Сергеев Иннокентий. Танец для живых скульптур

   Квартира была пуста.
   Я ещё наделся, что она придёт, и думал о том, что скажу ей.
   Она не пришла.
   Всю ночь я не выключал свет, я сидел в кресле, не раздеваясь, и, едва задремав, просыпался и смотрел на часы.
   Леди не пришла.
   Мир умер, и я остался один в его мёртвых катакомбах.
   Я в ужасе напился, потом в ужасе протрезвел и изо всех сил постарался взять себя в руки.
   Я стал звонить по всем телефонам. Мне говорили о каких-то делах, я нёс всякую ахинею и на все лады извинялся, даже не пытаясь вникнуть, о чём они говорят.
   Никто ничего не знал о ней.
   Больше телефонов у меня не было.
   Она исчезла.
   Я пытался рассуждать разумно.
   "Ничего не произошло",- твердил я себе.- "Когда-нибудь она должна будет вернуться. Нужно оставаться здесь и ждать её".
   Я не мог больше оставаться на месте.
   Я не мог писать, не мог ни о чём думать, я не мог перестать думать о ней.
   Мэгги из кожи вон лез, пытаясь помочь мне. Он сказал: "Неужели ты не можешь без неё?"
   А я сказал: "Я жил без неё, пока я её не знал. Можно жить без неё, но нельзя жить с этой раной".
   Я и не предполагал, что всё может так страшно кончиться.
   "Желающий сберечь душу, потеряет её",- так сказано в Библии. И какая теперь разница, правильно это, или нет!
   День проходил за днём, невыносимость этого ожидания становилась настолько безмерной, что я уже мечтал о том чтобы сойти с ума, и тут же со страхом думал, не безумен ли я уже?
   Я начал пить.
   Сначала я пил в одиночестве, потом стал напиваться в незнакомых компаниях. Однажды с одной из таких компаний меня и загребли "до выяснения личности",- а я даже толком напиться-то не успел.
   Я назвал телефон Мэгги.
   Когда я увидел его, я подумал с неприязнью: "Какой он, однако, радостный".
   Мне не хотелось видеть даже его.
   ...........................................................................
   ........
   Называется, "накрыли с компанией". И зачем я с ними? Второй раз, ещё и месяца не прошло. Ещё раз ночевать тут? Что-то вы к нам зачастили, зачастили. Ой, я у вас чувствую себя как дома, как дома, как дома... Расслабиться. Даже выпить не успел, как следует. Теперь ждать. Если он дома будет. Оставь телефон и сиди. Может ли быть здание, состоящее из одних коридоров?
   "...Какие нервные лица, быть беде..."
   Я помню, было небо, я не помню, где. Глаза. Боль. Не могу на людях. Что-то не то.
   "...Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет..."
   Те, кто нас любят...
   Душно. Так в трюмах пели. Кораблей. Закрыть глаза. Где она, моя жизнь, всё, что во мне...
   "...остался только грязный асфальт..."
   Я с ними? Всё кончено. А они? Они почему? Они-то тут причём? Девки растрёпанные. Парни, пальцы как у старых дев. Они-то почему! Кто им-то должен простить?
   "...Я. А-А! Рок-н-ролл мёртв, а я! А! А!.."
   - А ну, прекратить!
   "...А-а-а-а-а-А! А!..."
   - Нет!!!
   Это я?
   Тихо.
   Как тихо!
   Повторил. Переглядываются. Смотрят на меня.
   Это я.
   Я поднимаюсь, плетусь к двери.
   - Ты, что ли?
   - Я.
   Лязг за спиной. Прощайте, ребята.
   ...........................................................................
   ......
   - Тебе телеграмма!- возбуждённо сообщил Мэгги, вытаскивая меня на воздух.
   Он достал из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо листок и отдал его мне.
   Листок выскользнул у меня из пальцев, но Мэгги успел подхватить его.
   ПРИЕЗЖАЙ ЛЕДИ
   - Бархатный сезон ещё в разгаре,- сказал Мэгги.
   Я посмотрел на адрес.
   - Когда отходит поезд?
   - Ты что, собрался прямо сейчас ехать? В драных штанах, да? У тебя даже денег нет!
   - Поехали,- сказал я.- Нужно взять деньги, и на вокзал.
   Мэгги хотел что-то возразить, но посмотрел на меня и махнул рукой.
   - Ладно, езжай, если ненормальный. Я готовлю на двоих ужин. Всё равно, билетов не будет.
   Мы стали ловить машину.
   ...........................................................................
   ..
   Никогда раньше я не знал, что женщина может быть такой.
   Я читал об Эмме Бовари, прижимал книжку к груди,- потёртый корешок, мягкая обложка,- я брал её с собой в постель, целовал её в темноте. Я мечтал о том, что она есть где-то, что она найдёт меня, было темно, за стенами были голоса, и я думал в тоске: "Когда же!"
   Я мечтал о ней. Я всегда был один.
   Я не знал, что женщина может быть такой.
   Я сидел в читалке, готовясь к экзамену по физике, я открывал задачник, и каждый раз было оглавление: "Закон Джоуля", "Закон Бернулли" - раздел, тема, и дальше были задачи, сто, полторы сотни, и не было среди этих задач такой, которую я не сумел бы решить за пятнадцать минут.
   У меня спрашивали: "Как решить эту задачку?"
   Мне просили: "Помоги задачку решить".
   А когда я решал её у них на глазах, они поражались: "Так просто?"
   Это называется быть умным? Быть способным, подавать большие надежды? Это так просто? Так глупо.
   "С твоими способностями!"- говорил мне отец. Он говорил: "Ты должен добиться, ты добьёшься. С твоим умом!"
   "Он так рад твоим успехам",- говорила мама.- "Для него это - всё".
   ...одни пятёрки приносит...на повышенную стипендию...тема для доклада... отличник...и в каком институте!...молодец...умница...ну, ты даёшь...
   Всё было очень просто.
   Во всех задачах нужно было первым делом применить тот закон, который был указан в оглавлении. Они были запутаны, эти задачи, они притворялись, хитрили. Не нужно было смотреть на них. Они все стандартные. Определить тип, решить уравнение. Нет такой задачи, нет такого задачника, где бы она была. Они все одинаковые.
   Нет такой женщины.
   Я выделил несколько типов, озаглавил их, всё было просто. Оглавление, тема, и дальше сто, полторы сотни, тысячи... Они все одинаковые.
   Это называется, знать женщин?
   Никогда раньше я не знал, что женщина может быть такой.
   Волны крови всякий раз опрокидывали меня и не позволяли мне плыть, и море было спокойно, а тучи уже густели на холоде.
   И она спросила: "Но почему ты непременно должен быть слабым?"
   А я ответил: "Потому что только у слабого достанет сил, чтобы достичь небес".
   Но всё изменилось, и я уже не мог быть прежним.
   Её не было раньше, а теперь её уже не могло не быть.
   ...........................................................................
   ............
   Почти всю дорогу я спал.
   Есть было нечего, потому что я не взял с собой еду, а купить ничего не мог, потому что у меня не было денег - того, что у меня оставалось, едва хватило на билет и постель. Сигареты быстро кончились, и мне приходилось стрелять у других, поэтому я почти не курил.
   Я даже не задумывался о том, что будет, если я не найду её там, куда я еду.
   Я не предчувствовал встречу, не предвкушал её, она была мне обещана, и этого было довольно.
   Всё было позади. Я выдержал испытание. И она ждала меня.
   Для начала я решил обследовать все гостиницы. Особых трудностей это не вызвало - дело в том, что в этом городе была всего одна приличная гостиница. Она же и единственная.
   Я поинтересовался, не заказан ли для меня номер. Да, заказан.
   Но Леди в гостинице не было.
   Я немедленно ринулся на поиски, твёрдо намереваясь, если это понадобится, обследовать каждый метр земли, каждый балкон, дом. Каждый ресторан.
   Я знал, что сумею найти дорогу к ней, но не думал, что дорог окажется так много.
   Она подаст мне знак, ну конечно, она подаст мне знак, и я узнаю её.
   Но она была во всём. Куда же мне было идти? В какую сторону?
   Прямо по улице - к морю? Или, быть может, туда, откуда доносится музыка? А вот этот дом. Может быть, она здесь? Или была здесь?
   Где она?
   Я узнавал её во всём, она была всюду. Я растерялся.
   День кончился, как будто его кто-то выключил. И сразу же ночь. Звёзды во тьме, шорох - сеньориты пальмы, обмахиваясь веерами, жаловались друг дружке на духоту.
   Я взмок от жары.
   Я бежал, и мне хотелось обогнать само время. Я не мог заставить себя смотреть в одну сторону. Она была всюду, она звала меня со всех сторон.
   Весь день на меня поглядывали как на буйного - с опасливым любопытством. Начитались, что у психов взгляд блуждающий, а я искал среди них её.
   Как мне было объяснить им, кого я ищу?
   Я обежал весь город. Я обежал его ещё раз и понял, что обежал его уже весь. А потом он нырнул в ночь и посмеялся надо мной, жалким.
   Нужно было начинать всё заново - я не узнавал мест, где был днём.
   Отчаянность моего положения становилась всё более очевидной.
   Да, можно обойти весь город. Будь он в тридцать раз больше, его и тогда можно было бы обойти весь. Но нельзя обойти ночь.
   Она необъятна.
   Бесконечна.
   Больше я не бежал. Зачем бежать, если всё равно не добежишь до конца. Теперь я приглядывался со вкусом, неторопливо, пристально. Шёл и всматривался, вслушивался и шёл.
   Пока не увидел дворец.
   Я увидел её.
   И только потом сообразил, что это она.
   В сверкающем зале ресторана, она смеялась. Я увидел, что она говорит что-то, она поднесла к губам бокал. Чья-то спина заслонила её.
   Она разговаривала с каким-то жизнерадостным джентльменом, он светился обаянием. Когда он взметнул руку ко лбу, один из пальцев стрельнул огранённой синевой перстня.
   Она была в чёрном.
   Я был зачарован. Я стоял и смотрел на неё.
   Я стряхнул с себя оцепенение и подошёл к дверям.
   Постучал по стеклу.
   - Мест нет.
   - Прошу вас...- начал было я.
   - Всё занято.
   - Мне заказано. Или как это называется...
   Швейцар ещё раз окинул меня взглядом и сделал обратный вывод, как бы это ни называлось. За моей спиной стали пристраиваться любопытные.
   - Позовите метрдотеля, или кого хотите,- сказал я.
   - Я же сказал. Всё занято!
   За моей спиной послышался недовольный ропот. Швейцар хотел закрыть дверь, но я успел вставить ногу.
   - Прекратите хулиганить!
   - Позовите кого угодно,- устало сказал я.
   - Что такое? В чём дело?- из глубин золотого сада бодро выплыли плечи, оснащённые головой.- Кого позвать?
   Я показал.
   Он посомневался, но, на всякий случай, направился к Леди, маневрируя между прохаживавшимися вельможами.
   Я убрал ногу. Дверь закрылась.
   Я ждал.
   Он подошёл к Леди и шепнул ей на ухо. Она повернула голову.
   Она увидела меня. Кивнула и поблагодарила.
   Она извинилась.
   Джентльмен с перстнем обернулся и посмотрел в мою сторону.
   Леди уже шла к дверям.
   - Живо в номер. Ты знаешь, куда?
   - Да.
   - Переоденешься, и сюда. Я жду.
   Она повернулась и ушла.
   Толпа успокоилась и стала рассеиваться.
   Я отправился переодеваться.
   ...........................................................................
   ..
   Разглядывая своё новое облачение, я заметил, что улыбаюсь.
   Всё-таки, я обожаю красиво одеваться, шикарно, умопомрачительно.
   - Ничего удивительного,- сказала Леди.- Это же так естественно.
   Ты сам красивый, а всё подобное притягивается.
   - А я красивый?- вырвалось у меня так быстро, что я не успел припудрить голос фальшивым спокойствием.
   Она взглянула на меня и отошла к зеркалу.
   Она долго не отвечала, и я подумал: "Наверное, она не расслышала. Слава Богу".
   И вдруг я услышал её голос: "Мне иногда хочется взять алмазные ножницы и вырезать тебя из воздуха, чтобы всегда носить с собой".
   Её лицо вспыхнуло ресницами, молния глаз, и голос: "Скажи, зачем одни люди созданы красивыми, а другие - нет?"
   И я подумал: "Как точно она выразила это - всегда носить с собой".
   Фотографию, портрет в медальоне, локон волос, перчатку, платок, мысли о ней. Невозможно было не влюбиться в неё, и так же невозможно было вообразить, что можно ей обладать. Она была недосягаема, и потому казалась существом из иного мира. Она была недостижима, и потому - совершенна...
   Я тщательно оглядел свои руки.
   Потом, дрожа от сдерживаемого возбуждения, взял с журнального столика пачку сигарет, замирая от мысли, что она может оказаться пустой.
   Но мне явно сопутствовала удача.
   Я забрался на подоконник, поближе к луне и звёздам, и закурил, раздумывая, какая из этих звёзд взошла для меня.
   Моя звезда-покровительница.
   У меня изрядно кружилась голова.
   После второй сигареты я спохватился и, наспех прополоскав рот, устремился туда, где меня ждала Леди.
   ...........................................................................
   ...........
   Море. Сначала мне показалось странным, что тут есть ещё и море. Казалось бы, а море-то тут зачем?
   А потом я понял, что лучше и придумать было нельзя.
   Лето, которое, казалось, вот-вот уже кончится, вдруг вспыхнуло новой сказкой,- не слабой улыбкой сентябрьского тепла, а вот так - широко и всесильно. Необъятно, как само море.
   Здесь я никогда не был.
   Лето. Песок тёплый. В темноте плеск волн. Леди несёт туфли в руке. Подошла. Побудем здесь.
   Здесь.
   Там, где я впервые увидел море, был холод. Я уезжал, а мне говорили: "Куда ты едешь, зима ведь!"
   А я отвечал: "Я уезжаю от зимы".
   Бисер огней, улицы вдалеке, в ночных ресторанах музыка, разговоры, смех, отсюда не видно. Так далеко.
   Так романтично.
   Никогда раньше я не видел море таким.
   Было пусто.
   Холодный пустой пляж, и на рассвете никто не раскланивался с вами, с сытой улыбкой обнимая чуть ниже талии свою девушку, в гостинице все жаловались, что болит горло... Волны бились о камни, покрытые коркой стекла. В сырых скалах шумел ветер...
   Это другое море.
   - Леди, куда мы поедем?
   В город,- я указываю на город.
   Или на виллу,- я поворачиваюсь наподобие флюгера.
   Я жду, что она скажет.
   Леди легонько дует. Я поворачиваюсь в сторону чёрных холмов.
   На виллу.
   Мы устраиваемся на сиденьях. Леди будет вести машину.
   Я включаю приёмник.
   Мы срываемся с места, она выруливает на дорожку, дорогу. Шоссе.
   Я закуриваю. Ветер обрывает струйку дыма.
   - Ты думал, что море - это то, что топит корабли?- говорит Леди.
   Я закрываю глаза.
   "Love of my life - you've hurt me..."
   Когда-нибудь. Не сейчас.
   Когда-нибудь я расскажу тебе одну историю.
   О том, как двое жили на берегу холодного моря, и они боялись, друг за друга и каждый за себя, и клялись быть вместе вечно. Вечно.
   Один мальчик хотел заплатить за такси, а она не разрешила ему и сказала:"Так будет разумнее. Будь умницей".
   О том, как она приняла его за девочку и влюбилась, и любила его. Она не терпела слова "муж" и не любила мужчин.
   Они всегда были вместе.
   "Oh, mama mia, mama mia, mama mia, let me go!.."
   А потом они вернулись в город. Я расскажу тебе.
   А теперь я хочу слушать музыку...
   Боже, храни Королеву!
   ...........................................................................
   ..
   Во всех окнах свет.
   Чёрные во тьме кипарисы.
   ...........................................................................
   ...
   И снова, всё только ещё начиналось. Земля и небо, разве они не едины?
   Когда просыпаешься, и ещё не проснулся, но тебе радостно, предчувствие счастья. И можно не торопиться, зная, что этот день обещан тебе.
   Я увидел, как она танцует в кругу белых лотосов, рассыпанных на полу,- они лежали и пили белыми губами прохладу ночи,- и я сказал: "Я люблю её танец, так могут танцевать лишь боги и, может быть, звёзды, но я никогда не видел танцующих звёзд".
   Я увидел синюю ширму с зелёным рисунком, и зелёное стало белым, и я увидел, что её губы смеются, и звук падал на плиты мраморных стен и отражался в них, и я сказал: "Я люблю её танец".
   Её шаги - поцелуи жизни, она ступает по кипящему морю моей крови, не замочив ног, так солнце совершает свой путь в небе, и всё, что она дарит мне, я хотел бы отдать ей тысячекратно, и каждый взгляд её обратить сиянием тысячи граней алмазов. И единое прикосновение губ её превратить в фонтан фонтанов цветов.
   Какие пространства открыты нам, сколькими городами не овладели, сколько земель мы не населили ещё, ветер, знает ли он их пределы?
   4
   Пахнет дождём и йодом. Серый пляж. Безлюдный, обмётанный грязноватой пеной, холодные языки тянутся слизнуть следы летних кочевий, мусор, сиротливые навесы, прохваченные ветром. Из песка выступил край полиэтиленового мешка. Что в нём?
   - Ты с ума сошёл! Почему без плаща?
   Она хочет отдать мне свой, но я говорю: "Ничего, не простыну".
   - Ещё как простынешь! И ноги мокрые.
   Обидно, быть на море и даже не замочить ног. Какое море, март месяц!
   И она уводит меня в тепло.
   Разве не банально? Познакомились? На море. На пляже, где же ещё.
   И сразу же любовь. Как принято.
   Чайки терзали жалобами ветер. Белесое небо окутывало тёмные очертания холмов, и нельзя было различить, где оно кончается, и начинается море пелена.
   Пирс.
   Мы были на пирсе.
   Она возвращалась на берег, а я шёл ей навстречу. Я увидел её ещё издали одинокая тёмная фигурка, женщина. И ни души вокруг, на всём побережье, в такую погоду... Я смотрел, как она идёт от края песка, над морем, и останавливается, пережидая брызги каждый раз, когда волна разбивалась о пирс.
   Я видел, как она повернулась и пошла обратно.
   Я подумал, что мы сейчас разминёмся, и всё кончится, но мы встретились взглядами и замерли.
   И уже не могли разойтись так просто.
   Потом она сказала мне, что это произошло помимо её воли.
   Со стороны это выглядело так, как будто я преградил ей дорогу.
   - Я в первый раз на море. Здесь, кажется, принято знакомиться без церемоний?
   И тогда я услышал её голос.
   - Что ж,- сказала она.- Давайте познакомимся.
   Голос у неё был низкий и звучный, но мягкий, что-то отзывалось ему внутри, где-то глубоко. Говорят, бархатный. Бархатный голос.
   Она сказала, что с первого взгляда приняла меня за девушку, но разглядела, что плащ застёгнут на мужскую сторону.
   Два дня и три ночи мы не выходили из номера.
   Она допытывалась, были ли у меня женщины. Я сказал, что нет. Она сказала, что не верит, требовала, чтобы я сказал правду.
   Чтобы я рассказал ей всё.
   - Рассказывай мне. Всё-всё! Ничего не бойся.
   - Как на исповеди?
   - На исповеди всего не говорят,- сказала она.
   Она захотела, чтобы мы обменялись крестиками, и я подумал: "А можно ли? Ведь у нас разные?"
   Но она сказала: "Дева Мария видит нас. Она поймёт, ведь она женщина".
   И она надела мне на шею свой крестик, католический крестик на серебряной цепочке.
   Я чувствовал, что она сильнее меня. И это было приятно. Никогда раньше так не было. И я рассказывал ей, как было раньше, а она вдруг начинала ревновать, требовала: "Люби меня!"
   А я говорил: "Я никогда не любил раньше. Я не знал, что такое любовь".
   Я не знал, что такое страсть, я читал о ней, но не мог представить, что женщина может быть такой.
   Иногда она оговаривалась: "Ты одна у меня!"- когда она начинала говорить быстро-быстро, уже не словами, а самим голосом, и вдруг срывалась на шёпот.
   И однажды я не выдержал и сказал: "А муж?"
   Она посмотрела на меня так, как будто я произнёс неприличное слово. Потом неприязненно повела плечами: "Это была ошибка".
   - Забудь про всё, как будто ничего не было!..
   И только теперь мы родились...
   Всё прошло, мы одни...
   Она повторяла: "Мы одни".
   - Посмотри, вокруг никого!
   Здесь, сейчас, всегда, в целом мире, одни, одни, ты одна у меня!
   От неё невозможно было ничего скрыть, и я исповедовался ей, а она слушала, жадно, как любила, жадно искала всегда только одного.
   - Но ты не любил её?
   - Но между вами ничего не было? Не ходи туда больше. Никогда, слышишь? Не связывайся с ними. Никогда не ходи к ним. Уж я-то их знаю.
   Я подумал: "Откуда она может знать?"
   - Но ты не стал звонить ему?
   - Я же сказал, нет.
   - Я верю,- шептала она.- Я верю тебе.
   Я думал, правда ли это? Она не верит мужчинам.
   Она боится, что я стану таким, что это придёт откуда-то, ворвётся и отнимет меня у неё. Предчувствие?
   Но что!
   Когда мы одни в целом мире!..
   Когда я отдавался ей, изнемогая от наслаждения, когда она становилась одним пылающим комком страсти и становилась вдруг больше самой земли, всего мира, и я падал в неё и растворялся в ней, и не было уже ничего больше... Тишина.
   Она борется с чем-то?
   Когда она вдруг становится задумчивой, о чём она думает?
   Я не спрашивал её. Она знала больше меня.
   Если я обижался, она обращала всё в шутку. Она смеялась, подшучивая надо мной.
   Я был от неё без ума.
   Иногда мне становилось страшно, когда я думал о том, что она для меня всё. Что, если я потеряю её? Это будет конец.
   Она тоже чувствует это?
   Она боится своей страсти, боится потерять меня, она не хотела привязываться ко мне так сильно? А теперь уже поздно, и она ещё больше распаляется, желая удержать меня. Или защитить?
   Ведь она сильнее.
   Защитить, заслонить, но от чего же? От чего, Каролина?..
   От чего, Каролина? Ведь мы же одни, совсем одни, посмотри, вокруг никого!..
   Я всегда был один.
   И таил своё одиночество, оно рвалось из меня и разрывало мою грудь, и плакал, мне было жалко себя, я хотел, чтобы они знали, что я плачу, я убегал от них, чтобы они не увидели, и, забыв обо мне, они веселились, а я, спрятавшись, плакал, мне хотелось, чтобы они стали искать меня и нигде не могли найти, и испугались, они бы раскаялись. Я плакал от бессилия и жалости к себе, я ненавидел их и хотел к ним.
   Они забыли про меня, я был один.
   Я шептал о своей тоске собакам, а они вдруг начинали выкусывать из своей шерсти и глупо таращились, испуганно вскакивали и отбегали и издали смотрели на меня злобно, не понимая, за что я бью их. А я звал их, чтобы они простили меня. Я понимал, что это гадко, и ненавидел себя и бил себя по лицу, и хотел убить... Я шептал о своей тоске подушке, стене, окну, темноте, дереву, кому-то неведомому, доброму...
   - Я хочу знать, зачем тебе деньги
   знать, зачем, зачем тебе знать об этом, ты
   - Я хочу знать, что ты затеял
   никогда, никогда не поймёшь этого, никогда
   - Я дам тебе денег, если ты объяснишь, зачем они тебе
   не поймёшь меня, вы все, никогда!
   - Так ты не желаешь объяснить
   Никто никогда не поймёт этого!
   я искал тебя, всегда искал тебя, я знал, что ты есть, я всегда был один, ты полюбишь меня, ты поймёшь то, чего
   Никто Никогда Не Понимал!
   Меня гладили по голове, называли мужчиной, но тут же забывали обо мне и смеялись между собой, потому что думали, что я ребёнок, мне хотелось кричать. Сделать им больно, так, чтобы они знали, кричать!..
   Я убегал и забивался в угол, а за столом мне наливали морс и звали, чтобы я пил и отправлялся спать.
   А женщины пили вино и не замечали, что меня нет.
   Она сказала: "Называй меня мамой".
   ...........................................................................
   .................
   Леди, сидя у большого зеркала в вычурной золочёной раме, делает утренний макияж. Перед ней на туалетном столике косметика - крема, тоники, чего только нет. Неужели она всё это возит с собой?
   Уже утро, или, может быть, день. Я только проснулся, ещё не умылся и не успел привести себя в порядок - заспался.
   Я неслышно подкрался к ней сзади, но она увидела меня в зеркале и улыбается мне.
   - Доброе утро, засоня.
   - Я вчера уснул, устал с дороги... Ты уж извини...
   Я наклоняюсь к ней и целую её в плечо.
   Она поворачивается ко мне.
   - Выспался?
   - Да.
   - Значит, теперь ты в форме?- она пожимает плечами и снова отворачивается к зеркалу.- Тогда к чему этот трагический тон?
   Я снова наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать.
   - За нами скоро заедут. Может быть, ты хочешь принять душ?
   - Да,- говорю я, глядя на её волосы.- Что? Извини, я ещё не совсем проснулся.
   - Так просыпайся скорее!
   - Всё это похоже на сон.
   - Завтрак ты уже проспал,- говорит она.
   - А что, здесь завтракают по часам?
   - Да. Неудобно, правда?
   - Да,- говорю я.- Но мы с тобой можем позавтракать и в номере? Или где-нибудь...
   - Не думаю, что у нас будет на это время. Ты был здесь когда-нибудь?
   - В этих местах? Нет, никогда.
   Сегодня она устраивает пикник. Она говорила мне об этом вчера.
   - Никогда?
   - Нет.
   - А, вообще, на море?- говорит она, извлекая из футляра алую губную помаду.
   - Летом - никогда.
   - Неужели, никогда?- она смотрит на меня в зеркало.- Ну, иди, у нас мало времени.
   Я отправляюсь в ванную.
   И, только я успеваю включить воду, как в комнате за дверью раздаются радостные женские голоса.
   Я выключаю воду и минуту-другую стою, прислушиваясь.
   Потом закрываю дверь на шпингалет, снова включаю воду и затыкаю ванну пробкой.
   Мне хочется выйти к ним, но не выходить же в таком виде. Ничего, без меня не уедут.
   .................................................................
   Я открыл шпингалет и вышел. Комната была пуста.
   Я уселся в кресло и под монотонное жужжание фена стал прикидывать, куда мне пойти. Или, может быть, остаться в номере и ждать её?
   Не могла же она уехать без меня. Значит, она скоро вернётся.
   Тут я вспомнил, что у меня нет денег, но, странно, я не испытывал никакого беспокойства.
   Я выключил фен, отложил его в сторону и подошёл к окну.
   Весь мир был залит солнцем, море... Отсюда был виден пляж и полоса прибоя.
   Я стоял и смотрел в окно.
   А потом я увидел деньги. Они лежали на подоконнике.
   И ещё записка: "В 4 часа у пристани".
   Я посмотрел на часы. Впереди был весь день.
   Я рассмеялся.
   ...........................................................................
   ........
   Я стоял у открытого окна в пустом гостиничном номере и смеялся, а там, впереди, было море, и всё вокруг было залито солнцем.
   Я шёл по раскалённому солнцем тротуару, отбивая находу чечётку, оркестр, шествовавший за моей спиной, подбадривал меня пронзительными воплями труб и грохотом тарелок, от улицы к улице он становился всё громче - должно быть, ко мне сбежались все уличные музыканты и ресторанные оркестры, какие только есть в этом городе, и просто все-все-все.
   Заметив очередной кабачок, я командовал штурм, и под радостные завывания саксофонов, рёв литавр и нетерпеливое повизгивание скрипок моё доблестное войско овладевало очередной крепостью, и тогда, подогретая возлиянием, музыка окончательно сходила с ума, сотрясая стёкла и стены заведения, чем заставляла доброго хозяина то и дело хвататься за сердце и возводить глаза к потолку.