Большинство баронов Апулии перешло на сторону Гонория. Даже некоторые высшие сановники церкви сменили священническую одежду на латы, чтобы принять участие в священной борьбе с сицилийским врагом церкви. Граф Роберт Капуанский и граф Раинульф Алифанский отдали свои мечи папе.

Таким образом, положение Рожера II стало угрожающим.

Теперь он не мог уже рассчитывать на материк. Правда, в Сицилии оставалось верными ему довольно значительное количество приверженцев, но все-же в то время папское отлучение имело большую власть над людьми, и он не мог рассчитывать, что призыв к войне против наместника Христа найдет широкий отклик и в Сицилии.

Тогда совершенно неожиданное произошло одно событие, которое практически свело на нет почти несомненное преимущество папы. Когда полководец византийского императора, Маниак, о котором много раз мы говорили и прежде, впал в немилость у императора, он увез из Катании в Константинополь особенно чтимые по всей Сицилии мощи святой Агаты, надеясь этим вернуть себе благоволение монарха. В том именно году, когда Рожер находился в особенно затруднительном положении, мощи святой из Константинополя были возвращены в Катанию одним калабрийским священником и одним французом.

Перо аббата Маурикия Катанского сохранило для нас известие об этом почти чудесном событии.

По его рассказу, в Византии жили два христианина из латинян – француз Гизельберт и калабриец Госселин. Первый находился У императора на военной службе и, по счастью, любил выпить. Однажды ночью ему явилась святая Агата и приказала взять ее кости из той подземной церкви, где она была погребена, и предать их земле в Катании, где она приняла мученическую кончину. Гизельберт не решился идти на это смелое дело один и уговорил своего друга, Госселина, помочь ему. Ночью, тайно, они проникли в крипту и унесли оттуда останки святой. Они положили их в корзину, наполненную благоухающими розами, и поспешно вернулись в жилище Госселина.

наместника Христа, который несправедливо наложил отлучение на него и на его страну. Церковные праздники, которые вызвало это великое событие во всех главных городах, еще сильнее воспламенили энтузиазмом толпы, и Рожер, хотя сам он, может быть, и не был восторженным почитателем святой Агаты, понял, насколько удобен этот момент для того, чтобы напасть на дерзкого наместника святого Петра.

Он с сильным войском переправился через пролив и тотчас же показал апулийцам, какая судьба их ожидает, до основания разрушив мощный замок одного барона. Потом он двинулся на города Тарент и Отранто, которые Боэмунд II, уезжая в Антиохию, оставил папе. Жители послали к нему с просьбой о милости депутацию, которая предложила графу условия капитуляции города. Рожер хотел показать, что пришел сюда не ради разрушения, что для него довольно покорности его власти. Он торжественно въехал в оба эти города и оставил там гарнизон. В Бриндизи, куда он потом отправился, его ожидало сильное сопротивление. Проповеди священников и монахов, вдохновленных святым отцом, сделали свое дело, и норманны скоро увидели, что им придется приступить к осаде, чтобы овладеть этим приморским городом. Но после нескольких горячих стычек им удалось сломить сопротивление, и Бриндизи открыло норманнам свои ворота. За Бриндизи ему сдались и другие города.

Рожер восстановил свою власть, которую у него чуть было не отнял наместник Петра. Папа созвал все способное носить оружие население и призывал баронов Кампании и Апулии соединяться вокруг него с их войсками.

При реке Брадане, на равнине Вадус Петрозус, сошлись войска норманнов и папы. Казалось, что битва неизбежна. Но Рожер еще раз попытался решить дело миром. Когда же Гонорий отверг его новые предложения о соглашении, он стал готовиться к битве. Тут папа понял, что он еще не готов сразиться с таким сильным противником. Воины Христовы потихоньку разбегались. Тогда ему стало ясно, что полагаться на содействие апулийских баронов нельзя.

Сознавая, что ему невозможно по-прежнему жестко противодействовать Рожеру, папа послал к нему в лагерь двух послов, через которых предлагал королю Сицилии снять с него свое отлучение и отдать ему в лен Апулию. Предводитель норманнов и не желал ничего больше. Было решено, что Гонорий и Рожер встретятся в Беневенте для более точного выяснения условий.

Примирение было объявлено всенародно по всей папской армии и, как говорит летописец, «полководцы Гонория и их толпы рассеялись, как стаи разогнанных насекомых; покрытые позором, они вернулись в свои замки, громко обвиняя папу в том, что он примирился с Рожером без их согласия».

Папа со знатными сановниками церкви отправился в Беневент, и Рожер оставил свой лагерь, чтобы идти туда. Он поставил свои палатки на горе святого Феликса, откуда и вел переговоры об окончательном заключении мира между ним и папской курией. В августе 1128 года переговоры дошли до того, что можно было приступить к передаче в лен Апулии. При этом было условлено, что город Беневент останется собственностью римского престола, а Капуя будет самостоятельным княжеством.

Инвеститура произошла с большою помпой. Огромные толпы народа заполонили берега речки Сабата у ворот Беневента. Было решено, что наместник Христа и новый герцог Апулийский встретятся на мосту через эту реку. Целый день препирались о подробностях гомагиума. Только когда солнце уже зашло, с двух противоположных сторон реки показались спутники Рожера и Гонория. Значительная боевая свита первого остановилась на той стороне моста, которая была обращена к горам. Свита папы с блестящими и разноцветными костюмами духовенства остановилась с другой стороны, при входе на мост со стороны города. Загорелись тысячи факелов. Папа со своими кардиналами и герцог со своими вассалами пошли друг к другу навстречу. Когда Рожер подошел к святому отцу, он, как и его бароны, преклонил колени и звучным голосом принес присягу на верность своему сюзерену, А Гонорий торжественно снял со своего прежнего противника отлучение от церкви и призвал на него благословение неба. Потом он вручил Рожеру герцогское знамя и признал его в новом достоинстве знаменосца римского престола. Тогда коленопреклоненный герцог поднялся, положил свою руку на знамя и сказал громким голосом: «Клянусь, что ни советом, ни делом я никогда не буду содействовать тому, кто вздумает от святого Петра, папы Гонория и его преемников отнимать город Беневент. Клянусь также никогда не покушаться на княжество Капуанское не позволю никому отнимать его от церкви».

Когда торжественная церемония, которая произошла в присутствии более 20 ООО свидетелей, была окончена, глава церкви и герцог Апулийский разошлись по своим резиденциям. Последний достиг теперь цели своих стремлений и доказал как свою мудрость, так и свою силу. Он по отношению к папе дошел до крайних границ уступчивости и остался победителем, так как заставил своего противника обратить анафему, которая должна была его уничтожить, в благословение.

С признанием главой христианства его герцогского достоинства, сопротивление баронов потеряло свою главную опору. Но не было недостатка и в новых попытках поднять восстание.

Несколько городов, которые действовали в союзе с папой, отказались принести Рожеру присягу на верность, хотя папа от них уже отступился.

Прежде всего поднялась Троя. Рожер тотчас двинулся на эту сильную крепость. Но, так как он видел, что ее можно взять только после продолжительной осады, а само по себе это место не представляло большого значения, то он отклонился к югу, обошел ряд апулийских городов, дошел до Салерно и отплыл в Сицилию, где намеревался собрать новые силы для похода в следующем году.

Зима с 1128 на 1129 год прошла в приготовлениях к походу. Весной он переплыл море, чтобы снова взяться за оружие на материке. Там началось восстание под предводительством одного из знатнейших баронов, Танкреда Конверсанского. Рожер продемонстрировал всю свою строгость и разрушил много крепких замков. Мятежники поняли, что гораздо умнее сдаться. Танкред, потом Гримоалд, князь Бари, Готфрид, граф Андре и другие изъявили ему свою покорность. Рожер принял их милостиво, возвратил Танкреду его владения, но потребовал от всех, чтобы они со своими воинами сопровождали его в походе к Трое, который он решил предпринять осенью. Жители этой крепости были очень встревожены тем, что столько их прежних союзников соединилось с герцогом, и сделали попытку склонить на свою сторону князя Капуанского. Однако тот ответил отказом. Зато зять Рожера, Раинульф Алифанский, неугомонный Раинульф, поспешил в эту крепость и дал жителям клятву защищать их всеми силами. Рожер подступил к стенам Трои, разгневанный до крайности изменой зятя, и тотчас же ворвался в его владения, чтобы отомстить ему, опустошив его область. Испуганный этим, граф Раинульф счел за лучшее бросить город на произвол судьбы и попробовал снова примириться с Рожером. Рожер и на этот раз позволил себя уговорить, хотя сознавал, что его зять при первом удобном случае снова возмется за старое.

Потом он приступил к осаде Трои и вел ее с необыкновенной энергией, пока крепость не сдалась.

Где война – там упадок. Хозяйственная жизнь страны была практически парализована. Бароны стали настоящими разбойниками с большой дороги. Чтобы как-то поправить положение дел, Рожер решил созвать рейхстаг в Мельфи, который с самого начала считался центром норманнского владычества в Апулии. В своей речи перед апулийскими баронами и духовенством он указал на произвол и беззаконие, царившие от Адриатического моря до Фароса на Средиземном море, указал на необходимость издать эдикт, чтобы положить конец этой анархии. Он требовал от собрания, чтобы оно изыскало средства восстановить мир, обуздать насилие, запретить подчиненным грабеж, наказывать виновных, каждому обеспечить собственность и везде оказывать содействие купцам и пилигримам. Бароны и духовенство, которые сошлись на призыв герцога в Мельфи, приняли его предложение и обещали делом содействовать их осуществлению.

Но Южная Италия была каким-то вечно кипящим котлом. Едва Рожер II распустил собрание своих вассалов, к нему пришли послы от папы, который, после примирения в Беневенте, находился с ним в самых лучших отношениях, и попросили от него помощи против Беневента. Там жители восстали против назначенного папой городского головы и с оружием в руках ворвались в замковую капеллу, где тот искал себе убежище. Преследуемый спрятался под священными одеждами священника, который совершал тогда мессу. Но разъяренные преследователи достали его и под сутаной и нанесли ему много ран, от которых тот и умер. Затем они поволокли его труп по улицам, где чернь надругалась над телом. Когда папа получил известие об этом событии, он потребовал сурового наказания жителей. Тогда благочестивые послушные горожане свалили вину на некоторых злодеев, стали просить о прощении, о новом правителе и святой отец решил оказать им снисхождение. Но, когда в следующем году папа сам пришел в Беневент и хотел собрать с населения различные налоги, то вновь нашел город непокорным. Рожер, в силу своих обязательств относительно своего сюзерена, двинулся на этот город и заставил его подчиниться папе.

Не успел Рожер вернуться в Палермо, как его снова призвали на континент.

Роберт Гранмениль, один из его баронов, храбрый воин, но человек очень сомнительной верности, и прежде принимал участие в заговорах против него заодно с его врагами. Когда дело последних было проиграно, герцог упрекнул вероломного вассала в измене. Тот утверждал, что он не хотел поднимать оружия против своего повелителя, но только двинулся в путь, чтобы идти за Альпы, где он хотел остаться навсегда. Хотя Рожер и не мог поверить его словам, он все-таки не подверг Гранмениля заслуженному наказанию, только конфисковал его владения и позволил ему свободно удалиться на север, причем мятежник дал клятвенное обещание никогда не появляться в Италии.

Теперь Рожер узнал, что тот затевает новую измену. Едва его сюзерен переехал на остров, он овладел крепостями Оргеолумом и Кастровиллой. Рожер тотчас же переплыл пролив, чтобы потушить пожар в самом начале. С восстанием Гранмениля он скоро справился, но этого герцогу было мало.

Он видел, что ему необходимо овладеть цитаделью Салерно, которая все еще находилась в руках жителей этого города, и потребовал от салернитанцев сдать ему крепость. Сначала они на это не согласились, но вооруженным путем сопротивление горожан было сломлено.

Другой вассал Рожера, граф Орианский, не захотел ему подчиняться – вновь вооруженная борьба, вновь приведение к покорности силой. Огнем и мечем опустошил Рожер все его владения. Его нападение было так энергично, что граф скоро сдался. Роберт Капуанский, который до сих пор считался независимым, принес теперь ленную присягу Рожеру II.

В это время Боэмунд II, князь Антиохийский, которому, по-видимому, и дела не было до своих владений в Италии, умер, не оставив после себя мужского потомства. Для Рожера было очень важно потребовать для себя и это, первое из княжеств, основанных на востоке во время крестовых походов. Если бы дела его государства не требовали всего его внимания и если бы он мог тотчас же туда отправиться, может быть, он приобрел бы для себя очень много. Но, так как он сделать этого не мог, наследство от него ускользнуло. Подданные Боэмунда II предложили руку его единственной дочери Констанцы сыну графа Раймунда Пуату.

По сообщению Вильгельма Тирского, послы отправились прямым путем в Англию и здесь нашли молодого человека, который, когда послы сообщили ему под секретом, зачем они приехали, по совету своего благодетеля, короля Английского, милостиво принял это предложение и тотчас же, захватив для путешествия только самое необходимое, двинулся в путь, не открыв своей тайны никому.

Но Рожер уже получил сведения о том, что было решено в Антиохии. Во всех приморских городах Апулии были приняты меры, чтобы перехватить молодого принца. Рожер надеялся, что, задержав принца, он успеет подкупить вельмож этой страны и добьется того, что наследство Боэмунда попадет в его руки. Но Раймунд на этот раз перехитрил Рожера. Он ехал без всякой помпы, как самый обыкновенный человек из простого народа, – то шел пешком, то ехал на плохих вьючных животных, всегда вращался среди простолюдинов, только что не пил с ними и не танцевал тарантеллу. Его спутники и его слуги шли маленькими группами или впереди на два или на три дневных переезда или позади него и делали вид, что никакого отношения к нему не имеют. Каждого вводила в заблуждение простая одежда бедного путника, который в дороге исполнял обязанности слуги. Так он спасся от всевидящих очей и длинных рук Рожера.

Прибыв в Антиохию, Раймунд сразу же отправился в церковь и там был повенчан с очень еще юной принцессой, дочерью Боэмунда II, и так овладел княжеством.

Вильгельм Тирский говорит о новом повелителе так: «Он происходил из очень благородного дома. Он был высок ростом, имел прекрасную фигуру и был так молод, что на его щеках едва пробивались первые признаки бороды. Он прекраснее, чем все короли и князья в мире, всем симпатичен своею общительностью и разговорчивостью и обнаруживал во всех своих манерах благородное достоинство выдающегося князя. Он с уважением относился к наукам, хотя сам не был в них достаточно силен, неутомимо исполнял свои христианские обязанности и, особенно в праздники, был ревностным посетителем церкви. Он хранил свой брак во всевозможной чистоте, в пище и питье был умерен, а в щедрости доходил даже до расточительности».

В то время в царственном доме норманнов еще не было установлено, что к женщинам наследство не переходит. Так от Рожера II ускользнуло это антиохийское княжество, которое при других условиях должно было бы перейти к нему, как к ближайшему родственнику покойного Боэмунда. Сначала он был крайне раздражен тем, что молодой французский граф отнял у него столь лакомый кусок. Но скоро он примирился с этим, как с тем, что изменить нельзя. Вернувшись на Сицилию, он принял за осуществление плана, который уже давно вынашивал, – занять среди христианских повелителей достойное место и области, завоеванные его отцом и им самым, сделать королевством. Приближенные поддерживали его в этом намерении. Они указывали ему на то, что среди его вассалов на материке были люди с таким же высоким титулом, который носил и он, и что ему необходимо иметь юридический символ той высшей власти, которой он фактически владел. Их слова совпадали с желаниями самого Рожера. Но он отдавал себе отчет в том, что королевское достоинство подвергнет новым опасностям его государство, что бароны, на данный момент внешне укрощенные, едва ли спокойно признают его своим королем. Кроме того, он сомневался, что папа, который так долго не давал ему и герцогского титула, возложит на него королевскую корону. Он должен был опасаться, как бы этим поспешным шагом не возобновить ужасную, теперь едва притихшую борьбу между духовной и светской властью.

В конце концов он откинул все свои колебания и отправился в Салерно, чтобы там сделать первый шаг к задуманному им возвышению своего дома. Там он собрал высших духовных и светских сановников, графов и баронов, и изложил перед ними причины, почему ему и подобающе, и необходимо возложить на свою голову королевскую корону.

Власть Рожера, когда он овладел уже всей Нижней Италией, возросла настолько, что его государство по своему значению едва ли уступало какому-нибудь другому в христианском мире того времени. Поэтому для вельмож, собранных им на совет, казалось, что он имеет все права принять титул короля, хотя бы другие монархи смотрели на это недружелюбно.

Когда Рожер II добился в Салерно согласия тех, чье согласие было для него особенно важно, ему предстояло для выполнения своего плана устранить одно в высшей степени серьезное затруднение. Папа, который присвоил себе верховную власть над всеми христианскими государями, был решительным противником такого возвышения Рожера, и нельзя было ожидать, чтобы он согласился на это. Но обстоятельства сложились так счастливо, что и это препятствие, которое казалось почти неустранимым, пало само собой.

Гонорий II умер. После его смерти из-за высшего духовного сана спорили два антипапы – Иннокентий II и Анаклет П. Первого скоро признали Франция, Германия и Англия. Анаклет в силу этого нуждался в могущественном союзнике. Сами обстоятельства указывали ему на Рожера. Иннокентий был противником притязаний герцога на королевскую корону, и поэтому Рожер, чтобы достигнуть своей цели, должен был обратиться к Анаклету. А так как повелитель Сицилии и аптипапа были фактически вынуждены искать союза друг с другом, то соглашение между ними состоялось очень легко.

Анаклет еще летом 1130 года встретился с Рожером в Авеллино. В документе, составленном 27 сентября в Беневенте, он не только давал норманнскому повелителю права короля Сицилии, но изъявлял свое согласие на то, чтобы его короновали по его личному выбору архиепископы его государства. Кроме того, он отдавал ему Неаполь и Капую и даже команду над войсками Беневента. Единственным условием со стороны папы было то, что новый король и его преемники должны считать себя ленниками папского престола и платить ему ежегодную подать.

Анаклет отправился в Беневент, а Рожер поспешил в Палермо. Отсюда он обратился ко всем нотаблям своего государства с требованием явиться в главный город Сицилии и присутствовать при коронации. Относительно времени, когда это было решено, существуют различные сведения, но наиболее вероятная дата – Рождество 1130 года. В назначенное время в главный город Сицилии со всех сторон устремились епископы, прелаты, герцоги, графы и бароны. Рожер еще раз созвал своих вельмож, сообщил им решение папы Анаклета и предложил им высказать свое мнение. Все единогласно высказались в том смысле, что для славы Божией и для блага страны Рожер должен короноваться. Когда состоялось это собрание, где присутствовали многочисленные представители как острова, так Апулии и Калабрии, прибыл кардинал Конти, посол папы Анаклета, и привез с собою письмо следующего содержания:

«Церковь при наших предшественниках Урбане и Пасхалисе получила много услуг от твоей матери, которая, шествуя с таким благородством по стопам своего супруга, всегда заботилась об ее нуждах и об ее охране. И ты, которого Божественное провидение в мудрости и силе вознесло над всеми другими князьями Италии, старался осыпать наших предшественников почестями и богатствами. Поэтому мы решили отличить тебя и твоих преемников почетным титулом и властью. В силу этого мы даем тебе в лен и, по силе нашего авторитета, передаем тебе, твоему сыну Рожеру и твоим другим сыновьям, согласно твоим распоряжениям о престолонаследии, а также наследникам твоих детей корону королевства Сицилии, Калабрии и Апулии, которое обнимает всю ту область, какую мы и наши предшественники давали в лен и предоставляли герцогам Апулии, твоим предшественникам, Роберту Гюискару и его сыну Рожеру. Мы с обладанием этим королевством вручаем тебе все королевские отличия и королевские права на вечное время и возвышаем Сицилию на степень первой провинции королевства. Мы разрешаем и позволяем, чтобы от избранных архиепископов твоих владений, которых ты можешь избрать по своей воле, при содействии других епископов, ты и твои наследники получили священное помазание и королевскую корону. Все льготы, дары и привилегии, которые наши предшественники дали твоим предшественникам, Роберту Гюискару, его сыну Рожеру, Вильгельму, герцогу Апулийскому, и тебе самому, мы еще раз вечным титулом обеспечиваем тебе, твоим сыновьям и всем твоим наследникам. Мы даем и поручаем тебе и твоим наследникам княжество Капуанское со всеми его владениями, в том самом виде, как им когда-то владел князь Капуанский. Мы даем тебе в лен и утверждаем за тобой верховную власть над Неаполем и его провинциями. Снисходя к твоим желаниям, мы представляем архиепископу палермитанскому, его преемникам и Палермитанской церкви право посвящать трех епископов Сицилии, т. е. епископов Сиракуз, Агригента и Катании. Всеми этими привилегиями мы предоставляем все это тебе и твоим детям, предполагая, что верность, которою ты обязан нам и нашим преемникам, будет храниться тобой свято. Ты со своими наследниками каждый год будешь вносить Римской церкви подать в шестьсот шифатов, когда мы этого потребуем. В случае, если в будущем кто-нибудь из светского или духовного сословия будет оспаривать эти привилегии или дары, тот подлежит отлучению от церкви. Но на всех тех, которые будут исполнять эти права, уступки и обещания, да будет мир Господа Нашего Иисуса Христа. Аминь».

Это послание было написано в Беневенте. Когда кардинал доставил его в Палермо, начались приготовления к большим празднествам. Огромные толпы народа стекались в главный город Сицилии. Все улицы и площади были великолепно украшены. Все высшие сановники острова присутствовали на этом торжестве, и 25 декабря ИЗО года кардинал Конти в старом соборе венчал Рожера II короной королевства Сицилийского. Во время этой церемонии князь Роберт Капуанский возложил корону на главу Рожера. Рожер II, человек слова и дела, дальновидный политик и талантливый военачальник, стал королем Сицилии.

Книга четвертая

Король Рожер II

Хотя послание буквально провозглашало, что новое королевское достоинство Рожера имеет отношение к Апулии и Калабрии, но на самом деле касалось оно только Сицилии, так как две первых области сохраняли титул герцогства. Впрочем, это не помешало им слиться в одно Сицилийское королевство.

Для Рожера II, может быть, было бы гораздо лучше, если бы границы его владений не простирались далее самого острова. Здесь ему удалось восстановить спокойствие и порядок. Здесь только время от времени то тот, то другой из его вассалов заявлял притязания на права, которые были несовместимы с правами короны. Но в Апулии и Калабрии бароны и муниципии наотрез отказались подчиняться новой королевской власти, и вскоре после коронации Рожера там начались мятежи.

Восстал Амальфи, когда жители должны были сдать крепкий замок, который до сих пор находился в их руках. Король был вынужден принять суровые меры, и ему удалось принудить амальфитанцев к покорности. В Салерно, куда он двинулся потом, к нему приехала его сестра Матильда, чтобы просить у него помощи против своего мужа, графа Раинульфа Алифанского. Тот завладел ее приданым, Кавдинской долиной со всеми ее местечками, отказывался ее возвратить. Рожер принял графиню под свое покровительство и отвел для нее княжеское жилище в Палермо, пока муж не согласится исполнить ее справедливое требование и пока она не захочет по доброй воле к нем возвратиться. Раинульф пришел после этого в ярость и собрал вокруг себя других баронов, в числе которых были Гримоальд, князь Барийский, и Танкред, повелитель Бриндизи.

Иннокентий II старался всемерно разжечь пламя восстания, так как он охотно бы опротестовал, если бы это стало возможным, законность венчания Рожера на королевство антипапою Анаклетом. Рим, где пререкались и взаимно проклинали друг друга два кротких святых отца, стал ареной междоусобной борьбы. Поначалу перевес был на стороне Анаклета, которого очень поддерживал Рожер, и Иннокентий должен был бежать во Францию. Здесь ему удалось привлечь на свою сторону большинство правителей. Его признали духовные ордена, Германия, Англия, Франция и значительная часть Италии. Важнее, чем согласие властителей, было для Иннокентия содействие святого Бернара Клервосского, который задался целью привлечь на сторону этого папы могущественнейших князей своего времени и вольные города и водворить его в Вечном Городе в качестве верховного главы католического мира.