– Ну, что ты сразу обижаешься, – примирительно сказал он. – Что делать, если я с детства очень стеснительный! Тебе что, трудно на минуту выйти или хотя бы отвернуться?!
   – Что бы ты сбросил или перепрятал маячок? – поинтересовался я, вытаскивая из ножен кинжал. – С чего начнем с ушей или пальцев?
   – Ладно, ладно, только ты на меня не смотри, – попросил он и, наконец, начал раздеваться.
   Делал он все медленно, неохотно, а когда дело дошло до штанов, опять началась та же волынка. Пришлось подтолкнуть его острием кинжала. Только после этого Лева спустил брюки.
   – Вот оно что! Понятно, почему ты такой стеснительный! – сказал я, рассматривая прикрепленный к голени пистолет. – Ты помнишь, что я обещал сделать, если ты утаишь оружие?
   – Помню, только пистолет-то у меня не заряженный. Я его просто так ношу.
   Я не поверил и, держа у горла кинжал, заставил разоружиться. Подчиняясь моим командам, Лева двумя пальцами вытащил из кобуры оружие и передал его мне. Я вынул обойму. Маленький плоский пистолетик и, правда, оказался без патронов.
   – Слушай, а зачем он тебе? – спросил я, не понимая тайну ношения разряженного пистолета.
   Он помялся, потом, неохотно ответил:
   – Ну, когда бываешь у женщин, ты меня понимаешь... Начнешь раздеваться, они как только увидят столько оружия, сразу млеют. Вроде как...
   – Ясно, – засмеялся я, – пистолет у тебя вместо пениса. Одевай, герой, мамин халат и звони генералу. Только без шуток, я юмора не понимаю!
   С современными телефонами я так и не разобрался, слишком разный у них был вид. Следователь вытащил из кармана что-то вроде брелока и вставил в ухо. Потом заговорил негромко и очень почтительно:
   – Майор Родимцев из отдела...
   – Так точно, тот, которого взяли в заложники. Террорист, – он виновато посмотрел на меня, – требует встречи с генералом Перебатько. Подключите...
   Дальше разговор происходил в виде прерывистого монолога.
   – Здравия желаю, товарищ генерал...
   – Никак нет, жив, здоров. Обращение? – он посмотрел на меня. – Обращение хорошее.
   – Так точно, удерживают на какой-то квартире и требуют вас. Есть, передать.
   – Тебя, – сказал он мне, протягивая брелоку.
   Я вставил ее в ухо и услышал спокойный мужской голос:
   – Слушаю вас, я генерал Перебатько.
   – Здравствуйте, Александр Богданович, – сказал я, – мне необходимо с вами переговорить без свидетелей, я перейду в пустую комнату.
   Генерал хмыкнул, но не возразил, ждал, когда я смогу разговаривать. Я пошел в ванную комнату, затворил за собой дверь, и только тогда представился:
   – Я звоню к вам по поручению капитана Махотина.
   – Махотина? – переспросил генерал. – Это, какого еще Махотина.
   – Альберта Махотина из области, вы ему поручили...
   – Теперь вспомнил, – перебил он меня. – И что вам с Махотиным от меня нужно?
   – Мне нужно переговорить с вами с глазу на глаз. Это касается.... – он опять не дал мне договорить, перебил:
   – Как вы это себе представляете после того, что совершили? Отпустите заложника, сдайтесь властям, и тогда я с вами, может быть, и встречусь.
   – Это исключено, если не хотите встречаться – ваше дело, но я бы на вашем месте не отказывался. Лично вам ничего не угрожает.
   Мы оба молчали, потом генерал предупредил:
   – Вас в любом случае задержат через несколько часов, вы не представляете наши возможности, это проще чем вы думаете.
   Я не понял, он так меня предупреждает или пугает, ответил достаточно уверено:
   – Думаю, что меня не найдут, конечно, если только у майора Родимцева нет особых возможностей дать о себе знать, чего-нибудь вроде радиозуба или подкожного маяка. Я всю его одежду отправил в прачечную, а этот телефон оставлю себе. Так что...
   – Пожалуй, мы можем встретиться, – опять перебил меня Перебатько. – Только учтите, что Родимцев никому не нужен и если вы думаете, что сможете им кого-то шантажировать...
   – Я это учитываю. Он мне тоже не нужен. Дело касается нас с вами и отчасти Махотина. Вы согласны встретиться или прекращаем разговор?
   – Я не вижу предмета обсуждения.
   – Предмет всегда можно найти, например ваши отношения с «Зет»...
   – Даже так, – удивленно, сказал он. – Тогда, пожалуй, я вас приму.
   – Не смешите меня, генерал. Встретимся только в людном месте, на нейтральной почве.
   – Вы думаете, это вас сможет...
   Теперь перебил его я:
   – Не думаю. Но я вам так же не нужен, как и Родимцев, так что стоит ли зря напрягаться? Вам лично ничто не угрожает, а мы можем оказаться полезны друг другу.
   Ответил он не сразу, наверное, продумывал ситуацию, потом сказал:
   – Встреча в кафе вас устроит?
   – Вполне.
   – Знаете бар «Сигма» на Трубной улице?
   Понятно, что никаких теперешних баров я не знал, но решил, что найти его будет не сложно.
   – Хорошо, давайте встретимся в баре. Когда?
   – Сейчас почти пять, скажем, в семь.
   – Хорошо, давайте в семь. Надеюсь, вы будете один? – поинтересовался я.
   – Боитесь? – насмешливо спросил он.
   – У меня хватает проблем, лишняя мне ни к чему.
   – Договорились. Можете не беспокоиться, там очень тихое место, всего несколько столиков, так что каждый человек на виду. Да, как я вас узнаю?
   – Я похож на побитого бомжа, только без запаха. Вы, я думаю, похожи на генерала?
   Генерал хмыкнул и отключился. Я вернулся в комнату к Леве, тот сидел в кресле с обиженным видом. Посмотрел на меня и не удержался от вопроса:
   – Ну, что генерал, согласился с тобой встретиться?
   – Тебе от него большой привет. Если я правильно понял, тебя здесь могут найти по радиосигналу. Прости, но мне придется всю твою одежду выкинуть.
   – Делай, что хочешь, – угрюмо ответил он. – Всё равно меня найдут и освободят!
   – Может быть, может быть, – согласился я, – только мне показалось, что это никого особенно не волнует. Если ты погибнешь при исполнении служебных обязанностей, легче будет замять дело. Тебя даже посмертно наградят орденом «За заслуги перед отечеством». Так что если эту квартиру обнаружат, и начнется штурм, то не исключено, что в тебя попадет шальная пуля.
   – Я не пойму, что тебе от меня нужно? – нервно, спросил он, словно я был ему что-то должен. – Ты меня похитил и не можешь обеспечить безопасность!
   Не могу объяснить почему, но этот Лева вызывал у меня непреодолимую внутреннюю неприязнь. Он был не первым сволочным чиновником, с которым мене пришлось столкнуться и не первым бездельником, который ради мелкой карьерной корысти способен засадить невинного человека на пару десятков лет в тюрьму. Обычно такие люди как-то просчитываются, понимаешь, что они плохие по каким-то причинам, которые если нельзя извинить, то хотя бы можно понять. Это тип был даже не плохим, он был просто никаким. Что называется, ни богу свечка, ни черту кочерга.
   – Покажи, где у тебя спрятан радиомаяк или я ни за что не отвечаю, – попросил я.
   – Никаких маяков у меня нет, я о таких маяках вообще первый раз слышу, – буркнул он.
   – Не слышал, так не слышал, – миролюбиво сказал я, – скоро мне нужно будет уйти, так что придется тебя приковать наручниками к батарее отопления.
   – Зачем это? Я могу дать честное слово, что не убегу, – на голубом глазу сказал он. – Мы же с тобой теперь сотрудничаем. Ты что, мне не веришь?
   – Конечно, верю, – совершенно серьезно сказал я, – но так мне будет спокойнее и, потом, если тебя вдруг найдут, тебе будет легче объясниться со своим начальством.
   – Если ты меня прикуешь к трубе, то я, – Родимцев задумался, потом неожиданно выпалил, – я буду по ней стучать SOS! Кто-нибудь меня обязательно услышит!
   Я с тоской посмотрел следователю в глаза. В них сияла вера в себя, своё дело и свою правоту. Похоже, он уже понял, что я не собираюсь его убивать и начинал наглеть.
   – И что же ты хочешь, что бы я тебя оставил здесь просто так?
   – Нет, я хочу пойти с тобой! – сказал он.
   – Со мной? Зачем? – удивился я.
   – Ну, мало ли, раз уж вместе, так вместе, – туманно объяснил он.
   Сначала я хотел его послать куда-нибудь подальше и действительно приковать к трубе отопления, потом подумал, что так я от него вообще не избавлюсь, да еще сильно удружу Даше, оставив в ее квартире эту зануду.
   – Хорошо, я возьму тебя с собой, только пойдешь ты с завязанными глазами. Согласен?
   – Зачем это?
   – Чтобы ты не навел ментов на эту квартиру, Когда отойдем подальше, тогда и снимем повязку.
   – Я же дал слово! – напомнил он. – Ты мне что, не веришь?!
   – Это мое условие, если согласен, тогда можешь одеваться.
   На этом мы и порешили. Пока Лева менял халат на костюм, я объясни Даше ситуацию, и мы с ней наметили дальнейший план действия. Потом она нашла бинт, и я плотно обмотал Родимцеву голову.
   – Но мне же будет неудобно идти, – ныл он, пока я его бинтовал.
   – Ничего, пойдем под ручку, я тебя буду вести, – успокаивал я.
   Мы с Левой вышли из подъезда, и я сразу вывел его на улицу.
   – Ну, все снимай, – потребовал он, как только услышал шум городского транспорта.
   – Еще рано, сначала отойдем от дома, – твердо сказал я.
   – И зачем я с тобой только связался, – каждый раз с упреком говорил он, когда попадал ногой в дорожную выбоина. – Ну, скоро уже?!
   – Скоро, потерпи еще немного, – уговаривал я его как маленького ребенка. Пожалуй, в нашем времени я таких инфантильных майоров милиции не встречал.
   – Уже скоро, почти дошли, – сказал я, выводя несчастного слепца на троллейбусную остановку. – Как только сядем в троллейбус, сразу же сниму бинты.
   – Сейчас снимай! – капризно сказал он.
   – Здесь нельзя, представляешь, что люди подумают, – отговорился я.
   Ждать пришлось долго, минут десять. Наконец, троллейбус подошел, и я бережно подсадил в него инвалида. Лязгнули двери, и единица городского транспорта тронулась в путь, увозя в неведомые дали моего незабвенного заложника.
   Я подошел к машине, в которой меня жала Даша. Махать рукой вслед Родимцеву не стал, хотя на глаза и наворачивались слезы.

Глава 1 7

   Центр города был так забит транспортом, что добраться до Трубной улицы оказалось делом непростым. Мы ехали так медленно, что я успевал изучать все встречные вывески по обе стороны дороги. Увеселительных заведений вроде кафе и клубов тут оказалось много, но все с какими-то однотипными названиями. За «Голубой лагуной», следовала «Розовая устрица», «Голубой мальчик» соседствовал с «Розовой орхидеей». Потому, когда нам на пути попался клуб «Черный паук», я даже спросил у Даши, что бы это могло означать, садомазохизм или фетишизм.
   Бар «Сигма», где должна была состояться встреча с генералом, оказался совсем крохотным. Даша осталась ждать меня в машине, а я вошел внутрь. Перебатько предупреждал, что тут всего несколько столиков, так оно и оказалось. Здесь было светло и все сияло хромом и лаком. Посетителей не было. Бармен от нечего делать протирал стаканы за стойкой и любезничал с молоденькой официанткой. Они повернулись в мою сторону, но особого интереса не проявили, проследили взглядами, как я сел за столик возле зашторенного окна, и продолжили прерванный разговор.
   Времени было без десяти минут семь. Особого волнения по поводу возможного налета и ареста у меня не было. Если нам с генералом не удастся договориться, то нападения следовало ждать не здесь, а при выходе. Обслуга между тем продолжала болтать у стойки, и ко мне никто не спешил подойти.
   – Барышня, – позвал я официантку, – пожалуйста, уделите мне минуту.
   Девушка удивленно обернулась, будто увидела меня первый раз, и что-то сказала бармену. Оба весело рассмеялись. Потом она погасила улыбку и подошла.
   – Вы знаете, какие у нас цены? – не здороваясь, спросила она.
   – Нет, не знаю, – честно сознался я. – Принесите, пожалуйста, стакан минеральной воды без газа, на воду у меня, надеюсь, денег хватит.
   – А вы свою кредитную карточку, случайно, не потеряли? – нагло спросила она.
   – Нет, – спокойно ответил я, – не потерял, – и положил перед ней кусочек цветного пластика. – Где у вас здесь туалет?
   – Там, – небрежно кивнула девушку, на дверь за стойкой.
   По-человечески ее можно было понять. Вид у меня для посещения дорогих заведений был не подходящий. Пока я изучал местные удобства на предмет возможного отступления, мой счет проверили, и когда я вернулся на свое место, никаких проблем больше не возникло, я превратился в нормального посетителя, просто несколько экстравагантно одетого.
   Время приблизилось к семи, генерала все не было. Воду я выпил и решился на рюмку коньяка.
   – Есть хороший французский коньяк «Реми Мартин Луи XIII», – любезно сообщила официантка, но он очень дорогой.
   – Ничего, от рюмки не разорюсь, – решил я, – только сначала проверьте, хватит ли у меня на счету денег.
   – Проверила, – улыбнулась она, – должно хватить.
   Я уже начал смаковать действительно прекрасный напиток, когда в бар вошел невысокий стройный человек с почти интеллигентным лицом. На генерала, да еще по фамилии Перебатько, он не походил и я только отметил про себя, что ему около пятидесяти лет и по сторонам он смотрит как-то подозрительно.
   Однако он сразу же направился ко мне. Оглядел, знакомо хмыкнул и без разрешения сел за стол. Я уже понял, что это и есть Перебатько и предложил:
   – Коньяка хотите?
   – Хочу, – сразу же согласился Александр Богданович. – А вы действительно похожи на бомжа. Кто это в вас стрелял?
   – Один нервный идиот, – ответил я, приглаживая простеленный на груди плащ и исподволь разглядывая нового знакомого. – Рад, господин генерал, с вами познакомиться.
   – А уж как я рад, – ехидно сказал он. – Что с нашим майором?
   – Не знаю, наверное, домой поехал.
   – Вы его отпустили? – удивился он.
   – Да, зачем он мне сдался.
   – Хорошо, тогда давайте ближе к делу, что вам от меня нужно?
   Я ответил не сразу, подождал, пока официантка поставит перед ним рюмку и вернется к прерванному разговору с барменом.
   – Одному из сотрудников Махотина отрубили голову, – сказал я, делая маленький глоток.
   – Что? – Перебатько чуть не поперхнулся коньяком. – В каком это смысле, отрубили?!
   – В самом прямом. Как говорится, с плеч долой.
   – Надо же? – удивился он. – И кто это так постарался?
   – Сотрудник «Зет».
   – Что это еще за зверство, он, что его застрелить не мог?
   – У него другого выхода не было, люди Махотина хотели изнасиловать трех женщин, а сотрудника пытать, вот ему и пришлось одному вашему коллеге отрубить голову, второго заколоть, а третьего застрелить.
   – Что за глупости, зачем им понадобилось насиловать женщин?
   – Мне кажется, по вашему приказу.
   – Моему? – совсем натурально изумился генерал. – Я, по-вашему, кому-то приказал насиловать каких-то женщин?! Что за чушь вы несете?
   – Ну, не совсем «каких-то», одна из них была владелицей дачи, которую вы приказали Махотину экспроприировать в пользу Моргунова.
   Генерал помолчал, к своей чести не начал сразу же врать и оправдываться, только спросил:
   – И вы теперь меня хотите этим шантажировать?
   – Помилуйте Александр Богданович, зачем вы мне сдались. Я хотел только вас информировать, что у вас намечается конфликт со спецслужбой «Зет».
   – Спасибо, коли так. А вам что за корысть?
   – Дело в том, что с майором Родимцевым я встретился после того, когда взорвали машину, на которой я ехал.
   Здесь генерал меня перебил:
   – Это уже ваше дело, я к взрывам не имею никакого отношения.
   – Да, конечно, я понимаю, но только машина, на которой я ехал, принадлежала капитану Махотину, и я не уверен, что взорвать хотели именно меня...
   – Махотину? Он вам дал свою машину?! – воскликнул он с таким неподдельным удивлением, что официантка с барменом оглянулись в нашу сторону.
   – Даже настоял на этом, – подтвердил я.
   – Чудеса, – покачал головой генерал, – сколько я его знаю, чтобы Махотин что-нибудь, кому-нибудь дал! Но, все это только одни слова. Значит, вы подозреваете, что взрыв тоже устроили люди из «Зет»? Тогда мне непонятно, зачем им все это нужно? Затевать междоусобицу по совершенно пустяшному поводу? Все это полная глупость! Зачем нужны отрубленные головы, заколотые сотрудники. Ваш рассказ отдает мистикой или глупым анекдотом.
   Генерал одним глотком допил коньяк, и тут же знаком показал официантке, что бы та повторила заказ. Склонность людей в погонах к халяве, похоже, осталась неизменной.
   – Теперь о вас, молодой человек, – продолжил он, – вы меня сюда вызвали, что бы это рассказать? Или вы рассчитываете, что я за пустяшные сплетни буду вытаскивать вас из дерьма, в которое вы влезли?
   Мне не понравилось ни то, что он говорит, ни тон которым это было сказано. Никаких угрызений совести по поводу незаконных действий ни своих, ни подчиненных, у него не было и в помине.
   – Нет, на вас я не рассчитываю, птицу видно по полету, – резко сказал я.
   Хамство, особенно не прямое, имеет то свойство, что на него трудно отвечать. Разве что: «сам дурак», Перебатько решил воспринять сравнение с птицей как комплимент.
   – Вы правы, ваше дело не мой уровень. Я вам могу только посоветовать не тянуть время, не бегать и самому сдаться органам. Явка с повинной...
   – В чем мне виниться? – уточнил я.
   – Это будет решать следствие, – привычно сказал он. – У нас перед законом все равны. Хороший коньяк, я бы не отказался, если бы мне подарили ящик, другой. Так какое у вас ко мне дело?
   – Мне нужно встретиться с Моргуновым, – сказал я, проигнорировав намек о коньяке.
   – С кем? – разом встрепенулся генерал. – С Иваном Тимофеевичем? Вы это серьезно?
   – А что такого, он теперь в отставке, так сказать, частное лицо. Вы, как я понимаю, связаны с ним общими интересами...
   Меня так и подмывало добавить: «вместе сирот грабите», но я сдержался.
   – В отставке, – засмеялся Перебатько, – такие люди, молодой человек, как Иван Тимофеевич не бывают в отставке. Если он захочет, то завтра станет премьером или даже президентом!
   Генерал наклонился ко мне через стол и негромко сказал, глядя прямо в глаза:
   – Вы думаете, кто нашего президента на трон посадил? Вот то-то и оно! Он только одно слово скажет...
   Я внутренне порадовался и за старого знакомого и за страну, в которой такие люди стоят на самой верхотуре власти и невольно сравнил:
   – Ну, прямо Борис Абрамович Березовский!
   – Березовский? – удивился Перебатько. – Борис Абрамович? Это тот, который мутил в начале века?
   – Тот, подтвердил я, – великий был человек, только чересчур суетился.
   – Нет, – покачал головой генерал, – Иван Тимофеевич покруче будет. А вы, собственно, откуда Березовского знаете? Вас тогда еще и на свете не было!
   – Почему не было, я много старше, чем кажусь.
   – Скажете, старше! Да я еще курсантом высшей Школы милиции был, когда Березовского свинтил тогдашний президент... Как же его фамилия... На языке вертится... Впрочем, неважно.
   – Как это вы могли быть в то время курсантом, – теперь уже удивился я. – Вам пятьдесят?
   – Скоро семьдесят, молодой человек! И все эти годы верой и правдой служу отечеству! Знаете, сколько было отдано сил, умения, самоотверженности!
   Глаза генерала едва ли не подернулись слезой, так он расторгался от собственного благородства. Потом он взял себя в руки и вернулся на грешную землю.
   – Нет, вы никак Березовского помнить не можете. Вам сейчас около тридцати?
   – Ну, что вы, вы мне льстите, на самом деле в два с половиной раза больше.
   – Что? Вы это серьезно? – не поверил генерал.
   – Вполне.
   Он внимательно осмотрел меня и усмехнулся:
   – Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Уж, кто-кто, а я на омолаживании собаку съел. Нет таких средств, чтобы в наши года так выглядеть.
   – Доказывать я вам не стану, хотите, верьте – хотите, нет, – сказал я. – Да это и не имеет никакого значения.
   Однако Перебатько такое окончание спора не удовлетворило, и он, как истинный профессионал, тут же решил настоять на своем, поймать меня на противоречиях.
   – Каких известных людей того времени вы знаете? – спросил он, вонзая в меня всевидящий и все понимающий взгляд.
   Я, не задумываясь, назвал несколько фамилий от забытого им президента, до известных актеров.
   Видно было, что ему самому уже сложно восстановить в памяти тогдашние реалии, но, как известно, память в молодости цепкая и генерал справился. Он согласно кивнул, но не успокоился, спросил:
   – Вы помните певицу Пугачеву?
   Я кивнул.
   – А с кем в те годы развелась?
   Эту задачу я решил, не задумываясь, так как шоу под названием «Развод» было публичным и раскрученным.
   Перебатько удивился, но все равно не поверил, решил попробовать поймать на мелочах:
   – А вы сможете вспомнить какие-нибудь песни того времени?
   Тут мне пришлось напрячься, но несколько песен и популярных исполнителей я назвал. Он задумался, предпочитая не верить даже очевидному, и сам нашел объяснение моему «феномену».
   – Просто вы изучали то время! А вот назовите самую яркую и самобытную песню?
   Вопрос оказался, что называется, на засыпку. Сразу вспомнить эстрадные шедевры было непросто, но я и тут справился:.
   – «Муси-пуси, миленький мой. Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой. Я как бабочка порхаю над всем, и всё без проблем...» – тихо, но с душой, запел я.
   – Да, милый мой, – глаза у генерала, все-таки, увлажнились, – было время, были песни! Настоящее искусство! Разве сейчас так поют?! А помните юмористическую телепередачу «Аншлаг»? Вот это был юмор, тонкий, интеллигентный! Нынешние шутки, – он пренебрежительно махнул рукой, – сплошная пошлятина. – Да, в наше время все было по-другому! А какие были люди!
   Он задумался и сидел, отстраненно и тихо улыбаясь. Я ему не мешал вспоминать былое.
   – Да, прошлое у нас было замечательное... А где вы, если не секрет, проходили курс омолаживания? – вернулся он в грустное настоящее.
   – У одного бурятского шамана на Байкале, – серьезно сказал я, – только он уже умер.
   – Жаль, я бы тоже хотел... Да что мы невесть о чем болтаем! Если вы хотите быть представлены Ивану Тимофеевичу, то стоить это будет дорого, боюсь, вы такие траты не потяните.
   Генерал опять стал генералом и говорил строго, по-деловому, без недавней ностальгической, слюнявой сентиментальности.
   – Неужели он такой недоступный? – спросил я, тоже возвращаясь к реалиям нового времени.
   – Почему же недоступный, просто Иван Тимофеевич человек занятой и с кем не попадя встречаться, не станет, даже если я его об этом попрошу. Для этого нужны веские основания. Вот если у вас к нему есть деловое предложение, подтвержденное, сами понимаете чем, – собеседник символически потер большой палец об указательный и средний, – тогда совсем другое дело.
   В этот момент я почувствовал, что вокруг происходит что-то непонятное. Я еще пытался сосредоточиться. на разговоре:
   – Предложение у меня к нему есть, только не уверен, что оно ему понравится, – начал я и не договорил. Вместо этого спросил:
   – У вас есть охрана?
   – У меня? – переспросил генерал, будто тут был еще кто-то третий. – У меня, – он хотел по привычке соврать, но почему-то передумал и сознался. – Есть, два сотрудника дежурят на улице. А что случилось?
   – Что-то здесь не так, – сказал я, начиная понимать причину своего беспокойства. В баре мы с генералом остались вдвоем, исчезли бармен с официанткой. – Куда они делись?
   – Кто? – спросил Перебатько, оборачиваясь к стойке.
   – Обслуга! Быстро за мной, – крикнул я, направляясь бегом в единственную дверь, ведущую вглубь помещения.
   У Александра Богдановича оказался очень хороший инстинкт самосохранения, он не потребовал никаких объяснений, вскочил так быстро, что опрокинулся стул и бросился следом. Только уже за дверями подсобки спросил, что происходит.
   – Исчезла прислуга, – ответил я, прислушиваясь. – Это неспроста!
   – Ну, и что! – в сердцах сказал генерал и почти плюнул с досады, но в последний момент, как человек интеллигентный, от плевка на пол удержался. – Что с того? Может, просто отошли, – повторил он уже спокойнее.
   – Не знаю, у меня предчувствие, – ответил я, сам еще не в силах понять, что меня так напугало.
   – Предчувствие? – скептически сказал он, и добавил что-то насмешливое, но я его не услышал. В этот момент грохнул мощный взрыв, дверь в бар сорвало с петель и подсобное помещение наполнилось дымным смрадом. Уши, само собой, заложило, в голове раздался звон, дышать стало нечем.
   Я похвалил себя за то, что посмотрел заранее, где у них здесь туалет. Стараясь не надышаться гарью, бросился туда. Намочил платок и, дыша сквозь него, вернулся назад. Генерал продолжал кашлять в коридорчике. Я схватил его за руку и потащил к выходу.
   В баре уже начинался пожар. Оставаться здесь, без риска отравиться горящей пластмассой, было нельзя.
   – Скорее, – тащил я за собой генерала, – задохнемся!
   – Нельзя выходить! – крикнул он возле самой входной двери и вырвал у меня руку. – Застрелят!
   Пришлось остановиться. Местных нравов я не знал, а теоретически нас могли и, правда, пристрелить при выходе. Для меня, честно говоря, погибнуть от пули было не многим противнее химического отравления. Дышать становилось невозможно даже сквозь мокрый платок. Пришлось пойти на риск, приоткрыть наружу дверь. Воздух с улицы ворвался в помещение, и за нашими спинами сразу же все вспыхнуло. Пока еще не припекало, но лиха беда начало – это было не за горами.