– Что в нем? Тоже жидкий азот?
Фоб кивнула.
– Азот. И еще кое-что. Часть Создания – того, о котором я тебе говорила, у которого не задета большая часть мозга.
– Было бы лучше, если б это был только мозг.
– Лютер, я пересматривала отчеты станции лабиринт снова и снова. Они ужасающи. Могу поспорить, что я опасаюсь Созданий Морган больше, чем ты. Прежде чем начать что-либо делать, я положила эту часть совершенно отдельно, удалила все, что могло бы быть оружием, изолировала мозг. Затем я отделила кусочки от самого мозга и создала между ними связи, которые могу прервать в любое мгновение прямо отсюда. А потом я поместила все это в бассейн с жидким азотом, чтобы ослабить исходившую от этой штуки энергию, обрезала все каналы связи с окружающим миром, кроме тех, что идут к компьютеру, и прервала любую связь этой штуки с окружающим павильон пространством. Что я еще должна была сделать?
– Ничего. Ты должна была сделать даже меньше, но не больше. Я сказал тебе, что хочу получить самые подробные сведения о Создании. Но я никогда не просил тебя пытаться снова слепить одно из них.
– А я и не пыталась. Все что находится здесь – просто фрагменты голого мозга. Скажи мне, что хочешь, чтобы я это разрушила, и я это сделаю. Ты начальник, слово за тобой.
Лютер Брейчис легко продвинулся в сторону компьютерной консоли.
– Ты можешь говорить с ним?
Фоб покачала двумя ключами, висевшими у нее на пальце.
– Произнесите это слово, коммандор. Разрушить или оставить?
– Фоб Уиллард – фрау, доктор, профессор Уиллард – неужели для тебя когда-нибудь было очевидным, что я – действительно твой начальник? Ты когда-нибудь говорила себе, Фоб: «Я подотчетна коммандору Брейчису»?
– Я могла, бы если бы ты не давал мне всяких посторонних заданий.
– Которые ты не любишь. Не дави на меня так. Ты конечно не уничтожишь свою работу. Я спросил, можешь ли ты с ним разговаривать.
– Сколько влезет. Весь вопрос в том, сможет ли эта штука разговаривать со мной?
– Ну и каков же ответ на этот вопрос?
– Он тебе не понравится. Я не знаю. – Фоб была у консоли, последовательно производя ключами какие-то манипуляции. – Я знаю, ты не хотел бы принимать мои слова на веру. Попробуй сам. Сейчас ты можешь поддерживать с мозгом связь.
– Звуковые цепи?
– У самого Создания они были, но сейчас они вообще никак не отвечают на воздействие. Мне пришлось все переделывать и пропускать через компьютерную систему. Мозг привносит свою лепту в искажение смысла, поэтому тебе, наверно, лучше воздержаться от устного введения информации.
Брейчис кивнул. Он напечатал: «Кто ты?»
– Смотри, ты не сможешь получить больше базисных данных каким-нибудь другим способом.
Но Фоб Уиллард только засмеялась ему в ответ.
– Коммандор, неужели вы думаете, что я не догадалась попытаться сделать то же самое чуть ли не в первую очередь. Ну что ж давайте посмотрим, добьетесь ли вы того же, чего добилась я.
На экране уже появилось изображение ответа.
«Чтобы ответить на этот вопрос, требуется ввести больше исходной информации».
– Вот оно. Девять раз из десяти – одно и то же, единственная запись, которая повторяется снова и снова.
Брейчис кивнул, хмуро глядя на экран.
– Может быть, дело в формулировке вопроса? «Кто ты» подразумевает осознание собственной личности. Давай попытаемся еще раз. – Он напечатал: «Назови свое имя».
«Чтобы ответить на этот вопрос, требуется ввести больше исходной информации».
– Черт. Чего ему не хватает для ответа?
– Я твердо знаю, что ничего. Я работала с ним изо дня в день все это время. И не обнаружила ни одной устойчивой модели.
– А у него есть имя? Может он не понимает сути имени? Но ведь Ливия Морган должна была каким-то образом отличать одно Создание от другого.
Брейчис напечатал: «Скажи, как тебя обозначала Ливия Морган.»
«Чтобы ответить на этот вопрос, требуется ввести больше исходной информации».
– Мы уже знаем опознавательный сигнал, которым пользовалась Ливия Морган. – Фоб находилась возле другой консоли, просматривая архив. – Номер этого – М-26А. Оно должно было быть устроено так, чтобы отзываться на эту кличку, но может быть оно признает М-26А только находясь в собранном состоянии. Оно может не сознавать идентичности собранного себя и этого мозга без оболочки. В конце концов, ты не сказал бы, что ты и твой мозг – одно и то же.
– Иногда мне даже интересно, не родственники ли мы. – Брейчис напечатал: «Твой номер М-26А. Каков твой номер?»
Ответ пришел быстро: «Номер М-26А.»
– Прогресс.
– Что-то вроде. – Голос Фоб свидетельствовал о том, что на нее это не произвело особого впечатления. – Спроси его то же самое еще раз.
– Ладно. «Каков твой номер?»
«Чтобы ответить на этот вопрос, требуется ввести больше исходной информации».
– Черт побери.
– Знаю. Тоже прошла через это. Но у него должна быть информация, потому что мы ее ему предоставили. Мы знаем, что она имеется у него в запасе, так как мозг возвращает ее нам в виде ответа. Но спроси его снова, и ты ничего не получишь.
– Может, он способен хранить сведения всего несколько секунд?
– Ничего подобного. Я ввела свое имя и подождала в течение пяти минут. Потом я спросила, как меня зовут, и он выдал ответ: Фоб Уиллард. Я опять задала тот же вопрос и в ответ прочитала эту чушь. Видишь ли, ему нужна информация.
«Меня зовут Лютер Брейчис. Как зовут тебя?»
«Меня зовут М-26А».
– Гляди, он, оказывается, может вернуть мне кое-что, отличное от того, чем я его только что накормил. Кроме того, он понимает, что имя и номер можно трактовать одинаково.
Брейчис снова напечатал: «Как тебя зовут?»
«Чтобы ответить на этот вопрос, требуется ввести больше исходной информации».
– Тысячу чертей ему в бок. Опять завел свою песню.
– Я прошла и через это.
«Как меня зовут?»
«Чтобы ответить на этот вопрос, требуется ввести больше исходной информации».
– Черт. Знаешь, эта штука могла бы быть наркотиком. – Брейчис заставил себя оторваться от консоли. – Но я не могу оставаться здесь дольше. Я собирался провести строевой смотр гвардейцев.
– Строевой смотр здесь, на Саргассовой свалке? Звучит как огромная насмешка.
– Остановись, Фоб. Эти люди отдали свои жизни – и даже больше, чем жизни, – за Безопасность солнечной системы. Они заслуживают большего, чем согласны им выделить политики.
– И которые теперь – ничто. Извини, коммандор. Это место когда-нибудь достанет меня.
– Так ты пойдешь проводить смотр? – Брейчис внимательно посмотрел ей в глаза. – Как долго ты находишься здесь без отдыха?
– Э-э. Хм. Двадцать один час. Уже почти двадцать два.
– Ну так возьми перерыв и пошли проводить смотр. А потом ты поешь и отдохнешь. Теперь это уже приказ, доктор Уиллард.
– Я слышу тебя.
Брейчис наблюдал, как Фоб Уиллард произвела определенную последовательность манипуляций, чтобы прервать общение со спрятанной конструкцией. Как только она опечатала все точки входа в наполненный жидким азотом павильон, Лютеру брейчису пришла в голову еще одна идея.
– Ты сохранила записи всех вопросов и ответов из общения с этой штукой?
– Коммандор, за кого вы меня принимаете? За одного из ваших горемычных гвардейцев? Конечно сохранила.
– Хорошо. Я хочу забрать с собой их копии и как следует изучить.
– Лучше всего было бы рассортировать их. Я не вижу другого выхода. Я дам тебе копию, но для этого нам придется перейти на главный контрольный пункт, чтобы поднять их из архива. Мне не хотелось оставлять их здесь в твое отсутствие.
– Это на тебя не похоже. – Брейчис уловил изменения в ее голосе. – Переживаешь?
– Кажется, да. Но не могу найти этому никакого объяснения. Я действительно была сверхосторожна. Я просто придерживалась правил, следовала им буквально.
– Продолжай в том же духе. У меня возникают некоторые мысли. Когда Ливия Морган изобрела эти Создания, она сделала шаг в направлении тех сил, к которым раньше никто не приближался.
Они прошли сквозь наружную азотную оболочку и выплыли прямо на кладбище Свалки. В паре сотен метров от них, не спеша, двигалась по своей собственной орбите, медленно врашаясь, тяжелая гантель. Брейчис задержался, чтобы получше ее рассмотреть.
– Корабль с импульсным ядерным реактором, созданный для полетов человеческой команды. Знаешь, он очень древний. Это было передовым достижением, предвосхитившим создание Звена Маттин, но с появлением последнего, корабль мгновенно устарел. Я никогда раньше не видел такого на Свалке. Это место завалено всяким хламом.
– Ты хочешь сказать, причудливыми вещами? – Фоб все время следовала за Лютером Брейчисом, но сейчас остановилась, чтобы взглянуть на спокойную тушу зеленого павильона, оставшегося за спиной. – Я знаю. Когда я не занята работой, то отправляюсь путешествовать по окрестностям. Здесь их миллионы – вещей, которых никогда и нигде больше не увидишь. И таких старых. Конечно, это нелепая мысль, но когда гуляешь по свалке, возникает ощущение, что все великие ошибки солнечной системы спокойненько доживают свой век именно здесь. В том числе и люди – так же, как и механизмы. Это жутко.
– Понимаю, что ты имеешь ввиду. Именно сюда тянутся все эти мертвые годы, и все бесконечные вереницы бедствий, приводящих в ужас.
– Но коммандор. – Фоб хотела отогнать угрюмое настроение, подкрадывающееся к ним обоим. – Да неужели я услышала из твоих уст цитату, и цитату не из книги «На войне» Вана Клозвитца? Кто-то занялся твоим образованием. Ты и выглядишь совсем по-другому. Что случилось со стариной Лютером Брейчисом?
Ответа не последовало. Вместо этого он дал понять, что его мысли движутся совсем в ином направлении.
– Проблема в том, что поведению Создания, которое мы наблюдали, нет объяснения.
Фоб вздохнула. Сегодня шуток не будет.
– Это неправда. Я могу предложить два объяснения.
– Что ж, послушаем.
– Ладно. Ни одно из них меня не удовлетворяет полностью. Но все-таки, номер один: Создание было так повреждено, что теперь оно не реагирует адекватно ни на какие воздействия. Другими словами, оно сошло с ума.
– В таком случае, оно в нужном месте.
– Ты же сказал, никаких оскорбительных замечаний по поводу гвардейцев Саргассовой Свалки. Если мне не позволено говорить, что они чокнутые, то и ты, будь добр, воздержись от этого.
– Замечание принято. Ладно, Фоб, что у нас под номером два?
– Оно функционирует так, как и было задумано.
– И мы не можем его понять. Ты хочешь сказать, что Создания Морган намного умнее и совершеннее, чем кто-нибудь когда-нибудь от них этого ожидал?
– Я не знала, что говорю это. Но похоже, что так.
И сейчас Фоб пожалела, что поддержала разговор о несчастных останках Саргассовой Свалки.
Глава 10
– Нет! – Крик взорвался под каменными сводами зала, отражаясь от стен вновь и вновь. – Нет, нет, нет, НЕТ!
– Чен! Подожди меня. – Тетти бежала со скоростью, на которую только была способна, но вопль впереди нее постепенно замирал. Каким-то образом он снова сбежал, умчавшись в лабиринт внутренних тоннелей.
Она замедлила бег. Он не мог уйти слишком далеко; благодаря Охотнику, указывающему направление его движения и расстояние, она могла отыскать его. Но даже в этом случае запутанные коридоры Гора делали слежку довольно утомительным занятием. И дело было не только в коридорах. Десять поколений, рывших норы и извлекавших породы, оставили после себя удивительное наследие в виде строительного мусора: разбитое оборудование для прокладывания тоннелей, старые синтезаторы пищи, устаревшие средства связи, горы перевернутых контейнеров из-под продовольствия. Когда последний участник секты покинул Гор, он взял с собой всего несколько предметов, которые стоили того, чтобы забрать их и использовать где-нибудь в другом месте. Сейчас вся эта грязь представляла собой препятствие для преследования, которое нужно было поднять на поверхность, отодвинуть в сторону или просто засыпать в какой-нибудь из пещер.
Тетти с трудом продвигалась вперед. Убегая, Чен кричал, и хотя самое трудное было еще впереди, она чувствовала, что готова расплакаться. Когда она поймает Чена, она должна будет сделать ему инъекцию и притащить обратно, чтобы продолжить курс обработки на стимуляторе. Все больше и больше это казалось ей бессмысленным занятием.
Она усилием воли заставила себя двигаться дальше, грязная и уставшая. Даже до того, как Кубо Фламмарион покинул Гор, Чена очень трудно было удержать в руках. Он был больше, быстрее и намного сильнее, чем Тетти. Иногда она могла справиться с ним лишь при помощи Глушителя, замедлявшего и ослаблявшего его настолько, что она могла схватить и одолеть его.
– Че-ен! – Ее надтреснутый голос эхом отразился от каменных стен. – Ну же, Чен. Вернись домой.
Молчание. Может он нашел новое место, где можно было спрятаться? Может он становился более развитым, совсем не на много; а может, это были только ее мысли, потому что ей так хотелось. Каждый день она смотрела в эти ясные голубые глаза, страстно желая увидеть в них больше понимания; и каждый день она оставалась разочарованной. Тетти видела перед собой невинный взгляд двухлетнего ребенка, неспособного понять, почему женщина, кормившая, одевавшая и укладывавшая его спать была той же женщиной, которая его мучила.
Тетти продолжала идти. Большинство ходов Гора заканчивались тупиками, и в конце концов Чен, вне зависимости от силы своего желания сбежать, остановится в одном из них. Обычно все так и происходило. У него была слабая память и недостаточно ума, чтобы запомнить расположение тоннелей. Тетти присмотрелась к показаниям Охотника. Она приближалась к Чену. Он должен был находиться где-то в следующей пещере. ОНа увидела груду листов пластика, брошенных поверх истертых в порошок камней. Он мог прятаться за ними, обезумев от страха, съежившись и уткнувшись лицом в грязь. Тетти подняла Глушитель и проползла несколько последних ярдов.
Он был там. И рыдал.
Ей разбивала сердце мысль о том, что его нужно доставить обратно в центр обучения. Она знала, что глушитель ей не понадобится; как только она его схватила, сопротивление Чена тут же угасло. Он позволил вести себя за руку, безучастный и безнадежный.
Увидев стимулятор, он снова начал плакать. Она усадила его в обитое войлоком сидение, непреклонная и решительная, закрепила наушники и электроды для рук; когда началось воздействие стимулятора, она вышла. Крики боли, начавшиеся по достижении аппаратом максимальной мощности, были ужасны, но женщина научилась их переносить. Это позже, когда сеанс лечения заканчивался, и она освобождала Чена, пытаясь поддержать его силы, накормить его, состояние Тетти было близко к обмороку. Он сидел в своем кресле совершенно разбитый, потный и задыхающийся, с выскакивающим из груди сердцем, умоляюще глядя на нее снизу вверх. Лицо было как у измученного животного, изнуренное и непонимающее. У нее возникало чувство, что она мучила беспомощьное животное, наказывая его ни за что снова и снова по причине, которую это животное не понимало – и никогда не смогло бы понять.
Ее всегда беспокоило, что она использует стимулятор неправильно. До своего отъезда Кубо Фламмарион объяснил ей, как пользоваться этой штукой, и сказал, что Мондрайн, когда прибудет на Гор, даст ей более подробные указания.
Но он сюда так и не приехал. Она не получила от него даже коротенькой весточки. День за днем Тетти старалась изо всех сил, следуя инструкциям Фламмариона, содержавшим три основных пункта: Механизм, Лечение, Побуждение.
– Стимулятор не будет работать сам по себе, – говорил тот. – Тебе нужно точно следовать лечебным назначениям, ночным и утренним. Но еще важнее то, что ты должна участвовать в этом сама. Тебе придется соединиться с Ченом, связаться с ним и каким-то образом заставить его хотеть учиться.
– И как ты себе это представляешь? Если он не понимает даже смысла обучения?
Фламмарион почесал свою неряшливую голову.
– Это выше моего понимания. Все, что я могу тебе сказать – это то же, что они сказали мне. Если у него не будет побуждения, он никогда не будет развиваться. Но если оно будет, стимулятор может сработать, хоть это и похоже на чудо. Ну, а если, например, попробовать использовать портрет Лии?
Фламмарион извлек из пачки бумаг испачканное изображение Лии, проходившее частью ее официальной идентификации, когда ее принимали на учебу в команду преследования.
– Чен любит ее больше всего на свете, – произнес он. – Если ты будешь показывать ему это всякий раз, когда используешь стимулятор, и говорить ему, что Лия хочет, чтобы он учился, – может быть, это и поможет. И говори ему, что когда курс лечения закончится, он сможет поехать и повидаться с Лией.
Тетти взяла фотографию. Каждый день после инъекции и процедуры стимуляции, она произносила свою речь.
– Посмотри на Лию, Чен. Она хочет, чтобы ты учился. И ты тоже должен хотеть быть умнее. Набираться ума по капле, ежедневно. И тогда скоро ты сможешь поехать и повидать Лию, а она приедет повидать тебя.
Чен смотрел на изображение и улыбался. Он точно знал, кто на картинке. Но улыбка была единственным ответом. Дни шли, похожие друг на друга, и в конце концов Тетти потеряла надежду. Она должна прекратить свои попытки, перестать мучить его. Чен никогда не научится.
Она размышляла над своим собственным положением. Никаких приездов Эсро Мондрайна. Ни звонка, ни даже сообщения. Он уговорил ее покинуть Землю, одурачил ее и заставил делать то, что хочет он, как он обычно мог это сделать, а потом забыть о ней до следующего раза, когда она снова может ему понадобиться.
Тетти взяла инициативу в свои руки, пытаясь связаться с Эсро и Кубо Фламмарионом. Ей никогда не удавалось пробиться ни к одному из них. Но однажды, после огромного количества попыток, она ухитрилась прийти сквозь заслон лжи служащих и помощников и обнаружила, что беседует с личным офисом Мондрайна на Церере.
– Прошу прощения. – Звонок приняла одна из служащих персонального штата. – Капитан Фламмарион на собрании, а коммандора Мондрайна здесь нет.
– Так где же его черти носят? – Пробиться так далеко и потерпеть крушение всех надежд…
На том конце произошла заминка, пока женщина изучала содержимое экрана дисплея.
– Согласно путеводителю, коммандор Мондрайн на Земле. Он будет здесь дня через два.
– Где он?!
Тетти прервала связь в холодной, слепой ярости. Притащить ее на Гор, чтобы она делала его грязную работу. Использовать ее, пренебречь ею, когда она испытывала муки синдрома отмены Парадокса, а потом самому вернуться на Землю, не сказав ей ни слова!
Тетти ощутила горечь, наполняющую все ее существо, выжигающую ее внутренности. Она вернулась в комнату, где Чен был соединен со стимулятором. Процедура только что закончилась. Он был насквозь мокрый от пота, мотал головой из стороны в сторону, с зажатой шеей и наушниками на голове. Тетти подошла к нему и остановилась.
– Чен. Ты можешь меня слышать?
Его глаза слегка приоткрылись. Они были налиты кровью и чуть-чуть выпучены. Его мозг был воспален, внутричерепное давление повышено, но он ее слушал. Она обхватила его руками.
– Он нас использует, Чен. Нас обоих.
Слезы покатились у нее по щекам. Глаза Чена расширились, и он поднял любопытный палец, чтобы коснуться капельки влаги.
– Тетти плачет.
– О, Чен. Я сделала бы для него все, все на свете. Я думала, он чудесный человек. Я даже позволила привезти себя в это безлюдное место, потому что думала, что буду ему полезна. Но все это напрасно. Он и не думает о нас, не думает ни о ком, кроме себя самого. Он дьявол, Чен, сумасшедший и бессердечный. Он и тебя погубит так же, как погубил меня, если ты ему это позволишь. Не позволяй ему этого сделать.
– Ему? – Он уставился на нее в полном недоумении.
Тетти нащупала что-то в кармане комбинезона на левой груди. Она извлекла тонкий бумажник, вынула из него маленькую голограмму и протянула карточку Чену, чтобы он мог на нее посмотреть.
– Ему. Посмотри, Чен. Это человек, похитивший нас из дому. Это тот, кто отнял у тебя Лию. Видишь его? Это человек, заставляющий тебя испытывать действие стимулятора. Если ты будешь учиться, ты сможешь уйти отсюда. И тогда ты сможешь найти его.
Чен молча смотрел на изображение налитыми кровью глазами, затем вздрогнул и глубоко взодхнул. Он протянул руку, чтобы взять голограмму с улыбающимся лицом Эсро Мондрайна.
Было ли это плодом воображения, или же желаемым впечатлением?
Тетти не могла сказать точно, но ей показалось, что она на мгновение уловила бледную вспышку понимания в глубине тех невинных, измученных глаз.
Маркграф Фуджитсу замер и оторвал свою уродливую голову от стереомикроскопа.
– И могу я спросить, что вы ожидали увидеть?
Лютер Брейчис пожал плечами.
– Трудный вопрос. Но намного больше, чем то, что увидел. – Он широким жестом обвел всю комнату, от грязных окон, сквозь которые пробивался естественный свет, и которые выходили на поверхность Земли, до огромного комплекса экранов, занимавшего всю стену. – Я хочу сказать, что кроме тех специальных микроскопов, почти все здесь выглядит как часть обычного компьютерного оборудования. Если бы вы не сказали мне, я бы никогда и не подумал, что это и есть лаборатория Игольщиков.
– Понятно. – Маркграф снова склонился над микроскопом и с минуту регулировал его. Потом усмехнулся, не отрывая взгляда. – Конечно. Вы ожидали увидеть Игольщиков, не так ли? Людей в белых халатах, втыкающих булавки в клетки. Мне жаль, но вы опоздали на семьсот лет.
Наконец он выпрямился, развернулся и поднял со стола, стоявшего возле него, большую стопку бумаг.
– Вначале так оно и было. Чтобы простимулировать паталогическое развитие клеток, использовался целый ряд необычных способов. Ультрафиолетовое облучение, кислотные и щелочные растворы, повышенные температуры, холод, пункции иглами, радиационное воздействие – было перепробовано почти все, и неожиданно один из этих способов каким-то образом сработал.
Но все эти способы скорее производили лишь точные копии родительских организмов, а не своеобразные вариации. И даже когда как побочный эффект стимуляции возрасло число мутаций, они были довольно случайными. Было бесполезно создавать их как произведения искусства. Эффект был бы таким же, как если бы вы сбрасывали с утеса куски мрамора и надеялись обнаружить великолепное скульптурное произведение, спустившись к его подножию. Сегодня все можно спланировать. – Он протянул стопку, которую держал в руках. – С помощью этого.
Брейчис взял несколько верхних листов и просмотрел их.
– Для меня это не имеет никакого смысла, маркграф.
– Не маркграф. Называйте меня просто Фуждитсу. Мои предки были императорами в то время, когда большинство ваших хвастунов с нижних уровней носили звериные шкуры и ели сырую пищу.
– Извините, Фуджитсу. Но я ничего особенного здесь не нахожу. Просто беспорядочные записи на каждом листе.
– Ах, да. Беспорядочные. – Маркграф ткнул в верхний лист указательным пальцем. – Это так же беспорядочно и случайно, как случайны мы с вами, так как вы храните в своей ДНК полную информацию о живом организме, заложенную в четкой и правильной последовательности генов. Вся эта информация просто обусловлена нуклеотидами, составляющими основу каждой хромосомы и обозначаемыми по заглавным буквам названий: А – аденин, Ц – цитозин, Г – гуанин, Т – тимин. Вся структура основывается, как и мы, на этих четырех буквах. Собранные вместе, они устанавливают точный проект, по которому будет развиваться живое существо. – Он тряхнул головой и посмотрел на Лютера Брейчиса. – Прошу прощения. Вы не младенец и не дурак, хотя иногда и кажетесь таковым. Я буду более конкретен. Это проект для создания особого животного – человеческого существа.
– Я думал, ДНК имеет спирально завитую структуру. Здесь нет никаких спиралей. И я не желаю создания человеческих существ.
– Спиральная структура топологически эквивалентна прямой линии, и последовательность нуклеотидов в виде прямой намного проще понять и проанализировать. А по поводу того, что здесь представлен код человека, можете не беспокоиться. Это только мой первый шаг, тема, на основе которой мы будем создавать грандиозные вариации. Любой их нуклеотидов может быть заменен другим. С помощью химии мы можем полностью управлять их последовательностью. Цепи могут быть разорваны, удлиннены, укорочены, нуклеотиды можно поменять местами; они могут быть изменены и переделаны как только я захочу. – Он похлопал по пачке бумаг с ее бесконечной и беспорядочной путаницей букв. – Вы спрашивали меня раньше, в чем заключается моя работа. Вот как раз этим я и занимаюсь. Возникает вопрос: если я просто оцениваю эффекты включения разнообразных фрагментов цепи ДНК в этот код, то что я могу сделать быстрее и лучше, чем компьютер?
Я задавал этот вопрос много раз, и все же задам его снова, для аналогии. Вы играете в шахматы?
– Немного. Этого требует Шестой уровень образования. – Брейчис не счел нужным упоминать, что однажды он чуть не получил звание Великого Мастера. Трудно было представить, чтобы это незначительное искажение факта могло иметь в будущем какое-нибудь значение, но привычка прочно укоренилась в нем.
– Ну тогда, возможно, вы знаете, что несмотря на то, что они совершенствуются на протяжении столетий, программы игры в шахматы все еще не могут превзойти лучших игроков среди людей. Так как же это может быть? Компьютеры могут хранить в памяти миллионы партий. Они могут оценить все возможные ходы далеко наперед и выбрать из них самый оптимальный. Они неустанны, и они никогда не совершают глупых ошибок из-за утомления.