уже другое дело. Жизнь. Хороший старичок. Архип Иваныч. Хроменький. Добрый такой, и все как попик говорит: ласково, душевно. Потом седьмого пришел. "Хочешь, спрашивает, - сто рублей получить?" - "Дурак не хочет. Перевезти что?" "Да нет, - говорит, - ребят надо подвезти в одно место, а потом забрать". - "Подвезем, чего не подвезти!" Пришел назавтра Сударь. Подвез его с Читушкой к скупке. Вышли оттуда, поехали в город, а вечером Архип Иваныч сотню приволок. Лучше б не приволакивал. Любка скандалит. "Откуда, спрашивает, - деньги?" Баба, чего с нее возьмешь? Ушел из дому, а старик ждет на лавочке, около дома сидит. Пошли с ним, дали как следует. Тут уж он все и выложил. "Ты, - говорит, - теперь с нами. Заодно. А чего? говорит. - В наш век надо каждой минутой жить. Как, - говорит, - водород рванут - так все марсианам останется. Живи, гуляй, пока можно!" Сволочь старая. Потом еще два раза с ним ездил. А вернулся домой - все деньги лежат на столе, а над ними записочка: "Уехала в деревню к тете". Ну и черт с тобой! С девчатами сейчас нет проблемы, только выбирай, сами напрашиваются, глазами стреляют, змеи...
Розку выбрал, в кафе "Ландыш" повел, портвейном поил, а как домой привел и до дела дошло, она морду расцарапала. Зараза! Водки выльешь, домой придешь - и такая тоска, что пропади все пропадом! "Эх, Любка, Любка, надо было тебе со мной по-хорошему поговорить! Я б, может, остепенился. Год всего живем, чего там... Думаю, поеду к ней, упаду на колени, вернется. А как выпью - так ну ее сразу к черту! А тут письмо: так, мол, и так - у меня будет ребенок. Она сама видная, значит, и родит кого надо. Все. Завязал. Сударя побоку. Ходит, морду кривит. От него все и шло. Сегодня день короткий, возьму билет - и к ней, а в понедельник вернемся вместе. А насчет этих я и знать ничего не знаю. Они ходили, я в машине сидел. Может, они папкин пиджак продавали, поди докажи. Так Любке и скажу, если будет пилить... Чего Архип Иванычу от меня надо? Он старик хороший. Если он скажет, те отстанут. Через час, сказал, позвонит. Час не год, подождать можно. Эх, Любка, ты ведь и не знаешь, что я к тебе завтра утром приеду. Розка - зараза, в подметки не годится. Маникюр сделала и решила, что царица. Дура мордастая, думает, что если царапается - значит, в сети к себе завлечет... Черта с два... Идиоты повывелись".
Зазвонил телефон. Виктор ждал звонка в диспетчерской. Он снял трубку и сразу же услыхал голос Архипа Иваныча.
- Витек, - сказал тот, - здорово! Ты чего пропал? Я уж соскучился...
- Я не пропал, Архип Иваныч. Я вот он, тут весь, это вы пропали.
- Вить, а Вить, ты сейчас подъезжай в одно местечко, ладно?
- Не поеду.
- Ты чего, Вить? Ты обиделся, может, на меня? Ты мне правду скажи...
- Ни на кого я не обиделся. Просто сказал - не приеду, и все.
- Ты погоди, Вить, ты не думай там про чего-нибудь. Я ведь один тебя прошу. На полчасика, внучек помирает, мне только в аптеку надо, к приятелю, лекарства достать, а нога у меня болит...
- Какой внучек?
- Коленька. Он маленький, ему годика еще нет. Выручи, Витенька.
- У меня только полчаса времени есть. Больше я не могу...
- Да мы обернемся, что ты... Давай я, куда скажешь, подойду.
- Ладно. У Лаврушинского. Через пять минут будете?
- Через десяток бы, Витек.
- Ладно. Только...
- Будет, будет, - заторопился Архип Иваныч, - кому надо, рублевочку посули, у меня деньги есть с собой, есть...
Допрыгались
Садчиков постучал в дверь. Открыла Надя. Вместе с Садчиковым вошли еще трое.
- Как вы быстро, - сказала Надя, - и много вас... Все водопроводчики?
- Почти все, - ответил Садчиков, - мы из уголовного р-розыска. - Он быстро прошел в комнату и сказал гладко выбритому, томному спортсмену, который лежал в постели: - Ну-ка, одевайтесь, красавец мужчина.
- А в чем дело?
- Сначала одевайтесь, п-потом объясню.
Надя стояла у двери и медленно бледнела.
- Вот ордер на обыск, - сказал Садчиков, - д-давайте мне телефон Читы.
- Но его же нет дома...
- Где он?
- Не знаю...
- Лжете.
- Может быть, у Сударя.
- Адрес?
- Мы там были поздно ночью... Я не запомнила...
- Телефон?
Она вышла в прихожую, взяла со столика записную книжку и стала ее листать. Спортсмен тихо сказал:
- Товарищ, у меня трое детей, я мастер спорта, советский человек и патриот, объясните, пожалуйста, в чем дело?
- П-при чем здесь трое детей? - удивился Садчиков. - И еще патриотизм...
- Мое имя не станет достоянием гласности? Я ведь езжу на соревнования за рубеж...
- Ваше имя обязательно станет достоянием гласности, - сказал Садчиков, - и хватит вам трясти ч-челюстью.
- Но это не политическое?
- Политическое, - ответил Садчиков.
- Боже мой, какой позор, - сказал спортсмен и обхватил голову руками, - только этого мне не хватало...
Из коридора вернулась Надя.
- Вот телефон, - сказала она.
- Звоните ему.
- Что сказать?
- Скажите, чтобы он немедленно п-приехал.
- А если откажется?
- Уговорите.
Садчиков позвал одного из сотрудников и шепнул ему на ухо:
- Быстренько установите адрес, б-берите людей - и туда.
- Есть.
- Только без глупостей, - сказал Садчиков Наде, - н-не вздумайте с ним б-беседовать о нас. С-скажите, что у вас для него есть а-американский костюм. Он же любит костюмы. С-скажите, чтобы он немедленно приезжал пос-смотреть.
Надя набрала номер. К телефону подошел Сударь.
- Здравствуй, Саша, - сказала Надя и улыбнулась Садчикову жалкой улыбкой. - Кот у тебя?
- Зачем он тебе? - ответил Сударь. - Я лучше. Как спортсмен?
- Мы с ним расстались.
- Приезжай к нам.
- Потом. Ты позови Кота.
- Сейчас, - сказал Сударь и крикнул: - Эй, киря! Тебя.
- Алло, - сказал Чита.
- Это Надя.
- А я думал - Софи Лорен... - хохотнул Чита.
- Костя, ты можешь сейчас ко мне приехать?
- Что, надоело развлекаться с бывшим князем, а ныне трудящимся Востока?
- Не говори глупостей.
Садчиков, нагнувшись к трубке, слушал каждое слово Читы.
- У меня есть хороший костюм, Кот. Из дакрона. Очень красивый.
- С разрезом?
- Да.
- А какого цвета?
- Белый, в серую полоску.
- Сколько?
- Совсем недорого...
- Я вечером приеду.
Садчиков быстро взглянул на женщину и отрицательно покачал головой...
- Нет, - сказала она, - его через час заберут.
- Как же быть? У меня сейчас дело...
- Приезжай на пять минут, - повторила Надя то, что Садчиков сказал ей шепотом.
- Я сейчас не могу.
Садчиков снова посмотрел на женщину.
- Тогда ничего не выйдет, - сказала она. - Костюм уйдет.
- Он новый?
- Еще не одеванный.
- Подожди.
Чита сказал Сударю, который уже стоял на пороге:
- Я на полчаса к ней сгоняю, ладно?
- Не пойдет.
- Там костюм дакроновый.
- В этом походишь.
- Знаешь что?! Иди к чертовой матери! Тоже командир здесь нашелся! "Нельзя"! "Не пойдет"! Что я, тебе подчиняюсь? Тогда вообще топай сегодня один!
- Кончил?
- Да.
- Кретин. Если за полчаса ве управишься - пеняй на себя.
- Санечка, я обернусь, - обрадовался Чита, - на такси туда и обратно.
- Опоздаешь ведь. Ты как баба - время ценить не умеешь... Ладно, едем - я еще раз дом посмотрю, а с Прохором увижусь, как условились. Ты будь к трем. И пистолет возьми, сюда мы не вернемся...
Чита сказал:
- Надюш... Сейчас приеду.
- Жду, - ответила Надя и, медленно положив трубку, заплакала.
- Ч-что это вы? - спросил Садчиков.
- Ничего... Просто неприятно себя чувствовать сволочью.
- В-вы сейчас поступили правильно. Д-дальше мы во всем разберемся, хочу вас только спро-осить: вы знали, когда он последний раз участвовал в грабеже?
- Что?!
- То, что слыш-шите.
- Я ничего не знала.
- Ладно. Сколько времени он сюда проедет?
- Не знаю. Минут двадцать - двадцать пять.
Пришел оперативник и, вызвав Садчикова в прихожую, сказал:
- Александр Николаевич Ромин, тридцать четвертого года рождения, по кличке Сударь, проживает вот здесь, - он протянул листок бумаги с адресом. - В прошлом тренер.
- Хорошо, - сказал Садчиков, - берите людей из управления - и немедленно туда. Если его нет, останьтесь в засаде. Имейте в виду, там есть оружие. Мой звонок: три раза короткие, а четвертый - звоню очень долго.
- Есть, товарищ майор.
- Что со мной будет? - спросила Надя, когда Садчиков вернулся в комнату.
- Р-разберемся.
- Но я действительно ничего не знала о нем, честное слово...
- А об этом? - кивнул Садчиков на спортсмена. - Тоже ничего не знаете?
- Не-ет...
- А к-как же с ним спите?
- Мы встречаемся...
- Это у вас называется "встречаться"? - усмехнулся Садчиков.
- Врет, - сказал спортсмен, - заманила меня, проститутка. Я ее позавчера только увидел, клянусь мамой.
- Ты б пап-пой лучше клялся, - сказал Садчиков.
- Зачем оскорбляете? - спросил спортсмен. - Я спортсмен. Что мне, с женщиной общаться нельзя?
- Общаться можно, - согласился Садчиков. - Хватит разговоров. С-сидеть тихо. К-когда он постучит, молчите, мы сами откроем дверь.
- Если он на меня полезет, резать буду, - сказал спортсмен.
- Чем будешь р-резать? - поинтересовался Садчиков.
- Зубами, - ответил спортсмен, - как волк ягненка.
- Это можешь, - разрешил Садчиков, - только не до с-смерти.
Прохор действует
Прохор сидел рядом с Витькой в машине и быстро говорил:
- Ты чудной, Витек, прямо как ребенок. Ты меня слушайся, я всем вам добра хочу. Любочку зря ты обидел, она прямо как ягодка - красавица, глаз с нее не свесть. Был бы помоложе - отбил бы, право слово, Витек...
Витька хмыкнул, потому что представил рядом с Любой старенького Архипа Ивановича.
- Чего, - словно угадав его мысли, мелко засмеялся Прохор, - думаешь, не смог бы? Милай, хорошенький, ты меня и не знаешь вовсе, и каким я красавцем был, за мной бабы табуном ходили...
Витька засмеялся. Прохор махнул рукой и укоряюще вздохнул. Закурил. Начал напевать песню тоненьким бабьим голосом.
- Ты чего меня звал, Архип Иваныч? Если б у тебя внучек серьезно заболел, ты б грустный был, а так песню поешь,
- Ты хитрый, Вить, ух, какой хитрый! И умненький. Тебя не проведешь. Э-хе-хе, старость не радость. Угадал ты, Витек. Один я, как сокол. Нет у меня племяша и внучка нет. Только вот вы и есть, вас-то я и люблю. Ты уж меня выручи, старика, Вить. В последний раз, а? Вить? Чего молчишь?
- Не буду выручать, Архип Иваныч. Завязал.
- Шнурок завязывают, Вить... Чего тебе завязывать-то? Если б ты какой бандит, спаси господи, был, а то работяга, шофер. Откуда ты знаешь, чего везешь? Попросил Архип Иваныч, ну ты и подсобил больному старику. Сударик мои вещички, три чемоданчика, на Курский отвезет - и все. Триста рябчиков я тебе сразу выкладываю.
- Не пойдет, Архип Иваныч, - сказал Витька и улыбнулся. - У меня жена рожать вздумала. Все. Завязал.
- Господи, вот радость-то! - сказал Прохор. - Дите - оно в семью всегда мир приносит. Это вы здорово решили. А твой?
Витька не понял.
- Младенец-та чей? - спросил Прохор. - Твой?
- А чей еще?
- Она уж полтора месяца одна, не ровен час, согрешила...
Витька резко тормознул. Машина остановилась.
- Вылазь, - сказал Витька, - старый дурак.
- Да что ты? - всполошился Прохор. - Я чего? Я ничего, Вить, я ж за тебя страдаю...
- Вылазь, - повторил Витька.
- Вить, Вить, - заторопился Прохор, - ты не серчай, ну, ты меня прости, старика. У меня так жена согрешила, я и напуганный теперя, Вить. Если бы я со зла, а то ведь от всего сердца. Ты не ругайся со мной, Вить, а то нам всем нехорошо будет, Вить...
- Тебе будет нехорошо, а мне что?
- Тебе тоже будет несладко. Один в наши дни кто захочет тонуть? Вдвоем - все веселей.
- Вот я сейчас поеду в милицию и сдам тебя, понял?
- И-и-и, милай, - засмеялся Прохор, - куда ты меня повезешь? Я тя сам куда хочешь отвезу. Только я этого делать не буду. Зачем это мне? Живи себе как хочешь. Лады, отвези меня ко мне домой, в Мамонтовку, и господь с тобой.
- Ты ж в Тарасовке живешь, Архип Иваныч, - сказал Витька. Советская, сорок. Что я, не помню?
- Да не, там я не живу, там Сударев брат жил двоюродный.
Прохор быстро резанул взглядом Витьку. Глаза у него сейчас стали белые, холодные и пустые. Но так было только мгновение. Когда Витька, почувствовав на себе взгляд Прохора, обернулся, он увидел добрые стариковские глаза, в уголках которых поблескивали беспомощные и добрые слезинки.
- Да ты не бойся, - сказал Витька, - я только так, чтоб ты отвязался, Архип Иваныч. А то "согрешила", "согрешила"!
Прохор всхлипнул и тяжело шмыгнул носом.
- Ну, брось, Архип Иваныч... - попросил Витька. - Ну, извини меня, если что не так. Да хватит тебе, Архип Иваныч, ты прямо как женщина.
- Эх, люди, люди... Верно говорят, что они крокодилово порождение. Им с добром, а они все в черном норовят отплатить. Лады, поворачивай. Заедем к тебе, пол-литра махнем, и езжай себе куда хочешь. Не нужно мне от тебя ничего. Деньги-то есть?
- Есть.
- А то можешь взять в долг-то...
- Да нет, пока не надо. Я ж говорю, завязал.
- У тебя есть что закусить?
- Есть. Только мне пить нельзя.
- Стопку?
- Попадусь, тогда хана.
- Миленький, дак ты не попадайся. Потихоньку поедешь-то, гнать не будешь. И потом у меня орешек есть. Мускатный. От него трубочка не краснеет.
- Какая?
- Раппопорта этого самого, дружка твоего.
- Ты только одну бутылку бери, Архип Иваныч, две не надо.
- Ладно, ты меня тут ссади, а сам топай домой. Дверь не запирай, чтоб мне не стучать. Соседи дома?
- Нет. Они до семи.
- И ладно. А то Любушке стукнут: пил-де водку Витька, пил ее, окаянную... Ты дверь не запирай, чтоб я не колотился, лады?
- Лады.
Прохор купил две бутылки водки, холодного копчения осетрины и полкило сыру. Пока ему заворачивали покупку, он пошел в автомат и позвонил Сударю: он хотел его пред упредить, что машины не будет. Но Сударя дома не оказалось.
"Ничего, - решил Прохор, - я за час управлюсь, как раз приду ко времени. А нет - подождет, не привыкать..."
Куда смотрит милиция?!
- Ты книжки про сыщиков читал? - спросил Росляков Леньку.
- Конан Дойля?
- Нет, про нас.
- Читал. Только вас не называют сыщиками. Вас называют в книгах "сотрудниками".
- Вообще, конечно, сотрудник. Только это все равно, что повара называть работником нарпита, а писателя - подвижником культурного фронта. Я знаешь, почему спросил тебя про книги?
- Нет.
- Вот ты с нами второй день ходишь и, наверное, смеешься: все в книгах про нас врут. Да?